Текст книги "Великие психологи"

Воспитание, которому присуща чрезмерная нежность, так же вредно, как и воспитание без всякой нежности. Избалованного ребенка преследуют не меньшие проблемы, чем нелюбимого. У избалованного ребенка развивается неумеренная и ненасытная жажда любви, а в результате он привязывается к кому-нибудь и не желает отвязаться. Основываясь на неправильно истолкованном личном опыте, ребенок настолько преувеличивает ценность любви, что делает вывод, будто бы его любовь налагает на окружающих взрослых определенные обязанности. Добиться этого нетрудно – ребенок говорит родителям: “Я вас люблю, а значит, вы должны сделать то-то и то-то”. В семейном кругу подобные нормы поведения довольно распространены. Стоит ребенку распознать у других такую склонность, и он начинает усиленно демонстрировать свои чувства, чтобы поставить их в большую зависимость от своего расположения.

Нужно постоянно следить, не начал ли ребенок относиться к одному из членов семьи с подобной чрезмерной привязанностью и нежностью. Не подлежит сомнению, что такое воспитание вредно повлияет на будущее ребенка. Теперь он посвятит всю жизнь борьбе за то, чтобы любыми средствами завоевать расположение окружающих. Чтобы добиться этого, он не побрезгует никакими средствами, имеющимися в его распоряжении. Он станет пытаться подчинить себе соперника – брата или сестру – или начнет ябедничать на них. Такой ребенок может даже подговаривать своих братьев на дурные поступки с тем, чтобы одному купаться в любви и нежности своих родителей. Чтобы привлечь к себе внимание взрослых, он подвергает их давлению социальных факторов. Он может облениться или начать плохо себя вести с единственной целью – вынудить родителей посвящать себе больше времени. Он также может стать образцовым ребенком, чтобы получить в награду за это внимание других»⁶⁵.

Подобные проблемы в воспитании ведут к социальной изоляции ребенка, неразвитости у него так называемого «социального чувства», которое играет ключевую роль в развитии характера. У ребенка усиливается ощущение неполноценности, в принципе характерное для детей, превращающееся в комплекс неполноценности. Если у ребенка складывается представление о сильной неполноценности, в нем будет формироваться патологическая склонность к власти и превосходству над другими, а не желание быть с ними наравне. Эти люди в дальнейшем никогда не будут удовлетворены собой, своим положением в обществе, зато будут стремиться доминировать над другими, чаще всего эгоистично обустраиваясь в обществе. Подобная позиция, естественно, не устраивает их окружение – очень сложно строить отношения с высокомерным человеком, который оскорбляет и унижает всех вокруг. Люди будут стараться как можно меньше общаться с ним или вообще избегать контактов. Это приведет к социальной изоляции и будет еще больше утверждать человека с комплексом неполноценности во мнении, что мир плох и агрессивен, но, кроме того, что он прав в своем негативном отношении к нему. Порочный круг замкнется, и разорвать его будет очень непросто.

В книге «Наука жить» (1930) Альфред Адлер приводил примеры комплекса превосходства, которые на первый взгляд не показывают патологического стремления к власти: «Похожую симптоматику мы наблюдаем у невротических личностей. Например, они страдают бессонницей, а на следующий день им недостает сил, чтобы справиться с требованиями дела, которым они занимаются. Им кажется, что из-за бессонницы у них нельзя требовать безупречной работы, так как они не в состоянии справиться с тем, что могли бы исполнить. Они жалуются: “Вот если бы я выспался, я бы вам показал!” Нечто подобное происходит с депрессивными личностями, которых мучает чувство тревоги. Тревога делает их тиранами. Фактически они используют свою тревогу, чтобы управлять другими: с ними постоянно кто-нибудь должен находиться, их нужно сопровождать повсюду, куда бы они ни направлялись, и так далее. Близкие вынуждены строить свою жизнь, подчиняясь требованиям депрессивного человека. Депрессивные и больные люди всегда являются центром внимания в семье.

Таким образом, комплекс неполноценности является источником их силы. Они беспрестанно жалуются, что чувствуют слабость, теряют в весе, и прочее, но, несмотря на это, они сильнее всех остальных. Они подавляют здоровых людей – факт, который не должен нас удивлять, так как в нашей культуре болезнь может давать определенную силу и власть»⁶⁶.

В последующих работах комплексу неполноценности, приводящему к патологическому стремлению превосходства над другими людьми, Адлер противопоставлял социальное чувство (социальный интерес) – врожденный инстинкт, заставляющий людей отказываться от собственной выгоды в пользу окружающих и общества как такового. Несмотря на то что социальное чувство является природной особенностью каждого человека, оно не проявляется автоматически, но требует развития посредством воспитания. Важнейшее место в этом процессе играет мать. Она должна развить в ребенке навыки общения с окружающими, умение устанавливать дружеские отношения. В идеале мать должна демонстрировать ребенку заботу, интерес, любовь не только к близким, но и посторонним людям. В противном случае, будь то влияние эгоизма матери или ее безразличие, у ребенка не формируется навык сотрудничества с окружающими или даже возникает страх в отношении их. Вторым по значимости для развития социального чувства ребенка, безусловно, является отец. Он, так же как и мать, должен демонстрировать социальный интерес и, кроме того, воспринимать детей равными себе. Отец, что, нужно признаться, бывает крайне редко, не должен проявлять эмоциональное безразличие и авторитаризм в общении с детьми.

Важнейшими для развития социального чувства являются отношения между родителями. Только счастливый, гармоничный брак может стать для детей примером и одновременно источником социального интереса. В противном случае дети перестают уважать родителей, считают модель их неудавшейся совместной жизни нормой, распространенной в обществе. Сквозь подобный негативный опыт они и смотрят на мир впоследствии.

Итог первых лет жизни не так уж вариативен – либо ребенок становится эгоистом, либо человеком, который больше заботится о других, чем о себе, видя в этом смысл жизни.

Еще одной проблемой, о которой пишет Адлер, является вопрос очередности происхождения детей и влияния порядка их появления на свет на дальнейшее формирование мировосприятия. Адлер характеризовал младшего ребенка в семье как особенного. Такое отношение к нему формируется у родителей в силу, казалось бы, простого и закономерного факта: младший – последний и самый беспомощный ребенок, которому требуется бо́льшая поддержка и забота, как считают его родители, начиная опекать его сверх меры. Такая ситуация может по-разному повлиять на малыша. Одного она заставит доказывать, что всё в жизни он может сделать самостоятельно, поэтому он постоянно стремится быть лучше всех, и именно таким образом младший ребенок может стать самым талантливым членом семьи. Другой, у которого сформировалось представление, что он никогда не превзойдет старших братьев и сестер, становится трусом и постоянно ищет возможность избежать проблем.

Старший ребенок в семье является полной противоположностью младшего. Он расценивается родителями как помощник, с определенного момента как взрослый. Со временем он становится своеобразным хранителем порядка и законности, для начала в рамках семьи. Старшие дети высоко ценят власть – стремятся обладать ею сами, но также с уважением и почтением относятся к тем, кто уже ее получил.

Средние дети всегда борются за превосходство со старшими. Их угнетает тот факт, что кто-то из детей выше их и уже наделен некой властью от родителей. Между ними идет борьба за лидерство, которая для одного закончится победой, а для другого поражением. Проигравший даже может получить нервное расстройство в силу неспособности справиться со сложившейся ситуацией, главной причиной которого станет неверное представление о том, что родители им пренебрегают.

В особенном положении находится единственный ребенок в семье. С точки зрения Адлера, он непременно усвоит какие-либо неправильные взгляды на жизнь. Его родители не имеют альтернативы и всё внимание, заботу, опеку сосредоточивают на нем одном. Став баловнем, этот ребенок не умеет справляться с трудностями и чаще всего ищет поддержки у окружающих в решении собственных проблем.

В своей работе Адлер также приводил классификацию личностей – по их реакции на жизненные проблемы: «Во-первых, есть оптимисты. Это индивидуумы, развитие характера которых в общем и целом шло по прямой линии. Они встречают все трудности мужественно и не принимают их чересчур всерьез. Они всегда сохраняют веру в себя, а относиться к жизни весело – для них дело сравнительно легкое. Они не требуют от жизни чересчур многого, поскольку у них правильная самооценка и они не считают себя обойденными или ни на что не способными. Поэтому переносить жизненные бури им легче, нежели тем, кому трудности служат лишь очередным оправданием веры в собственную слабость и никчемность. В самых трудных ситуациях оптимисты сохраняют спокойствие и уверенность в том, что ошибки всегда удастся исправить.

Оптимистов сразу можно узнать по манере поведения. Они ничего не боятся, говорят откровенно и свободно и не отличаются ни чрезмерной скромностью, ни чрезмерной сдержанностью. Если бы нас попросили нарисовать портрет оптимиста, мы бы изобразили его с распростертыми объятиями, готовым встретить ими любого себе подобного. <…>

Совершенно иным типом являются пессимисты. Они представляют для педагогов наибольшие проблемы. Это индивидуумы, у которых в результате пережитого и увиденного в детстве сформировался “комплекс неполноценности”. Испытанные ими трудности внушили им представление о том, что жизнь – штука нелегкая. Они всегда видят в жизни прежде всего темную сторону из-за своей пессимистической философии, возникшей на почве неправильного воспитания в детстве. Они гораздо лучше оптимистов осведомлены о трудностях жизни и легко падают духом. Их терзает чувство неуверенности в себе, и они всё время ищут посторонней поддержки. Во всём их поведении всегда чувствуется крик о помощи, поскольку они не в силах жить самостоятельно. В детстве они постоянно плачут и зовут маму. Этот крик “Мама!” иногда можно услышать от них даже в старости.

Гипертрофированная осторожность людей этого типа проявляется в их привычной манере держаться, робкой и боязливой. Пессимисты всегда зациклены на бедах и опасностях, которые, возможно, ожидают их за следующим поворотом. Само собой разумеется, пессимисты плохо спят. Кстати, сон является отличным критерием развития человека, так как расстройства сна – это признак повышенной тревожности и ощущения неуверенности в себе. Такие люди будто всё время находятся настороже, чтобы защититься от подстерегающих повсюду угроз. Как мало радости доставляет им жизнь, и как плохо они ее понимают! Индивидуум, который не может хорошо спать, тем самым демонстрирует порочную житейскую философию. Если бы его умозаключения были верны, если бы жизнь и в самом деле была такой мукой, как он считает, тогда он бы вообще не посмел заснуть! Будучи склонен истолковывать все естественные явления жизни в отрицательном смысле, пессимист тем самым демонстрирует лишь свою неприспособленность к жизни. На самом деле ничто не препятствует тому, чтобы он крепко спал. Мы можем заподозрить ту же самую склонность к пессимизму у индивидуума, который постоянно занят проверкой замков и всё время боится грабителей. Пессимиста можно узнать даже по позе во время сна. Пессимисты зачастую сворачиваются в как можно более плотный клубок или спят, натянув на голову одеяло.

Людей можно также разделить на агрессивных и обороняющихся. Для агрессивных, атакующих людей характерны резкие движения. Люди агрессивного типа, когда они храбры, превращают мужество в безрассудство, чтобы показать миру, как они бесстрашны, – и таким образом демонстрируют глубоко укоренившееся в них чувство неуверенности в себе. Если они встревожены, они пытаются подавить в себе страх. Их усилия выглядеть “непреклонными” доходят до смешного. Иные изо всех сил стараются подавить в себе любые ростки нежности и мягкосердечности, поскольку такие чувства им кажутся признаками слабости. <…>

“Оборонцы” – это те, кому повсюду чудится угроза. Они постоянно настороже. Они компенсируют свое чувство неуверенности в себе не агрессией, а беспокойством, осторожностью и трусостью. Мы можем с уверенностью сказать, что люди не становятся “оборонцами” иначе, как после безуспешной попытки усвоить себе только что описанную нами агрессивную социальную установку. Человек обороняющегося типа быстро приходит в уныние от неудач и неприятностей и легко обращается в бегство. Иногда таким людям удается скрыть свой провал, делая вид, будто отступление – это полезная работа.

Поэтому, погружаясь в воспоминания и фантазии, они просто пытаются уйти от реальности, которая им угрожает. Некоторые, еще не утратившие окончательно инициативу, могут даже совершить что-то полезное для общества. К этому типу принадлежат многие художники, которые уходят от реальности и строят для себя безбрежный мир из фантазий и идеалов. Однако они являются исключением из правила, так как обычно индивидуумы этого типа капитулируют перед трудностями и терпят поражение за поражением. Они боятся всего и вся, с течением времени становятся всё более недоверчивыми и не ожидают от мира ничего, кроме враждебности»⁶⁷.

Семьи, в которых растут дети, могли и должны были бы корректировать и направлять их развитие, однако, как замечает Адлер, родители в подавляющем большинстве случаев не являются ни хорошими педагогами, ни хорошими психологами. Формирующееся у детей представление о том, что они должны превосходить всех остальных, основывается на тех примерах, которые дети видят в семье. В большинстве случаев ребенок наблюдает авторитаризм, который, естественно, не способствует формированию установки взаимоуважения и взаимного доверия, а значит, препятствует развитию так необходимого для гармоничной личности социального чувства. По мере взросления ребенок не только принимает идею, что побеждает сильнейший, но становится тщеславным и властолюбивым. Взрослея, он начинает проявлять агрессию в отношении окружающего мира и родителей.

Значимость семьи в воспитании безусловна, но не менее важны взаимоотношения матери и ребенка. Адлер пишет, что всегда, когда эти отношения неудовлетворительны, у ребенка обнаруживаются социальные дефекты. Наиболее распространены два вида материнских ошибок в воспитании: «В первом случае мать не выполняет надлежащим образом свою материнскую роль, а ее ребенку не удается сформировать у себя какого-либо социального чувства. Этот дефект очень значителен и влечет за собой много неприятных последствий. Ребенок вырастает иностранцем в незнакомой стране. Если мы хотим помочь такому ребенку, то нам не остается ничего, кроме как сыграть ту роль, которую должна была сыграть его мать и которая по какой-то причине выпала из его развития. Это единственный способ, если можно так выразиться, сделать из него подобное нам человеческое существо.

Вторая ошибка, вероятно, более распространена. Мать действительно является матерью; однако она играет свою роль настолько преувеличенно и эмфатически, что ребенок не способен развить в себе какого-либо социального чувства, не относящегося к его матери. Эта мать позволяет любви, развившейся у ребенка, быть обращенной только на нее. Можно сказать, что такого ребенка интересует лишь его мать, а остальной мир для него не существует. Не стоит и говорить, что у этого ребенка отсутствует основа для социального развития»⁶⁸.

Единственным учреждением, которое должно исправить родительские ошибки, допущенные при воспитании ребенка, является школа, где должна отсутствовать какая бы то ни было конфронтация с ребенком, где он воспринимается как субъект обучения и воспитания, как личность, равная учителю. Однако современная школа, как отмечал Адлер, не в состоянии это выполнить, так как в ней нет учителей, способных распознавать психологические проблемы в развитии детей и преодолевать их должным образом, без авторитарного навязывания собственной «истины».

Сохранилось не так много информации о том, как именно Адлер проводил психотерапевтические сеансы. Тем не менее если сравнивать терапию Адлера и Фрейда, то первое, на что стоит обратить внимание, – позиция терапевта и пациента. Образ психоаналитического сеанса широко распространен в массовой культуре. Лежащий на кушетке пациент, рассказывающий о своих снах или потоке бессвязных мыслей и образов, проносящихся у него в голове, сидящий за ним терапевт, фиксирующий всё, о чем говорит человек, чтобы связать в дальнейшем это единым смыслом и проанализировать, – вот что представляется, когда мы слышим «психоаналитический сеанс». Адлер и его ученики практиковали иной взгляд на взаимоотношения пациента и врача. Врач и пациент сидели друг перед другом как равные партнеры. Фрейд и его последователи – скорее сторонние наблюдатели, отмечающие всё то, что происходит в человеке. Адлер и его ученики – активные соучастники процесса терапии. Сами сеансы у Адлера были значительно короче и реже, чем у Фрейда. И конечно же, для адлерианцев второстепенным фактом был вопрос возможности пациента оплатить консультации – сказывались социалистические взгляды Адлера на необходимость помощи нуждающимся.

Терапевт, беседуя с пациентом о раннем детстве, снах, имеющихся проблемах, с помощью уточняющих вопросов устанавливал цель и стиль жизни человека. Адлер объяснял пациенту противоречивость его цели и вытекающего из нее стиля жизни. Но только когда человек осознавал искаженное видение жизненных ориентиров и моделей поведения, желал их изменить, терапевт мог переходить к следующей фазе работы с клиентом, помогая ему сформировать новую цель жизни и стиль поведения: «Все мои усилия направлены на повышение социального интереса пациента. Я знаю, что истинная причина этого заболевания заключается в низкой способности к согласованному взаимодействию с другими, и я хочу, чтобы пациент понял это. Как только он начнет общаться и сотрудничать с другими на равной основе, он излечен»⁶⁹.

По большому счету терапевт играет для пациента роль матери или отца, которые не смогли или не захотели научить его правильному отношению к окружающим людям и себе самому, и в этом аспекте терапевт является скорее учителем или воспитателем. Но, как подчеркивал Адлер, «реальные изменения в состоянии пациента могут быть достигнуты только его собственным трудом… На лечение и выздоровление всегда следует смотреть не как на успех консультанта, но как на успех пациента. Консультант может только указать на ошибки, пациент сам должен выбрать правильную жизнь»⁷⁰.

С точки зрения Адлера, «невроз – это естественное, логическое развитие индивидуума, сравнительно неактивного, эгоцентрически стремящегося к превосходству и поэтому имеющего задержку в развитии социального интереса, что мы наблюдаем постоянно при наиболее пассивных, изнеженных стилях жизни»⁷¹. То есть невротик – это человек, который действует в неправильном направлении для решения проблем: с особым рвением и напряжением всех своих сил он движется к превосходству над окружающими. Одновременно с этим невротик желает, чтобы все его проблемы решали другие, то есть хочет зависеть от людей.

Под влиянием физических страданий, отверженности или, наоборот, чрезмерной опеки в раннем детстве дети теряют чувство уверенности в себе, становятся тревожными и начинают формировать стратегии психологической защиты, для того чтобы справиться с этой тревогой, а фактически с чувством неполноценности. В результате у них складывается невротический стиль жизни, определяющий в дальнейшем всю взрослую жизнь. Невротики ощущают себя крайне неуверенно, они видят в окружающих людях только недругов или врагов, с которыми постоянно необходимо бороться и которых следует бояться.

Но человек не может прожить в полной изоляции от общества, и невротики, как все, контактируют с людьми, в том числе в важнейших сферах – любви, работе, дружбе. В абсолютном большинстве случаев эти отношения терпят крах или являются ущербными. Чтобы защитить самооценку, невротики всегда объясняют свои неудачи внешними обстоятельствами, на которые они не могут повлиять, или действиями людей, которые чаще всего характеризуются ими как «плохие», «завистливые», «глупые» и прочее. Только сами невротики всегда правы, всегда логичны, всегда лучше, чем остальные.

По мнению Адлера, невроз является результатом неправильного воспитания ребенка. В отличие от того же Фрейда, который практически не уделял внимания проблемам воспитания и образования, Адлер очень рано осознал значимость этого процесса в жизни человека и обращал на него внимание в течение всей жизни. Именно в правильном воспитании и образовании он видел возможность предотвратить невротическое развитие, асоциальное поведение и даже психозы.

У Адлера было много известных пациентов, однако в силу того, что обращение к психиатру, не важно, по какому вопросу, повсеместно расценивалось как проявление серьезного заболевания, люди старались скрывать свои консультации у известного австрийского врача. Тем не менее о некоторых пациентах Адлера нам известно. Так, к нему за помощью обращались психиатры Вацлава Нижинского – известного российского танцовщика и хореографа, которому был поставлен диагноз «шизофрения». Адлеру удалось преуспеть в его лечении, однако улучшения оказались кратковременными. У психиатра не хватало свободного времени, чтобы постоянно находиться при танцовщике и заниматься его лечением. Как позднее говорил сам Адлер, «если бы у меня было достаточно времени, возможно, я бы ему помог».

Еще одним необычным профессиональным интересом Адлера был мир преступников, которому он посвятил значительное время, исследовав сотни случаев правонарушений. В результате Адлер пришел к выводу, что, в отличие от того же невротика, преступник является врагом общества и сложностей в его лечении гораздо больше. У преступников формируется собственная логика, абсолютно непонятная и неприемлемая для нормального человека: «Как-то я спросил убийцу, за что он убил человека, и он мне ответил: “Мне нужны были его брюки, но он бы мне их не отдал”. Это казалось ему абсолютно серьезным основанием для убийства»⁷². Адлер также пришел к выводу, что за редким исключением существует связь между уровнем преступности и уровнем образования – чем менее образован человек, тем большая вероятность, что он станет преступником. Психиатр считал, что больше шансов на исправление поведения имеют воры, обладающие в целом более высоким интеллектуальным уровнем по сравнению с остальными преступными группами. Тех же правонарушителей, которые, как, например, вымогатели, нападали на людей ночью, с оружием в руках, он считал обычными трусами, а они, по мнению психиатра, гораздо сложнее поддаются перевоспитанию.

Тюрьмы Адлер считал «университетами» для молодых преступников, в которых они обучались своему «мастерству». Поэтому заключение вкупе с жестокостью наказания и надзора за узниками являются худшими средствами перевоспитания, так как они уменьшают и без того минимальный социальный интерес преступников. Только такая форма обращения, которая дает человеку, преступившему закон, чувство полноценности, должна развиваться и поддерживаться государством. Например, заключенные должны иметь возможность зарабатывать хотя бы какие-то деньги, чтобы после освобождения обустроиться в обществе.

На протяжении многих лет садовником у Адлера работал бывший заключенный, отбывший восьмилетний срок за разбойное нападение. После освобождения он получил список людей, которые могли бы оказать ему помощь в социализации. Он написал двадцати из них, но ответил лишь один – Альфред Адлер: «Дорогой мой, я думаю, что Вы могли бы помочь в моей работе». К письму прилагался домашний адрес психиатра. Адлер только что купил виллу в Салманнсдорфе и предложил своему новому знакомому, который любил цветы, стать его садовником. В самом начале их сотрудничества произошел случай, ставший переломным в ходе терапии (правда, о том, что с ним проводят терапию, бывший узник вряд ли знал). Адлер отправил нового садовника на рынок за тростником для сада. Но тот вернулся с бо́льшим количеством растений, чем предполагалось, что могло означать лишь одно – кражу. Адлер, сразу понявший, что произошло, сказал своему подопечному: «Вы сделали замечательный выбор, но когда вы понесете этот тростник назад, – здесь он отобрал в сторону то количество, которое было украдено, – вы можете сказать, что решили купить на десять штук больше. А я дам вам денег, чтобы купить оставшийся тростник». Садовник выполнил всё, о чем говорил Адлер, никак не прокомментировав его слова. С тех пор ничего подобного не повторялось. Эксперимент доверия человеку продолжался восемь лет, вплоть до эмиграции Альфреда Адлера из Австрии.

Адлер всё больше времени проводил в США, лишь в летние месяцы он жил в Вене или разъезжал с лекциями по Европе. В 1930 году ему было присуждено звание почетного гражданина австрийской столицы. Правда, на церемонии вручения награды произошел неприятный казус – мэр города в приветственной речи отметил, что Адлер является достойным учеником Фрейда. Надо ли говорить, что это в очередной раз сильно разозлило основателя индивидуальной психологии.

В 1934 году в Австрии была запрещена социал-демократическая партия, а наступление пронацистских сил заставляло Адлера задуматься о будущем семьи и научной школы. Спасение обеих он видел в переезде в Соединенные Штаты Америки. Однако супруга и дочь перебрались к нему, лишь когда стало известно о тяжелой болезни психолога. Увидев их у своей постели, Адлер сказал: «Вот прибыли две мои гордости, чтобы заботиться обо мне. Теперь вы увидите, как быстро я поправлюсь». И действительно, он скоро пошел на поправку, победив болезнь.

Летом 1937 года Адлер отправился в очередную лекционную поездку в Европу, на сей раз в Англию. По дороге на Туманный Альбион он прочел лекцию в Гааге, после которой почувствовал боли в сердце. Обследовавший его врач рекомендовал отдых и лечение, но уже на следующий день Адлер отправился в Англию. Утром 28 мая 1937 года ему стало плохо на улице Абердина, и по дороге в больницу он скончался от сердечной недостаточности. Через несколько дней в присутствии членов семьи тело Альфреда Адлера перевезли в Эдинбург, где кремировали. Прах выдающегося австрийского психолога был возвращен на родину только в 2011 году.

Концепция Адлера стала основой для целого ряда психологических теорий. Например, его взгляды явились важнейшей предпосылкой экзистенциальной и гуманистической психологии. Некоторые исследователи считают, что именно Адлер положил начало изучению психосоматических проблем, исследование которых так популярно в наши дни. Тем не менее Адлер долго не получал того признания, которое он заслужил. Историк психологии Генри Элленбергер писал: «Непросто найти другого автора, у которого так много заимствовали, не воздавая ему при этом никакой благодарности, как Альфред Адлер. Его учение стало… местом, куда каждый может прийти и утащить всё, что ему заблагорассудится, без малейших угрызений совести. Какой-нибудь автор будет скрупулезно называть источники цитат, но почему-то ему это и в голову не приходит, если источник – индивидуальная психология, как будто Адлером не было создано ничего оригинального»⁷³.

Альберт Эллис, основатель рационально-эмотивной терапии, весьма емко и точно охарактеризовал вклад Адлера в развитие психологии: «Альфред Адлер, возможно, даже более, чем Фрейд, является настоящим отцом современной психотерапии. Доказательства: он основал эгопсихологию, которую фрейдисты только недавно вновь открыли; он был одним из первых гуманистических психологов… он подчеркивал целостность, стремление к цели и чрезвычайную важность личных ценностей для мышления, эмоционального развития и деятельности человека. Он правильно понял, что сексуальные побуждения и сексуальное поведение, хотя и играют большую роль в человеческих делах, есть, скорее, результат, чем причина несексуальных мыслей человека. Сейчас сложно найти кого-либо из ведущих психотерапевтов, кто в том или ином смысле не был бы обязан очень многим индивидуальной психологии Альфреда Адлера»⁷⁴.