Текст книги "Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)"

Так мы просидели неизвестно сколько времени; я гадала, действительно ли Эдварду не хочется шевелиться так же, как мне. Но вместе с тем я замечала, что свет тускнеет, тени деревьев удлиняются, подбираясь к нам, и вздохнула.

– Тебе пора.

– Ты говорил, что не читаешь мои мысли.

– Учусь понемногу, – я услышала по голосу, что он улыбается.

Он взял меня за плечи, и я посмотрела ему в лицо.

– Можно, я покажу тебе кое-что? – спросил он, и его глаза вдруг возбужденно вспыхнули.

– Что покажешь?

– Как я обычно передвигаюсь по лесу, – он заметил, что я изменилась в лице. – Не бойся, это совершенно безопасно для тебя, и к пикапу мы вернемся гораздо быстрее, – его губы изогнулись в кривоватой улыбке – такой прекрасной, что у меня чуть не остановилось сердце.

– Ты превратишься в летучую мышь? – насторожилась я.

Он громко расхохотался.

– Вот такого я еще не слышал!

– Да быть того не может.

– Ладно, трусиха, полезай ко мне на спину.

Я медлила, думая, что он шутит, но, похоже, он был настроен серьезно. Заметив мое замешательство, он улыбнулся и протянул руку. Мое сердце с готовностью отозвалось, и хотя Эдвард не мог прочитать мои мысли, меня предательски выдавал пульс. Он закинул меня за спину без малейшего усилия с моей стороны, но, усевшись на него, я обхватила его руками и ногами так крепко, что обычный человек на его месте задохнулся бы. Это было все равно что цепляться за камень.

– Я потяжелее рюкзака, который ты обычно носишь, – предупредила я.

– Ха! – фыркнул он, и мне отчетливо представилось, как он закатывает глаза. Я еще никогда не видела его настолько воодушевленным.

Удивив меня, он вдруг схватил мою руку, прижал ладонью к своему лицу и глубоко вздохнул.

– С каждым разом все легче, – прошептал он.

И бросился бежать.

Если я и боялась смерти когда-либо в его присутствии, этот страх не шел ни в какое сравнение с тем, который я испытывала теперь.

Он несся по темному густому подлеску как пуля, как призрак. Ни звука, ни еще какого-нибудь признака, что его ноги касаются земли. Его дыхание не участилось, ничто не указывало, что он прилагает усилия. Но деревья пролетали мимо с головокружительной скоростью, и мы всякий раз чудом успевали избежать столкновения с ними.

Я слишком перепугалась, чтобы закрыть глаза, хотя их жег прохладный лесной воздух, бьющий мне в лицо. Чувствовала я себя так, словно во время полета высунулась в иллюминатор. Впервые в жизни меня по-настоящему укачало.

И вдруг все закончилось. До луга сегодня утром мы добирались несколько часов, а обратно к пикапу вернулись за считаные минуты.

– Бодрит, правда? – голос Эдварда возбужденно звенел.

Он стоял неподвижно, ожидая, когда я слезу. Я попыталась, но мышцы отказались подчиняться. Руками и ногами я по-прежнему цеплялась за Эдварда, голова противно кружилась.

– Белла? – он забеспокоился.

– Кажется, мне надо прилечь, – еле выговорила я.

– Ой, извини, – он ждал, но я все еще не могла пошевелиться.

– Без твоей помощи я не слезу, – призналась я.

С тихим смехом он осторожно разжал мои руки, которыми я мертвой хваткой вцепилась ему в шею. Сопротивляться стальным тискам его рук было невозможно. Потом перевернул, подхватил на руки, как ребенка, подержал минуту и бережно посадил на упругий папоротник.

– Как себя чувствуешь? – спросил он.

– Голова кружится…

– Наклони голову между коленями.

Я попыталась, но это не помогло. Делая размеренные вдохи и выдохи, я старалась не двигать головой, слыша, как Эдвард садится рядом со мной. Прошло несколько минут, и постепенно я обнаружила, что уже могу поднять голову. В ушах звенело.

– Видимо, затея была неудачная, – задумчиво произнес Эдвард.

Я держалась, но голос звучал слабо.

– Нет, что ты, было очень интересно.

– Ха! Да ты белая, как призрак, – нет, ты белая, как я!

– Наверное, надо было закрыть глаза.

– Не забудь в следующий раз.

– В следующий раз! – простонала я.

Он рассмеялся, по-прежнему в превосходном настроении.

– Воображала, – проворчала я.

– Открой глаза, Белла, – тихо попросил он.

Я подчинилась и увидела прямо перед собой его лицо. Его красота поражала мое воображение, слишком невероятная, чтобы привыкнуть к ней.

– Пока я бежал, я думал… – он умолк.

– Надеюсь, о том, как бы не врезаться в дерево.

– Белла, глупышка, – он усмехнулся, – бег – моя вторая натура, о таких вещах мне задумываться незачем.

– Воображала, – повторила я.

Он улыбнулся.

– А думал я о том, – продолжал он, – что мне хотелось бы попробовать.

И он снова взял мое лицо в обе ладони.

У меня перехватило дыхание.

Он колебался, но не так, как это бывает у людей.

Не так, как колеблется мужчина перед тем, как поцеловать женщину, оценивая ее возможную реакцию, прикидывая, как будет воспринят его поцелуй. Или же чтобы продлить идеальный момент предвкушения, который порой оказывается лучше самого поцелуя.

Эдвард колебался, чтобы испытать себя, убедиться, что опасности нет и что он по-прежнему владеет собой.

А потом его холодные губы мраморной статуи легко коснулись моих губ.

К чему оказались не готовы мы оба, так это к моей реакции.

Кровь закипела у меня под кожей, обожгла губы. Дыхание участилось, я запустила пальцы в волосы Эдварда и притянула его к себе. Мои губы раскрылись, я жадно втянула его дурманящий запах.

И сразу же почувствовала, как под моими губами он превратился в бесчувственный камень. Его руки бережно, но с силой отстранили мою голову. Открыв глаза, я увидела на его лице настороженность.

– Ох… – выдохнула я.

– Не то слово.

Его взгляд был диким, он изо всех сил сжимал челюсти, но это не помешало ему ответить мне четко и внятно. Удерживая мое лицо на расстоянии нескольких сантиметров от своего, он медлил и ослеплял меня красотой.

– Может, мне?.. – я попыталась высвободиться и отстраниться.

Но он не позволил мне отодвинуться ни на сантиметр.

– Ничего, терпимо. Подожди минутку, пожалуйста, – голос был учтивым и сдержанным.

Я смотрела на него, отмечая, как перестают сверкать его глаза, а выражение в них смягчается.

Вдруг он сверкнул неожиданно проказливой усмешкой.

– Вот так, – подытожил он, явно довольный собой.

– Терпимо? – спросила я.

Он засмеялся.

– Я сильнее, чем думал. Приятно это сознавать.

– А вот я, увы, нет. Извини.

– Ты же всего лишь человек.

– И на том спасибо, – съязвила я.

Он поднялся на ноги плавно, почти неуловимо быстро, и неожиданно протянул мне руку. А я уже привыкла к тому, что мы по уговору старательно избегаем прикосновений. Я взялась за ледяную руку и вскоре убедилась, что нуждаюсь в поддержке больше, чем ожидала. Чувство равновесия ко мне пока что не вернулось.

– Голова все еще кружится? От бега или моего искусного поцелуя?

Каким по-человечески беззаботным казался он сейчас, пока смеялся, и его лицо ангела оставалось безмятежным! Как непохож он был на Эдварда, которого я знала раньше! Он окончательно вскружил мне голову, я чувствовала это. Теперь мысль о разлуке с ним причиняла мне почти физическую боль.

– Точно не знаю, я до сих пор не в себе, – сумела выговорить я. – Наверное, по обеим причинам.

– Пожалуй, тебе стоит пустить меня за руль.

– Ты спятил? – возмутилась я.

– Я вожу лучше, чем ты, даже когда с тобой все в порядке, – поддразнил он. – У тебя слишком замедленная реакция.

– Пусть так, но твое вождение не выдержат ни мои нервы, ни мой пикап.

– Пожалуйста, доверяй мне хоть немного, Белла.

Я сунула руку в карман и крепко сжала ключ в кулаке. Потом подумала и со сдержанной усмешкой покачала головой.

– Не-а. Ни за что.

Он удивленно поднял брови.

Я попыталась обойти его, направляясь к водительской дверце, и он, возможно, позволил бы мне, если бы я не пошатнулась. А может, и не позволил бы. Так или иначе, его рука, обвившаяся вокруг моей талии, превратилась в капкан, вырваться из которого невозможно.

– Белла, я уже потратил немало сил, чтобы ты осталась в живых. И я не дам тебе сесть за руль, потому что ты даже на ногах не стоишь. Кроме того, друг ни за что не позволит другу сесть за руль в нетрезвом состоянии, – ухмыльнувшись, напомнил он.

От его груди исходило немыслимо сладкое благоухание.

– В нетрезвом состоянии? – переспросила я.

– Тебя опьянило само мое присутствие, – на его лице играла дурашливая усмешка.

– И ведь не поспоришь, – вздохнула я. Деваться некуда, противиться ему невозможно ни в чем. Я подняла руку и разжала пальцы, роняя ключ; Эдвард с молниеносной быстротой выбросил руку вперед и беззвучно поймал его. – Только полегче, моему пикапу давно пора на пенсию.

– Логично, – согласился он.

– А на тебя, значит, мое присутствие не действует? – с досадой спросила я.

Подвижное лицо Эдварда опять преобразилось, стало ласковым и мягким. Он не ответил, только наклонился к моему лицу и медленно провел губами по щеке от уха до подбородка, а потом обратно. Я затрепетала.

– А реакция, – наконец шепнул он, – у меня все равно лучше.

14. Разум выше материи

Мне пришлось признать, что он и вправду водит машину неплохо – когда держит скорость в разумных пределах. На дорогу он почти не смотрел, однако шины ни разу не отклонились от середины ряда даже на сантиметр. Одной рукой он рулил, в другой держал мою ладонь. И смотрел то на заходящее солнце, то на меня – на мое лицо, волосы, которые ветер выдувал в открытое окно, на наши сплетенные руки.

Он нашел какую-то радиостанцию, где крутили старую популярную музыку, и начал подпевать песне, которую я слышала впервые. А он знал все слова до единого.

– Любишь музыку пятидесятых?

– В пятидесятые годы музыка была неплохой. Гораздо лучше, чем в шестидесятые или семидесятые… бр-р! – он передернулся. – Восьмидесятые – еще куда ни шло.

– А ты скажешь мне когда-нибудь, сколько тебе лет? – нерешительно спросила я, опасаясь испортить ему настроение.

– А это важно? – к моему облегчению, его улыбка по-прежнему была безмятежной.

– Нет, просто интересно… – я состроила гримасу. – Ничто так не мешает спать по ночам, как неразгаданная тайна.

– Интересно, расстроишься ты или нет, – задумался он вслух и снова засмотрелся на солнце. Шли минуты.

– А ты проверь, – не выдержав, предложила я.

Он вздохнул и уставился на меня в упор, напрочь забыв про дорогу. Должно быть, увиденное подбодрило его. Он перевел взгляд на заходящее солнце, при свете которого его кожа мерцала рубиновыми искрами, и заговорил.

– Я родился в Чикаго в 1901 году, – он помолчал, искоса посматривая на меня. С невозмутимым видом я терпеливо ждала продолжения. Слегка улыбнувшись самому себе, он продолжал: – Карлайл нашел меня в больнице летом 1918-го. Мне было семнадцать, и я умирал от «испанки» – испанского гриппа.

Я ахнула так тихо, что сама едва расслышала этот звук, но Эдвард его уловил. И снова впился в меня взглядом.

– Я плохо помню, что со мной было – с тех пор прошло немало времени, а человеческая память ненадежна. – После недолгого раздумья он продолжил: – Но помню, каково мне было, когда Карлайл спас меня. Это не пустяк, такое не забывается.

– А твои родители?

– К тому времени они уже умерли от той же болезни. Я остался один. Поэтому Карлайл и выбрал меня. В разгар эпидемии никто даже не заметил, что я исчез.

– А как он… спас тебя?

Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил. Казалось, он с особой тщательностью подбирает слова.

– Это было трудно. Мало кто из нас наделен выдержкой, без которой этой цели не достичь. Впрочем, Карлайл всегда был самым гуманным, самым участливым из нас… Вряд ли найдется в истории хоть кто-нибудь, кто сравнится с ним, – он помолчал. – А мне было просто очень и очень больно.

По тому, как затвердели его губы, я поняла, что к сказанному он больше ничего не добавит. И я подавила любопытство, хотя оно было далеко не праздным. В связи с услышанным мне требовалось многое осмыслить, кое-что лишь начинало доходить до меня. Несомненно, быстрый разум Эдварда уже охватил все, что я упустила.

Негромкий голос прервал мои мысли:

– Его побудило одиночество. Вот она, причина, которой обычно объясняется выбор. В семье Карлайла я стал первым, хотя вскоре он нашел и Эсме. Она упала со скалы. Ее отправили прямиком в морг больницы, несмотря на то, что ее сердце еще билось.

– Значит, надо быть при смерти, чтобы стать… – мы никогда не произносили это слово, и сейчас я тоже не сумела.

– Нет, это все Карлайл. Он ни за что не поступил бы так с тем, у кого есть выбор, – всякий раз, когда он упоминал о том, кто заменил ему отца, в его голосе звучало уважение. – Правда, он говорит, что обычно бывает легче, – продолжил он, – когда кровь слабая, – он смотрел на уже потемневшую дорогу, и мне снова показалось, что тема закрыта.

– А Эмметт и Розали?

– Следующей в нашу семью Карлайл привел Розали. В моем присутствии он был осторожен в мыслях, и лишь гораздо позднее я понял: он надеялся, что Розали станет для меня тем же, чем Эсме стала для него самого, – он закатил глаза. – Но Розали навсегда осталась для меня просто сестрой. И всего через два года она нашла Эмметта. Она охотилась – в то время мы находились неподалеку от Аппалачей, – и столкнулась с медведем, который чуть было не прикончил его. Она отнесла Эмметта к Карлайлу, более чем за сто шестьдесят километров. Я только теперь начинаю понимать, с каким трудом ей дался этот путь, – он многозначительно посмотрел на меня, поднял руку, не выпуская моих пальцев, и провел тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Но Розали справилась, – подбодрила я Эдварда, стараясь не смотреть в его невыносимо прекрасные глаза.

– Да, – негромко ответил он. – Она увидела в лице Эмметта то, что придало ей силы. С тех пор они неразлучны. Иногда они живут отдельно от нас, как супружеская пара. Но чем более молодыми мы выглядим в глазах окружающих, тем дольше нам удается обходиться без постоянных переездов. Форкс показался нам идеальным местом, поэтому всех нас записали в школу, – он засмеялся. – Думаю, через несколько лет нам опять предстоит их свадьба.

– А Элис и Джаспер?

– Элис и Джаспер – редкие существа. У обоих сознательность, как мы это называем, развилась без посторонней помощи. Джаспер принадлежал к… другой семье, совсем не такой, как наша. Он впал в депрессию и какое-то время странствовал в одиночку. Его нашла Элис. Как и у меня, у нее есть некоторые способности, выходящие за пределы нормы для нашего вида.

– Правда? – живо перебила я. – Но ты же говорил, что только ты умеешь читать мысли людей.

– Так и есть. А у нее свои умения. Она видит – то, что может произойти, то, что грядет. Но эти видения субъективны. Будущее не определено раз и навсегда, оно меняется.

Он договорил, сжал челюсти и метнул в меня настолько быстрый взгляд, что я так и не поняла, почудился он мне или нет.

– И что же видит Элис?

– Она увидела Джаспера и поняла, что он ищет ее, еще до того, как он сам понял это. Увидела Карлайла и нашу семью, и они вместе отправились искать нас. Особенно развито у нее чутье на нелюдей. Так, она всегда предвидит приближение другой стаи нам подобных. И угрозу, которую они могут представлять.

– А разве… таких, как вы, много? – удивилась я. Сколько же вампиров живет среди людей?

– Нет, не много. Но большинству чужд оседлый образ жизни. Только те, кто, как мы, отказались от охоты на человека, – хитрый взгляд в мою сторону, – могут достаточно долго сосуществовать с людьми. Нам удалось найти единственную семью, такую же, как наша, – в одной деревушке на Аляске. Некоторое время мы жили вместе с ними, но нас было так много, что со временем мы стали привлекать внимание. Тем из нас, кто живет… иначе, свойственно объединяться.

– А остальные?

– В большинстве своем кочуют с места на место. Все мы порой ведем такой образ жизни. Как любой другой, он приедается. Но время от времени мы неизбежно сталкиваемся с себе подобными, потому что большинство из нас предпочитает север.

– Почему?

Мы уже стояли перед моим домом, Эдвард заглушил двигатель пикапа. Было очень тихо и темно, вечер выдался безлунный. Свет на крыльце не горел, и я поняла, что отец еще не вернулся.

– Неужели сегодня ты весь день не открывала глаз? – пошутил он. – Думаешь, я способен разгуливать по улицам при свете солнца, не создавая аварий? Потому-то мы и выбрали полуостров Олимпик – одно из самых бессолнечных мест на планете. Приятно иметь возможность выходить из дома днем. Ты не представляешь себе, как может надоесть за восемьдесят с лишним лет ночная темнота.

– Значит, вот откуда берутся легенды?

– Вероятно.

– А Элис, как и Джаспер, пришла из другой семьи?

– Нет, в этом и заключается тайна. Элис вообще не помнит своей человеческой жизни. И не знает, кто создал ее. Когда она пробудилась, рядом никого не было. Тот, кто сотворил ее, ушел, и никто из нас не может понять, почему и как ему это удалось. Если бы не чутье Элис, если бы она не увидела Джаспера и Карлайла и не поняла, что скоро станет одной из нас, она скорее всего одичала бы.

Столько пищи для размышлений, столько еще незаданных вопросов! Но к моему стыду, у меня вдруг заурчало в животе. Заинтригованная, я даже не заметила, как проголодалась. И только теперь почувствовала, что у меня разыгрался зверский аппетит.

– Извини, что из-за меня ты пропустила ужин.

– Ничего страшного.

– Я никогда не проводил много времени с тем, кто ест человеческую пищу, потому и забыл.

– Мне хочется побыть с тобой еще.

Выговорить эти слова в темноте было проще: я знала, что голос выдаст мою безнадежную зависимость от Эдварда.

– А мне нельзя к тебе? – спросил он.

– Ты хочешь? – Я не могла представить себе это богоподобное существо сидящим на старом стуле в кухне моего отца.

– Да, если можно.

Я услышала, как тихо открылась дверца с его стороны, и почти сразу же он очутился с моей стороны и открыл дверцу передо мной.

– Совсем как человек, – похвалила я.

– Да, кое-что вспоминается.

Он шагал рядом со мной в ночи так тихо, что я то и дело поглядывала на него, убеждаясь, что он по-прежнему здесь. В темноте он гораздо больше походил на обычного человека. Да, он по-прежнему был очень бледен и прекрасен, как мечта, но от фантастического сияющего существа, которое я видела солнечным днем, не осталось и воспоминаний.

Он подошел к двери первым и открыл ее передо мной. Я помедлила на пороге.

– Дверь была не заперта?

– Нет, я открыл ее ключом из-под карниза.

Я вошла в дом, включила свет на крыльце, обернулась к Эдварду и вопросительно подняла брови. Ключ из-под карниза я при нем ни разу не доставала – в этом я была уверена.

– Мне было любопытно узнать о тебе.

– Ты за мной шпионил? – почему-то изобразить праведное негодование не удалось. Я была скорее польщена.

Он и не думал раскаиваться.

– А чем еще заняться здесь ночью?

Оставив на время этот разговор, я прошла по коридору на кухню. Эдвард опередил меня, указывать ему дорогу не понадобилось. Он занял тот самый старый стул и словно озарил своей красотой всю кухню.

Я занялась приготовлением ужина: достала из холодильника вчерашнюю лазанью, отложила кусок на тарелку, поставила подогреваться в микроволновку. Тарелка вращалась внутри, кухню наполнял запах помидоров и орегано. Глядя на нее, я заговорила.

– Ну и как, часто? – словно невзначай, спросила я.

– Хм-м? – похоже, я отвлекла его от раздумий о чем-то другом.

Я не оборачивалась.

– Часто ты являлся сюда?

– Я прихожу почти каждую ночь.

От удивления я круто обернулась:

– Зачем?

– Интересно смотреть на тебя, когда ты спишь, – буднично объяснил Эдвард. – Ты говоришь во сне.

– Нет! – ахнула я и залилась краской до корней волос. Чтобы устоять на ногах, мне пришлось схватиться за кухонный стол. Конечно, я знала, что разговариваю во сне, мама часто посмеивалась надо мной. Но я не думала, что и здесь мне придется беспокоиться по этому поводу.

Его лицо сразу омрачилось.

– Очень сердишься?

– Смотря… – голос звучал так, словно из меня вышибли весь воздух, и чувствовала я себя соответственно.

Он ждал, потом издал нетерпеливый возглас.

– …что ты слышал, – жалобно закончила я.

Быстро и молча он шагнул ко мне и осторожно взял меня за руки.

– Не расстраивайся! – попросил он, присел так, что его глаза оказались на уровне моих, и вгляделся в мое лицо. Мне было стыдно. Я попыталась отвернуться. – Ты скучаешь по маме, – прошептал он, – и волнуешься за нее. А когда идут дожди, их шум мешает тебе уснуть. Раньше ты часто говорила о своем прежнем доме, теперь уже реже. Однажды ты пробормотала: «Слишком уж зелено», – он тихонько засмеялся, и я поняла, что он старается не усугублять мою обиду.

– А что еще? – потребовала ответа я.

Он понял, что я имею в виду.

– Ты повторяла мое имя, – признался он.

Я вздохнула, смирившись с поражением.

– Часто?

– Для тебя «часто» – это сколько?

– О, нет… – моя голова поникла.

Он бережно привлек меня к себе.

– Тебе незачем смущаться, – зашептал он мне в ухо. – Если бы я только мог видеть сны, они были бы о тебе. И я бы нисколько не стыдился.

В этот момент мы оба услышали хруст гравия под шинами, по окнам скользнули лучи фар и осветили нас. Я замерла в объятиях Эдварда.

– Ничего, если твой отец застанет меня здесь? – спросил он.

– Даже не знаю… – я попыталась быстро обдумать ситуацию.

– Значит, в другой раз…

И я осталась одна.

– Эдвард! – прошипела я.

В ответ я услышала призрачную усмешку, а потом тишину.

Отцовский ключ повернулся в замке.

– Белла? – позвал Чарли. Раньше этот вопрос раздражал меня: я, конечно, кто же еще? А теперь оказалось, что вопрос не настолько неуместен.

– Я здесь, – ответила я, надеясь, что он не заметит ничего необычного в моем голосе. Выхватив из микроволновки свой ужин, я успела сесть за стол как раз к тому времени, как он вошел в кухню. После целого дня, проведенного с Эдвардом, мне показалось, что Чарли при ходьбе издает слишком много шума.

– А можно и мне? Вымотался. – Наступая на задники сапог, он стащил их. Рукой он опирался на спинку стула, на котором только что сидел Эдвард.

На свой ужин я набросилась, еще пока готовила еду для Чарли. Лазанья обожгла мне язык. Пока разогревалась вторая порция, я разлила молоко по двум стаканам и сделала из своего такой жадный глоток, словно заливала пожар. Ставя стакан на стол, я увидела, что поверхность молока в нем дрожит, и только тогда заметила, что у меня трясутся руки. Чарли уселся на все тот же стул, и контраст между ним и тем, кто занимал этот стул раньше, выглядел комично.

– Спасибо, – сказал он, когда я поставила перед ним тарелку.

– Как прошел день? – спросила я скороговоркой, торопясь сбежать к себе в комнату.

– Хорошо. Клев был… а ты как? Сделала все, что собиралась?

– Вообще-то нет. Слишком хороший день выдался, чтобы торчать в четырех стенах, – я запихнула в рот еще один большой кусок.

– Да, славный был денек, – согласился Чарли. Не то слово, мысленно подхватила я.

Расправившись с остатками лазаньи, я одним глотком допила молоко.

Чарли поразил меня наблюдательностью:

– Спешишь?

– Ага, устала. Хочу лечь пораньше.

– Ты как будто на взводе, – заметил он. Господи, ну почему ему вздумалось проявить внимание именно сегодня?

– Да? – вот и все, что я смогла ответить. Торопливо сполоснув посуду в раковине, я перевернула ее и поставила сушиться на кухонное полотенце.

– Суббота… – задумчиво произнес он.

Я молчала.

– На сегодня никаких планов? – вдруг поинтересовался он.

– Нет, папа, просто хочу отоспаться.

– Здешние парни не в твоем вкусе – так, что ли? – он явно что-то заподозрил, но держался как ни в чем не бывало.

– Нет, просто пока никто не приглянулся, – я старалась быть честной с Чарли, поэтому упоминать о «парнях» не стала.

– А я думал, Майк Ньютон… ты же вроде говорила, что общаешься с ним.

– Как с другом, папа, – и только.

– Знаешь, все равно никто из них тебе не пара. Вот поступишь в колледж, тогда и выберешь.

Мечта каждого отца – выпроводить взрослую дочь из дома, пока в голову не ударили гормоны.

– Вот и я так думаю, – согласилась я, направляясь к лестнице.

– Спокойной ночи, милая, – сказал он мне вслед. Теперь, наверное, весь вечер будет прислушиваться в ожидании, когда я попытаюсь улизнуть из дома.

– Увидимся утром, папа.

Точнее, сегодня ночью – ты же придешь проверить, у себя ли я.

Медленно, притворяясь усталой, я поднялась по лестнице к себе, хлопнула дверью так громко, чтобы Чарли наверняка услышал, а потом на цыпочках бросилась к окну. Открыв его, я высунулась в ночь. Я всматривалась в темноту, в непроглядные тени деревьев.

– Эдвард! – шепотом позвала я, чувствуя себя полной дурой.

Тихий смешок и ответ послышались из-за моей спины:

– Да?

Резко обернувшись, я в изумлении схватилась за сердце.

Широко ухмыляясь, Эдвард лежал поперек моей кровати. Руки он заложил за голову, ноги свесил с края и выглядел воплощением непринужденности.

Я ахнула, медленно оседая на пол.

– Извини, – он поджал губы, стараясь спрятать усмешку.

– Подожди, дай сердцу отойти.

Он сел медленно, словно опасаясь снова напугать меня. Потом подался вперед, протянул руки, взял меня за плечи, как ребенка, и усадил на кровать рядом с собой.

– Посиди здесь, со мной, – попросил он, накрыв холодной ладонью мою руку. – Как сердце?

– Это тебя надо спрашивать. Ты же наверняка слышишь его лучше, чем я.

От его негромкого смеха завибрировала кровать.

Минуту мы сидели молча, слушая, как замедляется стук моего сердца. Я думала о том, что Эдвард в моей комнате и Чарли сейчас дома.

– Можно мне еще минутку на человеческие потребности? – спросила я.

– Конечно, – он жестом отпустил меня.

– Сиди здесь, – напуская на себя строгий вид, велела я.

– Есть, мэм, – и он сделал вид, будто превратился в статую прямо на краю моей кровати.

Я вскочила, схватила с пола пижаму, со стола – сумку с туалетными принадлежностями, выскользнула из комнаты, оставив в ней свет, и закрыла за собой дверь.

Снизу слышался шум телевизора. Я громко хлопнула дверью ванной, чтобы Чарли не вздумал подняться проведать меня.

Я спешила, как могла. Яростно почистила зубы, стараясь действовать и тщательно, и быстро, уничтожая все следы лазаньи. Но поторопить горячую воду в душе не удалось. Она расслабила напряженные мышцы моей спины, успокоила сердце. От привычного запаха шампуня я почувствовала себя тем же человеком, каким была не далее как сегодня утром. Я старалась не думать об Эдварде, ждущем в моей комнате, потому что тогда пришлось бы начинать успокаиваться заново. Наконец тянуть было дольше некуда. Я закрыла воду и наскоро вытерлась, снова впадая в спешку. Потом надела дырявую футболку и серые спортивные брюки. Слишком поздно жалеть, что я не взяла с собой шелковую пижаму из «Victoria's Secret», которую мама подарила мне на позапрошлый день рождения: с несрезанными ярлычками, она так и осталась валяться где-то в ящике комода.

Я снова вытерла волосы полотенцем и быстро расчесала их. Бросила полотенце в корзину, сунула щетку для волос и зубную пасту в сумку. Сбежала по лестнице, чтобы показаться Чарли в пижаме, с мокрыми волосами.

– Спокойной ночи, папа.

– Спокойной ночи, Белла.

Мое появление его удивило. Пожалуй, настолько, что этой ночью он вряд ли станет проверять, дома ли я.

Я взлетела по лестнице, прыгая через две ступеньки, но стараясь не шуметь, вбежала к себе в комнату и старательно закрыла дверь.

За все это время Эдвард не сдвинулся даже на долю сантиметра, восседая на моем линялом стеганом одеяле, как статуя Адониса. Я улыбнулась, и его губы задрожали: статуя оживала.

Он окинул меня взглядом, заметив и влажные волосы, и драную футболку. И поднял бровь.

– Мило.

Я поморщилась.

– Нет, тебе правда идет.

– Спасибо, – шепнула я, подошла, села рядом с ним, скрестив ноги, и принялась изучать рисунок линий на дощатом полу.

– Зачем все это?

– Чарли думает, что я куда-то собралась тайком на ночь глядя.

– А-а… – он задумался. – Почему?

Как будто он не знал мысли Чарли лучше, чем я когда-либо надеялась узнать.

– Наверное, решил, что у меня взволнованный вид.

Он взял меня за подбородок и вгляделся в мое лицо.

– На самом деле у тебя очень теплый вид.

Он наклонился и приложил свою холодную щеку к моей. Я не шевелилась.

– М-м-м… – выдохнул он.

Когда он прикасался ко мне, задавать вразумительные вопросы было почти невозможно. Мне понадобилась целая минута, чтобы собраться с мыслями.

– Похоже, теперь… тебе уже легче находиться рядом со мной.

– Тебе так кажется? – пробормотал он, касаясь носом моей щеки. Я почувствовала легкое, словно крылом мотылька, прикосновение его руки: он отвел назад мои влажные волосы и коснулся губами впадинки под ухом.

– Намного легче, – подтвердила я, пытаясь сделать выдох.

– Хм-м.

– Вот я и задумалась… – я начала заново, но он медленно провел пальцами по моей ключице, и я опять потеряла мысль.

– М-да? – выдохнул он.

– Почему это… – мой голос дрогнул так, что я смутилась, – как думаешь?

Он рассмеялся, и я ощутила его прерывистое дыхание на шее.

– Разум выше материи.

Я отстранилась, при этом движении он замер, и я перестала слышать звук его дыхания.

Минуту мы настороженно смотрели друг на друга, постепенно он разжал стиснутые челюсти, и его лицо стало озадаченным.

– Я сделал что-то не так?

– Нет, наоборот. Ты сводишь меня с ума, – объяснила я.

Он снова задумался, а когда заговорил, голос звучал довольно:

– Правда? – и он медленно расплылся в торжествующей улыбке.

– Ждешь бурных аплодисментов? – съязвила я.

Он усмехнулся.

– Просто приятно удивлен, – пояснил он. – Последние лет сто, – шутливым тоном продолжил он, – мне даже в голову не приходило, что такое бывает. Я не верил, что когда-нибудь найду того, с кем захочу быть вместе… но не так, как с братьями и сестрами. А потом вдруг обнаружил, что, хотя все это для меня в новинку, у меня неплохо получается… быть с тобой…

– У тебя получается все, – уточнила я.

Он пожал плечами, признавая мою правоту, и мы еле слышно засмеялись.

– Но почему теперь стало настолько легко? – допытывалась я. – Еще сегодня днем…

– Нет, это еще не «легко», – вздохнул он. – Но сегодня днем я не успел… определиться. Прости меня, я вел себя непростительно.

– Вовсе нет. Простительно, – не согласилась я.

– Спасибо, – он улыбнулся. – Видишь ли, – продолжил он, потупившись, – я не был уверен, что мне хватит сил… – он взял мою руку и приложил ее к своему лицу. – А пока оставалась вероятность, что я… потерплю поражение, – он вдохнул запах моего запястья, – я… колебался. До тех пор, пока я не решил, что достаточно силен, нет никакой вероятности, что я… что я когда-нибудь смогу…

Я еще ни разу не видела, чтобы он подбирал слова с таким трудом. Это было совсем… по-человечески.

– Значит, теперь никакой вероятности нет?

– Разум выше материи, – повторил он с улыбкой, сверкнув зубами, несмотря на темноту.

– Ух ты, как просто.