Текст книги "Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать"

Третьекурсница признается, что хотела бы попросить друзей убирать телефоны за едой, но не может этого сделать, поскольку такая просьба неприемлема с точки зрения норм поведения. “Трудно просить человека уделить вам внимание полностью”. Она уточняет:

– Представьте себе, что я говорю вам: “Я так рада вас видеть, не могли бы вы убрать телефон, чтобы мы с вами приятно побеседовали за завтраком?” Вы бы подумали: “Да, это, действительно странно”. Претендовать на полное внимание за едой мне как-то не по возрасту.

А если что и “по возрасту”, так это “правило трех”: стратегия поведения за едой, когда вы разрешаете себе заглянуть в телефон только в том случае, если в общей беседе участвует достаточное количество людей. Молодые люди признают важность полного внимания, но при этом неохотно уделяют его друг другу. В общении с друзьями они воспроизводят то отношение, от которого страдали в детстве, поскольку их родители постоянно отвлекались, чтобы заглянуть в телефон.

Некоторые молодые люди сознают, что склонны отвлекаться, и стараются как-то с этим бороться. Например, они предлагают устроить игру за ужином – как правило, дело происходит в ресторане. Предполагается, что все хотят вести переписку за трапезой, но понимают, что это вредит беседе. Игра называется “башня из мобильных телефонов”. За ужином гости достают телефоны и складывают их в центре стола, образуя целую башню. При этом телефоны остаются включенными. Первый, кто дотронется до зазвонившего телефона, платит за весь ужин.

Зачем устраивать игру, цель которой заставить вас обратить внимание на друзей? Одна третьекурсница признается: когда она отправляет сообщение другу во время ужина, то вполне нормально (если “рассуждать логически”), что ответ придет уже после ужина. Это ее устраивает. Но если кто-то посылает ей сообщение во время ужина, она будет чувствовать себя не в своей тарелке, пока не ответит. Вот как третьекурсница это описывает:

– Я говорю себе: “Не читай сообщение за столом!” Но если очень хочется, то все равно его прочтешь. Это такая странная маленькая потребность.

Комментарий насчет “странной маленькой потребности” немедленно ответить на сообщение, полученное за ужином, напоминает мне о беседе с одной студенткой. Эта девушка, участница моего семинара на тему воспоминаний, пришла ко мне в часы консультаций и сообщила, что, несмотря на свой интерес к семинару, она то и дело заглядывала в телефон во время занятия. Студентка почувствовала себя виноватой – все-таки студенты в аудитории рассказывали истории из жизни – и хотела обсудить со мной свою переписку. Она призналась, что испытывала “необходимость” проверять сообщения. Почему? У девушки был только один вариант ответа: ей хотелось узнать, кто ей пишет, кто проявил к ней интерес. По ее формулировке, “мы не так сильны, как притяжение технологии”. Телефоны становятся источником соблазнительного “подводного течения”, а экономика “башни из мобильных телефонов” помогает людям плыть против течения.

Во всем этом нет простого нарратива “цифрового поколения”, представители которого чувствуют себя вольготно в мире, где они выросли. Напротив, в наши дни история беседы являет собой историю конфликта в ландшафте четких представлений.

В самом деле, описывая свое нынешнее общение, студенты университета высказывают, на первый взгляд, противоположные позиции. В группе третьекурсников один студент начинает с утверждения “Вся моя переписка на тему логистики. Мне просто так удобнее”, а впоследствии признается, что не в состоянии участвовать в большинстве бесед за ужином, поскольку ему необходимо проверять сообщения. Другой мечтательно размышляет о будущем коммуникации: “Возможно, изобретут что-то новое”. Под “чем-то новым” молодой человек подразумевает нечто менее отвлекающее, чем нынешние устройства. По мнению двух студенток, в будущем им вовсе не хотелось бы иметь дело с нынешними устройствами, но им трудно вообразить альтернативу этому. Еще один студент высказывает мнение, что, возможно, здесь вообще нет проблемы: люди “коэволюционируют” с телефонами, в результате чего возникнет новый вид. Однако оптимистичные ноты уходят из его голоса, когда он шутит, что у него “возникла зависимость от электронной переписки”, поскольку “переписываться всегда безопаснее, чем разговаривать”. Студент разводит руками: “Я не виноват, свой первый телефон я получил от мамы”. Рекламщики отлично знают своих клиентов. Например, на станции метро в Сан-Франциско рекламируют службу доставки, которая привезет вам еду из целого ряда ресторанов в области залива Сан-Франциско. Формулировка такая: “Удовольствие от вкусной еды в сочетании с радостью от того, что вам не нужно общаться с людьми!”

“Извините”, нажимаем кнопку “Отправить”

В нынешней атмосфере мы потворствуем своей склонности извиняться в электронной переписке. Всегда было трудно просить прощения за допущенные ошибки в личной беседе. Теперь же есть альтернативы, сопряженные с меньшим стрессом: мы можем послать фотографию с комментарием, сообщение в мессенджере или по электронной почте. Нам уже не нужно извиняться друг перед другом, можно просто написать: “Извините”. И нажать кнопку “Отправить”. Однако при общении лицом к лицу вы видите, что обидели другого человека, а ваш визави может убедиться, что вы и вправду огорчены. Именно это понимание и запускает процесс прощения.

Когда вы пишите “Извините” и нажимаете кнопку “Отправить”, этого не происходит. В момент сожаления вы скорее экспортируете чувство, нежели позволяете себе им проникнуться. Вы вытесняете внутренний конфликт, даже толком не пропустив его через себя; вы как бы избавляетесь от еще не пережитого чувства. Когда человек извиняется, это повод попрактиковаться в навыках эмпатии. Если каяться нужно вам, значит, вы должны почувствовать себя в шкуре другого. Если же извиняются перед вами, то вас тоже просят взглянуть на вещи с другой стороны, чтобы и вы совершили шаг в направлении эмпатии. В обстоятельствах цифровой коммуникации этих действий можно избежать. Таким образом, многое поставлено на карту, когда мы уклоняемся от извинений лицом к лицу. Если мы не помещаем наших детей в ситуации, в которых они могут научиться эмпатии (а просить прощения вживую – именно такая ситуация), неудивительно, что им трудно увидеть, как их слова воздействуют на других людей.

“Эмпатический провал” начинается еще в детстве и продолжается в течение всей жизни. Магистрантка экономического факультета объясняет, чего именно ей не хватает, когда друзья извиняются в переписке. Она называет это “искусственным перемирием”:

Когда в сообщении пишут “Извини” это означает, с одной стороны: “Я больше не хочу напряженности в наших отношениях, миру-мир”, а с другой: “Я не собираюсь быть рядом с тобой, пока ты переживаешь эту ситуацию, просто дай мне знать, когда негативные эмоции уйдут”. Если я ссорюсь со своим парнем, и наша ссора заканчивается сообщением со словом “Извини”, я могу быть на сто процентов уверена – этот конкретный конфликт повторится вновь. Он так и не разрешен.

Сообщение со словом “Извини” – упущенная возможность. Однако есть способ наверстать упущенное. Родители могут потребовать, чтобы дети просили прощения лично. Например, одна женщина рассказала, что ее тринадцатилетний сын, постоянно “подключенный к интернету”, имел привычку отменять семейные планы, сообщая об этом по СМС или электронной почте. Женщина изменила правила. Теперь, если сын хочет отменить какую-то договоренность (например, обед с дедушкой и бабушкой), он должен сообщить об этом по телефону.

Телефонный звонок в реальном времени помогает детям осознать, что планируемые ими действия в той или иной степени влияют на других. Мама мальчика поясняет: “Позвонив по телефону, сын может услышать, что бабушка решила приготовить жареную курицу и уже поставила ее в духовку. Он может услышать, что дедушка уже купил сироп, чтобы на десерт подать его любимое мороженое”. Таким образом, мальчик, возможно, поймет, что его ждут, что будут скучать, если он не придет. Женщина добавляет, что, с момента вступления в силу новых правил, сын почти никогда не отменял подобных договоренностей.

Извинения, принесенные лично, играют не менее важную роль в деловой жизни. По словам различных менеджеров, значительная часть их работы – научить сотрудников извиняться в личном общении. Один руководитель компании признается, что от отчаяния готов кричать, причем даже на тех, кто работает у него очень давно: “Попросите прощения. Сделайте это при личной встрече. Вы были не правы. Извинитесь”. Другой руководитель полагает: если деловой человек не способен извиниться в личном разговоре, “это все равно что водить машину, не умея дать задний ход”. В сущности, это значит, что человек не может водить машину. По мнению этого менеджера, многим из его подчиненных не помешали бы уроки вождения.

“Никогда не стала бы говорить об этом вживую. Это слишком эмоциональный момент”

Уходя от беседы к более формальному контакту, мы обкрадываем самих себя. Тревогу вызывает тот факт, что со временем это перестает нас беспокоить, – или же, что еще хуже, мы уже не видим разницы. Гретхен – студентка второго курса, с которой произошло именно это. Сидя в моем офисе, она жалуется, что ей тяжело сконцентрироваться на домашних заданиях. Проблема в соседке по комнате. Точнее, Гретхен угораздило флиртовать с бывшим парнем этой соседки. Она вовсе не хотела никому навредить, но ситуация вышла из-под контроля. Теперь этот парень использует ее в качестве оружия против соседки. Когда мы с Гретхен общаемся, заметно, что ей трудно сосредоточиться. У нее ужасные оценки. Я спрашиваю, не хочет ли она переговорить с кем-то в консультационном центре. Студентка качает головой – сначала ей нужно уладить дела с соседкой. По словам Гретхен, соседке нужны ее извинения, а также “правда и ничего, кроме правды”. Девушка добавляет: “Тогда-то я снова обрету свою концентрацию”.

Я спрашиваю Гретхен, комфортно ли ей возвращаться домой: близится время обеда, возможно, соседка уже в общежитии, находящемся примерно в десяти минутах от моего офиса. Гретхен смотрит на меня непонимающе, словно мой вопрос не имеет смысла. “Я собираюсь общаться с ней по Google Chat, – объясняет она. – Никогда не стала бы вести этот разговор вживую. Это слишком эмоциональный момент”.

Я была застигнута врасплох, когда Стивен Кольбер (в привычном образе болтливого телеведущего правых взглядов) задал мне на своем шоу довольно важный вопрос: “Разве все эти маленькие твиты, эти глоточки онлайн-общения, не сливаются в один огромный глоток настоящей беседы?” Я ответила – нет. Многочисленные глоточки общения не сливаются в глоток беседы.

Общение глоточками, возможно, сгодится для сбора разрозненных фрагментов информации или чтобы сказать: “Я думаю о тебе”. Или даже чтобы сказать: “Я люблю тебя”. А вот если речь идет об извинениях, тут глоточками делу не поможешь. Этот метод едва ли сработает, когда нас призывают взглянуть на вещи с другой точки зрения. В таких случаях мы должны слушать. Мы должны отвечать в реальном времени. В таком общении проявляется наш темперамент и характер. Мы укрепляем доверие.

Живая беседа разворачивается медленно. Она учит нас терпению. Мы прислушиваемся к тону и нюансам. А вот общаясь посредством цифровых устройств, мы приобретаем другие привычки. Увеличивая объем и скорость нашего взаимодействия в сети, мы хотим, чтобы нам ответили немедленно. В своем стремлении поскорее получить ответы мы задаем более простые вопросы; мы упрощаем свои сообщения даже на самые важные темы. Мы привыкаем к жизни, в которой нас постоянно прерывают и перебивают.

Разговор прерывается? “Это моя жизнь”

Душистым июньским вечером я опрашиваю группу из двадцати пяти молодых людей и девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех, собравшихся в Бостоне для участия в летней программе обучения. За два часа, проведенных вместе, они объясняют мне, что, если я и вправду хочу знать, как они общаются, мне следует присоединиться к их групповому чату. Они создали этот чат в приложении для мобильных телефонов под названием WhatsApp. Собеседники приглашают меня в эту группу, я принимаю приглашение, и наша встреча продолжается. Теперь мы находимся в обществе друг друга и вживую, и в сети. Картина меняется: каждый из присутствующих или “не здесь”, или куда-то собирается. Пользуясь этим приложением, молодые люди быстро переключаются с живого разговора на чат в телефонах. По меньшей мере, часть общения в чате протекает в форме изображений – карикатур, фотографий и видео, – причем многие из них являются комментариями к происходящему в помещении. По мнению студентов, эти изображения служат способом связи точно так же, как текстовые сообщения или беседа.

Вживую мы обсуждаем, как трудно дистанцироваться от семьи и школьных друзей, когда начинаешь учебу в университете. Однако эта дискуссия не продвигается слишком далеко, ведь ей приходится конкурировать с параллельной деятельностью – онлайн-чатом и отправкой изображений.

И все-таки заметно, что студенты довольны. Им в радость быстро переходить от устного разговора к сообщениям и картинкам – и обратно. Этот непрерывный поток доставляет им удовольствие. Кроме того, студентам нравится, что они всегда могут пойти куда-то еще, ведь, по их собственному признанию, ничто их так не страшит, как скука. Если хоть на секунду молодые люди утрачивают интерес к происходящему в помещении, они тут же переключаются на чат. Если картинки в телефоне не кажутся им убедительными, они ищут другие. Отправка другу изображения, найденного в интернете, требует вовлеченности особого рода. В этой ситуации человек черпает не из своего опыта, а из внешних ресурсов. Он выражает свои мысли и чувства, но при этом соблюдает определенное расстояние.

В процессе общения со студентами я вспоминаю, как некогда говорила своей трехлетней дочери: “Используй слова”. Сначала такая аллюзия меня удивляет. Я ценю уместность (и остроумие!) изображений, которыми обмениваются студенты, но, по-моему, молодые люди переключаются на картинки в телефоне, чтобы уклониться от нашей общей беседы, когда тема разговора становится более серьезной. Если речь заходит о чем-то непростом, студенты предпочтут отправить картинку, нежели ломать голову над сложной задачей. Приходит на ум еще одна банальность из опыта воспитания детей, на сей раз произнесенная голосом моей бабушки: “Смотри на меня, когда говоришь со мной”. Мы учим детей внешним признакам внимания, поскольку надеемся, что, отталкиваясь от поведения, сможем настроить их на более глубокие чувства. Речь идет о привязанности и эмпатической связи. Мы просим детей использовать слова или смотреть на нас не для того, чтобы добиться послушания, а для того, чтобы слова были связаны с чувствами. Зрительный контакт – наиболее действенный способ наладить связь между людьми.

Студенты, пригласившие меня в WhatsApp, заверили, что я стану лучше их понимать, если тоже загружу это приложение. Но стоило мне это сделать, как молодые люди сразу же уткнулись в телефоны.

В этот июньский вечер в вихре разговоров, сообщений и картинок студенты то и дело возвращаются к мысли о ценности цифрового общения благодаря “низкому уровню риска”. Молодые люди говорят, что в режиме онлайн они могут редактировать сообщения перед отправкой. И если сообщение адресовано потенциальному работодателю или возможному объекту романтического интереса (то есть представляет особую важность), они часто просят друзей перечитать письмо, чтобы удостовериться, что оно написано “правильно”. Таковы преимущества сетевого общения. А ведь в живой беседе, которая вдруг может пойти в неожиданном направлении, люди далеко не всегда пытаются сделать все “правильно”. Порой они говорят такое, чего сами от себя не ожидали, да еще и получают от этого удовольствие. Писатель-романтик Генрих фон Клейст называл это “постепенной подготовкой мыслей во время речи”. Цитируя французскую пословицу “Аппетит приходит во время еды”, Клейст отмечал, что подобным же образом “мысли возникают из речи”. С его точки зрения, когда лучшие мысли еще только появляются, они почти непонятны. Писатель подчеркивал значимость рискованной, увлекательной беседы в качестве плавильного тигля, где рождается открытие. Стоит отметить, что Клейст вряд ли заинтересовался бы широковещательными возможностями, появившимися благодаря социальным сетям. Азарт “рискованного разговора” рождается именно тогда, когда слушающий вас находится рядом и в тесном контакте с вами.

Однако студенты, пригласившие меня провести с ними вечер в WhatsApp, слишком далеки от мысли о возможной увлекательности рискованного разговора. Между прочим, один из присутствующих заявляет: обмен изображениями хорош уже тем, что делает общение еще менее рискованным, чем отправка отредактированных сообщений. Изображения тоже можно редактировать: их можно обрезать и улучшать посредством фильтров. По словам этого студента, чем сильнее вы их изменяете, тем неоднозначнее они выглядят, тем больше “открыты для интерпретации”. Юноша считает, что это хорошо, поскольку человека труднее обидеть, если он не высказал свое мнение определенно. В то же время, если человек не заявил о своем мнении, он упустил возможность опробовать свою мысль. Или выразить чувство. Обозначая свою позицию и отстаивая ее, мы учимся быть прямолинейными. Этот навык помогает и в любви, и в политике[35]35
  По сути дела, в качестве примера того, как разговор приводит нас к нашим лучшим идеям, Клейст использует Декларацию прав человека и гражданина, сочиненную Мирабо в начале Великой французской революции. Мирабо стремится быть красноречивым, поскольку у него есть собеседник. Вы чувствуете, что он способен взволновать свою аудиторию и себя самого.


[Закрыть].

Поскольку на нашей встрече в Бостоне студенты чередуют беседу с чатом в WhatsApp, общение по обоим каналам то и дело прерывается. Телефоны вмешиваются в беседу; беседа мешает полноценному общению в чате. Я спрашиваю всех участников об их отношении к этим помехам, но мой вопрос едва ли им понятен. Группа не воспринимает периодическое бегство в WhatsApp как помеху. Говоря обо всей этой суете, один из молодых людей признается: “Это моя жизнь”.

В новой культуре общения, когда что-то внедряется в разговор, это считается не помехой, а другим каналом общения[36]36
  Николас Карр указывал на то, что у нашего стремления прерваться есть когнитивные и эмоциональные стороны. Он сказал: “Мы хотим, чтобы нас прерывали, потому что каждое прерывание приносит нам ценную информацию. Отключив эти оповещения, мы рискуем почувствовать себя вне связи или даже в социальной изоляции”. Карр, следуя за Кори Доктороу, назвал пребывание у компьютера состоянием, когда вы “подключены к экосистеме технологий прерывания”. См.: Carr N. The Shallows: What the Internet Is Doing to Our Brains. New York: W. W. Norton, 2010. P. 133–34, 91.


[Закрыть]. Полушутя, подростки и двадцатилетние сообщают, что наиболее распространенной фразой за ужином с друзьями становится: “Что-что?” Каждому обязательно требуется небольшая пауза, время, чтобы найти изображение или отправить сообщение.

Сообщая о “зависимости” от своих телефонов, люди говорят не только о потребности в том, что могут получить от этих устройств. Они также подразумевают, что хотят избежать того, от чего телефоны позволяют им уклониться. Наиболее распространенное явление: человек смотрит в телефон, спасаясь от скуки или тревоги. Это может означать, что вы учитесь чему-то новому, живому, меняющему мир. Вероятно, вы пытаетесь двигаться в каком-то новом направлении. Скука и тревога посылают вам сигнал: нужно быть более внимательными к происходящему, а не отворачиваться.

Мы живем не в безмолвном мире, где никто не разговаривает. Однако мы периодически то вступаем в беседу, то выходим из нее. Нам не хватает терпения для беседы, требующей непрерывного внимания. Когда разговор становится сложным или вовсе затихает, мы позволяем себе переключиться на что-то другое. Мы хотим избежать жизненных трудностей и скучных моментов.

Скучные моменты жизни

В комнате студентки старшего курса – юноша. Они лежат в постели. Когда молодой человек идет в ванную, девушка достает телефон и заглядывает в Tinder – приложение, позволяющее находить в этом районе молодых людей для свиданий, а может, и дальнейших отношений. Девушка признается:

Понятия не имею, зачем я так поступила – мне ведь и вправду нравился этот парень… Я хотела с ним встречаться, но ничего не могла с собой поделать. На Facebook ничего не происходило, в электронной почте тоже никаких новостей.

Лежа в кровати и ожидая, пока любовник выйдет из ванной, девушка пережила один из скучных моментов жизни.

Когда я пересказываю эту историю собеседникам младше тридцати, они обычно пожимают плечами. Такова жизнь. Мгновений скуки всегда хочется избежать. К тому же всегда интересно, кто хочет с вами связаться. Или с кем можете связаться вы. Впрочем, этот эмоциональный настрой, в котором мы ищем непрерывной стимуляции и стремимся удалять из жизни “скучные моменты”, характерен и для людей постарше.

Тридцатичетырехлетний мужчина, не так давно ставший отцом, признается, что ему скучно набирать ванну для двухлетней дочери. Он чувствует себя виноватым. Всего несколько дней назад, вместо того чтобы терпеливо сидеть с дочерью (разговаривать с ней и петь для нее, как бывало со старшими детьми), мужчина стал проверять почту в телефоне. И это уже не первый случай. “Знаю, что не должен так поступать, – говорит мой собеседник. – Час купания должен стать временем, когда я расслабляюсь вместе с дочкой. Но у меня ничего не получается. Я то и дело заглядываю в телефон, поскольку нахожу это время вынужденного простоя скучным”.

А вот пример из другой сферы: сенатор Джон Маккейн чувствовал себя не в своей тарелке, сидя на полу в Сенате во время слушаний по Сирии. Чтобы избежать неприятного ощущения, он стал играть в покер на своем iPhone. Когда фотография, где он играет в покер, просочилась в прессу, Маккейн пошутил в Twitter о том, что его поймали:

Скандал! Меня засекли – играл в покер на iPhone во время более чем трехчасового слушания в Сенате. Но хуже всего, что я проиграл![37]37
  Kantrowitz A. John McCain Unapologetic After Playing iPhone Poker During Syria Hearing // Forbes. 2013. September 3. http://www.forbes.com/sites/alexkantrowitz/2013/09/03/john-mccain-unapologetic-after-playing-iphone-poker-during-syria-hearing/.


[Закрыть]

Искать утешения в чем-то вроде электронной игры в покер, когда наступил момент скуки, стало нормой. Однако если даже сенаторы считают, что в порядке вещей “куда-то сбежать” во время слушаний по кризису в Сирии, трудно ожидать безраздельного внимания от кого бы то ни было в любой ситуации, будь то занятия или встреча. И это прискорбно, ведь по данным исследований экраны цифровых устройств отрицательно влияют на производительность любого, кто их видит, будь то их владельцы или просто люди, сидящие рядом[38]38
  Sana F., Weston T., Cepeda N. J. Laptop Multitasking Hinders Classroom Learning for Both Users and Nearby Peers // Computers & Education. 2013. Vol. 62. March. P. 24–31.


[Закрыть].

Нам следует пересмотреть значение “скучных моментов”, от которых мы так стараемся уклониться. В работе, любви и дружбе взаимность отношений зависит от вашего умения выслушивать что-то, возможно, скучное для вас, но интересное с точки зрения вашего собеседника. “Затишье” во время разговора, возможно, находится на пути к тому, чтобы стать чем-то другим. Если в беседе наметился спад, единственный способ узнать, затеплится ли интерес снова, – продолжить беседу. Людям требуется время на размышление, чтобы придумать какую-то новую тему для разговора.

В более общем плане опыт скуки напрямую связан с творческим потенциалом и новаторством[39]39
  Mann S., Cadman R. Does Being Bored Make Us More Creative? // Creativity Research Journal. 2014. 26. № 2. P. 165–73. Обзор этой темы представлен здесь: Adams S. The Heady Thrill of Having Nothing to Do // Wall Street Journal. 2011. August 6. http://online.wsj.com/article/SB10001424053111903454504576486412642177904.html.


[Закрыть]. Я уже отмечала: подобно тревоге, скука может означать, что мы осваиваем нечто новое. Проявляя любопытство в отношении скуки, мы можем использовать ее как паузу, чтобы сделать шаг назад и установить новый контакт. Или же эти мгновения скуки, как сказал бы Клейст, пригодятся, чтобы обратиться к кому-то и высказать мысль, которая может возникнуть только в контакте со слушателем.

Теперь же мы уклоняемся от таких мгновений задумчивости и контакта. Многозадачность, ставшая возможной благодаря цифровым устройствам, куда быстрее обеспечивает нам хорошее настроение. Наш мозг требует новых поступлений – свежих, стимулирующих и связанных с социумом[40]40
  Более подробный разговор о нейронных системах вознаграждения, связанных с поведением, цель которого – поиск информации, представлен здесь: Berridge K. C., Robinson T. E. What Is the Role of Dopamine in Reward: Hedonic Impact, Reward Learning, or Incentive Salience? // Brain Research Reviews. 1998. 28. P. 306–69. Публичная беседа о том, как сам мозг изменяется в результате сетевой жизни, сформировалась под влиянием книги Николаса Карра “Пустышка” (The Shallows). Автор утверждает: чем дольше человек пребывает в сети, тем меньше он склонен к тихой задумчивости (а в более широком смысле – к глубокому чтению и сосредоточенному общению).


[Закрыть]. Пока технологии еще не предоставили нам возможность в любое время перемещаться куда угодно, беседа с другими людьми играла важную роль в том, как мы удовлетворяли потребность своего мозга в стимуляции. А теперь, посредством цифровых устройств, мозгу предлагается постоянное и бесконечно развлекательное меню, не требующее больших усилий.

И вот мы уходим от более степенного ритма, позволяющего ждать, слушать и размышлять о самых разных вещах. Мы уходим от ритма беседы. Таким образом, мы утрачиваем навыки разговоров, лишенных четкой повестки, позволяющих совершать какие-то открытия в ходе общения. Мы не перестали разговаривать, но мы отказываемся, порой неосознанно, от беседы, предполагающей безраздельное внимание. Каждый раз, когда вы заглядываете в телефон, находясь в компании, вы получаете порцию стимуляции, нейрохимический импульс, но упускаете то, что ваш друг, учитель, родитель, возлюбленный или сотрудник только что говорил, подразумевал, чувствовал.

Становятся ли эмоции проще благодаря технологиям?

Клиффорд Нэсс был специалистом по когнитивной психологии и профессором социологии Стэнфордского университета, а также выступал в роли “общежитского отца”: жил в корпусе для первокурсников в качестве куратора и консультанта по академическим вопросам. Нэсс рассказывал, как пытался наладить контакт с одной первокурсницей, заговорив с ней об эмоциональных взлетах и падениях, которые сам пережил в старших классах. Студентка ответила, что она и ее друзья уже давно не беспокоятся о подобных вещах. Нэсс удивился – неужели с подростковой экзистенциальной тревогой покончено? Именно это и утверждала первокурсница, причем даже выдвинула свою версию, почему так происходит: социальные сети помогают сглаживать такие моменты. Девушка подытожила: “Благодаря технологиям эмоции становятся проще”.

Вдохновленный комментариями первокурсницы, Нэсс решил изучить взаимоотношения сетевого бытования и эмоциональной жизни девушек-подростков[41]41
  Нэсс изучал сетевую жизнь девочек в возрасте от восьми до двенадцати лет – этот период играет ключевую роль в формировании личности и стабильного самоощущения. Одним из результатов работы стала эта статья, написанная в соавторстве: Pea R., Nass C., Meheula L. et al. Media Use, Face-to-Face Communication, Media Multitasking, and Social Well-Being Among 8– to 12-Year-Old Girls.


[Закрыть]. Не подвела ли эту первокурсницу интуиция? Если вкратце, то подвела. Эмоции не становятся проще благодаря технологиям. В сущности, социальные сети могут сделать эмоциональную жизнь очень тяжелой.

Нэсс сравнил эмоциональное развитие молодых женщин, считающих себя “завсегдатаями сети” с теми, кто проводит меньше времени онлайн: как выяснилось, те, кто проводит много времени в сети, куда хуже идентифицируют чувства других людей, а если вдуматься, то и собственные чувства. “Завсегдатаи сети” считают, что их сверстники хуже к ним относятся, а общение с друзьями приносит им меньше позитивных эмоций, чем тем, кто реже бывает в социальных сетях. Оказывается, жизнь в сети ассоциируется с потерей эмпатии и снижением способности к саморефлексии.

Здесь нет ничего удивительного. Если вы где-то присутствуете только отчасти, довольно просто упустить из виду эмоциональный и невербальный подтекст того, что вам говорят окружающие. И на своих чувствах вы тоже не сосредоточены[42]42
  Саймон Барон-Коэн, исследователь эмпатии, сделал следующее наблюдение: “Эмпатия часто идет рука об руку с самосознанием. Люди с хорошими навыками эмпатии умеют не только улавливать чувства других людей, но и размышлять о своем собственном поведении”. См.: Baron-Cohen S. Does Empathy Explain Cruelty? // Science Friday. 2011. September 30. http://www.sciencefriday.com/guests/simon – baron-cohen.html#page/full-width – list/1. Тезис Барона-Коэна об упадке эмпатии как о причине личной и социальной жестокости опубликован здесь: Baron-Cohen S. The Science of Evil: On Empathy and the Origins of Cruelty. New York: Basic Books, 2012.


[Закрыть].

С точки зрения Нэсса, эмоциональный тон социальных сетей – еще один возможный источник проблем. Когда студенты бывают в сети, одним из наиболее притягательных для них моментов является встреча с целым миром хороших новостей. Как нам напоминает Нэсс, в Facebook нет знака “добить гладиатора”. Возможно, вы будете разочарованы, если то, что вы запостили, не получит желаемого числа позитивных реакций, но вы привыкаете публиковать материал, который доставит людям удовольствие.

Таким образом, в социальных сетях все учатся постить позитивную информацию. Однако, как подчеркивает Нэсс, негативные эмоции требуют большего времени на обработку и затрагивают больше участков мозга. Значит, если вы находитесь онлайн в течение длительных периодов – реагируя на позитивные эмоции, – ваш мозг лишается возможности попрактиковаться в более сложном деле. В результате, по мнению Нэсса, ваши реакции замедляются. Вероятно, именно это и происходит с завсегдатаями соцсетей: они не в состоянии быстро реагировать на чувства других или даже на свои собственные. Когда они медленно отвечают другим, то “кажутся бесчувственными и равнодушными”. Когда же они едва откликаются на собственные чувства, то теряют критическую способность к саморефлексии[43]43
  Обзор тенденции людей помнить негативные события отчетливее, чем позитивные, представлен здесь: Baumeister R. F., Bratslavsky E., Finkenauer C. Bad Is Stronger than Good // Review of General Psychology. 2001. 5. № 4. P. 323–70. Работа Антонио Дамасио и его коллег предполагает, что определенные эмоции – например, восхищение и сострадание – на самом деле требуют больше времени для обработки на нервном уровне, чем реакции на физическую боль. См.: Immordino-Yang M. H., McColl A., Damasio H. et al. Neural Correlates of Admiration and Compassion // PNAS. 2009. Vol. 10. № 19. P. 8021–26. В среде опосредованного общения это важно, потому что взаимодействия происходят слишком быстро, чтобы вызывать эмпатические реакции. Ведущий исследователь этого проекта Иммордино-Янг, бывший учитель средней школы, подытожил этот вывод в интервью: “Если что-то происходит слишком быстро, вы, возможно, никогда не испытаете всей полноты эмоций в отношении психологических состояний других людей, и это будет иметь последствия для вашей нравственности”. Команда под руководством Антонио Дамасио также обнаружила связь между состраданием и сетью пассивного режима работы мозга – тем же самым участком, который активируется, когда люди остаются наедине со своими мыслями. Восхищение добродетелью, а также сочувствие к социальной или психологической боли обрабатываются в пассивном режиме. Обе эти реакции мозг обрабатывает медленнее, а мы стараемся побыстрее с ними разделаться в жизни, полной хороших новостей. См.: Nauert R. Twitter Tweets, Texting May Lack Compassion // Psych Central. 2009. April 14. http://psychcentral.com /news/2009/04/14/ twitter-tweets-texting-may-lack – compassion/5317.html.


[Закрыть].

Нэсса беспокоит, что в онлайн-мире, осененном знаком одобрения, молодые люди усваивают неправильные жизненные уроки. Вот некоторые из этих уроков: во-первых, негативные эмоции – это то, что испытывают неудачники, а не обычная часть жизни, требующая внимания и работы над ней; во-вторых, вполне естественно отвлекаться и постоянно переключаться на посторонние вещи во время общения с другими людьми.

Это очень плохие новости, но есть и хорошие: беседа исцеляет. Нэсс сравнивает участки мозга, обрабатывающие эмоции, с мышцей: они могут атрофироваться, если их не тренировать, и могут укрепляться посредством живой беседы. Ученый говорит:

Одним позитивным провозвестником здорового эмоционального взаимодействия, а также ощущения успеха в обществе (например, такие утверждения, как “мои ровесники понимают меня” и “я чувствую, что меня принимают друзья”) является большое количество общения лицом к лицу.

Нэсс подытоживает: “Технологии не способствуют воспитанию чувств”. Зато люди – да.

Технологии не способствуют воспитанию чувств

Чтобы снова стать идеальным собеседником, нужно заново научиться быть внимательным. В наши дни средний взрослый американец заглядывает в телефон каждые шесть с половиной минут[44]44
  Эта статистика взята из широко распространенного исследования использования мобильных телефонов, предложенного Nokia в 2013 году. См., в частности: Mobile Users Can’t Leave Their Phone Alone for Six Minutes and Check It up to 150 Times a Day // Mail Online. http://www.dailymail.co.uk/news/article-2276752/Mobile-users-leave-phone-minutes-check-150-times-day.html.


[Закрыть]. Мы начинаем рано: уже выпускаются детские кресла-качалки (и детские сиденья для унитаза) со специальными углублениями для телефонов[45]45
  Такое кресло называется iPad Apptivity Seat, производит его Fisher-Price. Вот его описание на Amazon: “Это кресло для малышей, которое способствует их развитию, успокаивает, развлекает и не лишено технологического изыска”. Следует отметить, что кресло вызвало немало протестов. http://www.commercialfreechildhood.org/action/tell-fisher-price-no-ipad-bouncy-seats-infants.


[Закрыть]. Двадцать пять процентов американских подростков включают цифровое устройство в течение пяти минут после пробуждения[46]46
  Маркетологи полагаются на этот факт – эти цифры взяты из отчета, выпущенного совместно Ipsos MediaCT и Wikia (веб-хостинг и Wiki-ферма): Generation Z: The Limitless Generation Study of 1,200 Teen Wikia Users by Wikia and Ipsos MediaCT // PR NewsWire. 2013. March 19. http://www.wikia.com/Generation_Z: _A_Look_at_the_Technology_and_Media_Habits_of_Today’s_Teens.


[Закрыть]. Большинство подростков отправляют по сто сообщений в день[47]47
  Lenhardt A. Teens, Smartphones, and Texting // Pew Research Center’s Internet & American Life Project. 2012. March 19. http://www.pewinternet.org/2012/03/19/teens-smartphones-texting.


[Закрыть]. Восемьдесят процентов держат телефоны в постели во время сна. Сорок пять процентов “не отключаются” вообще – даже во время религиозных служб и занятий спортом[48]48
  Generation Z: The Limitless Generation Study of 1200 Teen Wikia Users by Wikia and Ipsos MediaCT // PR NewsWire.


[Закрыть].

Выходит, что за обедом типичная американская семья управляется с шестью-семью потоками информации одновременно[49]49
  Этот вывод взят из исследований, проведенных компанией LEGO. Я обратила на него внимание благодаря презентации Саши Стросса на конференции в институте Милкена в мае 2014 года. Capturing the ‘Cool Factor’ in Consumer Tech // Currency of Ideas. 2014. May. http://currency-of-ideas.tumblr.com/post/84355392003/capturing-the-cool-factor-in-consumer-tech.


[Закрыть]. Повсюду разбросаны ноутбуки, планшеты, телефоны, тут же стоит стационарный компьютер, а на заднем плане, конечно же, один или два телевизора. Студенты университета склонны пользоваться сразу четырьмя социальными медиа одновременно[50]50
  25 % лучших студентов Стэнфорда пользуются сразу четырьмя социальными медиа. Nass C. The Myth of Multitasking, narrated by Ira Flatow // Talk of the Nation. National Public Radio. 2013. May 10. http://www.npr.org/2013/05/10/182861382/the-myth-of-multitasking.


[Закрыть]. Если студенты зарегистрированы на Facebook, они также посещают Netflix, какой-нибудь музыкальный блог и сайт с домашними заданиями. Что происходит с беседой здесь? Мы хотим, чтобы разговор был только одним из объектов нашего внимания наряду с другими; то есть мы хотим то возобновлять его, то прерывать. Нам хочется, чтобы он стал “бегущей строкой” внизу телеэкрана с новостями кабельного канала.

Опять-таки, мы живем в мире непредвиденных последствий. Мы воображаем, что постоянная подключенность делает нас эффективнее, но это обманчивое впечатление. Многозадачность снижает нашу производительность в любых делах, которыми мы заняты, а при этом вызывает у нас иллюзию, что мы, наоборот, во всем преуспеваем[51]51
  Ophir E., Nass C., Wagner A. Cognitive Control in Media Multitaskers. Новые исследования показывают, что лишь небольшой процент населения – от 1 до 2 % – способен работать в многозадачном режиме. Для остальных 98–99 % жителей Земли каждая новая задача снижает производительность, в связи с чем возникает ирония: чем больше задач вы выполняете, тем хуже у вас с многозадачностью. Konnikova M. Multitask Masters // The New Yorker. 2014. May 7. http://www.newyorker.com/online/blogs/mariakonnikova/2014/05/multitask-masters.html?utm_source=tny&utm_medium=email&utm_campaign=dailye mail&mbid=nl_Daily%20 (173).


[Закрыть]. Таким образом, мы становимся менее продуктивными, несмотря на чувство удовлетворения[52]52
  Wang Z., Tchernev J. M. The ‘Myth’ of Media Multitasking: Reciprocal Dynamics of Media Multitasking, Personal Needs, and Gratifications // Journal of Communication. 2012. Vol. 62. № 3. P. 493–513.


[Закрыть]. Вспомним также о недостатках технологии в аспекте “воспитания чувств”: злоупотребление многозадачностью ассоциируется с депрессией, социальной тревожностью и трудностями в понимании эмоций других людей.