Текст книги "Дорожные работы"

– Веселого Рождества, мистер Доус, – пожелал он. – Сейчас я выкачу тележку и помогу вам выбраться на улицу.

Они доставили телевизор домой, и взволнованный Дик Келлер, сосед с первого этажа, помог им втащить его в их квартиру на третьем этаже. В ту ночь они смотрели телевизор, пока не отыграл национальный гимн на последнем канале, а потом предались любви перед таблицей настройки; с непривычки головы у обоих раскалывались.

Никогда с тех пор телевизор не доставлял им столько удовольствия.

Мэри вошла в комнату и увидела, что он пялится на экран, держа в руке опустевший стакан.

– Ужиб готов, Барт, – сказала она. – Тебе сюда прибести?

Он посмотрел на жену, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел на ее губах задорную улыбку… Заодно он попробовал припомнить, когда именно тоненькая бороздка между бровями превратилась в постоянную морщинку, шрам, татуировку, напоминающую о возрасте.

Господи, на кой черт мне дались такие дурацкие мысли, подумал он. Никогда прежде меня ничто подобное не интересовало. Что бы это значило?

– Барт?

– Давай поужинаем в столовой, – сказал он. Затем встал и выключил телевизор.

– Хорошо.

Они уселись за стол. Он посмотрел на подносик из алюминиевой фольги с разогретым ужином. Шесть маленьких отделений, в каждое из которых было словно впрессовано нечто съестное. Мясо покрывала подлива. У него возникло впечатление, что мясо в таких быстрозамороженных блюдах всегда покрыто подливой. Он вдруг подумал, что без подливы мясо казалось бы голым. Затем, без всякой видимой причины, вдруг представил себе облысевшего Лорна Грина. Плешивый как коленка.

На сей раз это его не рассмешило. Напротив – немного напугало.

– О чеб ты таб убыбабся в гостибой, Барт? – спросила Мэри. Глаза ее покраснели, а уголки носа вспухли.

– Не помню, – ответил он, а сам подумал: Господи, а ведь я сейчас закричу. Или в голос зарыдаю. По всему, что мы потеряли. По твоей улыбке, Мэри. Извини, если я сейчас запрокину голову назад и закричу от тоски по твоей канувшей навсегда улыбке. Ладно?

– Вид у тебя быб совершеббо счастливый, – добавила она.

И вот вопреки своей воле – это была тайна, а сегодня он испытывал нужду в своих секретах, сегодня его чувства были натянуты, как нерв, – вопреки своей воле он сказал:

– Я думал о том времени, когда мы отправились собирать бутылки, чтобы расплатиться за этот телевизор.

– А, побятбо, – протянула Мэри и шумно высморкалась в носовой платочек прямо над своим алюминиевым подносиком.

В придорожном супермаркете недалеко от их дома он столкнулся нос к носу с Джеком Хобартом. Тележка Джека была доверху загружена замороженными продуктами, консервными банками и пивом.

– Привет, Джек! – воскликнул он. – Какими судьбами?

Джек натянуто улыбнулся.

– Никак не могу привыкнуть к местным магазинам, – ответил он, словно оправдываясь. – Вот и подумал, заскочу-ка сюда по старой памяти…

– А где Эллен?

– Ей пришлось улететь в Кливленд, – сказал Хобарт. – На похороны матери.

– Господи, вот жалость. Внезапно, да?

Их обходили другие покупатели, толкая перед собой тележки. Сверху из невидимых репродукторов лилась негромкая музыка; приятная, но незапоминающаяся. Мимо прошла женщина, волоча за руку упирающегося и заплаканного мальчонку лет трех.

– Да, внезапно, – вздохнул Джек Хобарт. Бессмысленно улыбаясь, он потупил взор и уставился на свою тележку. Сверху громоздился здоровенный ярко-желтый пакет с броской надписью:

КИТТИ-ПАН КИТТИ-СВИТИ

Используй и выброси!

Соблюдайте гигиену!

– Как гром среди ясного неба, – продолжил Хобарт. – Конечно, чувствовала она себя неважнецки, но думала, что это естественно для женщины; годы берут свое и прочее. А оказалось, что у нее рак. Ее разрезали, посмотрели и – тут же зашили. А три недели спустя она умерла. Страшный удар для Эллен. Ведь мама была всего на двадцать лет старше ее.

– Да, – кивнул он.

– Так что она пока побудет в Кливленде.

– Понятно.

– Так вот.

Они обменялись понимающими взглядами и смущенно улыбнулись друг другу.

– Ну как там? – спросил он. – В Норт-Сайде?

– По правде говоря, Барт, пока не очень. Народ там не слишком дружелюбный.

– Да ну?

– Ты ведь знаешь, что Эллен в банке служит?

– Конечно.

– Так вот, многие девчонки устроили там нечто вроде автомобильного общака. Я давал Эллен нашу машину каждый четверг – это был ее вклад в общий котел. Ну а в Норт-Сайде тоже есть нечто подобное, но там женщины входят в особый клуб, членам которого позволяют пользоваться общими автомобилями. Только вот Эллен в него не приняли – для того чтобы стать членом, нужно прожить в Норт-Сайде не меньше года.

– Слушай, Джек, от этого попахивает дискриминацией.

– Да ну их в задницу! – гневно выпалил Джек. – Теперь Эллен не вступит в их вонючий клуб, даже если они будут на карачках перед ней ползать. Я купил для нее машину. Подержанный «бьюик». Она в него просто влюблена. Надо было пару лет назад это сделать.

– А как дом?

– Прекрасный, – ответил Джек и снова вздохнул. – Электричество только дороговато обходится. Видел бы ты наши счета! Для семьи с ребенком в колледже это серьезно.

Ни один из них не спешил расставаться. Уняв гнев, Джек теперь снова смущенно улыбался. И вдруг его осенило – Джек до смерти рад их встрече и пытается оттянуть миг разлуки. Он вдруг представил себе Джека, который бесцельно слоняется по пустому дому, не зная, чем себя занять, пока жена за тысячу миль от дома предает мать земле.

– Слушай, а почему бы тебе не заглянуть к нам? – предложил он. – Посидим, пивка попьем, послушаем, как Говард Коуселл объясняет, что за чертовщина в нашем футболе творится.

Джек расцвел.

– Что ж, это было бы замечательно.

– Дай только Мэри позвоню, чтобы приготовилась.

Расплатившись в кассе, он позвонил Мэри, и Мэри охотно согласилась. Она сказала, что оставит им закуску, а сама ляжет в постель, чтобы не заразить Джека.

– Как ему на бовоб бесте? – полюбопытствовала она.

– Вроде бы неплохо. Слушай, Мэри, у Эллен умерла мать. Она улетела в Кливленд на похороны. Рак.

– Боже, какой кошбар!

– Вот я и подумал, что Джека нужно немного приободрить, и поэтому…

– Да-да, я побибаю. – Чуть помолчав, она спросила: – Ты сказаб ему, что скоро бы опять стабеб соседяби?

– Нет, – ответил он. – Пока не сказал.

– А зря. Это его уж точбо взбодрит.

– Хорошо. Пока, Мэри.

– Пока.

– Выпей аспирин, прежде чем ляжешь.

– Ладбо.

– Пока.

– Пока, Джордж.

Он уставился на телефонную трубку, словно завороженный. Ведь так она называла его только в тех случаях, когда была им очень довольна. Ведь всю эту игру во Фреда-Джорджа придумал Чарли.

Вместе с Джеком Хобартом они отправились домой. Посмотрели футбольный матч. Напились пива. Но радости это ему не доставило.

В четверть первого, залезая в машину, Джек приподнял голову и пробормотал:

– А все эта проклятая магистраль, чтоб ее разорвало! Из-за нее вся эта хренотень!

– Точно, – кивнул он. И внезапно ему пришло в голову, что Джек выглядит жутко постаревшим. Это его напугало – ведь Джек одних с ним лет.

– Не пропадай, Барт.

– Хорошо, Джек.

Они улыбнулись друг другу, немного пьяно и немного опустошенно. Затем он проводил взглядом автомобиль Джека, пока огни фар не скрылись за косогором.

27 ноября 1973 года

С похмелья у него немного болела голова, да и в сон клонило. Дребезжание стиральных машин, равномерный гул, шипение и громыхание отжимных агрегатов и гладильных прессов болезненно долбили по барабанным перепонкам, словно отбойные молотки.

Но еще хуже ему было из-за Фредди. Он сегодня точно взбесился.

Слушай, говорил ему Фред. Это твой последний шанс. У тебя осталось несколько часов, чтобы зайти к Монахану. Если протянешь до пяти часов, потом будет поздно.

Но ведь срок опциона заканчивается только в полночь.

Верно. Однако едва истечет рабочее время, как Монахан спешно кинется навещать своих дальних родственников. На Аляске. Ведь лично для него это будет означать весьма ощутимую разницу между сорока пятью и пятьюдесятью тысячами долларов. Лакомая сумма. Стоимость нового автомобиля. За такие деньги можно отыскать родственников где угодно, даже в бомбейской канализации.

Однако все это не имело значения. Он уже отрезал себе пути к отступлению. Сжег за собой мосты. Словно загипнотизированный, он с каким-то необъяснимым сладострастием ждал неминуемого взрыва, который должен был разнести все в клочья. В животе мерзко урчало.

Большую часть дня он провел в стиральном отделении, наблюдая за тем, как Рон Стоун с Дейвом проверяют эффективность нового моющего средства. От гула и грохота в голове гудело, но по крайней мере этот адский шум заглушал его собственные мысли.

По окончании работы он вывел машину со стоянки – Мэри с удовольствием разрешила ему попользоваться их автомобилем, поскольку он собирался смотреть новый дом, – и, прокатив через весь город, въехал в Нортон.

На всех углах и возле баров здесь стояли чернокожие. Рестораны наперебой предлагали блюда со скидками. Детишки резвились и прыгали на расчерченных мелом тротуарах. На глазах у него пижонский автомобиль – огромный розовый «эльдорадо» подкатил к подъезду многоквартирного дома. Из него вылез темнокожий гигант ростом с Уилта Чемберлена[2]2
  Знаменитый американский баскетболист из НБА, первым набравший сто очков за игру.


[Закрыть]; голову его венчала белая плантаторская шляпа, а одет он был в белоснежный костюм с перламутровыми пуговицами и черные туфли на платформе с огромными золотыми пряжками по бокам. В руке он держал массивную трость с круглым набалдашником из слоновой кости. Он медленно и величественно обогнул капот автомобиля, увенчанный рогатыми карибу. На шее у гиганта висела серебряная цепь с крохотной серебряной ложечкой, ярко и весело подмигивавшей на солнце. Он видел в зеркальце заднего вида, как к великану бросились детишки и начали клянчить у него конфеты.

А еще через девять кварталов жилые дома стали редеть, тут и там перемежаясь с полями и болотистыми прогалинами. Болотца и пруды с маслянистой водой темнели между лесистыми холмами, поверхность их радужно переливалась. Слева на горизонте заходил на посадку самолет; там размещался городской аэропорт.

Он ехал по дороге номер 16 мимо городских окраин. Миновал «Макдональдс». Затем закусочную «Шейки», гриль-бар «Нино». Оставил позади пару мотелей, закрытых по случаю межсезонья. Проехал мимо открытого кинотеатра для автомобилистов, вывеска которого гласила:

ПЯТ – СУБ – ВСК

БЕСПОКОЙНЫЕ ЖЕНЫ

НЕКОТОРЫЕ БЕГУТ (ЭРОТ.)

ОПАСНОСТЬ

Позади остались кегельбан и автостоянка, также закрытая на зиму. Бензозаправочные станции – обе с плакатами:

ИЗВИНИТЕ – БЕНЗИНА НЕТ

До выделения декабрьской квоты оставалось еще четыре дня. Он не мог заставить себя сочувствовать стране, угодившей в кризис, достойный пера писателя-фантаста, но вот маленьких людей, которым ни за что ни про что прихлопнуло яйца захлопнувшейся дверью, ему было искренне жаль.

Еще миля, и он подкатил к зданию с вывеской «Подержанные машины Мальоре». Он сам не знал, что ожидал увидеть, но испытал легкое разочарование. Уж больно второразрядным и аляповатым выглядело заведение. Все автомобили выстроились на стоянке капотами к дороге под развевающимися на ветру флагами – красными, желтыми, синими и зелеными, – укрепленными между флюоресцентными лампами, которые, видимо, освещали стоянку по ночам. Ценники с броскими характеристиками были приклеены к ветровым стеклам:

795 ДОЛЛАРОВ

БЫСТРА КАК ВЕТЕР!

или:

550 ДОЛЛАРОВ

НАДЕЖНА И БЕЗОТКАЗНА!

А на запыленном стареньком «вальянте» со спущенными шинами и разбитым стеклом:

75 ДОЛЛАРОВ

ОСОБЕННАЯ КОНСТРУКЦИЯ!

Продавец в серо-зеленом комбинезоне улыбался и кивал, слушая молодого парня в красном шелковом пиджаке. Они стояли возле голубого «мустанга» с проржавевшим корпусом. Парень что-то процедил и пнул ногой дверцу, которая жалобно заскрипела. С нее посыпались хлопья ржавой краски. Продавец только пожал плечами, не переставая улыбаться. «Мустанг» же безмолвствовал, дряхлея буквально на глазах.

Посреди стоянки разместились в одном здании гараж и контора. Он подъехал ко входу и, остановив машину, вышел.

На подъемнике в гараже стоял изрядно обветшавший «додж» с гигантскими крыльями. Под машиной возился механик, руки которого были настолько перепачканы маслом, что казались затянутыми в темные перчатки.

– Эй, мистер, здесь нельзя парковаться, – крикнул механик. – Вы нам въезд перегородили.

– А где мне поставить машину?

– Если вы в контору идете, то поставьте ее сзади, за углом гаража.

Он уселся в свой «ЛТД» и обогнул изглоданный ржавчиной угол железного гаража, стараясь держаться подальше от выстроившихся рядком автомобилей. Подыскал свободное место, поставил машину и выбрался наружу. Резкий порыв ветра невольно заставил его поморщиться. После прогретого салона пронизывающий ветер казался ледяным, и ему пришлось прищуриться, чтобы на глаза не навернулись слезы.

За гаражом разместилось автомобильное кладбище. Оно растянулось на сотни ярдов, казалось бесконечным. С большинства машин запчасти были давно сняты, и теперь остовы автомобилей скорбно маячили, словно окоченевшие трупы жертв свирепой эпидемии, которые из-за их заразности так и не удосужились предать земле хотя бы в братской могиле. Пустые глазницы вывинченных фар взирали на него с безмолвной укоризной.

Он вернулся ко входу. Механик устанавливал глушитель на «додж». Рядом с ним на снятом колесе стояла открытая бутылка кока-колы.

Он обратился к механику:

– Мистер Мальоре у себя?

Почему-то, разговаривая с автомеханиками, он всегда ощущал себя последним болваном. Свою первую машину он приобрел двадцать четыре года назад, однако и сейчас, обращаясь к механику, чувствовал себя сопливым мальчишкой.

Обернувшись через плечо, но не прекращая работать, механик нехотя процедил:

– Да, он там с Мэнси. В конторе.

– Спасибо.

– Не за что.

Он прошел в контору. Стены были отделаны под сосну, а пол устлан грязноватым линолеумом в красно-белую клетку. На столике между двумя старенькими креслами громоздились журналы – главным образом «Потусторонняя жизнь», «Охота и рыболовство» и «Помощник яхтсмена». В креслах никто не сидел. Единственная дверь вела, по всей видимости, в кабинет, а слева расположилась крохотная застекленная кабинка наподобие театральной кассы. В кабинке сидела женщина, усердно высчитывавшая что-то с помощью арифмометра. В ее волосы был воткнут желтый карандаш. На тощей груди висели на сверкающей цепочке очки в переливающейся оправе.

Немного нервничая, он приблизился к кабинке. И даже облизнул губы, прежде чем заговорить.

– Э-э, прошу прощения.

Женщина подняла голову:

– Да?

Он с трудом подавил в себе желание закричать: «Вызови сюда Циклопа Сэла, сука! И пошевеливайся!»

Вместо этого он вежливо произнес:

– Мистер Мальоре назначил мне встречу.

– В самом деле? – Она кинула на него изучающий взгляд, затем покопалась в каких-то бумажках и, достав одну из них, спросила: – Вы Доус? Бартон Доус?

– Да.

– Заходите.

Сухо улыбнувшись, она снова погрузилась в свои расчеты, ожесточенно накручивая ручку арифмометра.

Он жутко нервничал. Наверняка ведь они понимают, что предлог для встречи у него фальшивый. Из вчерашних слов Мэнси было совершенно очевидно, что продажа подержанных автомобилей нужна им лишь для прикрытия. И они знали, что он это знает. Может, будет лучше, если он сейчас повернет, выйдет отсюда и помчит на всех парах к Монахану в надежде перехватить риэлтера, прежде чем тот улетит на Аляску, в Тимбукту или еще куда.

Наконец-то, хмыкнул Фредди. Наконец-то ты образумился. Давно бы так.

Пропустив слова Фредди мимо ушей, он толкнул дверь и вошел в кабинет. Там находились двое. За столом сидел пузатый мужчина в очках с толстенными линзами. Его собеседник был тощ как спичка и облачен в розовый пиджак спортивного покроя, напомнивший ему пиджак Винни. Он склонился над столом, разглядывая какой-то каталог.

При его появлении оба подняли головы. Мальоре улыбнулся. В очках его глаза казались выцветшими и огромными, словно желтки сваренного вкрутую яйца.

– Мистер Доус?

– Да.

– Очень рад, что вы заехали. Не закроете ли дверь?

– Хорошо.

Он закрыл дверь и повернулся. Мальоре больше не улыбался. Как, впрочем, и Мэнси. Оба пристально разглядывали его, а в комнате, казалось, похолодало градусов на двадцать.

– Ну? – требовательно буркнул Мальоре. – Какого хрена вы там наболтали про эти «эльдорадо»?

– Я хотел просто поговорить с вами.

– Разговариваю я бесплатно. Но не с такими засранцами, как вы. Позвонили Питу, наплели ему с три короба. Говорите, мистер. Только ближе к делу.

Не отходя от двери, он проблеял:

– Мне говорили, у вас можно кое-что купить.

– Угу. Машины. Я торгую подержанными машинами.

– Нет. – Он покачал головой. – Я не то имею в виду. Мне нужно… – Он обвел глазами стены, облицованные под сосну. Может, они нашпигованы «жучками»? – Мне нужно нечто другое, – неловко закончил он.

– Что вы имеете в виду? «Дурь», девок, подпольные ставки? Или пушку хотите, чтобы жену или босса ухлопать? – Увидев, что он вздрогнул, Мальоре громко расхохотался: – Нет, мистер, для подсадной утки вы играете недурно. Прикинулись, будто «жучков» опасаетесь, верно? Этому в вашей полицейской академии в первую очередь учат, да?

– Послушайте, я вовсе не…

– Замолчите, – велел ему Мэнси. И взял в руки каталог. Ногти у него были с маникюром, холеные. Ему никогда прежде не приходилось видеть столь ухоженных ногтей, разве что в телевизионных рекламных роликах – у актеров, призывающих поглощать аспирин. – Если Сэл захочет вас слушать, он вам сам скажет.

Он заморгал и послушно прикусил язык. Казалось, будто все это происходит в каком-то дурном сне.

– Что-то, ребята, вы в последнее время глупеете, – промолвил Мальоре. – Ну и пес с вами. С тупицами даже проще. Мне, во всяком случае. Ну да ладно. Уверяю вас, хотя вы и сами это отлично знаете, – мой кабинет не прослушивается. Мы его каждую неделю проверяем. Вернее – чистим. У меня дома целая коробка этих «жучков». Каких там только нет – контактные, пуговки, дистанционные. Магнитофончики «Сони» величиной с вашу ладонь. Они уже перестали меня прослушивать. Но теперь вот подсадных уток подсылают. Или селезней.

– Я вовсе не подсадная утка, – тупо пролепетал он, услышав свой голос словно со стороны.

На физиономии Мальоре появилось наигранное изумление. Он обратился к Мэнси:

– Ты слышал? Этот тип уверяет, что он не подсадная утка.

– Угу, слышал, – кивнул Мэнси.

– Как по-твоему, он похож на засланного?

– Еще как, – сказал Мэнси.

– И разговаривает как засланный, да?

– Точно.

– Если вы не подсадная утка, то кто? – спросил Мальоре, глядя на него.

– Я… – Он замялся, не зная, что сказать. Кто он в самом деле? Помоги, Фред!

– Ну давайте же, не тяните кота за хвост, – торопил его Мальоре. – Полиция? Контора шерифа? Бюро наркотиков? ФБР? Как по-твоему, Пит, он похож на феда?

– Вылитый федик, – кивнул Пит.

– Да, даже шериф не подослал бы такого засранца, как вы, мистер, – брезгливо поморщился Мальоре. – Значит, остается одно из двух: вы либо фед, либо частный детектив. Кто именно?

Он почувствовал, что закипает.

– Выставь его вон, Пит, – сказал Мальоре, теряя к нему всякий интерес.

Мэнси привстал со стула, по-прежнему не выпуская из рук каталог.

И тут его прорвало.

– Вы просто мудозвон! – заорал он. – Вы настолько тупы, что вам повсюду копы мерещатся, даже под собственной кроватью. Небось думаете, что они вашу жену трахают, пока вы здесь торчите?

Глаза Мальоре, увеличенные мощными линзами, полезли на лоб. Мэнси словно окаменел с отвисшей челюстью.

– Мудозвон? – переспросил Мальоре, вертя слово на языке подобно тому, как плотник вертит в руках незнакомый инструмент. – Он назвал меня мудозвоном?

Он, похоже, сам не верил тому, что произнес.

– Я отведу его за гараж, – предложил Мэнси. – Обучу вежливости.

– Погоди-ка, – выдохнул Мальоре. В его взгляде читалось любопытство. – Так вы и правда обозвали меня мудозвоном или мне померещилось?

– Я не полицейский, – ответил он. – Но я и не преступник. Я просто обыкновенный обыватель. Мне рассказали, что вы продаете кое-что людям, у которых достаточно денег. Так вот, деньги у меня есть. Я не знаю, какой тут нужно произнести пароль или чью рекомендацию получить, чтобы вы мне поверили. Да, я назвал вас мудозвоном. И мне очень жаль, если лишь из-за этого ваш человек не сможет теперь меня избить. Я… – Он снова облизнул губы, не зная, как продолжать. Мальоре и Мэнси смотрели на него словно завороженные, как будто у них на глазах он превратился в мраморную статую.

– Мудозвон, – прошептал Мальоре, качая головой. – Обыщи-ка его, Пит.

Пит подошел и похлопал его по обоим плечам, кивком указав на стену.

– Обопритесь руками о стенку, – приказал он в самое ухо. Он него пахло аптечкой. – Ноги назад. Как в полицейских сериалах.

– Я не смотрю полицейские сериалы, – сказал он, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду Мэнси, поэтому принял правильную позу.

Мэнси ощупал его ноги и – с безразличием врача – промежность, запустил руку под ремень, похлопал по бокам и провел пальцем под воротничком.

– Он чист, – сказал Мэнси.

– Хорошо, повернитесь, – разрешил Мальоре.

Он повернулся. Мальоре разглядывал его с нескрываемым любопытством.

– Подойдите.

Он подошел к столу.

Мальоре постучал по стеклу, покрывавшему стол. Под стеклом были разложены фотоснимки. Смуглая улыбающаяся женщина в темных очках, задвинутых на волосы; загорелые детишки, плавающие в бассейне; сам Мальоре, величественно, словно король Фарук, шествующий по пляжу в сопровождении крупной шотландской овчарки.

– Выкладывайте, – сказал он.

– Что?

– Все, что у вас в карманах. Выкладывайте на стол.

Он хотел было возразить, но затем вспомнил о Мэнси, который стоял за плечом, и, пожав плечами, подчинился. И принялся выкладывать.

Сначала он достал из карманов пальто корешки от билетов, по которым они с Мэри в последний раз смотрели кино. Какой-то мюзикл, название которого не запомнилось.

Потом снял пальто. Начал последовательно опустошать карманы пиджака. Зажигалка «Зиппо» с выгравированными на ней его инициалами – БДД. Пачечка запасных кремней. Пачка сигарет. Таблетки от изжоги. Квитанция из авторемонтной фирмы, где ему установили зимние покрышки.

Посмотрев на квитанцию, Мэнси довольно ухмыльнулся:

– Да вас там как липку ободрали!

Он снял пиджак. В нагрудном кармане рубашки не нашлось ничего, кроме комочка ваты. Из правого кармана брюк он выгреб ключи от машины и сорок центов мелочью, в основном пятицентовыми монетками. По какой-то неведомой причине десятицентовики, которыми можно было платить за стоянку, вечно избегали его, а вот пятицентовики, которые для этой цели не годились, сыпались как из рога изобилия.

Затем он достал из заднего брючного кармана бумажник и положил на стекло рядом со всем остальным.

Мальоре взял бумажник и, покрутив в руках, уставился на выцветшую монограмму – Мэри подарила бумажник на его день рождения четыре года назад.

– Что означает среднее «Д»? – спросил Мальоре.

– Джордж.

Мальоре раскрыл бумажник, извлек наружу все содержимое и разложил перед собой, словно пасьянс.

Сорок три доллара – две двадцатки и три однодолларовые купюры. Кредитные карточки: «Шелл», «Саноко», «Арко», «Грантс», «Сирс», «Супермаркет Кери», «Америкэн экспресс». Водительские права. Страховая карточка. Карточка донора, вторая группа крови. Библиотечная карточка. Пластиковая раскладушка с фотокарточками. Закатанное в пластик свидетельство о рождении. Старые счета и квитанции; некоторые из них уже расползались по сгибам. Выписки из банковского счета, среди которых попадались даже такие, что были датированы еще прошлым июнем.

– Что это за мусорная свалка? – раздраженно спросил Мальоре. – Вы никогда не наводите порядок в собственном бумажнике? Набиваете его всякой дрянью и таскаете с собой? Да так он и года не протянет.

Он пожал плечами:

– Просто я не люблю расставаться со своими вещами.

Он вдруг задумался – как странно: он обиделся, когда Мальоре назвал его засранцем, а вот унизительный обыск нисколько не вывел его из себя.

Мальоре раскрыл раскладушку, заполненную фотоснимками. На первом из них была Мэри, которая дурашливо закатила глаза и высунула язык. Старая карточка. Мэри на ней была совсем худенькая.

– Ваша жена, что ли?

– Да.

– Наверное, хорошенькая, когда не позирует фотографу, – заметил Мальоре.

Он посмотрел на следующую и улыбнулся.

– А, ваш малыш? У меня почти такой же. Сколько ему лет? В бейсбол играет?

– Да, это был мой малыш. Он умер.

– Жаль. Несчастный случай?

– Опухоль мозга.

Мальоре сочувственно поцокал языком и просмотрел оставшиеся фотографии. Дом на Западной Крестоллен-стрит. Он рядом с Томом Грейнджером в прачечной, возле стиральных машин. Он же на трибуне во время собрания работников служб быта, представляя оратора. Барбекю на заднем дворе, где он стоял в поварском колпаке и фартуке с надписью ПАПОЧКА ЖАРИТ, А МАМКА КЕМАРИТ.

Мальоре отложил раскладушку в сторону, сложил кредитные карточки в стопку и придвинул ее к Мэнси.

– Сними с них копии, – сказал он. – А заодно и с банковских чеков. – Он хохотнул. – Похоже, его жена тоже держит его чековую книжку под замком, как и моя.

Мэнси устремил на него вопросительный взгляд.

– Уж не собираетесь ли вы иметь дело с этой подсадной уткой? – осведомился он.

– Не называй его подсадной уткой, и, возможно, он больше не обзовет меня мудозвоном. – Мальоре невесело усмехнулся. – И не учи меня жить, Пит. За собой лучше смотри.

Мэнси подобострастно хихикнул и вышел, забрав с собой кредитные карточки.

Дождавшись, пока закроется дверь, Мальоре посмотрел на него и снова хохотнул.

– Мудозвон, – промолвил он и покачал головой. – Ну надо же, а ведь до сих пор мне казалось, что меня уже по-всякому обзывали.

– Зачем ваш человек собрался копировать мои кредитные карточки?

– У нас есть доступ к компьютеру, – ответил Мальоре. – На временной основе. Знание нужных кодов помогает проникнуть в банки памяти пятидесяти главных корпораций, которые действуют в нашем городе. Вот и я собираюсь вас проверить. Если вы легавый, мы это быстро выясним. Если ваши кредитные карточки липовые, мы это тоже мигом установим. Как, впрочем, и то, что они настоящие, но принадлежат не вам. Хотя, должен признаться, вы меня убедили. Надо же – мудозвон. – Он покачал головой и расхохотался. – Вчера, случайно, не понедельник был? Ваше счастье, мистер, что вы меня не в понедельник так окрестили.

– Ну а теперь-то я могу вам сказать, что мне нужно?

– Бога ради. Будь на вас хоть шесть магнитофонов, вам меня все равно не подловить. Ловушки ваши мне нипочем. Однако сейчас я ничего слушать не хочу. Приезжайте завтра в это же время, и я сообщу вам, буду вас слушать или нет. Однако даже если вы и чисты, я не обещаю, что соглашусь вам что-нибудь продать. Знаете почему?

– Почему?

Мальоре снова расхохотался:

– Потому что, на мой взгляд, вы чокнутый. У вас не все дома. Ясно?

– Почему? Только из-за того, что я вас так обозвал?

– Нет, – помотал головой Мальоре. – Но вы напомнили мне одну историю, случившуюся со мной, когда я был еще ребенком; одного возраста с моим сыном. Был в нашем райончике один пес. Мы жили тогда в райончике Адское чрево, в Нью-Йорке. До войны еще, во времена Великой депрессии. Так вот, был там один малый, Пиацци, который держал собаку, здоровенную черную суку-метиса по кличке Андреа. Однако все мы называли ее просто собакой мистера Пиацци. Она все время сидела на цепи, но, несмотря на это, озлобленной не была. До поры до времени. Я имею в виду тот самый жаркий денек в августе. Году так в тридцать седьмом. Псина вдруг набросилась на ребенка, который подошел к ней слишком близко, и он угодил на месяц в больницу. Тридцать семь швов на шею наложили. Однако я знал наперед, что так случится. Собака целыми днями сидела на солнцепеке, день за днем, все лето. Примерно в середине июня она перестала вилять хвостом при приближении детей. Потом стала глазами вращать, а вскоре и рычать. Когда это с ней началось, я перестал ее гладить. Собаку мистера Пиацци. А другие ребята надо мной подтрунивали: «Ты что, Сэлли, сдрейфил, да? Обоклался?» А я отвечал: «Нет, я не сдрейфил, но я и не такой болван. Собака озверела, это слепому видно». А они только смеялись в ответ: «Собака мистера Пиацци не кусается, это всем известно. Ей хоть в самую пасть голову засунь, и то она не укусит». А я отвечал: «Да гладьте ее сколько влезет, кто вам не дает? А вот я обожду». И вот они прыгали вокруг и орали: «Сэлли сдрейфил, Сэлли – трус, Сэлли – трусливая девчонка, Сэлли за мамину юбку цепляется!» И так далее. Сами знаете, как себя дети ведут.

– Знаю, – кивнул он.

Мэнси вошел и остановился в дверях, слушая их разговор.

– Так вот, самый горлопанистый из них в итоге и поплатился. Луиджи Бронтичелли, так его звали. Правоверный иудей вроде меня. – Мальоре снова захохотал. – Жара в августе стояла такая, что можно было на тротуаре яичницу жарить, и он выбрал именно этот день, чтобы подойти и погладить собаку мистера Пиацци. С тех пор он говорит так, что его с трудом расслышать можно. Сейчас он держит парикмахерскую в Манхэттене и его называют Шепчущий Джи. – Мальоре улыбнулся. – Так вот, вы напоминаете мне собаку мистера Пиацци. Пока вы еще не рычите, но уже вращаете глазами, вздумай кто вас погладить. А уж хвостом вилять давно перестали. Пит, верни ему вещи.

Мэнси отдал ему все, что он выкладывал из карманов.

– Приходите завтра утром, и тогда потолкуем еще, – произнес Мальоре, глядя, как он снова набивает бумажник. – И я бы на вашем месте все-таки выкинул все лишнее. Не бумажник, а мусорная свалка.

– Может, и выкину, – глухо промолвил он.

– Пит, проводи его до машины.

– Хорошо.

Он уже выходил из двери следом за Мэнси, когда Мальоре снова его окликнул:

– А хотите знать, мистер, какая судьба постигла собаку мистера Пиацци? Ее забрали на живодерню и усыпили в газовой камере.

После ужина, когда Джон Чанселлор распинался по телевизору про то, как ограничение скорости позволило снизить аварийность на автостраде в Нью-Джерси, Мэри спросила его насчет дома.

– Термиты, – ответил он.

Ее лицо вытянулось, словно жевательная резинка.

– Да? Значит, опять мимо?

– Посмотрим, завтра съезжу туда еще раз. Если Тому Грейнджеру посчастливится найти приличного специалиста по выведению насекомых, я его с собой прихвачу. Может, еще удастся что-нибудь сделать.

– Будем надеяться. Такой задний двор и все прочее… – Она мечтательно приумолкла.

Ну молодец, вдруг произнес Фредди. Настоящий сэр Галахад. До чего ловко ты с женой управляешься. Это врожденный дар или тебя научили?

– Заткнись, – сказал он.

Мэри испуганно встрепенулась:

– Что?

– О… Чанселлор, – нашелся он. – От этих умников меня просто мутит… Я имею в виду Джона Чанселлора с Уолтером Кронкайтом на пару. Да и остальные меня достали.