Текст книги "Однажды в Киргизии. История киргизского Мартина Идена"

XI. Ночные истории

У киргизов есть традиция отмечать такие праздники, как Орозо Айт и Курман Айт (Ураза Байрам и Курбан Байрам), отправляясь в гости к своим соседям. То есть весь день люди только и делают, что собираются в толпы и поочередно заходят то к одному, то к другому соседу, заходят с пустыми руками, выходят уже с пакетами. Для этого в канун праздника все соседи, проживающие на одной улице, заранее уславливаются, чей дом завтра первый по списку, чей второй, чей – третий и так далее. А дальше начинаются приготовления. Ты обязательно должен зарезать овцу или козу. Хоть сдохни, влезь в долги, но обязательно зарежь. Никто, в принципе, не остаётся в обиде: ты встречаешь гостей и сам ходишь в гости. Получается, зарезанная тобою овца или коза возвращается к тебе в виде разнообразных кусков других овец или коз.

Так вот, Жапар, миллионер Жапар категорически отказался участвовать в этом, как он выразился, пережитке прошлого. Ненужные затраты, отмахнулся толстосум. Очевидно, апрельское гостеприимство было одним-единственным исключением – первым и последним. Сперва все выразили недоумение. Затем на него сразу же посыпались тихие проклятия. Ещё бы – ведь никто не сомневался, что богач забьёт целую корову или лошадь. Бабы желали ему всего наихудшего: пусть он обанкротится, пусть отбросит копыта сегодня же, пусть застанет свою супругу в постели с молодым любовником, пусть пролетающий в небе самолёт катарских авиалиний рухнет на его недоотель. Находились и такие злые мегеры, которые хотели, чтобы с его маленьким сыном приключилась какая-нибудь беда.

Вход в особняк Акбаевых, таким образом, закрылся навсегда. Жапар ясно дал понять, что он больше не впустит никого в своё роскошное жилище. Мужчины разочаровались, женщины испытывали неоднозначные чувства; бездельницы не посплетничают с зажиточной хозяйкой, клептоманкам не удастся под шумок стащить дорогую посуду, зато объёмный бюст, аппетитный зад и голые ноги Зарины не будут маячить перед выпученными глазами их мужей.

Что касается Самата, днём мысли его поглощал Мухтар, ночью – Зарина. Здорово помечтать о соблазнительной соседке после нескольких часов умственного напряжения. Виновата Айдай, невольно заразила усталый мозг опасным вирусом – эротическими историями о нём и Зарине. Получилось вот как:

– Ты горишь, красный весь. Что с тобой?

– Гениальная идея, родная моя, гениальная идея! Мухтар спасёт жизнь начальника тюрьмы, и его амнистируют. Короче, так. Чванливый начальник оскорбляет криминального авторитета, тот стреляет. Мухтар вырывается вперёд и заслоняет своим телом начальника. Пуля попадает в плечо Мухтара.

– Откуда у зэка пистолет? Ты в курсе, у заключённых нет оружия?

– На то и криминальный авторитет, а не простой арестант.

– Лучше напиши о двух любовниках. Его зовут Самат, её – Зарина. У обоих есть семьи. Она ненавидит пожилого мужа Жапара, Самат же пока что ещё не остыл к своей жене Айдай, но частенько пробирается в соседний дом, когда Жапар на работе, и пыхтит в объятиях Зарины. Самат нищий, нигде не работает, витает в облаках и ничего не умеет, кроме как наставлять рога добросовестному старому человеку, с утра до вечера пропадающему в здании мэрии, решая людские проблемы

– Бл*дь, отстань! – рявкнул Самат. – Выруби уже пластинку! Я пахал и пахал, имею право на отдых. Да и сейчас пашу.

– Ручкой и тетрадью пашешь? – хихикнула Айдай

– Закончу повесть и буду убирать сугробы. Потерпи, пожалуйста.

– Сугробы? – недовольно переспросила Айдай. – До зимы придётся терпеть?

– У нас полно денег. Долгов и кредита нет. Что ты горячишься?

– Бессовестный, заработай миллион и потом говори «полно денег». Наши скудные сбережения тают с каждым днём.

– Терпение и труд всё перетрут.

– А ты трудишься?

– Конечно! Знаешь, сколько сил отнимает литература?

– Самат, ты же презирал тех, у кого работа связана с бумагами, Жапара, например. Повторял, что они лентяи, белоручки, не гнут спину.

– Не сравнивай, – рассердился Самат. – Я творю. Из неосязаемого, невидимого, воздушного создаю нечто видимое, материальное, живое. Неимоверная трата энергии.

– Ты переоцениваешь свои заслуги, – отрубила Айдай и повернулась набок.

– У Жапара куча помощников, секретарей, – не сдавался Самат. – Он просто подписывает бумаги, вот и всё. Разница между мной и Жапаром – как между небом и землёй.

– Будь человеком, замолкни, – взмолилась Айдай.

– Это так несправедливо…

– Мне завтра рано вставать, – чуть не заплакала Айдай. – Я же попросила тебя. Заткнись, пожалуйста.

Самат шёпотом выругался и закрыл глаза… Офигеть! Кто танцует перед ним в лифчике и трусиках? Айдай слегка похрапывает рядом, значит, не она. Вдобавок у Айдай груди на три размера меньше, чем сочные дыни таинственной стриптизёрши. Кто же это, однако?

– Зарина! – вырвалось у Самата.

Айдай крепко спала. Не услышала. Ух, пронесло.

Мужественный Мухтар и женственная Зарина поначалу мирно сосуществовали в голове Самата. Мухтару уделено время от полдня до полуночи, Зарине – от полуночи до полдня. Будь Айдай умнее, победил бы «бакинский корсар», но она продолжала измываться над писателем, еженощно рассказывая ему историю об интимной связи лодыря-соблазнителя и состоятельной подстилки. Скоро Зарина одержала верх, отобрав у Мухтара ещё несколько часов.

Каждый раз, как Айдай приступала к эротическому повествованию, Самат чувствовал некий трепет. Он уже не злился, а наслаждался. «Давай сейчас», – предлагал возбуждённый Самат и теснился к жене. «Устала, нет желания», – отказывала та. От этого Зарина только наглела. Наглел и Самат. Он просто закрывал глаза, засовывал руку себе под трусы и минут через пять выбегал из дома и летел в сторону деревянного толчка. Израсходовав всю «обойму», он крадучись плёлся обратно в спальню. Нет, его не пугало внезапное пробуждение жены. Он боялся случайно попасться на глаза дочери в таком виде.

Мухтар постепенно отходил на второй план. Творческое топливо иссякало. Капитан с каждым днём бледнел. Наконец образ Зарины его полностью затмил. Самат забросил повесть. Двадцать четыре часа суток принадлежали теперь обольстительной соседке. Самат иногда взбирался на чердак и незаметно наблюдал за соседским домом через оконце.

Жапар однажды навестил его.

– Братишка, привет, снесём старый забор? Построим новый.

– Господи, мы не воры, – воскликнул Самат, – не беспокойтесь.

– Не забор, а рухлядь какая-то, портит вид, – поспешно объяснил вице-мэр. – В долгу не останусь.

Хитрый лис, бесился Самат, несколько дней спустя сидя у чердачного оконца и воззрившись на высоченный кирпичный забор, заслонивший от него соседский особняк. Специально это сделал, ревнивец. Тогда какого чёрта ему надо было жениться на молодухе! Во даёт, а.

Дети Самата радовались качелям и горке, появившимся у них во дворе. Спонсором выступил Жапар. «И карусель бы поставил, – молвил он, хлопнув Самата по спине, – однако не поместится. Владения твои тесноваты, сосед».

Да засунь ты свои качели, горку и карусель в свою вонючую, тощую ж*пу, хотел выкрикнуть Самат, гони лучше бабки! Однако он лишь закивал головой и задвигал желваками.

– Щедрый человек, – похвалила Жапара Айдай, ложась в постель. – Лолочка с Бакытиком так счастливы.

– Ты видела забор? Нормальные люди такие не строят.

– Он же сказал, что установит на нём металлические выступы и страховочные верёвки. Сынишка его увлекается скалолазанием.

– Эдмунд Хиллари недоделанный! Принц какой-то. Прихоти выполняются беспрекословно. Балованный слишком.

– Завтра воскресенье. Меня подменяет Ажар. Ну чё? Готов?

– Порно-рассказ? – оживился Самат.

– Не-а. – Айдай игриво прижалась к нему. – Реальная история.

– Устал я, – извиняющимся тоном молвил Самат, не осмеливаясь озвучить главную причину, ибо он прекрасно понимал, жену убьёт признание, что его к ней почему-то не тянет. – Литература отнимает много сил. Тебе же кажется, что я ничего не делаю. А я тружусь, устаю.

– Я не Айдай. Я – Зарина, – сладко мурлыкала Айдай. – Хочешь меня?

– Хватит! Вы совсем не похожи.

– У меня титьки пятого размера, соски коричневые. Я снимаю пурпурные трусики.

– Прекрати.

Между ногами супруги вились заросли джунглей. Раньше Самат не обращал на это внимания. Наоборот, это его возбуждало. Он весь хищно напрягался. Куда же делись все те дни? Бывало, Самат даже запрещал Айдай использовать депилляторный крем, убеждал, что волосы классно смотрятся. Сейчас же Самата чуть не стошнило. Куда она дела этот свой крем? Она же всегда пользовалась им. А у Зарины, должно быть, там всё чисто, аккуратно, побрито. Самат вспомнил, как однажды Зарина вышла из «лэнд крузера» в коротких шортах, облегавших её прелести. Он мог поклясться, что она не носила нижнего белья – пухлые половые губки под синей материей прям выпирали.

– Тушёнка, кажется, просроченная.

– Чего? – нахмурилась Айдай.

– Живот прихватило.

– Странно. Я же смотрела срок годности, всё вроде в порядке было.

– Щас вернусь. Ох, кишки чё-то…

Очутившись в туалете, Самат спустил трусы, сел на корточки, закрыл глаза, пальцами левой руки прищемил ноздри, правой схватил понятно что и погрузился в жаркие объятия соседки-чаровницы. Зарина совсем потеряла совесть, лежала абсолютно голая. Самат ласкал её тяжёлые груди, целовал живот, сжимал ягодицы. Губы онаниста продвигались ниже и ниже. Зарина стонала и корчилась. Всё это происходило в спальне громадного особняка. Жапар был на работе, шестилетний «альпинист» исчез куда-то. Словом, никто не мешал Самату и Зарине. Любовник взял длинные, полные ноги Зарины и повесил себе на плечи. Очень скоро его чудесным образом увеличившийся вдвое «дружбан» проник в желанную пещеру.

Мощнейший удар по дверце деревянного туалета застал Самата врасплох. Искорёженный крючок со звоном закружился перед его растерянной физиономией и глухо плюхнулся в дерьмо. Самат замер. Он ещё был во власти фантазии. Он испуганно поднял голову. Неужели Жапар?.. Звёзды обеспечивают слабое освещение, но Самат узнал свою жену. Айдай стояла с топором в руках, и её зубы блестели в темноте.

XII. Знакомство с Вакхом

Самат, третий раз прочитав роман «Мартин Иден», убедился, что Джек Лондон обладал способностями пророка. Он жил более ста лет назад на другом конце света, в развитой капиталистической стране, творил на языке, совершенно отличающемся от русского и киргизского, однако сумел с такой точностью описать его, Самата, жизнь.

Можно даже сказать, Джек Лондон строка за строкой, глава за главой предсказывал, какая судьба ждёт Самата. Сходств между Мартином Иденом и Саматом становилось всё больше и больше, сколько бы Самат ни пытался не сравнивать себя с героем книги, не ассоциировать себя с ним. Мартин был моряком, писателем, изгоем в каком-то смысле, его называли лодырем, над ним смеялись, никто не верил, что у него получится. Полгода адского труда в стамбульском порту давали Самату право считаться моряком. Над Саматом тоже посмеивались все, кто знал о его писательских начинаниях (с лёгкой руки мстительной Айдай, об этом узнали все). На его долю выпали приблизительно те же горести, что и на долю Мартина Идена.

После того как Самат попался с поличным, Айдай перебралась в детскую комнату. Она перестала готовить, стирать. Более того, наябедничала родителям, и Самат получал угрожающие смс от тестя и проклятия от тёщи. Подключились также братья Айдай. Шурины обещали зятю отрезать ему кое-что. Безграмотные тупицы, отчаивался Самат, читая смски. Они же проходили в школе орфографию, пунктуацию. Столичные троглодиты!

– Здравствуй, Максим Горький, – шепнул ему однажды кто-то на базаре. Обернувшись, Самат увидел Курмана, своего кузена. – Невестка доложила, что ты сидишь дома, не зарабатываешь, материшься, занят рассказом про генерала Куштара.

– Капитана Мухтара, – поправил писатель.

– Мне по барабану, – раздражённо прошипел Курман. – Спустись в наш мир, братец. Зачем тебе литература? И что ты вообще делаешь на рынке? Выпиваешь, что ли? Прибью, ей-богу.

– Какой нахер «выпиваешь»? – взорвался Самат. – Продукты пришёл купить! Айдай объявила войну. Теперь я сам себе стряпаю.

– А Лола с Бакытом?

– Она приносит им гамбургеры, сэндвичи, булочки, вообще не заходит в кухню. Перетащила нужную посуду в детскую. Дочь поддерживает маму, не разговаривает со мной. Сынишка предательски потянется ко мне, но старшая сестра берёт его в охапку и убегает.

– С бабами всегда так. Потерпи, всё уладится. Погости у нас сегодня.

– В другой раз, Куке. Передай привет домашним.

Не остался в стороне и Эркин, сосед.

– Ты бы лучше в Россию уехал, – посоветовал он. – Знаешь Асанкула? Мой бывший квартирант. Нищеброд же он был, помнишь? Короче, он трудовым мигрантом отправился в Россию. Двух слов не свяжет по-русски, но между тем это не помешало ему работать там пять лет. Ежемесячно присылал родным рубли. Позавчера приехал в Нарын и позвал меня в гости. Я аж застыл от удивления – обзавёлся машиной, купил участок и возводит двухэтажную хату, сам временно ютится с семьёй в пристройке, оставшейся от прежних хозяев. А ты, Самат, в совершенстве владеешь русским языком, ты бы нашёл достойную работу.

– Ну да, в «Газпроме», – усмехнулся Самат. – Или в Кремле, спичрайтером президента. Эркин, Эркин, знание языка не гарантирует успеха. Слушай, ты знаешь Адилета, моего одноклассника?

Эркин покачал головой.

– Он тоже поехал в Россию на заработки. Четыре месяца горбился на стройке в Краснодарском крае. Бедняге ни хрена не заплатили. Надули просто. Аферистов много. Не доверяю я этим посредникам.

– Ну, кому-то везёт, кому-то – нет, – пожал плечами Эркин. – Пройдох везде хватает. Надуть могут и в Бишкеке. Много случаев мог бы привести.

– Не сейчас, Эркин. Пока.

Бабы шушукались, завидев Самата:

– Эй, Самат, ты бы хоть писал на киргизском, – хохотали они. – Мы бы прочли твою историю.

Самат не знал, кого винить в сложившейся ситуации – Мухтара или Зарину? Простила бы ему рукоблудие Айдай, забрось он вовремя литературу и устройся на нормальную работу? Если да, то виноват угонщик нефтяного танкера. Если нет, то пропади пропадом эта меркантильная хозяйка двухэтажного дома. А вдруг виноваты оба? В любом случае, надо ждать и терпеть. Курман прав, потухающий семейный очаг возгорится снова. Главное, не терять надежду.

Айдай не намеревалась мириться и даже сообщила как бы невзначай, что её мама сожгла тексты и переводы песен Джо Дассена. Самат прослезился при этой новости. Образ давнего друга из Красноярска, с сигаретой во рту слушающего магнитофон, чётко вспыхнул перед его мысленным взором. Иван, родной, где ты? Твоя поддержка нужна мне, как никогда. Спаси меня, дитя Енисея!

«Бог вам судья» – Самат написал смс и отправил тёще. Кровожадная ведьма не преминула позвонить. Зять смело принял вызов (до этого отклонял).

– Чтоб ты сдох! – орала тёща. – Погубил мою дочь! Она должна была окончить университет, получить диплом, но ты её уговорил поехать в это твоё захолустье! Чтоб земля под тобой провалилась! Она подарила тебе двух прекрасных деток. Она пахала с утра до вечера. Ты ничтожество! Иждивенец, мечтатель! Ты не мужчина! Лодырь проклятый! Айтматов недоделанный. Похотливая мразь! Ты осквернил брачное ложе!

– О чём вы?

– Не притворяйся! Изменил ей, так молчи!

– Я не изменял!

– Хватит залива…

– Эй, сучёныш, – раздался вдруг голос тестя, – жить надоело? Ты, я вижу, оборзел вообще. Я тебе яйца отре…

– Дай сюда телефон. Чё вырываешь? Не встревай. Я сама справлюсь, – будто издалека проговорил голос тёщи и уже громко прозвучал. – Ладно, ради дочери прощаем. Но если ещё раз вздумаешь шляться к чужим жёнам, пеняй на себя!

Гудки. Конец разговора. Самат выругался и потребовал объяснений у жены.

– Ты бы предпочёл, чтобы я рассказала им, как взрослый дяденька мастурбирует в толчке?

– Вот оно что! – ахнул Самат. – Я-то удивляюсь, что это они так разъярились.

– Измена в мыслях или измена на самом деле – какая разница? Я воспринимаю и то, и это одинаково.

– По тебе плачет психушка, – произнёс Самат. – Ты больная! Лечись! Да всей твоей прекрасной семейке требуется психотерапевт.

– Семью мою не трожь, – пальнула Айдай.

Киргизский Мартин Иден сменил номер. Сломал старую симку и выбросил в мусор. Внезапно он осознал, что никому, в принципе, он не нужен. Он был так одинок. Никто не хотел его поддержать хотя бы морально. Никто его не понимал.

Если поразмышлять, что хорошего видел Самат в жизни? Потерял отца и мать в одиннадцатилетнем возрасте. Ни братьев, ни сестёр. Остался с дедом и бабушкой, которые, честно говоря, не смогли ему заменить родителей. Никому не пожелаешь такого. И лишь Авдотья Михайловна служила ему все школьные годы опорой. Святая женщина. Единственная и неповторимая. Не пойти ли к ней? Всю душу излить, поплакать? Она бы, без сомнения, утешила его добрым словом. Возможно даже, посоветовала бы кое-что касаемо его литературных стараний. Самат не раз встречался с Авдотьей Михайловной до этого (читатель помнит: Лола учится в той же школе, где учился Самат). На вопросы Авдотьи Михайловны «Как ты, сынок?», Самат коротко отвечал: «Нормально. Как вы сами?». А ведь Самат врал. Не всё так у него было хорошо. Просто Самат не привык жаловаться. Покойный дед все уши ему прожужжал, что мужику не пристало уподобляться бабе. Да ну их, эти его устаревшие наставления. Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним. Разве мужик не имеет права пролить слёзы отчаяния? Разве мужчина не человек, разве у него нет души, сердца? Самату так захотелось отбросить в сторону гордость и побежать к Авдотье Михайловне, к своей, можно сказать, матери. Это единственный родной человек.

По дороге болтливый таксист рассказывал жуткую историю.

– Никак в толк не возьму, какого хрена все эти интуристы приезжают к нам и подыхают, словно мухи? Путешествовали бы, наслаждались нашей природой, пробовали бы нашу национальную кухню, познавали бы нашу культуру, отдыхали. Но нет! Адреналин им дороже всего. Сестра моей супруги работает паталогоанатомом. Оказывается, на днях в морг доставили тела молодого парня и молодой девушки. Парочка из Голландии, были любителями рафтинга. Погибли на Нарын-Суу (реке Нарын). И сразу же из Бишкека на вертолёте прибыли представители голландского посольства. Жена мне показала фото с телами (ей сестра отправила по вотсапу). Ужас. Живого места не осталось на трупах. У девушки нет полголовы. Кошмар просто. Хочешь взглянуть?

– Не стоит, – отказался Самат.

– Да ты глянь разок.

– Лучше за дорогой следи, мать твою! Чуть не влетели в ту «мазду».

Таксист, персона весьма настойчивая, прям выбросил телефон назад, на колени Самата. Самат взволнованно посмотрел на дисплей, и его накрыло какое-то гнетущее чувство. Эти европейцы могли бы жить да радоваться. Однако они выбрали себе прискорбную участь – стали жертвами коварной реки.

А сколько душ загубила она, эта бурлящая хищница, сколько детей, пьяниц, коров, лошадей, собак, кошек, овец, коз (особенно прожорлива она в полноводье). У кого-то отнимает жизнь, а кому-то дарит свет и тепло. На реке расположено несколько гидроэлектростанций.

Самату нужно срочно избавиться от нехороших мыслей. И надо же было этому проклятому болтуну показать ему душераздирающие фото! Самат внезапно заметил проносящиеся мимо яркие буквы – «Райская вакханалия». Ничего себе. Отличное средство для достижения цели.

– Высади меня здесь.

Несколько лет назад, если бы ему сказали, что в недалёком будущем он вынужден будет прибегнуть к помощи крепких напитков, дабы уйти от горькой правды, он бы не поверил. Но факт остаётся фактом.

«Райская вакханалия». Престижное питейное заведение. Звон бокалов и рюмок. Разноцветные люстры. Уютные диваны и кресла. Коричневые столы. Отличная музыка. Кальян. Диджей, вероятно, был поклонником дискотеки восьмидесятых, девяностых и нулевых. Из колонок негромко и оттого как-то приятно звучали то «Modern talking», «C.C.Catch», «Haddaway», «Bad boys blue», то «Иванушки Интернешнл», «Нана», «Мистер Кредо», «Руки вверх», то «Корни», «Виа-Гра», «Фабрика», «Чэлси». И многие другие, столь дорогие сердцу автора.

– Ты молоток, ты зверь! – поцеловал его в щёку пьяный халявщик Инсан, постоянный клиент «Райской вакханалии». – Одним залпом осушил. Закусывай. Умоляю, не корчись. Водка – не яд. Не умрёшь.

– Я пойду, – привстал Самат. – Ты допьёшь бутылку. Счастливо оставаться!

– Куда ты собрался? – Алкаш вцепился ему в локоть. – Что трусишь? Прикончим вместе. Купим новую.

– Выкуси! – Писатель продемонстрировал ему кукиш. – Сам покупай. Отпусти!

Сильный рывок. Собутыльник не удержался и упал на пол. Самат пошатываясь вышел из бара.

На следующий день он отправился в… «Райскую вакханалию». Инсан встретил его с распростёртыми объятиями под «Flames of love» исполнителя Fancy.

– Извини за вчерашнее, джигит! – Он прижался к Самату, норовясь чмокнуть в лоб. – Я полный кретин. Прости меня.

– Забей, – сказал Самат, отстраняя его от себя и брезгливо морщась. – Травму не получил?

– Я железный, – гордо похлопал себя по груди алкоголик.

– Бутылку водки и две бутылки пива, – сделал заказ Самат. – Ты хороший парень, Инсан. Не обиделся за то, что я вчера тебя сильно толкнул?

– Грех обижаться на тебя, родной, – заулыбался Инсан, выставляя напоказ гнилые зубы. – Я буду наливать, брателло.

– Может, сперва пивка?

– Его на десерт оставим, – промолвил Инсан профессиональным тоном. – Что ж, чокнемся. Ух!

Жизнь стала приветливой и не такой уж мрачной. Самат почти ежедневно посещал полюбившийся бар. Доброе отношение Инсана и прибавившихся к нему двух товарищей согревали душу. Она искала поддержки и нашла. И время под градусом проходит так незаметно, отключаешься полностью или находишься в одурманивающем полусне.

К их компании мечтал примкнуть и бродяга Улук. Но цербер в лице охранника не впускал его в бар. Настолько непрезентабельный был вид у Улука. Бедняга околачивался возле «Райской вакханалии», прислонялся к стеклу лбом и жадно таращился на великолепную четвёрку – Самата, Инсана, Зарылбека и Нургазы. Он рад был бы стать пятым, но не судьба, значит. Впрочем, Самат постоянно наливал в рюмку водки и выносил ему вместе с закуской. Благодарный Улук выпивал за здоровье Самата и благословлял его. Естественно, его организм требовал целую бутылку, однако и на этом спасибо. Как говорится, заморить червячка лучше, чем ничего не кушать.

Никто, в том числе и Самат, так и не узнал, откуда и кем был этот самый Улук. Имеются ли у него родственники, дети? Никакого понятия. Он хромал на одну ногу и часто разговаривал сам с собой. Ходили легенды, что в молодости он играл в футбол, даже подавал надежды. Потом получил травму, от него отвернулись все, он горько запил и с тех пор бомжует. Многие сомневались насчёт его спортивного прошлого, но Самат верил, так как однажды, шагая за Улуком, слышал обрывки его пьяного монолога: «Советский Союз – самый первый чемпион Европы по футболу. Лев Яшин – великий вратарь».

Улук вскоре умер. И его тайна ушла вместе с ним. Его немного повспоминали те, чьим событыльником он бывал, и те, с кем он ночевал в заброшенных зданиях, а затем забыли раз и навсегда. И лишь Самат не мог забыть.