Текст книги "Ты любишь предателя"

Глава 8

СУББОТА, 5.12.

Я медленно иду вдоль стены, обшитой узкими деревянными рейками, и пытаюсь силой духа, которой у меня нет, успокоить бешеный пульс. До предательского сердца, очевидно, все еще не дошло, что Джош использовал меня для своих целей, а все те сладостные моменты были ненастоящими. Горечь чувству на языке, когда воспоминание о его нежных прикосновениях и ощущении его губ на моих накрывает, словно плащ.

Я расправляю плечи и сглатываю эту горечь. Я продержусь этот вечер, буду наслаждаться едой, которую официанты уже сервируют на столах, занятых гостями, и затем, надеюсь, смогу убедить сердце забыть Джоша.

– Обещай, что поговоришь с ним, – просила меня Ханна. – Чтобы мы и после ссоры на балу в честь вступления в сообщество могли сотрудничать. – Я ничего ей не обещала, но при взгляде на Джоша, который находится на расстоянии всего нескольких шагов и крайне сосредоточенно смотрит вниз на что-то, что я не могу распознать, у меня появляется новый вариант. Единственный вариант буквально сыграть вместе с ними, но так, чтобы мое сердце при этом не пострадало. Мой взгляд блуждает вдоль стены и останавливается на Келлане, который сидит напротив своей спутницы на максимально возможной дистанции. Похоже, как и мне, Келлану кажутся неудобными попытки этой дамы. Она так склоняется над столом, что ее грудь едва не лежит на сервировочной салфетке. Мне его очень жаль. Я быстро отвожу взгляд и вновь наблюдаю перед собой спину Джоша.

– Не делай ничего такого, чего не сделала бы я, – сказала мне Валери. Ее голос эхом звучит в моей голове и наводит на одну мысль…

С убедительной, как я надеюсь, улыбкой кладу ладонь на спину Джошу и нежно провожу пальцами по его руке. От испуга он подпрыгивает так, что его стул громко скрежещет по полу и привлекает внимание всех гостей. В том числе Дионы, которую я замечаю только сейчас и которая, судя по ухмылке, все видела. Они с Остином сидят примерно в пяти метрах от нас в середине зала.

Джош коротким жестом извиняется перед другими, затем оборачивается ко мне и в замешательстве отступает назад.

– Что ты здесь делаешь?

Он смотрит мимо меня, будто хочет о том же спросить Джейса. За секунды в моей голове пролетают десятки возможных ответов. От того факта, что это не должно его интересовать, до правды в том, что отец Дионы приобрел его на аукционе для меня. Однако честности он не заслужил, потому что смотрит на меня так, будто раздумывает, как бы наилучшим образом снова от меня избавиться.

– Может, я соскучилась и напала на покупателя, предложившего самую высокую цену, чтобы занять его место?

У Джоша явно талант извлекать на свет божий саркастичную Кару. Я одариваю его широкой улыбкой, которая предназначена скорее для Дионы и других любопытствующих. Диона и Остин, которые совершенно неприкрыто наблюдают за нами, синхронно показывают поднятый вверх большой палец.

Это и есть мой план, чтобы иметь возможность взаимодействовать с Джошем, пока мы не выясним, где находится Беверли: мы снова будем изображать пару. Вот только в этот раз я должна убедить свою лучшую подругу-Ворона в том, что наши чувства друг к другу настоящие.

– Кто в это поверит, – бормочет Джош, его мимика выдает неприятие, и я бы сейчас с большим удовольствием вцепилась ему в горло.

– Тебе следовало бы подыграть, если мы хотим работать вместе, не привлекая внимания, – отвечаю я с шипением. Его настрой передается мне.

– Можно подумать, ты этого хочешь.

М‐да, роль обиженного Джош исполняет великолепно. Я закатываю глаза.

– Как же так вышло, что ты не отреагировала ни на один мой звонок или ни на одно мое сообщение?

– Ты не заслужил этого, – выпаливаю я правду, и мне больше не нужно удерживать фальшивую улыбку. Я сжимаю документ о собственности, и шелест бумаги привлекает внимание Джоша. Когда он обнаруживает наши имена, его глаза ненадолго расширяются, затем он вскидывает бровь.

– У меня есть предложение. – Я высоко поднимаю документ и при этом произношу шепотом: – Мы будем дальше изображать пару, потому что Диона, очевидно, думает, что у нас все было действительно серьезно. Идеальная маскировка, чтобы мы могли продолжить искать Беверли вместе с Ханной. – После того как эти слова на одном дыхании вырываются из меня, я хватаю ртом воздух.

Джош двигает нижней челюстью, и я почти сгораю под его испепеляющим взором. На мгновение он смотрит в сторону Дионы и Остина, затем на карточку на столе. Когда он вновь оборачивается ко мне, его губы изогнуты в демонической улыбке.

Что я наделала?

Джош пододвигает для меня стул, и я сажусь. До этого момента я была уверена, что держу ситуацию под контролем, что это лучшая – и единственная – возможность побыстрее покончить со всем этим. Но с каждой секундой, когда Джош играет роль обворожительного сына президента США, сквозь толстые стены вокруг просачиваются воспоминания событий времен фазы подбора пар. Я одергиваю себя и уделяю внимание изысканной еде, пока объясняю – по возможности нейтрально, что Диона убедила своего отца в том, что мы идеальная пара Ворон-Лев, прямо как ее родители.

– Это правда, Остин рассказывал мне о них, – говорит Джош и наматывает на свою вилку одну из макаронин, которые изящно уложены в центре тарелки. Мне вновь бросаются в глаза тонкие царапины на его руках. – Ведь эти двое – что-то вроде легендарной пары, они более знамениты, чем первая Ворон и первый Лев, на которых ответственность за всю эту фигню с подбором пар. – Он запихивает кусок еды себе в рот.

Я как раз собираюсь расслабиться и насладиться безопасной темой, но Джошу, конечно, непременно надо испортить момент.

– Поэтому я знал, что Валери и Келлан хорошо относятся к настоящей паре и забудут об остальном.

Он дарит мне слабое подобие улыбки, в то время как я могу думать только о том, как мы доказали остальным, что между нами действительно промелькнула искра. Джош в тот вечер настолько застал врасплох своим поцелуем, что пришлось подыграть ему. По крайней мере, я внушила себе это. Слишком долго внушала. Плюс еще и Ханна убедила меня в этом. Она уверяла, что Джош для меня был бы намного лучше, чем Тайлер, и позаботилась о том, чтобы я придала больше значения отношениям с ним, чем это было хорошо для меня. Намного больше.

Я молча ем и не могу отделаться от чувства, что приняла неверное решение, в то время как Джош пододвигает ко мне свой десерт, после того как я, совершенно не в стиле Воронов, проглотила свой. Но крем-брюле настолько хорош, что я с удовольствием вылизала бы микроскопический стаканчик.

Впервые за, по моим ощущениям, несколько часов я поднимаю глаза на Джоша. Он пододвигает маленький стаканчик еще ближе и приглашающе кивает. Ощущая вкус карамельной корочки и нежного крема на языке, я хочу приняться за дело, но Джош оказывается быстрее и удерживает мою руку.

– Если таково твое желание, мы будем дальше изображать пару, – говорит он нейтральным тоном. – Но тебе стоит поднапрячься, чтобы убедить остальных. – Он смотрит на стол Дионы и Остина.

Я проворно поднимаю уголки рта и дарю ему широкую улыбку.

– Ну конечно, мой милый. – Затем я высвобождаю руку из его захвата, заполучаю десерт и наслаждаюсь каждым кусочком с чересчур маленькой ложки.

Джош откидывается назад и с ухмылкой наблюдает за мной.

– Что? – выпаливаю я.

– Даже как-то жутковато от того, сколько радости приносит тебе сладкое, Эмерсон.

Речь идет всего лишь о моем пристрастии к сладостям, но Джошу удается даже эту тему заставить звучать так, будто ее стоит обсуждать за закрытыми дверями. Я краснею, что он с удовлетворением замечает. Между тем он скрещивает руки на груди.

– Жутковатым кажется скорее то, что ты добровольно отдаешь такую вкуснятину, Прентисс.

Наконец-то на его губах появляется настоящая улыбка, которая заставляет сиять даже его полуночно-синие глаза.

– Один-ноль в мою пользу, – довольно думаю я и продолжаю есть сладость.

С более мягким настроем после такого объема съеденного сахара я в какой-то момент спрашиваю, как же выглядит официальный план на остаток вечера. Поскольку Джош не отвечает, я поднимаю на него взгляд, после того как соскребла последние остатки своего крема-брюле и запихнула их в рот.

От его выражения мои вкусовые рецепторы отмирают. Почему я больше не ощущаю сладкий вкус, зато чувствую покалывание на губах, на которых, похоже, застрял взгляд Джоша? Я провожу языком по губам, проверяя, не осталось ли на них каких-нибудь остатков десерта, что вызывает цепную реакцию.

Кадык Джоша двигается, веки опускаются, дыхание становится тяжелее. Мой пульс ускоряется, и я смотрю на то место, на котором до решающего уик-энда были смарт-часы – с приложением для измерения частоты сердечных сокращений, которое и выдало мое предательское сердце.

Без лишних слов Джош пододвигает ко мне карту, в которую был погружен, когда я подошла к столу. Я думала, что это меню на сегодняшний вечер, но, когда читаю золоченую с завитушками надпись, тело не может решить, какая реакция была бы лучшей: сбежать или потерять сознание.

В моей руке бронь на номер люкс для молодоженов на верхнем этаже парк-отеля. Карта-ключ лежит в кармашке под ней.

Я смотрю на Диону. Ей с Остином, очевидно, больше нечем заняться, кроме как непрерывно наблюдать за нами с Джошем. Диона двигает бровями и пинает Остина, который немедленно делает то же самое.

Я смиренно откидываюсь на спинку. Что ж, если таким образом мы сможем убедить Диону, я переночую с Джошем в этом номере. Стараюсь не думать о совершенно неуместных картинках. Если люкс для молодоженов хотя бы примерно в той же степени полон излишеств, что и остальной парк-отель, то там будет достаточно места, чтобы держаться друг от друга на дистанции.

– А ты покраснела, Эмерсон. – На лице Джоша бесстыжая ухмылка, которая заставляет щеки краснеть еще сильнее. – Мы ведь уже проводили вместе ночь.

– Мы не… – начинаю я, однако замолкаю. Точно такая дискуссия была у нас после ночевки в холодной комнате башни.

– Мы выиграли! – шепчет Джош, берет хрустальный бокал и поднимает его.

Воспоминание о том, что мы, будучи запертыми в одной комнате, провели ночь на одной кровати, и при этом ничего не произошло, очевидно, растопило лед. Мы говорим о несущественном, о наших учебных курсах и о Дионе с Остином, которые явно не признаются сами себе, что между ними на самом деле нечто большее, чем дружба. По какой-то причине меня радует, что Джош смотрит на этих двоих точно так же, как и я. Мы опустошаем бутылку шампанского, и, когда Джош нашептывает что-то официанту, после чего тот приносит еще два стаканчика с десертом, я ощущаю тепло в груди, которое разум со всей решительностью списывает на алкоголь.

Мы воображаем, как могли бы убедить Диону и Остина открыть друг другу свои чувства, и на ум приходят самые дикие идеи. При этом мы умело избегаем всякого упоминания нашего общего прошлого.

Быстрее, чем ожидалось, наступает полночь, и официальная часть благотворительного бала завершается, а мы даже ни разу не потанцевали. Из соседнего зала раздается голос Валери. Она еще раз выражает благодарность за великодушные пожертвования и желает всем, кто не разместился в парк-отеле, благополучно добраться домой.

Зал взрывается аплодисментами, когда Валери называет сумму взносов, от которой мне становится тяжело дышать. Все деньги пойдут на благотворительные проекты в средних школах по всей Великобритании, чтобы поддержать школьников из всех социальных слоев и обеспечить им лучшее образование. Эта запредельная сумма, и помощь, которую она окажет школьникам и школьницам вроде меня, выставляет намерение Ханны в по-настоящему дьявольском свете. Вороны и Львы делают доброе дело. Их нельзя разрушать, как планирует Ханна.

– Что случилось? Ты выглядишь такой… подавленной. Если ты все же со мной туда не… – Он поднимает документ о бронировании.

– Нет, с этим все в порядке, – вырывается у меня, и я подмечаю, что это правда. В связи с этим у меня появляется совершенно новый план. Вместе с Джошем я, возможно, могу убедить Ханну не уничтожать сообщества, а лишь поквитаться с теми, кто несет ответственность. Не только ради меня, потому что в противном случае я потеряю стипендию, но ради всех тех, кому, как и мне, Львы и Вороны оказывают поддержку.

– Тогда пойдем, – тихо говорит Джош, встает и, как настоящий джентльмен, предлагает взять его под руку.

Я поднимаюсь со своего места и принимаю предложение. Жест ощущается жутко интимным, так что я какое-то время подумываю высвободить руку. Что такого в Джоше? Почему в его присутствии я чувствую себя так хорошо?

На фоне пафосной обстановки раздается возглас бурного эйфорического ликования, и я бросаю на Диону уничтожающий взгляд, который, однако, как от доспехов, отскакивает от ее платья, состоящего из звеньев цепей. Она так широко улыбается, что завтра у нее наверняка будут болеть мышцы щек. И уж это она заслужила!

До самого лифта я разглагольствую о поведении Дионы и Остина, но вся веселость сдувается с закрыванием зеркальных дверей. Смущение охватывает и сжимает меня. В какую бы сторону я ни смотрела, из зеркал, укрепленных на всех стенах лифта, на меня смотрит Джош. Джош в своем симпатичном смокинге – и я в чудесном павлиньем платье от Дионы, мои плечи настолько подняты, что перья от сережек лежат прямо на них.

– Привет… – Джош подходит ближе, я вижу это в зеркало, но, в первую очередь, чувствую его, чувствую его тепло, его парфюм, запах в маленькой кабине лифта затуманивает мое сознание.

– Привет, – отвечаю я, избегая его взгляда в зеркале.

– Мы не обязаны нажимать на эту кнопку, ты это знаешь.

Я сглатываю. Я могла бы поехать обратно в кампус и укрыться в Доме Воронов, ничто не препятствует этому. Моя работа на сегодня состояла в том, чтобы провести аукцион – и после этого вынужденно провести время с Джошем до окончания благотворительного бала. Больше у меня нет никаких обязательств. И тем не менее, я чувствую себя так, будто должна это сделать, должна дальше разыгрывать этот фарс. Я обязана всем потенциальным Воронам, которые заслужили шанс на учебу в Колледже Святого Иосифа так же, как и я, вероятно, даже больше, потому что меня пригласили лишь по недоразумению. Решимость раздвигает тесноту в моей груди, дает мне больше места для дыхания. Я беру из руки Джоша карту-ключ, подношу ее к сканеру и нажимаю на кнопку номера люкс.

– Я надеялся, что ты примешь именно такое решение, – шепчет Джош на ухо, так что я не уверена, что заставило меня вздрогнуть: его дыхание или щекотание приведенных в движение перьев.

На секунду я застываю, а потом говорю настолько твердым голосом, насколько это возможно:

– Сделай так, чтобы я не пожалела об этом.

Открывшиеся двери лифта сопровождаются тихим звуковым сигналом, а датчик движения активирует освещение в комнате. Перед нами открывается вид на, определенно, самый шикарный номер, который я когда-либо видела. Мои каблуки утопают в толстом ковре. Я скидываю с ног туфли и оставляю их перед зеркалом у двери.

Эта комната настолько гигантская, что мне требуется сделать много шагов, чтобы добраться до зеркальной стены напротив. Из окна открывается превосходный вид на расположенный по ту сторону леса Уайтфилд, огни которого мерцают в темноте, как бриллианты. Звездное небо и луна отражаются в маленьком озере, рядом с которым находится отель.

– Я ожидал, что ты будешь на меня так смотреть, Эмерсон. – Джош подходит ближе и тихо смеется.

Я рада, что он пытается разрядить ситуацию.

– Или, может, ты незаметно разглядываешь мое отражение?

Только теперь я замечаю наших зеркальных призраков на фоне черноты. Лица, парящие в ночной тьме. Мое отражение определенно улыбается.

– Вот так-то лучше, – с придыханием говорит он на ухо, от чего у меня появляются мурашки. Потом он отходит, чтобы исследовать номер.

Очевидно, он занимает весь верхний этаж, и в каждой комнате, через которую мы проходим, есть полностью покрытая зеркалом стена, даже в гигантской спальне, которая выходит на плоскую крышу, где широкий шезлонг из ротанга приглашает к тому, чтобы провести жаркие ночи под звездным небом. Джош открывает раздвижную дверь, и мы выходим наружу. Холод обвивается вокруг моих голых рук, и я невольно испытываю влечение к теплу, которое дарит мне тело Джоша. Неправильные мысли пролетают у меня в голове. Образы, которые расшатывают мое намерение перетянуть его на мою сторону и убедить Ханну отказаться от ее планов.

Мы стоим рядом, уставившись на шезлонг. В какой-то момент Джош приходит в себя и выдыхает воздух, который конденсируется в облако.

– Можно подумать, кому-то придет в голову спать на улице при такой температуре, – говорит он и ловко избавляется таким образом от всех неприятных ощущений от номера для молодоженов.

Мы возвращаемся в гостиную. Пока он роется в минибаре, я обнаруживаю два саквояжа с логотипом «D.A.», которые стоят на полу встроенного в стену платяного шкафа. Насторожившись, я сажусь перед ними на корточки и открываю молнию первого саквояжа. В нем одна из моих туник, любимые легинсы и кроссовки, а среди всего этого торчат красные и синие кружева. Я застываю в оцепенении.

– Что там у тебя? – спрашивает Джош, подойдя слишком близко.

Я чувствую, как он наклоняется, чтобы посмотреть. Быстро закрываю сумку, откашливаюсь и, чтобы он не видел моих раскрасневшихся щек, бормочу:

– Диона и Остин, очевидно, были абсолютно уверены в том, что мы воспользуемся предложением переночевать здесь.

Я передаю ему вторую сумку и спустя мгновение слышу звук открывающейся молнии. Когда мое лицо, я надеюсь, снова приобретает нормальный цвет, оборачиваюсь к нему.

Джош как раз суетится, пытаясь закрыть сумку, но в этом он мне уступает. Чувствуя неловкость, он убирает волосы с лица.

– Что тебе положил Остин? – спрашиваю я.

Мне нравится этот неуверенный в себе Джош, который проявляется за железной маской сына президента.

Джош вздыхает и оставляет сумку открытой. Взгляд выхватывает край тренировочных штанов, которые тонут в море из упаковок от презервативов. Чтобы скрыть свои, пусть уже не одинокие, горящие щеки и волнение, которое от живота молниеносно распространяется на остальное тело, я отворачиваюсь.

– Какой сюрприз приготовила для тебя Диона?

Джош хочет взять мою сумку, но я оказываюсь быстрее и притягиваю ее к себе.

– Пусть это останется тайной, – говорю я и широко улыбаюсь ему.

– Брось! Раз на то пошло, будем страдать вместе. Мы же пара, забыла? – Его рука устремляется вперед, и он тянет сумку за боковую ручку.

Ну конечно, так я и сдалась, просто потому что ему этого хочется. Однозначно, у Джоша нет брата или сестры.

– У пар тоже могут быть секреты друг от друга, – атакую я в ответ и разжимаю его пальцы, как когда-то пальцы Фиби, если она хватала мои вещи и до последнего боролась за них. Слишком поздно я осознаю, что он застыл, его рука не сдвигается ни на миллиметр. Она зависает над ручкой сумки, пальцы переплетены с моими.

Не имею представления, как долго мы находимся в этом странном и неудобном положении. Слабо понимаю я и то, наслаждаюсь ли этим прикосновением или боюсь его – смесь из того и другого кажется даже волнующей. Во мне царит абсолютный хаос.

Моя рука – или рука Джоша? – дрожит. Это единственное движение в застывшем, будто стоп-кадр, моменте. Затем Джош так резко встает, что я, испугавшись, падаю назад. Мои стопы затекли, и с покалывающим жжением кровь возвращается в них.

Джош, который явно обладает дурным качеством не сдаваться, кидается к моей сумке, правда, не открывает ее. Он триумфально поднимает ее, словно трофей. Лишь в ответ на то, что я закатываю глаза, он опускает ее и протягивает свободную руку, чтобы помочь подняться.

– Мир?

Я хватаюсь за руку.

– У меня разве есть выбор?

Он так хитро ухмыляется, что заражает меня этим.

– Никакого.

Сильным рывком он тянет меня вверх, так что на своих все еще онемевших ногах я едва не налетаю на него. Одно из перьев, которое было закреплено у выреза платья, медленно опускается на пол. Я слежу за ним взглядом, пока оно не приземляется на толстый ковер рядом с туфлями.

Джош покашливает, и я поднимаю на него глаза.

– Наверное, тебе стоит переодеться. – Он протягивает сумку и указывает на дверь рядом.

Я беру сумку и иду в ванную комнату, которая, стоит зайти, освещается множеством маленьких огней на потолке. Повсюду блестят хромированные поверхности, а из зеркала улыбается сияющая Кара с нежным румянцем на щеках. Не то чтобы это зрелище было в новинку. Моя кожа краснеет от одного только взгляда. Нечто другое заставляет вглядеться. В глазах отражения неуместный блеск.

Быстро отвожу взор и пытаюсь расстегнуть молнию на спине. Я так изворачиваюсь, что ударяюсь о дверь – на этот приглушенный шум реагирует Джош.

– Все в порядке? Тебе нужна помощь? – кричит он через дверь.

Да! – было бы правдой. Но одна только мысль о том, что он коснется меня, проведет пальцами по обнаженной коже, сбивает с толку.

– Нет, – выдавливаю я, и мне наконец удается поймать бегунок и постепенно расстгенуть молнию. При этом у меня сводит плечо, и я издаю стон. Проходит какое-то время, пока спазм ослабевает, и я могу переодеться. Кружевные детали я игнорирую. Под конец я снимаю серьги с перьями и выдергиваю шпильки из своей высокой прически – настоящее блаженство, от которого вздыхаю с облегчением.

Когда я возвращаюсь в гостиную, Джош уже сидит на диване в тренировочных штанах и футболке. Его ноги босые, а из спальни он принес одеяло и подушку.

Я слишком долго раздумываю, что мне следует делать.

– Ты хочешь сразу пойти спать или посидишь со мной? – спрашивает Джош.

Понятия не имею.

Я продолжаю стоять в нерешительности посреди комнаты, зарываясь пальцами ног в пушистый бежевый ковер.

– Мы не разговаривали с бала по случаю вступления в братства, Эмерсон.

У меня вертится на языке, что мы говорили чуть ли не целый вечер, но я знаю, на что он намекает. Я колеблюсь, потому что не уверена, что на самом деле хочу бередить рану, которую он в тот вечер нанес мне и моему чувству собственного достоинства.

– Прости, что был таким придурком, – говорит он, не отводя взгляд.

У меня вырывается смех.

– Пожалуй, я это заслужил. – Он морщится. – Но все это так… Я и сам не знаю. – Он проводит рукой по волосам, потом отбрасывает голову на спинку дивана и смотрит вверх.

Он выглядит таким ранимым. Это действует на ту часть меня, которая для Фи и Ханны. По крайней мере, я так считала. Прежде чем я передумываю, иду к дивану, хватаю маленькую декоративную подушку прямо у подлокотника и сажусь на освободившееся место, скрестив ноги и положив подушку на колени, чтобы держаться за нее.

Джош продолжает смотреть в потолок. Его голос разносится по комнате:

– В тот вечер мне стоило все тебе объяснить. Я не должен был так внезапно набрасываться на тебя. Потом я еще долго тебя искал. – Его кадык несколько раз поднимается и опускается. – Ханна сказала, что я загнал тебя в руки к Тайлеру.

Я цепенею при упоминании этого имени. Мои пальцы крепко впиваются в вышивку на подушке.

Лев Тайлер Уолш.

Не забывай, что эта фотография – лишь часть видео.

– Мне жаль, что он сделал тебе больно. – Джош поворачивается ко мне. – Я был эгоистом. Думал только о том, что должен найти Бев, а не о том, что этим причиняю зло другим, причиняю зло тебе.

Тяжесть его голоса наполняет воздух в комнате, делает его плотнее. Мне трудно дышать.

– Ты не виноват, – признаю я наконец. – Я хотела стать Вороном, дала этой блестящей жизни ослепить себя. Как ты и сказал в ту ночь. В каком-то смысле я тоже была эгоисткой.

– Потому что нацелилась на привлекательного Льва?

Я бросаю в него подушку, но он ловко уворачивается и смеется. Прежде чем я могу что-либо возразить, смех стихает, и Джош снова становится серьезным.

– С тех пор как Бев перестала давать о себе знать, я все больше схожу с ума. Я знаю ее со школы. Мы каждый день созванивались или обменивались голосовыми сообщениями. В том числе, когда я пошел на сделку, поступив в военную академию. Я с самого начала не верил в то, что она просто бросила учебу. Я был уверен: случилось нечто, что внушило ей такой страх, что она не видела другого выхода, кроме как исчезнуть.

Тоска в его глазах сдавливает мне горло. Я пытаюсь сглотнуть, но это ощущение не уходит.

Джош наклоняется и берет телефон с журнального столика. Он держит его открытым передо мной, будто у нас друг от друга больше нет секретов, пока он открывает мессенджер и выбирает чат с Беверли. Он быстро прокручивает его, но ее сообщения кажутся мне странными.

Сейчас не могу говорить по телефону, я в дороге.

У меня плохая сеть.

Здесь ужасная мобильная связь.

Всегда одни и те же предложения. Их Джош получает на свои просьбы о разговоре – или, как я предполагаю, в ответ на звонки. Односложные отговорки. Но между ними есть и более длинные диалоги, вроде тех, что я веду с Ханной. О событиях из нашей юности.

Только когда Джош поворачивает ко мне голову, я замечаю, что переместилась ближе. Между нами зазор шириной в ладонь. Он быстро пролистывает наверх, и мне бросается в глаза, что Джош почти всегда писал, в то время как от Беверли много голосовых сообщений, некоторые из которых длиной в пару секунд.

– Я думаю, это сообщение от Беверли было последним, перед тем как что-то произошло.

Джош снова прокручивает сообщения до ноября прошлого года. В верхней части экрана много голосовых сообщений от Беверли, а под ними текстовое сообщение:

Я пришлю тебе позже аудио, окей? <3

Автоматически я читаю сообщение Джоша перед ним:

Я клянусь, если доберусь до этого Тайлера…

Береги себя.

Пожалуйста.

– На что ты отвечал? – Я указываю на его сообщение, и, пока экран гаснет, он рассказывает, что незадолго до этого в последний раз разговаривал с Беверли по «Скайпу».

– Она была в полной эйфории, потому что игра в прятки с Ханной, девушкой, о которой она все время говорила, должна была скоро закончиться. Я так радовался за нее.

Он излучает что угодно, кроме радости, по крайней мере, сегодня, здесь и сейчас. Вспоминая об этом, он даже не улыбается, хотя видно, что пытается. Его большой палец проводит по экрану, по, наверное, сотням аудио, которые Беверли присылала ему.

– Это должны были быть последние выходные, когда ей нужно было выносить Тайлера и все это «объединение», как она называла Воронов и Львов. По меньшей мере, так она сказала. Она была где-то на побережье, был сильный ветер, волосы постоянно падали ей на лицо, и я помню, что сидел перед казармой и готов был бросить все, чтобы прилететь к ней.

Взгляд Джоша устремлен вдаль и полон тоски, которая напоминает мне о тоске по дому. У меня в груди все сжимается.

– Мне бы хотелось, чтобы я так и сделал. – Его голос прерывается и вызывает жжение в моих глазах.

Я подумываю взять его руку, которая судорожно сжимает телефон на коленях, но ощущение дистанции между нами удерживает от этого. Он сейчас очень далеко отсюда, не здесь, в парк-отеле. Не со мной.

Потом он смотрит на меня красными от невыплаканных слез глазами.

– Я должен был это сделать. Я должен был бросить академию и приехать сюда. После этого уик-энда ее больше никто не видел.

Я все-таки беру его за руку. Я с ним в его горе, как он был со мной во время моей панической атаки в башне две недели назад.

– Здесь нет твоей вины, – повторяю я снова и снова, но он, судя по всему, смотрит на это иначе.

Он упрекает себя, потому что не сразу воспользовался всеми рычагами, которые пустил в ход за прошедший год. Детективами, которые по прошествии всех этих месяцев уже ничего не смогли выяснить. Шпионскими программами, с помощью которых Джейс пытался нелегально установить местонахождение телефона Беверли. Но ее сим-карта давно деактивирована – как и функция определения местоположения.

– Для всего этого было уже слишком поздно. Даже Саманта – мама Бев – приняла за настоящие все фейковые следы и не захотела ничего предпринимать. А у моей мамы были связаны руки. После того как даже сенатор Грей не пожелала заявить о пропаже своей дочери, а списала ее исчезновение на приступ упрямства строптивой юной девушки, даже моя мама не могла вмешаться.

Я в ужасе. Сочувствие затопляет меня. Джош так сильно сжимает кисть моей руки, что мне становится больно, поэтому я хватаюсь за нее другой рукой и заставляю его пальцы разжаться. Одновременно я пытаюсь его успокоить, как он успокаивал меня, когда меня настигли образы моего прошлого.

Мы говорим всю ночь. Он рассказывает о своей юности, которую провел в роли сына сильной женщины-политика. О борьбе, которую его мать должна была вести против консервативных голосов, которые утверждали, что женщине не подобает въезжать в Белый Дом. И уж тем более матери-одиночке – разве что вместе с президентом. Он рассказывает о своем бунте, и от некоторых историй на его губах даже появляется слабая улыбка. Именно Беверли Грей всегда спасала его и, соответственно, его мать от дурной славы. Это чистой воды признание в любви к Беверли, а свет в его глазах не уступает свету в глазах Ханны.

Я, в свою очередь, в ответ на его вопрос рассказываю ему, почему в башне сломалась. Что тогда произошло у меня с Мейсоном. Как он запер меня в комнате, чтобы я не смогла уйти от него, – и как Ханна меня спасла и по кусочку собрала снова. Как Тайлер своим обаянием и открытостью позаботился о том, чтобы стена, которую я воздвигла вокруг сердца, начала осыпаться. С помощью безобидного флирта, тонн сладкой ерунды и киновечеров – при этом я, как на исповеди, признаюсь, что последовательно игнорировала предостережения Ханны. И наконец решаюсь рассказать ему о своем плане.

– Я хочу помочь Ханне, конечно, я этого хочу. Она заслужила стать счастливой. Но Ханну такие вещи всегда слишком сильно задевают. Ей недостаточно просто найти виновного или подловить Тайлера, у которого браслет Беверли и эта фотография. Она везде видит заговор. Тот факт, что существует видео с ними двумя, для нее достаточное доказательство того, что не только он замешан в исчезновении Беверли. Поэтому она хочет уничтожить Воронов и Львов. Средства давления, кражи – она, как безумная, ищет связи среди бывших кандидатов. При этом я не считаю, что Бриттани и Шерил несут хоть какую-то ответственность, хотя не переношу их обеих. – Я рассказываю ему об этих двоих и о том, что Ханна через них узнала о задании, которое якобы дали Беверли. – Они всего лишь являются воплощением стереотипа о богатеньких деточках, которые падки на любую сплетню.

– Ты хотела скрывать от Ханны все, что мы обнаружим? И даже не расправиться с этими двумя девицами? – Джош выглядит удивленным.