Текст книги "Тени зла"

Глава 46

Он не мог точно сказать, долго ли звонил телефон, но в конце концов резкий настойчивый звонок разбудил его, он протянул руку и поднял трубку.

– Алло, – пробормотал Блейк, проводя рукой по волосам. Он взглянул на будильник. Без пяти час.

– Дэвид, это я.

Блейк покачал головой, заставляя себя очнуться.

– Извините, кто это? – спросил он.

Рядом с ним зашевелилась Келли и придвинулась к нему своим теплым нежным телом.

– Филипп Кемпбелл, – произнес голос, и Блейк наконец узнал протяжное произношение шотландца.

– Что тебе нужно, Фил? – спросил он спокойно.

– Мне приснился сон... кошмар. Он был таким ярким!

– Что тебе снилось?

Кемпбелл рассказал ему.

– Ну, теперь ты веришь тому, что я говорил тебе о подсознании? – ехидно засмеялся Блейк.

– Слушай, через денек-два мы заключим с тобой контракт, ладно?

– Отлично! – Блейк положил трубку.

– Кто это звонил? – ласково спросила проснувшаяся Келли. Голос ее был заспанным.

Блейк рассказал ей о согласии Кемпбелла издать книгу.

– Я рада, что он собирается опубликовать книгу, – сказала она. – Интересно, почему он вдруг изменил свое решение?

Блейк не ответил. Он ласково поцеловал ее в лоб и снова лег.

Келли прижалась к нему, и он обнял ее.

Через мгновение они погрузились в сон.

Глава 47

Париж

Полная луна, словно огромный маяк в облачном небе, бросала на землю свой холодный белый свет. Ветер, сначала легкий, но все усиливающийся, гнал по темному небу облака.

Мишель Лазаль остановил машину, выключил двигатель, но продолжал неподвижно сидеть за рулем. Несмотря на холодную погоду, он был в поту и прежде, чем взять с заднего сиденья лопату, вытер ладони о брюки. Он открыл дверцу и вылез из машины.

Ворота кладбища, как он и предполагал, были закрыты, но это его не остановило. Он перебросил лопату через кованные железом ворота, и она упала на землю, глухо звякнув. Он постоял, украдкой осмотрелся и, убедившись, что вокруг никого нет, подпрыгнул, зацепился за створку ворот, с трудом подтянулся и, перевалившись на другую сторону, прыгнул.

Удар о землю был сильным, но он только потер икры, поднял лопату и по темному кладбищу направился к столь хорошо знакомому ему месту. Ветер шевелил деревья, и они махали ему своими ветвями, словно желая остановить его, но Лазаль решительно шел вперед и смотрел перед собой тусклым взглядом.

Услышав странный звук, жандарм решил, что это игра воображения, но, свернув за угол высокой стены, окружающей кладбище, он заметил машину Лазаля, припаркованную у главных ворот. Он ускорил шаг, прищурил глаза и посмотрел на стоящую в темноте машину, стараясь увидеть, нет ли кого внутри. Он медленно обошел машину, постучался в окна, но ему никто не ответил.

Когда луна появилась из-за туч, он через ворота заглянул на кладбище.

Холодный белый свет освещал одинокую фигуру.

На кладбище был человек.

Жандарм увидел, что он раскапывает могилу. Подняв глаза, жандарм посмотрел на стену, покрытую сверху колючей проволокой, и понял, что попасть на кладбище можно только через ворота. Он прыгнул на них, уцепился и полез вверх.

Лазаль был в трех футах от гроба жены, когда заметил приближающегося жандарма. Лазаль пробормотал что-то и застыл, не зная, что делать.

Он бросился бежать, не выпуская из рук лопаты.

– Стой!

Услышав этот крик, он оглянулся и увидел, что жандарм гонится за ним.

Лазаль не знал, куда бежать. Жандарм перекрыл единственный выход из кладбища. Он не сможет забраться на стену в дальнем конце кладбища, поскольку жандарм настигает его. Он так устал, раскапывая могилу, что теперь споткнулся; оглянувшись, он увидел, что преследователь в десяти ярдах от него. Жандарм снова закричал, и Лазаль замедлил шаг.

Он повернулся и взмахнул лопатой, целясь в голову жандарма. Лопата, которая неминуемо раскроила бы жандарму череп, прошла в нескольких дюймах от его головы и вонзилась в дерево.

Жандарм бросился на Лазаля и повалил его на землю. Они покатились по траве. Жандарм пытался скрутить Лазалю руки, но отчаяние придало тому силы; подняв ноги, он оттолкнул врага. Жандарм упал, ударившись о мраморный крест над одной из могил.

Лазаль снова поднял лопату и занес ее над жандармом.

Удар пришелся по спине и свалил того на землю.

Выждав секунду Лазаль побежал к могиле жены.

Жандарм сплюнул кровь, поднялся на ноги и посмотрел на убегающего человека. Он напряг мышцы спины, и боль в том месте, куда угодила лопата, заставила его сморщиться. Лицо его выразило решимость, и он вновь устремился за Лазалем.

Он вмиг нагнал его.

Лазаль снова взмахнул лопатой, ударил мраморного ангела на могиле: голова раскололась, остался лишь острый каменный наконечник между крыльями.

От удара он сам потерял равновесие; этим воспользовался жандарм, который, словно заправский регбист, схватил его за ноги чуть выше колен и толкнул на землю.

Лазаль закричал, упав на сломанного ангела.

Луна ярко освещала камень. Его острый конец пронзил грудь Лазаля чуть ниже сердца, пробил ребра и порвал одно легкое. Он попытался вдохнуть воздух, и в ране зашипел холодный воздух. Пронзенный камнем, он не мог двинуться: кровь сделала камень скользким. Лазаль чувствовал ее вкус во рту, видел, что она льется из носа, и слабел с каждой секундой.

Жандарм попытался помочь ему. В воздухе пахло кровью.

Высвободившись наконец, Лазаль упал на спину. Из зияющей в груди раны хлестала кровь. Тело его несколько раз дернулось. Присев возле него на колени, жандарм ощутил запах экскрементов и отпрянул.

Луна на мгновение осветила открытые глаза мертвого.

Жандарм вздрогнул, когда ветер засвистел в ветвях деревьев. Ему показалось, что бесплотный и бесстрастный голос говорит речь о покойном. Последнюю речь.

Глава 48

Оксфорд

Яркое солнце проникало сквозь окна ее кабинета, отражалось от лежащей на столе белой бумаги. Она пыталась убедить себя, что именно солнце мешает ей сосредоточиться. Она уже пятый раз перечитывала одни и те же страницы, но по-прежнему не могла понять ни одного слова. Это жара. Конечно же, это жара отвлекает ее.

Келли откинулась в кресле и опустила бумаги на стол.

Она вздохнула, сознавая, что ее состояние не имеет никакого отношения к погоде.

Приехав утром в институт, она не могла думать ни о чем, кроме Блейка. И сейчас, представив его себе, она улыбнулась. Она даже упрекала себя за то, что так привязалась к нему. Она чувствовала себя виноватой, как школьница, увлекшаяся учителем, но чем больше она думала об этом, тем отчетливей понимала, как похоже на любовь чувство, которое она испытывает к Блейку. Разве можно так быстро влюбиться? Келли решила, что можно. Она была уверена, что он чувствует к ней то же самое: это сказывалось в его ласках, в том, как он говорит с ней.

Келли покачала головой и усмехнулась. Она не могла дождаться, когда наступит вечер и можно будет увидеть его.

Она снова принялась за бумаги.

Послышался легкий стук в дверь, и не успела она ответить, как вошел доктор Вернон.

Глаза Келли расширились от удивления. С директором института был Ален Жубер.

Когда директор прошел в комнату, Келли и Жубер посмотрели друг на друга.

– Полагаю, ты уже знакома с Аленом Жубером, – сказал Вернон, указывая на гостя.

– Конечно, – сказала Келли, быстро подав Жуберу руку.

– Как поживаете, мисс Хант? – с безразличием спросил Жубер.

– Хорошо. Не ожидала, что увижу вас так скоро. Лазаль тоже приехал с вами?

Жубер открыл было рот, но тут к ней шагнул Вернон. Келли заметила, что лицо его несколько смягчилось.

– Келли, Лазаль был вашим другом, не так ли? – тихо спросил он.

– Почему вы говорите «был»? Почему в прошедшем времени? – спросила она.

– Вчера он погиб – несчастный случай.

– Несчастный случай? – беспомощно вырвалось у Келли, потрясенной известием.

– Мы не знаем подробностей, – пояснил Вернон. – Мне сегодня утром сообщил об этом директор метафизического центра. Я подумал, что вы имеете право знать.

Она кивнула и устало провела рукой по волосам.

– Он все равно умер бы, – заметил Жубер.

– Что вы этим хотите сказать? – резко спросила Келли, посмотрев на француза.

– У него были не в порядке нервы. Он принимал очень много таблеток. Он шел к смерти и не сознавал этого.

Келли уловила в голосе Жубера презрительную нотку, и это ее рассердило.

– Что для вас его смерть? – резко сказала она. – Для вас, проработавшего с ним столько времени!

Француза ее слова, казалось, вовсе не тронули.

– Это печальный случай, – вмешался Вернон. – Но, к сожалению, мы уже ничего не сможем сделать. – Он снисходительно улыбнулся Келли, и тон его голоса несколько изменился. – Я из-за этого пришел к вам, Келли.

Она посмотрела на него, выжидая.

– Вам, наверно, интересно знать, почему Жубер приехал сюда.

– Да, я подумала об этом.

– Я хочу, чтобы он поработал с вами над проектом, касающимся сновидений.

Келли бросила на француза настороженный взгляд.

– Зачем? – спросила она. – Я сама могу справиться с этой работой. Я занимаюсь ею с тех пор, как Джон Фрезер... ушел. – Она нарочно подчеркнула последнее слово.

– Жубер опытнее, чем вы. Я уверен, вы поймете. Я думаю, будет правильно, если он возглавит проект.

– Я с самого начала занимаюсь этим проектом. Почему его должен возглавить Жубер?

– Я уже объяснил. Он более опытен.

– Тогда у меня нет выбора, доктор Вернон. Если вы назначите Жубера старшим, я уволюсь.

Вернон заметил решительность Келли.

– Очень хорошо, – сказал он спокойно. – Вы можете идти.

Келли не смогла скрыть своего удивления.

– Если вы так ставите вопрос, я не буду пытаться вас задерживать. – Он развернул ментоловую конфетку и сунул в рот.

Не говоря ни слова, она поднялась, взяла свой кожаный «дипломат» и стала собирать бумаги на столе.

– Оставь их, – холодно проговорил Вернон.

Она бросила бумаги обратно на стол.

– Мне жаль, что вы не хотите смириться с этим, – сказал Вернон, – но знайте, что работа института – это главное.

– Конечно, я понимаю, – ехидно проговорила она. – Надеюсь, вы найдете то, что ищете. – Она посмотрела на Жубера. – И вы тоже.

Выходя из комнаты, Келли едва удержалась от соблазна хлопнуть дверью и почувствовала приступ гнева.

Она вышла на улицу и зажмурила глаза от неистово сияющего солнца. Ладони ее вспотели, дыхание было быстрым и неровным. Она подошла к машине, села за руль и оказалась в адском пекле, взволнованная и раздражённая. Посмотрев в сторону института, она злобно стукнула рукой по рулю.

Как мог Вернон так обойтись с ней? Она вздохнула и задержала дыхание.

И еще этот Жубер.

Самонадеянный ублюдок. Зачем он приехал в Англию? Неужели только затем, чтобы заниматься исследованием?

До нее вдруг дошла реальность происшедшего, и глаза ее наполнились слезами.

Она плакала о Лазале, разочарованная и опечаленная.

Девушка вздрогнула, почувствовав на щеках соленые капли, достала платок и поспешно вытерла их.

Она боялась, что Жубер и Вернон наблюдают за ней.

Зерно сомнения, зародившееся в ее душе, за последние несколько недель взошло; теперь ее предположения подтвердились.

Она была уверена, что между французом и директором института существует сговор. Ничто не могло разубедить ее в этом.

Сперва Джон Фрезер, потом Мишель Лазаль. Оба они были связаны с проектом, касающимся астральной проекции, и оба теперь мертвы.

Неужели это случайное совпадение?

Она подумала о том, что произошло за последние два дня, когда завела мотор и отъехала от обочины.

Этот сеанс. Тони Ландерс. Роджер Карр. Джеральд Брэддок.

Она оглянулась и через плечо посмотрела на мрачное здание института.

Даже в теплых лучах солнца оно казалось на редкость зловещим.

Приехав домой, она позвонила Блейку и рассказала обо всем, что произошло. Он внимательно все выслушал, иногда успокаивая ее. Чувство беспомощности и злость были так велики, что ей хотелось плакать.

Он спросил ее, может ли она вести машину; она удивилась и сказала, что может.

– Тогда приезжай и поживи у меня, – предложил он.

Келли улыбнулась.

– Навсегда?

– Пока не надоест. Поживешь со мной, пока все уладится, а там, кто знает, может, захочешь терпеть меня дольше.

Они помолчали, потом заговорил Блейк.

– У меня самая лучшая еда в городе, – сказал он, усмехнувшись.

– Начинаю собирать вещи!

Они распрощались, и Келли положила трубку. Вдруг она страстно захотела его увидеть. Побежав в спальню, она сняла со шкафа чемодан, открыла ящики и начала искать нужные вещи.

Она почувствовала, что ей холодно, но, не обратив на это внимания, продолжала собирать вещи.

Глава 49

Лондон

Раздавленная банка из-под пива с едва слышным стуком упала на сцену перед возвышением для ударных инструментов. Один из тех, кто состоял при гастролирующих музыкантах, в джинсах и белом свитере, быстро подбежал и поднял банку. В 'дальнем конце сцены два его товарища подтаскивали огромный усилитель «Маршалл» к трем другим таким же – высотой с человеческий рост.

Джим О'Нейл взял банку пива и одним глотком осушил ее наполовину. Он вытер рот тыльной стороной ладони и стал прохаживаться взад и вперед вдоль занавеса. Из зала доносился гул голосов двух тысяч человек, нетерпеливо ожидающих начала концерта. Временами доносился свист.

Зал был переполнен, и чем меньше времени оставалось до поднятия занавеса, тем беспокойнее становилась толпа. Воздух был пропитан запахом пота и кожи.

В высоких сапогах, кожаных брюках и жилете, украшенном десятками блестящих кнопок, О'Нейл казался только что сошедшим с арены гладиатором. Его мускулистые предплечья были в кожаных браслетах с блестками, сверкающими в полумраке.

Слева раздался громкий шум; он повернулся и увидел, что гитарист Кевин Тейлор настраивает усилители.

Толпа по другую сторону занавеса встретила эти нестройные звуки гитары громкими возгласами, когда же ударник отбил на своем барабане короткую дробь, зал взорвался возбужденными криками.

О'Нейл подошел к Кевину Тейлору и похлопал его по плечу. Тот повернулся к певцу с улыбкой. Тейлору было двадцать четыре года, и он был почти на пять лет младше О'Нейла, но длинные волосы и грубоватое лицо старили его. На нем были белая майка и полосатые брюки.

– Полегче сегодня со своим соло, – сказал ему О'Нейл, сделав большой глоток пива.

– Это еще почему? – спросил гитарист с легким ирландским акцентом.

– На последнем концерте ты столько солировал, что я думал, ты сотрешь свои чертовы пальцы.

– Кажется, зрителям это нравится, – возразил Тейлор.

– Наплевать мне на то, что нравится зрителям. Говорю тебе, не переборщи, играй попроще, без всяких выкрутасов. Понял?

– Как скажешь!

– Смотри у меня. – О'Нейл насмешливо хмыкнул, допил пиво и, раздавив банку крепкой рукой, бросил ее к ногам ирландца.

О'Нейл отошел от гитариста, удивляясь тому, что мерзнет.

– Две минуты! – крикнул кто-то.

Певец подошел к стоящему впереди микрофону, похлопал по нему и, удовлетворенный, отошел в сторону, ожидая, когда поднимут занавес.

Лампы в зале медленно гасли. В наступившей темноте крики и свист все нарастали и наконец перешли в рев, когда занавес начал подниматься и над сценой загорелись разноцветные огни. Мощные вступительные аккорды, похожие на гул землетрясения, перекрыли неистовый рев зрителей. Музыкальные аккорды, как взрывы, прокатились по залу: пронзительный звон гитар слился с грохотом барабанов. Оглушительная музыкальная волна, казалось, вот-вот разрушит здание.

На сцену вышел О'Нейл. Его голос, как сирена, взметнулся над другими неистовыми звуками.

Он носился по сцене, улыбался бесчисленным фэнам, устремившимся вперед, ближе к своему кумиру, временами останавливался, чтобы коснуться поднятых рук. Он выглядел как облаченный в кожу полубог; его восхищенные поклонники приветствовали его поднятыми, сжатыми в кулак руками.

Жар от прожекторов был невыносимым, но О'Нейл по-прежнему чувствовал, что ледяной холод щиплет его шею, медленно распространяется вниз, охватывая все тело. Он посмотрел в зал, но лица показались ему расплывшимися пятнами. Он повернулся к Кевину Тейлору.

О'Нейл поднял подставку микрофона над головой и, к удовольствию зрителей, начал вращать ее, как жезл тамбурмажора.

Даже Тейлор улыбнулся.

Он все еще улыбался, когда О'Нейл, размахнувшись, словно копьем, ударил его в живот подставкой микрофона. Пронзив тело гитариста, алюминиевый стержень вышел из спины чуть выше почек. Кровь фонтаном ударила из раны. Тейлор захрипел и попятился. О'Нейл отпустил подставку, и Тейлор рухнул на громкоговорители.

Короткое замыкание ярко осветило зловещую картину, и тело гитариста бешено задергалось под током в тысячи вольт. Вспыхнув ослепительно белым светом, взорвался первый усилитель.

Система усилителей мощности оглушительно затрещала.

Взорвался еще один усилитель.

Потом еще один.

Из первого усилителя вырвались языки пламени и начали жадно лизать дергающееся тело Тейлора, мелькая в его волосах, как желтые змеи. Тейлор напоминал уже огненную горгону Медузу. Взорвавшиеся на другой стороне сцены усилители обрушили на зрителей град горящих кусков дерева.

Спасаясь от огненного дождя, зрители первых рядов ринулись назад, прямо через скамьи; они давили тех, кто еще не успел убежать. Падающие были затоптаны объятой страхом толпой. Паника охватила всех, даже самых смелых. Зрители на балконе завороженно глядели на сцену, превратившуюся в огненный ад.

Пламя разрасталось, пожирая все на своем пути. Музыканты в ужасе покинули сцену. На кого-то упал горящий усилитель. Прижатый к полу и объятый пламенем, человек отчаянно кричал, но был заглушен неистовым треском усилителей и воплями толпы.

Занавес опустили, но он вспыхнул и повис над сценой, как пылающая звезда. От жара лопались десятки лампочек, осыпая людей осколками. Огромная рама, держащая восемь прожекторов – каждый размером с футбольный мяч, – сошла с опор и рухнула, раздавив людей. Прожекторы взорвались. Многие люди обгорели. Других поранило стекло, носившееся в воздухе, словно картечь.

О'Нейл бледный, с непроницаемым лицом, неподвижно стоял на охваченной огнем сцене и бессмысленно смотрел на происходящее – на бегущих и вопящих, на окровавленных и обгоревших.

По сцене с пронзительным криком пробежал человек, объятый пламенем. Запах горелого мяса и волос ударил в нос О'Нейла, он покачнулся, словно теряя сознание.

Сзади него лежало тело Кевина Тейлора, превратившееся в обугленный кусок мяса.

Как одинокая душа у входа в ад, стоял на сцене О'Нейл и бессмысленно качал головой. Пот стекал с него ручьями, кругом бушевало пламя, но О'Нейлу казалось, что тело его сковано льдом.

Глава 50

Когда стемнело, Блейк встал, подошел к окну и задернул штору. После того как тьма ушла из комнаты, Келли почувствовала странное облегчение, будто исчезли глаза, незримо наблюдавшие за ней с улицы.

Писатель подошел к шкафчику со спиртным и наполнил стакан. Он предложил и ей, но Келли отказалась, чувствуя, что выпила слишком много с тех пор, как приехала сегодня к Блейку.

По дороге в Лондон она почему-то все время мерзла, и ею овладело смутное предчувствие чего-то нехорошего. Впрочем, ей показалось, что оно исчезло, когда она увидела Блейка. С ним ей было спокойно, а кроме того, теперь она поняла окончательно, что любит его.

Он снова сел в свое кресло и посмотрел на Келли.

Босая, в потертых джинсах в обтяжку и в майке, она казалась ему совсем беззащитной и очень привлекательной. Угадывая ее тревогу, он вместе с тем знал ее смелость и решительность, которые и притянули его к ней.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросил он, заметив, как пристально она вглядывается в свой бокал.

– Я просто думаю, – ответила она, словно вспомнив о нем. – Знаешь, хотя мы уже много об этом говорили, но я все еще не могу забыть о сеансе. Я уверена, что во всем, в том числе и в убийствах, виновен один из тех, кто был на этом сеансе.

– Продолжай, – сказал он.

– Тот, кто был знаком со всеми пятью жертвами...

Блейк перебил ее:

– Как можешь ты называть Брэддока и тех двоих жертвами – ведь это они совершили убийства?

– Они сделали это против своей воли. Их использовали, – она посмотрела на него внимательно. – И я уверена, что человек, принудивший их сделать это, причастен к смерти Фрезера и Лазаля. Я думаю, это доктор Вернон.

Блейк покачал головой:

– Фрезер погиб в автомобильной катастрофе, не так ли? А у Лазаля, ты мне говорила, снова началось нервное расстройство. Можешь ли ты доказать, что Вернон имеет отношение к их смерти? Кто осмелится утверждать, что и та и другая смерть не были несчастным случаем?

– Ты что, его защищаешь? – возмутилась она.

– Никого я не защищаю, Келли, – раздраженно ответил он. – Я смотрю на вещи трезво. Ты не можешь обвинять Вернона, не имея никаких доказательств. Даже если он виновен, как, черт возьми, ты докажешь это? Ни один следователь в этой стране тебе не поверит. Даже нам с тобой трудно поверить в то, что возможно управлять астральным телом, тем более – людям непосвященным.

– Ты хочешь сказать, что нас надули?

– Нет, я только пытаюсь смотреть на вещи трезво.

– Трое из тех, кто участвовал в этом сеансе, совершили убийство. Теперь наша очередь. Кто знает, что произойдет с нами.

Блейк поднял трубку телефона.

– Я хочу позвонить Матиасу и Джиму О'Нейлу, – сказал он. – Я спрошу их, знают ли они о том, что происходит. Возможно, они тоже в опасности.

– Не исключено, что и нам грозит опасность, – заметила она, загадочно посмотрев на него.

Блейк не ответил.

– Отель «Гросвенор», – послышался женский голос. – Что вам угодно?

– Я бы хотел поговорить с мистером Джонатаном Матиасом, – сказал Блейк. – Он живет в вашем отеле. Мое имя Дэвид Блейк.

На другом конце молчали; Блейк услышал, как шелестит бумага.

Келли внимательно следила за ним.

– Мне очень жаль, но сегодня утром мистер Матиас расплатился и уехал, – сообщила женщина.

– Черт! – пробормотал писатель и спросил: – Вы случайно не знаете, где он? Куда он уехал? Это очень важно!

– Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь, сэр, – ответила она.

Блейк поблагодарил ее и положил трубку.

– Что там? – спросила Келли.

– Он, наверно, уже вернулся в Штаты, – ответил писатель, взяв лежащую возле телефона черную записную книжку.

Он быстро перелистывал ее, водя пальцем по списку с номерами телефонов. Наконец нашел то, что искал, набрал номер и стал ждать.

– Ну, скорее, – нетерпеливо прошептал он.

– Ты звонишь О'Нейлу? – спросила Келли.

Блейк кивнул:

– Возможно, он сейчас на сцене, но если трубку возьмет кто-нибудь из его команды, я попрошу, чтобы он мне позвонил. – В трубке слышались гудки. Блейк стукнул по клавише и снова набрал номер.

Никто не брал трубку.

– Чем они там занимаются, черт возьми? – пробормотал он и еще раз набрал номер.

Он подождал минуту и уже хотел положить трубку, когда ему ответили.

– Алло, это «Одеон»? – обрадовался он.

Голос был крайне растерянным:

– Да, что вам нужно?

Блейк уловил в голосе тревогу. Боится, что ли?

– Джим О'Нейл на сцене? Если...

Голос перебил его.

– Вы из газеты? – спросил он.

– Нет, – удивленно ответил Блейк. – А что случилось?

– Я думал, вы слышали. Полицейские не пускают сюда газетчиков.

– Что там у вас произошло? – спросил писатель. – Я друг О'Нейла.

– Несчастный случай, пожар. Один Бог знает, сколько людей погибло, – сказал его собеседник прерывающимся голосом. – О'Нейл убил музыканта из своего ансамбля. Это случилось на сцене. Я...

– Где сейчас О'Нейл?

Келли встала и подошла к столу. Блейк что-то написал карандашом на листе бумаги. Он продолжал говорить, а она прочитала: «О'НЕЙЛ СОВЕРШИЛ УБИЙСТВО. НА СЦЕНЕ БЫЛ ПОЖАР. ПОГИБЛИ ЗРИТЕЛИ».

– О Боже! – прошептала Келли.

– Где сейчас О'Нейл? – настаивал писатель.

– Его увезли полицейские, – ответили ему. – Я никогда не видел ничего подобного. Он выглядел так, словно не понимал, что происходит, он...

В трубке раздались гудки.

Блейк пощелкал по клавише, потом положил трубку.

Долгое время они молчали; тишина повисла в комнате, словно зловещее облако.

– Тони Ландерс, Джеральд Брэддок, Роджер Карр и теперь О'Нейл, – наконец проговорила Келли. – Кто будет следующим?

Ее вопрос остался без ответа.