Текст книги "Солнечные часы"

– А зачем вам в город-то понадобилось?

– Потому что мне так захотелось! – ребячливо огрызнулась Джулия.

Она демонстративно отвернулась к окну, хотя на самом деле никакого окна не было вовсе, и ветер дул прямо ей в лицо, обжигая первыми каплями дождя. Джулия подняла воротник пальто и съежилась, пытаясь защититься от дождя, с одной стороны, и разговора – с другой.

– Возьму деньги, которые вы заплатите, – безмятежно продолжал водитель (от него пахло чем-то мерзким и кислым), – и куплю цыплят. У меня как раз для них позади дома местечко припасено, я ведь в деревне живу.

Он умолк, дожидаясь ответного комментария, не дождался и продолжил:

– Яйца буду продавать; может, привезу в Большой дом, продам старой леди Хэллоран.

Теперь машина неспешно поднималась в гору, и Джулия припомнила плавные линии холмов, которые она видела из окна Большого дома еще совсем недавно, когда укладывала чемодан. «За холмами, должно быть, находится город, и сегодня я его увижу!», – подумала она, в восторге обнимая себя за плечи.

Вглядываясь сквозь пелену дождя, Джулия различила еле заметную трещину в линии холмов и, хотя она не собиралась снова заводить разговор, все-таки не удержалась и спросила:

– Мы едем туда, через этот перевал?

– Верно, – ответил водитель. – Город как раз по ту сторону. Чудные дела с этим ущельем, – продолжал он добродушно, – там завсегда туман. Здесь, в долине, светит солнце или дождь поливает, а там, наверху, завсегда туман. Должно быть, это из-за холмов…

– А далеко еще?

– Миль пять, потом еще до города миль семь-восемь. Его называют Туманный перевал, – добавил водитель в качестве пояснения, однако Джулия умолкла. – Однажды поймал там кролика. Бедняга заблудился в тумане, даже не видел, что я еду – сидел прямо посреди дороги, смотрел на меня, как на привидение – ну я его и переехал.

Джулия слегка отвернулась, позволяя ветру с дождем обдувать лицо.

– Чудные дела с этими кроликами – многие считают, что они приносят удачу. Что ж, этому не очень-то повезло, – засмеялся водитель; он явно затронул интересующую его тему и ударился в воспоминания. – Как-то раз котят убил. У моей старухи кошка все время плодилась, вот я ей и пообещал, что избавлюсь от них – отрезал им головы перочинным ножом…

Сейчас приеду в самую большую, самую светлую гостиницу и позвоню матери, думала про себя Джулия.

– А еще, помнится, избавился от щенят: облил керосином и поджег…

– Не надо, прошу вас! – воскликнула Джулия.

Здоровяк рассмеялся.

– Вот уж не знал, что вы такая чувствительная! Все так делают, чего там! Это что, я вот знавал одного старикана – здесь живет, за холмами, – так он ловил крыс и…

– Пожалуйста, не надо!

– А еще в армии всякого понавидался… Все про них знают, бывает смешно… А что вы такая нервная-то?

– Я не хочу ничего об этом слышать!

– А что такого-то, если не смотреть? – удивился водитель. – Вот моя старуха рядом сидела, пока я котят резал – и ничего, хоть бы хны!

– Долго еще до перевала?

– Миля или около того. Торопитесь в город?

– Очень тороплюсь.

– А зачем вам туда?

– У меня встреча, – сочинила Джулия на ходу.

– С кем?

– С другом.

– Правда? А как же тот парень, что должен был поехать с вами? Тот, которого миссис Хэллоран не велела брать? Куда он делся?

– Послушайте! – Джулия повернулась к нему. – Мне надоели ваши вопросы и ваши противные разговоры! Оставьте меня в покое!

– Да кто вас трогает-то? – возмутился шофер. – Нужны вы мне больно, дорогуша! Миссис Хэллоран ничего не говорила насчет этого… А может, – продолжил он игриво, – вы напрашиваетесь, а? А то я домой сегодня не тороплюсь, мне вообще город нравится…

Подумав, он усмехнулся:

– Не бойтесь, это вам ничего не будет стоить. Глядишь, и угощу вас пинтой-другой…

Отвернувшись от него, Джулия снова подставила лицо дождевым каплям.

– Вот получу свои двадцать баксов…

– Вы же сказали двенадцать? – воскликнула Джулия, вздрогнув от неожиданности.

– Это вы не поняли, – хладнокровно ответил водитель. – Я-то знаю, проезд до города стоит двадцать долларов. А то, глядишь, и двадцать пять наберется, – засмеялся он. – Не хотите остановиться на минутку?

– Нет.

Он снова мерзко захихикал.

– А может, пешочком желаете прогуляться?

За поворотом машина неожиданно въехала в туман, какого Джулия никогда прежде не видела: плотная, густая, почти осязаемая, давящая тьма. Ее слабый дымный запах пробивался даже сквозь отвратительную вонь, исходящую от ее спутника.

– Здесь надо осторожнее, – пояснил шофер, снижая скорость до минимума. – С одной стороны холмы, с другой – склон; чуть ошибся, врежешься в дерево, а то и вообще свалишься к чертям в реку.

– А вы точно знаете дорогу?

– Да я ее наизусть знаю, с закрытыми глазами – вот как сейчас, – захихикал шофер. – Ровно на этом месте я переехал кролика – туман на минутку рассеялся, гляжу – а он сидит прямо посреди дороги как ни в чем не бывало… Так что вы там говорили, пешочком желаете?

Джулия не ответила, и тогда водитель неожиданно затормозил.

– Так, – произнес он все еще дружелюбным тоном, – выкладывайте денежки, или дальше не поедем. А может, и так не поедем… – И он положил ей на плечо огромную, грязную ручищу.

У Джулии перехватило дыхание.

– Не говорите ерунды! – резко ответила она. – Думаете, вам это сойдет с рук?

– Горячая штучка! – одобрительно отозвался шофер. – Кстати, я не рассказывал, что сделал с собакой, которая меня укусила?

– Миссис Хэллоран… – начала Джулия.

– Чего она не знает, о том не печалится, да и вообще ей на вас наплевать, между нами говоря.

– Когда я все расскажу миссис Хэллоран…

– Так, ну и кто у нас тут ерунду порет? – Шофер перегнулся через нее и открыл пассажирскую дверь. – Не желаете платить – проваливайте. И это я расскажу все старой леди!

Джулия помедлила, испуганно покосилась на его мерзкую ухмылку и в ужасе выскочила из машины на дорогу. Шофер проводил ее странным взглядом, в котором ей почудился испуг: наверное, оттого, что она раскусила его блеф.

– Ничего, я просто пойду вперед, а там сяду на первую попутную машину. Вы лишь напрасно потеряли деньги, мистер!

– Не валяй дурака, садись в машину! Заплати мне деньги, и никаких проблем не будет.

– Найдите себе другую дуру, ее и обворовывайте! Ступайте и передайте миссис Хэллоран, что денег вам не досталось. Катитесь домой мучить кошек и собак, а приличных людей оставьте в покое!

Джулия захлопнула дверцу машины и отвернулась. На мгновение ей показалось, что водитель собирается выйти из машины и последовать за ней, однако тот наклонился вперед и сказал беспокойным тоном:

– Послушайте, мисс, садитесь лучше в машину.

Ага, вот он уже и напуган, подумала Джулия, торжествующе улыбаясь.

– Я дам вам ровно один доллар…

– Ну все, ты сама напросилась!

На этот раз он действительно открыл дверцу, намереваясь выйти. Перед глазами живо встали котята и кролики, и Джулия попятилась от машины. Спотыкаясь, прижимая к груди сумочку, она побежала, думая про себя, как нелепо все вышло: еще час назад она сидела в спальне Большого дома, вся в предвкушении, а теперь бежит в ужасе вдоль пустынной дороги, окутанной туманом. Позади раздалось «мисс?», и она замерла, боясь шевельнуться.

Только сейчас ее обожгло инстинктивным страхом: всего лишь несколько шагов в любом направлении, и она совершенно потеряется в тумане. Джулия обернулась, почти готовая как-то договориться с шофером, и увидела, что машина, да и сама дорога, скрылись в тумане; и хотя она прекрасно знала, в каком направлении двигалась, ноги отказывались ей служить, а глаза обманывали.

– Мистер?.. – осторожно позвала Джулия.

Туман заглушал ее голос, забивался в рот, словно вата. А вдруг он все-таки найдет ее, подкрадется сзади, и у нее так и не будет шанса сказать ему, чтобы забирал хоть все деньги, если захочет… Джулия снова замерла, прислушиваясь, затем резко обернулась – никого. Тогда она продолжила путь, осторожно двигаясь на ощупь. Лучше все-таки попробовать остановить машину – рано или поздно кто-нибудь проедет мимо. Тут Джулия споткнулась о камень и ушибла лодыжку; чертыхнувшись, она испуганно заозиралась по сторонам, однако убедившись, что никто ее не слышит, тихонько побрела дальше, пробираясь сквозь мутную, давящую пелену.

Пока что она еще имела представление о том, где находится. Машина определенно осталась позади; она сошла с дороги футов на десять – пожалуй, слишком близко к обрыву, но едва достаточно, чтобы машина могла безопасно проехать. От края дороги, должно быть, около пятнадцати футов до крутого обрыва в реку, а по другую сторону – Джулия горячо надеялась, что там была другая сторона, – почти сразу начиналась отвесная стена.

Туфли, предназначенные для мягких полов ночного клуба, подворачивались, врезались краями и зверски натирали ноги, а к шелковой юбке цеплялись колючки. Ну погодите, думала Джулия, сжав челюсти, погодите, дайте я только доберусь до города, а там и до телефона; уж мама разъяснит миссис Хэллоран, какого мы мнения о ее хваленом гостеприимстве! Погодите только! Вот спущусь с холма, вся грязная и оборванная, расскажу, как меня бросили и обокрали на дороге; ну погодите, повторяла она сквозь сжатые зубы снова и снова, я с вами со всеми рассчитаюсь!

Внезапно ее напугал какой-то посторонний звук – кажется, шум колес на дороге. Сперва ужасающе громкий, он постепенно затих. Хотя Джулия невольно шарахнулась в сторону, через некоторое время она поняла, что звук слишком далеко, гораздо дальше, чем она рассчитывала; к тому же он послышался слева, а ведь должен был справа, разве нет? Может, она свернула не туда и теперь удаляется в обратном направлении? Джулия резко повернула налево и почти сразу же почувствовала, что земля начинает уходить из-под ног. Неужели я развернулась в тумане, подумала она, и вдруг увидела впереди силуэт дерева, расплывающийся во мгле. Так, деревья… Когда мы ехали, деревья были слева… у реки? Мох растет на северной стороне деревьев, спуск к реке сперва пологий, затем резко обрывается… Однако дерево уже пропало из виду, и она так и не поняла, в какую сторону надо было двигаться.

Постепенно в душе зарождалось чувство неподдельной тревоги. Нет, это вовсе не похоже на несерьезную задержку на пути в город; как бы Джулия ни пробиралась вперед, то и дело спотыкаясь, она все-таки потерялась; вполне возможно, что сегодня она вообще не доберется до города, не позвонит по телефону, не устроится спать в гостинице; не исключено даже, что ее станут искать, и она обнимет первого нашедшего ее со смесью стыда и облегчения… Ведомые бесстрашным шофером, они растянутся в цепочку по холмам, перекликаясь друг с другом и пытаясь расслышать ее голос в тумане; а когда найдут, наверняка станут потешаться над ней и спрашивать, как это ее угораздило, а дома расскажут женам: да, нашли мы эту полоумную, напуганную до смерти… если, конечно, ему вообще пришло в голову, что надо послать кого-то на поиски…

Джулия яростно замотала головой, отгоняя всю эту мутную белиберду, в очередной раз споткнулась о камень (или зацепилась за корень) и рухнула на землю. К счастью, некому было разглядеть ее слезы в тумане; какое-то время Джулия лежала, повторяя «черт, черт, черт!» (возможно, даже вслух). Нет, это уж слишком, она этого не заслужила, это уж слишком! Тут ей пришло в голову, что можно пролежать здесь всю ночь, пока ее не найдут; при мысли об этом Джулия поспешно вскочила на ноги. Бога ради, внушала она сама себе, только представь: валяешься на земле, а вокруг столпились люди, светят на тебя фонариками, переговариваются, а собаки обнюхивают ноги; а потом еще они захотят отнести тебя назад; только представь, на что ты будешь похожа! Кажется, она все-таки растянула лодыжку и от боли потеряла ориентацию в пространстве.

– Нет, я не заблужусь, – произнесла Джулия с мрачной решимостью (кажется, опять вслух) и продолжила ковылять, упрямо наступая на больную ногу.

Если я услышу лай собак или крики людей, то залезу на дерево и спрячусь, решила она и вдруг дико расхохоталась.

Звук собственного смеха, искаженный туманом, напугал ее; на какое-то время Джулия замерла. Что происходит? Неужели это все с ней?

Пытаясь понять, где она находится, Джулия потерла глаза, а затем изо всех сил прикусила пальцы, сама не зная почему.

– Так, девочка моя; так, Джулия, ты же умничка, возьми себя в руки! – приказала она себе. – Что бы они сказали, если бы сейчас увидели тебя? Этот скотина капитан? Или Арабелла? Да они сейчас смеются надо мной! – трезво рассудила она. – Арабелла теперь заполучила капитана, и они сидят в тепле и смеются надо мной, но я им не позволю, не позволю!

Надо отмечать дорогу, складывать камни в кучку, как сигнал бедствия, писать записки, засовывать их в бутылки и бросать в воду…

– Так, послушай-ка! – скомандовала Джулия сама себе.

Она продвигалась медленно, почти бесцельно; рука нащупала крупный валун, и Джулия благодарно прислонилась к нему спиной, вглядываясь в непроницаемую пелену тумана.

– Ну вот, уже какой-никакой прогресс, – сказала она, обращаясь к валуну, – вот и умница! Надо только двигаться осторожнее, чтобы не свалиться с обрыва в реку, только и всего. А больше и беспокоиться не о чем, все остальное будет просто отлично, отлично, отлично…

Так… Я вышла из машины и повернула направо… Или налево… Затем пошла вверх по склону холма… или вниз… растянула лодыжку и пошла дальше…

– Закрой глаза, солнышко мое, – уговаривала она себя, – с закрытыми глазами лучше видно, поверь; закрой глаза, возьми меня за руку, и я отведу тебя домой.

Она закрыла глаза и двинулась вперед, опираясь рукой о валун; точнее сказать, это был уже не валун, а стена, хотя ей было все равно; она ощупью брела вперед, строго вдоль стены, сквозь сорняки и колючки, падая в канавы и выбираясь из них. Ну вот, думала она, ощущая, как земля под ногами постепенно начинает уходить вверх; ну вот, всего-то надо было сесть и подумать как следует. Очень надеюсь, что он потерял меня и перепугался до смерти; вот видишь, я мыслю ясно и трезво, ведь я помню, как я сюда попала; я же не вечно бродила в этом тумане, вовсе нет…

Тут она в который раз ушибла ногу о камень, споткнулась и врезалась в дерево; это уже слишком, думала она со слезами на глазах. Едва занеся ногу, чтобы идти дальше, она тотчас поняла, что сделала ошибку: нога провалилась в пустоту, Джулия рухнула вниз и покатилась по склону холма; я больше не вынесу, отчетливо подумала она, продолжая бесконечное падение, пока не очутилась, вся разбитая, у больших железных ворот с буквой «Х», изящно вырезанной в центре каждой половинки.

– Доброе утро, Джулия, – произнесла миссис Хэллоран за завтраком. – Я слышала, ты к нам вернулась? Жаль только, что тебе так не повезло с погодой. У нас выдалась удивительно ясная, звездная ночь.

– Пошла к черту! – раздельно произнесла Джулия вспухшими губами.

– Джулия, веди себя прилично, – одернула ее миссис Уиллоу.

– Если б я был там, – пообещал капитан, накладывая себе апельсинового джема, – уж я бы ему показал!

– Ты и вправду вся в синяках! – покачала головой Арабелла. – После завтрака расскажешь, что он с тобой сделал…

– Идите все к черту! – огрызнулась Джулия.

– Странно, что садовники вышли на работу так рано, – сказала миссис Хэллоран. – Впрочем, ты и без того пролежала там достаточно долго; и все-таки я не ожидала, что садовники найдут тебя так рано. Капитан, еще кофе? Когда пойдешь наверх, – продолжала она, обращаясь к Джулии, – не забудь положить деньги на место, раз уж они тебе не пригодились. Странно, не правда ли, как можно уцепиться за какой-нибудь пустяк в момент стресса? Джулия прижимала к себе сумочку, как человек, бегущий из горящего дома, прижимает к себе грошовую вазу или старую газету…

– К черту, к черту, пошли все к черту!

– Милая моя, – укорила ее миссис Хэллоран, – если ты будешь так себя вести, я больше не пущу тебя в город.

Глава десятая

В субботу, тридцатого июня, посреди завтрака Глория вдруг вскочила, опрокинув чашку мисс Огилви, и закрыла лицо руками.

– Это правда, – тихо прошептала она, – все правда…

– Глория, ты опрокинула кофе мисс Огилви, – сделала ей замечание миссис Хэллоран.

– Смотрите! – Глория отняла руки от лица и указала на стол. – Розовые розы… И мы сидим за столом и завтракаем!

– Это «рамблер», любимый мамин сорт, – пояснила тетя Фэнни. – Для нее посадили шесть кустов. К счастью, ни один не погиб; я за ними тщательно ухаживала, и…

– Разве вы не видите?! – воскликнула Глория. – На столе розовые розы, на мне платье в бело-голубую полоску, а минуту назад мы все смеялись над тем, что сказал Эссекс… Разве вы не понимаете? Все точно так, как я видела тогда в зеркале!

– Ну разумеется, – спокойно отозвалась миссис Уиллоу, – это должно было когда-то случиться, не так ли?

Дважды в течение июня к дому подъезжали огромные фургоны, доставляя заказы тети Фэнни. Библиотеку продолжали использовать под склад; в итоге остался лишь один стеллаж с книгами. Поскольку пепел от книг – в отличие от чайных листьев или кофейных зерен – не годится на удобрение для растений, садовникам пришлось дважды вывозить содержимое барбекю на деревенскую свалку позади кладбища. Теперь бо`льшую часть книжных полок занимали стопки картонных коробок, аккуратно упакованных и рассортированных по содержимому: наборы для оказания первой помощи, препараты от аллергии, резиновые сапоги и галоши всех размеров; растворимый кофе, тряпки для уборки, солнечные очки, крем от загара, соленые орешки, бумажные салфетки, мыло (как брусками, так и натертое), туалетная бумага (четыре упаковки). Два полных набора инструментов и бочонок гвоздей (навеянные, несомненно, приключениями Робинзона Крузо, который захватил мешки с гвоздями с корабля на остров); по той же причине тетя Фэнни добавила к заказу жернов и, не без некоторого смущения, несколько дробовиков, а также охотничьи ножи в ассортименте. По совету мисс Огилви запасы пополнились переносным кухонным примусом (к нему прилагались несколько канистр топлива и большая упаковка спичек). Мэри-Джейн предложила масло цитронеллы от укусов комаров (в углу уже стоял огромный рулон москитной сетки), различные средства от укусов пчел и змей, а также от солнечных ожогов. Эссекс с миссис Хэллоран добавили столько упаковок сигарет, сколько им позволила тетя Фэнни; из погребов миссис Хэллоран распорядилась поднять наверх внушительную коллекцию вин, хотя сама призналась, что поражена собственной щедростью. Предвидя момент, когда сигареты закончатся, Эссекс приобрел брошюру, содержащую инструкцию по выращиванию табака, присовокупив связку трубок из кукурузных початков. Арабелла напомнила о необходимости таких важных в быту мелочей, как иглы, нитки, булавки, папильотки, дезодоранты, духи, соли для ванн и помада. Миссис Уиллоу, назначив себя единственным практичным человеком в доме, настояла на покупке одеял, тачки, нейлонового троса, топоров, лопат, граблей и барометра. Глория занялась подшивкой ежедневных газет, которую планировала продолжать до самого конца, до последней публикации. Капитан надзирал за доставкой и размещением в погребе восьми велосипедов, однако выдвинул возражения против мотоцикла, поскольку это потребует запасов бензина, а учитывая предстоящую «геенну огненную», хранить бензин в погребе было бы крайне неразумно. Джулия, продолжавшая дуться, попросила и получила разрешение присовокупить к запасам коробку с вязальными иглами и несколько упаковок разноцветной пряжи.

– Надо же мне будет чем-то заняться, – ворчливо пояснила она.

Единственные оставшиеся книги включали «Настольную книгу бойскаута» тети Фэнни, энциклопедию, французскую грамматику Фэнси – чтобы девочка не забывала то малое, чему успела научиться с помощью мисс Огилви, – и «Мировой альманах». Больше никаких письменных источников решили не сохранять, и постепенно эти книги стали называть «несгораемыми», чтобы отличать от остальных, предназначенных для сжигания.

– В Тибете мышьяк используется при изготовлении бумажной массы, – заметил как-то Эссекс, отодвигая коробку с консервированным тунцом, чтобы освободить место для коробки с теннисными мячами. – В Тибете бумага считается страшно ядовитой, и задерживаться в тамошней библиотеке опасно для здоровья. Проще говоря, в Тибете лучше не проводить тихий вечер на диване с книжечкой – зачастую это оканчивается смертельным исходом.

В начале июля мисс Огилви нашла в летнем домике платок, принадлежащий миссис Хэллоран: он был обвязан вокруг шеи мертвого ужа, а тот был обмотан вокруг ветви кипариса. Взволнованная мисс Огилви сообщила о находке капитану, а тот – миссис Хэллоран. Последняя велела ему избавиться от неожиданного сюрприза; капитан вырыл ямку в дальнем конце розария и похоронил змею вместе с платком.

Согласно записям, которые прилежно вела миссис Уиллоу, десятого июля снова устраивали сеанс с зеркалом. На этот раз Глория рассказала, что видит фруктовые деревья, отяжелевшие от плодов; маленькие, едва различимые фигурки, купающиеся в ручье; табун лошадей, несущийся вдаль – олицетворение дикой свободы. Под давлением вопросов она сообщила, что двадцать седьмого августа жители Большого дома собрались в столовой на ужин, как обычно; двадцать восьмого сидели и разговаривали в гостиной; двадцать девятого танцевали – кажется, на лужайке. Тридцатого августа зеркало ничего не показало. На вопросы о тридцать первом августа, о первом и втором сентября Глория на секунду уловила отблеск того зеленого, нетронутого мира, который видела в прошлый раз, но когда ее попросили вернуться к тридцатому августа, сперва она увидела лишь темноту, а затем отпрянула в ужасе, крича, что ей обожгло глаза. Пришлось уложить ее в постель с мокрым полотенцем на лбу и снотворными таблетками из запасов Мэри-Джейн.

«Таким образом, – записывала миссис Уиллоу в блокноте, – тридцатое августа и есть тот самый день, последний день жизни на земле…» И затем добавила трясущейся рукой: «Боже, храни нас!», что было совсем не в ее характере.

– Но я настаиваю на том, чтобы мы забаррикадировались изнутри! – воскликнула тетя Фэнни и добавила, озаренная: – Знаете, это как ребенок, который прячет голову под одеяло. Разумеется, мы непоколебимо верим в моего отца; и все-таки хотя его защита распространяется на дом и всех присутствующих, я считаю, нужно обязательно закрыть окна и запереть двери.

– Как по мне, – вмешался капитан, – так больше похоже, что мы надеемся, будто нас никто не заметит. Хотя в вашего отца я верю безгранично, – подчеркнул он специально для тети Фэнни.

– Мне эта идея не по душе, – медленно произнесла миссис Уиллоу. – Больше похоже, что мы не доверяем отцу тети Фэнни. Тут двух вариантов быть не может: либо он нас защитит, либо нет.

– Это ведь он нам велел забаррикадироваться изнутри! – раздраженно парировала тетя Фэнни. – Наоборот, таким образом мы идем ему навстречу: демонстрируем, что готовы сами предпринять необходимые действия для собственной защиты, а не ждать сложа руки, пока он все сделает за нас.

– Ну, одеяло на окне мало от чего защитит, – прямолинейно заявила миссис Уиллоу.

– А может, смысл в том, чтобы занять нас чем-нибудь на период ожидания? – предположил Эссекс.

– В момент опасности животные инстинктивно прячутся, – заметила миссис Хэллоран. – Я нахожу сравнение тети Фэнни с ребенком под одеялом не таким уж глупым…

– Мы будем чувствовать себя в большей безопасности, это точно, – сказал Эссекс.

– Или одеяла на окнах нужны лишь для того, чтобы мы не выглядывали наружу, – тихо предположила Глория.

– Я – повеса, – констатировал Эссекс. – Мне следовало родиться в то время, когда молодому человеку было проще занимать деньги – или вообще не рождаться…

– Глупенький! – укорила его Глория. – Солнце светит, небо такое ясное, мы сидим рядышком на скамейке, совсем одни, и тебе больше не о чем поговорить, кроме как о своей персоне?

– Мы гораздо умнее Джулии с капитаном, – заметил Эссекс, – мы можем уйти отсюда. Дойдем до деревни – ты ведь уже однажды перелезла через ворота, значит, сможешь еще раз – и отправимся пешком до города, если понадобится. Или подождем автобуса в холле гостиницы. Если мы не захотим оставаться в городе – а я рискну предположить, что ты захочешь перебраться подальше, – то мы уедем так далеко, как только сможем, и поселимся временно в другом отеле, или гостинице, или пансионе – в общем, найдем какую-нибудь меблированную комнату. Во всех меблированных комнатах, в которых мне доводилось побывать, всегда стоит плетеная мебель, а на стене висит картина с изображением «Моста Вздохов». Только придется откуда-то раздобыть денег… Короче говоря, один из нас должен будет найти работу.

– Это несложно, – ответила Глория. – Я могу работать.

– Да, наверное, придется тебе, больше некому. Я буду сидеть в меблированных комнатах и притворяться писателем. А когда ты придешь домой с работы после долгого, утомительного дня – ты будешь продавать билеты в кинотеатре…

– …драгоценности в киоске универмага…

– …то должна будешь немедленно спросить, как у меня прошел день. Мне нужно будет раздобыть бумагу и ручку для убедительности.

– «Как у тебя прошел день, дорогой?»

– «Неважно, любимая: одна баллада, три пасторали, что-то вроде триолета и набросок научной статьи о Фрейде». Глория, – сказал Эссекс, поворачиваясь, чтобы взглянуть ей в глаза. – До этого момента я ни разу не любил…

– Я знаю, – отозвалась Глория. – Я прекрасно тебя понимаю…

– Я хочу быть твоим спутником в новом мире, чистом и сияющем; и в то же время я хочу быть твоим мужем в этом мире и жить с тобой в убогой нищете, в которой живут семейные люди. Я хочу меблированные комнаты, работу, грязные пеленки по углам, плохую еду – ты умеешь готовить?

– Превосходно.

– Тебе придется готовить скверно, чтобы соответствовать моему идеалу. Я мечтаю о таком вот мрачном, тягостном будущем, которое возможно лишь здесь и сейчас. Я стал бы мириться с твоим долгим отсутствием на работе в киоске…

– …в билетной кассе…

– …с твоей посредственной готовкой…

– Я отлично готовлю.

– …и плохой уборкой…

– Я прекрасно умею содержать дом.

– …и твоими вопящими детьми…

– Дети чистенькие, опрятные, воспитанные, и все давно уложены спать.

– …но я всегда буду бояться. Или, по крайней мере, до тех пор, пока длится это «всегда».

– Чего бояться? Или кого? Тетю Фэнни?

– Да, тетю Фэнни.

Глория умолкла.

– Если тетя Фэнни права, – продолжал Эссекс, – и я прошу прощения за то, что порчу этот прекрасный летний день упоминанием о ней; так вот, если тетя Фэнни права, то мы окажемся в ситуации, полной, мягко говоря, комичных возможностей. Попробуй представить себе так называемый «новый» мир тети Фэнни.

– Я уже давно пытаюсь, – призналась Глория.

– Свежий, нетронутый, зеленый, прекрасный… Ничем и никем не ограниченный, кроме нас. Целая жизнь, полная красоты, тепла, плодородия; о такой жизни, о таком мире люди мечтают с тех самых пор, как принялись загаживать мир теперешний. Иногда я представляю, как это могло бы выглядеть, вижу манящие отблески нового мира…

– Не забывай, что я все видела, – вмешалась Глория, – в зеркале. Там еще красивее, чем ты можешь себе представить.

– Боюсь, что так… Тетя Фэнни не должна ошибаться. Этот мир просто обязан существовать! – Эссекс взволнованно наклонился вперед и сжал кулаки, напряженно морщась. – Нам нельзя обещать такое, как детям, а потом отбирать из-под носа. Ах, Глория, я просто не смогу перенести, если меня там не будет.

– А я смогу, – отозвалась Глория, – хотя я его видела.

Эссекс вздохнул и расслабился.

– Тогда я так скажу: нельзя выбрать оба сразу – или тот, или другой. Я хочу жить с тобой в комнате с плетеной мебелью и картиной «Мост Вздохов» на стене, мириться с твоей отвратительной готовкой…

– …прекрасной готовкой…

– …и твоей работой в киоске супермаркета…

– …в кассе кинотеатра…

– …и детьми, и нуждой, и нищетой, и всеми прочими заботами, которые нам достанутся в этом мире; я даже не мечтал о том, что когда-нибудь буду этого хотеть… И все же я хочу тот мир, зеленый с золотым, гораздо сильнее.

– Ты еще не пробовал толком ни один из них…

Эссекс вздрогнул.

– Один точно пробовал, – ответил он. – Иначе как ты думаешь, почему я так увяз в сетях тети Фэнни?

– Знаешь, а мне все равно. Я могу верить в любой мир и даже буду счастлива, если конец света застанет меня в плетеном кресле с видом на «Мост Вздохов». Если, конечно, в это время я не задержусь в киоске – вот был бы жалкий конец!

– Но тогда мы потеряли бы все, – возразил Эссекс, глядя на нее с любопытством. – Понимаешь, – продолжал он с видом человека, пытающегося многословно объяснить то, о чем лучше умолчать, – понимаешь, в новом мире тети Фэнни мы будем по крайней мере… живы… вместе. Разумеется, в таком случае мы не смогли бы… жить в нашей комнате с плетеной мебелью; мы не смогли бы…

– …романтически умереть в объятьях друг друга?

Эссекс снова вздрогнул.

– Я не хочу умирать! – воскликнул он, и Глория рассмеялась. – Но я правда не хочу! – повторил Эссекс, и Глория снова рассмеялась.

– Я так и знал, что ты не поймешь…

– Но я понимаю!

– Никто из вас не воспринимает это всерьез, – покачал головой Эссекс, а затем добавил нарочито легкомысленным тоном: – Бедная Глория… «Будь вечны наши жизни…»[17]17
  Поэма Эндрю Марвелла «К стыдливой возлюбленной», пер. Г. Кружкова.


[Закрыть]

– Эссекс… – начала было Глория, но тот уже поднялся со скамьи.

– Пойду найду тетю Фэнни, – сказал он. – Сегодня надо сжечь еще десять полок с книгами.

Какое-то время Глория сидела одна, думая о том, что солнце сияет ярко и небо удивительно ясное, голубое; интересно, стало бы оно голубее, если бы тети Фэнни на свете не было?

Конец света… Глория попыталась сосредоточиться. Целый мир, мой отец, наш дом, наши друзья – все однажды исчезнет, а я сижу здесь, среди незнакомцев, и собираюсь бросить вызов всему ради одного из них… Нет, я бы не стала; это все традиционные фантазии о романтической любви, это они затуманивают голову… Только представить себе: мы с Эссексом, с чемоданами, пытаемся тайно перелезть через ворота; на такое я была способна, только когда хотела попасть внутрь, а не наоборот. Когда я впервые приехала сюда, подумала она, когда я приехала сюда, я бы посмеялась над такими идеями. Когда я уехала из дома и приехала сюда, я бы решила, что эти люди – сумасшедшие и ворота заперты нарочно, чтобы не выпускать их наружу… Как жаль, что я не могу попрощаться с отцом…

– Пошел докладывать бабушке, – раздался сзади голос Фэнси.

От неожиданности Глория вздрогнула и рассердилась.

– Ах ты маленькая ябеда!

– Пошел рассказывать ей все, что вы говорили, до последнего слова – это она его заставляет.

Фэнси вышла из-за скамьи и села на место Эссекса.