Текст книги "Избранные. Киберпанк"

Без сомнения, все эти люди читали его.

Вот поэтому Яша и начинал бояться, что его альтернативная личность на другой стороне сети давно раскрыта корпорацией. Что система уже разглядывает его неприметную фигуру через лупу, и только ждёт последней, роковой ошибки. Кот играет с мышью. Ещё один шаг – и всё. Разумным казалось хотя бы попытаться шагнуть налево – в надежде, что всевидящее око смотрит направо.

Поэтому пограничный контроль они оба проходили, используя фальшивые личности. Это должно было сработать: учитывая, к каким людям Яша обратился, и сколько денег заплатил.

Тем более, что поездки в Таиланд совершенно не предосудительны. Гораздо тщательнее контролировались все рейсы в США, или на потерявшую былое значение Москву – тяготеющую к иным корпоративным покровителям-паразитам.

– Не волнуйся: всё будет хорошо.

Василису он, похоже, не убедил. Она старалась придать себе если не беззаботный, то, по крайней мере, отсутствующий вид: но именно этими неумелыми попытками выдавала себя пуще прежнего. К счастью, в век победивших информационных технологий люди больше доверяли компьютеру, чем глазам и ушам: пограничники – не исключение. Обыкновенный человеческий фактор. А с точки зрения неосязаемых электронных документов, всё было идеально.

ЯКОВ БОРИСОВИЧ ФЕЛЬДМАН, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В WEINET! КАК ВАШЕ НАСТРОЕНИЕ?

Спасибо – так себе, но скоро будет лучше.

Успокойся: всё в порядке, комар носа не подточит. И новые имена, и подложные данные биометрии, аккуратно внедрённые в систему. Компьютер куда способнее человека, но и он не является непогрешимым. Распознавание лиц, сканеры сетчатки, уже устаревшая дактилоскопия – всё это можно обойти, были бы деньги на тонкую работу настоящих специалистов.

– Я всё равно волнуюсь.

– Перестань. Я люблю тебя.

Очередь на контроль тянулась издевательски медленно. Фурман время от времени выглядывал из-за сгорбленных спин, но ничего толком не мог разглядеть. Сегментный червь из безразличных друг другу людей, извивающийся меж символических ограждений.

– Расскажи мне про Чианг-Май.

Пожалуй, это было неплохой идеей. Яша начал рассказывать: он не особенно задумывался о словах, потому что образы легко текли сами собой. В основном, память цеплялась за детали. За ярко-красные бусины цветов на сплошном зелёном поле. За ласково обнимающие гору облака. За маленький ват возле гестхауса, с белоснежными стенами – на которых беспардонный турист умудрился нацарапать надпись незнакомым языком. За узкий тротуар, на котором едва разминёшься – особенно, наткнувшись на бьющую в нос миллионом запахов уличную лавку.

ВЫ ПОКИДАЕТЕ НЕЗАВИСИМУЮ ТИХООКЕАНСКУЮ РЕСПУБЛИКУ? ЖЕЛАЕМ ВАМ ПРИЯТНОЙ ПОЕЗДКИ!

Образ за образом. Фраза за фразой. Шаг за шагом в полумёртвой очереди. Её тревога, кажется, постепенно отступала: если что Василиса и умела прекрасно, так это мечтать. Быть может, эта её способность и оказалась «социально неприемлемой».

ПОГОДА В БАНГКОКЕ НА ЗАВТРА: ТЕМПЕРАТУРА ВОЗДУХА…

Да какой бы ни была температура воздуха: куда важнее, чем воздух там будет пахнуть. У тайского воздуха отчётливый запах свободы – который работает лучше разноцветных таблеток. Таблетки можно будет выбросить. Или не стоит?..

В очереди перед ними с Василисой остались только двое. Рослый брюнет в сшитом на заказ костюме, из прекрасной серой шерсти – со старомодным дипломатом, и такой же старомодной стрижкой. Похожий на героя кинофильма из золотой эры Голливуда. И маленькая китаянка в наушниках, не отрывающаяся от светящегося нежно-голубым светом экрана – типичный житель нового мира.

Огромное табло нависало прямо над головой. Яркое поле, расчерченное строками – китайский, дублированный русским и английским. Именно в таком порядке – а ещё пять лет назад было иначе. Мир меняется быстрее, чем тлеет сигарета: нужно скорее бежать туда, где время остановилось очень, очень давно.

Захотелось записать эту мысль в блокнот: тот был под рукой, привычно покоился во внутреннем кармане пальто. Казалось бы, оплошность – но кому есть дело до блокнота?.. Никто им не заинтересуется, уж это точно. Лишних вопросов вообще не должно возникнуть.

Яша было потянулся к карману, но тут почувствовал прикосновение, над локтем: сначала не отличил его от касания Василисы, однако в следующую секунду ощутил жёсткую хватку коротких, но сильных пальцев. Голос с сильным акцентом прозвучал тихо – шёпотом в ухо, но всё равно резанул по нему больно.

– Яков Маркович Фурман? Прошу, пройдёмте.

* * *

Стены кабинета имели неприятный оттенок потускневшего, запылённого белого: что-то вроде старого кафеля, хотя отделаны они были пластиком. Галогеновая лампа прямо над головой – подчёркнуто неживой цвет, она делала это место ещё более неуютным. Дверь за спиной, неудобная табуретка, небольшой квадратный стол.

На столе стояли две пиалы с иероглифами, которые Фурман почему-то не мог разобрать, и блестящий термос. А также металлическая пепельница.

У человека под другую сторону стола было, как будто, такое же металлическое лицо. Сморщившееся, и ничего не выражающее – даже на общем фоне азиатских лиц, в которых Фурману тяжело было читать эмоции. И на лице Василисы-то он не всегда их точно разбирал.

Вместе с тем, этот человек имел на удивление живые глаза. Старик в скучном тёмно-синем костюме, с ослабленной хваткой галстука. С желтоватым логотипом на заколке, и желтоватыми зубами. У него был вид мудреца, смертельно уставшего от всего. Не самый приятный человек – но, пожалуй, бессмысленный пограничник, что сидел тут прежде, был ещё хуже. Фурман прекрасно понимал, как мало значат пограничники, служащие номинальных властей НТР. Этот азиат – другое дело. Он работает на Wei.

Интересно, что он совсем не напоминал китайца. Скорее, японец? Японцы тоже встречались в корпорации. Как и корейцы. Но довольно редко.

– Яков Маркович, в вашем досье я вижу «свободный японский». Вам удобно будет говорить по-японски?

Яша молча кивнул.

Японец сделал то же самое – выразив удовлетворение. Он оттянул полу пиджака, пошарив в кармане за ней. Сначала извлёк оттуда пачку сигарет WeiTobacco, и закурил. Переминая сигарету губами, выпуская небольшие облачка дыма, нашёл в кармане ещё и небольшую карточку.

Удостоверение легло на стол: японец прижал его к поверхности пальцем, и подвинул чуть ближе к Фурману.

– Накамура Сайто. Служба Безопасности Wei inc, как вы уже поняли.

Сегодня подобные удостоверения – на физическом носителе, стали каким-то атавизмом. Забавно, что господин Накамура предъявил именно его. Указанная в документе должность оказалась неожиданно высокой: куда выше, чем можно было ожидать. К добру это, или наоборот? Гадать было бессмысленно: Яша прекрасно понимал, что от него в собственной судьбе уже ничего не зависит.

– Я буду говорить прямо. Мы можем потерять много времени на ложь и оправдания. Но вы, господин Фурман, неглупый человек. Убеждён: вы догадывались, что известная деятельность уже давно раскрыта корпорацией. Поэтому нет смысла делать вид, будто вы не понимаете, о чём я говорю. И я не стану делать вид, будто чего-то о вас не знаю. Согласитесь, это попытка выезда за пределы НТР была наивной. Полагаю, ваша наивность вызвана глубокими и сильными чувствами, а не глупостью.

Огонёк на конце сигареты в очередной раз вспыхнул: дым ненадолго заволок лицо Накамуры. Разговор о чувствах? Как странно вести его в мире, где чувства уже почти потеряли ценность – да ещё в таком кабинете.

– Чувства делают нас глупее. Это нормально: за всё нужно чем-то платить. Вы не должны винить себя. В какой-то степени, господин Фурман, я вам даже завидую.

– Что теперь будет? – другой вопрос Яше в голову не пришёл.

– С вами? Об этом мы и должны поговорить сейчас.

– Нет. С ней?

Накамура ответил не сразу: он позволил себе паузу на пару затяжек. Узкие глаза, полуприкрытые тяжёлыми веками, не отрывались от Яши. Тот тоже смотрел прямо: теперь уже не было смысла отводить взгляд. Худшее, в любом случае, случилось.

– Господин Фурман, я хотел бы знать кое-что. Я читал ваш блог… мы очень внимательно читали его. Постарайтесь ответить честно: вы действительно верили в возможность тех изменений, о которых так хлёстко писали?

В ответ на такой вопрос Яша, пожалуй, охотно соврал мы и сам себе. Но не теперь: не японцу с живыми глазами на мёртвом лице. Правда требовала быть озвученной.

– Нет.

Пол Кэмп легко поверил бы самому себе. Чернильному голосу, полному гнева. Рауль Дюк – конечно же, нет. Так что всё правильно.

– Вы не солгали. Хорошо. Знаете, именно этим вы и заслужили, по меньшей мере, моё личное уважение. В моей культуре издревле ценят подобное поведение.

– Какое?..

– Я люблю одну старую книгу, которую и вы наверняка читали. Помните? «Добиваться победы нужно, даже если ты обречён на поражение; для этого не нужны ни мудрость, ни техника». Вы никогда не думали о победе и поражении. В бесстрашно бросались навстречу, в конечном счёте, неизбежному. Это подкупает.

Конечно же, Яша никогда не думал о победе и поражении. Он вовсе не задумывал никакой борьбы: просто занимался творчеством. Писал то, чего не мог не написать. Это единственный способ сложить из букв нечто достойное.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, господин Фурман… мне представляется, что этот блог не был сознательным выпадом. Конечно, он определённым образом вреден. Он провоцирует. Он привёл на улицы людей; многие из них оттуда домой уже не вернутся. И это, кстати, отчасти будет вашей виной.

О последнем Яша и сам не раз задумывался. Наверное, в первую очередь он бежал из Владивостока именно от этой мысли, а не от чего-то другого.

– Но точно отчасти, господин Фурман. Вы не говорили с людьми, участвующими сегодня в беспорядках. Вы говорили сами с собой, а им просто представилась возможность слушать. В конце концов, чем вас лично обидела корпорация? Хорошее образование, стабильная работа, заработок выше среднего, много заграничных командировок. Я бы поверил, что всё дело в госпоже Василисе Вонг, но… вы завели блог до знакомства с ней. Возможно, сами уже об этом не помните.

Голова была слишком переполнена волнениями, и одновременно слишком опустошена ужасом происходящего, чтобы Яша сейчас мог точно вспомнить. Что-то смешалось в мыслях. До, после…

– Собственные одинокие грёзы о прошлом, которое не вернуть. И о будущем, которое всё равно не настанет. Чистый творческий эскапизм. В культуре гайдзинов есть метафора для этого: «замок из слоновой кости».

– Башня.

– Что?

– Башня. «Башня из слоновой кости». Так правильно.

– Благодарю. Хорошо, башня. Вы построили довольно высокую, признаю. Желаете кофе?..

Фурман кивнул, даже как-то неосознанно. Ему не хотелось кофе, но не хотелось и сидеть в неудобном оцепенении: нужно сделать хотя бы что-то. Накамура неспеша открутил крышку термоса, и наполнил обе пиалы – пригубив собственную первым.

Яша едва поднёс сосуд к лицу, когда ощутил сильный запах. Этот кофе пах совсем не так, как в сетевых забегаловках. Он чем-то напоминал кофейную «Урадзио». Он был настоящим. Как оказалось – и на вкус тоже. Похоже, что Накамура легко прочитал эту мысль.

– Если вы думаете, что нам этот мир нравится больше вашего, то ошибаетесь. Судите хоть по моему любимому кофе, который приходится носить в глупом термосе. Именно поэтому, господин Фурман, я так хорошо вас понимаю.

Какое-то время они оба просто пили кофе: Яша старался смотреть в горячую чёрную жидкость, а японец по-прежнему глядел на него. Он был почти недвижим: только моргал, и изредка подносил к кривым губам то пиалу, то сигарету. Наконец, Накамура снова заговорил.

– Вы не должны покидать Владивосток, господин Фурман. Мы не можем вам этого позволить. Возможно, эту мысль не так уж легко понять… но вы необходимы миру, которым мы управляем. Так же, как ему необходим этот кофе. Вы по-своему вредны для нас, даже представляете опасность. Однако, вместе с вредом, от вас имеется и большая польза.

– Польза? Для кого?

– Для всех. Начиная от меня, заканчивая вашей подругой. Есть притча о мудреце, что предлагал юноше вообразить тьму в мире, где не знают света. И тишину в мире, где не бывает звуков. Ваши читатели думают, будто вы противостоите системе. На самом деле, система просто невозможна без чего-то, ей противостоящего. Вы отлично справляетесь со своей ролью: нам не нужен другой человек на этой специфической должности.

Яша почти ничего не понимал. Он мог ухватиться только за край мысли Накамуры, более-менее понять, к чему тот клонит – но не осознать всё полностью. Не сейчас, не с этим стуком в висках, и мерзким ощущением внизу живота.

– Так что же будет?.. – еле выдавил из себя Фурман.

Накамура закурил новую сигарету. Кажется, он слегка прищурился, глядя на Яшу – и оттого глаза японца вовсе почти скрылись за веками.

– Ничего. Госпожа Василиса Вонг ждёт вас за этой дверью. Вы выйдете отсюда, заберёте её, и направитесь обратно, в свой высокий замок. Делать. Вашу. Работу.

* * *

Вода скатывалась по стёклам машины: на лобовом дворники едва справлялись со струями дождя, а через боковые можно было различить только неясные пятна многочисленных огней. Яша почти не чувствовал ног, и потому испытал огромное облечение, рухнув на мягкое сиденье. Он тяжело дышал.

ЯКОВ МАРКОВИЧ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В WEITAXI. УКАЖИТЕ ТОЧКУ МАРШРУТА…

Василиса была красива даже ж заплаканным, покрасневшим лицом. Столько людей оборачивались им вслед, по пути через вестибюль к стоянке: рыдающая девушка, судорожно вцепившаяся в мужчину с окаменевшим лицом. Теперь она бессильно уронила голову Яше на колени.

Автомобиль мягко тронулся места. Яша не спешил рассказывать Василисе об обещании, что Накамура дал на прощание. Завтра, в начале рабочего дня, её аккаунт восстановят. Если тебя кто-то читает, ты уже не принадлежишь сам себе: но иногда, это даёт и какие-то плюсы.

На сенсорном экране линия маршрута странно изогнулась: оказалось, что система учла новое оцепление, перегородившее широкую улицу. Какое-то время такси ехало вдоль него, и сквозь залитое струями стекло Яша видел толпу. Часть него самого была там – но часть стояла по другую сторону, в этом и уникальность его личного незримого замка. Твердыня на нейтральной полосе. Не принадлежащая ни одной из сторон.

Кем он стал? Может, он тот самый высший мутант штучного производства, о котором писал давно мёртвый кумир: закладывая тогда иной смысл, но эти слова уже обрели новый. Гибрид, необходимый всем? И этим людям за широкими спинами спецназовцев, у которых новый мир отобрал нормальную жизнь – просто сменив единицу на ноль в базе данных. И корпорации, которая от созданного ею мира отнюдь не в восторге.

А был ли у этой корпорации в своё время больший выбор, чем у самого Яши?

Где-то к середине пути Василиса, кажется, почти успокоилась: по крайней мере, перестала хлюпать носом – и ослабла хватка тонких пальцев, вцепившихся в пальто Яши. А сам он вытащил из кармана блокнот, и кое-как отыскал ручку.

«Меня нет рядом с вами, на ваших баррикадах. Но уж точно, я не противоположной стороне, и никогда там не окажусь. Может ли автор позволить себе высказываться, оставаясь в башне из слоновой кости? Хотелось бы в это верить. Будет ли тогда его Слово иметь какой-то вес? Я полагаю, будет. Полагаю, что только тогда Слово и будет по-настоящему значимым.»

Фурман написал ещё несколько строчек, но немного поразмыслил, и зачеркнул их.

Узник Ахерона
Род Велич

Пятнадцать лет, Орфей, пятнадцать бесплодных лет мне не удавалось найти тебя. Знать бы тогда, чем закончится рейд в Ахерон… Помню, как ты ударил меня. И это стало точкой перелома. Прозрачные крылья стреколёта шуршат, переливаясь на солнце. Снизу проносится сверкающая рябь океана, шершавым языком зализывая боль воспоминаний.

Биопилот робко косится, мол: и куда теперь? Я стволом игломёта киваю на запад. Бесит меня эта торчащая из приборной панели башка. Пальцы невольно касаются металлической капсулы на шее. Это всё, что осталось от тебя, Орфей. Сайто сказал, что я не умею проигрывать. Но теперь он тоже пропал.

Помню, как я и Сайто-5 сидели в одном из баров Джакарты. В этом улье всегда делали отменное пойло с каннабиноидами. Второй бокал был явно лишним, но Сайто никогда не расслаблялся. Он сканировал помещение мерцающими, как у филина, глазами. Такие делают лишь под военный заказ. Потухни сейчас свет, он будет видеть как днём.

Сайто никогда не пил, не прогнав сперва жидкость через анализаторы. Я профи, говорил он, я всегда жду угрозы – мало ли что туда подмешают? Чёрт бы побрал эти ДНК-маркеры, химические визы, искусственные феромоны – столько всякой дряни придумали конгломераты, чтобы отличать своих от чужих.

Мы с Сайто – уже много лет напарники. Его изготовили для разведки в улье Оэдо с партией таких же клонов. Он не знал, что такое семья, друзья. Помнил лишь сотню близнецов, строем бегущих на тренировки. Треть погибла на первом же задании. Сайто не любил это вспоминать. Через год службы он понял: для конгломерата они – лишь биоматериал. Израсходуют и выпустят новых. А с его навыками на чёрном рынке с руками оторвут. И тогда он сбежал в рейдеры.

Я тщетно пытаюсь представить себя клоном. Каково это – родиться из колбы, не имея родителей? Как-то мне стало интересно: скучает ли Сайто по своему выводку? Он удивился. С чего бы это? Любой из них убьёт беглеца, едва заметив.

Ищейки накрыли нас прямо в баре. Мы подделали ДНК-маркеры и комбинезоны касты работяг, но прокололись на какой-то мелочи. Только после мы узнали: конгломерат Борнео целенаправленно искал меня. Лишь потому, Орфей, что мы были с тобой знакомы.

Бой был коротким. Сайто снес головы паре солдат-дикобразов, преградивших путь к выходу. Мой Коготь отсёк руку ищейке с игломётом. Ничего необычного – за годы скитаний в Палеарктике мы бывали и не в таких передрягах. Вламываясь в ульи и воруя биоматериал, мы были подобны паразитам, идеально приспособленным мимикрировать, обходить здешние иммунные системы. Затем мы сбегали, меняя внешности и тела. Сайто успел сносить уже пять тел, я живу в третьем. Мы и в этот раз легко ушли бы от обросших щитками увальней с пушками. И тогда ищейка назвал твоё имя, Орфей…

Столько лет прошло, а я помню, как вчера: мы сидели на том пляже, и тёплое море плескалось у ног. Пара голых подростков под пальмами. Пара последних самородков в диком гнезде. Подумать только! Ведь какие-то двести лет назад все люди были самородками…

Во время Четвёртой Войны человечество вывалило друг другу на головы столько ядерного и биооружия, что живорождение стало редкостью. Катастрофическая волна мутаций грозила стереть остатки выживших с лица Земли. И тогда лидеры корпораций, выпускавших то самое оружие, что едва не доконало род людской, объявили себя спасителями человечества. Оставалось лишь отказаться от глупых запретов на вмешательство в геном. Что за мелочь перед угрозой вымирания!

Из нейробиблиотеки мне удалось стащить крупицы истории: людей начали модифицировать, а потом клонировать, программируя эмбрионы с заданными качествами. За две сотни лет корпорации стали биоконгломератами – фабриками клонов. Города теперь – это огромные ульи, где люди уже не размножаются. Живорождение – слишком непредсказуемый процесс, чтобы пустить его на самотёк. Лишь в диких гнёздах – отсталых селениях – на свет ещё появляются самородки: дети, рождённые естественным путём. И некоторые из них – гении вроде тебя, Орфей.

Сайто рассказывал, что они где-то просчитались. Конгломераты не учли, что при клонировании генам не хватает разнообразия. Я плохо в этом разбираюсь, геномика и метахимия – вотчина Сайто. Но помню, он говорил, что из-за этой ошибки в ульях исчезли гении. Клонированные люди избавились от болезней, стали послушнее. Они точно соответствовали тому, чего от них ждали. Но… В них исчезло нечто важное. То, что проявляется у одного на миллиард, но может смешать все карты, в корне перевернуть науку, технологии. И тогда началась охота за самородками. Конгломераты посылали в дикие гнезда хедхантеров – на поиски нестандартных генов. И однажды они пришли за тобой…

Ищейка предложил сделку. Конечно, это был не он: мозг агента всегда подключен к нейросети конгломерата, и это старейшины Борнео говорили его языком. Они рассказали, что с тобой случилось.

Декапитация. Вот почему у меня не вышло найти твоих следов. Бедняга Орфей, от тебя остался лишь мозг в капсуле. Он плавал где-то в мыслительном баке улья Ахерон – этой изолированной ёмкости, где десятки высокопрофессиональных умников, лишённых тела, работают сообща над проектами высшей секретности. Никаких угроз и утечек информации, нулевой риск побега. Чёрт возьми, в Ахероне умеют обходиться с ценными кадрами!

Сделка звучала просто: вытащить тебя из этой тюрьмы для мозгов. Конечно, нырнуть на дно бассейна с пираньями – затея для камикадзе. Но Борнео обещали дать тебе человеческое тело и хорошую работу. Как мне было не клюнуть, Орфей? Сайто потом долго не мог понять, зачем было соглашаться на это безнадёжное задание. Клоны, как он, вообще плохо разбираются в чувствах самородков. Хотя кое в чём он был прав. Конгломераты до сих пор охотятся за мной, надеясь заполучить тебя. Они ведь не знают, что произошло на самом деле…

В Ахерон мы вылетели на гипербаллоне. Многотонный пузырь поднялся над сияющими башнями Джакарты, вздыхая, словно кит, и унося тысячи пассажиров. Обычно низкокастовые работяги кочуют от улья к улью дневными рейсами, чтобы фотосинтеты на крыше баллона компенсировали цену билетов. Мы с Сайто легко затерялись в этой толпе.

Я вижу, как белоснежные строения внизу уступают место океану, и в памяти всплывает наше исчезнувшее гнездо. Старые кварталы Джакарты давно ушли под воду, но море всё продолжает подниматься. Лишь узкая полоска дамбы отделяет новые строения от ненасытного прибоя. Но там, где мы с тобой росли, Орфей, такой дамбы не было…

Из сияющей Джакарты в трущобы Лимбо. В этом пригороде Ахерона агенты Борнео оставили нам лачугу со всем необходимым. На привокзальной площади ныряем в копошащиеся толпы местных. Муссонный ливень хлещет на непокрытые головы ахеронцев и конические панамы аборигенов из соседних гнёзд. В нос бьет запах сточной канавы и модифицированных грибов, из которых здесь делают одежду. Я оглядываюсь на гипервокзал, огромным пузырём выпирающий среди лачуг, и чувствую себя жуком в муравейнике. Горластые рикши развозят пассажиров лабиринтами улочек. Я вдруг замечаю их неестественно длинные ноги, коляски врастают сзади в мускулистые торсы. Кажется, какой-то злой гений соединил рикш и их транспорт в единое целое.

Ахерон. Меня до сих пор трясёт, когда я вспоминаю этот жуткий плод новой эры. Эры, частью которой был и ты, Орфей. Здесь выращивали новый вид существ, и мой язык не поворачивается назвать их людьми. У местных солдат не было игломётов, как на Борнео. Четыре руки заканчивались острыми костяными саблями. Рогатые морды и близко не походили на людей, а с конца длинного, как у скорпиона, хвоста смотрела термохимическая пушка. Полчища модификантов наводняли Ахерон. И знать бы тогда, кто выдумал всё это… Но отступать было поздно. Сайто верно заметил: я никогда не сдаюсь. Особенно, когда речь шла о тебе…

Разведка сразу пошла не так. Мы с Сайто живо раздобыли химические визы и пробрались в Ахерон. Помню свои первые ощущения. Всё вокруг тонет в багровом сумраке. Высоко над головой бычьим пузырём вздымается купол. Он непрозрачный, красноватый свет едва пробивается внутрь. А кругом снуют толпы молчаливых работяг. Ахерон оказался чудовищным термитником генномодифицированных людей. Тупые и безмозглые, они, как под гипнозом, бежали куда-то, волочили тяжести по узким проходам, глубоко пронизавшим толщу земли.

Этот улей смог бы пережить ядерный удар и угасание Солнца. Всё равно его жители продолжали бы прятаться под куполами, выращивать плантации грибов в тоннелях, и получать энергию от автономного реактора. Не удивлюсь, если источник кислорода у них также был свой.

В центре улья, над реактором высилась пирамида. Агенты Борнео прозвали это вонючее капище Храмом. Именно здесь устраивали ритуалы менады – странные твари, не то жрицы, не то матки в улье. Они-то и напоили нас дрянью, которая начисто отшибает мозги.

Нас спас имплант в печени Сайто: он быстро отфильтровал эту гадость. Сайто очухался и вытащил меня оттуда. А затем, привязав к кровати, бросился синтезировать антидот. Он рассказал потом, то был жуткий коктейль из гормонов и психоделиков, которым подпитывали лояльность ахеронцев. Лишь на третий день ко мне вернулось сознание и прошли неудержимые позывы бежать обратно в улей, на зов менад.

Я вспоминаю нашу лачугу в трущобах Лимбо. Мотыльки под потолком бьются насмерть в стекло фонаря, что едва освещает забитую дорогим оборудованием комнатушку.

Кокон-модификатор, нейроконсоль, походный набор мини-приборов для анализа и биосинтеза, которым позавидовала бы и крупная лаборатория. Пожалуй, ни один мой рейд не готовился настолько основательно. Агенты Борнео так хотели заполучить тебя, Орфей, что позаботились обо всех наших нуждах. Позже они ещё пожалеют об этом, но к тому времени нас будет уже не найти…

Сайто выпросил у них плазмомёт. Зачем пушка на тихой вылазке? Кто знает, как всё обернётся, сказал он в ответ на моё удивление, проверяя заряд водородных батарей. Мне стоило бы прислушаться к интуиции профи.

Уже не помню, когда мне пришла мысль украсть тебя у обоих конгломератов. Пожалуй, ещё до того, как Сайто сообщил о двойной игре Борнео – они запланировали создать собственный мыслительный бак. Ищейка сказал лишь то, что мне нужно было слышать. Мне и так с трудом верилось, что они горят желанием вернуть тебе человеческий облик, Орфей, но в тот момент их интерес стал слишком очевиден. Супермозг – вот что они в тебе видели! Агенты конгломерата ни разу не называли тебя человеком. Ценный экземпляр, гений-самородок, монстр генопрограммирования, которого не вырастить под заказ в пробирке. Они так жаждали тебя. Как гончие псы, повизгивающие от нетерпения вцепиться в дичь. Но раз мозг это всё, что им нужно, зачем возвращать тебе остальное? Лишь для меня ты был единственным другом. И даже больше – последним, что связывало меня с погибшим родным гнездом… Что мне оставалось делать? Вытащить тебя из одной тюрьмы лишь для того, чтобы бросить в другую? Это было бы слишком жестоко.

Сайто был в ярости от этой идеи. Он знал, чем это закончится. Мы не просто лишимся бизнеса – два мощнейших конгломерата прибавятся к нашим смертельным врагам. Он сходу отметал все предложенные мной варианты – бежать, спрятаться, по чуть-чуть продавать другим конгломератам научные секреты, спрятанные в твоём мозгу. Именно тогда Сайто сказал, что мне стоит научиться проигрывать. Ожидал ли он, что я всё сделаю наоборот?

Конгломерат Борнео подстраховался, подсадив меня на биоякорь. Сайто говорил: он был мастерски сделан. Наночастицы разлетелись по всему организму. Эти маленькие дряни следили за мной, а в нужный момент могли превратить в безмозглый овощ, если конгломерату не понравится моё поведение. Уничтожить их можно было, лишь спалив себя живьем или облучив громадной дозой радиации, что, в общем, то же самое. Либо выторговав деактиватор у Борнео. Но для этого мне пришлось бы отдать им тебя, Орфей.

Двое подростков сидят, обнявшись, на диком пляже. Перед ними плещется море, пальмы над головой перебирают листьями на ветру… Сотни таких картинок оставлены мной в нейробиблиотеке, откуда ты черпал знания для своих исследований.

Мы не можем поговорить напрямую. В баке слишком много секретной информации, чтобы позволить хоть капле выйти наружу. Но запрос – сам по себе информация. Если предлагать варианты ответов и отслеживать запросы, выйдет подобие разговора. Так общаются с глухонемыми паралитиками, когда лишь взглядом можно передать мысль.

Много часов я просиживаю за нейроконсолью. Кто-то из мыслительного бака уже несколько раз скачивал эту картинку. А потом снова и снова запрашивал один и тот же блок текста: кто ты?.. кто ты?.. кто ты?..

Мне хватает нескольких фраз, чтобы понять: это ты, Орфей! Лишь ты мог знать, что мы сказали друг другу на том пляже.

Я обещаю вытащить тебя и прошу ждать сообщений на этой же странице. Потом убеждаюсь, что мои слова прочитаны, и стираю все записи.

План твоего спасения созрел быстро. Но для этого придётся свести тебя с ума. Мозг – тот же нейрокомпьютер, его можно взломать или расстроить. Справится даже нейрошаман средней руки, вроде меня. Стоит показать серию закодированных картинок, как твоём мозгу зашкалит уровень дофамина. Настоящий мозговой шторм – как при влюблённости или шизофрении.

Сайто разведал, что пленники бака проходят профилактику в Храме. И когда менады заметят неладное, они поднимут тебя в святилище, пытаясь вернуть в норму. У нас будет лишь пара дней, чтобы забрать мозг оттуда, пока его не вернут в бак.

– Тебе нужно стать менадой, – сказал Сайто, когда мы планировали операцию. – Это единственный способ пробраться в Храм. Их защита не пропускает неживое, так что оружие и одежду придётся оставить здесь. Ну, ничего, мы нарастим тебе щитки на теле. Костная ткань, обогащённая барием, прикроет мозг от радиации. А костюм, выращенный из их слизи, – сделает тебя менадой для химических и ДНК-анализаторов. Образцы клеток я уже стащил накануне.

Две недели я лежу в коконе-модификаторе. Это не страшно, тёплая жидкость ласкает тело. Хочется висеть и висеть в уютной невесомости. Но процесс подходит к концу, и я выныриваю из этого подобия материнской утробы.

– Шикарно выглядишь, Дик, – ухмыляется Сайто.

– Иди к чертям! – огрызаюсь я.

Из зеркальца смотрит чудовище. Лицо жутко изменилось, щёки закрыты щитками, на голове – костяная корона. Руки тоже модифицированы, но до клешней менад им ещё далеко.

Меня мутит от гормонов. Хочется погрузиться назад в модификатор и поспать ещё денёк-другой. Боюсь, этому телу уже не пережить рейд. Но это ничего, если так я стану ещё на шаг ближе к тебе, Орфей.

Именно тогда, мне захотелось поведать Сайто мою тайну. Когда-нибудь я завяжу с рейдами и сделаю себе тело мечты. Я показываю ему металлическую капсулу с образцами клеток. Не хочется ничего объяснять. Может, военный клон и готов провести остаток дней, рискуя жизнью, но у меня совсем другие планы на будущее. Сайто молчит, а затем меняет тему.

Ищейка из Борнео нагрянул внезапно. Тот самый, опытный, что вынюхал нас в баре Джакарты. Похвастал регенерировавшей рукой, которую отсёк тогда мой Коготь. Он сказал, что дела идут хуже, чем ожидалось: Ахерон растит огромную армию модификантов, их твари уже несколько проникали в другие ульи.