Текст книги "Ты или я"
Автор книги: София Стасова
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
София Стасова
Ты или я
1. Невероятный и бесстрашный
Он почти бежал за мной, стараясь не отставать.
Так продолжалось всего несколько минут. Но и за это короткое время мне безумно надоело то, что у меня внезапно появился ещё один Фаллен, причем с кучей насущных вопросов, на которые не находилось вразумительных ответов.
– Уходи, – вместо сердитого тон вышел почти умоляющим. – Кажется, я уже говорил, что ты не умеешь слышать «нет».
– То есть хочешь, чтоб я вот так тебя оставил? – удивительно точно перефразировал мои слова Натаниэль и, после утвердительного кивка, сказал, не задумываясь, твердо и по-детски упрямо: – Я не уйду.
Кажется, он отлично представлял, что именно я сделаю дальше, но ждал этого настолько сосредоточенно, что, когда коробка с котёнком затряслась, он чуть не выронил её из рук.
– Иди-ка отнеси друга домой, – язвительно произнёс я, глядя на высунувшуюся усатую мордочку. – А то погубишь его прямо в мой день рождения.
Вместо того чтобы обидеться или сказать что-нибудь не менее колкое в ответ, Натаниэль внезапно улыбнулся.
– Точно, ты прав. Давай пойдём ко мне.
– Куда? – удивленно переспросил я, совершенно не предполагая данный вариант развития событий.
– Да, однозначно! – не соизволив ответить на мой вопрос, восторженно проговорил Натаниэль. – И как мы только раньше не додумались.
Голоса в моей голове произнесли саркастическое «действительно», а сам я растерянно кивнул, глядя, как с тёмно-серого неба вдруг начали падать первые капли дождя.
Странно, но я никогда не задумывался, где именно живёт Натаниэль, и почему-то мне никогда не хотелось спросить его об этом. Не хотелось, наверно, потому, что за всё время нашей дружбы, я ни разу не интересовался у него чем-нибудь обыкновенным, если Натаниэль сам не рассказывал об этом.
И теперь я молча шёл вслед за ним через промокшие дворы одинаковых пятиэтажек, даже не пытаясь спрятаться от проливного дождя. Вскоре мы вышли на бульвар и, свернув куда-то направо, через пустующий сквер вышли к тому самому дому, на крыше которого впервые встретились ночью первого декабря. Мне показалось, что Натаниэль очень хочет, чтоб я снова взломал кодовый замок на подъезде, но я сделал вид, что не узнаю дом, к которому мы пришли, и равнодушно отвернулся.
Остановившись на лестничной клетке у двери с блестящими цифрами 274, Натаниэль привычным движением поднес ключ к замочной скважине, но вдруг замер и, не поворачивая головы, спросил с неопределённо-вопросительной интонацией:
– И что? Ты ничего не скажешь?
Я пожал плечами.
– Ты сердишься?
Натаниэль в точности скопировал моё «ты разочарован», произнесённое когда-то на крыше. Отличие было только в том, что он спрашивал не столько о самом себе, сколько интересовался, не расстроен ли я. Но меня совершенно не волновал тот факт, что Натаниэль живёт в доме, на крыше которого я был всего два раза в жизни, – смысла говорить об этом не было.
– Ты жалеешь, что мы познакомились? – в ответ на моё молчание, осторожно и немного грустно спросил Натаниэль.
– Нет, не жалею.
– И даже сейчас не жалеешь? После того, как я… – он виновато опустил глаза, а потом довольно сбивчиво произнёс: – Я… я обещаю поменяться…
Я серьёзно посмотрел на Натаниэля. Он стоял весь промокший, с неуместной коробкой в руках и искренне спрашивал меня, не сильно ли я сожалею, что он не бросил упрямого меня под дождём или не сержусь ли я за то, что он спас мне жизнь декабрьской ночью.
– Оставайся самим собой. Не надо меняться, – вздохнув, искренне произнёс я. – Будь тем, кто ты есть, и… – мне вдруг стало смешно. – Если соберешься писать о чём-то подобном в своей книге, напиши это, ну… в более торжественной обстановке, ладно?
Я окинул саркастическим взглядом свою влажную от дождя одежду, а Натаниэль провёл свободной рукой по голове, приглаживая взъерошенные волосы, с которых всё еще иногда капала вода, оставляя на полу тёмные пятна.
– А по-моему, нам идёт, – заключил он, и мы улыбнулись, отлично понимая, что выглядим безумно глупо. – Я обязательно напишу об этом, как оно есть сейчас. Ну… или сделаю так, чтобы, убегая из дома, ты прихватил с собой зонтик. Что думаешь?
К счастью, его последняя фраза прозвучала достаточно язвительно.
Я шагнул в квартиру вслед за Натаниэлем и огляделся, удивляясь тому, что всё-таки пришёл к нему в гости. Кажется, он тоже не мог в это поверить и теперь не совсем представлял, что со мной делать. Мы потоптались на узком коврике, снимая мокрые куртки и украдкой рассматривая друг друга в огромном зеркале справа, а потом Натаниэль произнёс одними губами: «Пойдем», сделав шаг к приоткрытой двери в комнату. Он постоял пару секунд, словно прислушиваясь, прежде чем стукнуть по ней сначала кончиками пальцев, а потом кулаком, извлекая из деревянной поверхности более звонкий и короткий звук. Загадочная последовательность из пяти чередующихся ударов отдаленно напомнила какую-то шифровку типа азбуки Морзе.
Мы зашли в совсем крошечную комнату, пытаясь привыкнуть к царившей там полутьме. Внутри было немного душно, несмотря на то что окно было открыто. Около окна, придерживаясь одной рукой за подоконник, стояла девочка. Она встретила Натаниэля пустым взглядом серых глаз, в которых не мелькнуло и тени узнавания, а потом, простучав рукой такую же последовательность из пяти ударов, сказала:
– Здравствуй.
– Привет, – Натаниэль приложил палец к губам, как будто не разрешая мне здороваться.
Я замер в дверях, с удивлением наблюдая за происходящим.
– Алиса, скажи, ты голодная? – вместо обычного «Как дела?» спросил он.
– Нет.
– А ты ела что-нибудь сегодня? – уже более строго произнёс Натаниэль, пытаясь скрыть расстроенный вздох.
– Нет, – повторила девочка, сложив удивительно тонкие ручки на груди, как будто защищаясь от кого-то.
На вид Алиса была совсем маленькой, хотя, возможно, она лишь казалась младше своего настоящего возраста из-за невероятно изящной внешности, не характерной для детей старше десятилетнего возраста. Её лицо сложно было назвать безусловно красивым, а в его тонких чертах скрывалась какая-то совершенно не детская печаль, присущая скорее подросткам или людям, пережившим в прошлом какую-нибудь трагедию. Я с трудом мог представить, что именно испытала в своей жизни эта хрупкая девочка с фарфоровой внешностью и прекрасными, но невидящими глазами.
– Может быть, ты хочешь позавтракать с нами? – словно играя, предложил Натаниэль.
Его слова прозвучали так, как будто он сделал ими реверанс, приглашая маленькую леди на бал.
– С вами? – немного испуганно повторила Алиса, а потом вдруг радостно улыбнулась и, посмотрев растерянным взглядом на дверной проём, где стоял я, проговорила с совершенно другой интонацией: – Он пришёл?
– Ага, пришёл.
Я помялся с ноги на ногу, понимая, что моё «Привет», обращённое к этой маленькой девочке, будет уже неуместным. Алиса тоже как будто не хотела здороваться со мной и ждала чего-то более необыкновенного, но так как я молчал, она сказала с детской непосредственностью:
– Можно мне увидеть тебя?
Я вопросительно посмотрел на Натаниэля, не понимая, как именно его сестра собирается сделать это. На секунду мне пришло в голову, что её просьба очень похожа на «Покажи мне Фаллена», и я решил, что от меня ждут чего-то подобного. Но Алиса нетерпеливо протянула руки вперёд, словно сама хотела показать мне кого-то невидимого простым взором, и я, сделав два неуверенных шага вперед, опустился на одно колено, чтобы она смогла коснуться моего лица. Я успел поймать виноватый взгляд Натаниэля, словно извиняющийся за предстоящие мне прикосновения. Но руки Алисы были настолько теплыми, что я не вздрогнул и не отшатнулся. Они светились нежным бежевым светом, не способным причинить боль и ранить.
– Ты прав, он бесстрашный! – зачарованно произнесла девочка, глядя сквозь меня. – Невероятный и бесстрашный.
Её слова вспыхнули и заполнили всё пространство вокруг нас сиянием. В них не было натаниэлевского восторга или оценочного суждения, они просто существовали, как будто в своей отдельной Вселенной.
– Вы похожи, – сказала Алиса. – Вы с Натаниэлем похожи.
– Правда? – Он удивленно посмотрел на меня, стараясь найти общие черты, которые для меня были очевидны ещё с нашей первой встречи.
– Правда, – ответил я.
Девочка прислушалась к моему голосу, а я к её словам, всё ещё звучащим в моей голове. Они были какими-то особенными – подходящими и нужными и, возможно, даже способными утешить, когда ничего уже не может спасти.
– А у тебя волосы длиннее, чем у меня, – задумчиво произнесла Алиса, проводя руками от головы к моим плечам. – Это красиво.
Я невольно рассмеялся её словам.
– Ты тоже приглашаешь меня позавтракать? – с вопросительной интонацией произнесла она, поднеся пальцы к моим губам, чтобы почувствовать, как я смеюсь.
Натаниэль, умоляюще сложив руки, закивал.
– Я? – Мне было не очень понятно, почему я должен приглашать кого-то завтракать, когда сам являюсь гостем, но во взгляде Натаниэля было столько мольбы, что я саркастически произнёс: – Ладно, сегодня ведь необыкновенный день, так что да, я приглашаю тебя.
– Отлично, – Натаниэль поднял Алису на руки и протанцевал с ней короткий и невероятно забавный танец.
Я тоже повернулся на месте, поддаваясь сияющему настроению, а потом отправился вслед за ними на кухню.
– У нас будет праздничный торт? – держась за край стола и качая головой, словно в такт какой-то воображаемой музыке, пропела Алиса.
– Нет, но как насчёт праздничной каши? – обращаясь одновременно и ко мне, и к сестре, предложил Натаниэль.
Я пожал плечами, а девочка на секунду нахмурилась, а потом сказала хитро:
– Ну ладно, только пускай ее готовить будешь не ты.
– А кто?
Я посмотрел на Натаниэля укоризненно и произнёс так, чтобы он мог прочитать по моим губам: «Догадайся». Посчитав мой язвительный ответ чем-то вроде согласия, он торжественно протянул мне пустую кастрюлю. Я ещё раз строго посмотрел на него, давая понять, что не стоит спрашивать, умею ли я варить кашу.
– Ну как, тебе понравился наш подарок? – спросила Алиса, прислушиваясь к тому, как я наливаю воду из фильтра.
– Подарок?
– Ну да, котёнок, – радостно подсказала она.
Я удивленно вздохнул, чувствуя себя немного виноватым за слова, сказанные Натаниэлю по поводу неуместности его поздравления, и проговорил примирительным тоном:
– Он замечательный. И мне как раз нужен друг. Так что…
– Хочешь, я буду твоим другом? – спросила Алиса, конечно, не понимая настоящего смысла произнесённых мной слов.
– И я, – со смехом добавил Натаниэль.
Я не стал отвечать им, внезапно почувствовав себя счастливее, чем когда-либо.
– Может быть, вставим в кашу свечки? – предложила Алиса, проводя рукой над паром, идущим от тарелки. – Она же на день рождения.
– Ты думаешь, что я настолько плохо готовлю? – Я рассмеялся, представляя, какой должна быть каша, чтобы в неё было возможно более-менее устойчиво поставить свечку.
– Неееет, – с забавной интонацией ответила Алиса, зачем-то вытянув губы трубочкой. – Просто как же ты будешь дуть на свечки и загадывать желание?
Если бы это придумал Натаниэль, то я бы сказал ему саркастически, что, пожалуй, с меня хватит чудес и желаний. И он, удивительным образом понимая, что я не собираюсь отвечать на вопрос, сел рядом с младшей сестрой и произнёс:
– Предлагаю вместо свечек дуть на ложку с кашей.
– И я разрешаю тебе загадывать желания вместо меня.
– Каждый раз? – удивленно переспросила Алиса, видимо быстро сообразив, что это получается даже больше, чем если задувать каждую воображаемую свечку по отдельности.
– Нет, конечно. Только пока каша не остынет.
– Или не закончится, – весело добавил Натаниэль.
2. Сегодня всё изменилось
Мы проводили Алису в комнату и остались на кухне вдвоем. Пользуясь моментом, я, на всякий случай негромко, задал Натаниэлю вопрос, который беспокоил меня последние несколько часов:
– Скажи, что случилось с её глазами?
– Травма, – неопределенно ответил он. – Полтора года назад. Алиса с… Алиса… на самом деле никто точно не знает, что с ней.
– Она совсем ничего не видит? – осторожно уточнил я, пытаясь представить, каково это – жить в постоянной темноте.
– Раньше да, совсем ничего, – Натаниэль вздохнул. – Наверно, ты бы смог объяснить мне, почему она тогда молчала. Много месяцев молчала, отталкивая всех нас. Алису невозможно было накормить или договориться с ней о чём-нибудь. Она только зажимала уши и плакала, если ей что-нибудь не нравилось или было непонятно. А потом я придумал для неё игру. Мы постепенно сочинили новую историю про нас и даже придумали тайный язык. Точнее, не придумали, а выучили азбуку Морзе. Но её всё равно мало кто понимает. Вот так тире, – он ударил по столу кончиками пальцев. – А кулаком – точка. Алиса поверила в наш мир, а потом стала общаться и с реальным: со мной и со всеми. Теперь она учится заново видеть и уже различает движения и силуэты, свет и темноту. Врачи говорят, есть вероятность, что зрение может восстановиться до определенной степени, так как повреждений анализатора и коры головного мозга нет. Осталось только научить её снова нормально есть, – он грустно усмехнулся. – Ты вот первый, кто смог уговорить Алису позавтракать без скандала.
– Знаешь, – я задумчиво покрутил на пальце кончик своих волос. – Когда умерла мама, я тоже долго молчал и почти ничего не ел. Правда, отец никогда не пытался кормить меня насильно и уж тем более придумывать для меня новый язык. Ему было немножко не до этого.
Натаниэль хотел что-то ответить и даже, возможно, поспорить, но замолчал, прислушавшись вместе со мной к тому, как в коридоре хлопнула дверь. Я собирался спросить его, кто там мог прийти, но необходимость в вопросе отпала всего через мгновение, потому что к нам вошла мама Натаниэля. Я сидел к ней спиной, но мне не нужно было поворачиваться назад, чтобы рассмотреть её внешность, которую я мог бы описать даже с закрытыми глазами. Мы словно когда-то давно уже были знакомы с натаниэлевской мамой. Удивительно, но я даже знал, как её зовут – Ангелина.
– Привет, – Натаниэль по-детски ей помахал рукой.
Я понял, что мне тоже нужно поздороваться и повернулся, ожидая услышать приветствие в ответ. В первую секунду мама Натаниэля хотела улыбнуться мне, но внезапно побледнела и схватилась за стену, как будто боясь упасть. В её глазах мелькнуло удивление, смешанное со страхом, словно она увидела не меня, а привидение.
– Александр? – тихо и вопросительно прошептала она.
Я удивленно покачал головой, совершенно не зная, как мне реагировать. Натаниэль тоже замер, а потом сказал осторожно:
– Мам, Алиса в своей комнате. С ней все хорошо, не волнуйся.
– Как твоё отчество?
– Викторович, – не задумываясь, ответил я, пытаясь понять причину этого внезапного вопроса.
Похоже, мама Натаниэля тоже узнавала во мне кого-то, но, кажется, не совсем меня. Она хотела уточнить, уверен ли я, что у меня именно такое отчество, но вместо этого, вздохнув, достала из сумки что-то вроде большой визитницы и, открыв в середине, протянула её мне. Под блестящей защитной пленкой находилась фотография.
В первое мгновение мне показалось, что на ней запечатлен я сам: более взрослый, с короткой стрижкой и радостной улыбкой на лице. Но человек на фотографии никак не мог быть мной. Не мог хотя бы потому, что рядом с ним стояла моя мама. Я помнил её немного другой, но всё же не мог не узнать и теперь: совсем молодую, с длинными волосами, в белом свадебном платье и со счастливыми смеющимися глазами.
Натаниэль с удивлением посмотрел на меня и неуверенно сказал:
– Это… это Александр? Не может быть, что он так изменился.
– Кто? – тихо переспросил я, заранее зная ответ на свой вопрос: на фотографии рядом с мамой стоял мой настоящий папа. В этом не было никаких сомнений.
– Это мой старший брат. Здесь ему около двадцати лет, – мама Натаниэля снова вздохнула, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – А девушка рядом с ним…
– Это моя мама. – Я замолчал, но потом добавил грустно, понимая, что это обязательно нужно сказать: – И она умерла. Уже много лет назад.
– А Александр жив, – не менее грустно проговорил Натаниэль.
– Мой папа жив? – удивленно произнёс я, чувствуя, как бешено забилось сердце в моей груди.
– Да, но… – мама Натаниэля посмотрела на меня очень серьёзно. – Он теперь совсем не такой, каким я его помню. Никто не может рассказать его историю с самого начала. Когда Александр исчез, мне было пятнадцать лет. И тогда я даже не знала, умер он или просто сбежал из дома. Отец запретил мне задавать какие-либо вопросы о судьбе брата, а мама просто много месяцев молчала о нём, лишь однажды нечаянно раскрыв, что обещала Александру не говорить мне о том, что с ним произошло. Возможно, он всё-таки мне не доверял, я ведь была младше его почти на четыре года. Или…
– Я могу с ним встретиться? – проговорил я, перебивая маму Натаниэля.
Мне не хотелось больше слушать её сбивчивый расстроенно-сердитый рассказ о папе. Теперь я думал только о том, что очень хочу увидеть его. Немедленно и без всяких объяснений, потому что в голове было слишком много вопросов, которые я хотел задать ему лично.
Почему он не искал меня эти восемнадцать лет? Зачем сбежал из дома и исчез из жизни всех дорогих ему людей?
Я растерянно посмотрел в окно такси, понимая, что сижу на заднем сиденье рядом с Натаниэлем. Мне вдруг безумно захотелось поговорить с ним о чём-нибудь, чтобы занять время, и я спросил, словно продолжая мой диалог с Лерой и отцом:
– Как ты думаешь, стоит ли мне учиться?
– Конечно, стоит, – Натаниэль проницательно посмотрел на меня. – Или ты передумал сдавать экзамены и поступать в институт?
– Нет, не передумал. Пока не передумал. Но, может быть, мне лучше работать? – грустно усмехнувшись, добавил я.
Мне было интересно посмотреть на реакцию Натаниэля.
– Кем?
– Это не мне решать.
– Почему? – спросил он удивленно.
– Ну, даже если бы я сам выбирал работу, – я вздохнул. – Вот кем бы мне стоило быть?
– Ну, смотря, что тебе интересно делать или чего ты хочешь.
Это прозвучало так банально и в то же время настолько объективно, что я рассердился на тон Натаниэля и сказал с вызовом:
– А сам-то ты чего хочешь?
– Я хочу быть врачом.
– Это цель, а не смысл. Почему ты хочешь им быть?
– Потому что… потому что я люблю медицину, хочу помогать людям и…
– А вот я ничего не люблю и никому не хочу помогать. А ты… ты вообще ошибаешься, – резко произнёс я. – Тебе надо стать писателем, а не врачом.
Натаниэль сказал не то расстроенно, не то серьёзно:
– Я никогда не пойду учиться на писателя. Ни за что в жизни. Это… это как поступить в университет, где учат смеяться или плакать. Такое образование может нечаянно сделать что-то искреннее и настоящее – фальшивым и искусственным. Знаешь, это как звездочки в глазах – никто не сможет научить сиять того, у кого нет света внутри.
– Со светом тоже можно поступить по-разному: рассеять, сконцентрировать, преломить…
– Или погасить, – грустно добавил Натаниэль.
– Ну нет, – я почему-то улыбнулся. – Ты яркий. Тебя так просто не погасить.
– Знаешь, ведь лучшие книги о женщинах пишут мужчины, а о мужчинах – женщины, – Натаниэль вопросительно замолчал, ожидая от меня какой-нибудь реакции.
Я пожал плечами и немного язвительно ответил:
– Что ж, в таком случае у тебя довольно мало шансов написать обо мне хорошую книгу.
Мы рассмеялись, а потом Натаниэль проговорил, запрокинув голову и посмотрев на потолок:
– Людей постоянно приходится учить самым простым вещам – только ты один всё понимаешь сам. Жаль только ещё не знаешь, чем хотел бы ты заниматься в жизни…
– Уж точно не водить метро, – снова усмехнулся я. – Будь моя воля, я бы лучше стал всадником.
– Водить лошадь?
– Ну, можно и так сказать, – снисходительно согласился я, невольно поражаясь терминологии Натаниэля. – Только вот конный спорт закончился для меня еще десять лет назад.
– То есть ты умеешь ездить в седле?
– И даже без седла. – Копируя натаниэлевский жест, я немного наклонил голову набок, а потом произнёс уже более серьёзно: – А так, ну я, например, хотел бы научиться водить машину. Но разве такому, как я, дадут права?
– Хм, вот интересно, значит, управлять целым поездом тебе можно, а машиной нет?
Я пожал плечами:
– В мире всё устроено по-идиотски.
– Если я когда-нибудь стану врачом, то обязательно допущу тебя к вождению, – Натаниэль посмотрел на меня так, словно это была лучшая идея в его жизни.
– Не выйдет, – я улыбнулся, не совсем понимая, что чувствую. – Мы вроде с тобой двоюродные братья. Так что ты можешь быть моим писателем, но никак не психиатром.
– Ну ладно, – Натаниэль вздохнул. – Тогда ты просто заглянешь им в глаза и прикажешь написать в справке всё, что тебе захочется.
– Эй, – я посмотрел на искорки в смеющемся взгляде Натаниэля и, понимая, что с этого мгновения мы говорим не серьёзно, добавил: – Даже если бы я умел, то никогда не стал бы так делать.
Комната, в которую мы вошли, выглядела как типичная больничная палата или номер в дешёвом доме отдыха. Облезающая со стен краска, вероятно, когда-то была зеленоватого оттенка, но сейчас складывалось впечатление, что всё вокруг было выкрашено в серый цвет. Четыре кровати были аккуратно застелены темно-коричневыми шерстяными одеялами, но коврик и настольная лампа были только около одной из них.
Я пристально посмотрел на усталого, небритого и ужасно худого человека, сидящего около окна с закрытыми глазами. Он был одет в бесцветные штаны и растянутую кофту и иногда сотрясался, словно от беззвучного кашля.
– Папа? – тихо проговорил я.
Человек у окна даже не пошевелился, и я сделал несколько шагов вперёд, всматриваясь в острые черты лица сидящего. Если мы и были с ним когда-то похожи, то теперь от этого сходства не осталось и следа.
– Папа…
Натаниэль грустно покачал головой и произнёс негромко:
– Нет, он не ответит.
Я сжал зубы, чтобы не выдать разочарование, и, развернувшись, быстро вышел из палаты. Широкий коридор, расходившийся двумя крыльями в разные стороны, казался невероятно светлым после полутьмы, царивший в мрачной комнате. Вокруг никого не было, и я, тяжело вздохнув, подошёл к огромному окну.
Всё, чего ни касался глаз, было наполнено нерушимым спокойствием, и только сверху, высоко над трехэтажным зданием, шумели сосны, нарушая полную тишину своим приятным поскрипыванием.
Почему-то я язвительно подумал о том, что этот загородный реабилитационный центр – санаторий обязательно должен называться именно «Сосны», а потом спросил Натаниэля, вышедшего в коридор из комнаты папы:
– Почему ты не сказал?
– Прости, – он опустил глаза. – Я подумал, что… вдруг мы встретились с тобой не случайно? Вдруг у тебя получилось бы поговорить с Александром. Вдруг он услышал бы тебя…
Я посмотрел через приоткрытую дверь на печальную фигуру:
– Почему он здесь?
– Здесь ему могут спасти жизнь. – Натаниэль достал из сумки потрепанную медицинскую карту и отдал мне, словно не желая произносить вслух страшные диагнозы.
Я пролистал склеенные справки, быстро читая записи, оставленные различными специалистами в разные годы.
Иммунодефицит.
Менингоэнцефалит, перенесённый в год моего рождения. Описание снимков полностью разрушенного мозга.
Подтверждение диагнозов в течение всех следующих лет с мелькающей пометкой карандашом: без улучшений.
Захлопнув карту, я кивнул Натаниэлю, давая понять, что тоже считаю, что никакой надежды на выздоровление нет. В бледном сиянии вокруг папы я с самого начала видел холодные цвета, какими никогда не светились по-настоящему живые.
Я собирался сказать об этом Натаниэлю, но у меня в кармане внезапно беззвучно зазвонил телефон, на экране которого высветилось короткое слово «Отец». Не испытывая абсолютно никаких эмоций, я спокойно нажал кнопку «ответить», ожидая услышать все, что угодно, но не то, что произнесли на той стороне «провода»:
– Алло.
– Алло, – голос отца звучал непривычно вопросительно. – Ты можешь со мной встретиться?
– Встретиться? – удивленно повторил я.
– Да, – немного раздраженно подтвердил он. – Сможешь подъехать к моей работе к шести часам? – Я недоверчиво промолчал, не понимая, почему он внезапно захотел видеть меня, да ещё и у себя на работе. – Я просто кое-что тебе передам, и, если захочешь, ты тут же уедешь.
Отец снова говорил со мной спокойно и совершенно по-взрослому, словно ему действительно было необходимо, чтобы я приехал.
Наверно, он хотел бы вместо того, чтобы добиваться моего согласия, просто накричать на меня, как это обычно делала Лера, приказав немедленно явиться к нему, забыв всё, что он наговорил, забыв то, как всего двенадцать часов назад выгнал из дома.
Но, кажется, отцу нужен был мой ответ и моё собственное решение, потому что теперь всё изменилось.
– Хорошо, – ответил я и отключился.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?