Текст книги "Солдаты удачи поневоле…"

Глава 2. ЛЕГИОН

Французское Конго, где оказались советские солдаты, называлось уже Народной Республикой Конго (Браззавиль). Независимость была провозглашена 15 августа, а 17 августа решилась судьба 260 советских солдат. Им было предложено подписать контракт сроком на три года о зачислении во Французский иностранный легион. Выбора у советских солдат не было, – или сидеть и ждать «до морковного заговенья», и умирать голодной смертью, или легион…

Позднее новообращенные легионеры узнали о трагедии, которая разыгралась в этой стране, – убийство Патриса Лумумбы. Хотя они и были «рядом», но обстоятельства смерти не были известны ни им, ни гражданам этой колониальной страны, ни даже всему миру. И только спустя 41 год после события специальная комиссия бельгийского парламента восстановила события, способствовавшие смерти П. Лумумбы.

Согласно выводам комиссии, Лумумба и его соратники были арестованы сообщниками Мобуту и депортированы в самолёте к Моизу Чомбе в Катангу, где были помещены в лесную хижину. Лумумба со своими соратниками Окито и Мполо подверглись пыткам, после чего их посетили политические соперники – Чомбе, Кимба и бельгийские политики, для того, чтобы оскорбить и оплевать их. 17 января 1961 года Лумумба с соратниками были расстреляны катангийскими солдатами, состоявшими под командованием бельгийских офицеров, и предварительно закопаны на месте расстрела. Чтобы скрыть содеянное, трупы были эксгумированы спустя несколько дней. Тело Лумумбы было расчленено, растворено в кислоте и после этого останки были сожжены. Убийство было приписано жителям деревни.

Большинство средств массовой информации тогда опубликовало заключительный отчет комиссии, которая пришла к выводу, что король Бельгии Бодуэн знал о планах убийства Лумумбы. Той же комиссией было установлено, что бельгийское правительство оказывало транспортную, финансовую и военную помощь силам, враждебно относившимся к Лумумбе.

Большинство средств массовой информации тогда опубликовало заключительный отчет комиссии, которая пришла к выводу, что король Бельгии Бодуэн знал о планах убийства Лумумбы. Той же комиссией было установлено, что бельгийское правительство оказывало транспортную, финансовую и военную помощь силам враждебно относившимся к Лумумбе. Большая часть вины была приписана непосредственно королю Бельгии, который предположительно в обход политических институтов проводил свою собственную колониальную политику. Расследования привели к выводу, что убийство Лумумбы было заказано правительствами Бельгии и США и исполнено силами ЦРУ и местных пособников, в том числе, финансируемых из Брюсселя и Вашингтона. В интервью многие из них впервые признались в том, что лично участвовали в убийстве и последующем устранении останков Лумумбы и его соратников, при помощи кислоты. Согласно заключению той же комиссии бельгийского парламента, были получены и другие данные об убийстве Лумумбы, – в частности была зачитана стенограмма с заседания Совета национальной безопасности США от 18 августа 1961 года…

«18 августа 1961 года. Вашингтон.

Под председательством президента Эйзенхауэра состоялось заседание Совета национальной безопасности США. В конце стола с неизменной трубкой во рту восседал Ален Даллес, директор ЦРУ. Он внимательно слушал и в конце совещания сделал пометку в блокноте: «Лумумба должен исчезнуть…» В тот же вечер это указание было послано шифрованным сообщением Виктору Хеджмену, официально секретарю американского посольства в Леопольдвиле, на самом же деле резиденту ЦРУ в Конго. В телеграмме Даллеса говорилось: «Руководящие круги пришли к выводу, что до тех пор, пока Лумумба будет оставаться у власти, в лучшем случае не удастся избежать хаоса, а в худшем будет открыта зеленая улица коммунистам, стремящимся прийти к власти в Конго. В соответствии с этим мы решили, что устранение Лумумбы – срочная и первоочередная задача, и в интересах этого нужно, прежде всего, ориентироваться на выполнение секретной акции».

Со своей стороны, еще не получив указаний Центра, Хеджмен тоже отправил в Вашингтон телеграмму: «Неважно, что представляет собой по сути своей Лумумба, – коммунист он или только делает ставку на «красных», чтобы тем самым укрепить свою власть, но влияние антизападных сил в Конго нарастает, и не исключено, что у нас остается слишком мало времени, чтобы воспрепятствовать появлению новой Кубы».

Руководил «устранением» Лумумбы» (под этим понималось его физическое устранение) Ричард Биссел, один из заместителей Даллеса. Биссел действовал сразу по нескольким направлениям: наблюдал за переговорами с группами настроенными против Лумумбы, и одновременно готовил яд. Йозеф Шайдер, специалист ЦРУ по химическим препаратам и ядам, получил задание выбрать и отправить в Леопольдвиль такое биологическое средство, которое вызовет смертельное заболевание, похожее на одну из часто встречающихся местных болезней. Шайдер самолично вылетел в Леопольдвиль с выбранным им ядом. Отдельно были упакованы наконечники стрел, которые предназначались для того, чтобы ранить Лумумбу. Их предстояло предварительно смазать ядовитым веществом. В Леопольдвиль были также отправлены резиновые перчатки, а обычным рейсовым самолетом – два наемные убийцы.

Приготовились к применению яда и другим способом. Хеджмен информировал Вашингтон, что поручил двум своим агентам контрабандой привезти отравляющее вещество в Леопольдвиль, чтобы там подмешать его в пищу Лумумбы, или в молоко, которое он пьет.

Ответ ЦРУ гласил: «Нужно спешить, пока яд «хорошего качества», потому что со временем его действие слабеет…»

Тем временем подготовили и еще один способ устранения Лумумбы. В сентябре, за несколько дней до намеченного покушения, в действие вступили политические противники Лумумбы, совершившие переворот, и премьер – министру пришлось просить политического убежища в штабе войск ООН в Конго.

И уже на следующий день после переворота в Леопольдвиле резидентура ЦРУ в Конго обратила внимание вашингтонского Центра: «Лумумба и в нынешнем положении почти также опасен, как если бы он находился у власти. Его нужно уничтожить физически». 13 сентября еще одна телеграмма в Вашингтон: «Талант и динамизм Лумумбы были решающими факторами во всех случаях его возвращения к власти, когда казалось, что он уже потерпел поражение. Лумумба в любых ситуациях умеет изменить ход событий в свою пользу». И двумя днями позже новая шифровка оттуда же: «Единственный выход – окончательно убрать Лумумбу со сцены, и чем быстрее, тем лучше».

План, который выработали в Вашингтоне и 9 октября в форме распоряжения передали в Леопольдвиль, определял следующие этапы ведущего к цели пути: «Мы предлагаем сейчас в качестве непосредственной акции, направленной против Лумумбы, его арест и заключение в тюрьму. Это должны сделать сами конголезцы». А вот ответ Хеджмена на эту телеграмму, посланный 11 октября: «Резидентура сделала все, чтобы убедить конголезских руководителей в необходимости ареста Лумумбы»…

В помощь Хеджмену был послан специальный агент ЦРУ, который установил дружеские отношения с одним из охранявших Лумумбу солдат из состава войск ООН. Агент ЦРУ попросил своего новоиспеченного друга под определенным предлогом выманить Лумумбу за пределы охранявшего его подразделения войск ООН. И это тому удалось. Лумумба послушался и угодил в ловушку.

Ночью 27 ноября премьер – министр тайно покинул убежище ООН в надежде, что сумеет пробраться в город Стенливиль, к своему другу Гизенге.

Резидентура ЦРУ в Леопольдвиле только и ждала этого момента. И уже на другое утро в Вашингтоне получили телеграмму: «Мы сотрудничаем с конголезскими властями. Дороги перекрыты, мы проконтролировали боевую готовность по всей трассе, по которой, вероятнее всего, попытается бежать Лумумба». А несколькими часами позднее Лумумба был уже схвачен, избит до полусмерти и брошен в тюрьму.

14 января леопольдвильские власти принимают предложение Хеджмена и выдают захваченного Лумумбу Чомбе, который правит в Катанге.

Вот полное радости сообщение леопольдвильского резидента ЦРУ в Вашингтон: «Патрис Лумумба убит при попытке к бегству». Позднее Организация Объединенных Наций провела специальное расследование и установила: солдаты бывшего сержанта Чомбе убили Лумумбу по заранее разработанному плану. Ни о какой попытке к бегству не было и речи. Патрис Лумумба был убит 17 января 1961 года.

Между прочим, человек спланировавший операцию по физической ликвидации Лумумбы, до недавнего времени был жив. Эдаким элегантным седым господином он явился в сенатскую комиссию дать показания, и на ее членов произвел впечатление бизнесмена на пенсии. Почти веселым голосом он заявил тогда: «Ну что, когда нам стало известно, что Лумумбу отправили в Катангу, мы решили, что дело это можно считать законченным, потому что Чомбе одновременно и ненавидел Лумумбу и боялся его…»

Эта, успешно проведенная операция ЦРУ США, была концом, явно не проработанной операции Советского Союза по Конго. Советский Союз уже не мог остановить, начавшуюся раскручиваться пружину своей внешней политики. А к этому времени посланные в Конго его солдаты и офицеры уже были интернированы…

Борьба за влияние над колонией была жесткой даже между союзниками. А что было говорить тогда об СССР, который сделал только попытку ввязаться в эту борьбу. Он сразу же потерпел поражение.

И Бельгия и Франция были колониальными державами, обе эти страны вели многолетние войны, и им требовалось много солдат. Но в этом вопросе, по поводу советских солдат, Франция вышла победительницей.

Французский иностранный легион шестидесятых, – это воинское формирование особого типа, в него принимали людей, как, между прочим, и в настоящее время, не заглядывая им в документы, не спрашивая о прошлом. Практикуется даже замена преступникам каторги (кайенны) на трехлетний срок службы. Главное, чтобы они хотели служить в легионе, и были здоровы. А учить их легионерскому делу было кому. Офицеры в легионе были, конечно, за редким исключением, французы – главным образом уроженцы колоний. Сержантский состав (капралы), в среднем до 50 лет, составляли немцы-эсэсовцы, бывшие полицаи всех национальностей из СССР, солдаты и офицеры национальных дивизий СС «Литва». «Латвия». «Эстония», «Галичина», мусульманской дивизии СС «Анчар». Они были страшно усердны в тренировках солдат. Был случай, как на тренировке по ползанию по-пластунски огромный (120 кг) фельдфебель – бывший эсэсовец вставал на ползущего легионера и требовал ползти вместе с ним. Мог при этом еще, и стрелять тому между ног, приучая не бояться пуль. Если при этом промахивался – убитого списывали на боевые потери.

Остальные по национальности делились на три группы. Во-первых, русские, прибалты и так далее – в общем, уроженцы СССР. Во-вторых, негры из южных штатов США. Среди них было очень много откровенных уголовников. Прочие были по мелочи: например, из Французского Индокитая и подмандатных территорий, или греки, ранее служившие в королевской гвардии. Были еще норвежцы-квислинговцы, испанцы из «Голубой дивизии». Много было иорданских евреев. В наследство от Британской империи достались сикхи и белуджи. В русском батальоне их служило до полусотни.

И ведь, несмотря на такой пестрый состав, на то, что в недалеком прошлом эти люди зачастую воевали друг против друга – национальной вражды между легионерами не было. А говорили все друг с другом только по-французски.

Контракты в среднем заключались на три года, а потом перезаключались на любой срок. Были солдаты-легионеры, служившие по 20 и 25 лет. Эти ветераны имели по 30–35 орденов и медалей, заслуженных на поле боя. А офицеры-штабисты легиона имели от силы пять-шесть наград. Получение наград во Французском иностранном легионе самое справедливое, и в этом мы убедились. Через три месяца жестоких боев в пустыне и в городах (о чем чуть ниже) оставшиеся в живых «советские» легионеры тоже получили свои первые медали.

Вот так советские солдаты стали, по неволе, солдатами Французского иностранного легиона…

Спустя много лет, Ян Сперскис, уже, будучи тяжело больным человеком, лежал на постели, и чтобы заглушить тяжелую боль в поврежденном позвоночнике, вспоминал свою службу в легионе. Вспомнил, как рано утром их, похожих на оборванцев, 260 человек, высадили из автобусов на плацу в одном из вербовочных пунктов Иностранного легиона.

К бывшим советским солдатам подошли тогда двое легионеров. Взяли у сопровождавших сопроводительные документы. Один из них на чистом русском языке, приказал им построиться. Услышав родную русскую речь, солдаты оживились, – оказывается, в легионе есть и русские. Они слышали об этом и раньше, но тут убедились воочию. У ребят, – как вспоминал Ян, – поднялось настроение.

Стоявшие перед строем легионеры были одеты в военную форму цвета хаки. Широкие синие пояса, как стало известно позднее, назывались камербандами, были обмотаны вокруг их талий. На плечах ярко-красным пламенем горели эполеты. На голове были белые кепи, на ногах белые гетры. Вообщем, на бывших советских солдат, оба легионера тогда произвели довольно внушительное впечатление. Но, допотопные винтовки, которые висели у них на плечах, прибывших разочаровали. Уж, какие были у них свои старые советские карабины, но этим винтовкам было до них очень далеко.

Легионер, который говорил по-русски, оказался капралом Василенко, служившим в легионе с 1949 года. Оказывается, он еще мальчишкой был угнан немцами из города Белгорода в Германию, И там работал на одном из заводов Круппа токарем. Когда их освободили американцы, он, по совету одного из рабочих французов, уехал с ним во Францию, да так там и остался. Это Яну и его товарищам стало известно немного позднее. Так вот, Василенко оглядел строй, и, судя по выражению лица, оказался довольным их выправкой, улыбнулся, и скомандовал, – «на право!»

Душевая, в которой все оказались, представляла собой огромный из бетона зал, с висящими с потолка сосками. Кранов, подающим к ним воду, было только два, – «холодный» и «горячий». Разделись в небольшой комнате примыкающей к залу. А когда помылись, в коридоре с противоположной стороны, из окон каптерок, каждому была выдана легионерская форма. Да, Ян вспомнил, прежде чем их одели в новую форму, они прошли через один кабинет, в котором было несколько врачей.

Каптенармусы вели себя доброжелательно. Терпеливо выслушивали говоривших на франконском наречии, и то и на ломанном французском новобранцев, и добросовестно подгоняли под каждого военную форму.

Потом Василенко повел всех в столовую. Еду поглощали молча. Когда обед был закончен, всех провели в казарму, где стояли металлические кровати с матрасами набитыми соломой, непонятно чем набитыми подушками, и рваные одеяла. Потрогав матрас рукой, Ян, да и все кто тогда с ним был, вспомнили постели в бельгийском лагере интернированных… Настоящие ватные матрасы, пуховые подушки, белые простыни, и легкие байковые одеяла, телевизоры. Но делать было нечего. Никто не роптал. Они сами, каждый, выбрали этот, новый для них путь.

Остаток того дня был для «молодых» легионеров, свободным. Каждый оборудовал свое новое спальное место, занимался подгонкой обмундирования.

Поздно вечером раздались звуки горна. Горнист играл «отбой». Но богатые новыми впечатлениями русские легионеры, долго еще не спали, переговариваясь между собою вполголоса.

Их сладкий сон, был прерван задиристыми звуками горна. Умылись холодной водой, которая бежала из крана установленного в начале длинного бетонного желоба, после чего получили по кружке горячего кофе. После этого легкого завтрака, сержант Василенко, признав в Яне лидера своих земляков, приказал разбить всех на две равные группы. Одну группу, под руководством Яна отправили на уборку территории и прочие хозяйственные работы, а другую, под руководством друга Сперскиса, Воронина, на чистку картофеля.

Вечером всех поездом отправили в Марсель. Эшелон был полон рекрутов. Но русские были все вместе в двух вагонах. Слушались Сперскиса и его помощника Воронина беспрекословно.

Рано утром уже были в Марселе. Всех прибывших поместили в накрытые тентами грузовики, и привезли, как легионеры узнали позднее, в форт Сен-Николя. Форт был расположен на высоком холме, который высился над морским портом. В форте уже было около двух сотен, таких же, как и они, рекрутов. Звучала невообразимая смесь языков, – английского, французского, испанского, еще какого-то, а теперь появилась еще и русский.

Где-то там, легионеров обучали стрелковому делу, вывозили на полигон, потом снова привозили, и потом партиями, человек по сто, переправляли пароходом в Алжир.

Русским легионерам пошли навстречу. По просьбе Сперскиса их не распределяли по разным ротам, а поместили всех в одной казарме.

Ребята, привыкшие уже ко многому, быстро привыкли и к своему новому положению, хотя центральный двор форта производил на них довольно тягостное впечатление. Он похож был на внутренние тюремные дворы, знакомые уже из показанных им фильмов-боевиков. Уж эти-то фильмы, бывшие советские солдаты смотрели во все глаза. Где им можно было увидеть подобное у себя на Родине? Да нигде. У сержантов, в руки которых передали русских легионеров, был явно свирепый вид. Но русских легионеров, их вид не пугал. Они у себя в Советской Армии, видели и не таких. И хотя сержанты с русскими держались, как тюремные надзиратели, но было видно, что этих русских, они побаиваются.

Осень стояла холодная, дождливая. В казармах холодно, обстановка мрачная, угнетающая. О санитарных условиях, которыми были не избалованы даже бывшие советские солдаты, приходилось только мечтать. Помещение не имеет ни окон, ни электрического освещения. Из крана течет ледяная вода, и он служит умывальником для целого батальона легионеров. Туалеты были оборудованы почти также как в казармах Советской Армии. В бетонном полу проделаны дырки, по бокам от них подставки для ног. Койки в спальных помещениях казармы, трехъярусные. Между ними такое узкое пространство, что едва можно протиснуться. Разве можно было всю эту «прелесть» сравнить с тем, что они оставили там, в лагере интернированных, в Конго?

Но русские легионеры адаптировались быстро. Дисциплине их приучать не имело смысла. Они все понимали с полуслова. Французскую речь, на которой к ним обращались сержанты, все понимали прекрасно, и могли уже вполне сносно на ней говорить. Они поставили стол в центре казармы, и вечерами, там, в клубах дыма разворачивались карточные баталии. Но ни драк, ни ссор, между проигравшими и выигравшими никогда не было. Тут начеку был всегда невысокого роста черноволосый крепыш, их непререкаемый авторитет, Ян Сперскис, который в корне пресекал все возникающие за столом недоразумения.

Как-то вечером, в выдавшийся маленький кусочек свободного времени, Ян с Ворониным проходили по укреплению форта, откуда открывался вид на гавань и небольшой остров, на котором была видна средневековая крепость, которая носила знаменитое название, – замок Иф. Откуда было им тогда знать, особенно Воронину, который и в руках-то не держал книгу о человеке, который был заключен в этот замок, а в последствии ставший героем знаменитой книги Александра Дюма – отца, – граф Монте-Кристо…

За окном казармы льет дождь и дует сильный ветер. Всех русских легионеров, и еще сотню испанцев, англичан и итальянцев переодели в походную форму, и проводили с ними, не смотря на непогоду, усиленную боевую подготовку. Вскоре их должны были отправить в Алжир.

Обучали пользоваться различными видами оружия из Западных стран. Но советским солдатам это было не в новинку. Им привыкшим обращению со своим оружием, обучение это давалось легко. Чего не скажешь о легионерах других стран. Со стороны столов, где они занимались разборкой и сборкой стрелкового оружия, довольно часто раздавались свирепые вопли недовольных сержантов-инструкторов. Вооружили легионеров американскими винтовками «М16». Так, по крайней мере сказал в своем повествании посетившим его журналистам, спустя почти тридцать лет после возвращения на Родину Ян Сперскис. Пулеметы и гранаты были немецкими, Орудия и минометы – французскими.

Общаясь с новыми коллегами по легиону, русские солдаты, видели, как меняются эти испанские, английские и итальянские парни. Не было уже тоски в глазах, чувства оторванности от своего старого, привычного окружения. Не было и чувства того, если бы тебя утянуло в сливное отверстие в туалете, никто бы даже глазом не моргнул. Появился живой блеск в их глазах. Конечно же, было и не все гладко.

Служба в легионе протекала довольно своеобразно, – занятия, работа, караул, патруль за дезертирами и пьянство. Иногда случались и драки. В особенности частыми они были между поляками и немцами. Нередко дело доходило и до поножовщины. Естественно такая жизнь не могла отразиться хорошо на дальнейшей судьбе легионеров, а потому в большинстве случаев под конец службы легионеры становились пьяницами и неврастениками.

Однажды, группа легионеров была на полигоне, где проходили минометные стрельбы. Собралась смесь темнокожих, белокожих, смуглых и бледных, бородатых, усатых, лысых и косматых парней, от которых выгодно отличались своей короткой стрижкой русские легионеры. И вот, один, похоже, испанец, подошел к ожидавшему очередь на стрельбу из миномета русскому парню, и неожиданно выхватил из рук того часть журнала «Pleyboy». Парень не успел и рот открыть, как рядом, неизвестно откуда появился Ян Сперскис. Он схватил за руку испанца и предложил тому, вернуть журнал хозяину. Испанец ответил бранью и грубо оттолкнул руку Яна. И тут случилось невероятное. Никто и не заметил, как испанец оказался лежащим на земле, а на его горле стояла обутая в армейский ботинок нога Сперскиса. Выждав мгновение, он спокойно посмотрел в испуганное лицо лежащего на земле легионера, и повторил на французском языке свою просьбу. Еще раз внимательно посмотрел на того, убрал с его горла ногу, и, не оглядываясь, исчез в окружившей инцидент толпе легионеров. Журнал был возвращен хозяину. Испанец этот в дальнейшем старался держаться подальше от русских парней.

Но, как бы там не было, Французский Легион всегда славится своей сплоченностью и четким кодексом чести, привилегированностью и дисциплиной. Легион – это элитные вооруженные силы Франции, и в солдатах и офицерах ощущение гордости за свою часть, свою казарму и форму, за свою службу и за себя самого воспитывается с первых же мгновений пребывания в легионе. Вот поэтому-то на адаптацию и приспособление к условиям жизни военнослужащего, сплочение и передачу трепетно хранимых традиций легиона отводится целых 4 недели. После адаптации солдаты проходят техническую и горную подготовку, выполняют марш-броски и сдают экзамен для получения первичного свидетельства о начальной технической подготовке. В целом, этап военной подготовки, занимает чуть больше трех месяцев, после чего служащие распределяются непосредственно по местам службы, в соответствии с потребностями вооруженных сил Франции…

Но обстановка в Алжире была такой, что туда требовалось все новое и новое пополнение. Поэтому и шла усиленная подготовка легионеров, в том числе и выходцев из Советского Союза. В связи с тем, что им «зачли» боевой опыт подавления Познаньского восстания в Польше и событий в Венгрии, обучение их снизили до двух недель. И уже в сентябре 1960 года, самолетами перебросили в Константину, на борьбу против партизан в «городских джунглях».

Большая часть «советских легионеров» попала в мотопехоту. Распределили всех по ротам, состоявшим тогда из ста двадцати человек каждая, обучили ездить за рулем «Виллиса».

За непродолжительное время рота, куда зачислили бывших советских солдат, потеряла только убитыми во время уличных столкновений, пятнадцать человек. В ноябре 1960 года часть легионеров перебросили из Константины в столицу Алжира, где они три недели прокладывали железнодорожные пути со склада к базе Легиона.

В декабре того же года 1-й Иностранный полк Легиона перебросили на юг Алжира – в оазисы Таманрассет и Ани-Сафра, чтобы прикрывать там южные границы от проникновения арабских моджахедов со стороны Нигера и грузов оружия периода Второй мировой войны, от которого тогда активно избавлялся Советский Союз. Легионеры осуществляли там «глухую блокаду» караванных троп, чтобы не пропустить грузы оружия и боеприпасов, ни моджахедов. Блокада выражалась не только в выставлении подвижных засад, но и тщательном минировании возможных путей движения алжирских караванов, постоянном воздушном наблюдении за передвижением моджахедов. Французские войска и их зарубежные наемники – легионеры, стремились обезопасить себя в этом отношении от любых неожиданностей, не разбираясь, уничтожали, бомбардируя и расстреливая любые неизвестные им скопления верблюдов и людей. Время от времени Легионеров снова перебрасывали в крупные алжирские города на борьбу в «каменных джунглях» – Аннабу, Оран, Хасси – Мессауд, Алжир.

Борьба против городских повстанцев была чрезвычайно опасным занятием: спокойствия нигде не было, – ни в узких улочках, ни на базаре. Везде по легионерам могла открываться неожиданная стрельба. Попытки облав в том квартале, где происходило нападение, в девяноста девяти процентах случаев результата не давали, – стрелявшие бросали оружие, из которого только что стреляли, на месте. Отпечатки пальцев при этом на нем просто отсутствовали. Партизаны предусмотрительно использовали для этого перчатки. В озлоблении легионеры избивали всех попавшим им в руки молодых алжирцев, которых сдавали в полицию, или отвозили на свои базы, где подвергали таким чудовищным пыткам, что, как вспоминали сами легионеры, – «гестаповцы отдыхают». В таких случаях, если легионерам в руки попадал студент, он неизбежно считался участвовавшим в нападении. Это происходило потому, что студенчество Алжира стало тогда «одним из локомотивов» вооруженной борьбы с колонизаторами…

…В тот субботний день, подразделение Легиона, где было большинство бывших советских солдат, патрулировало окраины города Хасси – Мессауда.

Город расположен, если смотреть с высоты птичьего полета, среди пустыни. Окрестности Хасси-Мессауда легко можно определить по «маякам» чадящих факелов на нефтепромыслах. Сам город, по словам ребят призванных с северных районов СССР, очень похож на города бескрайнего Севера. Те же грязные замусоренные дороги, обшарпанные пятиэтажки. Только минусовую температуру Севера, надо поменять на плюсовую, африканскую. Этот город никогда бы не возник, если бы не огромное нефтяное месторождение. Жилые и административные городки западных компаний были сгруппированы около аэропорта и в пригороде, и обнесены двойной трехметровой стеной с несколькими видами заграждений из колючей проволоки. Выезжать в город запрещено без сопровождения французской полиции. В последнее время участились нападения берберов на жилые городки иностранных нефтяников, поэтому они и попросили французские власти прислать в город свои войска. Вот так и оказалось подразделение легиона в этом городе.

Под жилье легионерам выделили несколько домиков, напоминающих собой обыкновенные вагончики, которые назывались «Портокабин». Домик разделен на две равные части, каждая на одного человека. Но поскольку «Портокабин» был недостаточно, командир подразделения лейтенант Бардан, поселил в каждую комнатку по два человека. Он разделил легионеров на четыре подгруппы, в каждой по десять человек. Командиром одной из них и был назначен, получивший недавно нашивки сержанта, Ян Сперскис. И поселился он в комнатке со своим другом Лу.

На утреннем построении лейтенант Бардан объявил легионерам, что территория вокруг Хасси объявлена зоной безопасности и приказал безжалостно уничтожать всех тех, которые ее нарушают. Отделению, которым командовал Ян Сперскис, досталась северная окраина жилого комплекса нефтяников. В их распоряжении был один бронетранспортер, и один виллис. Тогда уже в легионе была довольно приличная радиосвязь, и поэтому они были в курсе всех событий, которые происходили в поле зрения легионеров.

Как всегда, самым опасным временем суток, для легионеров была ночь. Это постоянное и тревожное ожидание действий берберов. Их считали самыми опасными противниками. Они способны были видеть даже ночью и бить без промаха по легионерам их своих винтовок.

Вот и в эту субботнюю ночь легионеры сначала почувствовали, а потом и услышали вокруг укрепленного городка какое-то движение. А с первыми проблесками зари произошло нападение на все посты легионеров. Было еще темно и поэтому ничего нельзя было различить кроме неясных фигур двигающихся в сторону постов. Легионеры забили тревогу, но вдруг голос из рядов этих неясных фигур крикнул на чистом французском языке:

– Не стрелять! Это Легион!

И хотя лейтенант Бардан мгновенно оценил обстановку, что кроме них легионеров в этом районе быть не должно, нападавшим хватило и этого мгновения, чтобы переместить переносное прикрытие ближе к городку, и открыть огонь. Крики и грохот выстрелов покрывал священный боевой крик берберов, – Аллах Акбар…! Смерть нечестивым! Четыре часа продолжалась эта дикая и страшная бойня. Но легионеры обманули надежду берберов на быструю и легкую победу. Нападавшие отступили и бесследно исчезли в бескрайних просторах пустыни Сахары. В этом бою арабы потеряли много убитых и раненых. Точную цифру потерь противника установить было невозможно. Оставшиеся в живых федаины, отступая, уносили с собой и убитых и раненых.

Война шла с переменным успехом. Если города продолжали оставаться для французов и легионеров очень неспокойными местами, где они слабо владели ситуацией, то пустыня ими более – менее контролировалась. Здесь легионеры размещались отдельными батальонами, устраивая укрепленные лагеря, защищенные минными заграждениями и проволочными спиралями Бруно. Вокруг самого лагеря расставлялись двойные посты с собаками. Каждому батальону придавалось по два легких штурмовика «Альфа Джет» и вертолет «Ягуар». Для них заранее оборудовали взлетно-посадочную полосу из специальных разборных щитов. Также наготове стояли безоткатные орудия «Хот», минометы и специальные машины, оборудованные на случай ночной атаки, прожекторами.

Арабы и туареги неоднократно атаковали такие лагеря верхом на верблюдах. Легионеры, с трудом, но отбивали эти атаки. Если атака была в темное время суток, «конницу», обстреливавшую их из привязанных к верблюдам минометов, ослепляли прожекторами, уничтожая артиллерией и бомбя авиацией. Таким образом, война в пустыне была для алжирцев напрасным кровопролитием.