Текст книги "Притворщица"

Они с Терренсом впились друг в друга глазами. Изабель сдалась первой. Она заморгала, а затем по ее щекам покатились слезы.

– Я не могу, Терри. Я не справлюсь. Ты должен найти себе другую актрису.

– Но я не хочу другую, – сердито ответил он. – Я хочу тебя.

Терренс заметил, как удивленно округлились ее глаза, и тут же поправился:

– Я имел в виду… что не хочу приглашать другую актрису.

– Но… Но разве я могу выйти на сцену? – спросила она.

– Можешь. И выйдешь. – Терренс скрипнул зубами. – Ты должна, наконец. Моя бабушка не дура. Если ты не выйдешь на сцену на глазах у всего Лондона, то останешься для бабушки всего лишь очередной моей любовницей, а это совсем не то, чего я добиваюсь. Просто любовница – не преграда для моей дорогой генерал-бабуси. И для мисс Эрроурут тоже.

Глаза Изабель потемнели.

– Они закроют на это глаза?

– Конечно. Еще одна любовница – великое дело!

– Нет, рядом со мной должна быть актриса. Женщина, которую весь Лондон видел на сцене! И все должны знать, что я без ума от тебя! Настолько, что мне наплевать на скандал. И на их планы – тоже наплевать! Наша связь должна быть публичной, вызывающей! А если мы будем вести себя тихо, будем скромничать и скрытничать, бабушка свернет нас обоих в бараний рог одной левой! На губах Изабель промелькнула легкая улыбка.

– Ну, в скромности тебя обличить трудно!

– Да уж, – не удержался Терренс от ответной улыбки. – Ну так что, ты сделаешь это для меня, Изабель?

– Сделаю, – просто ответила она. – Но корсет не сниму, – добавила восходящая звезда лондонской сцены, упрямо задрав подбородок.

Терренс пожал плечами.

– Ну ладно. Тогда хотя бы не так сильно затягивай шнуровку, что ли!

– Я подумаю над вашим предложением, – надменно сказала она и, сложив губы бантиком, обратилась к Антонио: – Маэстро Мазелли, давайте попробуем еще разок!

– Бене, миа донна, – утвердительно кивнул тот головой и подсел к пианино. – Давайте попробуем еще разок!

Терренс снова откинулся в кресле-качалке. На сердце у него было легко и спокойно. Изабель справится со своей ролью. Он в этом не сомневался. Усмешка скривила его губы при мысли о том, что именно в эту минуту его бабушка – великий стратег и властный командир – завершает разработку своего плана. Что ж, придется ее остановить. В противном случае ему придется распрощаться со своей свободой. Сколько лет он уже танцует под дудку старой герцогини? Лучше и не вспоминать об этом. Но довольно. Баста. Финита. Он должен положить этому конец.

Изабель снова запела. Терренс прикрыл глаза и стал слушать, как фальшивит, сбиваясь с ритма и тональности, его палочка-выручалочка, его секретное оружие в борьбе с герцогиней. Это оружие выстрелит без промаха. Он был уверен в этом.

Вот и пришел ее конец.

Изабель – бледная, дрожащая, стояла в кулисах, ожидая своего выхода. Ее бросало то в жар, то в холод, что она должна делать, что говорить – все вылетело у нее из головы. Уставившись невидящим взглядом на яркие фонари портала, она беззвучно шептала онемевшими губами: «Нет, нет, я не могу… Просто не могу…»

– Ну же, смелее, – негромко подбодрил ее стоявший рядом Терренс.

Трудно сказать, был ли он рядом с Изабель для того, чтобы поддержать ее, или просто следил, чтобы его протеже не сбежала в последнюю минуту.

– Это только песенка, Изабель! Всего одна песенка!

Изабель мучительно сглотнула.

– Всего?

– Неважно даже, если ты что-то забудешь. – Он ободряюще положил руку на ее плечо. – И играть тебе ровным счетом ничего не нужно.

– Только спеть, – машинально кивнула Изабель. Теперь ее охватила нервная дрожь. Она уткнулась в грудь Терренса и прошептала: – Я не смогу. Не смогу.

Он энергично встряхнул ее за плечо.

– Сможешь. Еще как сможешь. Ты должна. Антонио поставил тебя в программу. Назад хода нет!

Изабель задрожала еще сильней, зубы ее стучали.

– Я д-должна. И н-назад х-хода н-нет…

Терренс нахмурился.

– Изабель!

– М-м-мм? – простонала она.

Он взял ее за подбородок, поднял вверх лицо.

– Изабель!

– М-м-м… Что?

– Успокойся же наконец. Ничего страшного не произойдет. Да и зрителей сегодня совсем немного.

Она вяло покачала головой.

– Неважно. Все равно я сейчас упаду в обморок.

– О господи! – воскликнул Терренс. – Этого еще не доставало!

Изабель молча уставилась на него, прислушиваясь к звону в ушах.

– Держись, милая! – Терренс бросил быстрый взгляд на сцену. – Соберись! Твой выход!

– А если я все-таки упаду?

– Дьявольщина! – буркнул Терренс. Он быстро вытащил из кармана плоскую фляжку и торопливо открутил крышечку. – Вот, выпей это. Должно помочь. Говорят, всем актерам помогает!

– П-помогает? – отрешенно повторила Изабель. Рассеянно она поднесла фляжку к губам и сделала большой глоток. Бренди огненным шаром покатилось по ее пищеводу.

– У-ух! – выдохнула она.

– Это должно тебя согреть и успокоить, – заверил Терренс и поспешно отобрал у нее заметно полегчавшую фляжку.

– Успокоить? – недоверчиво переспросила она, прислушиваясь к огненной буре, бушующей у нее в животе.

– А теперь глубоко подыши и успокойся, – посоветовал Терренс.

– Не могу, – ответила Изабель, но тут же принялась дышать – быстро, нервно.

– О боже, они уже закончили! – ахнул Терренс, провожая глазами уходящих со сцены актеров. – Твой выход!

– Мой выход, – безразлично повторила она. Затем выхватила из рук Терренса фляжку и жадно прильнула к ней.

– Изабель! – воскликнул он.

К ним подбежал Джек, помощник режиссера, и быстро прошептал:

– Изабель, на сцену!

– О-о! – простонала она, возвращая Терренсу опустевшую фляжку.

– Все будет хорошо, – напутствовал ее он.

Затем Терренс взял ее за плечи и вытолкнул из кулис на ярко освещенную сцену. Изабель услышала неясный гул зрительного зала. Да они же сейчас разорвут ее на клочки!

Она мертвой хваткой вцепилась в бархат кулисы.

– Нет!

– Да! – рявкнул Терренс.

Он оторвал ее от кулисы, подтолкнул вперед, и Изабель оказалась одна – совсем одна на огромном пустом пространстве, залитом светом софитов.

Ее охватил ужас. Из черной глубины зала на нее смотрели лица – сотни, тысячи, миллион лиц! Она видела их словно сквозь туман. Откуда-то издалека, из другого мира, до нее донеслись слабые звуки музыки.

Затем они умолкли, и наступила мучительная пауза.

– Ты пропустила вступление, – зашипел из кулис Терренс.

Вновь заиграл рояль, Изабель стояла как вкопанная, совершенно не представляя, что она должна делать. В зале послышались смешки. Аккомпаниатор отчаянно колотил по клавишам, повторяя вступление снова и снова.

Наконец Изабель показалось, что она сумела уловить нужную фразу. Она глубоко вздохнула и принялась петь. Собственно говоря, пением это назвать было трудно. Вой мартовских котов на крыше, вечернее кваканье лягушек в пруду, скрип колес на телеге нерадивого хозяина с большим правом могли бы называться музыкой, нежели те звуки, которые издавала Изабель.

Смех в зале нарастал, превращаясь в хохот, но Изабель, согретая содержимым заветной фляжки, не слышала его. Расхрабрившись, она отважно полезла в верхнюю октаву и завизжала, словно садовая пила.

– Двигайся! Не стой как истукан! – донесся из кулис яростный шепот Терренса.

Изабель неловко проковыляла налево, отчаянно выкрикивая текст песенки. Напрасный труд! В зале стоял такой шум, что перекрыть его не смог бы и артиллерийский полк.

Ну, хватит! Пожар, зажженный бренди, продолжал бушевать в груди Изабель. Она презрительно взмахнула рукой в сторону публики и направилась к правой кулисе.

Но далеко не ушла. На сцену неожиданно выскочил Терренс и крепко схватил беглянку за руку. Уловив тональность, он запел низким баритоном слова, предназначавшиеся композитором для нежного женского сопрано:

– «Любовь моя нежнее роз…»

Со слухом у Терренса было все в порядке. Вконец опешившая Изабель стала подпевать ему. Терренс дождался конца куплета и коротко приказал:

– Пой!

– «Любовь моя нежнее роз…» – подхватила Изабель. Внезапно Терренс сделал с нею пируэт. Голос Изабель дрогнул и завибрировал. Сцена поплыла у нее перед глазами, и стало непонятно, где лево, а где право. Видя, что Изабель вот-вот упадет, Терренс бросился на колени, прижимая к полу подол ее платья. Затем залихватски тряхнул волосами и стал по-цыгански отбивать ритм, колотя себя по груди ладонями. Так они и допели до конца последний куплет.

Когда все закончилось, Терренс вскочил с колен и высоко поднял вверх руку Изабель. Зал ответил им дружным хохотом и свистом. На мгновение Терренс отпустил ее и тут же протянул ей руку, желая вывести героиню вечера на поклон. Она недоуменно уставилась на протянутую ладонь и растерянно заморгала, не понимая, что от нее требуется.

– Дай ему руку, Изабель, – донеслись подсказки зрителей из зала.

Она наконец сообразила, чего от нее хотят, и протянула Терренсу руку жестом куклы-марионетки.

Из зала донеслись новые возгласы, свист и мяуканье. Терренс учтиво принял руку Изабель и почтительно припал к ней с поцелуем. Совершенно растерявшаяся Изабель принялась яростно выдергивать ее, но Терренс не отпускал. Она удвоила усилия, и после сильного рывка оба они потеряли равновесие и растянулись на сцене.

Зал бушевал от восторга.

Наконец им удалось подняться с пола. Аккомпаниатор громко заиграл последние такты многострадальной песенки.

– Поклонись, драгоценная моя, – прошептал Терренс, выдавливая улыбку.

Изабель моргнула и впервые по-настоящему рассмотрела зал. Она скованно, неуклюже кивнула головой и стрелой метнулась в кулисы. Терренс не спеша поклонился и с достоинством покинул сцену.

– Как я благодарна тебе! – воскликнула Изабель, когда они оказались за кулисами. – Какой же ты отважный!

Он кисло улыбнулся.

– Ну что ты! Успех – всецело твой!

– Нет, это благодаря только тебе…

– Не стоит благодарности, – усмехнулся Терренс.

– С-спасибо! – Прежняя скованность уступила место возбуждению, и Изабель никак не могла успокоиться.

– Я же сказал: не стоит благодарности. – Он прислушался к шуму зала. – Они все еще беснуются. Надо бы выйти на поклон еще разок!

– Еще? – оглянулась на сцену Изабель. – Ну что же, пожалуй!

Она смело выбежала на сцену, отвесив возле рампы быстрый поклон, и упорхнула назад, в кулисы, где ее поджидал Терренс с кривой усмешкой на губах.

– А теперь, сэ-эр, – важно погрозила она пальцем. – Я…

– Ты хоть понимаешь, что только что состоялась твоя премьера?

Изабель опешила.

– Что?

– Только что состоялась твоя премьера!

Она округлила глаза, когда поняла, что страшное испытание уже позади. На самом деле, ведь она только что выступала перед зрителями. И они аплодировали ей, черт побери!

Внезапно к ней вернулся страх, который она испытала, выходя на сцену. Он пронзил Изабель с ног до головы, стальной рукой сжал сильно бьющееся сердце.

– Да… Ты прав, – слабым голосом отозвалась она. На нее навалились безразличие и усталость – словно она не пела сегодня, а целый день копала землю.

– Что с тобой? – встревожился Терренс, видя, как побледнело лицо Изабель.

– Меня тошнит, – жалобно простонала она.

– Перестань, ты что? Все позади! Представление окончено!

– Неважно… Уже ничего не важно, – безразлично ответила Изабель.

Затем прижала руки ко рту и бросилась бежать, не обращая внимания на крики Терренса, ринувшегося вдогонку.

3

– «Маркиз X., давно известный как покровитель искусств, вчера вечером превзошел самого себя, появившись на сцене театра собственной персоной!» Проклятие! Что позволяет себе этот мальчишка! – Леди Дороти отшвырнула в сторону газету и нервно зашагала по роскошному абиссинскому ковру, устилающему пол гостиной.

Элизабет Гренвилль, молодая компаньонка леди Дороти, поднесла к губам чашечку с дымящимся чаем и молча наблюдала за своей хозяйкой, кружащей, словно шаман у ритуального костра, вокруг низенького стола, заваленного газетами. Маленькое тело леди Дороти казалось переполненным энергией. Складки ее платья, широкого, сшитого по последней моде, развевались на каждом шагу.

– «Он появился на сцене во время необъявленного заранее номера вместе с дебютанткой лондонской оперы, прекрасной Изабель!» – Леди Дороти с хрустом смяла очередную газету. – Изабель! Что за дурацкий псевдоним! Мерзость!

– А может, это ее настоящее имя? – предположила Элизабет, прихлебывая из чашки.

– Нет, это невозможно! – Леди Дороти яростно рассекла воздух смятой в руке газетой – ни дать ни взять индеец с томагавком. – К тому же эта женщина не умеет играть! И петь совершенно не умеет! «Белокурая пташка выпускала свои трели, не попадая в музыку голоском, едва долетавшим до первого ряда!» О-о! – Леди Дороти швырнула и эту газету на пол, придавив ее каблуком. – Эта девчонка не умеет петь, а Терри появляется вместе с ней на сцене!

– Говорят, что он спас этим весь спектакль, – заметила Элизабет с кроткой улыбкой.

– Спас? Да, спас – эту бездарную певичку от торта, которым ей непременно залепили бы в лицо! И от гнилых помидоров, которыми ее следовало бы закидать! – возбужденно воскликнула леди Дороти – Нет, клянусь, я удавлю этого негодяя! Удавлю! Собственными руками! Крутить любовь с актрисками – это ладно, понятно. Но появляться вместе с ними на сцене – это, согласись, со всем другое дело. Да еще с такими бездарными, как эта!

– Мадам, – раздался в дверях ровный низкий голос. Это был Стилтон, дворецкий леди Дороти, как всегда невозмутимый и серьезный. На серебряном подносе он держал газету и письмо. – Доставили еще одну газету!

– И послание!

Леди Дороти воинственно подбоченилась.

– От кого на этот раз?

– От графини Ливен. – Он приподнял затянутой в перчатку рукой письмо с таким видом, словно имел дело с дохлой крысой.

– Ну-ка, что там?

Леди Дороти стремительно схватила письмо, оставив Стилтона стоять с подносом, на котором сиротливо белела газета. Она быстро распечатала конверт и впилась глазами в строчки. Брови ее нахмурились.

– «Поскольку я не уверена, моя дорогая, что вы можете получать в Лондоне газеты, которые выходят в Девоне, посылаю их тебе. Уверена, что тебе просто необходимо с ними познакомиться!» Старая корова! – Леди Дороти небрежно швырнула письмо через плечо. – Положите это вместе с остальными, Стилтон!

Дворецкий с достоинством приблизился к столику, заваленному газетами, и положил поверх этой кучи еще одну – ту, что до сих пор держал в руках.

– До чего же много у меня милых, добрых и отзывчивых друзей, которые так любят писать письма! – сказала леди Дороти. – Сегодня вечером у нас будет большой костер, Стилтон!

– Слушаюсь, миледи, – кивнул дворецкий. – Я отправлюсь предупредить слуг.

Он поклонился и вышел.

– Что вы собираетесь предпринять? – поинтересовалась Элизабет, покончив наконец со своим чаем.

– Предпринять? – Леди Дороти подошла к дивану и принялась сбрасывать на пол лежавшие на нем газеты. – Пожалуй, поеду в город и…

Она остановилась и задумалась.

– Нет! – Леди Дороти прошуршала по газетам и присела возле стола. – Нет, я не поеду к нему! Я притащу этого дрянного мальчишку сюда! И желательно с этой… Изабель! Пусть лучше сыграют на моем поле!

Она мечтательно улыбнулась.

– Мой Терри всегда был отчаянным храбрецом. Отлично! Сейчас мне это его качество будет очень кстати!

Леди Дороти скинула на пол еще одну газету и поморщилась, потирая кисть:

– Я, кажется, слегка перетрудила сегодня руку! Ну ничего, впредь этого не будет, уж я постараюсь!

– Что я еще могу сделать для вас… э-э… милорд? – произнесла Изабель, не отрывая глаз от листка с ролью.

Сцена, на которой она стояла, была уставлена неуклюжей разномастной мебелью: драный диван, кособокий стол, продавленное кресло. Все это в целом должно было изображать роскошную гостиную в доме «знатного лорда». Сама же Изабель должна была изображать «шаловливую горничную». Играющий знатного лорда Ральф, ведущий актер труппы, тоскливо нахмурился. Пауза затягивалась. Изабель внимательно всмотрелась в листок.

– Ах да! – спохватилась она. – Тут еще есть ремарка: «хихикает».

Изабель скорчила странную гримасу и глупо захихикала.

М-да. Издаваемые ею звуки напоминали что угодно, но только не кокетливое хихиканье горничной.

Она увидела, как перекосилось лицо Ральфа, и вновь уткнулась в свой листок.

– Хозяйка послала меня узнать, не нужно ли вам еще чего-нибудь, милорд Реверанс… – Изабель запнулась и нахмурила лоб. – Нет, не так. Опять я ошиблась.

Ральф скорбно закатил к небу глаза.

– Да, дорогая, я это заметил.

Изабель еще раз сверилась с текстом и сделала быстрый реверанс.

– Хм-м-м… Вы действительно можете кое-что для меня сделать, моя крошка, – сказал Ральф, бегло скользнув глазами по тексту своей роли. Затем с важным видом подошел вплотную к Изабель – совсем вплотную.

Эй, что это он вознамерился сделать? Изабель нервно вчиталась в текст. Глаза ее быстро пробежали по строчкам и выхватили страшное слово: «поцелуй».

– Поцелуй! – воскликнула она и молниеносно приблизила свое лицо к лицу Ральфа.

Тот взвыл и отпрянул, прижимая ладонь к прокушенной губе.

– О, простите, – растерянно пробормотала Изабель.

– Моя губа! – визгливо заорал Ральф. Высокий тенор совсем не походил на вальяжный баритон, которым он разговаривал, будучи «знатным лордом». – Смотрите все! Кровь!

– Стоп! Стоп! – раздался крик Антонио из зала.

Он вскочил из-за режиссерского столика и принялся бегать по проходу между рядами, наполняя воздух итальянскими проклятиями и бешено жестикулируя.

– Мадонна миа порко, Изабель! В чем дело? Ты должна была поцеловать его, а не калечить!

– И-извините, – покосилась она на струйку крови, стекающую по подбородку Ральфа. – Я… Я опять перепутала!

– Так не пойдет, Терри, – завопил Антонио, поворачиваясь к стоящему рядом Терренсу. – Она не может играть. Я поставил ее в программу на эту неделю, а она совершенно не может играть! Мадонна миа! Весь Лондон придет смотреть на твою протеже, а она… Это конец!

– Успокойся, – сказал ему Терри. – Ну ошиблась она, с кем не бывает? Тем более, у нее это первая роль…

– Наверное, вместо «поцелуя» она прочитала «покусай»!

– Что еще за «покусай»? – неожиданно возмутилась Изабель. – Нет там такого слова. И вообще нет такого слова! «Покусай»! Мы же не японцы…

– О-о-о! – взмолился Терренс и воздел к небу ладони. – Ну, ладно, Изабель, ладно. Не нужно его целовать. Пусть лучше Ральф тебя целует!

– Что-о? – сдавленно промычал Ральф сквозь прижатую ко рту ладонь. – Да она же меня укусила! Не-ет! Увольте!

– Все, что ей нужно, – это немного практики, – примирительно сказал Терри.

– Вот уж это – без меня. По мне, так лучше с коброй целоваться! – скривился Ральф.

Он отшвырнул листок с ролью и нервным шагом покинул сцену.

– Ральф, мальчик мой! – застонал Антонио, протягивая вслед ему руки. Затем обернулся к Терренсу: – Вот до чего она довела моего лучшего актера! Теперь я должен как-то попытаться успокоить его. А ты уж тут сам решай, что делать дальше с твоей сумасшедшей протеже!

Он проворно вскочил на сцену и с жалобным криком: «Ральф, Ральф!» скрылся во тьме.

– Прости, – сказала Изабель, смущенно переминаясь с ноги на ногу. – Но, Терри… Я на самом деле не могу целовать его… да еще на глазах у всех…

– Сможешь. – Терри поднялся на сцену. – Тебе просто не хватает практики.

– Откуда ты знаешь, сколько у меня было этой самой практики, – проворчала Изабель.

– Прежде всего ты должна понять, что это не настоящий поцелуй, – начал Терренс. – Это игра, притворство, имитация поцелуя, а не настоящий поцелуй.

– Хорошо, пусть это будет не настоящий поцелуй, – кивнула Изабель.

– Вот и славно, – улыбнулся Терренс. – А теперь повторим эту сцену.

Он поднял брошенный Ральфом листок и быстро пробежался глазами по строчкам.

– Начни отсюда: «Не могу ли я для вас…» Договорились?

– Да, – смиренно кивнула Изабель и уставилась в свой текст. – Могу ли я для вас еще что-нибудь сделать, милорд?

Она криво ухмыльнулась и глупо захихикала. О боже, опять это лошадиное ржание!

– Нет, нет, – покачал головой Терренс, – не так. Ты же флиртуешь с этим лордом. Ты что, никогда не видела, как горничные дают понять джентльменам, что они не прочь… ну… что они хотели бы…

– Нет, – отрезала Изабель и покраснела. – Я уже говорила: мой отец был профессором истории, и в доме у нас никогда не было прислуги. Кроме Рут, естественно.

– Ради всего святого! – взмолился Терренс. – Только не копируй Рут. Подражай кому угодно, только не ей. И не привязывайся к тексту – слова ничего не значат. Дай понять, что ты хочешь меня, не словами, а телом, взглядом, интонацией…

Изабель присмотрелась к Терренсу. Его рыжие волосы растрепались, одна прядь свесилась на лоб, прикрывая глаз. Взгляд его был напряженным и серьезным. Теплое чувство шевельнулось в груди Изабель, и она негромко хихикнула.

– Отлично! – просиял Терри.

Изабель продолжала смеяться, не сводя глаз со стоящего перед нею мужчины. Ей по-настоящему нравилось смотреть на него – высокого, широкоплечего, элегантного. Она вздохнула и произнесла низким вибрирующим голосом:

– Могу я для вас еще что-нибудь сделать, милорд?

Терренс застыл с вытаращенными глазами. Изабель искоса взглянула в текст и продолжила:

– Моя хозяйка послала меня узнать, не нужно ли вам еще чего-нибудь, милорд.

Она вовремя вспомнила про реверанс, и на сей раз он получился весьма грациозным.

Терренс улыбнулся, опуская листок с ролью.

– Хм-м-м, – протянул он, подходя вплотную к Изабель и не сводя с нее глаз. – Да, есть кое-что…

Он осторожно отвел в сторону руку Изабель с зажатым в ней листком.

– Есть кое-что, чего я хотел бы от вас…

Он наклонил голову и осторожно прижался губами к губам Изабель. Она закрыла глаза и напряглась всем телом. «Так нужно по роли», – мысленно напомнила она себе.

– Милая, – негромко прошептал Терренс.

Его губы были нежными, теплыми. Для Изабель это был первый в ее жизни поцелуй, и она целиком отдалась во власть новых, неведомых ей ранее ощущений. Соприкосновения одних только губ ей показалось недостаточно, и она потянулась всем телом к Терренсу, прижалась к его груди. Губы ее, поначалу напряженные, стали отвечать его губам со все возрастающей страстью. По телу Изабель пробежала легкая дрожь.

Терренс в ответ крепко обнял ее. Их поцелуй становился все глубже, все горячей. Изабель прильнула к Терренсу, ощущая силу его тела, жадно вдыхая запах его кожи, и таяла, словно воск, в крепких мужских объятиях.

Ее руки сами собой обвились вокруг его шеи. Медленно, нежно она скользнула ладонью вверх и погрузила пальцы в его волосы. О боже! Шелк! Нежный, струящийся шелк!

Неожиданно Терри глухо застонал. Слегка дрожащими пальцами он оглаживал, ощупывал спину Изабель. Затем сделал шаг вперед, и Изабель послушно и синхронно шагнула назад. Так они и двинулись – нога в ногу – по вытертым, щербатым доскам сцены к манящей темноте кулис. Театр, свет, люди – весь мир перестал существовать для них.

Так они достигли стены, и Терри прижал к ней Изабель всей тяжестью своего тела. Какой же приятной показалась ей эта тяжесть! И первый поцелуй Изабель все длился, и длился, и длился…

Внезапно Терри оторвался от ее губ и откинулся назад.

– О боже! – смятенно прошептал он.

Изабель широко раскрыла глаза и очнулась от сладкого наваждения. Господи, да что же она делает! Стоит на виду у всех, прижатая спиной к стене, и целуется с мужчиной! Да еще как целуется!

Что происходит? Они репетировали, и все это должно было быть только игрой! А то, чем они сейчас занимаются, – разве игра?

– Терри! – раздался голос Антонио.

– Чтоб тебя… – буркнул Терренс, размыкая объятия и отступая от Изабель.

Он отошел, и ей сразу стало зябко и одиноко.

– Ральф согласился! – радостно воскликнул Антонио, быстрыми шагами пересекая сцену. – Разве я не молодец? Я тонкий дипломат! Мне удалось-таки уговорить его! Он обещал мне, что сам поцелует Изабель!

– Не нужно, – рявкнул Терренс.

– Что-о? – изумился ничего не понимающий Антонио.

– Ему не нужно целовать ее.

– Да ничего, ничего, он сможет. Губа скоро заживает – ранка оказалась небольшой. Так что все в порядке, сейчас он придет и поцелует Изабель!

– Нет! – в один голос воскликнули Изабель и Терренс.

Антонио подпрыгнул на месте, словно резиновый мячик.

– Что-о-о?

– Он не будет целовать Изабель, – с угрожающим видом произнес Терренс.

– Я не хочу целоваться с Р-Ральфом, – заикаясь от волнения, подтвердила Изабель.

Если она станет целоваться с Ральфом так же, как только что целовалась с Терренсом, это будет ужасно!

И безнравственно! Если так уж необходимо поцеловаться еще раз, пусть это будет снова Терри, а не Ральф! И вообще два раза подряд – многовато для неопытной девушки!

– Дитя мое! Миа белла донна! – сложил брови домиком Антонио. – Прости меня, если я был несдержан! Это все мой проклятый итальянский темперамент! Не обращай на меня внимания. Сейчас мы поучим тебя целоваться, и…

– Ее не нужно учить целоваться, черт побери! – Терри не мог сдержать своего раздражения. – И вообще она не будет играть с Ральфом эту идиотскую сцену!

– Д-да, я не буду, – покачала головой Изабель. – Я не могу это играть…

Она покраснела и умолкла.

– Она… она не может это играть, – подтвердил Терри. – Сними ее с пьесы.

Антонио закатил глаза.

– Порко дьябло, ты понимаешь, что ты говоришь? Я поставил ее в афишу! Весь Лондон сбежится посмотреть на твою новую актрису! Ты сам этого хотел! Ты требовал этого! Не я! А теперь ты говоришь, что она не будет играть! Терри, опомнись! – Он замахал руками словно ветряная мельница. – Мальчик мой, да ролька-то у нее крохотная! Чего ж тут не сыграть! Тут и делать-то нечего! И кошка справится!

– Там есть что сыграть, – парировал Терри.

– Она должна появиться в спектакле. – Лицо Антонио стало наливаться краской в нарастающей гамме: морковка – помидор – свекла. – Она должна. Публика ждет. Публика требует.

– Тогда дай ей другую роль.

Антонио сжал кулаки в бессильной ярости.

– Ладно. Ладно. Но какую? Дать ей спеть? Она уже спела разок, и я этого никогда не забуду. В драме она играть не может. Так что же я ей дам? Что она вообще умеет делать?

Терренс схватил Антонио за воротник и сильно встряхнул.

– Э-эй, – захрипел тот. – Ты что?

– Прости, Тони, – сказал Терренс, отпуская руки.

– Ну и парочка, – криво усмехнулся Антонио. – Одна бьет режиссера, второй его душит. Да-а, докатились!

Он внимательно посмотрел на них обоих и вдруг рассмеялся.

– Что смешного? – мрачно поинтересовался Терренс.

– Ничего, – быстро ответил Антонино, на всякий случай отступая от него. – Ничего. Кстати, а что ты скажешь, если я предложу Изабель потанцевать в кордебалете?

– Меня-то ты зачем спрашиваешь? – огрызнулся Терренс. – Ее спроси!

Антонио направил свои глазки-буравчики на Изабель.

– Дорогая, ты умеешь танцевать?

– Думаю, что могу, – кивнула Изабель.

Антонио удовлетворенно потер руки и вновь обратился к Терренсу:

– Значит, договорились. Поставим ее в кордебалет. Надеюсь, что с парой танцевальных па она как-нибудь справится. А что касается публики… Они же, в конце концов, придут смотреть на нее, а не на то, как она играет, верно?

– Отлично, – сказал Терренс. – Просто отлично! Он повернулся и пошел со сцены в зал.

Изабель проводила его смущенным взглядом. Перехватив ее взгляд, Антонио мягко заметил:

– Не смущайтесь, моя девочка, и не смотрите так. Да, вам не дано быть драматической актрисой, и с этим нужно смириться. Такой дар дан не каждому!

Изабель прикусила нижнюю губу. Проблема вовсе не в том, что она не может играть. Напротив, она, судя по сегодняшней репетиции, может сыграть распущенную женщину – да еще как может! Только пусть это останется тайной для всех. Тайной, в которую посвящены только двое – она и Терренс.

Изабель сидела, задумчиво рассматривая свое отражение в зеркале. Какая же это странная штука – жизнь! Сколько неожиданных поворотов таит она! Как круто меняет все вокруг!

До чего не похожа эта девушка в зеркале – в декольтированном платье, с распушенными по плечам белокурыми волосами – на прежнюю Изабель. На ту Изабель, которой она всегда была и, как ей казалось, навсегда останется.

Изабель рассмеялась. Сегодня она идет на вечеринку. В первый раз за всю жизнь. Покойный отец любил тишину и уединение и никогда не устраивал вечеринок. А мама? Трудно сказать – ведь она умерла, когда Изабель не исполнилось и пяти.

Может быть, мама и устраивала. Раз уж она выбрала для своей дочери такое необычное имя – Изабель, более похожее на сценический псевдоним, то, наверное, и сама была артистической натурой. Но это мама. Что же касается отца – о, покойный Роджер Клинтон был кем угодно, но только не мечтателем и не романтиком.

– Мама, – прошептала Изабель. Легкая грусть коснулась ее сердца. Ах, как нужен был бы ей сейчас материнский совет. А что, она, наверное, смогла бы понять свою дочь. Она – да. Отец – нет. Изабель подумала, что в эту минуту он, должно быть, мрачно хмурится, глядя на нее из могилы.

Ну, как бы то ни было, назад пути нет. Она сама выбрала эту новую жизнь – странную, суматошную, – желая защитить Джоша. Ведь брат был для нее всем. Вся ее жизнь была посвящена ему, и не было такой вещи, которой она не сделала бы ради него. И так было всегда. С самого детства. Отец? Он был добрым, тихим человеком, но для него на свете существовала лишь его обожаемая история – пыльные книги, старинные фолианты, пожелтевшие рукописи… А двое его детей, оставшихся без материнской ласки, были предоставлены самим себе.

– Мисс Изабель! – послышался голос Рут. Она открыла дверь и удивленно остановилась на пороге.

– Святые небеса! – перекрестилась она. – Ну и вид! Какая-то греческая вакханка!

– Правда? – улыбнулась Изабель, порозовев от удовольствия. – Ну что ж, если я и впрямь похожа на актрису, то рада это слышать.

– Рада? Она рада! – подбоченилась Рут. – Тут не радоваться нужно, а плакать! Вот стыдоба-то!

– Рут, дорогая, – улыбнулась Изабель, – хватит браниться! Видишь, я собираюсь на вечеринку? В первый раз!

– Да, и там будет полно намазанных шлюх и развратных бездельников, – проворчала экономка.

– Да, пожалуй, – согласилась Изабель. – Это же актерская вечеринка.

– Та-ак, – протянула Рут, решительно направляясь к Изабель. Затем схватила гребень и принялась расчесывать ее распущенные локоны. – Ох, не нравится мне, что маркиз таскает тебя с собой по таким злачным местам. Да еще при этом ведет себя так, словно ты – его собственность.

– Но это очень важно – чтобы нас видели с ним вместе, – ответила Изабель. Рут засопела и еще энергичнее заработала гребнем. – Мы никогда не сможем устроить настоящий скандал, если не будем повсюду появляться вместе.

– И для начала он везет тебя на вечеринку с актерами. Грех-то какой!

Изабель вздернула подбородок.

– Я должна стать похожей на актрису. И, кстати, я предпочитаю провести вечер с актерами, нежели со светскими дамами.