Текст книги "Метафизика опыта. Книга I. Общий анализ опыта"

§5. Отложим вопросы о Бытии и Истории

Выявленная таким образом полная непригодность психологического метода, основанного на предположениях и гипотезах, для целей философии заставляет меня в следующем месте прямо указать, что является основным руководящим принципом метафизического метода, я имею в виду принцип, который, будучи имплицитно связан с его воздержанием от всех предположений, становится практически действующим принципом при его применении. Он заключается в том, что при анализе опыта или любой его части в самом широком смысле этого слова, без допущений и с субъективной точки зрения, необходимо в первую очередь абстрагироваться от вопросов: как возможен сам опыт в этом самом широком смысле; что его порождает; что (если что-либо) он делает; и кто или что «мы», которые в здравом смысле известны как субъекты этого опыта?

От этих и подобных вопросов мы должны абстрагироваться в первую очередь, но только в качестве предварительной меры, пока анализ переживания, просто как процесса-содержания, не будет достаточно продвинут, чтобы дать определенное значение терминам, связанным с ними, я имею в виду такие термины, как Мы, Я, Эго, Субъект, Агент, Носитель сознания, Перципиент, Агентство, Причина, Эффект, Состояние, Порождающее и так далее. Пока их определения не будут даны анализом, все подобные термины, когда бы они ни использовались в анализе или при описании его феноменов, должны восприниматься только как обозначения, используемые с точки зрения здравого смысла, и как указания, а не определения тех вещей, о которых говорится. Мы не должны предполагать, что опыт зависит от субъекта, или что он известен с самого начала и обязательно является нашим опытом, или, опять же, что он самосуществующий или саморазвивающийся. Тот простой факт, что прежде чем утверждать или отрицать что-либо, в сознании должно существовать некое содержание или wJiatness, относительно которого может быть сделано утверждение, обязательно влечет за собой и несет в себе, в сочетании с общим принципом избегания предположений, главный руководящий или действующий принцип метафизического метода, на котором сейчас настаивают, а именно: откладывание вопросов Бытия и Истории. Ибо пока мы не проанализируем множество различных процессов-содержаний сознания просто как таковых, мы не будем иметь точного представления о том, что подразумевается под суждением, утверждением, утверждением или отрицанием, а также под генезисом или историей таких процессов-содержаний, причем оба эти термина подразумевают суждения о них.

Соответственно, вся совокупность вопросов, относящихся к тому, что лучше всего назвать реальной обусловленностью состояний и процессов сознания, вопросов, относящихся как к тому, что (если что) они обусловливают, так и к тому, что (если что) обусловливает их, будет отложена в настоящей работе до анализа процесса-содержания сознания, или, что то же самое, опыта, как он фактически происходит. Они отложены до тех пор, пока не будет достигнут тот пункт анализа, который раскрывает, что подразумевается под такими терминами, как реальный субъект, реальный объект, реальные условия и кондиции. Другими словами, весь предмет психологии, весь вопрос о генезисе, истории, эволюции и причинной детерминации сознания или опыта откладывается до тех пор, пока анализ того, что опыт говорит нам о природе Бытия в целом, не достигнет точки значительной сложности и определенного уточнения содержания. Что это за точка, станет ясно по мере того, как мы будем переходить к самому анализу.

Отсюда следует, что основное различие метода, принятое в метафизической трактовке опыта, – это не различие между субъектом и объектом, как в большинстве, если не во всех прежних системах, включая то продолжение Кантовского способа философствования, которое известно как Erkenntnisstkeorie или Er– kenntniss-Kriticismus, эпистемология, или теория познания, все еще преобладающая в Германии. Это различие между сознанием, воспринимаемым просто как процесс-содержание, с одной стороны, и любыми другими реальностями, какими бы они ни были, которые могут быть обнаружены в отношении к этому процессу-содержанию в качестве либо реального условия, либо реального условия-обстоятельства. Существуют ли и в каком смысле такие реальности, отличные от сознания, или само сознание стоит в отношении реального состояния к самому себе, как в гегельянстве, можно выяснить только из анализа содержания процесса как реально переживаемого; этот анализ и есть метафизика. Этот субъективный анализ, следовательно, в истинном философском методе имеет приоритет над изучением сознания в связи с любым реальным агентством, которое может быть вовлечено в него или предполагается им, либо как его субъект, либо как объект или объекты, которые являются его условиями или его обусловленностями; изучение сознания в этих отношениях является не метафизикой, а психологией, исследованием, которое только на более поздней стадии должно быть принято и включено в метафизическую философию в целом.

Я, конечно, осознаю, что это почти инверсия значений и функций, обычно приписываемых мктафизике и психологии соответственно. Мктафизика обычно отождествляется с онтологией, изучением реальной и, возможно, трансцендентной сущности и агентства, которые, как предполагается, лежат в основе явлений сознания, а также явлений вообще. А психология обычно понимается как исследование феноменов сознания в связи с их феноменальными условиями и следствиями, оставляя их глубинные реалии (если таковые имеются) метафизике или онтологии. Оба взгляда основаны на аристотелевской или схоластической философии, все еще сохраняющейся в современной и обычной мысли, и всегда желанной для тех, кто либо враждебен, либо равнодушен к философии как к живому и прогрессивному исследованию.

Но я уже привел причины, по которым я отвергаю такое разделение труда, равно как и соответствующее применение выражающих его терминов. Такое разделение может быть правомерным только с объективной точки зрения, никогда – с субъективной; и то лишь при условии предварительного допущения предположений, которые в философии недопустимы. Я не буду повторять свою аргументацию по этому вопросу. Но одно замечание я бы добавил. Дело в том, что изменение, которое я пытаюсь ввести, не является пустым или капризным изменением только номенклатуры; но изменение номенклатуры связано и необходимо для главного изменения, которое я хочу видеть осуществленным в разделении и организации знания в целом, изменения, при котором философия, основанная на субъективном и аналитическом методе, наконец, займет свое надлежащее место, как ведущая и доминирующая отрасль среди всех отделов человеческого знания.

Глава II. Момент опыта

§1. Эмпирические моменты настоящего времени

Из того, что было показано в предыдущей главе, вытекает, что форма опыта, основанная на здравом смысле, при которой мы как бы существуем как личности в мире личностей и вещей, действий и событий, является первой проблемой или explicandum1515
  пер с лат.: утверждение о чем-то (факте, предмете или выражении), которое необходимо объяснить.


[Закрыть] философии. Процесс-содержание опыта, в этой его обыденной форме, есть то, с чего мы начинаем, то, с чем мы знакомы, прежде чем начнем философствовать, и, следовательно, то, что в философии мы должны объяснить, в первую очередь, показав, в чем оно состоит, не спрашивая, какими средствами оно приводится к тому, что мы его воспринимаем, что предполагает обращение к гипотезе и, следовательно, к предположениям, которые в этом случае могут быть не более чем частями explicandum, взятыми заново, как если бы они могли обеспечить объяснение, не нуждаясь в нем сами. Итак, что мы должны сделать с опытом в его здравой форме, в первую очередь, это разложить его на конечные элементы и конечные способы комбинации элементов, из которых он состоит в то время, когда мы его анализируем, или из которых состоят те его части, если таковые имеются, которые мы должны оставить без анализа, но зарезервировать для будущего анализа, при нашем первом рассмотрении.

Теперь ясно, прежде всего, что все, что мы на самом деле переживаем, всегда является содержанием настоящего момента опыта, который можно назвать эмпирическим настоящим, чтобы отличить его от абстрактного математического момента времени, который, как и математическая точка пространства, сам по себе не имеет никакого содержания. У нас нет никакого фактического опыта, который не был бы включен в содержание эмпирического настоящего момента, хотя мы можем заключить из этого содержания, что мы имели такой-то и такой-то опыт в прошлом, или будем иметь такой-то и такой-то опыт в будущем, или должны или могли бы иметь такой-то и такой-то опыт в таких-то и таких-то других воображаемых обстоятельствах. Термин actual выражает реальность настоящего содержания, когда и пока оно присутствует в сознании. Воспоминания, предвосхищения, воображения и умозаключения имеют существование в актуальном опыте только как часть и неотъемлемая часть эмпирического настоящего момента; хотя то, что мы называем их содержанием, имело, будет иметь или может иметь реальное существование в прошлом или будущем времени, в зависимости от обстоятельств. Они, так сказать, одной ногой в настоящем, другой – в другом месте; и это двойное существование как раз и выражается в их названиях как феноменов сознания.

Таким образом, эмпирический настоящий момент – это не только единственная вещь, которую можно проанализировать в том виде, в каком она происходит на самом деле, но и единственная вещь, которая когда-либо существует в качестве нашего непосредственного опыта. Когда мы говорим, что опыт состоит из череды эмпирических настоящих моментов, мы выражаем умозаключение, сделанное из содержания эмпирического момента, реально присутствующего в момент высказывания. Это действительно умозаключение, обусловленное фактами содержания этого эмпирического настоящего, какими бы они ни были, но все же умозаключение, относящееся к тому, что уже не является непосредственным настоящим. Из анализа эмпирического настоящего мы скоро увидим, как умозаключение о последовательности таких моментов, то есть эмпирических моментов, которые были, но уже не являются, – будут, но еще не являются, – фактически присутствующими, коренится в опыте эмпирического настоящего, каково бы ни было его конкретное содержание. Ведь только на основе анализа эмпирического настоящего можно установить значение термина "настоящее" в отличие от прошлого и будущего.

Но здесь возникает вопрос: где или как должны быть очерчены границы эмпирического настоящего момента, или что мы должны в него включить? Если принять, что этот вопрос относится к границам, действительно встречающимся в опыте, а не к границам, искусственно нарисованным нами для целей анализа, то ответ будет следующим: Это любое содержание опыта, простое или сложное, с момента его появления в сознании до момента его исчезновения из сознания, включая периоды (если таковые имеются) постепенного увеличения и постепенного уменьшения его ясности или интенсивности. Тот факт, что определенные содержания сознания появляются и остаются в сознании в течение определенного времени, а затем исчезают из него, является фактом непосредственного наблюдения или опыта. Любое содержание в течение того времени, когда оно остается в сознании, принадлежит к тому, что я назвал эмпирическим настоящим моментом. Некоторое содержание эмпирический настоящий момент должен иметь всегда, поскольку в противном случае он вообще не был бы моментом опыта. Но поскольку различные содержания имеют различную продолжительность и многие различные содержания могут одновременно присутствовать в сознании, по крайней мере, в течение некоторой части их продолжительности, из этого следует, что сознание или опыт не происходят порциями одинаковой или фиксированной продолжительности, но что наблюдателю предоставляется сказать, что должно быть включено в любой эмпирический настоящий момент, ссылаясь на любое содержание, которое он может выбрать для рассмотрения, среди тех, которые действительно присутствуют. Конкретное содержание сознания состоит из множества различных напряжений или особенностей, не начинающихся и не прекращающихся вместе; так что, хотя мы всегда должны говорить в целом о всем содержании, каким бы оно ни было, как о составляющем эмпирический настоящий момент, невозможно установить какую-либо фиксированную продолжительность, применимую к целому, как ту, в которой заключаются его границы.

Поэтому мы можем считать установленным, что содержание или некоторая избранная часть содержания эмпирического настоящего момента обязательно является тем, что мы должны анализировать. Более того, из установленного факта обязательно следует, что сознание, в котором заключается анализ, само является частью того же эмпирического настоящего момента, анализом которого оно является, хотя и отличимо от той другой его части, на анализ которой оно направлено. Было также показано, что здравая форма опыта – это та его форма, которая является нашей отправной точкой в философии. Следовательно, именно с анализа эмпирического настоящего момента, принадлежащего к форме опыта здравого смысла, мы и должны начинать.

Предположим, в соответствии с этими условиями, что опыт, который я выбираю для анализа, – это процесс-содержание, заполняющий мое сознание в течение, скажем, каких-то двух минут, пока я нахожусь в своей обычной гостиной, в своем обычном зрительном и звуковом окружении, умственно активен и механически занят, скажем, затачиванием острия карандаша для письма. Я только что прочитал свои письма или сводку новостей в утренней газете; скатерть накрыта для завтрака, кофе только что принесли, и комната уже наполнена его ароматом. Такова группа обстоятельств, которую я беру для анализа, скажем, когда все еще занят затачиванием карандаша для письма H.H. Эта группа предстает передо мной в форме опыта здравого смысла, в терминах которого я ее описал. Как, в таком случае, должен проходить мой анализ?

Очевидно, что я должен сделать отбор, и, возможно, не один, прежде чем я приду к факту или характеристике, которые позволят мне проанализировать их по частям, которые больше не поддаются раздельному анализу. Первый отбор определяется тем руководящим принципом, который был изложен в заключительном разделе главы I. Он состоит в том, чтобы отбросить от настоящего рассмотрения и оставить для будущего анализа все те части или характеры частей, содержащиеся в фактически существующем опыте, в которых идеи генезиса, истории и реальной обусловленности, или, короче говоря, причинности, очевидно, настолько задействованы, что без них невозможно восприятие этих частей или характеров. Все остальное я сохраняю для настоящего анализа: то есть я сохраняю все за вычетом (1) идеи, что то, что я переживаю, является частью мира людей, вещей, действий и событий, и за вычетом (2) идеи, что я как реальный человек переживаю это или их; это все объекты или символы, которые не имеют непосредственного очевидного значения, но требуют дальнейшего анализа, показывающего их происхождение из комбинаций переживаний, которые по отдельности имеют непосредственное значение или характер сами по себе.

Если кто-то возразит, что я ошибаюсь, во всяком случае, опуская восприятие Я, или Я., из первого анализа на том основании, что во всяком сознании мы имеем непосредственное и самозначимое восприятие его, то он должен будет сказать, в чем состоит это восприятие, в чем состоит его самозначимость или непосредственное содержание. Но это. Я полагаю, что он не сможет этого сделать, не привнося в это содержание идеи реальности и агентности, тем самым разрушая его непосредственный характер и оправдывая аналитический метод, с помощью которого оно откладывается для последующего рассмотрения.

Итак, в первую очередь я исключаю из общего опыта восприятие комнаты и ее мебели с помощью здравого смысла: все представления о реальном происхождении цветов, звуков, запахов, тактильных и других телесных ощущений, удовольствия и боли, воспринимаемых немедленно; все представления о реальных объектах, подсказанных памятью или воображением, или являющихся объектами эмоциональных чувств, желаний, мыслей или воли; а также о себе как реальном человеке. В то же время я сохраняю цвета, звуки, запахи, тактильные и другие телесные ощущения, воспоминания, воображение, эмоциональные чувства, удовольствия и боли, желания, мысли и воления; но сохраняю их только в качестве содержания опыта, причем весьма разнообразного. И я сохраняю их с целью сделать еще один выбор одного или нескольких из них, чтобы они стали объектом дальнейшего анализа.

Опыт здравого смысла, который был нашей исходной информацией, в результате этого предварительного анализа распадается на две части, одна из которых занимает место объекта анализа; и этот новый опыт, теперь выделенный, который таким образом стал нашим первым ана-лизом, больше не имеет формы здравого смысла, хотя он является и непосредственным опытом, и процессом-содержанием в эмпирическом настоящем моменте, в равной степени с исходной исходной информацией. Сохраняя его, мы рассчитываем на то, что его анализ, если он будет проведен должным образом, даст нам элементы, которые облегчат анализ той другой части исходного опыта, которая на данный момент исключена из рассмотрения.

Здесь я хотел бы обратить внимание на то, что при выборе частей для дальнейшего анализа, который сам по себе является первым шагом в анализе опыта здравого смысла, с которого мы начинаем, я не руководствовался никакими психологическими соображениями. Части, оставленные для настоящего анализа, относятся к самым разнообразным психологическим функциям: ощущениям различного рода, эмоциональным переживаниям, желаниям, памяти, воображению, мышлению, воле. Я не пытаюсь мысленно реконструировать или объяснить весь опыт здравого смысла, который является нашим исходным материалом, отнеся его к совокупной игре определенных психологических функций и различных

феноменам сознания, которые сопровождают их осуществление. Анализируемый опыт здравого смысла или эмпирическое настоящее – это, так сказать, поперечный срез или сегмент, взятый из того, что можно представить как поток сознания, состоящий из множества различных течений, или как кабель, состоящий из разноцветных нитей, различным образом переплетенных между собой. Но он рассматривался как такой конкретный процесс – содержание сознания просто, независимо от полномочий или функций субъекта или агента, от которого, как может быть показано в психологии, зависят его различные явления по отдельности, их различные комбинации, разделения и модификации любого рода. Сама идея субъекта или агента, в которую, конечно, включена функция или способность, отбрасывается и оставляется для будущего анализа в соответствии с руководящим принципом принятого сейчас метода.

"Итак, пока мы не покажем, что восприятие или идея субъекта или Я, как реального объекта, складывается из более простых и более непосредственно значимых состояний или процессов-содержаний сознания, очевидно, что оно не может появиться в нашем анализе опыта. Бор, хотя он и обнаруживается в анализируемой форме опыта, основанной на здравом смысле, он исключается, благодаря нашему предварительному отсеиванию этих данных, из явлений, которые таким образом занимают свое место в качестве непосредственного объекта анализа. Пока этот анализ не выявит особенности, которые не могут не войти в его состав, делая его смысл очевидным, идея перципиента, воспринимающего что-либо, имеющего опыт или сознание, будет отсутствовать в терминах, в которых дается этот анализ. То есть в анализе будут указаны только состояния или процессы-содержания сознания, вместе с неотделимыми элементами, из которых они состоят, и отношениями или комбинациями, в которых они находятся или в которые они вступают друг с другом; и в качестве анализа он не будет содержать утверждения, что они или любой из них воспринимаются субъектом.

Еще один момент, на который следует обратить внимание: хотя мы видели, что сознание или опыт, где бы мы ни столкнулись с ним, то есть в любой эмпирический момент, имеет форму изменяющегося процесса или потока разнообразного содержания, это не следует путать с психологической идеей, что сознание в целом – это непрерывный поток, текущий от начала до конца сознательной жизни индивида, без пробелов или разрывов в его непрерывности; идея, которая, кажется, придает сознанию своего рода самодостаточность и независимость, и выходит далеко за рамки всего, что оправдывается нашим непосредственным знанием о нем. Идея о том, что сознание индивида, взятое в целом, есть нечто, существующее без фактических разрывов в его непрерывности, не является идеей, в пользу которой говорит опыт. Ее нельзя утверждать без помощи умозаключений, и prima facie эти умозаключения сталкиваются с неблагоприятными фактами. Ибо сознание, взятое в целом, о котором мы говорим, является объектом воображения и мысли; и так взятое, оно, очевидно, во всяком случае, прерывается частыми интервалами бессознательности, как во сне без сновидений; и даже та форма сознания, которую мы называем сновидением, хотя она может быть продолжением сознания, взятого просто как существование, и таким образом может быть мостом, так сказать, между его состояниями бодрствования, все же является почти полным разрывом в его непрерывности, рассматриваемой как процесс-содержание, обладающее систематическим и последовательным смыслом или значением.

То, что существует некий реальный и постоянный Субъект или Агент, некоторые из функций которого, говоря психологическим языком, поддерживают и обусловливают сознание, как идея здравого смысла неоспоримо; и объяснение этому появится по мере нашего анализа. Но это объяснение не может быть дано, как и не может быть доказана содержательная истинность идеи здравого смысла, не прибегая в конечном счете к анализу текущих моментов сознания, взятых каждый сам по себе, без предположения о непрерывности сознания как существующего потока, от начала до конца сознательной жизни субъекта. Непрерывность сознания в этом смысле не может быть принята как конечный и самоочевидный факт; тем более она не может быть использована как предпосылка, сама по себе не требующая доказательств, для того, чтобы показать, в сочетании с предполагаемым принципом или законом причинности, действительное существование психологического субъекта, агента или носителя сознания. Опыт, сам по себе, без предположений, является конечным источником всех наших знаний в этой области.

Итак, в следующем разделе я вернусь к анализу эмпирического настоящего момента опыта в той точке, которая была достигнута в этом разделе. Прежде всего, однако, я должен заметить, что рассматриваемый сейчас пример и каждая его часть, которая может быть рассмотрена отдельно, могут рассматриваться как репрезентативный случай, обозначающий все эмпирические настоящие моменты опыта или их части; подобно тому как треугольник, нарисованный на бумаге, обозначает все возможные треугольники; и с таким же правом, поскольку ни один аргумент не выводится и не будет выводиться из любой черты, которую он содержит, кроме тех, которые являются общими для всех случаев опыта в целом или для опыта просто и исключительно как такового. Тем не менее, с этой оговоркой, что множественность нескольких таких переживаний и возможность их включения в историю опыта одного индивида могут быть продемонстрированы на основе тех признаков, которые могут быть сфокусированы в одном настоящем моменте сознания этого индивида. Как эта демонстрация сама по себе возможна, надеюсь, станет ясно по ходу дела.