Текст книги "Новолуние"

– И все-таки не понимаю, почему это так на тебя подействовало?

– Что?

– Почему на тебя так подействовала весть о моей гибели?

Прежде чем ответить, Эдвард целую минуту буравил меня недоверчивым взглядом.

– Неужели ты не помнишь, что я говорил тебе раньше?

– Нет, помню все…

Абсолютно все, включая ужасные слова, перечеркнувшие все остальное.

Холодный палец очертил контур моей нижней губы.

– Белла, ты сплошное недоразумение! – Закрыв глаза, Каллен покачал головой и невесело улыбнулся. – Вроде бы однажды я уже все объяснил. Видишь ли, я не могу существовать в мире, где нет тебя.

– Я… – хотелось поточнее выразиться, но мысли испуганно разбегались, – в замешательстве. – Да, верно, не могу понять смысла его слов!

В пронзительном, устремленном на меня взгляде не было ни капли притворства.

– Белла, я умею врать виртуозно и убедительно. Приходится…

Я так и застыла, тело сжалось в комок, будто от сильного удара. Рубец в груди запульсировал, и от боли перехватило дыхание.

Каллен осторожно коснулся моего плеча:

– Пожалуйста, дослушай до конца. Я виртуозный лгун, но ты так легко поверила! – Он поморщился. – Для меня это было настоящим… потрясением.

Не в силах сдвинуться с места, я ждала продолжения.

– Помнишь тот день в лесу… Я сказал тебе «прощай».

Нет, не желаю вспоминать!

– Ты не собиралась сдаваться, – прошептал Эдвард. – Я чувствовал и не хотел тебя отталкивать, боялся, что умру, если решусь на нечто подобное! Но при этом знал: если не поверишь, что я больше тебя не люблю, пережить расставание будет куда труднее. Малодушно надеялся: если поймешь, что у меня новая жизнь, тоже начнешь все сначала.

– Полный разрыв, – сорвалось с моих непослушных губ.

– Я и не рассчитывал так легко тебя убедить. Думал, возникнут непреодолимые трудности и ты будешь настолько уверена в правде, что придется часами выжимать из себя ложь, дабы посеять в твоем сознании хоть зерно сомнения. Я врал… прости меня, прости, что причинил боль, прости, что мой план потерпел крах. Прости, что не смог защитить от самого себя. Хотел при помощи лжи спасти, но ничего не вышло…

Только как же ты поверила? Я тысячу раз повторял, что люблю тебя, а ты позволила одному-единственному слову подорвать веру в мои чувства?

Я не ответила: потрясение было настолько велико, что в голову не приходило ничего вразумительного.

– Тогда я по глазам понял: ты правда поверила, что больше меня не интересуешь. Это же абсурд и нелепость, разве я смог бы жить без тебя?!

Я так и не решилась пошевелиться. Слова Эдварда непостижимы, потому что это… это просто невозможно!

Каллен снова потрепал меня по плечу, не сильно, но к реальности вернул.

– Белла, – вздохнул он, – о чем ты только думала?!

Тут я разрыдалась: слезы застилали глаза и стремительным потоком катились по щекам.

– Так и знала! Знала, что сплю!

– Нет, это невозможно! – раздраженно хохотнул Каллен. – Как же выразиться, чтобы ты поверила? Ты не спишь и не умерла; я здесь и очень тебя люблю, любил и всегда буду любить. Во время разлуки я ежесекундно думал о тебе, а закрывая глаза, видел твое лицо. Можно сказать, я богохульствовал, когда заявил, что ты мне больше не нужна…

Я качала головой, из глаз продолжали литься слезы.

– Ты не веришь? – прошептал Эдвард, и даже в полумраке я заметила, что его лицо стало бледнее обычного. – Почему лжи веришь, а правде – нет?

– Потому что твоя любовь всегда казалась невероятной. – Мой голос срывался буквально через слово.

Темные глаза сузились, брови нахмурились.

– Я докажу, что ты не спишь, – пообещал Каллен и, не обращая внимания на все попытки вырваться, зажал мое лицо стальными ладонями.

– Пожалуйста, не надо! – лепетала я.

– Почему? – спросил он, лаская дыханием щеку. Перед глазами все поплыло.

– Когда проснусь… – Эдвард открыл рот, чтобы возразить, поэтому пришлось перестраиваться на ходу: – Ладно, забыли! Когда ты исчезнешь, и без этого будет непросто.

Отстранившись буквально на несколько сантиметров, он заглянул мне в глаза:

– Вчера на ласку ты реагировала, как раньше, только чуть осторожнее и сдержаннее. Скажи, почему? Потому что я опоздал? Причинил слишком много боли? Или ты по моему совету начала все сначала? Это было бы… вполне справедливо. Не стану оспаривать твое решение, и, пожалуйста, не жалей меня, просто скажи, можешь ли любить меня после всего, что я сделал?

– Какой идиотский вопрос!

– Ответь на него, пожалуйста!

Целую минуту я буравила его мрачным взглядом.

– Мои чувства не угаснут никогда. Конечно же, я люблю, и тебе этого не изменить!

– Больше мне ничего и не нужно.

Эдвард снова склонился надо мной, и на этот раз отстраниться я не смогла. И не потому, что он в тысячу раз сильнее, а потому, что, когда наши губы встретились, сила воли рассыпалась в прах. Поцелуй получился не таким осторожным, как предыдущие, что подходило мне идеально. Раз уж решила себя губить, взамен нужно получить как можно больше.

Я сама впилась в его губы. Сердце отбивало какой-то рваный, судорожный ритм, дыхание превратилось в свист, а пальцы жадно потянулись к любимому лицу. Прижимаясь к безупречному, как у мраморной статуи, телу, я радовалась, что Каллен не послушал меня и не ушел – никакая боль на свете не оправдывала добровольный отказ от такого… Я ласкала холодные скулы, а Эдвард очерчивал контур моих губ и в перерывах между поцелуями шептал слова любви.

От страсти закружилась голова, и он отстранился – для того лишь, чтобы прильнуть ухом к моей груди.

Погруженная в блаженный ступор, я ждала, когда дыхание и пульс придут в норму.

– Кстати, – совершенно будничным тоном произнес Каллен, – я не собираюсь никуда исчезать.

В моем молчании Эдварду почудилось сомнение.

Приподнявшись, он заглянул мне в глаза:

– Я никуда не поеду, разве что только с тобой. Всегда мечтал, чтобы ты жила нормальной человеческой жизнью, и лишь поэтому решился на разлуку. Я понимал, чем чревато наше общение: ты постоянно в опасности, отдаляешься от своего мира, каждую проведенную со мной секунду рискуешь… Поэтому нужно было попытаться. Нужно было что-то делать, и единственный выход, казалось, – уехать. Без твердой уверенности, что ты от этого выиграешь, я бы ни за что не решился. Я ведь настоящий эгоист, а важнее собственных потребностей… собственных желаний для меня только ты. Хочу я одного – быть с тобой и теперь понимаю, что уже никогда не решусь на отъезд. Тем более, хвала Небесам, причин остаться хоть отбавляй! Похоже, куда бы я ни прятался, как далеко бы ни бежал, безопасность тебе не гарантирована. Белла Свон физически несовместима с этим состоянием!

– Пожалуйста, не нужно ничего обещать, – прошептала я. Если начну надеяться, а потом окажется, что напрасно… я просто не переживу. То, с чем не справились беспощадные вампиры, сделает несбывшаяся надежда.

В черных глазах холодно блеснул гнев.

– Думаешь, я и сейчас лгу?

– Нет, не лжешь, – покачала головой я, пытаясь мыслить логически и обдумать все с холодной объективностью, чтобы не стать жертвой пустых надежд. – Может, сейчас ты правда так думаешь, но что будет завтра, когда вспомнишь причины, которые заставили тебя уехать в прошлый раз? Или через месяц, когда на меня бросится Джаспер?

Каллена передернуло.

Я вспоминала последние дни до его отъезда, пыталась переосмыслить те события, соотнося их с только что услышанным. Если Эдвардом двигала любовь и он решился на отъезд ради меня, его мрачная задумчивость и молчание приобретают совершенно иной смысл.

– Ты ведь и в тот раз как следует все обдумал, верно? Значит, и сейчас поступишь так, как сочтешь правильным.

– Ну, ты переоцениваешь мои силы, – отозвался Эдвард. – А «правильно» и «неправильно», «хорошо» и «плохо» давно потеряли свою значимость. Я так и так собирался вернуться. Еще до того, как Розали сообщила страшную новость. Недели, да что там, дни казались нестерпимо долгими. Каждый час давил тяжким грузом. Вскоре я постучал бы в твое окно, на коленях умоляя принять обратно. Если хочешь, готов проделать это прямо сейчас.

– Пожалуйста, не надо так шутить!

– Я не шучу, – прожигая разочарованным взглядом, сказал Эдвард. – Может, все-таки выслушаешь? Может, дашь объяснить, что ты для меня значишь?

Он внимательно изучал мое лицо и заговорил, лишь убедившись, что я сосредоточилась.

– Белла, до тебя моя жизнь казалась безлунной ночью, темной, озаренной лишь сиянием звезд – источников здравого смысла. А потом… потом по небу ярким метеором пронеслась ты. Пронеслась и осветила все вокруг, я увидел блеск и красоту, а когда ты исчезла за горизонтом, мой мир снова погрузился во мрак. Ничего вроде бы не изменилось, но, ослепленный тобой, я уже не видел звезд, и все лишилось привычного смысла.

Очень хотелось поверить, только это описание больше подходило моему существованию в тяжелую пору разлуки…

– Глаза привыкнут, – пробормотала я.

– Не могут! В том-то и беда.

– А как же развлечения?

– Развлечения? Часть моей виртуозной лжи! – невесело рассмеялся Каллен. – При… хм… агонии никакие развлечения не нужны. Целых девяносто лет сердце считай, что не билось, но на этот раз все было иначе: оно будто исчезло, покинув пустую оболочку. Моя душа осталась здесь, с тобой.

– Даже смешно… – вырвалось у меня.

– Смешно?

– Хотела сказать «странно», думала, такое происходит только со мной! Меня словно на части разобрали! Все это время даже дышать нормально не могла. – Я с наслаждением набрала в грудь побольше воздуха. – А сердце билось как-то… вхолостую.

Эдвард снова прижал ухо к моей груди, а я окунулась в его волосы, наслаждаясь их шелковистой густотой и завораживающим запахом.

– Получается, слежка отвлечься не помогла? – спросила я не столько из любопытства, сколько стараясь отвлечься сама. Радужные надежды манили и переливались яркими красками. Долго сопротивляться не получится. Сердце бешено колотилось и пело радостный гимн.

– Нет, – вздохнул Каллен, – это было не развлечение, а скорее обязанность.

– Что это значит?

– Это значит, даже не считая Викторию опасной, я бы не оставил безнаказанными ее… Увы, я уже говорил, мои навыки далеко не на высоте. Я шел за ней до Техаса, а потом ложный след увел в Бразилию, а Виктория явилась сюда. Даже с континентом не угадал! – простонал Эдвард. – Подобного я и в наихудшем раскладе не предвидел…

– Так ты охотился на Викторию? – потрясенная, вскричала я.

Мерный храп Чарли на секунду затих, затем послышался снова.

– Без особого успеха, – отозвался парень, смущенно разглядывая мое разъяренное лицо. – В следующий раз будет лучше. Недолго ей осталось портить воздух своим мерзким дыханием!

– Об этом… не может быть и речи! – выдавила я. Что за безумие! Даже если помогут Эмметт или Джаспер. Даже если помогут Эмметт и Джаспер. Это куда страшнее, чем являлось мне в кошмарах: зловещая, по-кошачьи гибкая фигура Виктории наступает на Джейкоба Блэка. Представить на его месте Эдварда я даже не решалась, хотя с Калленом справиться куда сложнее, чем с моим другом-оборотнем.

– У нее нет шансов! В иной ситуации я, возможно, не стал бы вмешиваться, но сейчас, после того, как она…

Я снова перебила, стараясь говорить, как можно спокойнее.

– Ты же только что обещал не уходить! – вымучила я, мысленно отторгая слова: нельзя, нельзя, чтобы они отпечатались в подсознании. – Разве это совместимо с интенсивной слежкой?

Эдвард нахмурился, с трудом сдерживаемый рык сотряс грудь.

– Белла, я сдержу слово, но Виктория… – рык чуть не вырвался на свободу, – умрет!

– Давай не будем принимать скоропалительных решений, – пытаясь побороть панику, предложила я. – Вдруг она не вернется? Вдруг стая Джейка ее спугнула? Искать ее бессмысленно, к тому же у меня есть дела поважнее, чем Виктория.

Каллен презрительно сощурился, но все-таки кивнул:

– Точно, с оборотнями хлопот не оберешься.

– Речь не о Джейкобе! – фыркнула я. – Моя задача поважнее и посложнее своры волчат, которым нравится наживать себе проблемы.

Эдвард уже собрался что-то сказать, однако в последний момент передумал. Судорожно стиснув зубы, он процедил:

– Неужели? И что за дела такие? По сравнению с чем даже возвращение Виктории отходит на второй план?

– Ну, назовем это второй по важности задачей… – уклончиво ответила я.

– Хорошо, пусть так, – с подозрением кивнул Каллен.

Я запнулась, не зная, отважусь ли назвать фамилию.

– За мной могут прийти другие, – чуть слышно прошелестела я.

Эдвард вздохнул, но отреагировал не так бурно, как я опасалась.

– Значит, Вольтури всего лишь проблема номер два?

– По-моему, они тебя не слишком беспокоят, – отметила я.

– Ну, времени на подготовку более чем достаточно. Видишь ли, они воспринимают время совершенно иначе, чем ты или даже я. Годы для Вольтури – то же самое, что для тебя дни. Не удивлюсь, если до твоего тридцатилетия они ни разу о нас не вспомнят, – беззаботно пояснил парень.

Я похолодела от ужаса.

До тридцатилетия…

Получается, все обещания были пустыми… Раз мне суждено стать тридцатилетней, значит, Эдвард не рассчитывает остаться надолго. Как больно… А это доказывает, что я все-таки начала мечтать и надеяться, хотя так старалась держать себя в руках.

– Ничего не бойся, – успокоил он, с тревогой наблюдая за слезами, выступившими на моих глазах. – Я не позволю им тебя обидеть.

– Пока ты здесь, да…

Господи, да какая разница, что случится, когда я снова останусь одна?

Зажав мое лицо между мраморными ладонями, Эдвард впился в меня черными, словно ночь, глазами. Как же отвернуться, если они притягивают сильнее любого магнита?

– Я никогда тебя больше не оставлю.

– Сам же говорил о тридцатилетии! – Прорвав невидимую плотину, по щекам покатились слезы. – Говорил же? Ты что, останешься и позволишь мне стареть?

Взгляд смягчился, хотя холодные губы превратились в жесткую полоску.

– Именно так я и собираюсь поступить. А что еще остается? Жить я без тебя не могу, но и душу твою губить не намерен.

– Неужели это так… – Я старалась говорить спокойно, однако вопрос был мне явно не по зубам. Услужливая память тут же воскресила лицо Эдварда, каким оно было, когда Аро чуть ли не умолял сделать меня вампиром. Отвращение и неприязнь – вот что оно выражало. Чем объясняется его упрямство? Стремлением спасти мою душу – или неуверенностью, что я буду нужна ему до скончания веков?

– Неужели?.. – напомнил Каллен, рассчитывая услышать вопрос целиком.

Пришлось задать другой, не менее сложный.

– Что будет, когда я состарюсь и буду годиться тебе в матери или даже в бабушки? – раздраженно спросила я, вспомнив, как во сне увидела в зеркале бабулю.

Родное лицо светилось нежностью и участием, а холодные губы смахнули с моей щеки непрошеную слезинку.

– Для меня ты навсегда останешься самой прекрасной и желанной, – прошептал он. – Конечно… – на секунду помрачнев, запнулся он, – если с возрастом ты потеряешь ко мне интерес и захочешь большего, я пойму. Пойму и, если решишь уйти, не стану задерживать.

Взгляд его был нежен, а судя по тону, Эдвард бесчисленное множество раз обдумывал свой идиотский план.

– Понимаешь, что я рано или поздно умру?

К такому вопросу он тоже подготовился.

– Я последую за тобой при первой возможности.

– Это же самое настоящее… – я лихорадочно подбирала нужное слово, – безумие.

– Белла, другого выхода просто нет.

– Давай вернемся на минутку назад! – Оказывается, злость помогает быть сильной и решительной. – Ты помнишь слова Вольтури? Они не дадут мне умереть от старости, появятся в Форксе и убьют. Пусть даже вспомнят о нас лишь в канун моего тридцатилетия, – процедила я, – ты же не надеешься, что они забудут!

– Не-ет, – качая головой, протянул Каллен, – не забудут. Вот только…

– Что только?

Поймав мой настороженный взгляд, он ухмыльнулся. Может, помощь психиатра не мне одной требуется?

– Есть у меня кое-какие планы…

– И эти планы, – перебила я, и с каждым словом мой голос звучал язвительнее и язвительнее, – все как один основаны на том, что я останусь смертной.

Соответствующая реакция не заставила себя ждать.

– Естественно, – с открытым вызовом процедил Каллен, а на лице застыла надменная маска.

Целую минуту мы буравили друг друга сердитыми взглядами, затем я с тяжелым вздохом расправила плечи и, решив сесть, вырвалась из его объятий.

– Хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, я сама уйду!

Под недоверчивым взглядом почерневших глаз я выбралась из постели и, не включая свет, стала на ощупь искать туфли.

– Позволь узнать, куда ты собираешься?

– К тебе домой, – отозвалась я, продолжая вслепую шарить по комнате.

Мгновенно поднявшись, Каллен встал рядом со мной.

– Вот твои туфли! А как доберешься?

– На пикапе поеду.

– Чарли наверняка разбудишь, – попробовал остановить меня Эдвард.

– Знаю, но меня все равно на несколько недель под домашний арест посадят. Терять нечего.

– Тебе – да. Чарли будет винить во всем меня.

– Если есть идеи получше, я с удовольствием выслушаю.

– Останься! – попросил Каллен без особой надежды.

– Ни за что! А вот ты располагайся поудобнее! – подначила я, удивляясь, как непринужденно прозвучала острота, и направилась к двери.

Эдвард опередил меня и загородил дорогу. Нахмурившись, я повернулась к окну. До земли не так уж далеко, да и перед домом почти везде трава.

– Ладно, – вздохнул парень, – я тебя донесу.

– Как хочешь, – пожала я плечами. – Но по-моему, тебе стоит вернуться домой.

– Стоит? Это еще почему?

– Потому что ты необыкновенно упрям и наверняка захочешь получить шанс озвучить свое мнение.

– Мнение о чем? – сквозь зубы процедил он.

– Решать будем вместе. Извини, но ты не центр мироздания. – В тот момент речь шла не о моем маленьком мирке. – Раз решил навлечь на нас гнев Вольтури только потому, что хочешь оставить меня смертной, думаю, твоя семья тоже имеет право участвовать в обсуждении.

– Обсуждении чего? – чеканя каждое слово, спросил Каллен.

– Моей смертности. Собираюсь выставить ее на голосование.

Глава двадцать четвертая
Голосование

Эдвард, конечно, рассердился. И все же, не сказав ни слова, он взял меня на руки, выпрыгнул из окна и по-кошачьи мягко приземлился на траву. Кстати, высота оказалась гораздо большей, чем я думала.

– Ладно, – недовольно процедил Каллен, – залезай!

Посадив меня за спину, Эдвард бросился бежать. Даже после долгой разлуки это казалось совершенно обычным и естественным. Наверное, от подобного отвыкнуть невозможно, так же как от катания на велосипеде.

Дыша спокойно и очень ровно, Каллен бежал по безмолвному темному лесу, мимо проносились размытые силуэты деревьев, и лишь ласкающий лицо ветер выдавал истинную скорость движения. Влажный лесной воздух не жег глаза, как ветер на площади Вольтерры, а, наоборот, успокаивал. Вместо ослепительного солнцепека – ночная мгла; подобно толстому одеялу, под которым я играла в детстве, она защищала и утешала.

Вспомнились первые путешествия на плечах Эдварда: от страха я даже зажмуривалась. Надо же, какая глупость! Широко раскрыв глаза, я уперлась подбородком в его плечо и прижалась щекой к шее. Скорость просто потрясающая, в тысячу раз лучше, чем на мотоцикле!

Повернув голову, я прильнула губами к холодному мрамору кожи.

– Спасибо, – отозвался Каллен. – Значит, все-таки поняла, что не спишь?

Я засмеялась.

Мой смех прозвучал так легко и беззаботно!

– Не совсем! Скорее, наоборот, не хочу просыпаться, только не сегодня!

– Я верну твое доверие, – обращаясь, скорее, к себе, пробормотал Каллен, – чего бы мне это ни стоило.

– Тебе я доверяю, – заверила я, – а сомневаюсь в себе.

– Будь добра, объясни!

Эдвард побежал чуть медленнее – я поняла это, потому что стих обдувающий лицо ветерок, и догадалась: дом близко. Неподалеку во тьме уже слышался плеск реки.

– Ну… – начала я, подбирая нужные слова. – Сомневаюсь в собственных… силах. В том, что достойна тебя, что смогу удержать. Во мне нет ничего привлекательного…

Остановившись, Каллен поставил меня на землю, но из объятий не выпустил, а, напротив, крепко прижал к груди.

– Твоя власть надо мной вечна и нерушима, – прошептал он, – можешь не сомневаться.

Как же мне не сомневаться?

– Ты никогда не говоришь… – прошептал он.

– Что?

– Что тревожит тебя больше всего?

– Попробуй угадай! – вздохнула я и, потянувшись, коснулась его носа кончиком указательного пальца.

Каллен кивнул.

– Получается, я хуже Вольтури, – мрачно произнес он. – Что же, наверное, заслужил.

Я закатила глаза:

– Максимум, на что способны Вольтури, – это убить меня.

Напряженный, как струна, Эдвард ждал дальнейших объяснений.

– А ты можешь бросить, исчезнуть, пропасть. Вольтури, Виктория – они ничто по сравнению с этим.

Даже в темноте было видно, что бледное лицо исказилось от боли. Надо же, совсем как под терзающим взглядом Джейн! Господи, зачем я только сказала ему правду!

– Не грусти, – коснувшись его прохладной щеки, прошептала я, – не надо!

Уголки красивого рта будто нехотя поползли вверх, но глаза натужная улыбка не осветила.

– Как же доказать, что я физически не могу тебя оставить? – шепнул он. – Надеюсь, хоть время поможет…

Время… А что, идея хорошая!

– Посмотрим, – милостиво кивнула я.

На лице Эдварда отражалась все та же мука, и я решила развлечь его болтовней о куда менее важных делах.

– Слушай, раз ты решил остаться, может, вернешь подарки? – как можно беззаботнее спросила я.

В какой-то мере попытка удалась: он улыбнулся, хотя взгляд по-прежнему был грустным.

– Я их и не забирал. Знал, что поступаю неправильно: сам ведь обещал тебе покой без всяких напоминаний. Наверное, глупо и по-детски, но захотелось оставить хоть кусочек себя. Диск, фотографии и билеты в твоей комнате под половицами.

– Правда?

Эдвард кивнул, слегка ободренный тем, как я радуюсь таким мелочам.

– Мне кажется… – медленно начала я. – Не уверена, но похоже… Похоже, я чувствовала это с самого начала.

– Что чувствовала?

Хотелось только одного: чтобы из любимых глаз исчезла боль. Когда я заговорила, мои слова прозвучали даже спокойнее, чем я рассчитывала.

– Какой-то частью души, возможно подсознанием, я все это время верила: моя судьба тебе небезразлична. Наверное, поэтому и слышала голоса.

На секунду воцарилась мертвая тишина, а потом Каллен без всякого интереса спросил:

– Что за голоса?

– На самом деле только один, твой. Долго рассказывать… – Наткнувшись на настороженный взгляд, я тут же пожалела о том, что завела этот разговор. Вдруг Эдвард, как и все остальные, решит, что я сумасшедшая? Вдруг они правы?

– Я никуда не спешу, – как-то напряженно проговорил Каллен.

– История довольно жалкая…

Он ждал.

– Помнишь, Элис рассказывала про экстремальный спорт?

– Да, ты ради удовольствия спрыгнула со скалы, – бесцветной скороговоркой проговорил Эдвард.

– М-м, точно… А чуть раньше на мотоциклах…

– На мотоциклах? – переспросил он, и я, хорошо его зная, почувствовала: за внешним спокойствием что-то зреет.

– Кажется, про это я твоей сестре не рассказывала.

– По-моему, нет.

– Мне чудилось: когда совершаю что-то глупое или опасное… воспоминания о тебе будто оживают, – призналась я, чувствуя себя настоящей душевнобольной. – Представляла, как ты злишься, и твой голос звучал словно вблизи… Вообще-то я старалась о тебе не думать, но те игры боли не причиняли, наоборот, ты будто пытался защитить меня от страданий. Думаю, голос казался таким… настоящим, потому что в глубине души я ни секунды не сомневалась: твоя любовь не угасла.

И снова в моих словах звучала убежденность. Или правота… Что-то, таящееся в закоулках души, подсказывало: я не ошибаюсь.

– Ты… рисковала жизнью… чтобы услышать?.. – придушенным голосом начал Эдвард.

– Ш-ш-ш! – перебила я. – Подожди, меня осенило.

Вспомнился вечер в Порт-Анжелесе, когда впервые случились галлюцинации. Тогда у меня было два объяснения: внезапное умопомешательство или необъяснимое исполнение желаний. Третьего варианта я не нашла.

А что, если…

Что, если человек искренне верит в свою правоту, хотя на самом деле ошибается? Вдруг тупая уверенность не дает разглядеть правду? Что тогда получится? Правда уйдет на дно или постарается пробиться наружу?

Вариант третий: Эдвард меня любит и возникшее между нами чувство не сломает ни разлука, ни время, ни расстояние. Эдвард Каллен красивый, умный и замечательный, но любовь изменила его не меньше, чем меня, причем безвозвратно. Я буду всегда принадлежать ему, а он навечно останется моим.

В этом я пыталась себя убедить?

– Ой…

– Белла!

– Да, да, я поняла…

– Тебя осенило… – нервным, срывающимся голосом напомнил Эдвард.

– Ты меня любишь! – вслух восхитилась я, снова почувствовав силу собственной правоты.

В глазах все еще мелькало беспокойство, но на губах заиграла моя любимая кривоватая улыбка.

– Конечно, люблю.

Раздувшись, словно воздушный шар, сердце вырывалось из груди. Надавив на ребра, оно сжало горло так, что стало трудно говорить.

Я нужна ему не меньше, чем он мне, и навсегда! Только нежелание губить душу и лишать сомнительных прелестей человеческой жизни мешало сделать меня бессмертной. По сравнению со страхом быть отвергнутой это препятствие – сущий пустяк.

Мое лицо между прохладными, как мрамор, ладонями, Эдвард целует, целует, целует… м-м-м, даже лес перед глазами закружился. Прильнув к белоснежной щеке, я почувствовала, что дыхание сбилось не у меня одной.

– Похоже, ты справилась не хуже, чем я.

– С чем справилась?

– С разлукой. По крайней мере, старалась. Просыпалась, вела себя как ни в чем не бывало, занималась обычными делами. А я… когда не вел активную слежку, чувствовал себя совершенно ненужным. Не мог общаться ни с родственниками, ни с посторонними. Стыдно говорить: больше всего хотелось свернуться в клубок и покориться страданиям, – робко улыбнулся Каллен. – По-моему, это куда нелепее, чем слышать голоса. Тем более я ведь тоже их слышу.

Какое счастье, Эдвард все понял и сочувствует. По крайней мере, смотрит не как на прокаженную, а по-другому… С любовью.

– Мне слышался только один голос, – поправила я.

Засмеявшись, парень прижал меня к себе, и мы пошли дальше.

Впереди показалось большое светлое пятно. Дом!

Каллен провел меня в темную гостиную и включил свет. В комнате ничего не изменилось, все так, как я запомнила: рояль, белые диваны, массивная лестница. Надо же, ни пылинки, ни защитных чехлов.

Чтобы позвать родственников, Эдварду даже голос повышать не понадобилось.

– Карлайл! Эсми! Розали! Эмметт! Элис! Джаспер! – как обычно проговорил он, уверенный, что его услышат.

Оглянувшись, я увидела Карлайла. Словно все время там стоял!

– Добро пожаловать, Белла! – улыбнулся он. – Что-то случилось? Учитывая, который час, вряд ли это обычный визит вежливости.

Я кивнула:

– Хотелось бы поговорить сразу со всеми. Дело очень важное. – Словно намагниченные, глаза метнулись к Эдварду: на его лице – неодобрение и обреченность. Я перехватила взгляд Карлайла: доктор Каллен тоже смотрел на сына.

– Да, конечно, – кивнул он. – Давайте перейдем в соседнюю комнату.

Каллен-старший повел нас через ярко освещенную гостиную в примыкающую к ней столовую и включил свет. Как и в предыдущей комнате, стены белые, потолки высокие. В центре, под массивной люстрой, большой овальный стол, вокруг него восемь стульев.

Карлайл галантно выдвинул для меня стул.

Элегантная столовая – чистой воды бутафория. Ни разу не видела, чтобы Каллены ею пользовались, они ведь не едят дома.

Не успев присесть, я заметила, что мы не одни: за Эдвардом вошла Эсми, а следом – остальные члены семьи.

Карлайл сел справа от меня, Эдвард – слева, остальные молча занимали свободные места. Элис ухмыльнулась, давая понять, что разгадала мой замысел и обязательно поможет. Эмметт с Джаспером выглядели заинтригованными, а Розали робко улыбалась. Моя ответная улыбка получилась такой же неуверенной: нам понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть друг к другу.

– Ну, Белла, мы все внимание, – кивнул Карлайл.

Я нервно сглотнула: под их испытующими взглядами немного неуютно. Эдвард под столом пожал мою руку. Я украдкой на него покосилась, но он уже смотрел на других, а любимое лицо неожиданно стало жестким.

– Итак, – нерешительно начала я, – надеюсь, Элис рассказала вам обо всем, что случилось в Вольтерре?

– Обо всем, – кивнула подруга.

– А по дороге в город? – многозначительно посмотрев на нее, спросила я.

– Тоже.

– Отлично! Значит, все в курсе и поймут, о чем речь.

Каллены терпеливо ждали, когда я приведу в порядок мысли.

– Итак, – во второй раз начала я, – возникла проблема. Элис пообещала Вольтури сделать меня такой, как вы. Думаю, они пришлют кого-нибудь с проверкой, и, боюсь, встреча будет не из приятных.

Выходит, отныне это касается вас всех. Простите, что впутала… – Я по очереди оглядела красивые холодные лица, самое прекрасное оставив напоследок. Рот Эдварда скривила гримаса боли. – Если я вам не нужна, вне зависимости от планов Элис, навязываться не буду.

Эсми открыла рот, чтобы возразить, но я предостерегающе подняла палец:

– Пожалуйста, дайте мне закончить! Всем вам известно, чего хочу я; известна и позиция Эдварда. Единственный способ найти оптимальный выход – проголосовать. Решите, что я вам не нужна, тогда… тогда, наверное, я вернусь в Италию одна. Не допущу, чтобы Вольтури появились здесь. – Наморщив лоб, я лихорадочно обдумывала этот вариант.

Из груди Эдварда вырвался сдавленный рык, но я и бровью не повела.

– С учетом того, что при любом исходе я не стану создавать проблемы для членов вашей семьи, прошу проголосовать «за» или «против», то есть «да» или «нет» моему превращению в вампира.

Криво улыбнувшись на последнем слове, я кивнула Карлайлу, мол, давайте начнем с вас.

– Минутку! – вмешался Эдвард. Прищурившись, я смерила его свирепым взглядом, а он многозначительно поднял брови и снова сжал мою руку. – Прежде чем перейдем к голосованию, я хочу кое-что добавить.

Я тяжело вздохнула.

– Речь пойдет об опасности, о которой рассказала Белла, – продолжал Каллен. – Не думаю, что нам стоит слишком волноваться. – Лицо Эдварда несколько оживилось. Положив свободную руку на сверкающий полированный стол, он подался вперед. – Видите ли, есть еще одна причина, почему в круглом зале я отказался пожать руку Аро. Кое о чем Вольтури даже не подозревают, и я не хотел открывать им глаза. – Он надменно ухмыльнулся.

– И что же это? – с сомнением спросила Элис. Не знаю, у кого на лице было больше скептицизма: у нее или у меня.

– Вольтури слишком самонадеянны, конечно, не без оснований. Когда хотят кого-то найти, проблем обычно не возникает. Помнишь Деметрия? – повернувшись ко мне, спросил Эдвард.

Я лишь содрогнулась.

– У него талант разыскивать людей, за это его и держат. Пока мы там были, я все время пытался проникнуть в их мысли и собрать как можно больше информации. В частности, я увидел, как проявляются способности Деметрия. Он ищейка, в тысячу раз искуснее Джеймса. Можно сказать, его талант в какой-то степени сродни тому, чем занимаемся мы с Аро. Он улавливает особый… аромат, что ли, или своеобразный уклад мышления своей жертвы и идет на этот мощный сигнал, которому никакие расстояния не помеха. Однако после небольшого эксперимента синьора Вольтури… – Эдвард пожал плечами.