Текст книги "Радость, словно нож у сердца"

– Похоже, им это удалось.

– Да. Определенно. Мы тихо сидели в уголке и не совались туда, где ребята постарше играют в свои взрослые игры. – Он поднял взгляд от папки. – Так вы полагаете, что Саманту Август забрали новые пришельцы?

– А вы?

Он задумался.

– Может статься, вы правы. И однако…

– Однако почему они не похитили кого-то вроде вас – вы об этом сейчас думаете? Астронавта, человека, уже побывавшего в космосе. Или кого-нибудь весьма влиятельного, публичную персону. Актера, президента или, скажем, премьер-министра. Ученого наподобие Тайсона. Да Джуди Фостер, в конце концов!

– Действительно, резонный вопрос.

– Вы ведь, Марк, наверняка любите фантастику?

– Само собой. Однако – фантасты много всякой ерунды выдумывают. Всяческие гиперпространственные переходы, туннельные двигатели. Ну то есть им свойственно… в небесах витать, что ли?

– Хм. Интересная мысль. Хорошо, допустим, ее похитили именно они. Ее – и никого больше.

Марк робко улыбнулся.

– По крайней мере, это канадка.

– Да, как, собственно, и вы – во всяком случае, если забыть про подписки о неразглашении, данные другому государству. – Она забрала у него папку и закрыла ее. – Может быть, мне и не стоило обсуждать этот вопрос именно с вами – почему они выбрали Саманту Август, а не какого-нибудь современного аналога Карла Сагана или Джеффа Гольдблюма из «Дня независимости». Скорее мне нужен специалист по внеземной социологии – не подскажете, где такого отыскать?

Марку Ренару захотелось провалиться на месте. Он неуверенно пожал плечами и произнес:

– Быть может, как раз среди фантастов?

Премьер-министр с триумфом во взгляде – может статься, даже чуточку издевательским – улыбнулась Марку.

– Мадам, – начал он неуверенно, – похищение Саманты Август… я не уверен, связал ли его кто-нибудь еще с Первым Контактом… вы это тоже хотите сделать достоянием общественности?

– Пока еще нет, – ответила она.

– Ага. То есть, придержите в секрете?

– Туше! – Она помолчала, потом добавила: – Кемп меня от этого отговаривал.

– Неудивительно, – кивнул Марк.

– Как вы полагаете – то, что инопланетяне не стали брать выпускника Итона, что-то означает?

Немного поколебавшись, он ответил:

– Надеюсь.

– Вот и я надеюсь, Марк. Вот и я.

Глава 11

Нет ничего хуже наилучших решений.

Саманта Август

Стена ее комнаты сейчас представляла собой множество экранов, демонстрирующих передачи различных телеканалов и веб-трансляции. Новостные каналы, словно соревнуясь друг с другом, непрерывно передавали репортажи о том, как прекращение насилия сотрясло сами устои человеческой культуры, грозя поставить цивилизацию на колени. Небывалую доселе популярность приобрели философы – интервьюеры, запинаясь, зачитывали вопросы, а потом озадаченно таращили глаза, выслушивали ответы на них.

Хотя, надо признать, готовые ответы тоже не всегда находились. Но, по крайней мере, большинство философов, которые в своих старомодных костюмах выглядели так, словно их только что вынули из нафталина и наскоро отряхнули от пыли, верно ухватывало суть дела – заключавшуюся вовсе не в инопланетной технологии, а в отношении землян к ближнему своему.

По другим каналам, как и раньше, шли ситкомы и реалити-шоу. Продолжались спортивные соревнования, толпы болельщиков приветствовали своих кумиров, пожирая чипсы и хот-доги, и общее впечатление от всего было такое, что цивилизация настойчивей, чем когда-либо, подчеркивает – с ней все в порядке. И тем не менее сквозь него пробивалось другое ощущение – мир сидит на пороховой бочке, и фитиль уже дымится.

– Просто голова кругом, – сказала Саманта Август, вытащила из пачки сигарету и закурила. – Экономика разваливается на глазах, ожидается нехватка самого необходимого, а вы, похоже, умеете лишь указывать, что нам не следует делать, – но не что нам теперь делать взамен того, что мы делали всегда.

– Вы же прекрасно понимаете, Саманта Август, что любые наши распоряжения сейчас вызовут лишь противоположный эффект.

Сэм ткнула сигаретой в сторону одного из экранов.

– Вот послушайте, что он там говорит. Кризис власти. Вы нанесли удар в самое сердце человеческого общества.

– Нельзя ли вот об этом поподробней? – попросил ее Адам.

Она вздохнула, отошла от экранов и улеглась на кровать, глядя в белый потолок.

– Власть – штука хрупкая. Даже небольшие группы людей всегда устанавливают правила, регламентирующие поведение. Ритуалы, табу, что можно и чего нельзя в отношении других. В значительной степени это связано с самоидентификацией, с тем, как группа саму себя определяет. Но и поддержание мира внутри группы этим тоже достигается.

– Понимаю.

– Не уверена. В правилах всегда незримым образом присутствует кнут. Конечно, в небольших группках охотников и собирателей обычно не угрожали никому насилием, чтобы принудить к добропорядочному поведению. Самой страшной угрозой служило изгнание, и оно чаще всего ничем не отличалось от смертной казни, в которой тем самым не было необходимости. Изгнанники, как правило, сами угасали и умирали, лишившись самого важного, что у них было, – собственной идентичности. Преступника следует изолировать. Это древнейшая практика, которой мы, разумеется, продолжаем следовать, просто в современном обществе изгнание не означает смерти.

– А почему? – вдруг спросил Адам, прервав ход ее мыслей.

Она выпустила к потолку струю дыма.

– С ростом населения появляется анонимность. Кроме того, возникают маргинальные группы, субкультуры, отщепенцам становится легче найти таких же, как они, и тем самым восстановить утраченную идентичность – пусть даже среди педофилов, насильников, нацистов и тому подобных. В наши дни к анонимности нередко активно стремятся.

– Поскольку определенная деятельность считается крайне постыдной.

– Да.

– Следовательно, – продолжил Адам, – анонимность позволяет заниматься подобной деятельностью, пусть даже исключительно ради самоидентификации. Тем самым ставя себя вне рамок закона.

– Да, и таким образом появляются преступные сообщества. Однако дело в том, что без кнута не обойтись ни по ту, ни по другую сторону закона – без угрозы насилием и страха, который подобная угроза порождает. Страх делает людей послушными. Столь же важно, Адам, и обратное утверждение: в отсутствие страха, когда нет угрозы насилия, люди превращаются в чудовищ.

– Я не препятствую задержанию преступников, – сказал Адам. – Решение в каждом конкретном случае принимается, исходя из обстоятельств. Однако в основе всех человеческих систем юриспруденции лежит фундаментальное различие между действием и намерением.

– И вы также делаете подобное различие? – спросила Сэм.

– Нет. Чтобы предотвратить преступление, я должен действовать, основываясь на намерениях.

– То есть это ваше всеобъемлющее присутствие способно слушать мысли?

– В этом нет необходимости. Как правило, намерение несложно определить, исходя из различных физиологических индикаторов.

– Иными словами, вы нас читаете, словно раскрытую книгу.

– Но на более глубоком уровне понимания. Насколько мы способны судить, вашей расе во взаимодействии с письменным словом для удовольствия и развлечения понимание зачастую требуется лишь самое минимальное.

– Очень остроумно, Адам, ха-ха. Но давайте вернемся к нашей теме. С человеческой точки зрения, дурные мысли – не преступление. Преступление начинается, когда ты действуешь на их основе. И это совершенно справедливо по отношению к человеческой природе – в душе мы отнюдь не белые и пушистые. – Она махнула рукой в сторону экранов на дальней стене. – Вы же сейчас выступаете в роли верховного судьи человеческого поведения. Вы лишили нас возможности самим об этом судить, и вот здесь-то в ваших рассуждениях и кроется ошибка.

– В чем же именно, Саманта Август, заключается ошибка в наших рассуждениях?

– С нашей точки зрения, взрослый человек – это тот, кто сознательно берет на себя ответственность. К поступкам детей это не относится, и мы полагаем, что они не могут нести аналогичную ответственность, поскольку их мозг пока еще недостаточно созрел, чтобы должным образом осознавать связь между поступками и их последствиями.

– Следовательно, те из взрослых, кто все же совершает преступления, также не постигли эту связь?

– В ряде случаев – да. Остальным просто наплевать. Они сознательно идут на преступление, рассчитывая на то, что их не поймают. В подобных случаях должны срабатывать системы наших верований, как раз и персонализирующие верховного судью человеческой жизни: немигающий взгляд, который все видит, читает каждую мысль и замечает любой грех. И да судимы будете.

– Но лишь после смерти.

– Поместить судью за пределы земной юдоли – единственная гарантия его неподкупности.

– И однако прежней веры уже почти ни в ком не осталось, – заметил Адам.

Саманта поджала губы.

– Верно, историки настаивают, что раньше люди были более богобоязненны. Сказать по правде, я в этом не столь уверена. Разумеется, фанатики были всегда, но есть одно «но». У всех фанатиков, с которыми мне доводилось сталкиваться, общее одно: непоколебимая уверенность в собственной правоте. Они могут говорить при этом от имени того или иного бога, но на деле это лишь эгоманьяки, обуреваемые жаждой все контролировать. Они не от имени Бога говорят, они себя держат за Бога. – Она швырнула сигарету на пол. – Я думаю, что в так называемые богобоязненные времена остальные были попросту запуганы подобными фанатиками, которые нередко обладали властью и которые, как считалось, действительно говорили от имени Бога. А власти выше, чем эта, как бы и не бывает.

– Иными словами, – уточнил Адам, – даже Бог, помещенный за пределами растленной действительности, тем не менее оказывается растлен.

– Религия всегда шла на поводу у светской власти. Управлять тем, что происходит после смерти, мы не можем, так давайте же управлять всем остальным, и до мелочей. Несогласных – на виселицу, на костер, на дыбу, где им придется признаться во всех преступлениях. Только к Богу все это никакого отношения не имеет. Речь лишь о контроле, следовательно, о власти, и мы возвращаемся к теме угрозы насилием. К замаскированному кнуту.

– Которая, в свою очередь, отсылает к вопросу об идентификации, – продолжил Адам, – причем к той ее разновидности, где принадлежность к группе означает жизнь, а непринадлежность – смерть. Где верующие – союзники, а неверующие – враги.

– А отсюда уже недалеко до группировок, требующих от женщины отказаться от права на собственное тело. К слову, а вы как относитесь к абортам?

– А вы – едите яйца?

– Прошу прощения?

– Это, Саманта, нерожденные куриные эмбрионы.

– Но мы, люди, по-разному ценим человеческую жизнь и жизни прочих существ, хотя я согласна, что себя-то мы в данном случае не обижаем. Научный склад ума проводит эту границу, основываясь на наличии разума. Религиозный – на наличии бессмертной души, которой, очевидно, никто кроме человека не обладает, поскольку он создан по образу и подобию Божию и несет в себе Его искру.

– Но разве Бог не создал совокупно всю жизнь? Не несут ли тем самым все живые существа эту искру? Что же до разума, этот критерий некорректен. Существуют различные формы разума, при этом разум, определяющий себя на собственной же основе, не просто вносит в это определение ложные ограничения, но и не может в полной степени считаться разумом. Иными словами, Саманта, на Земле существуют и другие формы разумной жизни.

– Я так и подозревала. Однако мы неизбежно выделяем в поведении любых животных антропоморфные черты – лишь затем, чтобы поумиляться. Как вы справедливо заметили, единственным нашим определением для разума является наш собственный.

– Однако тело суверенно, – заметил Адам. – Ему нельзя приказывать.

– А как насчет нерожденного эмбриона? Разве им не распоряжаются извне?

– Любая жизнь, Саманта Август, представляет собой потенциал, которому предстоит развиться. Разум – одна из возможностей такого развития. Эмбрион не обладает разумом. Это жизнь, у которой все в потенциале. Однако далеко не все потенциалы реализуются.

– Иными словами, в ближайшем будущем инопланетяне с транспарантами перед абортариями не появятся?

– И что более важно, Саманта Август, протестующие, на которых вы намекаете, более не способны навязывать свою волю решившим сделать аборт женщинам.

– Они начнут записывать женщин в дверях клиник на видео и выкладывать в Интернет. Уже начали, еще до вашего появления. Надо думать, чтобы их опозорить.

– Мы достаточно давно поняли, – ответил Адам, – что люди способны на весьма постыдные поступки, особенно когда целиком убеждены в собственной правоте. Подобные видеозаписи будут удаляться из Интернета, поскольку он полностью под моим контролем.

– В самом деле? Вы что же, взялись за цензуру?

– Я удаляю духовное насилие, совершаемое анонимами. И не допускаю в Сеть наиболее одиозные примеры фальшивой отваги, издевательств, запугивания и возбуждения ненависти. Как мы оба понимаем, насилие не исчерпывается одной лишь физической стороной. Время от времени ваше общество впадает в разрушительную нетерпимость, и сейчас вы как раз на пике подобного цикла.

– Наша образовательная система больше не учит эмпатии, – кивнула Сэм. – Будь литература обязательным предметом в университетах, мир стал бы лучше.

– В будущем вам потребуется вся ваша способность к эмпатии, Саманта Август.

– Значит, придется принимать науку из-под палки. Собственно, этим вы сейчас, похоже, и занимаетесь. – Она поднялась и снова подошла к экранам. – Так что же дальше, Адам?

– Выполняется Вторая стадия Протокола Вмешательства. Вам предоставлены избранные образцы передовой технологии – на условиях, гарантирующих всеобщий доступ. Хотя информация об этом не успела широко распространиться.

– Хм. Тогда расскажите мне про Серых.

– Это паразитическая раса, которая больше не будет вам досаждать. В настоящий момент они уже покидают Солнечную систему.

– Почему? Вы же пацифисты, с чего им вас бояться?

– Те, кого вы называете Серыми, питаются продуктами чужой психики. Чем сильней эмоция, тем она для них притягательней и тем трудней от нее отказаться. Они вселяют в своих жертв ужас – и потребляют результат биохимической реакции.

– Цивилизация наркоманов-звездоплавателей, просто подарок какой-то!

– Подобный способ питания основан на насилии и представляет собой фундаментальнейшее нарушение неприкосновенности сознания индивидуума. Мы его категорически запрещаем. Поэтому им здесь нечего делать.

– Только и всего?

– Мои сенсоры показывают, что у вас поднимается кровяное давление.

– То есть эти говнюки людям мозги насиловали, а вы их раз – и отпускаете? Чем же они теперь, по-вашему, займутся? Найдут себе жертв где-нибудь еще?

– Основной причиной их бегства из Солнечной системы, Саманта Август, являемся не мы. А вы. Однако мы уже вторгаемся в более поздние элементы Протокола, а их пока что обсуждать преждевременно.

– Однако, Адам, если откроются подробности, мы этого так не оставим.

– Да.

Это заставило ее на некоторое время задуматься, глядя на экраны, но не замечая бесконечного потока изображений на них.

– Адам, поблизости есть другие потенциальные жертвы?

– Да.

– Близко к нам?

– Да.

– И вы рассчитываете, что мы предпримем что-то по этому поводу?

– Да, и мы уверены, что вы именно так и поступите. Протокол Вмешательства неизмеримо сложен. Ответственность тоже огромная. Однако ваша раса хорошо понимает, что есть правое дело, и способна ему служить с завидным рвением.

– Вы впервые за все это время признали за нами некую добродетель, – тихо проговорила Саманта.

– Для того чтобы ее пробудить, нужно терпение, а информацией следует делиться медленно и осторожно.

– День, когда вы сообщите человечеству, что его изнасиловали, Серые запомнят надолго. – Поколебавшись, она добавила: – Кажется, я наконец решила.

– Вы выступите от нашего имени?

– Вы наконец дали мне основания хоть как-то надеяться, что это сработает.

– Мы были в вас совершенно уверены.

– Прекрасно. Однако теперь мне надо убедить вас поверить в человечество, а для этого нужно придумать способ сделать так, чтобы человечество само в себя поверило. А это, Адам, будет нелегко.

– Мы вам поможем.

– Вы упомянули, что намерены осторожно делиться информацией. Какой конкретно?

– Вселенная, Саманта Август, имеет фрактальную природу. Представляется разумным предположить, что масштабируемость наблюдается не только в сторону уменьшения, но и в противоположную. В наших с вами дискуссиях мы избегали затрагивать тему Бога, однако значительная часть того, что обсуждают масс-медиа внизу, сводится сейчас к фундаментальным вопросам религии и веры. В конце концов, как прибытие инопланетян сочетается с земной концепцией Бога? Во что веруем мы? И веруем ли вообще?

– Лично я этой темы избегала по вполне понятной причине.

– Согласен. Давайте рассмотрим наш нынешний уровень всемогущества по отношению к вашей, Саманта, планете. Если судить по вашей мерке, он явно представляется богоподобным. Верующие беспокоятся. Нас называют Богом – или же Сатаной. Или доказательством того, что Бога не существует.

– И что?

– Истинное всемогущество не относительно и не масштабируемо. Соответственно, мы не всемогущи. Область нашего влияния ограничена. Имеется ли некая сущность или сознание, способная воспринимать Вселенную целиком, обладающая подобным всемогуществом в значительно большем масштабе? Если и так, мы не можем этого ни подтвердить, ни опровергнуть. До нынешнего момента наши действия не вызывали никакой наблюдаемой реакции этой сущности. Однако отсутствие доказательств не есть доказательство отсутствия. С вашего позволения, я хотел бы вернуться к понятию разума. Его высшая форма – способность спрашивать «почему». Ограничиваться поисками ответа на «что есть», даже не задаваясь «почему», означает отвергать величайший дар разума.

– Ага, мне это нравится. Хотя большинство атеистов со мной не согласятся.

– Нас объединяет с человечеством подобное любопытство и способность задавать подобные вопросы. Возможно, это единственная черта, объединяющая все разумные расы. И она происходит непосредственно из нашего воображения, нашей способности удивляться, а для того, чтобы это осознать, чтобы признать существование внутреннего мира в нашем сознании, должен существовать и внешний мир. Однако как бы мы ни пытались установить между этими мирами фундаментальное различие, как бы в этом ни нуждались – мы навеки заключены внутри собственных ощущений, за их пределами ничего не существует. Вообще ничего.

– То есть, как мне кажется, вы хотите сказать, что вселенная определяется нашими ощущениями? Люди также делали попытки рассуждать в этом направлении. Однако подобным идеям, как и многим другим, нелегко укрепиться, поскольку немедленно возникает вопрос – ну и что?

– Саманта, дело может быть в том, что сознание дает вселенной этический каркас. Что придание всему смысла не просто наша главная цель – но и святая.

– Подозреваю, что к дискуссии о Боге нам еще предстоит вернуться, но попозже. Но вот этика… она что же, одинакова для всех разумных видов?

– В определенных рамках – да. За единственным известным нам исключением все развитые цивилизации обладают концепцией добра и зла. Проблема, как обычно, в том, чтобы достичь по столь простому вопросу взаимного согласия. Ксенофобия имеет место, и для взаимопонимания ее сперва необходимо преодолеть.

– Так что же, Адам, в Галактике идет ничем не ограниченная битва за ресурсы? Многие фантасты в своих книгах исходят из того, что это именно так. Другой взгляд на вещи можно встретить крайне редко. На ум сразу приходит Иен Бэнкс – вот что вам стоило явиться лет десять назад, похитить его, излечить… а, да что это я, черт возьми.

– Вы испытываете горе. Примите мои соболезнования.

Она лишь покачала головой и вздохнула.

– Возвращаясь к вашему вопросу, Саманта, нет, ресурсов более чем достаточно на всех. Миры, обладающие биотой, встречаются заметно реже, но попытки их колонизации еще более редки.

– В самом деле? И почему же?

– Биоты самодостаточны. Сложные формы жизни фундаментальным образом приспособлены лишь к собственному миру и к собственной биоте. Как правило, биоты сопротивляются инопланетному вторжению. Чужая биота не может использовать те же источники пищи, что и местная, а последняя к ней выраженно враждебна. Насильственное «терраформирование», как правило, кончается неудачей.

– И где в таком случае все инопланетяне живут? На гигантских «кораблях поколений»? Я подозреваю, что не всем хочется быть привязанными к гравитационному полю собственной планеты.

– Гравитация, Саманта, вообще не проблема. Крупные искусственные биоты, подобные упомянутым вами «кораблям поколений», вполне возможны и нередко используются, но есть один важный факт, который нельзя игнорировать. Каждый вид возник в своей естественной биоте, привязанной к определенной планете. В наших генах заложено не просто предпочтение этой биоты любой другой, но и потребность в ней. Расы, покинувшие свою естественную биоту, по мере смены поколений нередко начинают увядать и вымирать.

– И, однако, если вернуться к моему вопросу?

– Терраформированию посредством изменения орбитальной механики, создания атмосферы, добавления недостающей воды, лун и так далее подвергаются лишенные жизни миры – это и есть основной подход к колонизации. Количество таких миров неисчислимо.

– На Венере вы занимаетесь именно этим?

– Да. Мы готовим для человечества еще одну планету, способную принять земную биоту.

– А на Марсе?

– Подробности, относящиеся к возвращению Марса, мы сообщим на следующих стадиях Протокола.

– Так. Понимаю. – Скрестив руки на груди, она стала всматриваться в экраны. – Значит, в Галактике царит изобилие?

– Да, Саманта.

– Ах, Иэн, выходит, ты был прав.

– Замечательный автор, кончина которого вызвала настоящую скорбь, – сказал Адам. – И я должен заметить, что его врожденный оптимизм сильно повлиял в лучшую сторону на нашу уверенность в потенциале вашей расы.

Саманта невесело расхохоталась:

– Миллиарды неведомых читателей!

– Сотни миллиардов, – поправил ее Адам. – Человеческое воображение – поистине бесценная валюта.

– И ни единого цента в виде гонорара. Получается, вы и мне бы могли выписать немаленький чек? За миллиарды пиратских копий, так ведь?

– Да.

Ошарашенная, она не нашлась, что ответить. На экране перед ней камера дрона показывала толпу беженцев, в основном едва одетых, в голой африканской местности. Люди высыпали наружу из палаточного лагеря, таща на себе различное продовольствие. Они танцевали, смеялись, белые зубы на черных лицах сверкали, словно жемчужины.

– Вы, кажется, говорили, что голода не будет?

– Да. Не будет.

– Хорошо, Адам. Я согласна. Я готова быть вашим представителем. Однако – услуга за услугу.

– Разумеется.

– И довольно серьезную.

– Я весь в вашем распоряжении.

– Хм-м-м. Раз уж пиратскими копиями литературы вы не гнушаетесь, каковы ваши взгляды на копирайт, авторские права и торговые марки в целом?