Текст книги "Солнечные часы"

Глава шестая

Тем временем тетя Фэнни снова потерялась. Она планировала дойти до фруктового сада и полюбоваться цветущими яблонями; неспешно обошла вокруг дома, спустилась в нижний розарий и сама не заметила, как заблудилась: то ли не в ту калитку вышла, то ли не на ту тропинку свернула, но только фруктового сада впереди не было; лишь через несколько минут она поняла, что попала в лабиринт.

Нет, лабиринт вовсе не пугал тетю Фэнни. Как и все подобные затеи, лабиринт подчинялся определенной логике, основанной на имени покойной матери тети Фэнни, которую звали Анна. Нужно повернуть направо, налево, затем еще раз налево, направо и снова налево-направо-направо-налево и так далее, поочередно, до самого центра. В детстве тетя Фэнни часами пыталась затеряться в лабиринте, но ей никак не удавалось забыть имя матери. Снова и снова безошибочно выходя в центр лабиринта, к каменной скамейке и мраморной фигуре по имени Анна – хотя мать тети Фэнни ни за что не позволила бы изображать себя в таком неприличном виде, даже без нижней юбки! – тетя Фэнни в слезах бросалась на землю. Неужели ее всегда ждет разочарование, поскольку она не может забыть ответ? Неужели ей так и не удастся заблудиться, как это получалось у других, и бесцельно метаться туда-сюда, не понимая, где выход?

И вот теперь, будучи взрослой и давно позабыв про лабиринт, тетя Фэнни наконец потерялась в нем. Она прислонилась спиной к изгороди, нерешительно глядя на раздваивающуюся тропинку, и подумала: я не была здесь тысячу лет, как тут все запущено! Сперва она не испытывала страха, ведь прежде ей не удавалось потеряться. По обеим сторонам росла высокая живая изгородь, хотя ее должны были срезать до человеческого роста. В прошлый раз, в тайном саду, было то же самое. Тетя Фэнни раздраженно вздохнула: конечно, никто, кроме нее, здесь не ходит, а с ней можно не считаться! Нет, этого нельзя допускать!

Анна, вдруг вспомнила тетя Фэнни. Прежде она могла по памяти нарисовать лабиринт, наизусть зная все хитрые уголки и повороты. В одном месте тропа, казалось, делает круг; давным-давно она нашла здесь птичье гнездо. Кульминация всегда настигает неожиданно, когда ты уверен, что свернул не туда. В одном из тупиков тетя Фэнни построила свой крошечный замок…

– Анна, – произнесла она вслух и повернула направо.

Доберусь до центра, думала тетя Фэнни, и посмотрю, сохранилась ли статуя Анны такой, какой я ее помню; возможно, ее забросили или испортили. Надо будет сказать Орианне, что изгородь в неприличном состоянии, особенно в лабиринте, куда никто больше не ходит. Наверняка многие даже не подозревают о существовании лабиринта; может, позабыли, а может, им никто не рассказывал. Изгородь так разрослась, что повороты стали неразличимы, ветки переплелись между собой и не пускали ее в нужную сторону. Тетя Фэнни раздраженно шла дальше.

Налево, затем направо… Все еще не испуганная, тетя Фэнни остановилась на минутку, чтобы вспомнить чувство давно забытой ярости: вот здесь был поворот, который ее особенно злил много лет назад, поскольку вел в тупик, и она никак не могла себя обмануть, как бы ни старалась забыть об этом. И, наверное, уже никогда не забуду, думала она, сворачивая вправо, ведь это часть моего сознания, очень давняя и очень прочная. Лучше бы они сделали лабиринт посложнее! Анна, Анна, Анна…

Ветви окружали со всех сторон. На секунду ей показалось, что изгородь просто разрослась и скрывает аллею; лишь потом она поняла, что повернула не туда, потеряла «Анну». Впрочем, это не страшно: где бы ты ни был, Анна тебя выведет. Тетя Фэнни повернула назад, затем направо, помедлила, снова повернула и окончательно затерялась в дебрях лабиринта.

Запыхавшись, она прислонилась к изгороди. Минотавр, Минотавр… Крепкие ветви окружали, не пуская на свободу; тетя Фэнни крикнула: «Анна, Анна!» – и бросилась бежать, отчаянно пытаясь вырваться из плетеной ловушки. В какой-то момент она ясно увидела выход и даже протянула руки к свету, но не смогла прорваться сквозь ветви. Но ведь это мой лабиринт, подумала она, я здесь выросла; я не могу быть его пленницей, я прекрасно знаю дорогу! Она свернула и заблудилась еще больше.

Становилось все темнее; ветви сплетались над головой, почти наглухо затеняя тропинку; наверху кое-где мелькали проблески света. Налево, направо, направо, налево… Упругие пальцы ветвей цеплялись за платье, за волосы, оставляли царапины на щеках; Анна, влево, Анна, вправо…

– Смотри, – произнесла тетя Фэнни вслух (уже совсем стемнело, никто не знал, где она), – вот здесь я однажды похоронила куклу, на неверном повороте, чтобы никто не смог найти ее могилку. Вот здесь, прямо на этом месте, я похоронила свою куклу. Я всегда выбиралась отсюда; я нарочно старалась потеряться; сюда, я приходила и пряталась, когда мне было грустно… Вот за этим поворотом я порезала руку об острую ветку, и брат перевязал мне руку, потому что мама умерла. Помню, мы оба плакали; я приходила сюда и притворялась, будто заблудилась и больше никогда не смогу вернуться домой… А теперь все не так!

И тут, не успев даже осознать этого, тетя Фэнни очутилась в центре лабиринта. Изгородь по обеим сторонам разделилась, под ногами вместо гравия оказался газон. В сумраке виднелась мраморная скамейка, а над ней печально склонялась статуя по имени Анна – одинокая, ведь никто уже давно не приходил сюда – с любовью тянущаяся к пустому месту. Те, кто помнил ее имя, всегда выходили к центру лабиринта.

Тетя Фэнни против воли подошла к скамье и рухнула на нее. Вокруг шуршали сухие листья, над головой склонилась статуя, простирая голые руки с нежностью и любовью. Тетя Фэнни зарылась лицом в сухие листья. Что ж, я здесь, в самом сердце лабиринта, я прошла сквозь него – так где же тайна, которую я должна была узнать после стольких мучений? Вот я, здесь, где моя награда? Что я заслужила, чему научилась, что отвергла? Мама, мама, думала она, ощущая тепло мрамора.

– ФРЭНСИС, ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН…

Тетя Фэнни без труда нашла выход из лабиринта; у нее не было времени ошибаться, хаотично метаться туда-сюда («Анна, Анна!»), а если она и кричала, то никто ее не слышал; ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН, ФРЭНСИС, ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН, и тетя Фэнни прорывалась сквозь ветви и листья; ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН, и она выбежала из лабиринта на тропинку к розарию; ФРЭНСИС, ФРЭНСИС, ФРЭНСИС, а вот и Эссекс стоит невдалеке…

– Эссекс, – позвала она, – помогите мне, умоляю, отведите меня домой!

– ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН, – и это был совсем не Эссекс.

Миссис Уиллоу дотошно записывала второе откровение тети Фэнни на четырех листах, вырванных из блокнота в главном холле, у телефона. Тетя Фэнни говорила четко и внятно, и миссис Уиллоу записывала почти дословно, хотя ее рука при этом дрожала.

– Конец близится, – вещала тетя Фэнни, – и мой брат будет спасен. Грядет ночь ужаса, но отец проследит за своими чадами. Дети не должны бояться, дети должны ждать. Снаружи будут доноситься крики и мольба, но дети не должны выходить из дома, дети должны сидеть и ждать. Отец убережет своих детей. Пусть дети ждут…

– Зачем вы это записываете? – спросила мисс Огилви. – Прошлый раз было то же самое.

– Ш-ш-ш! – шикнула на нее миссис Уиллоу, продолжая конспектировать.

– Пусть мой брат не опасается… – Тетя Фэнни металась на диване в гостиной; попыталась сесть, взмахнула руками и снова упала. – Пусть мой брат не опасается: он примет нас в объятья, укроет, спрячет и позаботится о нас, пусть мой брат не опасается; когда все исчезнет, мой брат будет спасен… Бояться нечего, нечего, мы в безопасности, в тепле, в тепле, в безопасности, все будет хорошо, не бойтесь… Я здесь, вас никто не обидит… Брат, спи спокойно… Брат, – кричала она, молотя руками воздух, – я здесь, я уже иду, мы все в безопасности! Грядет ночь ужаса, смерти и крови, но мы будем спасены. А теперь я спать ложусь, тихо Богу помолюсь…[11]11
  Классическая детская молитва XVIII века.


[Закрыть]

– Ну это все и так наизусть знают, – прокомментировала мисс Огилви.

Тетя Фэнни затихла. Миссис Уиллоу склонилась над ней и спросила с нажимом:

– Скажите скорее, что нам делать? Мы точно в безопасности? Мы и правда должны оставаться в доме? Когда это произойдет?

– Брат… – стонала тетя Фэнни.

– Эссекс, позаботьтесь о ней, – распорядилась миссис Хэллоран.

Тот склонился над тетей Фэнни и тихо спросил:

– Фэнни, что нам делать?

– Эссекс…

Тетя Фэнни протянула руку, и Эссекс, покосившись через плечо на миссис Хэллоран, взял ее.

– Фэнни, скажите, что нам делать?

– Мы здесь в безопасности, – твердо заявила тетя Фэнни. – Нужно закрыть все окна и двери, чтобы крики умирающих не достигли наших ушей и не вызвали в нас сострадания, а ужасное зрелище не побудило нас в безумии броситься в самую гущу. Что неправильно, то неправильно, папа лучше знает. – И тетя Фэнни прижалась головой к плечу Эссекса.

– Ну? – Тот вопросительно глянул на миссис Хэллоран.

– Выясните, сколько еще осталось. Я хочу знать все загодя, не люблю, когда меня торопят.

– Тетя Фэнни, когда это произойдет? Сколько нам еще осталось?

– Вы задаете слишком много вопросов, – возразила миссис Уиллоу. – Даже я знаю, что медиум может ответить лишь на один вопрос по очереди. Что вы на нее наседаете!

– Когда, тетя Фэнни?

– После змеи, – ответила та. – После танца. После змеи. После дня будет ночь. После кражи беги прочь…

– Поэзия! – воскликнула миссис Уиллоу и отшвырнула карандаш. – Ну все, пиши пропало: когда они ударяются в поэзию, толку больше не будет.

– Мисс Огилви, проводите ее наверх и уложите в постель, – велела миссис Хэллоран. – Миссис Уиллоу больше не видит толк…

Не успела она договорить, как вдруг огромное венецианское окно во всю стену, выходящее на солнечные часы, дрогнуло и бесшумно рассыпалось на тысячу осколков.

Глава седьмая

Мой дом…

Миссис Хэллоран беспокойно ворочалась на огромной розовой кровати с шелковыми простынями.

Только мой… Дом, где я смогу жить одна, куда я смогу забрать все, что люблю; мой маленький дом. Пусть вокруг темный лес, зато огонь горит ярко, и отблески пламени танцуют на окрашенных стенах, на книгах, на единственном стуле; над камином висят мои любимые вещи. Я сяду на единственный стул или лягу на мягкий коврик у камина, и никто не заговорит со мной, и никто не услышит меня; и всего будет по одному: одна чашка, одна тарелка, одна ложка, один нож. Я живу в своем маленьком домике в глубине леса, и никто меня не найдет…

– Видишь, сестра? – снился ей чей-то голос. – Я же говорил, мы что-нибудь найдем!

Она обернулась и увидела двоих детей: мальчик вел за руку девочку; у него было лицо Эссекса, а у девочки – Глории. На мгновение она заколебалась, наблюдая за ними в дверном проеме; они приближались, и тогда она забежала в дом и заперла дверь.

– Я так устала, – пожаловалась девочка.

– Давай отдохнем здесь, в этом домике.

– Думаешь, тут кто-нибудь живет?

– Они будут только рады приютить потерявшихся детей. Правда, в таком крошечном домике мы вряд ли что-то найдем, но все-таки надо остановиться и передохнуть. Попросим их нас покормить, скажем, что мы здесь переночуем, а завтра поищем дорогу домой.

– А если они не захотят?

– Не говори глупостей! Мы же потерялись, да и к тому же мы всего лишь дети.

– Смотри – дом сделан из конфет!

– Правда?

– Конечно! Подойди и сам попробуй! Смотри, крыша из сахара, стены из имбирного пряника, цветы твердые и сладкие, а пыль – сахарная пудра. Оконная рама пахнет корицей, а дымовая труба из шоколада; заберись на крышу и отломи мне кусочек.

– А дерево мятное, – сказал мальчик, откусывая кору.

Чувствуя, как над головой съедают крышу, миссис Хэллоран открыла дверь и осторожно выглянула. Какое-то время, не зная, что сказать, она молча наблюдала за тем, как дети отрывают от ее дома большие куски. Наконец, испугавшись, она крикнула:

– Прекратите сейчас же! Это мой дом!

– Не глупи, старуха, – промямлил мальчик с набитым ртом. – Он ведь сделан из конфет!

– Я построила этот домик для себя! Убирайтесь оба сейчас же, слышите? Это мой дом, я живу здесь одна!

– Неа! – заявила девочка.

Мальчик оторвался от поедания и пристально уставился на нее.

– Старая ведьма, – сказал он наконец.

– Вовсе нет!

– А вот и да, а вот и да! – закричал мальчик с набитым ртом, и миссис Хэллоран в ужасе увидела, что половина крыши исчезла, и хуже того, не съедена, а просто раскрошена и валяется на земле, а дети растаскивают ее по кускам.

– Старая ведьма! – скандировал мальчик, а девочка подхватила, швыряясь пригоршнями пыли. – Ста-а-а-арая ведьма!

– Это мой дом! – повторила миссис Хэллоран.

Мальчик швырнул в нее кусок шоколада, попал в дверной проем и радостно взвизгнул, затем подбежал и одним движением оторвал половину косяка.

– Старая ведьма, старая ведьма! – кричал он с набитым ртом.

Во сне миссис Хэллоран мыслила четко: если заманить их внутрь, то можно будет их запереть до тех пор, пока они не пообещают оставить мой дом в покое.

– Не хотите ли зайти? – предложила она тихо. – Дома еще больше конфет.

– Слышала? – сказал мальчик сестре. – Она говорит, там еще больше конфет, пошли скорей!

Дети грубо оттолкнули ее и устремились в дом. Миссис Хэллоран улыбнулась и сказала, не оборачиваясь:

– Сынок, загляни в маленький шкафчик у двери – там лакрица. – Сдерживая смех, она продолжила: – Доченька, пойди на кухню, посмотри в шкафчиках: там мятные леденцы и кексы.

Маленький домик затрясся от энергичных поисков; миссис Хэллоран медленно обернулась и не спеша, с удовольствием последовала за детьми. Заперев мальчика в шкафу, а девочку в комоде, она снова вышла наружу и уселась на траве, наслаждаясь вечерним солнцем и прислушиваясь к жалобным крикам изнутри.

Из-за деревьев выбежала растрепанная женщина.

– Детушки мои! Что ты сделала с ними, где мои дети?

Миссис Хэллоран подняла голову и засмеялась. Женщина оттолкнула ее и поспешила в дом, по пути отломив кусок пряника с крыши. Через минуту она вернулась, ведя за руку мальчика и девочку.

– …и она собиралась нас зажарить и съесть, потому что она – ведьма, а сама угощала нас кусочками дома и еще сказала, что в шкафу есть лакрица, – рассказывал мальчик на ходу, – а там ничего не было, потому что она хотела заманить нас в дом и запереть, и сказала, что зажарит нас и съест, и мы слышали, как она разводит огонь в печи, чтобы зажарить нас на обед…

– Да, она – ведьма, потому что обещала кексы, а там ничего нет! И еще она все время смеялась… И шоколада там никакого не было, – ябедничала девочка, отрывая кусок оконной рамы и запихивая в рот.

– Ведьма, ведьма! – Женщина обернулась и злобно скривилась на нее. – Ничего, мы еще вернемся с остальными! Мы тебе покажем, как есть детей!

Продолжая выкрикивать «ведьма, ведьма!», они исчезли из вида, а миссис Хэллоран, ворочаясь во сне, беспомощно глядела на свой маленький домик, в котором жила одна, с одной чашкой, одной тарелкой и одной ложкой; домик, который был построен вовсе не из конфет.

– Что это там такое, на часах? – прищурилась Мэри-Джейн.

– Птица, наверное. – Арабелла рассчитывала неспешно гулять вдоль лужайки, а вместо этого пришлось развернуться и идти к часам. – Ненавижу их!

– Нет, не птица, что-то другое…

– О господи! – Арабелла вздрогнула и отшатнулась. – Не трогайте!

– Ну что за глупости! Это всего лишь куколка из домика Фэнси. Надо же было додуматься!

– Напихать в нее булавок!

– Отвратительно! Как можно так обращаться с ребенком, пусть даже в таком доме?

– Это кукла-старушка, – определила Арабелла.

– Да, это кукла бабушки Фэнси. Последний раз я ее видела в домике за столом, а теперь кто-то взял и испортил ее!

– Неужели совсем испорчена?

– Дело даже не в том, испорчена или нет, но сама идея! Фэнси обожает своих кукол.

– Может, попробовать вытащить?

Мэри-Джейн вытащила булавки одну за другой, бросая их в траву.

– Иногда люди меня просто бесят! – призналась она.

– Вряд ли кукла пострадала: они ведь сделаны из проволоки и набиты поролоном, чтобы их можно было сгибать, сажать и все такое.

– Выглядит неплохо. Отнесу домой и положу на место; может, Фэнси и не заметит пропажу.

– А если заметит, скажите, что вы ничего не знаете – это ведь, по сути, правда.

Ясным солнечным утром сквозь распахнутые ворота усадьбы прибыли первые приготовления тети Фэнни: результат закупок в деревне, а также заказы, посланные в город. Следующие несколько недель заказы продолжали прибывать, теперь уже из дальних городов, с которыми тетя Фэнни связывалась посредством писем и телеграмм.

Первый фургон подъехал к черному входу Большого дома, однако тут же стало ясно, что в кладовых попросту не хватит места, не говоря уже о следующих заказах. Кроме того, тетя Фэнни была втайне убеждена, что содержимое разнообразных коробок и причудливых свертков следует хранить как можно дальше от персонала во избежание слухов. Миссис Хэллоран, вполне удовлетворенная общим мнением слуг и деревенских о том, что тонкий аристократический ум тети Фэнни быстро прогрессирует в маразм, распорядилась отнести припасы в библиотеку, где можно было отодвинуть столы и стулья.

Озадаченные носильщики проворно таскали коробки и свертки через черный вход вдоль длинного коридора в главную часть здания (Эссекс заблаговременно подпер дверь бюстом Сенеки). Сцена отдаленно напоминала изначальные планы старшего мистера Хэллорана по использованию библиотеки; книги (не запыленные, но и не каталогизированные) взирали на происходящее с видом удивленного недоверия. Эссекс не делал попыток каталогизировать покупки тети Фэнни; и все же миссис Хэллоран, глядя в некотором изумлении на консервированные персики, спросила:

– Но ведь мы «вступаем в землю, где течет молоко и мед» [12]12
  Цитата из Библии (Исход, 3:17).


[Закрыть]– зачем нам брать с собой еще и ланч?

– Ш-ш-ш! – Тетя Фэнни оглянулась на носильщика, который в этот момент вошел в комнату с ящиком консервированных спагетти. – Коробки вполне поместятся на полках, нужно только снять книги и освободить немного пространства.

Носильщик поставил коробку на пол, сгреб половину книг, водрузил на их место коробку, бросил на тетю Фэнни озадаченный взгляд и вышел.

– Не думаю, что нам и вправду придется самим добывать еду, – заметила тетя Фэнни с ноткой смущения, – разве что поначалу – пока все вырастет, пока мы привыкнем к новым способам… Ну, вы понимаете – некий период привыкания неизбежен. Засуньте на полку, – распорядилась она.

Миссис Хэллоран недоуменно разглядывала небольшой сверток с зонтиками, который носильщик пытался запихнуть на полку.

– От солнца, – с готовностью объяснила тетя Фэнни. – Разумеется, потом придется выстроить укрытие.

– Но ведь дом…

– Ш-ш! – прервала ее тетя Фэнни. – На полку, пожалуйста.

Прежде чем был окончательно разгружен первый фургон, стало ясно, что библиотека все не вместит, даже с учетом книг, валяющихся на полу неаккуратными стопками. Эссекс, вдохновленный каким-то смутным импульсом, который он не рискнул анализировать, вышел в заднюю часть дома, где хранился садовый инвентарь, и принес оттуда с полдюжины плетеных корзин. Тетя Фэнни и мисс Огилви с помощью Джулии и Арабеллы небрежно запихали книги в корзины. Затем тетя Фэнни велела носильщикам, возвращающимся в фургон, прихватить корзины с собой, а миссис Хэллоран – возможно, вдохновленная Эссексом – распорядилась отнести их к уличной жаровне. Пока Эссекс трудолюбиво расставлял коробки со сгущенным молоком, маринованными оливками и прочей консервацией, капитан с миссис Уиллоу облили книги керосином и подожгли в жаровне. Когда первый робкий дымок проплыл мимо окон библиотеки, Эссекс на мгновение заколебался, протестующе поднял руку и обернулся к миссис Хэллоран.

– Там нет ничего особо ценного, – успокоила его та. – В любом случае, среди них не было первого издания, да и сделаны книги вовсе не из конфет, – добавила она загадочно.

– Видимо, я должен порадоваться, что мне больше не нужно заниматься каталогизацией, – задумчиво произнес Эссекс и продолжил расставлять вещи на полках.

Работа по разгрузке покупок, освобождению полок и сжиганию книг шла споро: уже в полдень огромный фургон медленно отъехал от черного входа. Как ни странно, в библиотеке мало что изменилось на первый взгляд: да, половина стеллажей была заставлена коробками, но выглядели они опрятно. Вернувшись с бюстом Сенеки, Эссекс заметил:

– А я и не знал, что библиотека – отличное место для хранения.

– Здесь еще полно места, – сказала тетя Фэнни, с предвкушением глядя на оставшиеся стеллажи, заполненные книгами. – Думаю, у нас все получится. Крупные предметы, вроде велосипедов, можно отправить в подвал.

– И все-таки я не понимаю, зачем столько припасов? – удивилась миссис Хэллоран. – Нам же было сказано, что в мире изобилия…

– Даже в мире изобилия мы вряд ли станем возделывать оливы! – резко отозвалась тетя Фэнни. – Небольшие слабости позволительны…

– А как же старые добрые шелкопряды? – Миссис Хэллоран пощупала рулон ярко-красной синтетической ткани. – Ты хочешь, чтобы мы походили на сумасшедших?

– Смею надеяться, что даже в лучшем мире я останусь истинной леди, – холодно возразила тетя Фэнни.

– Тетя Фэнни, вы же знаете, что я безгранично вам верю? – спросил Эссекс.

– И?

Тетя Фэнни уселась в большое кресло и принялась неспешно обмахиваться веером.

– А вы никак не могли… ошибиться?

– Насчет чего?

– Насчет… вашего отца? – промямлил Эссекс.

– Как я могу ошибаться? Это был целостный человек, сильная личность! Высокий, с представительной внешностью, прекрасно воспитан… – Тетя Фэнни бросила мимолетный взгляд на миссис Хэллоран.

– Тетя Фэнни, я вовсе не подвергаю сомнению слова вашего отца…

– Право, Эссекс!

– Прошу вас, только не смейтесь, но я… На самом деле мне страшно. Все эти вещи…

– Надеюсь, вы понимаете, что я выполняю распоряжения своего отца?

– Но все это так странно!

– Нисколько, уверяю вас. Постарайтесь, наконец, понять: раз уж мой отец взял на себя труд явиться сюда, значит, дело серьезное! Более того, я убеждена, что катастрофа может наступить раньше, чем мы ожидаем; хотя, разумеется, мой отец даст нам знать вовремя.

– И вы ему верите?

– Верю ли я своему отцу, Эссекс? Своему отцу?!

– Тетя Фэнни, расскажите нам еще раз, как оно будет там, в следующей жизни? – попросил Эссекс.

– Примерно так же, как и сейчас, я полагаю. Разумеется, сперва будет определенный период привыкания. Сами понимаете, земле понадобится некоторое время, чтобы восстановить репродуктивный цикл, и деревья далеко не сразу начнут плодоносить; а ведь нам придется где-то искать еду. Могу лишь предположить, что наутро первого дня мы выйдем в абсолютно чистый, голый мир без малейших признаков жизни, кроме нас самих. Будет очень мило, и все же первые дни мы не сможем пользоваться земельными ресурсами. Вскоре нас будет окружать Эдемский сад, хотя, насколько я помню, там не было особенного порядка. Впрочем, кто знает, вдруг и здесь будут сотни разных запретов – не только для одного дерева, – добавила тетя Фэнни, краснея.

– Но ведь к нам эти запреты не относятся? – напрягся Эссекс.

– Не думаю. Разумеется, мы все узнаем со временем, однако вряд ли это будет касаться запретов. Поскольку человечеству придет конец, так необходимая прежде общественная мораль станет попросту ненужной: ведь нас-то не придется учить, как себя вести!

– Вот вы говорите, что мы будем жить на цветущих лугах, окруженные деревьями и все такое, – настойчиво продолжал Эссекс. – А как же… – Тут он на секунду затаил дыхание. – А как же дом? Он ведь никуда не денется? Будет стоять здесь, полный разных вещей, ценных как в том мире, так и в грядущем.

– Я уже думала об этом, – призналась тетя Фэнни с легким смешком. – Мне кажется, дом станет чем-то вроде святилища для наших детей и внуков. Живя в лесу и в поле, под ласковым солнцем и нежной луной, получая все необходимое от природы, они не будут испытывать потребности в домах, и крыша станет для них аналогией алтаря; возможно, мы еще увидим, как наши внуки обожествляют дом.

– Да уж надеюсь, – вставила миссис Хэллоран.

– Поэтому я – повторюсь, согласно указаниям отца, – собираю в доме вещи, имеющие практическую ценность. Они могут понадобиться невинным обитателям нового мира, поэтому должны находиться под рукой, на алтаре их богов. Инструменты, к примеру. Или драгоценности, которые им будут казаться волшебными. Дивные изгибы лестничного пролета… Мы не должны допустить исчезновения чувства прекрасного.

– Мое столовое серебро… – сухо произнесла миссис Хэллоран.

– Собственность богов, – пояснила тетя Фэнни. – Отцу бы это понравилось.

– Через мой труп! – отрезала миссис Хэллоран. – Это мое законное наследство!

– Мне кажется, – неожиданно подала голос из темного угла Глория, и все умолкли, – мне кажется, они придут, эти далекие люди, станут боязливо ходить по дому, не смея ни к чему прикоснуться; будут глядеть на мебель, стены и полы, как мы смотрим на наскальную живопись или катакомбы, или древние дворцы; они станут совершать что-то вроде паломничества. Будут приходить сюда небольшими группами, строго по обозначенным линиям, чтобы ни к чему не прикасаться, не задеть ненароком стены или мебель; будут ступать осторожно, точно шагают по следам давно умерших и боятся их разбудить или разозлить; вряд ли они многое поймут и все же станут рассказывать о нас и о доме разные истории. Мне кажется, они будут воспринимать дом как некое священное, ужасное и таинственное место…

– А я запрещаю! – неожиданно громко заявила миссис Хэллоран. – Я не собираюсь покидать этот дом, пока жива; вы можете жить на деревьях сколько угодно, желаю удачи!

– Посмотрим, чем обернется твоя удача, – пробормотала вполголоса тетя Фэнни.