Текст книги "Зелёная миля"

Глава 6

В блок мы вернулись в четверть второго или чуть позже (все, кроме Перси, которого оставили прибираться в кладовой). Я принялся за рапорт. Решил писать его за столом дежурного, боялся, что засну в более удобном кресле, которое стояло в кабинете. Возможно, мои слова покажутся вам странными, учитывая случившееся час с небольшим назад, но с одиннадцати вечера я прожил добрых три жизни, за которые ни разу не сомкнул глаз.

Джон Коффи стоял у решетки, слезы струились из его странных, устремленных в никуда глаз. Казалось, кровь течет из незаживающей, но почему-то не вызывающей боли раны. Уэртон сидел на койке, качаясь из стороны в сторону, и горланил песню собственного сочинения, написанную, надо отметить, на злобу дня. Слова я, конечно, могу вспомнить очень приблизительно:

 
Жарим мясо! Я и ты!
Розовое, сладкое, хи-хи-хи!
Это не Билли и не крошка Филли!
Это не Микки и не наша Джилл!
Маленький огурчик, горячий огурчик,
Звали его Дел!
 

– Заткнись, подонок, – рявкнул я.

Уэртон улыбнулся, продемонстрировав полный рот гнилых зубов. Он-то ведь не умирал пока. Так что энергия била в нем ключом.

– А ты подойди сюда и заставь меня замолчать, – радостно воскликнул он и порадовал меня новым вариантом песни о жареном мясе.

В общем, он имел на это право.

Я подошел к Джону Коффи, вытиравшему слезы ладонями. Глаза его покраснели, мне показалось, что он тоже измотан. Причины я не находил. Он ведь гулял от силы два часа в сутки, а в остальное время валялся на койке. Но чувствовалось, что он едва стоит на ногах.

– Бедный Дел, – прохрипел он. – Бедный Дел.

– Да, – кивнул я, – бедный Дел. Джон, а с тобой все в порядке?

– Его тут нет. Дела уже нет. Так ведь?

– Ты прав. Ответь на мой вопрос, Джон. Ты в порядке?

– Дела нет, он счастливчик. Как бы то ни было, он счастливчик.

Я подумал, что Делакруа, возможно, не согласился бы с этим утверждением, но промолчал. Оглядел камеру Коффи.

– А где Мистер Джинглес?

– Убежал вон туда. – Он указал на дверь изолятора.

Я кивнул.

– Еще вернется.

Только он не вернулся. Пребывание Мистера Джинглеса на Зеленой миле завершилось. И лишь зимой Зверюга обнаружил его лаз: по щепкам от раскрашенной катушки и запаху мяты, идущему из дырки в балке.

Я уже собрался отойти, но не отошел. Стоял и смотрел на Джона Коффи, а он на меня, словно читал все мои мысли. Я убеждал себя, что пора возвращаться к столу и браться за отчет, но вместо этого произнес:

– Джон Коффи.

– Да, босс, – тут же отозвался он.

Иногда человек хочет незамедлительно получить ответ на мучающий его вопрос. Такое произошло и со мной. Я опустился на колено и начал расшнуровывать ботинок.

Глава 7

К тому времени как я добрался до дома, дождь прекратился и на севере завис тоненький серп луны. От сонливости не осталось и следа, теперь мне казалось, что я насквозь пропах запахом Делакруа. Я просто благоухал запахом жареного мяса.

Джейнис ждала меня, как и всегда в ночь казни. Я не собирался рассказывать ей о случившемся, слушать такое особой радости нет, но ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что экзекуция прошла далеко не гладко, поэтому мне пришлось выкладывать все. Я сел за кухонный стол, взял ее теплые руки в свои холодные (печка в моем стареньком «форде» едва тянула, а погода после грозы резко изменилась) и рассказал ей все, что она хотела услышать. Где-то на полпути я даже всплакнул, чего от себя не ожидал. Но особого стыда не почувствовал. Во-первых, говорил я с женой, которая никогда в жизни не стала бы меня за это укорять, а во-вторых, бывают ситуации, когда можно пустить слезу, во всяком случае, я так думал. Вообще мужчина с хорошей женой – счастливейшее из созданий Божьих, а без оной – самое разнесчастное. И спасает таких только одно: они просто не знают, чего лишены. Я плакал, а она прижимала мою голову к своей груди. Когда же внутренняя гроза миновала, я почувствовал себя значительно лучше. И поверите ли, именно тогда моя идея окончательно оформилась. Я не про ботинок. Речь о другом. Хотя и ботинок имел к этому отношение. В основу идеи легло одно наблюдение: у Джона Коффи и Мелинды Мурс, при всех их различиях – половых, в весе, росте, цвете кожи, – были абсолютно одинаковые глаза: подернутые болью, грустные, отстраненные. Умирающие глаза.

– Пойдем в постель, – нарушила тишину моя жена. – Пойдем в постель, Пол.

И мы пошли, слились воедино, а потом она заснула. Я же смотрел на лунный серп, вслушивался в тиканье часов и думал о Джоне Коффи, говорящем о том, что он помог. «Я помог мышке Дела. Я помог Мистеру Джинглесу. Он – цирковая мышь». Конечно, усмехнулся я. А может, мы все цирковые мыши, бегающие среди бакелитовых домов, а Господь Бог и прочие небожители наблюдают за нами через плексигласовое стекло.

Спал я в ту ночь мало, часа два или три, примерно столько же, сколько сплю теперь, в Джорджия Пайнс. И заснул с мыслями о церквях моего детства. Названия их менялись в зависимости от капризов моей матери и ее сестер, но в принципе одна ничем не отличалась от другой, потому что в любой из них славили Господа, везде говорили об искуплении грехов. Только Бог мог простить грехи и прощал, омыв их кровью своего распятого Сына, но это не снимало с Его детей обязанности искупать свои грехи. Искупление греха обладало немалой силой, оно примиряло с прошлым, избавляло от угрызений совести за содеянное.

Вот я и заснул с мыслями об искуплении, об Эдуарде Делакруа, поджаренном заживо, о Мелинде Мурс и о моем здоровяке с плачущими глазами. Мысли эти плавно переместились в мой сон. В нем Джон Коффи сидел на берегу реки и выл на синее летнее небо. На другой стороне товарный поезд мчался к ржавому мосту через Трейпинг-ривер. На сгибе обеих рук черного великана лежало по обнаженному белокурому детскому телу. Пальцы он сжал в кулаки, огромные коричневые кувалды. Вокруг стрекотали цикады, вилась мошкара. День выдался жарким. Во сне я подошел к нему, встал на колени и взял за руки. Его кулаки раскрылись. В одном он держал катушку, зелено-красно-желтую катушку. Во втором – ботинок тюремного надзирателя.

– Я не смог ничего с этим поделать, – пожаловался мне Джон Коффи. – Пытался загнать это обратно, но было уже слишком поздно.

Глава 8

На следующее утро, в девять часов, когда я пил третью чашку кофе (моя жена ничего не сказала, когда принесла ее мне, но на лице Джейнис явно читалось неодобрение), зазвонил телефон. Я прошел в гостиную, снял трубку, и телефонистка сказала кому-то, что абонент на проводе.

Голос Хола Мурса меня потряс. Дрожащий, запинающийся, голос восьмидесятилетнего старика. И я с облегчением вспомнил, что прошлой ночью, в тоннеле, мы сразу нашли общий язык с Кертисом Андерсоном, который разделял наше отношение к Перси. Ибо у меня сложилось впечатление, что позвонивший мне человек больше не проработает в «Холодной горе» и дня.

– Пол, как я понимаю, вчера у вас возникли осложнения. Во многом благодаря нашему другу мистеру Уэтмору.

– Без трудностей не обошлось, – признал я, прижимая трубку к уху и стараясь говорить в микрофон, – но мы справились. И это главное.

– Да. Конечно.

– Могу я спросить, кто тебе об этом рассказал? – Окончание фразы: «чтобы я смог привязать пустую консервную банку к его хвосту» – я оставил при себе.

– Спросить-то ты можешь, но, поскольку дело это не твое, я предпочту промолчать. Между прочим, утром я позвонил на службу узнать, нет ли чего срочного, не поступали ли какие-либо бумаги, и мне сообщили кое-что интересное.

– Правда?

– Да. На мой стол легло прошение о переводе. Перси Уэтмор желает как можно скорее перебраться в Брейр-Ридж. Должно быть, написал заявление до окончания ночной смены.

– Похоже на то.

– Обычно я поручаю такие дела Кертису, но, учитывая… э… сложившуюся в блоке Е ситуацию, я попросил мисс Ханнах принести заявление ко мне домой во время ее перерыва на ленч. Она любезно согласилась. Я одобрю перевод, и заявление сегодня же уйдет в столицу штата. Полагаю, не пройдет и месяца, как ты в последний раз увидишь спину Перси, выходящего за дверь. Может, и меньше.

Мурс ожидал, что новости меня порадуют, и имел на то все основания. Ведь он оторвался от тяжело больной жены, чтобы ускорить решение вопроса, который в противном случае мог затянуться на добрые полгода, даже с учетом связей Перси. Однако сердце у меня упало. Месяц! Значит, придется подавить естественное желание подождать, свести риск к минимуму, а задуманное мною требовало немалого риска. Иногда, как в этом конкретном случае, лучше прыгнуть сразу, до того как потеряешь самообладание и вовсе откажешься от прыжка. Если уж все равно придется иметь дело с Перси (почему-то я нисколько не сомневался в том, что остальные поддержат меня в моей безумной затее), то лучше покончить со всем прямо этой ночью.

– Пол? Ты меня слышишь? – Он понизил голос, словно уже говорил сам с собой. – Черт, наверное, оборвалась связь.

– Нет, я тебя слышу, Хол. Прекрасные новости.

– Да, – согласился он, и его старческий голос вновь поразил меня. – Я знаю, о чем ты думаешь.

Ничего-то ты не знаешь, начальник тюрьмы, мысленно возразил ему я. Ты и представить себе не можешь, о чем я думаю.

– Ты думаешь, что наш молодой друг задержится в блоке Е до экзекуции Коффи. Скорее всего так оно и будет. Коффи наверняка уйдет до Дня благодарения, но ты сможешь вернуть его в щитовую. Никто возражать не будет. Даже он.

– Так я и сделаю. Хол, как Мелинда?

Последовала долгая пауза, столь долгая, что теперь уже я подумал о том, что разорвалась связь, но услышал его тяжелое дыхание.

– Она уходит, – донесся до меня едва слышный голос.

Уходит. Так говорят о тех, кто еще не умирает, но уже и не живет.

– Головные боли чуть меньше… во всяком случае сейчас… но она не может передвигаться без посторонней помощи, не может ничего держать в руках, ходит под себя… – Вновь долгая пауза. – Она ругается.

– Понятно. – Я, конечно, ничего не понимал, но и не имел ни малейшего желания расспрашивать его. Впрочем, Мурс все рассказал сам.

– Она вроде бы хорошо себя чувствует, говорит о клумбе, о платье, которое видела в каталоге, о последней речи Рузвельта, которую слышала по радио, восхищается его умом и внезапно начинает говорить что-то ужасное… такие ужасные слова. Не повышая голоса. Лучше б она его повышала, потому что тогда… видишь ли, тогда…

– То есть она сама не своя.

– Именно так, – подтвердил он. – Но слышать эти грубые ругательства, произнесенные ее нежным голоском… это выше моих сил, Пол. – У него перехватило дыхание, я услышал, как он откашливается. Затем его голос зазвучал увереннее: – Она хочет, чтобы я пригласил пастора Доналдсона, и я знаю, что он сможет утешить ее, но как я могу просить его заглянуть к нам? Представь себе, он сидит читает ей Евангелие, и тут она обзывает его матерным словом? Она может, прошлым вечером обозвала меня. Сказала: «Передай-ка мне вон тот журнал, гребаный членосос». Пол, где она только набралась таких слов? Откуда это у нее?

– Не знаю. Хол, вечером вы будете дома?

Когда Хол Мурс в хорошей форме, не озабочен какими-либо проблемами или тревогой за жизнь близких, он не лезет за словом в карман. И его язвительных реплик подчиненные страшатся больше, чем неудовольствия или гнева. Попадают они обычно в десятку и бьют наотмашь. В тот день досталось и мне. Я этого не ожидал, но только порадовался, что получил свое. Это означало, что Мурс еще не сломался под обрушившейся на его плечи ношей.

– Нет. Мы с Мелиндой идем на танцы. Пообжимаемся там, а перед уходом скажем скрипачу, что играет он отвратительно и вообще появился на свет только потому, что кобель оттрахал его мать.

Я прижал руку ко рту, чтобы не расхохотаться. К счастью, приступ смеха быстро прошел.

– Извини, – послышалось в трубке. – В последнее время я почти не сплю. Вот и срываюсь. Разумеется, мы будем дома. А чего ты спрашиваешь?

– Это неважно.

– Ты же не собираешься заехать к нам? Если ты работал в прошлую ночь, значит, работаешь и в эту, так? Или ты с кем-нибудь поменялся?

– Нет, я не менялся. Вечером мне на службу.

– Да и заезжать сейчас не стоит. Она совсем слаба.

– Тебе, конечно, виднее. Спасибо за добрую весть.

– Я доволен, что смог порадовать тебя. Молись за мою Мелинду, Пол.

Я пообещал, подумав, что не намерен ограничиться молитвой. Бог помогает тем, кто помогает себе сам, говорили в церкви, где славили Иисуса, всемогущего Господа нашего. Я положил трубку и посмотрел на Джейнис.

– Как Мелли? – спросила она.

– Неважно. – Я передал ей разговор с Холом, рассказал о том, что Мелинда ругается (конкретных примеров, правда, приводить не стал). А закончил словами Хола «она уходит». Джейнис печально кивнула, потом всмотрелась в меня.

– Ты что-то задумал. Что-то замышляешь, возможно, не очень хорошее. Это написано у тебя на лице.

Солгать я не мог, мы прожили вместе слишком много лет, чтобы теперь возводить между нами стену лжи. Я просто сказал, что знать ей об этом не следует… во всяком случае пока.

– Это… может обернуться для тебя неприятностями? – Тревоги в ее голосе не чувствовалось, скорее присутствовало любопытство. Такое отношение к неизведанному мне всегда в ней нравилось.

– Возможно.

– Задуманное тобой пойдет кому-то во благо?

– Возможно.

Я крутил пальцами телефонный диск.

– Ты бы хотел, чтобы я оставила тебя одного, пока ты будешь говорить по телефону? Жена должна знать свое место? Мыть посуду? Вязать пинетки?

Я кивнул.

– Я бы, возможно, нашел другие слова, но…

– На ленч будут гости, Пол?

– Я на это надеюсь.

Глава 9

Зверюгу и Дина я нашел сразу, потому что у них стояли телефоны. У Гарри телефона не было, но я позвонил его соседу. Так что двадцать минут спустя он перезвонил мне, очень недовольный, грозя в следующую получку компенсировать расходы за мой счет. Я посоветовал ему не волноваться из-за пустяков и пригласил на ленч. Благо Зверюга и Дин уже согласились, а Джейнис обещала приготовить свой знаменитый капустный салат… не говоря уже о еще более знаменитом яблочном пироге.

– Как это, ни с того ни с сего да на ленч? – недоверчиво спросил Гарри.

Я признал, что хочу с ними кое-что обсудить, но только не по телефону. Гарри согласился приехать. Я положил трубку на рычаг и в задумчивости подошел к окну. Хотя мы все работали в ночную смену, я никого не разбудил. Но по голосам Зверюги, Дина и Гарри не чувствовалось, что они хорошо выспались. Значит, случившееся прошлой ночью волновало не только меня. И скорее всего они могли согласиться на авантюру, которую я намеревался им предложить.

Зверюга (он жил ближе остальных) прибыл в четверть двенадцатого. Дин – на пятнадцать минут позже, Гарри, уже переодевшийся для работы, – еще через четверть часа. Джейнис подала нам сандвичи с копченым мясом, капустный салат и ледяной чай на кухне. Днем раньше мы бы сели на открытой веранде, радуясь легкому ветерку, но после грозы с холмов подул холодный ветер, и температура резко упала.

– Мы будем рады, если ты составишь нам компанию, – предложил я Джейнис.

Она покачала головой.

– Не хочу знать, что вы там задумали: буду меньше волноваться. Я перекушу в гостиной. На этой неделе у меня в гостях Джейн Остин, а она очень хорошая компаньонка.

– Кто такая Джейн Остин? – спросил Гарри, когда Джейнис ушла. – Твоя родственница или Джейнис? Симпатичная?

– Она писательница, недоумок ты наш, – ответил за меня Зверюга. – Умерла аккурат в те времена, когда Бетси Росс приладила звезды к первому флагу[46]46
  Бетси Росс – владелица обивочной мастерской и магазина тканей в Филадельфии. Изготовила в 1776 году первый национальный флаг США по рисунку Джорджа Вашингтона.


[Закрыть].

– А-а-а, – разочарованно протянул Гарри. – Читатель из меня никакой. Я все больше слушаю радио.

– Так что у тебя на уме, Пол? – спросил Дин.

– Прежде всего Джон Коффи и Мистер Джинглес. – Как я и ожидал, на их лицах отразилось изумление: они-то думали, что я заговорю о Делакруа и Перси. Может, о них обоих. Я посмотрел на Дина, потом перевел взгляд на Гарри. – С Мистером Джинглесом все произошло очень быстро. Не знаю, успел ли кто из вас разглядеть, в каком состоянии попал мышонок в руки Коффи.

Дин покачал головой.

– Я только увидел кровь на полу.

Я повернулся к Зверюге.

– Этот сукин сын Перси буквально размазал его по линолеуму, – ответил тот. – Мышонок должен был умереть, но не умер. Коффи что-то с ним сделал. Излечил его. Я понимаю, поверить в это нелегко, но я все видел собственными глазами.

– Он излечил и меня, – добавил я. – Я это не просто видел, но и чувствовал. – Я рассказал им об урологической инфекции, о повторном приступе (указал через окно на поленницу, рядом с которой едва не упал носом в лужу собственной мочи), о том, как боль напрочь исчезла после того, как Коффи прикоснулся ко мне. И больше не возвращалась.

Рассказ не занял много времени. Потом они посидели, обдумывая мои слова и жуя сандвичи.

– Из его рта что-то вылетело. Словно черные насекомые, – прервал затянувшуюся паузу Дин.

– Совершенно верно, – согласился с ним Гарри. – Сначала они были черными. А потом стали белыми и исчезли. – Он оглядел нас. – Знаете, а я бы все забыл, если б ты не напомнил мне о них, Пол. Забавно, правда?

– Нет в этом ничего забавного или странного, – возразил Зверюга. – Я думаю, так практически всегда происходит с людьми, когда они сталкиваются с чем-то необычным. Самое простое для них – обо всем забыть. Зачем помнить то, что не имеет никакого смысла? Пол, а когда он излечил тебя, из его рта тоже вылетели эти насекомые?

– Да. Я думаю, это болезнь… или боль. Коффи забирает их в себя, а потом выбрасывает наружу.

– Где они и умирают, – подытожил Гарри.

Я пожал плечами. Я не знал, что умирает, как умирает и умирает ли, да и не имело это никакого значения.

– Он высосал из тебя боль? – спросил Зверюга. – Мне показалось, что из мыша он высасывал. Боль… а может, и смерть.

– Нет, – покачал я головой. – Он только прикоснулся ко мне. И я это почувствовал. Меня ударило. Словно электрическим током, но безболезненно. Но ведь я не умирал, а только мучился от боли.

Зверюга кивнул.

– Касание и дыхание. Как и твердят во всех церквях.

– Где восславляют Иисуса, всемогущего Господа нашего, – подтвердил я.

– Я не очень понимаю, при чем здесь Иисус, – возразил Зверюга, – но мне кажется, что Джон Коффи действительно могуч.

– Ладно, – вмешался в нашу дискуссию Дин, – раз вы говорите, что такое произошло, я вам верю. Пути Господни неисповедимы, только Он решает, кому творить чудеса. Но какое отношение имеем ко всему этому мы?

Дин задал хороший вопрос. Я глубоко вздохнул и рассказал, что я задумал. Они слушали, словно пораженные громом. Даже Зверюга, который обожал читать журналы с историями о зеленых человечках из космоса. На этот раз пауза тянулась дольше, и никто из них не жевал сандвичи.

Первым заговорил Брут Хоуэлл.

– Если нас поймают, Пол, мы потеряем работу, и нам чертовски повезет, если этим все и закончится. Вполне возможно, что мы окажемся в блоке А на полном попечении штата. Будем шить кошельки и мыться по двое.

– Да, – кивнул я. – Такое возможно.

– Я могу понять, что тобой движет, хотя бы частично, – продолжал он. – Ты знаешь Мурса лучше нас. Он не только большой босс, но и твой друг… Ты принимаешь участие в судьбе его жены.

– Она очень хорошая женщина и так много значит для него.

– Но мы-то не столь близко знакомы с ней, как ты и Джейнис. Так, Пол?

– Она бы вам понравилась, если бы вы познакомились с ней. Во всяком случае, понравилась, если б вы познакомились до того, как с ней приключилась эта беда. Она отдает много времени благотворительности, она верный друг, очень набожна. И такая веселая. Была. Рассказывала истории, от которых мы смеялись до слез. Но не по этой причине я хочу ее спасти, если такое возможно. То, что случилось с ней, несправедливо. С какой стороны ни посмотри.

– Я все-таки думаю, что к этому решению тебя подтолкнуло другое, – покачал головой Зверюга. – Я думаю, все дело в Делакруа. Ты хочешь как-то компенсировать его смерть.

И он не ошибся. Разумеется, не ошибся. Я знал Мелинду Мурс лучше, чем остальные, но не столь хорошо, чтобы просить всех рискнуть ради нее своей работой… а может, и свободой. Опять же, чтобы рискнуть даже своей работой и свободой. У меня было двое детей, и я не хотел, чтобы моя жена писала им, что их отца должны судить… за что? Точно я сказать не мог. Скорее всего за организацию и пособничество побегу.

Но за всю жизнь, всю, не только за годы службы, я не видел ничего более отвратительного и ужасного, чем смерть Эдуарда Делакруа. Не просто видел – принимал участие в этом действе. Мы все принимали в этом участие, потому что позволили Перси оставаться среди нас уже после того, как окончательно поняли, что к блоку Е его нельзя подпускать на пушечный выстрел. Мы все несли свою долю ответственности за случившееся. Даже начальник тюрьмы Мурс. Сказал же он, что Делакруа все равно поджарят мозги, независимо от того, приложит к этому руку Перси Уэтмор или нет. Добавив, что, может, оно и к лучшему, учитывая, что натворил маленький француз. Но Перси не просто поджарил Делу мозги. Он выдавил французу глаза и сжег ему лицо. А почему? Потому что Дел убил шестерых? Нет. Потому что Перси обмочил штаны, а маленький француз вволю посмеялся над его конфузом. Мы участвовали в этом чудовищном деянии, а Перси, судя по всему, выйдет сухим из воды. Его ждет перевод в Брейр-Ридж, где он в полную силу оттянется на больных. С этим мы поделать ничего не могли, но, возможно, нам бы удалось смыть с рук хотя бы часть налипшей на них грязи.

– В моей церкви говорили об искуплении, а не о компенсации, – уточнил я, – но, полагаю, речь идет об одном и том же.

– Ты действительно думаешь, что Коффи сможет спасти ее? – с трепетом спросил Дин. – Просто… высосать опухоль из ее головы? Словно устрицу?

– Думаю, сможет. Полной уверенности у меня, разумеется, нет, но, после того что он сделал со мной… с Мистером Джинглесом…

– У мышонка были переломаны все кости и размозжены внутренности, это точно, – прогудел Зверюга.

– Но он это сделает? – спросил Гарри. – Сделает?

– Если сможет, обязательно.

– Почему? Коффи ее знать не знает.

– Потому что это единственное, что он умеет. Потому что именно для этого его создал Господь.

Зверюга картинно оглядел нас, напоминая, что кого-то не хватает.

– А как насчет Перси? Ты думаешь, он нам это позволит?

И тогда я рассказал им, как мы нейтрализуем Перси. Мой рассказ Дин и Гарри наградили восхищенными взглядами, заулыбался и Зверюга.

– Лихо закручено, брат Пол! Аж дух захватывает!

– А что потом? – спросил Гарри. По его блестевшим глазам чувствовалось, что он уже на все согласен. Но Гарри хотелось убедиться, что я не упустил какой-нибудь мелочи. – Что потом?

– Мертвые молчат, – пробурчал Зверюга, и мне пришлось бросить на него короткий взгляд, чтобы убедиться, что он всего лишь шутит.

– Я думаю, он будет держать рот на замке.

– Почему? – В голосе Дина слышалось сомнение. Он снял очки и начал протирать стекла. – Я вот в этом не уверен.

– Во-первых, он не будет знать, что произошло. Он же думает, будто мы ничем от него не отличаемся, и потому решит, что мы просто хотим отомстить ему. А во-вторых, и это куда важнее, он побоится что-либо сказать. Вот на что я рассчитываю. Мы прямо скажем ему: если ты начнешь рассылать жалобы, мы последуем твоему примеру.

– Расскажем насчет казни, – кивнул Гарри.

– И о том, как он стоял столбом, когда Уэртон набросился на Дина, – добавил Зверюга. – Я думаю, Перси очень боится, как бы об этом не прознали. – Он медленно кивнул. – Пожалуй, он промолчит. Но, Пол… мне представляется более разумным привезти миссис Мурс к Коффи, а не наоборот. С Перси мы поступим, как ты и предлагаешь, а потом проведем ее по тоннелю, вместо того чтобы выводить по нему Коффи.

Я покачал головой.

– Не получится. Никогда.

– Мурс не разрешит?

– Именно так. Если мы привезем Коффи в его дом, то, возможно, сумеем захватить Мурса врасплох и он хотя бы позволит Коффи попытаться помочь Мелинде. По-другому не получится.

– А на чем мы поедем? – спросил Зверюга.

– Первым делом я подумал о перевозке, – ответил я, – но сразу понял, что мы не сможем выехать из ворот незамеченными. Опять же, все вокруг знают, что это за автомобиль. Так что придется воспользоваться моим «фордом».

– Ничего не выйдет. – Дин водрузил очки на нос. – Ты не сможешь запихнуть Джона Коффи в кабину, даже если разденешь догола и намажешь мылом. Ты так привык к нему, что забыл, какой он огромный.

Гарри Тервиллигер взял с тарелки остаток второго сандвича, посмотрел на него и положил на место.

– Если мы действительно решим все это проделать, я думаю, стоит взять мой грузовичок. Посадим Коффи в кузов. На дорогах в такой час никого нет. Как я понимаю, поедем мы после полуночи?

– Да, – кивнул я.

– Вот о чем вы забываете, парни, – заговорил Дин. – Я знаю, что Коффи в блоке Е сидит тихо как мышка, из глаз его постоянно текут слезы, но он убийца! И великан. Если у него появится желание сбежать из грузовичка Гарри, мы сможем остановить его лишь выстрелом в голову. И убить его будет непросто даже из револьвера сорок пятого калибра. А если мы не сможем остановить его? Допустим, он убьет кого-то еще? Мне очень не хочется терять работу и еще больше не хочется самому попасть в тюрьму. У меня жена и двое детей, которые могут рассчитывать только на меня. Но более всего я не хочу, чтобы на моей совести осталась смерть еще одной маленькой девочки.

– Такого не будет, – возразил я.

– Почему ты так в этом уверен? – спросил Дин.

Я не ответил. Потому что не знал, как начать. Знал, что им скажу, какие приведу доводы, но вот с началом ничего не выходило. Помог мне Зверюга.

– Ты думаешь, он их не убивал, так ведь, Пол? – изумленно спросил он. – Ты думаешь, этот здоровяк невиновен?

– Я абсолютно уверен, что он невиновен.

– Да как такое может быть?

– Доводов два, – ответил я. – Первый – мой ботинок.

Я наклонился над столом и заговорил.