Текст книги "Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы"

– Фарор Хенд, эти мужчины спят с другими мужчинами? Они отвергают женщин и вступают в отношения только со своими собратьями?

– Некоторые таковы, – улыбнулась Фарор. – Другие нет. Монастыри шейков делятся на две секты. Есть Ян, Сыновья Матери, и Едан, Дочери Отца. Многие сыновья связывают себя пожизненными узами с дочерьми, заключая своего рода брак, но весьма своеобразный. Так называемые супруги вправе сами решать, с кем им делить постель. Они могут жить раздельно и вообще никогда не встречаться. Но после смерти их хоронят в одной могиле.

– А какое божество этого от них требует? – заинтересовалась Т’рисса.

– Да вроде бы никакое, – пожала плечами смотрительница. – Хотя об этом надо спрашивать не меня. Мне эти монахи кажутся весьма странными, но в их воинском искусстве я не сомневаюсь.

– Похоже, умение сражаться важно в этом мире, Фарор Хенд.

– Так всегда было и всегда будет, Т’рисса. Мы по своей природе дикари, и пусть тебя не обманывают роскошь или праздность. В любое мгновение мы можем оскалить зубы.

Т’рисса села напротив Фарор, задумчиво глядя на нее.

– Значит, цивилизация – это всего лишь иллюзия?

– Способ управлять толпой.

– То есть?

– Это все, к чему сводится цивилизация, Т’рисса. Средство, с помощью которого мы управляем воспроизводством нашего рода. Чем нас больше, тем сложнее становится цивилизация. Законы держат нас на коротком поводке, а наказание, которое настигает ослушника в случае их нарушения, служит остальным красноречивым намеком. Когда определенные представители цивилизации избегают справедливого наказания, это свидетельствует о ее упадке.

– Это мысли солдата, Фарор Хенд?

– Мои мать и отец вели жизнь ученых, что, вообще-то, несвойственно Дюравам. Обоих убили джелеки во время одного из набегов, в их собственном доме, который потом сожгли. Судьба моих младших сестер, увы, оказалась намного хуже.

– И чтобы отомстить за подобную жестокость, ты взяла в руки меч?

– Если честно, я просто сбежала. Чего стоят знания, когда дикарь обнажает зубы? И потому я сражаюсь, защищая цивилизацию, но прекрасно осознаю эфемерность того, что мне приходится оборонять. Против невежества не устоит никакая линия фронта. От порочности не сумеют защитить никакие границы. Разврат плодится за нашей спиной, как и повсюду.

– А что насчет радостей жизни? Ее чудес и удовольствий?

Фарор Хенд пожала плечами:

– Они столь же эфемерны, но, пока они есть, стоит испить их до дна. Ага, вот и чай готов.

Двуручный топор с глухим ударом упал на землю, а мгновение спустя рядом с ним рухнул чародей Реш, постанывая и выгибая шею.

– От убийств у меня уже голова болит, – негромко проворчал он.

– Но умирать самому куда больнее, – ответил Капло, глядя на двух женщин, сидевших у далекого костра. – Так что, по мне, первое все-таки предпочтительнее.

– Ты рассуждаешь как политик.

Капло снова посмотрел на Реша:

– Ну да, о чем я только что и сказал.

– Калат Хустейн требует немедленного возвращения Фарор Хенд? Полная чушь.

– Не совсем. В любом случае есть кое-какая польза в том, что нам поручено доставить азатанайку в Харканас. К тому же мать Шекканто предчувствовала ее появление.

– В смысле, почувствовала ее извращенное колдовство? Как и я. Под этой Т’риссой содрогается земля. Как бы нам не стать печально знаменитыми.

– Ну, положим, от этого тоже может быть польза.

– У тебя прямо-таки талант, Капло, во всем видеть плюсы.

– Вполне возможно, дорогой мой чародей, что мы и в самом деле пригласили змею в свое гнездо. Но ведь и мы тоже отнюдь не беспомощно машущие крыльями птенчики.

– Говори за себя. Я лично постоянно слежу, не сижу ли в собственном дерьме.

– Ты уже много лет подряд это делаешь, Реш. Так вот, эта азатанайка, Т’рисса, якобы родилась из пены Витра, что довольно-таки мерзко, несмотря на все ее прелести. Невольно возникают три вопроса. Какую угрозу она несет? Есть ли смысл объявить об этой угрозе? Что знаменует собой ее желание отправиться в Харканас?

– На этих трех ногах ты обязательно споткнешься, Капло Дрим.

– На трех ногах любой начнет спотыкаться.

– Шекканто вымажет тебя жиром и отправит в Цитадель, хотя бы затем, чтобы увидеть, из какой щели ты опять выскочишь. Неужели в этом состоит цель твоей жизни?

– Шейки служат Куральду Галейну. Обрати внимание, как Хунн Раал нас избегал. Он многих пытался привлечь на сторону Урусандера. Калата Хустейна, например, но только не нас. И с другой стороны, когда в последний раз высокородный наносил официальный или даже, упаси Бездна, неофициальный визит нашим матери и отцу?

– Все ожидают, что мы будем соблюдать нейтралитет, Капло. Так стоит ли обижаться на это, тем более что их ожидания, скорее всего, оправдаются?

– Лично меня обижают сами предположения. Гнездо в безопасности, но насколько надежно оно держится на ветке? Насколько прочны корни дерева?

– А вот я пребываю в нерешительности. – Реш вздохнул и, откинувшись назад, оперся на руки. – Мне не терпится сорвать незнакомый плод, но я опасаюсь его вкуса. Не в этом ли суть искушения?

– Ни один ответ не искушает мой язык. Так что любопытство твое останется неудовлетворенным.

– Магия пробуждается. Я чувствую ее тепло, вздрагиваю от ее сердцебиения. Я замираю, слыша шорох скользящих змей. Ветви – слабое препятствие. И даже высота не преграда. Кто-то где-то истекает кровью.

– Матерь-Тьма?

Реш презрительно фыркнул:

– Ее могущество слишком холодно для огня, слишком черно для тепла. Сердце ее еще не пробудилось. В обществе Матери-Тьмы даже змеи слепы.

– Тогда ослепит ли она нашу гостью или же, напротив, наша гостья принесет разгоняющий мрак огонь? Ты сам-то как думаешь?

– Честно?

– Честно.

– Полагаю, им обеим вряд ли найдется что сказать друг другу.

Над головой ярко сиял огненный звездный вихрь, освещая черноту неба. Капло какое-то время смотрел на звезды, пока его собратья готовились ко сну, а затем сказал:

– Возьмемся крепче за оружие и, не щадя своих сил, будем штурмовать новый склон, как бы тот ни пытался ощетиниться в ответ. Ты заметил, как покраснела наша смотрительница? Похоже, у них с кузеном интрижка.

Реш зевнул.

– Ее двоюродного братца и впрямь считают красавчиком, хотя, на мой взгляд, победы достаются ему слишком уж легко.

– Парень явно не из тех, кто уступит твоей настойчивости, да? Уверен, Спиннок Дюрав не много при этом потеряет.

– А жених Фарор тем временем вырубает целый лес черной травы, пытаясь ее найти.

– Убивает множество волков и еще менее симпатичных местных обитателей.

– Ищет подходящую дыру, через которую можно было бы спустить море Витр.

Капло вздохнул:

– И пытается взять в осаду ее вежливое безразличие.

– Все это бесполезно. Возможно, некая вороватая пташка уже поглядывает на каминную плиту, по которой плывут неведомые слова.

– Слова, которые еще не написаны.

– Есть такое, что не требует резца или руки резчика.

– Воистину, чародей. Но, думаю, у этой азатанайки имеется некая иная цель, не связанная с Фарор Хенд. К тому же наша дорогая Т’рисса не обладает ни талантом каменщика, ни свойственной этой профессии невозмутимостью.

Реш взглянул на Капло, подняв густые брови:

– Ты так считаешь? Посмотри внимательно на эту сплетенную из травы лошадь. Только не особо задумывайся, чтобы твое лицо не побледнело еще больше. Если, конечно, сие вообще возможно.

– Хоть обычно я никогда не прислушиваюсь к твоим словам, Реш, однако, пожалуй, подумаю об этом всерьез. Но не сейчас. От всей этой бойни меня в сон клонит.

– Ха, а у меня так трещит голова, будто в ней грохочет целая усеянная копьями равнина.

Лошади понурили голову. Пена скапливалась на удилах и оставляла белые полосы на стройных конских шеях. Преодолев лес травы, всадники оказались на его безжизненном краю, среди горбатых холмов и осыпающихся скал. Шаренас Анхаду не думала, что такая бешеная скачка вообще возможна. Неудивительно, что лошади окончательно выбились из сил. Женщина разозлилась. Похоже, Кагамандре Туласу, одержимому безумным желанием отыскать невесту, наплевать на всех. Шаренас взглянула на остальных членов отряда, на их осунувшиеся лица и остекленевшие глаза. Да, они отправились на поиски своей соплеменницы, но разве это значит, что можно насмерть загнать лошадей?

Шаренас никогда не понимала, как можно ценить чью-то драгоценную жизнь выше, чем жизни других, не столь привилегированных созданий, словно бы любой мыслящий разум являлся неприступной цитаделью, этакой самопровозглашенной ценностью, потеря которой потрясла бы мир.

Ну да, иные миры, вероятно, и содрогнутся. Поцелуй смерти всегда касался кого-то лично, и ее холодные губы не несли утешения. Невидящие глаза все так же смотрели насквозь и мимо тех, кто осмеливался встретиться с ними взглядом. Пейзажи теряли цвет, дыхание высыхало на языке. Но все эти чувства оборачиваются лишь причиняющей боль насмешкой, эхом внезапной потери, скорбным криком тех, кто остался.

Животным тоже было знакомо горе. Шаренас не раз в этом убеждалась. Потерю мог познать кто угодно. В конечном счете то был язык, которым говорила сама жизнь.

Нет, она не просто разозлилась, но была в ярости, и когда Тулас снова взял поводья, бросила ему лишь одно слово:

– Нет. – (Он резко обернулся к ней.) – Хватит уже. Или придется возвращаться домой пешком.

Мгновение спустя Кагамандра покорно опустил плечи.

– Мы нашли след, – продолжала Шаренас. – Он ведет назад, туда же, откуда мы пришли, хотя, надо признать, не вполне тем же путем. Да будет тебе известно, повелитель Тулас, Калат Хустейн поручил этим смотрителям не одну-единственную задачу. Разумеется, следует выяснить судьбу Фарор Хенд. Но мы должны также подтвердить рассказ капитана Финарры Стоун. Вполне можно вернуться сюда на обратном пути и пойти по следу Фарор. Но сейчас нам нужно отдохнуть, а потом мы отправимся к побережью – след отчетлив и ясен. Он ведет на запад.

– В таком случае я намерен вас покинуть, – ответил Тулас.

Командир отряда, приземистый мужчина средних лет по имени Беред, сухо откашлялся.

– Лучше, если все мы останемся вместе, повелитель. Здесь враждебные земли, и при всей своей отваге вряд ли вы станете утверждать, что хорошо с ними знакомы. Да, мы ехали столь быстро, как хотелось вам, но делали это не без опасений. Теперь нам придется перейти на шаг, а затем дать лошадям отдых. Здесь дурной воздух, и дальше будет только хуже.

– Фарор моя невеста.

– И наш товарищ. Друг каждому из нас. Но мы верим в ее способности, повелитель Тулас. Если же Фарор погибла, никакая спешка уже все равно не поможет. Мы в любом случае пойдем по ее следу, надеясь, что он не приведет нас к печальному зрелищу. Пока же, как сказала госпожа Анхаду, мы должны направиться к берегу.

– К тому же, – добавила Шаренас, – неужели ты проделал столь долгий путь и даже не взглянешь на Витр? Неужели тебе не хочется понять, какой долг исполняет Фарор Хенд в этих краях? Увидеть собственными глазами ее заклятого врага? Я бы на твоем месте обязательно это сделала, пусть даже для того, чтобы почтить ее память.

Последние слова заставили Кагамандру вздрогнуть, но возражать он не стал.

Тулас уже познал вкус поцелуя смерти и мог вынести любые новые потери. Шаренас видела, как к нему возвращается прежняя решимость: он словно бы надевал терновую мантию, ощущая от ее уколов удовлетворение, если не наслаждение.

– Честно говоря, Шаренас Анхаду, я рад, что ты здесь. – Он перевел безжизненный взгляд на Береда и прочих смотрителей Внешних пределов. – И остальные тоже. Понимаю, как вам всем больно при мысли, что вы, возможно, потеряли боевого товарища. Вне всякого сомнения, моя невеста нашла себе достойных друзей. Ваши поступки говорят сами за себя.

– Надеемся, что через несколько дней мы будем шутить и веселиться в обществе Фарор, повелитель, – буркнул в ответ Беред.

Тулас отвел свою лошадь в сторону:

– Не будете ли вы так любезны повести нас по этому едва заметному следу, капитан?

– Благодарю за доверие, повелитель.

Шаренас и Тулас пропустили остальных вперед и поехали рядом.

– Похоже, ты считаешь меня дураком, – проворчал он.

– Когда речь идет о любви…

– Оставь, Шаренас. Ты прекрасно читаешь мою хрупкую душу. Эта помолвка – награда для меня и наказание для Фарор Хенд. Между нами нет любви. Но я предоставлю ей столько свободы, сколько смогу. Ожидания мои невелики, а все оковы я отброшу прочь задолго до того, как мы соединим руки. Фарор сможет заводить себе любовников, каких пожелает, и даже жить среди смотрителей. Я не стану возражать против любого ее решения.

– Но при этом ты готов отдать за нее жизнь.

Кагамандра резко взглянул на собеседницу:

– Конечно. Она ведь моя невеста.

– Да уж, – вздохнула Шаренас. – Ты и в самом деле дурак, Тулас.

– В каком смысле?

– Только не обижайся, ибо я отвечу тебе честно. Нет, лучше подожду, пока краска отольет от твоего лица… Так. А теперь слушай внимательно. Вопрос не в том, чтобы умереть ради своей невесты. Вопрос в том, как жить ради нее. Тебе следовало отказаться от брачного предложения, зная, что ты никак не можешь соответствовать мечтам молодой женщины. Ты сам сказал, что для тебя это стало наградой, великим даром. С другой стороны, дом Дюрав сильно пострадал во время войн, почти полностью исчез, и в возмещение этих потерь им был предложен другой дар. Соответственно, у Фарор Хенд не оказалось выбора. Ради своей семьи ей пришлось согласиться взять в мужья любого знатного мужчину. И в свою очередь, от нее ожидают наследников. – Шаренас пристально посмотрела на Туласа и продолжила: – Возможно, тебя уже больше нет. Остались только плоть и кости. Но хватит и этого. Понимаешь, о чем я?

– Почему ты решила поехать с нами на поиски Фарор?

Шаренас поморщилась:

– Признаюсь, виной тому мое жестокое любопытство. Но от тебя столь мало осталось, Тулас, что я уже пресытилась этой игрой. Боюсь, я оказалась столь же глупа, как и ты сам. Так что давай разгладим песок между нами и начнем сначала, если ты не против.

Он медленно кивнул.

– Если тебя покинули друзья, – продолжала женщина, – я сделаюсь твоей спутницей. А если тебе станет слишком больно, просто кивни в ответ на мою улыбку, посмотри мне в глаза. Со мной ты можешь говорить о чем захочешь, а я, в свою очередь, клянусь надежно хранить твои тайны.

– А какие тайны есть у тебя самой, Шаренас Анхаду?

– Увы, признаюсь, в основном они достаточно низменны. Но если попросишь, получишь их в избытке.

К ее удивлению, его обветренное лицо озарила улыбка.

– Говорят, среди вашей троицы ты самая умная.

– На таком фоне кто угодно покажется светочем разума, – фыркнула Шаренас.

– Ты встанешь на сторону Урусандера?

– А ты не теряешь времени зря, Тулас.

– Что такое время? – странно усмехнулся Кагамандра. – Пока к чему-то готовишься, его вроде бы в избытке. А когда доходит до дела, его вечно не хватает. Мы копим богатство, каковым является время, но поклоняемся его расточительным тратам.

– Ты провел многие годы, готовясь умереть, Тулас. Потрачены ли они впустую? О да, в этом нет ни малейших сомнений.

– Я вытерплю любые раны от твоего языка и просто вытру кровь.

Шаренас посмотрела на густой туман. Миновал еще один день, и близились сумерки.

– Калат Хустейн был стеной, в которую Хунн Раал швырял свои аргументы, будто камни, один за другим, но все они разбивались вдребезги. Его слова были бессильны, подобно пыли. Просто восхитительно.

– Илгаст Ренд был медведем среди волков, но сами волки этого не замечали.

– Ты знал, в чем заключается его цель?

– Предполагал. Он противится всему новому и со временем становится все неуступчивее в своих взглядах. Что бы Ренд ни говорил Калату, тот самый бастион, в котором нуждался командир, стоял насмерть, и, как ты верно подметила, стены даже не вздрагивали.

– Мои сестры поддержат Урусандера, хотя бы для того, чтобы уязвить Драконуса. Если Матерь-Тьма собирается править всеми нами, то пусть уж у нее лучше будет законный муж, чем фаворит.

– Дети стремятся к безопасности, которую дает формальный союз родителей, – сказал Тулас. – Им свойственно неприязненно относиться к любовнику матери, что бы тот собой ни представлял. У джелеков, когда они принимают волчий облик, самцы впадают в ярость и убивают щенков своих соперников.

Немного подумав, Шаренас улыбнулась:

– Мы поступаем точно так же и называем это войной.

– А разве других причин не достаточно?

Она пожала плечами:

– Формальные правила служат для того, чтобы скрывать правду, которая по сути своей проста и банальна. Ты спрашиваешь, чью сторону я выберу? Я думала об этом, но пока еще не решила. А ты?

– Я встану на сторону мира.

– Кто из нас стал бы заявлять обратное?

– О мире говорят многие, но души их полны порочного огня. Единственное, к чему они стремятся, – насилие, убийство врагов, а в отсутствие настоящих врагов придумывают их сами. Интересно, насколько ненависть к Драконусу проистекает из обычной зависти?

– Мне это тоже интересно, – кивнула Шаренас.

Какое-то время они ехали молча. Едкий воздух в окрестностях пока невидимого Витра обжигал горло, резал глаза. Они миновали трупы убитых волков, покрытых скорее чешуей, чем шерстью; хотя прошло всего несколько дней, шкуры зверей уже потрескались, и из них торчали обглоданные самим воздухом кости.

Глубокой ночью Беред объявил привал. Шаренас удивило, что смотрители сумели столь долго идти по следу. Спешившись, капитан подошел к ней и Туласу:

– Здесь Финарра Стоун вышла из-за камней, двигаясь со стороны берега. Шаги ее были тяжелыми, а походка неуверенной. Отдохнем тут, насколько это возможно в столь омерзительном воздухе, и на рассвете подойдем к Витру. Госпожа Шаренас, повелитель Тулас, не поужинаете ли вы с нами?

Похожее на рану посреди неба солнце тускло отражалось в гладкой поверхности моря Витр. Всадники выстроились в ряд на высоком обрыве, глядя на разбросанные по земле валуны. Возле самого берега лежала огромная безголовая туша. Рядом виднелись изуродованные останки лошади Финарры Стоун.

– Значит, капитан говорила правду, – сказала Шаренас. – Но как существо с отрезанной головой могло продолжать жить, а уж тем более нападать на кого-то?

Беред, лицо которого побледнело и осунулось, спешился и положил руку в перчатке на висевший на поясе меч.

– Селад, Стенас, Квилл, пойдете со мной. Копья держать наготове.

– Капитан, – усмехнулся Тулас, – эта тварь явно мертва. Ее плоть гниет, а потроха вывалились наружу и потрескались на солнце.

Ничего не ответив, Беред направился по импровизированному следу среди валунов. Трое смотрителей последовали за ним, каждый своим путем.

Тулас соскользнул с седла и тоже двинулся за капитаном.

Отведя взгляд, Шаренас уставилась на Витр, за безмятежной гладью которого таилось несомненное зло. Поднявшись на стременах, она окинула взглядом берег, сперва к западу, а потом к востоку, и нахмурилась.

– Там что-то есть, – показала женщина. – Какая-то тень, наполовину в воде, наполовину на суше. Ни один камень такого долго не выдержит.

Один из стоявших рядом с ней смотрителей, второй по званию после Береда, направил свою лошадь влево, в сторону берега. Шаренас взглянула на командира и тех, кто отправился вместе с ним. Они добрались до двух туш, и Беред, убрав в ножны меч, снимал седло с мертвой лошади. Он уже забрал оружие Финарры, передав его одному из подчиненных. В нескольких шагах от них застыл Тулас, внимательно наблюдая за происходящим.

Шаренас было тяжело дышать, будто она всю ночь напролет курила трубку, испарения жгли обнаженную кожу. Чувствуя резь в глазах, она двинулась следом за смотрителем.

– С капитаном все в порядке, – промолвила она, подойдя к нему на берегу. – Похоже, та тварь окончательно сдохла. Поехали осмотрим нашу находку, а потом можно убираться отсюда.

– Витр не выбрасывает никаких обломков или мусора, госпожа Шаренас.

– Похоже, теперь выбрасывает.

Они пришпорили лошадей, пустив их легким галопом. Песок под копытами был непривычно гулким.

Странный предмет в четырех сотнях шагов от них выглядел угловатым и накренившимся, как будто выброшенный на берег корабль, хотя был слишком уж массивным для судна. По правде говоря, Шаренас прежде видела корабли лишь на картинках в форулканских книгах или же нарисованными на шкурах, так что вряд ли могла судить об их истинных размерах, поскольку художники не всегда соблюдали масштаб и явно стремились сделать моряков и пассажиров на борту побольше.

С одной из двух перекладин свисало нечто вроде обрывков парусины. Другая перекладина переломилась пополам, зарывшись концом в песок. Пожалуй, все-таки похоже на судно.

Но, подъехав ближе, оба всадника придержали лошадей.

Нет, то был определенно не корабль.

– Я думал, это сказки, – еле слышно проговорил смотритель. – Легенды.

– Полагаете, у Матери-Тьмы разыгралась фантазия? Она дошла до Края Тьмы и встала на нем, окруженная хаосом. А когда обратилась с призывом к этому хаосу, то из пустоты появились фигуры.

– Как думаете, оно мертвое? Наверняка мертвое.

Иллюстраторы пытались придать облик туманным описаниям Матери-Тьмы. Они решили черпать вдохновение в образе крылатых ящериц, которыми когда-то кишело Великое Чернолесье, пока не вырубили все деревья, где они гнездились. Но те лесные обитатели были маленькими, не больше месячного щенка охотничьей собаки. Их называли элейнтами.

Перекладины были на самом деле костями крыльев, а парусина – тонкой мембраной. Острые углы образовывали торчащие лопатки и сплющенные кости таза. Но в то же время существо это столь разительно отличалось от твари, напавшей на Финарру Стоун, что казалось, будто оно порождено каким-то иным кошмаром. Прежде всего оно было втрое больше.

«Дракон. Мифическое создание, воплощение мечты о полете. И все же… его голова, его длинная шея слишком похожи на тело змеи. А пасть способна целиком пожрать лошадь. И глаза, сочащиеся, будто слезами, черной кровью».

Смотритель натянул поводья.

– Нужно показать это капитану Береду.

– Возвращайтесь назад, – сказала Шаренас. – А я пока взгляну поближе.

– Я бы не советовал, госпожа. Возможно, свойства Витра таковы, что ничто мертвое не остается в нем мертвым.

Шаренас посмотрела на него:

– Весьма занимательная мысль. Отправляйтесь к Береду. А я буду осторожна: так уж вышло, что я крайне ценю свою жизнь.

Смотритель развернул лошадь и пустил ее галопом.

Снова повернувшись к дракону, Шаренас подъехала ближе. Однако в пятидесяти шагах от него лошадь заупрямилась, и женщина, спешившись, спутала ей ноги.

Гигантский зверь лежал на боку. На его толстой чешуйчатой шкуре виднелись раны, словно от пробивших ее ребер, но белые кости из них не торчали, хотя ран были десятки. Огромное брюхо было распорото, и из него вывалилась груда внутренностей, изрезанных и изрубленных, как будто яростными ударами меча.

Возле разорванного брюха среди изрытого песка лежало что-то еще. Шаренас подошла ближе.

Одежда. Изъеденные кислотой доспехи. Рядом валялся длинный меч с узким клинком, черный от крови. И от них… уходили вдаль следы.

Шаренас застыла, не в силах сделать больше ни шага. Тянувшаяся вдоль берега цепочка следов исчезала среди валунов на краю зарослей травы.

– Фарор Хенд, – прошептала Шаренас, – кто сейчас идет рядом с тобой?