Текст книги "Большая лагуна"

Вера придержала Дика за руку:

– Смотри, а здесь совершенно чистая поверхность.

– Я обратил внимание. Да, оказалось, что наш Павличек здесь ухитряется выращивать устриц и для этой цели увеличил скорость течения. За сутки здесь два раза сменяется вода, вот и уносит течением, а может быть, этой чуме не нравится быстрая смена среды обитания. Как видишь, Вера, ко всему, мы еще так мало изучили своего врага. А времени у нас нет!

Они шли от бассейна к бассейну, и почти везде перед ними открывалась неутешительная картина.

Дик взглянул на Веру, и впервые его полное, простодушное лицо расплылось в улыбке:

– По дороге я встретил твоего заврика. Сидит на солнцепеке, я чуть на него не наступил. Я все не могу себе представить, как вам с учителем удалось заставить его ходить.

– Учитель почему-то дал мне эту тему. Вот, говорит, странная лиана. Ее «детки», видишь эти кустики, они могут ползать по дереву, выискивая подгнившую кору, как найдут – останавливаются и пускают корни, становятся типичными паразитами. Наша с тобой задача – спустить их на землю и заставить по ней ходить. Они светолюбивы. Используй и эту особенность.

– И ты использовала?

– Три года продолжались мои страдания. Вначале я находилась в полном отчаянии. Учитель улыбался, давал массу советов и любил повторять: «Все рождается с некоторыми муками». Помогли стимуляторы роста, прививки и особенно один случай… – Вера замолчала, увидев белую фигуру учителя. Он шел быстрой семенящей походкой, как всегда, когда торопился. – Извини, Дик. В другой раз я тебе доскажу эту необыкновенную историю. Учитель чем-то встревожен.

И она побежала к нему навстречу.

– Что случилось, учитель? – спросила она, подбегая к нему.

– Пока еще ничего. Хотя, пожалуй, да. – Он был так взволнован, что мешал русские и японские слова. – Где у нас здесь посевы морского винограда?

– Двенадцатый бассейн. Вон там, где стоит бедный Дик.

– Идем туда. – И он почти побежал, увлекая за собой Веру.

ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ

Вечером ко мне прилетел на авиетке Костя Ложкин. На лице его было написано некоторое смущение, когда после бурных приветствий он сказал:

– Вот что, дружище, я к тебе до утра. А завтра пораньше ты меня забросишь к моей хижине, а авиетку, если это тебе не трудно, конечно, приведешь на базу. Понимаешь, к Пьеру меня вчера подбросили микробиологи. Ну, я там обделал кое-какие дела. Вот «вырвал» у них присадку к магнитному микроскопу; говорят, теперь мой мини-оптик даст приличное изображение клетки… Вот и прекрасно! Я знал, что ты выручишь. Между прочим, вчера там были танцы. Понаехала масса девчонок из Лусинды. – Он зевнул. – Легли довольно поздно. Если ты не против, то я повешу второй гамак и полчасика сосну. Укладываясь в постель, он сказал, зевая:

– После танцев, так около двух, там наблюдалось грандиозное свечение моря, еще ярче, чем во время танца кальмаров…

На этом Костя умолк и спал без просыпа до восьми утра, хотя я тщетно пытался разбудить его к восходу солнца.

– Ах, восход? Да, да, сейчас, сейчас, – бормотал он, натягивая на голову простыню.

Все-таки его разбудили ароматы кофе и жареных улиток. Позавтракав, я вывел из гаража комбайны, и они начали свой трудовой день. Сказав дельфинам, куда и зачем лечу и во сколько буду, я включил «секретаря» – этот прибор-приставка к видеофону регистрирует все вызовы в мое отсутствие и говорит, где я нахожусь.

Наконец мы поднялись в воздух.

Авиетка висела над полем хлореллы. Костя занимал место пилота и на правах старшего поучал меня:

– Постой, дождись порыва ветра посильней, тогда сей свою труху.

«Труха» – это споры морского винограда Мокимото. В красной коробочке, что я держу в руках, их миллиарды. Не прошло и двух месяцев, как блестяще подтвердились наблюдения дельфина Хикару и начался сбор соцветий во всех морях, где успело появиться это удивительное растение. Сотни тысяч добровольцев занимались и занимаются сбором соцветий морского винограда. В моей коробочке – результат многодневной работы не одной тысячи подводных пловцов.

– Ты что задумался? – спросил Костя. – Сей свои споры!.. Или нет, постой. При таком ветре следует опуститься пониже, а не то все унесет на берег.

Костя бросил машину резко вниз, чтобы, как он говорит, «развеять меланхолию». Последнее время у него что-то не ладится с окончанием дипломной работы, и он всеми средствами старается «войти в хорошую форму».

– Извини, – сказал он. – Но мне необходимо встряхнуться. Да, да, именно вот так!

– Может быть, следует тебе отдохнуть, отвлечься? – осторожно предложил я.

– Вам с Тосиком хорошо говорить. Он уже все закончил, а ты подходишь к концу и у тебя все ясно, а у меня – темный лес. Все мои ошибки выявятся последними опытами.

– Ну почему же ошибки?

– Ах, оставь! Сыпь свою труху и помалкивай, пожалуйста! Дай мне хоть немного собраться с мыслями.

Костя стал сосредоточенно постукивать пальцами по ручке управления, а я, немного обиженный его резкостью, продолжал вытряхивать из коробочки споры: хотя на авиетке был специальный распылитель для удобрений, но он не годился для посева спор, и я, как древний сеятель, рассыпал зародыши жизни руками. Темно-коричневая пыль уносилась ветром, медленно оседая над водной поверхностью, сморщенной ветром.

Помимо опытов с бурыми водорослями, Костя упорно продолжает работать над прошлогодней темой, пытаясь установить значение атомов редких земель в клетках живой материи. Задача необыкновенной трудности, но Костя не сдается.

– Все покажут последние анализы, – сказал он; затем, подумав, сообщил мне потрясающую новость: – Совершенно неожиданно я обнаружил, мне кажется, новый вид известковой водоросли. Конечно, требуется еще проверка, но если ее и открыли до меня, то почему-то не обнаружили ее свойство, кроме кальция, ассимилировать еще и ниобий, и в довольно значительных количествах. – Костя оживился, повеселел. – И знаешь, это накопление идет довольно странным путем: вначале интенсивно накапливается ниобий, это пора молодости, расцвета, затем клетки под влиянием какого-то катализатора активно поглощают углекислый кальций. Но это совершенно новая тема! И вот что странно: над чем бьюсь – не получается или удается выведать какие-то крохи, а тут открытие упало прямо с неба!

– И давно?

– Да нет. Это случилось перед появлением звезд, в конце вахты на «пятачке». Все хотел тебе сказать, да сам знаешь, было не до того. Ты не обижайся, Ив. Вначале мне показалось, что я в чем-то ошибаюсь, что ниобии остался в анализаторе от предыдущих опытов, но вот сейчас я вспомнил все до мельчайших подробностей. Я был близок к отчаянию, все летело к черту, и тут мне на глаза попалась эта странная водоросль – зеленовато-сизая, с нежной структурой листа, и я сунул ее в анализатор. – Костя умолк, словно пораженный неожиданно пришедшей мыслью, и, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

– Ну, да! Ниобий и является катализатором для ассимиляции кальцитов! Ну и олух я царя небесного! Ты не находишь?

– Нахожу!

– Ну ладно, Ив. Не сердись. Извини меня. И звони вечером, а я попробую посадить эту колымагу на крышу моей хижины. Все отлично. Ив. Теперь я все мигом закончу, и работка, я должен тебе сказать, получится заметной.

Костина «хижина» представляла собой миниатюрный дворец из стекла, бетона и дерева, сооруженный на просторной площадке, стоящей на сваях. При строительстве здесь предполагалось разместить филиал зонального биологического института, но затем филиал перенесли на Центральный пост, а здесь осталась только лаборатория для сменных биологов – аспирантов и студентов, проходящих практику в Большой Лагуне.

Одну из пустующих комнат Костя любезно предоставил для олушей еще в начале своей деятельности на станции. Птицы поняли преимущество крыши над головой, и скоро там образовалась шумная колония. По словам Кости, птичий гам помогал ему «сосредоточиваться и находить решения». Его сменщики также опекали птиц, хотя и терпели от них немалый урон. Например, стоило только зазеваться, как улов рыбы уносили крылатые пираты; кроме того, олуши «защищали» дом от летательных машин, поэтому Костя приводнился метрах в ста и подошел к причалу.

– Ты только посмотри на моих питомцев. Какие неблагодарные создания! – сказал он, распахнув дверцу машины. – Я предоставил им жилье, какого не знали их предки: крыша над головой, пища под боком. Вот дайте мне время, и я выселю всю вашу ораву на необитаемый остров!

Махнув мне рукой, он, преодолевая по три ступеньки, помчался вверх по лестнице. Я был рад, что к нему наконец вернулось всегдашнее прекрасное настроение.

Возвращался я к себе на очень малой скорости, часто останавливал машину, фотографируя поля, пораженные синезеленой водорослью. За последнюю неделю картина акваторий мало изменилась к лучшему. Правда, на небольших площадях вода стала приобретать нормальный цвет моря, богатого планктоном. Среди грязно-зеленых скоплений водорослей появились кроваво-красные пятна. Здесь теперь поселились неисчислимые стада микрокоров – вислоногих рачков особого вида, полученных зональным институтом генетики для разведения на акваториях китовых ферм.

Микрокоровы – всеядные животные; помимо зоопланктона, они с не меньшим аппетитом поедают и одноклеточные водоросли. Воздействие морского винограда скажется много позже, когда водоросли подрастут, а пока вся надежда на прожорливых микрокоров.

Подлетая к своей станции, я залюбовался работой комбайнов. Они старательно обходили красные пятна пастбищ микрокоров, собирая хлореллу только на чистой воде. Конечно, и там попадается синезеленая водоросль, а теперь и рачки, но в очень незначительном количестве; примеси отсортирует сепаратор на заводе.

Перед тем как опуститься на водную поверхность, далеко на юго-востоке я заметил необычно большое скопление птиц; густой белой тучей они вились над рифом. Я подумал, что море выбросило мертвую акулу, косатку или тигровку и птицы устроили грандиозный пир. Надо было немедленно сообщить об этом в Санитарную охрану Лагуны: возможно, труп животного следует немедленно убрать с рифа, чтобы не произошло массового отравления пернатых. Я уже почти набрал шифр санитарного инспектора, как со стороны птичьей стаи показалась машина метеоролога Генри Свифта; он также заметил меня и подключился к моему видеофону.

– Ты к рифу? – спросил Генри. Я ответил утвердительно.

– Нет смысла, Ив. Опуститься на воду и рассмотреть, чем они там лакомятся, довольно трудно. Я подходил к рифу по воде. Посмотри, что сделали с моей машиной! Всю загадили, паршивцы, теперь полдня придется отмывать. Роботу я не доверю, придется самому…

– Что же все-таки на рифе?

– Что-то серое и очень длинное. Вначале я подумал, что там китовая акула. Но потом вспугнул птиц и увидел, что там терзают или гигантского осьминога, или модную теперь тигровую звезду, трудно было разобрать из-за птиц. Видишь, что они сделали с машиной. Стыдно теперь будет показаться дома. У тебя нет автомойщика?

У меня автомойщика на станции не было.

– Жаль, – сказал Генри. – Не вздумай и ты совать свой нос в эту пернатую тучу. Что можно, я уже сделал. Скоро сюда приедут ребята из санитарной инспекции. Я сообщил и вашему Пьеру, так что возвращайся к своим дельфинам. – Генри засмеялся, довольный собой.

Надо сказать, что он несколько снисходительно относился к нам, биологам, и, хотя уже пять лет работал в Лагуне, не мог отличить безобидную китовую акулу от большой белой или мако. Поблагодарив Генри и пожелав ему счастливого пути, я все же решил до прилета санитарной инспекции посмотреть на погибшее животное.

Чайки, олуши, бакланы, морские ласточки, альбатросы закрыли снежным облаком все вокруг машины. Я слышал даже, как птицы садились на крышу авиетки. Видимо, пернатые посчитали, что мой летательный аппарат посягает на их законную добычу, и всеми силами старались его отпугнуть. Мне удалось подойти довольно близко, и первое, что я увидел, были серо-зеленые, уже тронутые тлением «руки» кальмара; с них слетали и на них садились, как на насест, орущие птицы.

Прилив уже почти покрыл риф. «Руки» кальмара покачивались в такт набегающим волнам. Скоро его смоет с рифа и унесет в глубину, где с ним покончат акулы; несколько хищниц я разглядел в боковое стекло, они пожирали щупальца кальмара.

Только моя авиетка поднялась в воздух, как показалась машина Пьера. На экране видеофона рядом с Пьером светилось улыбкой прекрасное лицо Наташи Стоун.

– Ну, что там за сборище? – спросила Наташа. – Свифт поднял настоящую панику. За нами летит эскадрилья санитаров. Кто погиб? Звезда? Акула? Если звезда, то, конечно, ее надо быстренько упрятать в холодильник, а если акула, то стоило поднимать такой шум!

Пьер улыбался. В его лице появилась прежде несвойственная ему мягкость. Он только кивал головой и улыбался, поглядывая на спутницу, как бы давая мне понять, что он со всем согласен и к ее словам ему нечего прибавить. Все же, когда я упомянул о кальмаре, он сказал:

– Странный случай. Никогда еще глубоководные кальмары не выбрасывались на сушу.

– Но он же мертвый, – сказала Наташа. – Умер в глубине, а потом его выбросили течения, волны.

Пьер покачал головой:

– По крайней мере, мне неизвестны подобные случаи.

Мы остановились недалеко друг от друга на высоте в сто пятьдесят метров. Пассат довольно сильно сносил нас к далекому берегу.

– Что же мы теперь будем делать? – спросила Наташа.

– Возвращаться, – ответил инспектор. – У нас уйма дел. Спасибо, Ив, что ты избавил нас от необходимости ссориться с этим скопищем птиц.

Я пригласил их к себе, пообещав угостить устрицами и омаром.

Инспектор поморщился. Но на него умоляюще посмотрела Наташа, и он сказал:

– Только на двадцать минут, не больше.

И это произнес тот самый Чаури Сингх, время которого всегда было рассчитано по минутам и никакие просьбы не могли нарушить его строжайший распорядок работы и отдыха, а здесь достаточно было одной улыбки…

У меня на акватории находилась небольшая устричная отмель. Я попросил Геру принести дюжину устриц, а Пуффи – добыть лангуста, он всегда мастерски справлялся с этим делом.

Пьер спросил, недовольно хмурясь:

– Так наш завтрак еще в Лагуне?

– В этом вся прелесть! – воскликнула Наташа. – Прямо из воды – свежайшие дары моря! А перед завтраком можно и поплавать. – Она обратилась ко мне: – Подбери мне маску, и мы заглянем в твои подводные сады. Ты меня также познакомишь со своими дельфинами… Не хмурься, Пьер! Никуда не денутся твои водоросли и пришельцы. Поплавай и ты с нами.

Пьер отказался, сказав, что, пока мы купаемся, он проверит работу северных ферм и возьмет анализ воды в Лагуне.

– Кстати, сваришь лангуста, – сказала Наташа. – Смотри, какой экземпляр добыл очаровательный Пуффи!

Пуффи плыл, держа рака во рту. Я спустился по трапу к воде, взял рака, поблагодарил Пуффи. Он тотчас же стал выделывать акробатические номера и в довершение прошелся на хвосте.

– Это в твою честь! – сказал я Наташе.

– Какая прелесть! Ну, скоро мы присоединимся к нему? Ты обещал мне маску!

Кроме двух масок, для Наташи и себя, я захватил также тяжелое ультразвуковое ружье, вернее, миниатюрную пушку, дробящую коралловые глыбы на расстоянии пятнадцати метров. Такими ружьями недавно снабдили всех дежурных биологов на фермах Большой Лагуны.

Когда я вышел из дома, Наташа, обняв Пуффи, плавала с ним возле причала, оглашая окрестности звонким смехом. Птицы на крыше – там, кроме чаек, сидели и молодые олуши, – вытянув шеи, осуждающе смотрели на купальщиков, будто смех девушки нарушал их птичьи представления о приличиях.

Гера, Хох, Нинон, Бела и Протей – сын Протея ждали меня, держа во рту устриц. Положив мне в руку огромную устричную раковину, всю поросшую мшанками и с крохотной анемоной, Гера показала глазами на будку, где находился гидрофон, и фыркнула, приглашая поговорить о чем-то более важном, чем устрицы.

Собрав устрицы и передав их несколько растерянному инспектору, я поспешил к гидрофону.

– В Лагуне неспокойно. В Лагуне случилась большая беда – погиб один из детей Великого Кальмара! Только сейчас к нам приплыла Дина с горестным известием: на рифе лежит один из детей Великого, птицы и акула пожирают его. Будет большое несчастье для всех – и для нас, Людей Моря, и для Людей Земли.

– Как избежать несчастья? – спросил я, зная, что разубедить ее невозможно.

– Покинуть Лагуну.

– Ты сама прекрасно знаешь, что этого сделать нельзя. Если, допустим, мы, люди, сможем улететь на желтых машинах, то вы, Люди Моря, не сможете оставить океан. Вы только сможете уйти подальше от этих мест.

– Мы уйдем. Все готовы уйти. Мы вернемся, когда гнев Великого пройдет. Сейчас мы должны плыть далеко на север. Туда, куда не дойдет гнев Великого.

Меня озадачило сообщение Геры. Паническое бегство дельфинов могло причинить новые беды всему хозяйству Большой Лагуны: останутся без надзора и охраны гигантские фермы китовых акул, тунцов, станет опасным плавание в Лагуне.

Подошел Чаури Сингх. Он все слышал.

– Надо их удержать, – сказал он. – Предложи Гере перейти в район мелководья, куда не сможет пробраться ни Великий, ни его дети.

На это предложение Гера ответила:

– Хорошо, мы уйдем на мелководье и будем там ожидать, когда пройдет гнев Великого. Мы уходим сейчас.

– И скорей возвращайтесь. Знай, что без вас мне будет очень трудно, к тому же поблизости большие белые акулы, мне одному с ними не совладать.

– Я ухожу сейчас, немедленно. Пуффи должен плыть с нами, – ответила Гера явно с раздражением.

– Подожди хоть десять минут, пусть Пуффи поучит плавать мою гостью. Или если тебе так необходимо уйти поскорей, то плыви со всеми, а Пуффи догонит тебя, я провожу его на катере.

– Нет. Он должен плыть со всеми. Одного или с тобой его пожрут акулы.

– Ну, так – через десять минут.

– Теперь через восемь! – ответила Гера. Все дельфины наряду со вторым зрением, высокоразвитой интуицией обладают точным чувством времени. – Теперь через семь, – услышал я, уже прыгая в воду.

Пуффи вертелся между нами, он вел нас к норам лангустов, которые во множестве находились над черной трещиной. После «экспедиции Рудольфа» пришелец здесь больше не появлялся, и если он остался жив после битвы с Рудольфом, то, видимо, больше не рисковал появляться в Лагуне, тем более что в пещерах рифа для него имелся неограниченный запас пищи. Страхи Геры я посчитал пустым суеверием, тем более что они были вызваны мертвым кальмаром.

Так мы плыли к черному провалу. Я отвечал на возгласы Наташи, которая восхищалась волшебной картиной дна Лагуны, освещенной прямыми лучами солнца, и сам невольно поддавался настроению своей спутницы. Чего стоил один восхитительный Пуффи, так дополнявший картину подводного мира! Внезапно движения Пуффи стали вялыми, он жался к Наташе, старался просунуть голову под ее руку. Ему уже было пора подняться на поверхность, чтобы подышать, а он все оставался с нами. Наташа также вдруг потеряла интерес к подводным диковинам и, обняв Пуффи, замерла на месте. Я со страхом увидел через маску, что у нее закрыты глаза. Все же, медленно двигая ногами, она плыла к самой широкой части расщелины. Мной самим также овладело полное безразличие ко всему. Единственное, чего мне хотелось, – это медленно опуститься в черную бездну. У меня мелькнула вялая мысль, что нечто подобное я уже испытал в битве с пришельцами над Городом Осьминогов, и я похолодел от страха, охватившего меня, но тут же овладел собой, поняв, к чему может привести такое безвольное равнодушие. И еще я вспомнил большую белую акулу и «руки» пришельца, протянувшиеся к ней.

– Остановись, Наташа! Назад! – хотел я крикнуть, но с моих губ сорвался только шепот.

Наташа улыбнулась, продолжая плыть к зияющей расщелине. Пуффи двигался вместе с ней, вяло шевеля плавниками.

Из расщелины бесшумно поднялись «руки» пришельца и глянули на меня его жуткие фиолетовые глазищи.

«Теперь конец», – проплыло в сознании. И если бы я был один, то, по всей вероятности, и пальцем бы не пошевельнул ради своего спасения, потому что страх внезапно исчез, уступив место полной апатии, но впереди меня плыли к протянутым «рукам» чудовища Наташа и Пуффи. Через какие-то секунды их должны схватить эти кошмарные клешни и увлечь в бездну. Инстинкт защиты слабых пробудился во мне молниеносно. Я бросился вперед, перегнал их, поднял ультразвуковую пушку и, нацелив в фиолетовые глаза, стал изо всех сил нажимать на спусковой крючок. Я бил с расстояния всего в десять – двенадцать метров. Вода окрасилась в голубой цвет. «Руки» пришельца медленно опускались.

Теперь меня больше всего беспокоил Пуффи, он явно задыхался. Наташа крепко обхватила его руками, и я стал выталкивать их на поверхность. Мне помогли подоспевшие Гера и Хох. Только много времени спустя я оценил их подвиг. Они-то знали, что кальмар в двух шагах, что рискуют жизнью, и их одолевало оцепенение под воздействием гипнотической силы пришельца, но все же они не оставили нас в беде, а находились поблизости, превозмогая цепенящий ужас.

Я плыл, поддерживая спящую Наташу, и видел, как Пуффи приводили в чувство: Хох поддерживал его снизу, а Нинон и Гера сдавливали с боков. Искусственное дыхание очень скоро возымело свое действие. Когда я передал Наташу перепуганному насмерть Пьеру, Пуффи уже плавал среди своих, правда еще без прежней резвости.

Пока мы приводили Наташу в чувство, Гера, не попрощавшись, увела весь свой род в неизвестном направлении. Она знала, что я снова пролил голубую кровь сына Великого Кальмара и теперь-то уж наверняка все возможные несчастья обрушатся на нее как на пособницу святотатства.

Вместо двадцати минут Пьер и Наташа пробыли у меня более двух часов. Инспектора очень взволновало появление пришельца, а Наташа была необыкновенно оживлена и просила меня подробней рассказать, как они с Пуффи плыли в распростертые «руки» кальмара. Ей все казалось необыкновенно забавным, и она, к неудовольствию Пьера, заливалась смехом. Наконец тот сказал:

– Натали, как ты можешь! Ведь если бы не Ив…

– Вся жизнь состоит из «если бы». – Затем она встревожилась: – Так если бы не ты со своим ружьем?.. – спросила она меня и зябко передернула плечами.

– В самом деле, что-то я уж очень веселюсь. Скорее всего, мое состояние можно объяснить слишком сильным влиянием пришельца на мою психику.

Дежурный по посту управления – это был Дэв Тейлор – появился в видеофоне.

– Приятного аппетита, – сказал он. – Но вынужден его несколько испортить некоторыми сообщениями…

– Без вступлений, Дэв! – прервал его инспектор, недолюбливавший Тейлора. – Что там у вас произошло?

– Начну в порядке поступления: Илья Чвагин с плантации бентосных водорослей сообщил, что исчезли последние колонии синезеленых.

– Отлично, Дэв! – Инспектор улыбнулся. – А то ты действительно чуть было не испортил нам десерт.

Тэйлор продолжал, холодно щуря глаза:

– В ста милях к югу от Лусинды рефрижератор «Мери» выбросило на рифы.

– Каким образом?

– Шквал, и он находился слишком близко от гряды рифов. Стоял на якоре. Работают два спасателя.

– Жертвы есть?

– Нет.

– Продолжай.

– О кальмаре на рифах вы, конечно, уже знаете?

– Да, знаем.

– Так это событие вызвало паническое бегство дельфинов. Остановить их пока ничем нельзя.

– И не надо останавливать. Через несколько дней приступ страха пройдет, и они вернутся.

– Надеюсь. Пока же акулы напали на ферму китовых акул. Я послал туда из резерва отряд охотников на акул.

– Отлично, Дэв.

– И последнее… – Дэв вздохнул, как перед прыжком в воду. – В пяти милях к востоку от Большого рифа обнаружено прогулочное судно «Счастливчик Бен», на котором находился только один радист в состоянии нервного шока. Восемь членов экипажа и двадцать пассажиров пропали без вести. Судно шло…

– Какое это сейчас имеет значение, куда оно шло! – взволнованно перебил инспектор. – Куда девалось столько людей? Остались ли на корабле спасательные средства? Выводы экспертов?

– Спасательные средства все на судне. Следствие начато. Пока сделаны самые неутешительные выводы.

– Мы сейчас вылетаем, Дэв.

Наташа робко встала из-за стола и сказала:

– Я только сейчас поняла весь ужас того, что могло произойти с нами. Никогда, наверное, больше я не отважусь плавать под водой.

Чаури Сингх покачал головой:

– Отважишься. И очень скоро. Ведь ты вступила в армию завоевателей океана и совсем не похожа на дезертира. Мы внушили Великому Кальмару и его детям должное уважение к себе. Я против поголовного истребления этого уникального вида головоногих моллюсков. Эти древнейшие животные, сохранившиеся в недрах океана, – необходимое звено в бесконечной цепи жизни. Я уверен, что агрессия кальмаров вызвана нашими непродуманными действиями. Надо найти способы и оградить себя от опасности и сохранить этот вид. Пути здесь те же, что и в борьбе с синезеленой водорослью. Только противник с виду более внушителен. – Он говорил это, выходя из дому.

На прощанье Наташа крепко, по-мужски пожала мне руку, и это было для меня самой высокой наградой, какую я когда-либо получал. Я проводил взглядом их авиетку, она скоро растаяла в горячем небе. Я остался один. Даже чайки и олуши улетели кормиться к дальнему рифу. Как тоскливо стало без дельфинов!..

Послышался низкий, внушительный гудок – подходил «Р-107», белый рефрижератор, за недельной продукцией моей фермы. На мостике стоял штурман, также во всем белом. Корабль, маневрируя, стал у стенки, спустил эскалатор, лента двинулась прямо к люку в стене. Створки над люком разошлись, из черного зева заклубился снежок из кристалликов угольной кислоты. Эскалатор вполз внутрь холодильника, и через минуту по ленте поплыли на корабль покрытые изморозью контейнеры с хлореллой.

Такие рефрижераторы обслуживаются командой из шести человек, так как все управление, погрузка и выгрузка автоматизированы. На «Р-107» находилось всего три человека.

Штурман, молодой ирландец, опершись на поручень, говорил:

– Трое наших сегодня ушли по тревоге. Они да и мы все входим в подчинение Главного управления Большой Лагуны. Ребята – дипломированные охотники на акул, они отправились охранять плантации взамен дельфинов. Что за суеверный народец эти дельфины! Только услышат о кальмарах, так совсем теряют голову, а ведь существа необыкновенного мужества! И все оттого, что наши просветительные организации не борются как надо с суевериями. Странно слышать в наше-то время о каком-то всемогущем божестве в образе Великого Кальмара. Ты не находишь?

Я сказал, что разделяю его точку зрения, тем более что остался совсем один на огромной акватории, и спросил, не знает ли он подробностей о трагедии на «Счастливчике Бене».

– Ну как же! Разве ты не слышал последние сообщения?.. Ах, были гости! История потрясающая. Радист рассказал невероятную историю. Что-то подобное еще в школе я читал в одном из морских сборников в разделе «Старые хроники» и не поверил ни единому слову. Радист – между прочим, его тоже звать Бен, вот действительно счастливчик из счастливчиков! – так этот Бен вначале находился на верхней палубе и вместе со всеми любовался свечением моря, потом пошел к себе в рубку на вахту и начал передавать телеграммы. Неожиданно ему захотелось все бросить и выйти на палубу. Просто нестерпимое желание им овладело. Но тут оказалось, что, выходя из каюты, второй радист по рассеянности повернул ключ в замке. Поняв, что ему не открыть дверь, Бен кинулся к окну и увидел, как из воды выскакивают пришельцы, устроили что-то вроде балета вокруг корабля. Тут радисту Бену стало совсем невтерпеж – так ему захотелось принять участие в представлении, и он стал выламывать окно, между прочим, забыв, что его можно опустить. Стекло, сам знаешь, там руками не разобьешь, это сталинит. В конце концов Бен, обессилев, упал возле окна и потерял сознание. Вот до чего довело нас незнание жизни океана. Счастливо оставаться. Смотри, Ив, не суйся в Лагуну. В ней сейчас столько всякой погани развелось. Если начнется свечение моря, беги в свой дом, закрывай двери на ключ и привязывай себя к гамаку. Что-то плохо начинается у нас лето… – Говорил он очень быстро, а сам следил за приборами и эскалатором. С последним ящиком он стал убирать конвейерную ленту и медленно отходить от причала.

На прощанье прокричал:

– Не надо было трогать проклятых моллюсков! Дьявол возьми их со всеми потрохами!

«Р-107» взял курс к ферме Спенсеров.

Постепенно я увлекся работой. Остановился один из комбайнов, и на его ремонт ушло около часа. Затем пришло время брать пробы воды в разных местах фермы, взять анализы планктона, установить степень размножения микрокоровок, количество синезеленой водоросли, передать сводку. Только под вечер как будто все главное я; кажется, выполнил и решил повидать Тосио. Сенсей выглядел очень утомленным.

– Печальные события. Ив, – сказал он. – Вроде удара молнии, наводнения или урагана в прежние времена, когда наши предки не могли предвидеть эти стихийные бедствия и предупреждать их последствия. Кто-то назвал глубоководных кальмаров пришельцами. Удивительно верное определение! Они свалились на нас, как существа с другой звездной системы, непонятные и враждебные нам, хотя миллионы лет жили совсем недалеко от нас, только в другой сфере или, вернее, в другом измерении, где все процессы протекают иначе; там чудовищное давление, полное отсутствие света, другие свойства воды, иная степень радиации… Я знаю, ты хочешь спросить, почему они мирились с нами, давая преспокойно завоевывать океан, и вдруг пошли на нас войной? Ты знаешь, что я еще с первого курса занимаюсь головоногими моллюсками. Конечно, знания мои еще незначительны, все же я могу предположить, что люди вторглись в глубины океана приблизительно лет пятьдесят назад, когда шел неконтролируемый процесс развития техники, в ту пору и загрязнили океан ядовитыми отходами производства. В результате – бурное развитие синезеленых водорослей и появление многочисленных мутантов. Пришелец – тоже мутант довольно мирного прежде глубоководного кальмара, с которым имели дело преимущественно кашалоты. Новый вид стремится отвоевать верхние горизонты моря…

Неожиданно к нам подключился сияющий Костя и стал горячо рассказывать о своей удаче.

– Вот что значит верная гипотеза! – говорил он. – Теперь мне надо только всего недели две, и моя работа засияет, как ограненный алмаз!

– То есть бриллиант! – уточнил повеселевший Тосио.

– Вот именно! Но я смогу закончить ее и дома. Ребята! Ведь скоро мы увидим Москву! Воробьевы горы! Как хочется домой! Мы как перелетные птицы – нас тянет под серое небо. Да на лыжи бы сейчас и ударить по снегу!

– И мне хочется померзнуть вместе с вами, – сказал Тосио. – Очень хочется, и я, пожалуй, приеду к вам, вот только загляну к своим старикам…