Текст книги "Белая бригада"

Разное море

На картах море обозначено только синим, а на самом деле оно бывает очень разным. Оно бывает строго темно-синим в снежно-белых льдинах, напоминающих куски рафинада на Камчатке, оно бывает бутылочно-зеленым у японских берегов, мутно-желтым у Вьетнама, изумрудно-зеленым у берегов Цейлона, лазурно-голубым в Средиземноморье.

У него изменчивый характер, оно то ласковым котенком увивается у ног, то, нахмурившись, с шипением катит нескончаемые валы, с которых ветер клочьями срывает белоснежную пену, то встает неумолимой свинцовой стеной и падает тысячами тонн на стальную палубу корабля, сминая леера и снося на своем пути все незакрепленное.

Море может заставить человека почувствовать свою ничтожность, а его сердце – трепетать от ужаса. Тогда сам себе покажешься крохотным кусочком плоти на маленьком островке железа, затерянном в безбрежном хаосе бушующего океана, поглотившего уже миллионы жизней. Неумолимая и бесстрастная статистика подтверждает, что каждый день в море гибнет минимум одно судно, десятки моряков уходят на дно и каждый день в зале страхового общества Ллойда печально звонит колокол с погибшего фрегата «Ла Лютин», а черная страница в журнале «Морской флот» называет корабли поименно.

Море может подарить тебе такую радость, которую ты никогда и нигде больше не встретишь. Когда сердце от восторга выскакивает из груди, когда хочется во все горло кричать от переполнивших тебя чувств, стоя на мокрой, уходящей из-под ног палубе, вцепившись руками в леера, обдаваемый мириадами соленых брызг, вспыхивающих на солнце, как маленькие бриллианты…

Средний морской танкер «Илим» в составе соединения кораблей восьмой оперативной эскадры в восемнадцать вымпелов уже шестые сутки медленно пробивался из Коломбо сквозь штормящий Индийский океан к точке рандеву – острову Сокотра. Судно шло на капитальный ремонт во Францию, изношенная машина не позволяла держать ход больше восьми узлов. Суровый закон морских конвоев – держать эскадренный ход по самому медленному судну – не позволял соединению кораблей быстро проскочить опасные широты. К тому же у сторожевиков и эсминцев старых проектов были на исходе топливо и котельная пресная вода, а затянувшийся шторм не давал танкеру возможности заправлять их на ходу.

Океан бросал корабли как щепки, особенно доставалось эсминцам и сторожевикам, порой скрывавшимся в волнах до самого мостика. Их узкие корпуса со стремительными обводами, приспособленные для скоротечного боя, плохо «отыгрывались» на штормовых волнах. То и дело доносился вой оголенных винтов, когда корабль подбрасывало на гребне волны. Каково приходилось на них людям, можно было только догадываться, поскольку большинство матросов были первогодками.

Танкеру с его низкой палубой доставалось меньше, но все равно волнами погнуло фальшборт на баке и снесло часть леерного ограждения по левому борту. Моряки, измученные беспрерывной качкой, зевали на ходу. Питались консервами из штормового рациона. Однако соединение упорно пробивалось к цели.

Первым из кораблей начал сдавать эсминец «Дальневосточный комсомолец», корабли этого проекта не были предназначены для дальних океанских походов – у него заканчивались горючее и котельная вода. Через десять часов корабль мог превратиться в железную коробку, беспомощно болтаюшуюся на волнах. Заправку нужно было провести во что бы то ни стало!

Несколько раз эсминец подходил к танкеру с кормы, но толстые швартовы, заведенные с помощью линемета, рвались, как гнилые нитки, а лопнувшие шланги обдавали полубак эсминца водой и мазутом. Но корме танкера и на баке корабля стояли моряки в спасательных жилетах, закрепленные шкертами на штормовых леерах. Надежда на успех таяла с каждым часом. Настал критический момент – в линемете остался предпоследний заряд и всего два толстых полипропиленовых троса.

Улучив момент относительного затишья, эсминец приблизился к корме танкера. Негромко хлопнул линемет, полетела выброска, таща за собой тонкий шкерт проводника и, наконец, попала на бак эсминца возле орудийной башни. Матросы быстро завели швартов, протянули шланги, дали давление. Заправка пошла. Моряки с замиранием сердца смотрели на трос, который то провисал, угрожая намотаться на винт, то натягивался до звона, готовый вот-вот лопнуть.

В напряженной тишине, нарушаемой лишь свистом ветра, прошло полчаса, за которые никто на корме не произнес ни слова. До окончания полной заправки оставалось еще минут сорок, когда все увидел одинокую огромную волну, стеной идущую на корабли. Настоящий «девятый вал».

Эсминец взмыл на гребне волны, задрав к небу форштевень – так, что стало видно поросшее водорослями днище. Нос корабля, обвитый натянувшимися шлангами, как гигантский серый топор с пятнами ржавчины, навис прямо над кормой танкера.

Все, кто был на корме, судорожно вцепившись в леера, молча ждали своей участи. Эсминец, проломив корму и затопив машинное отделение, гарантированно отправил бы танкер на дно и не факт, что уцелел бы при этом сам.

Шансы на спасение были минимальны – в штормовом океане не спасся бы никто!

В это время форштевень «Комсомольца» резко ушел вправо, шланги лопнули, обдав корпус корабля водой и мазутом.

Швартов выдержал, но тут же из палубы с леденящим душу скрежетом, сминая листы обшивки как бумагу, начал вырываться кнехт. Мощное швартовное устройство, намертво закрепленное на палубе, легко, как пробка из шампанского, косо взлетело в воздух и, снеся по пути несколько антенн на эсминце, бесследно кануло в беснующуюся пучину. Трос хлестнул по морякам боцманской команды и «припечатал» несколько человек к барбету носовой башни, Послышались крики о помощи. Однако обошлось без жертв, ушибы и вывихи были не в счет. Танкер поднялся на гребень волны. Жалобно взвыл оголенный винт и заскрипели шпангоуты, даже д огнетушители сорвались с гнезд.

Ни до, ни после этого я не видел и не слышал о подобном. Даже много повидавшие французы-ремонтники на заводе с удивлением качали головами, разглядывая громадную дыру в кормовой палубе, через которую было видно румпельное отделение.

Шторм неожиданно начал стихать, но мертвая зыбь громадными холмами с белыми гребнями шла еще около суток. Но дело было сделано – эсминец получил достаточно воды и топлива, чтобы дотянуть до острова Сокотры.

Через день, когда шторм окончательно стих и танкер на ходу произвел дозаправку кораблей эскадры, на горизонте замаячили неясные очертания долгожданного острова. Океан был тих и спокоен, ничто уже не напоминало о прошлом шторме. Однако на кораблях заметно прибавилось работы – везде правили, сваривали, красили, подсчитывали ущерб. Больше всех досталось «Дальневосточному комсомольцу»: старый корабль получил множество вмятин на корпусе, заклинило часть дверей, погнуло фальшборт и половину лееров.

Стоянка на Сокотре была недолгой и после короткого «косметического» ремонта танкер двинулся дальше, к берегам Европы. Однако еще долго в кошмарных снах нас преследовал этот острый кованый форштевень с красной звездой и кровавыми пятнами красного сурика, неумолимо вырастающий над нами из морской пучины…