Текст книги "Великие психологи"

Глава III
Эрих Фромм
(1900–1980)

Как-то раз на собрании мудрецов – толкователей Торы один из них в одиночестве противостоял всем остальным. Он по-своему толковал один из разделов Святого Закона, другие же мудрецы давили на него, требуя изменить свое мнение. Но мудрец, несмотря на давление, знал, что он прав и что Бог на его стороне. В конце концов старый раввин обратился к Богу:

– Боже, я знаю, что я прав, так пусть в доказательство моей правоты все реки потекут вверх по горам!

И в тот же миг все реки потекли вспять. Однако на его противников это совершенно не произвело впечатления.

Бедный раввин снова взмолился:

– Боже, если ты признаёшь мою правоту, пусть тогда все деревья склонятся к земле.

Так и случилось, в тот же миг деревья склонились к земле. Но остальные раввины как были при своем мнении, так при нем и остались.

И снова раздалась мольба раввина:

– Боже, чтобы доказать им мою правоту, пусть покосятся стены в этом здании.

И стены покосились. Но тут раздался голос главного раввина:

– Не ваше дело вмешиваться в спор мудрых людей! – крикнул он стенам, и те выпрямились. Однако из уважения к раввину, который в одиночку отстаивал свою правоту, выпрямились не до конца.

Наконец с неба раздался Голос:

– Чего вы спорите? Если вам сказано, делайте так-то и так, значит, делайте так-то и так!

Но даже Голос с неба не переубедил главного раввина.

– Ты дал нам Тору, – сказал он, – но толковать ее – наше дело!

* * *

Когда 23 марта 1900 года в семье Фромм родился мальчик, которого назвали Эрих, стороннему человеку могло показаться, что судьба уготовила ему только один путь – раввина. Основания для этого предположения были более чем весомые. Прадед по отцовской линии – Зелигман Бэр Бамбергер, или, как его прозвали, «Вюрцбургский рабби», являлся непререкаемым авторитетом в вопросах толкования Торы. В первой половине XIX века он был ярым сторонником ортодоксального иудаизма, выступая против любых попыток реформации и проникновения светских начал в церковь. Среди учеников Зелигмана Бамбергера был и его будущий зять, дед нашего героя – Зелигман Пинхас Фромм, который со временем возглавил иудейскую общину Франкфурта.

Двоюродный дед Эриха Фромма по материнской линии – Даян Людвиг Краузе – являлся известным талмудистом в Познани. Кроме того, он был человеком с отменным чувством юмора, о чем свидетельствует хотя бы его ответ на один из вопросов, который ему задал маленький Эрих: «Однажды я спросил его, зная, что он меня любит: “Дядя, как ты думаешь, кем я стану?” – Я надеялся, что он скажет что-то хорошее. Он сказал – “Старым евреем!”» И Эрих Фромм добавляет: «Это был вполне типичный еврейский ответ, выражающий неприятие всякого тщеславия»⁷⁵.

Отец Эриха Нафтали Фромм тоже мечтал стать раввином. Но судьба, как известно, человеческие мечты учитывает далеко не всегда. С Нафтали она обошлась совсем нехорошо – он стал торговцем вином, чем был очень недоволен. Правда, веры в Бога не оставил, будучи активным членом местной иудейской общины, неукоснительно отмечал все праздники и соблюдал обряды. Нафтали даже посвятил себя делу сохранения еврейских традиций, приняв участие в 1919 году в создании Ложи Германа Когена⁷⁶, президентом которой он впоследствии стал.

Мать Эриха Роза Краузе также была ортодоксальной иудейкой. Она происходила из семьи фабриканта Морица Краузе, рано умершего и оставившего свое предприятие – сигаретную фабрику – супруге и детям, которые так и не справились с ведением бизнеса. Плачевная финансовая ситуация подтолкнула Розу к поспешному браку (когда мать и отец Эриха Фромма поженились, Нафтали было 31 год, а Розе 24), основанному скорее на желании не быть обузой матери, чем на любви. Но как позднее напишет в своей всемирно известной работе «Искусство любить» их сын: «Едва ли существует поле деятельности или занятие, которые бы сулили столь огромные надежды и ожидания и тем не менее так регулярно приводили к фиаско, как любовь»⁷⁷. Это был несчастливый брак, приносивший страдания всем, и в первую очередь маленькому Эриху.

Своего отца Фромм характеризовал как «крайне невротичного, чем-то постоянно одержимого и беспокоящегося человека». Собственную тревогу он проецировал на сына. «Я страдал из-за патологического волнения отца, который потрясал меня своим беспокойством и в то же время не давал никаких советов и не оказывал никакого положительного влияния на мое образование»⁷⁸, – писал Фромм. По мере взросления сына Нафтали опекал его всё больше. Эрих вспоминал день, когда он сдавал докторский экзамен в Гейдельбергском университете: «Отец, перенесший на меня свои комплексы неполноценности, приехал в Гейдельберг потому, что боялся, что я провалюсь и совершу самоубийство» ⁷⁹. Но подобные размышления и психологический анализ стали возможны спустя десятилетия, а тогда, в раннем детстве, Эрих стремился подражать отцу во всём.

Отношения с матерью также носили отпечаток негативного влияния на ребенка. Понимая, что ее брак по расчету не удался, Роза всячески стремилась отделить себя и своего сына от фамилии Фромм. «Моя мать, – писал Эрих, – была очень сильно привязана к своей семье и любила меня в той мере, в какой я был Краузе, – это ее девичья фамилия. И всё хорошее во мне для нее было типично для Краузе, а всё плохое – для Фроммов»⁸⁰. Мать, точно так же как и отец, боролась за ребенка, пытаясь воспитать его «под себя». Видимо, жалея, что не родилась девочка, Роза поначалу даже одевала маленького Эриха в девчачью одежду, отращивала ему длинные волосы. Она желала, чтобы он стал пианистом, несмотря на то, что мальчик больше любил скрипку.

Неудовлетворенность жизнью привела Розу к депрессии – она часто плакала, была в подавленном настроении и становилась вновь веселой и жизнерадостной лишь тогда, когда оказывалась в кругу своих родственников. Не понимая в полной мере, что происходит между родителями, но чувствуя, что мать страдает из-за отношений с отцом, маленький Эрих ощущал свою вину перед ней и желание ее защищать.

Разлад в семье всегда заставляет ребенка искать способ сбежать от неурядиц. Эриху повезло, так как он нашел поддержку у своего дяди, известного адвоката Эммануила Фромма, который познакомил мальчика с новым для него миром – произведениями Гёте, Шиллера, Бетховена. Эммануил Фромм обнаружил у Эриха музыкальный слух и всячески старался развивать этот талант в ребенке. Второй его родственник, уже упоминавшийся выше Людвиг Краузе, также оказал на него серьезное влияние. Он открыл для Эриха иудаизм, одну из главных вероучительных книг – Талмуд и поведал историю легендарного прадеда Зелигмана Бамбергера. Мальчик проводил целые дни за чтением ветхозаветных текстов. Особенно его впечатляли книги пророков Исайи, Амоса, Осии. В итоге, как и многие предки до него, Эрих Фромм решил посвятить свою жизнь изучению священных текстов и стать раввином.

Описывая детство и юность Эриха Фромма, нельзя не упомянуть и еще об одном человеке – Оскаре Зусмане. Когда Эриху было 12 лет, его отец нанял Оскара помощником для ведения бизнеса. В течение нескольких лет он жил в доме Фроммов, и у него сложились особые отношения с Эрихом, который с благодарностью вспоминал о нем как о «честном и храбром человеке». Именно Зусман впервые познакомил мальчика со взглядами классиков социализма, в частности с идеями Карла Маркса. Но влияние этих дискуссий скажется на мировоззрении Эриха Фромма позднее, а пока он всеми помыслами был обращен к иудаизму.

Первым его наставником, никак не связанным с семьей, стал глава франкфуртской еврейской общины раввин Нехемия Нобель. Прекрасно образованный, он вместе с тем сохранял связь с традициями, интересуясь иудейской мистикой. Эрих Фромм оказался в числе целой группы еврейских интеллектуалов, сформировавшейся в то время вокруг франкфуртского раввина. Кого в этом кружке только не было! Франц Розенцвейг – будущий создатель «Свободного еврейского дома учения» – центра по исследованию и распространению еврейского образа жизни в современном обществе. Мартин Бубер – в будущем известный мыслитель-экзистенциалист, автор концепции «Я-Ты» – диалога равных, вместе с Розенцвейгом создатель перевода на немецкий язык Танаха – еврейского Священного Писания, собиратель хасидских легенд. Лео Лёвенталь – будущий известный социолог, изучавший массмедиа и популярную западную литературу. Зигфрид Кракауэр – в дальнейшем выдающийся теоретик кинематографа, ученый, занимавшийся исследованием влияния СМИ на общественное сознание. Все эти и другие известные впоследствии люди общались друг с другом в кружке Нехемии Нобеля. Юный Эрих Фромм был под впечатлением от проповедей последнего и не единожды оставался после службы, чтобы прогуляться с равви и обсудить его проповеди. Когда в 1922 году Нобель внезапно скончался, это стало серьезным ударом для всех его последователей и друзей. В некрологе, написанном Фроммом, отмечалось, что «Нобель жил так, как учил, и учил лишь так, как жил. Он учил, что любовь связывает людей вместе, и его ученики понимали это, так как он сам любил их»⁸¹.

В 1918 году Фромм сдал выпускной экзамен в школе и, послушав совета дяди Эммануила, решил стать юристом. Поступив на юридический факультет Франкфуртского университета, он отучился всего несколько семестров. Молодой человек практически сразу же понял, что совершил ошибку в своем выборе. Юриспруденция была ему чужда, а вот религия по-прежнему казалась смыслом жизни. Он даже планировал поехать изучать Талмуд в Литву, но родители были категорически против. И максимум, которого он смог от них добиться, – это разрешение учиться в Гейдельбергском университете. Туда Фромм вновь перевелся на юридический факультет, правда, слушал и курсы по средневековой немецкой истории и литературе, теории общественных движений и истории психологии, а также впервые познакомился с буддизмом.

В этот «экспериментальный» семестр в Гейдельберге он слушал и лекции социолога Альфреда Вебера – брата всемирно известного Макса Вебера. Хотя Альфред Вебер не являлся специалистом по иудаизму, он согласился руководить диссертацией Фромма по социологии «Иудейский закон: вклад в исследование иудаизма диаспоры». В результате изучения различных групп диаспоры – караитов, реформистского иудаизма и хасидов – Фромм пришел к выводу, что только последние были «идеальной группой», объединявшей основные еврейские традиции. Среди главных ценностей группы были идеи общности, радости жизни и искренности в общении, которые противопоставлялись индивидуализму и накоплению прибыли. Альфред Вебер был в восторге от текста диссертации, а когда защита состоялась и Фромм получил высокую оценку, социолог предложил юноше продолжить академическую карьеру в университете. Но Фромм отказался, сославшись на то, что подобная деятельность ограничила бы его религиозный поиск.

При подготовке диссертации Эриха Фромма консультировал известный талмудист Залман Барух Рабинков, с которым тот познакомился в 1912 году. Рабинков был хабад-хасидом⁸², и, возможно, именно поэтому, находясь под влиянием его личности, Фромм столь положительно отзывался в своей диссертации об этом течении в иудаизме. На протяжении пяти лет Эрих Фромм почти ежедневно посещал занятия у Рабинкова, пытаясь научиться толкованию Талмуда, анализируя философские тексты Маймонида⁸³, воспринимая идеи, которые в дальнейшем будут способствовать отходу Фромма от ортодоксального иудаизма и формированию у него взглядов атеистического гуманизма. Фромм проникся духом хасидизма, идеями восприятия всего, что делает жизнь радостнее. Например, он научился у Рабинкова хасидским песням, которые до глубокой старости любил исполнять в кругу друзей. При этом его духовный учитель демонстрировал собой яркий пример пренебрежения ко всему материальному. Идеи, смыслы – вот что было для него важно. Фромм старался подражать своему наставнику во всём, от духовных ориентиров до повседневных моделей поведения. Так, если Рабинков, как казалось окружающим, питался только чаем и селедкой, то и молодой Фромм урезал свой и без того скромный студенческий рацион до минимума. Рабинков рано вставал, и Фромм завел эту привычку и следовал ей всю жизнь. Ну и, конечно же, чувство юмора объединило обоих мыслителей. Однако, несмотря на огромное влияние Рабинкова на молодого Фромма, они расстались очень легко, без какого-либо сожаления об этом.

Студенческие годы стали для Фромма не только временем духовного и интеллектуального поиска, но и периодом первых любовных открытий. Вдали от родителей молодой человек получил больше свободы, в том числе и для общения с противоположным полом. Один из первых его романов – с Голдой Гинзбург – даже закончился помолвкой. Правда, дальше обручения дело не пошло. Вскоре Голда стала женой друга Фромма, будущего известного социолога Лео Левенталя, а вот еще одним отношениям этой поры суждено было сыграть в судьбе Эриха Фромма более серьезную роль.

Если мужчина по каким-то необъяснимым для окружающих причинам начал меняться – сherchez la femme. Эта история стара как мир. В конце Первой мировой войны Фромм познакомился с Фридой Райхманн. Фрида была на 11 лет старше Эриха. К моменту их первой встречи она окончила университет и работала в клинике Курта Гольдштейна⁸⁴. В 1920 году Фрида переехала в Дрезден, где стала психиатром в санатории «Вайсер Хирш» – единственном на тот момент санатории в Германии, предлагавшем посетителям психотерапевтические сеансы. Фромм регулярно навещал ее там, и их отношения становились всё более близкими. Однако в это время в жизни Фриды произошла трагедия – она была изнасилована, что сказалось на ее мировосприятии, в частности на отношении к мужчинам. Для разрешения душевного кризиса Фрида на протяжении нескольких лет посещала в Мюнхене психоаналитические сеансы Вильгельма Виттенберга. Всё это время с ней рядом находился Эрих Фромм и, как следствие, проявлял всё больше интереса к психоанализу. Фрида Райхманн начала проводить с ним психоаналитические сеансы, которые, правда, вскоре пришлось прекратить из-за возникшей между ними любовной связи.

Психоанализ стал для Фромма новой idе́e fixe, объясняющей иррациональное в людях. Однако с иудаизмом он пока что порывать не собирался. Интерес к душевным проблемам людей появился у Эриха Фромма еще в детстве. Позднее в одной из своих книг он вспоминал: «До сих пор в памяти жив один случай – должно быть, мне было тогда около 12 лет, – который подтолкнул мои мысли гораздо дальше прежнего и подготовил мой интерес к Фрейду, проявившийся лишь десятилетие спустя.

Вот что за случай. Я знавал тогда одну молодую женщину, друга нашей семьи. Ей было, видимо, лет двадцать пять; она была красива, привлекательна, к тому же она была художницей – первая в жизни знакомая мне художница. Помнится, я слышал, что она была помолвлена, но через некоторое время разорвала помолвку. Помнится, она практически неизменно находилась в компании своего овдовевшего отца. Насколько я его помню, он был старым, неинтересным или, лучше сказать, невзрачным; по крайней мере мне так казалось (возможно, мое представление о нем было навеяно ревностью). Однажды я услышал шокирующую новость: ее отец умер, сразу после этого она покончила с собой, оставив завещание, в котором специально оговорила свое желание быть похороненной вместе с отцом.

Я никогда раньше не слышал ни об эдиповом комплексе, ни об инцестуозных привязанностях между дочерью и отцом. Но меня этот случай глубоко задел за живое. Я был очень увлечен этой молодой женщиной; ее непривлекательного отца я невзлюбил; и никогда прежде я не знавал никого, кто покончил бы жизнь самоубийством. Меня пронзила мысль: “Как это возможно?” Как это возможно, чтобы красивая молодая женщина настолько возлюбила своего отца, что предпочла быть похороненной вместе с ним, вместо того, чтобы жить, получая удовольствие от жизни и от занятий живописью? Ответа у меня, конечно же, не было, но вопрос “как это возможно” засел у меня в голове. И когда я познакомился с учением Фрейда, оно показалось мне ответом на загадочное и пугающее переживание того времени, когда я еще только вступал в пору отрочества»⁸⁵.

В 1923 году Фрида Райхманн и Эрих Фромм открыли в Гейдельберге психоаналитический пансионат для евреев, который назвали «Терапойтикум». Они поставили перед собой задачу помогать клиентам не только решать внутренние проблемы, но и восстанавливать их связь с иудейской историей и культурой. Как писала в одном из писем Райхманн, «для начала мы анализируем людей, а затем делаем из них тех, кто знает о своих традициях и живет в них»⁸⁶. Появившееся заведение было предназначено не только для состоятельных граждан. Оказавшиеся в нем клиенты оплачивали свое пребывание лишь в том размере, в котором они были в состоянии это сделать. Однако уже через несколько лет проект «Терапойтикум» провалился. Многие посетители были готовы заниматься вопросами иудейской культурной традиции, но никак не психоанализом.

В июне 1926 года Эрих и Фрида наконец поженились. «Я получила то, что хотела, – очень умного, очень душевного, очень образованного человека, который многое знал в областях, отличных от сферы моих интересов»⁸⁷, – писала Фрида. По мнению некоторых исследователей, она играла для Эриха роль матери, о которой тот мечтал. Фрида даже внешне была похожа на его мать. Незадолго до бракосочетания Эрих Фромм отправился в Мюнхен, чтобы завершить психоаналитическое обучение у Вильгельма Виттенберга и посетить несколько лекций Эмиля Крепелина⁸⁸. Благодаря последнему он приобрел знания в области психофармакологии. Расходы на обучение в размере 600 марок оплатила супруга.

Одним из важнейших событий в жизни Эриха Фромма в этот период стал разрыв с ортодоксальным иудаизмом. Как вспоминала Райхманн, однажды на Пасху они с мужем отправились в парк, набрав с собой некошерной еды – ветчины, омаров, устриц – и стали всё это есть. Глубоко и весьма буквально верившие до этого момента в религиозные заповеди, они были удивлены, что ничего не произошло: не было ни грома, ни молний, ни мгновенной смерти – ничего, они не были наказаны за нарушение Закона. Вскоре Фромм и Райхманн опубликовали в психоаналитическом журнале статью, в которой признались в своем отказе от ортодоксального иудаизма.

Неудача с проектом «Терапойтикум» совпала с началом кризиса в отношениях Эриха и Фриды. Возможно, сказывалась разница в возрасте между супругами. Но, пожалуй, главной проблемой стали разногласия в вопросе рождения детей. Райхманн, справившаяся с травмой изнасилования, желала стать матерью. А Фромм не был готов к этому. «Родить ребенка еще ничего не означает, даже корова может сделать это»⁸⁹, – сказал он ей весьма жестоко. У Эриха Фромма, автора всемирно известного произведения «Искусство любить», где он опишет отцовскую любовь как один из видов этого чувства, никогда не будет собственных детей. Вероятно, поэтому его видение любви отца к ребенку осталось ограниченным воспоминаниями собственного детства: «Отцовская любовь не безусловна. Ее принцип – “Я люблю тебя, потому что ты соответствуешь моим ожиданиям, потому что ты выполняешь свой долг, потому что ты похож на меня”. В обусловленной отцовской любви мы обнаруживаем, как и в безусловной материнской, негативную и позитивную стороны. Негативная состоит в том, что отцовскую любовь нужно заслужить, и она может быть потеряна, если ребенок поступит не так, как от него ожидалось. В природе отцовской любви лежит установка, что послушание – главная добродетель, а непослушание – главный грех, и наказанием за него является лишение отцовской любви. Не менее важна и позитивная сторона: поскольку любовь отца так обусловлена, я могу что-то сделать, чтобы ее добиться, я могу ее заслужить; любовь отца зависит от меня в отличие от материнской»⁹⁰.

Безусловную любовь отца он никогда не испытывал, поэтому и не считал ее возможной в принципе. Когда Фромм уже был в преклонном возрасте, один из его сотрудников поинтересовался, не сожалеет ли он о том, что у него не было детей. На лице выдающегося психолога можно было увидеть, насколько ему было больно даже думать об этом. Фромм не смог ответить на этот вопрос. Он промолчал.

Чтобы спасти отношения, Райхманн убедила Фромма посещать вместе с ней психоаналитика Георга Гроддека. Последний являлся автором идеи «Оно», которую в доработанном варианте Фрейд использовал в своей теории личности. Гроддек занимался изучением психосоматических заболеваний, считая, что в основе любых болезней лежат неразрешенные психологические конфликты. Его санаторий в Баден-Бадене стал центром притяжения для психоаналитиков. Постоянными гостями здесь были Шандор Ференци⁹¹, Карен Хорни и многие другие. По одной из неподтвержденных версий в Баден-Бадене Фромм встречался даже с самим Фрейдом⁹². Фромму было комфортно в обществе Гроддека, который стал для него своеобразным наставником на новом этапе жизненного и профессионального пути. Под влиянием Гроддека Фрида и Эрих стали членами юго-западной немецкой психоаналитической группы.

Супружеская пара перебралась из Гейдельберга в Берлин, где Фрида занялась частной практикой, а Эрих продолжил обучение психоанализу. Он сотрудничал с Берлинским психоаналитическим институтом, с которым в тот период были связаны такие психологи, как Шандор Радо⁹³, Ганс Сакс⁹⁴, Карен Хорни, Вильгельм Райх. Общение с ними повлияло на желание Фромма объединить в некую единую теорию идеи марксизма и психоанализа.

В 1929 году он предложил Франкфуртскому психоаналитическому обществу статью под названием «Психоанализ и социология», в которой впервые сформулировал идеи синтеза этих двух подходов. Он видел в их единстве весьма продуктивное сотрудничество, когда психоаналитики должны были учитывать в процессе работы с клиентом его окружение, политическую и экономическую ситуацию, в которой он находился, тогда как социологи при анализе общества должны были иметь в виду противоречивый внутренний мир отдельного человека.

В том же году Франкфуртское психоаналитическое общество было преобразовано во Франкфуртский психоаналитический институт, одним из основателей которого стал Эрих Фромм. Одновременно он был приглашен в марксистский Институт социальных исследований, который в 1930 году возглавил Макс Хоркхаймер. Институт социальных исследований стал интеллектуальной площадкой, объединявшей мыслителей левого толка, которые не только выступали с критикой капитализма, но и предлагали альтернативу представлениям о марксизме, сформировавшимся в Советском Союзе. Философов и социологов, оказавшихся сотрудниками института, в дальнейшем объединили термином «Франкфуртская школа». Среди этих мыслителей были выдающиеся ученые – Теодор Адорно⁹⁵, Герберт Маркузе⁹⁶, Вальтер Беньямин⁹⁷ и многие другие.

Один из исследователей жизни и творчества Фромма, Райнер Функ, писал: «С приходом Фромма работа института приобрела направление, ставшее определяющим в последующие годы: социальные исследования, сочетавшие марксизм с психоанализом. Собственные идеи Фромма обогатились марксистскими взглядами работников института, прежде всего Хоркхаймера и Маркузе. Видимо, здесь он по-настоящему познакомился с Марксом; в то же время мышление коллег Фромма стимулировалось его психоаналитическими идеями, прежде всего в области социальной психологии и по вопросу об авторитете»⁹⁸.

Макс Хоркхаймер пригласил Эриха Фромма в институт, потому что ему импонировало стремление объединить психоанализ и марксизм. Однако довольно быстро взгляды Фромма подверглись критике даже ближайшими соратниками. Как отмечает Стюарт Джеффрис, автор работы о Франкфуртской школе, «Фромм был дважды еретиком. Во-первых, он осквернил марксизм психоанализом. Во-вторых, он усомнился во Фрейде с его идеями об исключительной важности либидозных влечений и об укорененности неврозов в детских переживаниях»⁹⁹.

Тем не менее в 1929 году Фромм возглавил группу исследователей института, перед которыми была поставлена задача изучить психологические установки немецких рабочих в условиях роста популярности нацистских идей. «Это было вообще первое социально-психологическое полевое исследование, подтвердившее психоаналитическую точку зрения, что политические убеждения, выраженные в партийной ориентации, могут отличаться от подсознательных мотивов. Поэтому только понимание подсознательной структуры влечений, или, как говорил Фромм в соответствии с теорией либидо, структуры характера позволяет адекватно судить о том, что человек действительно думает, чувствует и как он действует»¹⁰⁰. В практическом плане целью исследования было желание ученых понять, смогут ли рабочие, называющие себя приверженцами левых взглядов, противостоять нацистским идеям.

Для того чтобы имелась возможность психоаналитической интерпретации ответов респондентов, была составлена специальная анкета, состоявшая из 271 вопроса. В результате опросили около одной тысячи человек (такое количество анкет с ответами было возвращено руководителям проекта, всего же разослали около трех тысяч анкет). Это были в основном заводские рабочие крупных городов, заявлявшие о своих социал-демократических убеждениях. В 1931 году ученые приступили к анализу первых полученных данных и были шокированы несоответствием так называемых «явных» и «скрытых» убеждений респондентов. На словах значительная часть опрошенных выступала как сторонники левых взглядов, а на деле они оказывались людьми с авторитарными установками, поддерживавшими репрессивную политику, жесткую власть и отнюдь не стремившимися вступать в активную борьбу с нацизмом. Так был найден один из ответов на вопрос, каким образом нацисты смогли оказаться у власти. Вот только на ситуацию в Германии это исследование никак не повлияло.

Предварительные результаты проекта не были преданы огласке в силу позиции руководства института и лично Макса Хоркхаймера, который посчитал их нерепрезентативными. Нежелание публиковать результаты проекта стало одной из причин конфликта Фромма с Хоркхаймером и последующего отказа психолога от сотрудничества с институтом. Из-за давления нацистов институт вынужден был перебраться сначала в Женеву, а затем в США. Материалы проекта были в итоге опубликованы лишь через 50 лет после его начала. К тому моменту они уже стали не актуальным руководством к действию, а историческим артефактом.

В ходе работы над проектом в 1931 году Фромм заболел туберкулезом и был вынужден отправиться на лечение в Давос. Георг Гроддек проинтерпретировал эту болезнь вполне классическим для психоаналитика способом, назвав ее психосоматическим расстройством, в основе которого лежали проблемы в отношениях с женой. По-видимому, подобное объяснение устроило всех. Эрих и Фрида больше никогда не жили вместе, но и не развелись, формально оставаясь супругами вплоть до 1942 года.

В 1930 году Фромм познакомился с книгой Иоганна Якоба Бахофена «Материнское право. Исследование религиозной и правовой природы гинекократии в Древнем мире», которая подвигла его к пересмотру собственных взглядов на психоанализ. Если Фрейд в своих теоретических размышлениях ограничивался рассмотрением патриархата, то Бахофен описывал в книге матриархат как стадию развития человеческого общества, предшествовавшую патриархальному. Он делал вывод, что нерегулируемые сексуальные отношения приводили к тому, что дети знали лишь свою мать, но не отца, поэтому связи между поколениями поддерживались по женской линии, а богатство и власть передавались только женщинам.

С точки зрения Фромма, Бахофен представлял этот доисторический этап как общество счастливых, оптимистичных людей, «примитивную демократию», где главенствовал идеал материнского сострадания к слабому. Переход к моногамному браку стал главной предпосылкой к патриархальному обществу, в котором мужчины вступают в борьбу за женщин, власть и собственность. Только в эпоху патриархата появляется борьба между отцом и сыновьями, так называемый эдипов комплекс, который Фромм будет трактовать иначе, чем Фрейд, отрицая в нем сексуальную природу: «…враждебное соперничество с отцом, достигающее кульминации в желании убить его, также является верным наблюдением, которое, однако, не обязательно должно быть связано с привязанностью к матери. Фрейд придает всеобщую значимость черте, характерной только для патриархального общества. В патриархальном обществе сын подчиняется воли отца; он принадлежит отцу, и его судьба определяется отцом. Чтобы быть наследником отца – то есть в широком смысле добиться успеха, – он должен не только угождать отцу, он должен покоряться ему и заменять свою волю волей отца. Как известно, угнетение приводит к ненависти, к желанию освободиться от угнетателя и в конечном счете уничтожить его»¹⁰¹.

Патриархальные отношения рациональны, в отличие от чувственных эпохи матриархата. Вместе с рациональным восприятием мира приходят законы, регулирующие повседневную жизнь, появляются различные изобретения, с одной стороны, облегчающие деятельность людей, с другой – отчуждающие их от природы. Идеи Бахофена показались Фромму привлекательными еще и в силу того, что Энгельс и другие социалисты придерживались теории о матриархате как предшествовавшей патриархату стадии развития человеческого общества. (Следует заметить, что представления о существовании матриархата оказались ошибочными.)

После прихода к власти Адольфа Гитлера в 1933 году Эрих Фромм переехал сначала в Женеву, а в мае 1934-го эмигрировал в США. Там Фромм сразу же снова заболел туберкулезом и был вынужден лечиться в санатории в Нью-Мексико. Зимой 1934 года он отправился в круиз, во время которого посетил Сан-Франциско, Санта-Барбару и Лос-Анджелес. Позднее он несколько раз путешествовал в Мексику. Лишь в 1939 году, после применения новых лекарств, ему стало легче. Большую часть затрат по его лечению взял на себя Институт социальных исследований. Хоркхаймер выплачивал Фромму жалованье, несмотря на то, что все эти годы тот значительное время не работал.

Тем не менее именно финансовый вопрос стал в дальнейшем камнем преткновения между Фроммом и руководством института. Переезд в США, увеличение расходов на издание собственного журнала, предоставление работы ученым-эмигрантам из Германии существенно осложняли финансовое положение Института социальных исследований. Поэтому Хоркхаймер был вынужден отказать Фромму в оплате той суммы, которую запросили нацисты за эмиграцию его матери¹⁰². В 1939 году руководители института обратились к Фромму с просьбой добровольно прервать контракт и согласиться сотрудничать бесплатно, в противном случае им не хватит денег для оплаты труда ряда исследователей. Фромм же в силу определенной известности и имевшегося опыта психоаналитика мог, по их мнению, расширить собственную частную консультативную практику, тем самым обеспечив себе доход. Фромм был возмущен подобным предложением и категорически его отверг. Тяжба закончилась, лишь когда институт согласился выплатить психологу 20 тысяч долларов – сумму, равную примерно четырехлетнему заработку Фромма. На этом его отношения с Институтом социальных исследований были закончены.