Текст книги "Тени зла"

Глава 38

Оксфорд

Полированная поверхность обеденного стола, длиной восемь футов и шириной четыре, была почти полностью завалена бумагами. Подшитые и разбросанные, они казались фрагментами какой-то чудовищной головоломки.

Именно головоломкой бумаги эти представлялись доктору Стивену Вернону, но он должен был непременно решить ее.

Он взглянул на сидящего напротив Жубера, который что-то записывал в блокнот. Приехав вчера вечером к Вернону, он сразу взялся за бумаги: просматривал их, что-то выписывал, просеивая массу бумажного хлама в поисках почти неуловимых крупинок информации. Сейчас стрелки часов приближались к шести пополудни. Жубер бросил ручку и откинулся на спинку стула.

– Здесь чего-то не хватает, – сказал француз, бросив взгляд на кипы бумаг, листы, отпечатанные на машинке, исписанные блокноты, ленты с ЭЭГ.

– Я думал, ты привез все данные, – заметил Вернон.

– Должно быть, некоторые материалы исследования остались у Лазаля, – возразил раздраженно Жубер.

– Значит, все это бесполезно?

– Нет, не бесполезно, но есть еще и другие обстоятельства, – ответил Жубер, поднимаясь со стула и подходя к телефону.

Вдохновенно посасывая свою конфетку от кашля и наслаждаясь заполнившим комнату запахом ментола, Вернон наблюдал, как он набирает номер.

Ожидая, пока возьмут трубку, Жубер нетерпеливо постукивал пальцами по буфету. Наконец трубку подняли, и Вернон услышал, что Жубер задает кому-то вопросы на французском. Он сумел разобрать лишь имя Лазаля. Жубер пробормотал что-то, положил трубку и снова начал набирать номер.

– Лазаль, – быстро проговорил он, когда трубку подняли. – Это Жубер.

– Ален, откуда ты звонишь? Почему, тебя не было в центре? Я...

– Слушай меня, Лазаль, – прервал он его. – Мне нужны наши записи об астральной проекции. У тебя есть какие-нибудь?

– О них я и хотел тебе сказать, – ответил Лазаль. – Все документы исчезли из центра. Все они относились к одному проекту.

– Знаю. Они у меня, – сказал Жубер. – Но не все, некоторых не хватает.

– Ты забрал их из центра? Но зачем?

Жубер вышел из себя:

– Ради Бога, сколько можно тебе повторять? Заткнись и слушай меня, – рявкнул он. – У тебя есть какие-нибудь записи, относящиеся к этому проекту?

– Да, есть.

– Я дам тебе адрес, и ты вышлешь мне все, что у тебя есть. Даже то, что покажется тебе незаслуживающим внимания. Ты понял меня?

– Да, – неуверенно ответил Лазаль. Голос его выдавал смятение.

Жубер дал ему адрес Вернона. Раздражение его усилилось, когда адрес пришлось повторить.

– Почему ты в Англии? – спросил Лазаль.

– Вышли мне эти записи, – отрезал партнер.

– Ален, ты нужен здесь, – нерешительно проговорил Лазаль. – В центр каждый день приходят газетчики и телевизионщики. Я не знаю, как отвечать на их вопросы. Они хотят знать слишком много. Я не могу работать и отвечать на их вопросы. Мне нужна помощь... Я чувствую, что сломался... запутался. Ален, прошу тебя.

– Ты сам виноват в этом, Лазаль, – прошипел Жубер. – Если бы ты не написал эту чертову статью, ничего бы не было.

– Мне нужна помощь...

– А мне нужны записи, – отрезал Жубер и бросил трубку. Некоторое время он неподвижно стоял на месте. Желваки на его челюстях сердито двигались. Вернон молча наблюдал за ним.

– У него есть то, что мне нужно. Мне следовало быть внимательней, – сказал француз и рассказал Вернону о том, что сообщил ему Лазаль. По мере того, как он рассказывал, лицо его темнело, и, наконец, он с размаху стукнул по столу кулаком. – Это у меня пресса должна брать интервью, а не у него, – прорычал он.

– Неужели признание так важно для тебя? – спросил Вернон.

Жубер тяжело вздохнул и кивнул.

– Восемь лет назад, работая в метафизическом центре, я исследовал появление привидений в одном из отелей Парижа. – Он достал сигарету, закурил и втянул дым. – Я тогда работал с исследователем по имени Моро. – Француз нахмурился, глаза его сузились. – Мы два месяца не вылезали из этого отеля, делали записи, беседовали с проживающими в нем людьми. По их рассказам выходило, что в отеле появлялось некое реальное существо. В конце концов, мы записали на пленку звуки его шагов, а в следующую ночь даже сумели его сфотографировать. Это было настоящее привидение. Вы знаете, что сообщения о появлении привидений чаще всего оказываются ложными, поскольку люди склонны принимать желаемое за действительное, да и психика у всех разная. Но тогда у нас было визуальное доказательство.

– Ну и что потом? – спросил Вернон.

Жубер раздавил окурок в блюдце и откинулся на стуле.

– Моро отнес фотографии и записи директору метафизического центра и заявил, что это он обнаружил существо. Несмотря на мои протесты, откррытие приписали ему. Сейчас он один из директоров парапсихологической лаборатории в Милане, один из наиболее уважаемых людей в Италии, работающих в этом направлении. После этого случая я поклялся, что ни с кем не поделюсь подобными открытиями. То, над чем я работаю, то, что я обнаружу, будет моим и только моим. Но посмотрите, что произошло. Впервые за двадцать лет изучения паранормальных явлений сделано важнейшее открытие, и Лазаль поставил его в заслугу себе. Кто потом вспомнит Алена Жубера? – Он свирепо посмотрел на Вернона. – Никто. Но ладно, на этот раз все будет по-другому. Я ждал подходящего момента и ни с кем не делился своими сведениями. Я согласился помочь вам, считая, что вы для меня не опасны и что моя тайна нужна вам для ваших личных целей. Вы не отнимите у меня признания, принадлежащего мне по праву. – Он задумался. – Я недооценил Лазаля.

– Не знаю, что вам посоветовать, – сказал Вернон. – Если прессе уже все известно... – Он замолк и пожал плечами: – Что вы теперь сможете сделать?

Жубер не ответил. Через плечо Вернона он смотрел в окно – на хмурое небо, где собирались тучи.

Глава 39

Париж

Он проснулся от собственного крика.

Лазаль сел в кровати, пытаясь избавиться от кошмара. Прижав руку к груди, к бешено стучавшему сердцу, он вдохнул воздух.

Он снова видел ее.

Свою жену.

Свою Мадлен.

Или то, что когда-то было его женой.

Он нагнулся и положил на могилу букет свежих цветов, когда из нее высунулась рука и, схватив его запястье, потянула вниз. Она отыскала его губы своими; но теперь это были уже не губы, а водянистые гнойники; обняла его своими сгнившими руками, прижалась к нему своим разлагающимся телом. Пытаясь оттолкнуть ее, он почувствовал, как с рук ее сходит кожа.

Лазаль вскочил, держась рукой за живот. Он выбежал в кухню и наклонился над раковиной, чувствуя, что тошнота усиливается. Побрызгав на лицо холодной водой, он испытал облегчение. Он сильно дрожал и схватился за край раковины, надеясь, что дрожь прекратится. На лбу выступили капли пота и солеными ручейками сбегали по лицу.

Он вспомнил, что заснул, сидя за столом в гостиной. Когда проснулся, голова его лежала на столе. Лазаль закрыл глаза, но образ мертвой жены вновь возник перед ним. Он наполнил стакан водой и прошел в гостиную, отыскивая на ходу в кармане куртки транквилизатор. Он проглотил одну таблетку. Вторую. Третью. Запил их водой и неподвижно сидел за столом, сжав руки.

С фотографии на серванте ему улыбалась жена, и глаза его наполнились слезами. Он мигнул, и слезинка стекла по его щеке.

– Мадлен, – прошептал он.

Закрыв глаза, он попытался вспомнить, почему заснул так рано сегодня вечером. Еще не было девяти чесов.

Должно быть, после телефонного звонка, решил он.

Телефонный звонок.

Он с усилием перевел дыхание. Он помнил только, что говорил с Жубером.

Лазаль поднял руки к голове, словно боялся, что она расколется. Он не мог даже спокойно размышлять. Мысли и образы проносились в его голове с дикой скоростью.

Телефонный звонок. Кошмар. Мадлен.

Он глубоко вздохнул и вытер с лица пот.

Кошмар не отступал, преследовал его. Перед ним с поразительной яркостью проплывали ужасные видения; он потряс головой, но теперь в них появилось нечто новое. Нечто, о чем он вспомнил только сейчас.

Когда разложившийся труп жены заключил его в объятия, он услышал негромкий зловещий смех, который и разбудил его, заставив закричать.

Смех раздавался над могилой.

Смеялся Жубер.

Глава 40

Лондон

Молодая гримерша улыбнулась, заканчивая наносить крем на лицо Матиаса. Затем предметом, похожим на небольшую кисть, удалила с лица излишки крема. Слой грима был достаточно плотным, чтобы защитить его лицо от ярких студийных ламп, которые вскоре должны были осветить его.

Матиас улыбнулся ей в ответ и стал смотреть, как она собирает кисточки, баночки с порошками, небольшие бутылочки и опускает в кожаную сумку. Он поблагодарил ее, встал и открыл перед ней дверь. Она улыбнулась и вышла.

Медиум хотел закрыть дверь, но увидел, что по коридору к нему идет толстый коротконогий человек в джинсах и сером свитере, с наушниками, висящими на шее.

– Вы готовы, мистер Матиас? – спросил он. – До вашего выхода осталось две минуты.

Медиум кивнул, вернулся в туалетную комнату, чтобы взглянуть на свое отражение в большом зеркале, и затем последовал за толстяком по коридору к двери с надписью: «Студия один».

Когда они подошли ближе, он услышал за дверью приглушенный шум голосов, редкие смешки зрителей, уже занявших свои места. Над дверью горела красная лампочка, освещавшая слова: «Идет передача».

Толстяк осторожно открыл дверь и ввел его в комнату.

Не обращая внимания на шум, Матиас в сопровождении толстяка прошел к креслу позади главной декорации.

С того места, где он сидел, Матиасу были видны лишь многочисленные прожекторы, освещающие декорацию сверху, снующие взад и вперед работники съемочной бригады; они выполняли команды руководителя съемок, доносившиеся к ним через наушники. Высоко над студией была кабина, где сидел директор со своими помощниками, наблюдая за всем на экранах телевизоров и передавая информацию в студию.

Матиас слышал голос Роджера Карра. Тот рассказывал о сверхъестественных явлениях, сдабривая по мере необходимости свои слова шутками. Аудитория весело смеялась. Матиас отпил глоток воды из стакана, стоящего на столе перед ним, и покачал головой.

Толстяк повернулся к нему и показал поднятый палец.

Медиум встал.

Заметив, что на камере справа от него загорелась красная лампочка, Роджер Карр повернулся к ней и широко улыбнулся, устраиваясь поудобней в кожаном кресле.

– Итак, мой последний гость сегодня вечером, – начал он. – Возможно, многие из вас уже слышали о нем. Его знает вся Америка. Можно сказать, он стал непременным атрибутом Америки.

Зрители засмеялись.

– Миллионы людей почитают его как целителя, как специалиста в области сверхъестественных явлений. Кто-то даже окрестил его Мессией в смокинге.

Вновь раздался смех.

– Мы еще не знаем, действительно ли он обладает сверхъестественными способностями, но уже сегодня бесчисленное множество американцев считают его настоящим чародеем. Возможно, после этого интервью у вас появится собственное мнение на этот счет. Спаситель или шарлатан? Мессия или волшебник? Судите сами. – Карр встал на ноги: – Прошу вас, Джонатан Матиас.

Зрители встретили американца взрывом аплодисментов. Улыбаясь, он направился к Карру. Ведущий пожал ему руку и указал на кресло. Аплодисменты постепенно стихли.

– Мессия в смокинге, – улыбаясь, обратился к нему Карр, – как вы относитесь к подобным комментариям?

– Я не особенно прислушиваюсь к критике, – начал Матиас. – Я...

Карр прервал его:

– Но согласитесь, многое из того, что вы представляете, делает вас уязвимым.

– Если вы позволите мне закончить то, что я собирался сказать, – продолжал Матиас, – я соглашусь с тем, что меня критикуют, но делают это главным образом люди, которые не понимают, чем я занимаюсь. Ведь недаром говорят, что критиковать и дурак может.

Среди зрителей послышались смешки.

– Вы говорили, чем вы занимаетесь, – продолжал Карр. – Вы считаете себя знахарем и...

– Я никогда не называл себя знахарем, – поправил его Матиас.

– Но вы же лечите людей? Только без медицины.

– Да.

– Если это не знахарство, то что?

– Люди приходят ко мне, зная, что я помогу им. Я никогда не говорил...

– Вы получаете деньги за свое лечение?

– Небольшую плату. Обычно люди жертвуют деньги. Я не прошу у них много денег. Они дают, потому что хотят этого. В знак признательности.

Карр кивнул:

– Вы также появляетесь на американском телевидении, не так ли? Вам, наверно, хорошо платят за это?

– При мне сейчас нет чека, – улыбнулся Матиас. – Но действительно, платят мне хорошо, как, несомненно, и вам, мистер Карр.

– Стало быть, вы не отрицаете, что главное для вас – прибыль.

– У меня есть талант, дар, который я использую, чтобы помогать другим.

– Но даром вы бы не стали этого делать?

– А вы готовы работать даром?

Аудитория разразилась смехом.

– Нет, – сказал Карр, – даром я не работаю, но зато я не использую страх и доверчивость больных людей.

– Я не знал, что я это использую.

Интервьюер неловко заерзал в кресле, раздраженный тем, что Матиас так спокойно воспринял его нападки.

– Тогда кем вы себя считаете? – спросил он. – Разумеется, не ординарным медиумом? Тот факт, что вы мультимиллионер, кажется, выделяет вас из категории ординарного.

– Мои способности значительно превосходят способности обычного медиума...

Карр перебил его:

– Может, вы продемонстрируете их нам на практике? Прочитайте мои мысли. – Он улыбнулся.

– А стоит ли? – парировал Матиас.

Зрители дружно грохнули. Карр не оценил шутку. На его висках запульсировали вены.

– Если мы сейчас прикатим сюда пару калек, вы сможете поставить их на ноги? – выпалил ведущий.

– Я не выполняю заказы, мистер Карр.

– Только если вам предложат хорошую цену, не так ли?

Руководитель съемок с беспокойством посмотрел на двух мужчин, словно опасаясь, что они бросятся друг на друга. Матиас сохранял спокойствие.

– Что вы скажете, если вас обвинят в шарлатанстве? – спросил Карр.

– Пусть каждый сам решает, верить или не верить в мои способности, – ответил американец. – Вы можете думать, что хотите.

Долго двое мужчин пристально глядели друг на друга. Интервьюер искал хоть намек на эмоции в проницательных голубых глазах своего гостя, но ничего не видел. Даже раздражения. В конце концов Карр отвернулся и посмотрел прямо в камеру:

– Итак, как вы слышали, мистер Матиас предлагает нам самим сделать выводы относительно его... способностей. Лично я, увидев его и выслушав его ответы, уже сделал для себя один вывод. Какой, я думаю, вы догадываетесь. Доброй ночи.

Когда свет в студии стал менее ярким, Карр вскочил на ноги и свирепо посмотрел на Матиаса.

– Умный шельмец, ничего не скажешь, – прорычал он. – Хотел представить меня мерзавцем перед миллионами зрителей.

– У меня не было такой необходимости. Вы сами себя показали и первым полезли в бутылку.

– Да иди ты в задницу со своими способностями!

Когда Карр выбегал из студии, руководитель съемок крикнул, что его хочет видеть директор.

– Пошел он... – рявкнул Карр и исчез за дверью. В тот момент, когда Матиас поднялся на ноги, к нему подошел руководитель съемок.

– Директор просил меня извиниться перед вами за замечания мистера Карра во время интервью, – сказал он.

Матиас улыбнулся:

– Ничего страшного.

Руководитель съемок кивнул и удалился.

Тогда улыбка сошла с лица медиума.

Глава 41

Окно спальни было открыто, и прохладный ветерок колыхал занавески на нем.

Подложив руки под голову, Роджер Карр, голый, лежал на спине и смотрел в потолок, по которому двигалась муха. В конце концов она вылетела в открытое окно, и Карру осталось смотреть только на белую краску. Он лежал так довольно долго, потом повернулся на бок и дотянулся до стола, на котором стояла бутылка пива. Он наклонил ее и, к своему огорчению, увидел, что она пуста. Он отшвырнул ее, и она приземлилась с глухим стуком на ковер возле сброшенных дамских панталон. Хозяйки их не было, она вышла из спальни. Карр хотел крикнуть, чтобы она принесла ему бутылку пива, но вместо этого повернулся и вновь уставился на потолок.

Руки его по-прежнему лежали под головой, и тиканье ручных часов казалось ему оглушительным. Стрелки подкрадывались к двенадцати восемнадцати ночи.

«Интересно, что делает сейчас Матиас?» – думал он.

Ублюдок.

Проклятый хвастливый америкашка.

Карр был удивлен спокойствием американца во время интервью. Почти никто не выдерживал его словесного напора, быстро падая духом. Матиас же сумел до конца сохранить спокойствие

Проклятый ублюдок!

Карр понимал, что медиум одержал верх в этой дискуссии, хотя это интервью трудно было назвать дискуссией. На глазах у миллионов телезрителей и перед аудиторией в студии Карр встретился с достойным противником, и это его здорово уязвило. В памяти его вспыхнул образ Матиаса, он сел на кровати и задышал резко и сердито. Вскочив с кровати и подойдя к окну, он вдохнул прохладный ночной воздух и посмотрел в темноту.

На улице было тихо, только где-то вдали лаяла собака. До Би-би-си отсюда было каких-то пять минут езды. Карр купил этот дом, потому что ему понравилась живописная местность вокруг него. Он не любил шума, ему не нравилось, чтобы другие вмешивались в его жизнь. Покидая студию, он чувствовал одиночество. Он был разборчив в выборе друзей, поэтому мало кто был по-настоящему близок ему.

С тех пор, как три года назад от него ушла жена, Кар стал еще более враждебно и ожесточенно относиться к другим Людям. Тогда она еще пыталась убедить его в возможности примирения, но Карр был не из тех, кто легко менял решения. Он сам собрал ее вещи, швырнул ей ключ от машины и указал на дверь. Она сказала, что готова дать ему еще один шанс, если он откажется от своих привычек. Она считала, что четыре любовницы за четыре года – это слишком много. Карр не захотел использовать этот шанс.

Он улыбнулся, вспомнив ночь, когда она ушла от него, но мысли вновь вернули его к Матиасу, и улыбка исчезла с его лица.

Однажды обидевшись, Карр стремился любым способом расквитаться с обидчиком. Он затаивал обиду и с удовольствием обдумывал план предстоящей мести.

– Проклятый янки! – сказал он вслух.

– Первый признак помешательства, – услышал он.

Голос напугал его: он не слышал, как она поднималась по лестнице. Карр резко повернулся и увидел Сюзанн Питере, которая присела на край кровати, держа в руке стакан молока.

– Что ты сказала? – спросил он недовольно.

– Я сказала, что разговаривать с самим собой – первый признак помешательства.

Карр не ответил. Он подошел к кровати и лениво плюхнулся на нее.

Сюзанн что-то проворчала, потому что он чуть не пролил молоко. Она поставила стакан на стол и легла на кровать рядом с ним, прижимаясь к нему обнаженным телом, налегая на него своей полной грудью. Левая рука ее скользнула к его груди.

Сюзанн было двадцать два, то есть вдвое меньше, чем ему. Последние десять месяцев она работала секретаршей, принимая посетителей в здании Би-би-си, и неплохо справлялась со своими обязанностями. За это время она и Роджер Карр стали любовниками; Карр не любил этого слова, поскольку за ним стояли какие-то чувства, а это, по его мнению, был не тот случай.

Она прижалась лицом к его груди, поцеловала ее. Рука ее спустилась к его члену. Обхватив его пальцами, она начала нежно гладить его. Карр слегка напрягся, но взяв ее за тонкое запястье, оторвал ее от этого занятия. Сюзанн села, откинула назад свои густые светлые волосы и смущенно посмотрела на него.

– Что с тобой сегодня? – спросила она.

Карр даже не взглянул на нее.

– Я размышляю, – сказал он.

– Я вижу. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Карр бросил на нее презрительный взгляд:

– Ты мне помочь? Оставь меня в покое!

Он снова стал смотреть в потолок.

– Я только спросила, – сказала она, вновь ложась рядом с ним. Она стала водить пальцем по густым волосам на его груди, завивая их в спираль.

– Этот ублюдок Матиас сделал из меня идиота, – сердито проговорил Карр. – Проклятый мошенник! – Голос интервьюера стал задумчивым. – Но ничего, я ему еще припомню сегодняшнюю ночь, я доберусь до этого мешка с дерьмом.

Сюзанн вновь скользнула рукой к его паху. Она обвила пальцами его член и почувствовала, как он, отзываясь на ее ласки, напрягся в руке. Она поцеловала грудь Карра и, покусывая кожу на его животе, приблизила голову к увеличивающемуся члену. Она провела языком по утолщенной головке и увидела, как из нее вытекла капля прозрачной жидкости. Губы ее сомкнулись вокруг нее, и она почувствовала, что Карр приподнял свои бедра, стараясь проникнуть дальше в ее теплый рот. Рука ее продолжала уверенно ласкать его член, и она ощутила, как он увеличился.

Карр схватил ее за шею, привлек к себе и крепко поцеловал. Руки его нашли ее грудь, и она чуть не вскрикнула, когда он страстно сжал ее, но это доставило ей такое наслаждение, что она забыла о боли. Соски от прикосновения пальцев увеличились и затвердели.

В ее лобок уперлось его колено. Он перевернул и положил ее сначала на спину, потом на живот, затем он обхватил ее бедра, и, почувствовав это, она выгнула спину навстречу ему. Он слился с ней и сердито заурчал. Сюзанн вскрикнула от наслаждения, которое доставляли ей его ритмичные движения. Сюзанн всем телом устремилась к нему, улавливая ритм его движения и чувствуя, как возбуждение все сильнее охватывает ее.

Карр с такой силой вцепился в ее бедра, что на нежной коже остались красные следы. Он двигался все быстрее и быстрее и рычал все громче.

Она вскрикнула от боли, когда он внезапно схватил ее за волосы и потянул их с такой силой, что едва не сломал ей шею. Не отпуская ее волос, он продолжал безжалостно пронзать ее, но теперь наслаждение сменилось болью. Карр издал гортанный звук и еще сильнее дернул ее за волосы. Несколько волосков осталось в его руке.

– Нет! – взвизгнула она, задыхаясь.

Не обращая внимания на ее стоны, он ускорил ритм движений, приближаясь к пику.

Не в силах больше выдерживать это, она перевернулась на живот, расставив ноги. Карр продолжал зверски совокупляться с ней.

Сюзанн охватил безотчетный страх, когда он схватил ее за горло.

Он начал сжимать руки.

Она захрипела и попыталась оторвать от своего горла одну из его рук, но он лишь сильнее сжал их. Ногти его вонзились в ее шею и сжали дыхательное горло, а он все продолжал свои неистовые движения, словно желая разорвать ее надвое.

У нее потемнело в глазах, и она беспомощно замахала рукой, пытаясь поцарапать Карра, чтобы он наконец ослабил свои тиски. Ей казалось, что голова ее вот-вот отвалится.

Роджер Карр криво усмехнулся. На лице его застыло выражение ярости и триумфа.

Сюзанн чувствовала, что слабеет и скоро потеряет сознание.

Приближение экстаза заставило его сделать последний мощный толчок. Быстро и тяжело задышав, он выплеснул в нее сперму. Когда все было кончено, Карр содрогнулся и, оставив ее, бессильно опустился на кровать.

Его удивило, что она не двигается.

Сюзанн закашлялась и испугалась, увидев на подушке кровь, смешанную со слюной. Продолжая лежать на животе, она подняла дрожащую руку к своему горлу и осторожно потрогала глубокие вмятины. Почувствовав, что Карр берет ее за плечи и поворачивает на спину, она, несмотря на боль, оттолкнула его. Он посмотрел на ее шею и закрыл лицо руками. В полумраке комнаты глаза его казались запавшими, лишь белки сверкали в темноте.

Она снова кашлянула и попыталась сесть, крутя головой. Карр протянул руку и коснулся красных пятен на ее шее, потом заметил следы на ее бедрах. Она оттолкнула его руку и вскочила на ноги.

– Не прикасайся ко мне, – крикнула она, указывая на него дрожащим пальцем, – понял?

Карр поднялся и пошел к ней:

– Сюзанн, я...

– Отстань, ты... – Она закашлялась, и с ее губ стекла кровавая слюна. – Ты сумасшедший! Ты мог меня убить!

Он колебался, наблюдая, как она идет в ванную.

Карр тяжело плюхнулся на край кровати и опустил голову. Потный с ног до головы, он ощущал невыносимый холод. Он отыскал свой халат и накинул на себя. Заметив на своих пальцах кровь, он поспешно вытер ее краем простыни. Его изумление сменилось страхом. Он обеими руками потер свое лицо; чувствуя, как вздымается его грудь, он попытался совладать с участившимся дыханием. Он посмотрел на свои руки, словно они были чужими и подчинялись чьей-то неведомой воле.

Выйдя из ванной, Сюзанн стала собирать свою одежду.

– Слушай, я даже не знаю, что сказать, – начал он.

Она перебила его:

– Не надо ничего говорить.

– Я не знаю, что на меня нашло, я...

– Оставь меня в покое! – Она собрала одежду и выбежала из комнаты. Он слышал, как она спускается по лестнице.

Карр снова содрогнулся от холода.

Он нашел ее, когда она надевала джинсы. По щекам ее текли слезы, размывая косметику.

– Сюзанн, – проговорил он умоляюще. – Клянусь, я не знаю, что со мной случилось.

– Зато я знаю, – резко сказала она, застегивая пуговицу. – Ты пытался меня убить.

– Я не осознавал, что делаю.

Она указала на красные отметины на своей шее:

– Как я теперь объясню, откуда они у меня?

Она надела плащ и пошла к двери, ведущей в кухню.

– Я уйду через черный ход. Пусть никто не знает, что я была у тебя.

Он пошел за ней и включил свет.

– Отойди от меня, Роджер, – проговорила она с беспокойством. – Я не шучу.

– Ты должна мне поверить, – сказал он, – я не знал, что делаю. – Он вновь почувствовал ледяной холод.

Поймав ее руку, он повернул девушку к себе.

– Пусти! – закричала Сюзанн и, подняв руку, провела ногтями по его щеке. Показалась кровь.

Ноздри Карра расширились, лицо потемнело. Зарычав, он швырнул ее через всю кухню.

Сюзанн ударилась о плиту и лежала неподвижно, но, увидев приближающегося Карра, заставила себя подняться. Ринувшись за ней, Карр на бегу повалил стол.

Сюзанн бросилась к двери, но Карр схватил ее за воротник. Ее блузка порвалась, пуговицы отлетели, показалась большая грудь, но она не обратила на это внимания. Она думала лишь о том, как выйти из этого дома.

Карр оказался очень проворным. Он настиг девушку, схватил за волосы и бросил на пол. Голова ее ударилась о холодильник. Из раны хлынула кровь, заливая ее лицо и белую дверцу холодильника, перед которым она опустилась на пол.

Когда он опять бросился на нее, она рывком открыла дверцу холодильника и с размаху ударила ею по его ногам, пытаясь при этом подняться.

Едва не упав, Карр злобно зарычал; когда он вновь обрел равновесие, то увидел, что Сюзанн взяла с полки длинный нож с зазубренным лезвием. Она повернулась к нему, и лезвие ножа зловеще блеснуло. Не раздумывая, он прыгнул к ней и попытался схватить горло, но Сюзанн взмахнула ножом. Все произошло мгновенно.

Лезвие ножа пронзило насквозь ладонь правой руки Карра, перерезав тонкие кости. Из раны хлынула кровь; рванув на себя нож, Сюзанн почти отрезала его большой палец. Он взвыл от боли и жалобно поднял изуродованную руку, глядя, как под кожей обнажились сухожилия и мышцы. Ему казалось, что рука его горит, но несмотря на ранение, Карр и не думал отступать. Он поднял над головой стул и с размаху опустил его на вытянутую руку Сюзанн.

Нож отскочил в сторону, и девушка упала на спину, истекая кровью, которая продолжала струиться из раны на ее голове.

На лице Карра появилась безумная улыбка, и он снова обрушил на нее стул.

На этот раз удар был так силен, что стул разбился, ударившись о ее лицо и тело. Нижняя губа ее была разбита, нос расплющен, переносица раздроблена. Лицо Сюзанн стало кровавым месивом.

Опустившись на колени, Карр нащупал на полу выпавший из ее руки нож. Не обращая внимания на боль, он взял его раненой рукой, другой схватил Сюзанн за волосы и приподнял ее голову.

Она пыталась закричать, но нижняя челюсть была сломана, и она издала лишь слабый булькающий звук.

Карр прижал лезвие ножа к ее лбу чуть ниже линии волос и стал быстро водить ножом взад и вперед, рассекая кожу. Он со знанием дела подвинул нож к уху, продолжая неистово, со скрежетом пилить череп. Боль волной захлестнула Сюзанн, тело ее судорожно дернулось.

Он продолжал тянуть ее волосы и наконец, зарычав, сделал последнее усилие и оторвал их вместе с кожей.

Они повисли у него в руке как кровавый парик.

Сюзанн лежала неподвижно. Голова ее была оголена и окровавлена.

Карр медленно поднялся, держа перед собой страшный трофей.

Во входную дверь громко постучали; стук усиливался с каждой секундой.

Ощутив невыносимую боль в правой руке, Карр закрыл глаза. Вся рука онемела, он едва мог ее поднять. Шатаясь, он побрел назад, оперся о раковину, и глазам его открылась страшная, кровавая как кошмар, картина. Но он не спал.

Не веря глазам, он с ужасом смотрел на оскальпированную Сюзанн Питере и чуть не закричал, увидев, что держит в руке окровавленную, спутанную массу из волос и кожи. Он с отчаянием швырнул в сторону ее скальп.

– Нет! – прошептал он. – О Боже! Нет! – Голос его оборвался, и он стал пятиться от тела, словно надеялся, что Сюзан исчезнет. Он тряс головой, не понимая, как все произошло.

Стук в дверь усилился, но Роджер Карр его не слышал: он ощущал только жестокую боль в руке и запах крови, как облако повисший в воздухе.

И еще ледяной холод, окутавший его, словно саван.