Текст книги "Солдаты удачи поневоле…"

Франжье поднялся, накинул халат и вышел на террасу. За столиком сидел Лу. В одной руке его была сигарета, в другой бокал с вином. На столике стояла ополовиненная бутылка «Перно». Глаза Лу были закрыты.

– Эй, камрад, – осторожно тронул его за плечо Франжье, – с тобой все в порядке?

– А я знал, что ты придешь. Просто не спится, Франжье… Неожиданно вспомнил, как мы в Сахаре нашли сбитый федаинами самолет поддержки нашего батальона «Альфа Джет».

– Ну и, что, Лу, если все нам вспоминать, что пережили, так можно и с ума сойти…

– Да я понимаю, Франжье, но вот приснился мне этот сволочной самолет, и все. И не могу уснуть.

– Понятно, Лу. Завтра буду просить недельного отпуска. Пора отдохнуть, развеяться. поедем на пляж, на берег океана.

– Ты думаешь, нас отпустят?

– Уверен. Таких специалистов, как мы, им еще поискать нужно.

– Ну, раз уверен, значит, отдохнем,… Ты знаешь Франжье, во сне все происходило как наяву. Словно мы с тобой только что оттуда, – Лу затянулся сигаретой. В ночном воздухе над его головой поднимались идеально правильные кольца табачного дыма. Он жадно еще раз затянулся, выпустил еще несколько колец и взглянул на огромный диск луны. Остров находился почти на экваторе, поэтому луна была похожа на огромную планету, стремительно приближающейся к ним. Кругом царило безмолвие, изредка нарушаемое шумом редко пробегающих вблизи автомобилей.

Франжье с интересом рассматривал огромный диск луны.

– Ты знаешь, Лу, у меня такое впечатление, что я такую же луну видел в детстве. И, возвращаясь к теме затронутой его другом, добавил, – я не представляю, дружище, сколько нам с тобой, и всем кто был с нами, потребуется таких ночей, чтобы забыть все пережитое нами в Легионе…

– Не знаю, Франжье, не знаю, но я, почему уверен, что вспоминать это придется всю оставшуюся жизнь.

– Может быть, Лу, может быть, – Франжье налил в пустой бокал своего друга вино и залпом выпил. Закурил сигарету и прикрыл глаза. Оба молчали. Каждый думал о своем. Франжье мысленно возвращался снова туда, в пустыню Сахару, в свой батальон…

…Тогда, с наступлением сумерек на пустыню опустилась прохлада, и легионеры, утомленные боем, готовились к отдыху. Неожиданно Франжье и Лу вызвал лейтенант Бардан.

– Вот что друзья, садитесь в вездеход капитана. Ты Лу, за руль, ты Франжье, возьми пулемет МГ. Будешь за охрану. Едем вот сюда, – лейтенант ткнул пальцем в обведенную красным кружочком на карте точку. Тут должен быть сбитый федаинами наш «Джет». Нужно забрать пилота, если он жив.

Через полчаса они уже были в заданной точке пустыни Сахара. Когда подъехали, остатки самолета еще дымились. Лейтенант приказал Лу оставаться за рулем, а Франжье следовать за ним.

От штурмовика «Альфа Джет», которым так гордились легионеры, мало что осталось. Повсюду валялись куски металла и дымящиеся обломки. Порылись в обломках. Ничего. И только после того, как Франжье нашел обгоревший и не раскрытый парашют, и обугленное тело пилота, лейтенант вздохнул облегченно.

– Выкопай яму, Франжье и все это, – он какое-то мгновение помолчал, не зная как назвать обугленные останки пилота, – и все это закопай.

Когда все уже было закончено, они сняли головные уборы, молча постояли пару минут у могилы, надели кепи и пошли к вездеходу. Салют по погибшему лейтенант приказал не давать. Да об этом знали и Франжье и Лу. Зачем было привлекать к себе блуждающих в округе федаинов…

Франжье вздохнул, – сколько таких безымянных могил оставили в пустыне Сахаре легионеры, не знаем даже мы, оставшиеся в живых…

И вот оба в недельном отпуске. Сидят на заднем сидении «Ситроена», за рулем которого был хорошо им знакомый, ставший едва ли не их другом, смуглолицый Жак. Впереди прибрежный город Ватумандри, с его прекрасными океанскими пляжами.

Скучать в дороге не пришлось. Жак, знавший много историй о родном Мадагаскаре, рассказывал то одну, то другую…

…– Вот здесь, месье, – кивая на заросшую кустарником котловину, – в начале века был жестокий бой повстанцев с солдатами Французского иностранного легиона, которые с другими французскими войсками подавляли восстание малагасийцев. Не обратив внимания на переглянувшихся при упоминании легионеров Франжье и Лу, Жак продолжал. – Непосредственным поводом к началу открытого вооруженного сопротивления колониальному захвату острова, послужил приказ губернатора острова о сдаче оружия и роспуске малагасийской армии. Вот тогда и вспыхнуло восстание. Партизаны действовали на широком фронте. Скрывались в труднодоступных местах, и они наносили существенный урон колониальным войскам…

– Подожди, подожди, Жак, но ведь именно Франция и дала толчок к развитию Имерины. Не вы ли жили в камышовых хижинах, носили набедренные повязки, не зная даже, сколько будет два плюс два…

– Так я, месье, и сказал, что восстание началось не против Франции, а против того, что стали разоружать национальную армию…

– Ладно, Жак, а чем воевали твои предки, и откуда получали оружие, если армия сдала его колониальным войскам?

– Оружие? А воевали пращами и дротиками. А огнестрельное оружие доставлялось на остров контрабандистами. Но стоило оно очень дорого. Цена одной винтовки приравнивалась к цене трех – четырех быков. Но партизаны пользовались и самодельными ружьями, изготовленными местными кузнецами. Именно вот в этой местности на сторону восставших перешло много малагасийцев из национальной полиции…

– Ну и как долго шла эта война? – неожиданно задал свой вопрос до этого дремавший Лу.

– В 1902 году французы разбили самый крупный отряд восставших. Они использовали поддержку находившихся вблизи берегов французских кораблей. А позиции, которые включали в себя брустверы с бойницами, а также частокол и завалы с волчьими ямами, захватили тогда солдаты Французского иностранного легиона…

– А вот там, – Жак кивнул в окошко, откуда виднелись домики деревеньки, – четыре года назад ее жители и жители еще трех соседних деревень убили, по меньшей мере, 67 похитителей зебу, – это местная разновидность коров, которые на острове очень почитаемы. Тогда столкновение между похитителями и местными крестьянами произошли ночью. Тогда около сотни бандитов напали на жителей деревень и угнали более тысячи голов скота.

Был поднят большой шум. Полиция, используя вертолет, обнаружила похитителей. Но пресечь расправу разъяренных крестьян не успели – большинство похитителей были уже убиты. 12 человек крестьян получили ранения. И вот еще что интересно, – похитители вооружены современным оружием, а для вывоза животных прибегают к подкупу полиции и должностных лиц. Для жителей острова эти горбатые коровы являются священными, но при этом животных иногда приносят в жертву, а их мясо используют в пищу. Стоимость похищенного зебу на «черном рынке» подчас превышает 200 долларов США.

– Да… – неопределенно протянул Франжье. – Подкуп был, есть и будет, и от этого порока человечество никуда не денется…

Дорога, по которой Жак гнал свой «Ситроен», извивалась между холмами. Год-порт Ватумандри вырос перед пассажирами автомобиля внезапно. Жак притормозил машину у входа в отель, стоявший метрах в трехстах от великолепного океанского пляжа.

На следующий день все трое были на пляже. Местный пляж выгодно отличался от пляжа в Марселе. Там пляж был всегда загаженным. Огромные горы бумаги вперемежку с апельсиновыми корками и презервативами создавали образ пляжа созданного для отбросов общества. А здесь был чистый белый песок, и вполне даже приличная и трезвая публика.

Ватумандри выглядел каким-то провинциальным городом. На улицах, в отличие от Марселя не было пьяных, не было слухов о грабежах, убийствах.

В этот тихий августовский вечер, двое товарищей и их проводник, и «путеводитель», как они называли Жака, сидели за столиком в прибрежном «Бистро», и не спеша, потягивали легкое французское вино. Полная луна, висевшая над безбрежным океаном, была очень похожа на огромный светящийся апельсин. Они даже не обратили внимания, как к их столику подошел какой-то старик. Он был прилично одет и ни как не походил на изредка встречающихся в прибрежной зоне попрошаек.

– Ааа, – неожиданно воскликнул Жак, – увидев подошедшего старика, и повернувшись к Франжье и Лу, – познакомьтесь, месье, это местная достопримечательность, ходячая энциклопедия месье Разанампарани. А это, – показал он рукой на друзей, – мои французские камрады Франжье и Лу.

– Присаживайтесь, месье, к нам за столик, – пригласил старика Франжье. – Жак, попроси гарсона принести еще один бокал и бутылочку вина.

– Если можно, месье, мне лучше немного виски, – улыбаясь, доброжелательно посмотрел на Франжье старик.

Слабое освещение «бистро» затрудняло рассмотреть старика. Его смуглое лицо аборигена, обрамленное длинными седыми волосами, и тощей седой бородкой, светилось самой добротой.

После того, как стрик выпил виски, Жак, неожиданно попросил его, – месье Разанампарани, расскажи господам про город Ватумандри. Я их вчера только привез, а они ничего не знают. – И посмотрев на Франжье и Лу, попросил, – если можно, еще одну порцию виски…

– Ну, что можно рассказать вам, месье, про город? – пригубив виски, тихим голосом заговорил старик, – наверное, начну с того, почему он так называется. По легенде, месье, в старые, древние времена, когда вода в океане была сладкой, жил на Мадагаскаре добрый великан Дарафифи. По просьбе своих жен отправился он за солью на другую сторону океана, купил ее там, насыпал в огромный мешок и привязал его к бамбуковой палке. А к другому концу привязал большой камень, чтобы соль не перевешивала. Когда Дарафифи вернулся на остров, палка, на которой висела соль, сломалась. Соль упала в океан, и от этого вода в нем стала соленой. А камень, то, что за черным утесом возвышается у берега, лежит и по сей день. С тех пор эта деревня, которая сейчас именуется городом, и носит название Ватумандри. «Вату» – камень, а «мандри» – неподвижный.

– Но на этом злоключения Дарафифи не кончились, – продолжал старик. – Вернувшись домой он узнал, что жены посылая его за солью, чтобы, оставшись одним, поблудить с соседом. Когда великан увидел это, он бросил жен в озера, которые он прежде подарил им, чтобы женщины могли выращивать рис. Озера очень красивы, а в хорошую погоду на дне видны их хижины, в которых живут эти женщины. Только вот беда: ветер с гор всегда дует над озерами, и поэтому самих женщин ни как не разглядишь, – старик обвел взглядом своих слушателей и лукаво улыбнулся. Так незаметно пролетела неделя отдыха.

Перед отъездом они снова сидели за столиком «бистро». И с ними находился старик Разанампарани. На этот раз он отказался от виски, а пил, как и все, легкое французское вино. Пригубив бокал, он с прищуром посмотрел на Франжье и Лу, и спросил, – а вы знаете, что в марте 1947 года именно здесь, в районе Ватумандри вспыхнуло восстание. Этот округ добивался независимости ль Франции. Тут все горело. Но что могли сделать повстанцы с копьями, допотопными ружьями и амулетами против воинских частей, переброшенных французами из своих африканских колоний? Бои на острове шли полгода, число жертв неизвестно и по сей день. «Особо опасных» мятежников французы погрузили на самолеты и просто сбросили с высоты. Несколько месяцев каратели опустошали непокорные мадагаскарские деревни. Установившаяся спокойная жизнь на острове была до 1960 года. Снова начались волнения. И Париж был вынужден подарить острову хотя бы видимость независимости. У нас стал президент – марионетка. У власти стал капитан французских ВМС Дидье Рациака. Казалось бы, этому сыну бедных крестьян из Ватумандри грех жаловаться на французов. Но он не ненавидел всех вазаха. Так тогда называли аборигены французов и тех, кто их поддерживал. И смысл первого указа президента Рациаки сводился к тому, чтобы вышвырнуть всех временных из страны…

Старик тяжело вздохнул, и снова внимательно посмотрел на французов. И только потом спросил, – а вы не принимали участия в подавлении этого восстания 1947 года? Поймав настороженные взгляды молодых людей, неожиданно улыбнулся. – Нет, вы тогда были совсем мальчишками. Но все равно, уж очень вы похожи на тех солдат, которые были тогда тут.

Неожиданно возмутился Жак, – что ты болтаешь, старик!

Но того остановил Франжье. – Подожди, подожди, Жак, не нужно обижаться на старика. Он прав. А я хотел бы задать ему такой вопрос:

– Ты, старик в те годы был моложе, и наверняка участвовал в боях против французов. И судя по своей грамотности, вряд ли был рядовым воином. А раз так, то как тебе удалось остаться в живых?

Старик, на мгновение растерялся. Но быстро пришел в себя. Он поднялся из-за стола, поблагодарил всех за угощение, и, не отвечая на поставленный вопрос, молча ушел.

Когда они за столиком остались одни, Франжье спросил их малагасийского друга, – скажи-ка, Жак, мне кажется странным, что такой простой старик, очень грамотен. Кто он на самом деле?

– Я не хотел вам ничего говорить, но он сам, как я понял, захотел этого. Разанампарани происходит из богатой семьи. В конце тридцатых закончил Парижский университет, исторический факультет. В восстании 1947 года не участвовал. Был министром образования в правительстве президента Рациаки. Вот и все, что о нем мне известно. Сейчас он на пенсии…

В академии Лу ждала куча писем и телеграмм от Марии. У него сразу поднялось настроение и он, как будто весь, светился радостью.

…Прошло девять месяцев, как вернулись в Неаполь Мария и Моника, и, вдруг новая телеграмма от Марии: «Здравствуй, милый, я родила тебе сына. Если ты не против, назовем его Марио-Николо де Лу.»

Светящийся счастьем Лу, подскочил к своему другу, и, тыча ему телеграммой в лицо, что-то несвязно кричал. Из всего того, что понял Франжье, у Лу родился сын. Когда тот немного успокоился, Франжье сел рядом с ним на стул.

– Вот что, дружище, я рад, что у тебя родился сын. И не важно где, в России, или в Италии. Главное это твой сын. Что думаешь делать? Контракт прерывать не советую. Ты много потеряешь. Лучше отправляй деньги Марии. А мы проживем здесь и на мои…

Я понял, что Россия теперь тебе заказана. Где ты будешь жить, во Франции, или Италии?

Советую получить Французское гражданство, тогда и перебраться в Италию будет довольно просто. А так… решай сам. Я только даю совет…

И ровно год спустя после окончания контракта с военной академией Мадагаскара, друзья вернулись во Францию, а оттуда поехали в Марсель, в штаб квартиру Легиона, где получили паспорта граждан Франции.

27 ноября 1966 года. В этот день скончался кумир всех легионеров русского происхождения, и не только их, бригадный генерал Французской армии, Зиновий Пешков.

…Уже многие годы спустя после возвращения на родину, Франжье часто вспоминал похороны своего кумира. И мысленно возвращался снова туда, на кладбище Сен-Жневьев-де-Буа… Он снова видел перед собой плиту усопшей княгини Вики Оболенской, которую генерал любил всю свой жизнь, под которой и был погребен по своему завещанию. Перед глазами Франжье снова была та надпись, которая была написана на этой плите. Он снова открывал книгу, и снова и снова перечитывал то, что читал уже множество раз…

…«За заслуги перед Францией Зиновий Пешков получил множество наград, стал бригадным генералом французской армии. Когда Зиновий Пешков скончался, отпевал его в Александро – Невском соборе его друг, младший брат княгини Вики, Николай Оболенский… Хоронили Зиновия Пешкова, как национального героя, при огромном стечении народа…»

Зиновий Пешков с Горьким и Катей Желябужской. Италия

И на закате жизни Зиновий был таким же oбаятельным мужчиной

Зиновий Пешков, майор – 30 годы прошлого столетия и генерал – 40 годы прошлого столетия. Французский иностранный легион

Франжье тяжело вздохнул, вспоминая эти похороны, на которых присутствовал и он с уцелевшими в Африке русскими легионерами.

Перечитывая снова главу про Пешкова, Франжье нашел то, что воочию видел сам… «Согласно завещанию на надгробном камне было высечено лишь три слова: «Зиновий Пешков, легионер».

Год спустя после похорон Зиновия Пешкова Франжье случайно увидел в книжном киоске Парижа книгу Ильи Зильберштейна, коллекционера писем известных людей, и немедленно купил ее. Вечерами лежа в постели он запоем читал ее, и узнал о Пешкове много нового.

Оказывается, что в 1964 году, его уже 80-летнего старика, призывает его старый друг де Голль, и поручает, как старому дипломату, выполнить миссию на Тайване, чтобы встретиться с Чан Кай Ши. Пешков и Чан Кай Ши были хорошо знакомы еще со времен Сибирской эпопеи.

В своей книге Зильберштейн вспоминает довольно курьезный разговор между ним и Пешковым… Рассматривая альбом с фотографиями де Голля, он заметил, что по званию Пешков выше главы французского государства, и сказал об этом собеседнику. Зиновий Алексеевич тогда объяснил, что с тех пор, как де Голль стал президентом, некому стало его награждать и повышать в звании. «И при встречах он должен отдавать вам честь?» – Конечно, – ответил Пешков и посмотрел на меня, как на провинциала…

Зильберштейн описал в книге подробности кончины и похорон Зиновия Пешкова. И хотя Франжье лично присутствовал на них, он еще раз с волнением прочитал об этом скорбном эпизоде.

Илья Зильберштейн, отмечает, что умер Зиновий Пешков в американском госпитале Нейи, там, где 50 лет назад ему ампутировали руку. Чувствуя, что умирает, Пешков попросил вызвать своего друга, православного священника Николая Оболенского, которого он сам спас, увезя из бушующей России в гражданскую войну. Последними его словами было: «Он закроет мне глаза. И пусть у моего гроба будут легионеры…» На похоронах Зиновия Пешкова присутствовал цвет французской политической и военной элиты. Сам директор кабинета де Голля Жорж Галишон от его имени склонил перед гробом Пешкова голову.

На траурной процессии, как и завещал Пешков, его гроб сопровождал караул из легионеров, которые несли подушки с его наградами, знамена русских добровольцев двух мировых войн. Свеча, горевшая в изголовье гроба, освещала то, что он брал с собой в могилу – портрет А. М. Горького, Военную медаль и Большой Крест Почетного легиона».

От французского правительства на похоронах присутствовал министр иностранных дел Кув де Мурвиль. Здесь же находились друзья покойного: Массильи, бывший министр иностранных дел, министр национального образования Франции Христиан Фуше. Кроме того, много было и людей с большими звездами на погонах. От Французского иностранного легиона был полковник Вадо.

Генерал Анри Труайя сказал от имени всей французской армии: «Однорукий Пешков был у солдат одним из самых популярных офицеров: небольшого роста, очень динамичный, изысканной культуры, интересующийся самыми разнообразными проблемами, свободно говоривший на 5 языках и приветливый в обращении».

Далее в книге Зильберштейн приводит некролог газеты «Монд»: «Не стало Зиновия Пешкова, большой личности, яркой краски в палитре «Свободной Франции». А в заключение все некрологи и благодарственные речи в адрес Пешкова обобщает выдержкой из статьи Андрея Мансона, помещенной в газете «Орор» за 29 ноября 1966 года: «Франция никогда не забудет того, кто служит ей верой и правдой».

С особым интересом Франжье прочитал воспоминания и самого Пешкова, которые он нашел на книжном рынке в 1967 году.

Приемный сын Максима Горького, четырехзвездный генерал и посол Франции Зиновий Алексеевич Пешков стал летом этого года одним из героев выставки «Честь и верность». Посвященная истории Иностранного легиона, она открылась в столице Франции на пороге национального праздника Французской Республики. «Жизнь генерала Пешкова затмит любой приключенческий роман, – сказал в беседе с корреспондент ИТАР – ТАСС историк русской эмиграции во Франции Александр Жевахофф. – Удивительный человек, поразительная судьба». Родившийся 16 октября 1884 года, Зиновий был старшим среди сыновей нижегородского гравера Михаила Свердлова. В юности мечтал об артистической и литературной карьере. В восемнадцать лет принял православие, его крестным отцом был сам «буревестник революции». Друг семьи, писатель дал крестнику свою настоящую фамилию, и тот стал Пешковым. Зиновий сопровождал Горького и его жену Марию Андрееву в эмиграции, жил в Канаде, США, выполнял обязанности литературного секретаря на Капри, встречался с Лениным. Начало Первой мировой войны застало его в Италии, где он записался во французском консульстве в Иностранный легион. Это было единственное воинское подразделение Франции, к службе в котором допускались иностранцы. Свой первый бой доброволец принял в первую же военную осень. Спустя несколько месяцев, во время штурма Каренси, был тяжело ранен, потерял руку, но не покинул армию. В 180-летней истории Иностранного легиона Франции он считается одним из самых отважных солдат. На выставке, развернутой сейчас в парижском Музее Почетного легиона на набережной Сены, можно видеть оружие и перчатку знаменитого «однорукого капрала». Свой очередной контракт с Легионом Пешков дополнил примечанием: «На весь период военных действий». Во время лечения герой войны был радушно принят в парижских кругах. В тот период Франция прилагала большие усилия, чтобы убедить США поддержать союзников в войне с Германией. Американский опыт Зиновия мог пригодиться, полагал руководитель кабинета министра иностранных дел Филипп Бертело. Он уговорил главу МИД и премьера Аристида Бриана направить легионера за океан. Капрал, говорящий на английском столь же свободно, как на русском, французском, итальянском и немецком, стал в итоге лейтенантом – переводчиком при после Франции в Вашингтоне и оказал ценные услуги французской дипломатии. А когда Америка наконец-то вступила в войну, Зиновий получил орден Почетного Легиона.

Поздней весной 1917 года, уже в чине капитана, вместе с французской миссией, он оказался на родине, в России. В том же году, после нового поворота истории, его младший брат Яков Свердлов стал председателем ВЦИК – формальным главой советского государства. Но братья вряд ли смогли бы понять друг друга – их убеждения были слишком разными.

В период гражданской войны французские власти направили Пешкова представителем при белых армиях – к адмиралу Колчаку в Сибирь, на юг России к генералу Врангелю. Зиновий присутствовал при эвакуации из Крыма в Константинополь последних частей добровольцев. В 1921, когда в Поволжье разразился голод, крестник – вновь рядом с Горьким, призывающим Запад не допустить гибели людей в России. По призыву писателя он организовывал международную помощь для населения России, выполнял обязанности секретаря международной комиссии.

В Иностранный легион Пешков вернулся в начале двадцатых, уже приняв французское гражданство. Не имея классического военного образования, он, тем не менее, смог подняться до командных постов. Служил в Марокко, где под его началом находилось немало соотечественников, записавшихся в легион во французском консульстве в Константинополе. Во время боевых действий в Северном Марокко – Рифской войны – в 1925 году он вновь был тяжело ранен – на этот раз в ногу, как сам говорил, «для симметрии». Военные впечатления будут положены им в основу книги «Иностранный легион в Марокко», которую специалисты назовут интересным свидетельством о тяжелых боях легиона. В конце двадцатых дипломатический опыт переводчика и мастера переговоров Пешкова вновь оказался востребованным французским МИДом. Он был временно прикомандирован к посольству Франции в Вашингтоне. Но свои отпуска Зиновий неизменно стремился проводить в Европе – в Италии. В Сорренто он встречался со своим приемным отцом, Горьким.

Пешков вспоминает, что в конце 1926 года он был переведен на разведывательную работу, которую проводил в разных странах по каналам разведки и МИДа. Работу эту облегчало то, что у него имелись старые связи с деятелями большевизма. И в связи с этим он вынужден был опасаться, что французская контрразведка может посчитать его двойным агентом. Забыть об этом неприятном для него чувстве, заставил перевод его в 1930 году в распоряжение главнокомандующего войсками Франции в Сирии и Ливане. Здесь ему удается добиться расположения лидеров почти всех враждебных группировок и успехов в их умиротворении и показать, что его дальнейшая карьера впоследствии в дипломатическом ведомстве началась именно здесь, в Ливане.

О своей карьере, которую ему предопределила судьба, Пешков пишет довольно кратко:

«Незадолго до Второй мировой войны, в 1937 году, я был направлен в Марокко, где вступил в командование батальоном иностранного легиона. А в сентябре 1939 года, после вступления Франции во Вторую мировую войну, в Марокко, начались локальные бои против спровоцированных на восстание немецкой агентурой местных племен. Но на их пути встал наш иностранный легион, и замысел немцев в Северной Африке провалился. После поражения Франции 1940 году я отказался признать коллаборционисткое правительство Виши и заключение с немцами перемирия. Я прямо заявил, что война с немцами еще не закончена… Но что могли сделать несколько батальонов Иностранного легиона? Поэтому я решил уйти в отставку. И буквально, спустя несколько дней, в одну из ночей, я уезжаю на пароходе вместе с преданными мне легионерами, в Англию. В Лондоне сразу поступаю в распоряжение генерала де Голля в числе первых французских офицеров, что в дальнейшем послужило одной из важных причин моего дальнейшего военного и дипломатического роста. Теперь меня уже считали не просто соратником, но и другом будущего главы Франции. С тех пор, по поручению де Голля, начались мои далеко не безопасные военно дипломатические миссии, в которых я, как правило, всегда одерживал успех. Одной из таких поездок стало прибытие по морю в США, чтобы добиться более существенной помощи от богатой Америки».

Вот как пишет Эдмонда Шарль-Ру об этой миссии: «Хорошо шли дела Пешкова и в США, где вашингтонские газеты ежедневно пишут: «Иностранный легион призывает бороться с фашизмом!» После этого Пешков убывает в Британскую Африку, где участвует в формировании сил «Свободной Франции», и там ему присваивается воинское звание бригадного генерала. После Великой французской революции 1789 г. и Наполеоновских войн это был поистине уникальный случай…С начальным образованием, но богатым военным опытом, в мае-июне 1942 г. Пешков успешно сражается в Сирии против вишистских войск, результатом чего стал разгром профашистских сил. Не менее успешно протекает его деятельность и в последующие годы Второй мировой войны. В 1945 г. генерал Пешков фактически спасает от голодной смерти остатки Французского иностранного легиона, а также чиновников разных французских учреждений Вьетнама и Китая, не получавших жалованье за 3 года, доставив им деньги и продовольствие. В 1950 г., в возрасте 66 лет, будучи уже генералом с самым большим количеством наград – около 50, к которым только что прибавился Большой Крест Почетного легиона, Пешков выходит в отставку. Он полагает, что на этом его работа на благо Франции и приключения оканчиваются, и что теперь он может посвятить время себе и литературному творчеству…

К сожалению, все эти книги, при возвращении Франжье на родину, были конфискованы советской таможней…