Текст книги "На вершине блаженства"

Прикосновение ее груди волновало и возбуждало. Но Себастьян по-прежнему легонько обнимал ее за талию. Он знал: все эти горячие поцелуи – лишь повторение давно пройденного. Во всяком случае, так, наверное, считала Блисс.

От прикосновения ее длинных прохладных пальцев у Себастьяна сердце замирало. Она прикоснулась к его лицу, потом – к шее, провела ладонями по плечам, сунула руку под рубашку. Себастьян почувствовал, что джинсы его вот-вот лопнут.

Он постарался не думать пока о своей страсти. Решил, что Блисс сама даст ему понять, когда будет готова, когда почувствует, что одних поцелуев ей мало.

Поросль у него на груди, кожа, ключица, стальные мускулы на плечах под рубашкой – Блисс, осторожно перебирая пальцами, с любопытством обследовала каждый дюйм.

Наконец она немного отстранилась от него.

– Ты замечательно целуешься, – пробормотал он.

Оба рассмеялись.

– Ты всегда была способной ученицей. – Себастьян был готов перевести ее в категорию выпускников. Он уже давно приучил себя не думать о других мужчинах, которые наверняка проходили с ней не только стадию поцелуев; не мучил себя мыслями о первом мужчине, вкусившем сладость ее любви.

Этим мужчиной мог бы стать он.

– Мне хотелось бы все начать сначала. Знаю, ты считаешь мое желание нелепой и глупой затеей, но не станешь же ты утверждать, что между нами совсем ничего нет?

– Не стану.

В нем зародилась надежда.

– Мне безразлично, сколько времени нам понадобится, чтобы вернуться к тому, что у нас было раньше… Впрочем, нет, далеко не все равно! Я с радостью увез бы тебя к себе и уложил в постель прямо сейчас.

– Себастьян, не надо.

– Почему? Просто я говорю то, что думаю, не лицемерю.

Рука Себастьяна скользнула по плечу Блисс и легла на ее грудь – совершенно естественное движение, самое естественное на свете.

Она его не остановила.

Себастьян осторожно поглаживал ее маленькую грудь.

Блисс судорожно вздохнула, выгнула спину. Она тоже почувствовала желание – ее соски отвердели.

Джинсы Себастьяна стали настолько тесными, что он едва дышал. Наконец, не выдержав, он порывисто обнял Блисс, прильнул губами к ее шее.

– Ты согласна? Дай мне шанс. Мы попытаемся начать все сначала, – проговорил он, уткнувшись в ее шею.

В ожидании ее ответа Себастьян затаил дыхание.

– Как ты себе это представляешь? – ответила она вопросом на вопрос.

Он понимал: нужна предельная осторожность. Блисс, конечно же, не доверяла ему, и ее нельзя винить.

– Пойдем дальше вместе. Если хочешь, пойдем медленно, не будем торопиться. Как скажешь.

– Значит, все сначала? Как раньше?

– Не думаю, что получится именно так, – без тени улыбки проговорил он. – Мы все-таки уже не дети… Но кое-что связывает нас. Мы оба стремимся к одному и тому же. Сейчас никто не сможет помешать нам.

Слушая Себастьяна, Блисс водила пальцем по его груди, то и дело касаясь соска. Он с трудом подавил желание тут же, прямо в машине, овладеть ею. Было очевидно: в эти мгновения Блисс, поглощенная своими мыслями, не осознает, насколько он возбужден.

– Мне нужно подумать над твоими словами, – сказала она наконец.

– Я не стану торопить тебя, – кивнул Себастьян.

Ему казалось, он вот-вот задохнется.

Блисс пыталась рассмотреть в темноте его лицо. Она провела пальцем по его груди, по бедру, по ноге. И невольно опустила глаза.

Он стиснул зубы, пытаясь сохранить над собой контроль.

– Ты слишком… Ты удивительный человек, Себастьян. Когда мы познакомились, ты был просто замечательным парнем. Я даже не мечтала о том, что ты взглянешь в мою сторону. Теперь ты… Ладно… – Она вскинула голову. – Ты просто есть, вот и все. – Блисс положила ладонь на его мускулистое бедро. – Я всегда восхищалась твоими ногами.

Его сердце остановилось.

– Это меня всегда восхищали твои ноги, – пробормотал Себастьян. Но если бы он сейчас прикоснулся к ней, все было бы кончено, обещание не торопиться было бы забыто.

– Мне надо идти. Близняшки и Бобби уже, наверное, ушли к себе в бунгало. И мне тоже пора спать. – Блисс усмехнулась. – Хотя бы постараюсь заснуть.

Усилием воли Себастьян заставил себя отстраниться от нее. Выпрямившись, зажег в салоне свет.

– Я дам тебе свой телефон.

– Зачем?

– Все очень просто. – Он взглянул на ее припухшие губы, на блестящие глаза. – Я хочу знать наверняка: ты обратишься ко мне, если понадобится. И прошу тебя, подумай над моими словами. Позвони мне, хорошо? Звони в любое время, днем или ночью, я сразу же примчусь.

Он вытащил бумажник, достал из него визитку с телефоном офиса в Бельвью и написал на обратной стороне карточки номер в Медине. Потом захлопнул бумажник и протянул визитку Блисс.

Она сидела напряженная, скованная.

Себастьян нахмурился.

– В чем дело? – Он вложил карточку в ее руку. – Блисс, что случилось?

– Ничего. – Она в смятении распахнула дверцу и выскочила из машины.

– Блисс! – Он бросился за ней. – Блисс, что случилось?!

– Ничего… – Она закашлялась. – Ничего. Сама не понимаю, что вдруг на меня нашло. Забудь, хорошо? Просто забудь.

Она побежала к калитке, открыла ее и сразу же захлопнула за собой.

Себастьян пошел следом за ней.

– Спокойной ночи, – проговорила Блисс. Она вернулась к калитке. – Спасибо, что подвез меня до дома.

– Блисс…

– Не ходи за мной. Забудь меня. Я не представляю для тебя никакой опасности.

Себастьян, ошеломленный случившимся, смотрел ей вслед. Она поспешила к дому. Что-то произошло. Что-то изменилось в тот момент, когда он передавал ей визитку.

Он сделал шаг к воротам. Забыть ее? Она не представляет никакой опасности?

– Отлично, – процедил он сквозь зубы. – Прекрасно, великолепно. Я умываю руки. Все! Живи как хочешь.

Глава 7

Блисс, задыхаясь, подбежала к парадной двери. Нащупала щель в стене между бревнами, вытащила ключ и заскочила в прихожую. На улице взревел мотор машины.

Блисс первым делом бросилась на кухню – посмотреть, ушли близняшки и Бобби домой или нет. Пусто, никого нет. Все уже отправились к себе в бунгало. У Фабиолы была Полли, у Полли – Фабиола, и у обеих – Бобби. Им нет нужды приводить в дом посторонних и пытаться превратить сообщество чужих людей в некое подобие семьи, они не чувствуют себя одинокими. К тридцати двум годам люди, как правило, уже знают, как им жить, находят свое место в этом мире.

«Улица полна пороков, Блисс. И может научить многому. Ты не имеешь об этом ни малейшего представления. Есть вещи, о которых ты никогда не прочитаешь в книгах. Ты многого не знаешь, не знаешь настоящей жизни. И если тебе вдруг придется оказаться лицом к лицу с правдой жизни, ты будешь шокирована».

Сколько лет прошло с тех пор, как отец, сидя за своим столом красного дерева, произнес эти слова! Разговор происходил в его кабинете, в прекрасном, ухоженном, красивом доме, в котором Блисс выросла и который никогда не был ей по-настоящему родным. Давно это было, много лет назад, но до сих пор в ушах звучит резкий голос отца. Она слушает его и старается не замечать радости и удовлетворения на лице матери, наблюдающей за тем, как обожаемый и боготворимый ею мужчина распекает нелюбимую дочь, чье поведение вызывает только негодование.

Всякий раз, попадая в сложную ситуацию, Блисс представляла, как она выслушивает очередную проповедь отца. Сегодня вечером она оказалась в весьма затруднительном положении – снова.

Не стоит упиваться жалостью к себе.

Блисс положила на стол пакет с пирожным для Бобби.

Себастьян сказал, что у них сейчас были бы дети, если бы они не расстались.

Но этого не будет никогда, они никогда не будут вместе. Так к чему впадать в слезливые сожаления по поводу того, что могло бы быть? «Некоторым из женщин нет нужды доказывать, что они могут найти свое место в этом мире, – заявила Киттен Уинтерс. – Например, твой отец никогда не хотел видеть рядом с собой женщину, которая считала бы себя более умной, чем он сам. Верно, Моррис?»

Нашла подходящее время вспомнить о родителях! Ведь она ни разу в жизни ничем их не порадовала. Так что теперь их мнение не должно ее интересовать.

«С нашим положением и связями ты можешь рассчитывать на такого мужа, о каком иным девушкам остается только мечтать, – сказал Моррис Уинтерс. – Работа в школе – дело хорошее. А преподавать в колледже? Не думаю, милая моя. Сейчас я требую от тебя не слишком много, всего лишь соответствия определенным нормам. Опять же – верность. Преданность. Самоотверженная отдача во всем. Вот, собственно, и все. Единство семьи – вот что нужно. Нашей семьи. Крепкий союз поможет осуществлению наших планов. Ты вполне симпатичная. Мы будем неплохо смотреться втроем».

Мамочка с папочкой мечтали о Белом доме. А Блисс никогда не считалась образцовой дочерью. В конце концов она восстала и объявила о своей самостоятельности и независимости. На людях родители твердили о безмерной, безграничной гордости за свою дочь. В действительности же, в домашней обстановке, они обращались к ней лишь с требованиями и предупреждениями либо для того, чтобы сообщить о «семейных мероприятиях». Когда Блисс решила посвятить себя общине художников в Хоул-Пойнте, ее матушка возложила на свои плечи тяжелую ношу – попыталась снова вовлечь Блисс в общественную жизнь, «цивилизовать» ее. Недавно Киттен позвонила и потребовала объяснить, почему в газетах всплыла история про Себастьяна и «Раптор вижн» и какое отношение все это имеет к Блисс.

Блисс достала из холодильника кувшин с лимонадом и наполнила высокий стакан. Затем вышла из кухни и побрела к себе через большую комнату, в которой частенько собирались постоянные обитатели общины. Она даже не потрудилась зажечь свет. Все пять лет, что Блисс прожила в доме тетушки, сестры отца – она и оставила племяннице дом в наследство, – ей было вполне достаточно света луны, чтобы найти дорогу.

«Она вполне может иметь успех среди мужчин, – говорила Киттен, – ей нужно лишь немного помочь. Заставить постричь эти ужасные космы и научить пользоваться косметикой. И еще, выброси свой гардероб! Доверься мне, и мы подберем для тебя вещи, которые помогут скрыть, во всяком случае, не станут подчеркивать твои недостатки. И конечно, нужно убрать эти жуткие очки. Заменить контактными линзами».

В прежние годы, когда Блисс была школьницей, мать категорически возражала против контактных линз. В конце концов Блисс и сама перестала настаивать. Особенно когда встретилась, а потом рассталась с Себастьяном.

Боль и волнение, горечь и разочарование снова обрушились на нее.

Пороки улицы и школа жизни. Вот почему она вдруг вспомнила о родителях. Папочка совершенно прав, она не прошла эту школу и ничего не знает. Иначе стала бы покрепче, была бы более уверенной в себе, не огорчалась бы из-за ерунды, из-за обычных житейских неприятностей.

Нет, не следует даже думать об этом нелепом предложении Себастьяна. Вернуться к прежнему, начать все сначала? Какой же дурой она выставила себя! Надо же было так поддаться, развесить уши! Да ему же совершенно нельзя верить! Значит, нечего так расстраиваться. Он таскает презерватив в бумажнике? Ну и что?

– Дура, дура, дура! – Ее лицо пылало.

Вдоль одной из стен, в комнате второго этажа, протянулся узкий балкон. Сверху открывался вид на гостиную. Когда-то, в былые времена, на этот балкончик выходили двери трех спален. Сейчас стены между этими комнатами снесли, и весь второй этаж превратился в жилище Блисс.

Себастьян так и не понял, почему она вдруг убежала от него.

Блисс вошла в так называемую библиотеку, комнату, уставленную книжными шкафами.

Естественно, он носит при себе презерватив. Все мужчины носят презервативы.

– Никаких представлений о жизни! Ничего не знаю! Ни в чем не разбираюсь! Не знаю элементарных вещей.

А все считают ее мудрой и все постигшей феминисткой.

Она понятия не имеет, как ведут себя большинство мужчин, не знает, таскают они с собой в бумажниках презервативы или нет. Если нет, то не мешало бы. На всякий случай.

Все правильно. Она стояла посреди комнаты со стаканом в руке. Нахмурившись, вглядывалась в размытую лунным светом темноту и злилась сама на себя. Себастьян – самый ответственный и надежный мужчина в мире. А всем другим не мешало бы проявлять больше ответственности.

Она не хочет оставаться одна.

Еще вчера все было хорошо. А сегодня, особенно вечером, в мире, который она привыкла считать удобным и уютным, все изменилось, перепуталось. И она почувствовала себя одинокой.

Высокие французские окна-двери, выходившие в садик на крыше, были приоткрыты, и легкий ветерок шелестел страницами книги, лежавшей на столике рядом с любимым креслом Блисс.

Она подошла к кровати и сбросила сандалии. Лакированный кедровый паркет еще хранил остатки дневного тепла.

Тускло мерцали латунные спинки кровати. Блисс любила тишину. Но сейчас, ночью, царило почти полное безмолвие. Неприятная тишина. Одиночество и тишина – вот итог ее жизненных усилий. Ни одна душа в мире не помнит о ней, не считает ее центром своей вселенной.

Ну и что? Связи с людьми – просто ловушки, грозящие несчастьем и страданиями, когда эти связи обрываются. Вот она, здесь, и она не намерена возвращаться к прошлому.

Она сняла очки и положила на сундучок, стоявший в ногах кровати.

Странный звук, то ли щелчок, то ли треск, насторожил ее.

Как будто медленно закрывается одна из балконных дверей.

Блисс обернулась. Так и есть, одна из створок уже закрыта. Вторая тоже начала закрываться.

Нет… Блисс прошла по старому, потертому коврику, сотканному еще ее прабабушкой. Створка медленно ползла к уже закрытой створке, словно кто-то пытался очень тихо и осторожно прикрыть дверь.

Сердце подпрыгнуло в груди, заныло.

Блисс попятилась, не отрывая взгляда от двери. Добравшись до лампы, щелкнула выключателем. И, включая свет, случайно опрокинула стеклянный колокольчик, принадлежавший раньше ее тетушке.

Она положила колокольчик на место, и он тихонько звякнул.

Ручка двери повернулась… Блисс должна была видеть стоявшего за дверью человека – ярко светила луна. Но она не заметила за стеклом ни тени, ни силуэта. Странно. Бессмыслица какая-то. Ведь там должен кто-то стоять. Блисс озиралась в поисках подходящего оружия. Но ей попалась на глаза лишь деревянная щетка для волос. Пришлось вооружиться щеткой.

Похоже, в дом забрались грабители. Самое лучшее сейчас – дождаться, когда непрошеный гость покинет дом, а потом вызвать полицию.

Старая стереосистема так и стояла на полке, в центре комнаты. Коллекция старинных серебряных пуговиц и пряжек тоже на месте, на бархатной подушечке, на специальном столике. Хрустальные колокольчики всех размеров по-прежнему стоят на высокой полке, а жадеитовые статуэтки, также доставшиеся по наследству от тетушки, теснились в шкафу, за стеклом.

Она окинула взглядом комнату, высматривая каждую вещицу, каждую мелочь, представляющую хоть какую-то ценность. И вдруг почувствовала дрожь в коленях. Блисс попыталась успокоиться, взять себя в руки, однако ее по-прежнему трясло точно в лихорадке. Звонить в полицию? Но что сказать? Ведь вор ничего, кажется, не украл… Да и не видела она его.

Она крадучись прошлась по комнате. Свет включать не стоит, глупо. Если здесь притаился грабитель, то он ее увидит – увидит, что она собралась звонить по телефону.

Блисс открыла створку двери, ближайшую к кровати, и в комнату ворвался поток свежего воздуха. Если бы она не была так напугана, ощутила бы в полной мере его приятную бодрящую чистоту.

– Кто здесь? – выкрикнула она, понимая всю нелепость своего положения.

Висевшая высоко в небе белая луна залила, затопила своим светом всю террасу. Вдоль низких перил, ограждавших террасу, стояли большие деревянные ящики для цветов. Блисс почувствовала сладковатый запах роз и ванильный аромат белого и голубого ясменника.

Глупости все это! Нет здесь ни души. Нет и не было. Двери захлопнулись от сквозняка.

Нет, не захлопнулись. Они закрылись тихо-тихо. И осторожно повернулась ручка.

Блисс, поежившись, подошла к лесенке, которая спускалась в садик, расположенный под окнами кухни.

– Здесь есть кто-нибудь?

Ни звука, ни движения, лишь шелест ветерка в ветвях плакучей ивы.

Откуда-то с озера донесся стрекот моторной лодки. Закричала ночная птица. И снова тишина.

Надо взять себя в руки. Надо собраться с силами и вернуться к обычной жизни. Ничего нет ненормального в том образе жизни, который она выбрала для себя. Смятение и все сомнения, охватившие ее, – это из-за Себастьяна Плато и его внезапного, невероятного вторжения в ее размеренную жизнь.

За спиной Блисс что-то щелкнуло.

Она резко обернулась:

– Кто здесь?

Было совершенно очевидно, что рядом кто-то стоит. Она явственно ощущала присутствие чужака.

Лестница. Если она сбежит по ступенькам, то успеет домчаться до ближайшего домика.

Но самый ближний домик сейчас пустовал. К тому же там не было телефона. Кстати, телефона не было и в других коттеджах.

В ее комнате погас свет.

Блисс громко вскрикнула.

Послышался хрустальный звон. Колокольчики тетушки Бланш? Кто-то звонит в колокольчики?

– Прогони его прочь, Блисс! – послышался высокий женский голос. – Он все испортит, если ты не прогонишь его.

Блисс вздрогнула. По спине ее пробежал холодок. Но она тут же взяла себя в руки. Дешевый трюк. Дурацкая шутка. С нее достаточно. Блисс поджала губы и решительно направилась в комнату.

Не успела она взяться за ручку, как дверь открылась.

Прямо перед ней что-то белое тускло мерцало в лунном свете. Лицо… Лицо человека. Оно казалось абсолютно гладким, ровным. Кто это?

Блисс пронзительно закричала.

Лицо сразу же исчезло.

Блисс бросилась к лестнице. Ее босые ступни застучали по дереву, потом зашлепали по каменным плиткам дорожки у кухни. Даже если кухонную дверь не заперли на ночь, о возвращении домой не могло быть и речи.

Она распахнула калитку – и налетела на кого-то огромного и сильного.

Глава 8

Первый удар угодил в переносицу. Себастьян взвыл. Он попытался схватить ее за руки, но тщетно.

Второй удар пришелся по горлу. У него перехватило дыхание. Он снова попытался остановить Блисс. Себастьян точно знал, что это она. Он ощущал ее запах.

– Черт! Да что с тобой случилось?! О-о-о-х! – Она молотила кулачками по его груди. – Прекрати. Перестань, Блисс! Хватит. Остановись сейчас же. – Он утер сочившуюся из носа кровь.

Себастьян развернул Блисс к себе спиной, прижал к груди и приподнял над землей.

Оказавшись в ловушке, она принялась отчаянно молотить пятками по его лодыжкам и коленям.

– Блисс, это я, Себастьян. – Он приплясывал, пытаясь уклониться от ударов. – Блисс, перестань.

Она замерла. Потом расслабилась и повисла на его руках.

Отлично! Не хватало еще, чтобы она потеряла сознание.

– Себастьян?

– Что за… Что здесь происходит? Почему ты принялась выбивать из меня потроха вместе с дерьмом?

– Не надо в разговоре со мной употреблять такие слова.

Она на грани истерики, но все равно умудряется читать лекции о правилах хорошего тона и недопустимости грубых выражений.

– Блисс, ответь мне…

– Отпусти меня.

– И ты снова начнешь колотить меня своей бейсбольной битой?

– У меня нет биты, – пробормотала она.

– Лучше бы уж битой… Слушай, что здесь случилось?

Вокруг царила тишина. Лишь ветер шумел в ветвях деревьев. Дом стоял, погруженный во тьму.

– У меня возникли… кое-какие сложности.

– Не надо меня обманывать. Может, нам лучше войти в дом?

– Нет! – Она вцепилась в его руку. – То есть, конечно… Почему бы и нет? А ты как здесь оказался? Почему крадешься в темноте?

– Я крадусь? – Он бы рассмеялся, если бы не кровотечение из носа. – Я вовсе не крался. Просто постучал в парадную дверь. Потом услышал твой крик и пошел посмотреть, что произошло. Ты опять закричала. Хоть ты мне и не веришь, я за тебя беспокоился.

– Отпусти меня. Пожалуйста.

– О, я совсем забыл. Да, конечно. Ты же не станешь снова нападать на меня?

– Нет. – Ее голос прозвучал как-то странно.

Себастьян опустил Блисс на землю.

– Ты испугалась? Или тебя испугали? Что случилось?

– Ничего. Забудь об этом.

Он осторожно потрогал свой нос.

– Забуду, разумеется… Но не сразу, не сразу. Потребуется некоторое время. Не возражаешь, если я попрошу разрешения умыться? И полотенце…

– С какой стати? – удивилась Блисс.

– Хочу смыть кровь с лица. Чтобы больше никого не напугать.

Она немного помолчала, потом спросила:

– Кровь? Какая кровь? Ты ранен?

– Не так чтобы очень. Нос пострадал. Ты не промахнулась.

– Не может быть! – Она резко развернулась, потом снова обернулась. – Да, умойся. Только кухонная дверь закрыта. Пойдем к парадной.

Блисс взяла Себастьяна за руку и потащила за собой. Добравшись до парадной двери, она пошарила по стене. Что-то проворчала себе под нос.

– Что еще случилось? – спросил Себастьян. Нос его начал распухать.

– Не могу найти ключ. Он всегда висит здесь. Обычно.

Себастьян посмотрел в окно, в темную комнату.

– Дверь, похоже, открыта, – сказал он.

А ведь совсем недавно, когда он стучался, пытаясь выяснить, что случилось, дверь была заперта. Себастьян это точно помнил, однако промолчал.

Блисс задумалась. Потом пробормотала:

– Она, наверное, вышла отсюда.

– Не понял… Кто?

– Она… Нет, ничего особенного. Я, должно быть, просто плохо закрыла…

Либо здесь произошло нечто такое, о чем она не хочет говорить ему, нечто такое, что привело ее в ужас, испугало до крайности, либо ей следует обратиться за помощью к психиатру. Прежде Чилли Уинтерс не была такой.

Себастьян вошел в дом и щелкнул первым попавшимся под руку выключателем. Многочисленные светильнички с янтарно-желтыми абажурами, закрепленные на балках, осветили просторную комнату, обставленную в деревенском стиле, со стенами, обшитыми деревянными панелями.

Он обернулся. Посмотрел на Блисс.

Она в нерешительности стояла у порога. Вытянув шею, настороженно осматривала комнату, словно чего-то опасалась.

– Что ж, будем действовать осторожно, – объявил Себастьян. Он взял Блисс за руку и втащил в комнату. Ей оставалось лишь подчиниться. Себастьян захлопнул дверь ногой. – Давай, рассказывай. Все выкладывай. Что произошло после того, как ты вошла в дом? Я тут катался неподалеку минут, наверное, пятнадцать, пока не понял, что должен вернуться и сделать все, чтобы ты со мной поговорила.

– Тебе не следовало возвращаться, – пробормотала Блисс, внимательно осматривая комнату. – Не так уж я испугалась. Все прекрасно. Ничего особенного не случилось.

– Да уж… Так прекрасно, что набрасываешься на людей и разбиваешь им в кровь носы.

Блисс пристально посмотрела на Себастьяна. Ее нижняя челюсть отвисла. Зрелище было настолько уморительное, что он невольно рассмеялся.

– Себастьян! Прости. Прости, ради Бога. Дорогой, у тебя кровь.

– А я тебе о чем говорил.

– Пойдем-ка со мной.

Она потащила его за собой вверх по ступенькам, и они оказались на втором этаже, в просторной вытянутой в длину комнате, являвшейся одновременно кабинетом, гостиной и спальней. Блисс поспешно провела Себастьяна в ванную комнату, также обшитую деревянными панелями, как и все прочие помещения в доме.

– Садись сюда, за столик. Нет, лучше на край ванны. Нет, давай за столик. Так безопаснее.

– Безопаснее?

– У тебя, должно быть, голова кружится. Не хочу, чтобы ты свалился в ванну.

– Голова у меня в норме, – ответил он, но все же уселся за столик. – Чем это ты меня так отделала?

Блисс подняла руку с зажатой в ней щеткой для волос.

Он прищурился и покачал головой:

– Нет. Ты молотила меня гораздо более увесистой штукой, чем эта.

– Просто я ничего лучшего не нашла, – пробормотала она, потупившись.

Себастьян усмехнулся:

– Слава Богу, что у тебя не оказалась под рукой кочерга. Или нож.

Она выдвинула из шкафа ящичек и достала полотенце. Смочила его холодной водой.

– Мне показалось, что в сад кто-то забрался. Вот я и пошла посмотреть.

– А как ты оказалась на улице? Ведь кухонная дверь заперта.

Она легонько прикоснулась к его разбитому носу. Себастьян вздрогнул и со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Спустилась отсюда.

– Прямо отсюда? Схватила расческу и выскочила на улицу, в темноту? А почему не проверила двери или не позвонила в полицию?

– Так получилось. – Ее рука повисла в воздухе. Она быстро вышла из ванной и осмотрела комнату. Вернувшись, сообщила: – Лампа опять включена. – И с силой приложила полотенце к его носу.

Себастьян взвыл от боли.

– Бедный… – Ее прикосновения снова стали ласковыми и осторожными.

– Ты только что сказала, что лампа опять включена?

– Не обращай внимания. Не важно.

– Э, нет. Даже очень важно. Пожалуй, сегодняшний вечер мне не забыть.

Блисс взяла его за руку и поднесла ее к полотенцу.

– Держи здесь, – сказала она. – Кровь сейчас остановится. А чтобы спала опухоль, холод – самое лучшее. Теперь я попытаюсь объяснить тебе, почему вела себя как сумасшедшая.

– Был бы весьма признателен.

– Правда, в итоге ты решишь, что я действительно сошла с ума.

Он криво улыбнулся:

– Неудивительно.

Она пристально посмотрела на него.

Эти глаза забыть невозможно, невольно подумал Себастьян. Такие же чистые, как пятнадцать лет назад. Она так и не научилась кокетничать.

– Ты же не надела очки. Неудивительно, что принимаешь мирных граждан за злодеев-убийц, набрасываешься на них и лупишь что есть силы.

– Давай перейдем в комнату. Сможешь? – На ее лице не появилось ни намека на улыбку.

Он поднялся на ноги. Взяв его за руку, Блисс подвела Себастьяна к креслу, стоявшему в центре комнаты, напротив французских окон. Он уселся без возражений. Подумал: а не усадить ли Блисс к себе на колени? Однако отказался от этой затеи.

Блисс уселась на пол, рядом с креслом.

Себастьян, придерживая у носа мокрое полотенце, запрокинул голову и прикрыл глаза. Блисс молчала. Он спросил:

– Ты как, готова?

– Не знаю, с чего начать.

– Неплохо бы с того самого момента, когда ты вдруг сорвалась и убежала от меня без всякого объяснения.

– Я собиралась позвонить и извиниться.

– Прекрасно. Теперь тебе нет необходимости прибегать к посредничеству телефонного аппарата. Можешь сказать все сейчас.

Блисс нахмурилась:

– Мне не за что просить прощения. Как мне поступать – мое личное дело.

– Ладно, пусть так, – отозвался Себастьян. – Просто ты сама сказала, что хотела извиниться. Впрочем, это не имеет значения. Во всяком случае, мне никакие извинения не нужны.

– Я… я испугалась, – снова заговорила Блисс. – Вдруг поняла, что ты предлагаешь невозможное. Мне очень стыдно, что я так вела себя. Слишком расслабилась.

– Ты это так называешь? Насколько я помню, перед тем как сбежать, ты почувствовала, что между нами возникла некая связь.

Глаза Блисс вспыхнули. Лицо – тоже.

– Я ведь объяснила, почему решила все прекратить.

– Довольно ясно, – сказал Себастьян. И тут же подумал: ничего не ясно, но к этому вопросу лучше вернуться позже, после того как она объяснит остальное. – И я уже говорил, что вернулся сюда, потому что не мог позволить тебе уйти без объяснений. Ты знаешь, почему я оказался в саду. Теперь твоя очередь, Чилли. Рассказывай.

– Никто меня так уже не называет.

Он не сумел растопить лед в ее сердце. Может, старое прозвище поставит все на свои места?

– Расскажи, почему ты вдруг набросилась на меня, размахивая щеткой для волос?

– Одно из двух: или кто-то пытался меня смертельно напугать сегодня вечером, либо здесь, в комнате, когда я вернулась домой, бродило привидение.

С предельной осторожностью Себастьян отвел в сторону руку с полотенцем.

– Полагаю, насчет привидения ты пошутила? – спросил он. – Значит, когда ты вернулась, в доме находился посторонний? Правильно я тебя понял?

Блисс внимательно посмотрела на него. Приподнявшись, взяла его за руку.

– Твои пальцы! – воскликнула она. – Господи! Что же это такое?! Я и пальцы тебе разбила?

Себастьян вздохнул и попытался улыбнуться:

– Не обращай внимания. Уже не болит.

– Вот и хорошо.

– Пожалуй, следует здесь хорошенько все осмотреть, – заметил Себастьян.

Блисс покачала головой:

– Нет необходимости.

– Возможно, ты и права. Но я должен убедиться…

– Здесь больше никого нет.

Себастьян пристально посмотрел ей в лицо. Потом спросил:

– Почему ты так в этом уверена?

– Просто знаю, и все. Я привыкла жить одна. Если бы здесь сейчас находился посторонний, я бы почувствовала.

– И что, раньше, ну, сегодня вечером ты этого постороннего почувствовала?

– Да. Только давай не будем больше об этом говорить.

– Давай не будем, если ты не хочешь.

Блисс уронила руки на колени.

– Да, не хочу.

– Любопытная комната. – Себастьян осмотрелся.

– Здесь умерла моя тетушка.

Он выпустил из рук полотенце, и оно шлепнулось на пол. Блисс подняла его, заново сложила и опять поднесла к носу Себастьяна.

– Тетушка умерла несколько лет назад. Она была сестрой моего отца, только намного старше его. Довольно своеобразная, немного странная дама, но мы с ней любили друг друга.

Себастьян покосился на скромную кровать с латунными ножками, под белым покрывалом.

– Надеюсь, не на той кровати? – проворчал он.

Блисс нахмурилась.

– Нет-нет, тетушка Бланш умерла не на этой. Эту я потом купила. А ее кровать обычно стояла вот здесь. – Блисс указала рукой на то место, где расположился в кресле Себастьян.

Он с трудом подавил желание вскочить на ноги.

– Раньше в доме было три спальни, тетушкина – средняя. Ты веришь в привидения?

Себастьян едва заметно улыбнулся. Что за женщина?! Столько лет прошло – и совсем не изменилась: то и дело перескакивает с одной темы на другую.

– Нет, любовь моя, я не верю в привидения.

– Обычно, если тетушке Бланш что-то требовалось, она звонила в колокольчик.

– Да? – Себастьян рассматривал Блисс. При свете лампы ее волосы казались еще более рыжими, чем обычно. Глаза же – ярко-синие, а взгляд отсутствующий.

Она улыбнулась – и снова превратилась в ту семнадцатилетнюю девчонку, в которую он когда-то влюбился.

– Тетушке было уже за восемьдесят, когда она умерла, – сказала Блисс. – Все-таки странная она была… Ей нравилось лежать здесь, наверху, и заставлять всех бегать туда-сюда, ухаживать за ней, выполнять все ее капризы и причуды. Только я одна любила навещать ее. Здесь мне было лучше, чем дома.

Их взгляды встретились. Блисс отвела глаза.

– Когда-то, много лет назад, ты заставила меня… – Он наклонился и протянул ей руку. – Благодаря тебе я захотел стать лучше.

– Знаю.

У них никогда не возникало необходимости договаривать все до конца. Много раз бывало так, что они понимали друг друга и вовсе без слов.

– Ну же, – сказал он, шевельнув пальцами, – дай мне свою руку.

Блисс посмотрела на него:

– Ты так когда-то сказал, в кафетерии.

– В самый первый день. Да, я помню. И ты в конце концов дала мне свою руку.

Она и теперь протянула ему руку, и он обхватил пальцами ее запястье.

– Думаешь, за нами подглядывают? – Себастьян привлек ее к себе. – Чтобы проследить, как я выигрываю пари?