Текст книги "Оно"

Дети отдавали четвертаки в окошечко кассы «Аладдина» и проходили в фойе кинотеатра. Глядя через стеклянные двери, Ричи видел толпу, собравшуюся у прилавка со сладостями. Машина для приготовления попкорна работала с перегрузкой, выбрасывая и выбрасывая очередные порции воздушной кукурузы, засаленная крышка на петлях поднималась и опускалась. Бена он нигде не видел. Спросил Беверли, не заметила ли она его. Она покачала головой.

– Может, он уже в кинотеатре.

– Он говорил, что у него нет денег. И дочь Франкенштейна никогда не пустила бы его без билета. – Ричи ткнул пальцем в сторону миссис Коул, которая работала кассиршей в «Аладдине» еще до того, как появилось звуковое кино. Ее волосы, выкрашенные в ярко-рыжий цвет, стали такими редкими, что сквозь них просвечивала кожа. Огромные отвислые губы она красила вишневой помадой. На щеках горели пятна румян. Брови она зачерняла карандашом. Миссис Коул была идеальной демократкой: в равной степени ненавидела всех детей.

– Слушай, мне не хочется идти без него, – Ричи оглядывался по сторонам, – но сеанс скоро начнется.

– Ты можешь купить ему билет и оставить в кассе, – предложила Бев, очень даже логично. – А потом, когда он придет…

Но в этот момент Бен появился на Центральной улице, повернув на нее с Маклин-стрит. Он пыхтел, живот ходил ходуном под свитером. Увидев Ричи, он поднял руку, чтобы помахать, но тут заметил Бев, и рука его замерла в воздухе, а глаза широко раскрылись. Потом он таки довел взмах до конца и медленно направился к ним, стоящим под козырьком у входа в кинотеатр.

– Привет, Ричи, – поздоровался он, а потом бросил короткий взгляд на Бев, словно боялся, что вспыхнет, если будет долго на нее смотреть. – Привет, Бев.

– Привет, Бен, – откликнулась она, и необычная тишина опустилась на них двоих… Ричи подумал, что дело тут не в неловкости, а в чем-то другом, более могущественном. Почувствовал укол ревности, потому что что-то проскочило между Беном и Бев, и, что бы это ни было, он остался в стороне.

– Как дела, Стог? – спросил он. – Я уж подумал, что ты струсил. Эти фильмы сгонят с тебя десять фунтов. От них у тебя поседеют волосы. Когда мы будем уходить из кинотеатра, билетеру придется вести тебя по проходу, потому что ты будешь дрожать всем телом.

Ричи двинулся к кассе, но Бен коснулся его руки. Начал говорить, глянул на Бев, увидел, что она ему улыбается, и ему пришлось начать снова.

– Я ждал тебя здесь, но ушел и завернул за угол. Потому что появились эти парни.

– Какие парни? – спросил Ричи, но подумал, что уже знает ответ.

– Генри Бауэрс. Виктор Крисс. Рыгало Хаггинс. Кто-то еще.

Ричи присвистнул.

– Они, должно быть, уже в зале. Я не видел, чтобы они покупали сладости.

– Да, скорее всего.

– На их месте я бы не стал платить деньги за просмотр двух фильмов ужасов, – заметил Ричи. – Я бы остался дома и посмотрел в зеркало. Сэкономили бы бабки.

Бев весело рассмеялась, но Бен лишь едва улыбнулся. В тот день Генри Бауэрс поначалу, возможно, хотел только отдубасить его, но потом точно собирался убить. Бен в этом не сомневался.

– Вот что я тебе скажу, – продолжил Ричи. – Мы пойдем на балкон. Они наверняка будут сидеть на втором или третьем ряду, задрав ноги.

– Ты уверен? – Бен не знал, понимает ли Ричи, насколько паршиво то, что здесь эти парни… а уж что здесь Генри – это хуже всего.

Ричи, который три месяца назад едва избежал по-настоящему серьезной трепки, которую ему мог задать Генри со своими придурками-дружками (он оторвался от них в отделе игрушек в «Универмаге Фриза»), понимал, с кем имеет дело, гораздо лучше, чем мог представить себе Бен.

– Если б я в этом сомневался, то не пошел бы в кино, – ответил он. – Я хочу посмотреть эти фильмы, Стог, но у меня нет желания умереть из-за них.

– А кроме того, если они будут нам мешать, мы сможем попросить Фокси вышвырнуть их, – вставила Бев. Она говорила про мистера Фоксуорта, тощего, с ввалившимися щеками, вечно мрачного управляющего «Аладдина». Сейчас он продавал сладости и попкорн, непрерывно повторяя: «Дождитесь своей очереди, дождитесь своей очереди, дождитесь своей очереди». В изношенном фраке и пожелтевшей крахмальной рубашке он выглядел, как гробовщик, переживающий тяжелые времена. Бен в нерешительности переводил взгляд с Бев на Фокси и Ричи.

– Ты не можешь позволить им рулить твоей жизнью, чел, – мягко указал Ричи. – Разве ты этого не знаешь?

– Наверное, не могу. – Бен вздохнул. Конечно же, он не мог этого знать… но присутствие Бев кардинально все изменило. Если б не она, он бы попытался убедить Ричи пойти в кино в другой день. И, если бы это удалось, Бену не пришлось бы совать голову в петлю. Но Бев была здесь, и он не хотел выглядеть трусом в ее глазах. Да и слишком уж притягательной выглядела мысль, что он окажется с ней, на балконе, в темноте (пусть даже между ними будет сидеть Ричи, а другого он себе и не представлял).

– Дождемся начала сеанса и тогда зайдем. – Ричи улыбнулся и ущипнул Бена за руку. – Не дрейфь, Стог, – или ты собрался жить вечно?

Бен нахмурил брови – и внезапно рассмеялся. Ричи последовал его примеру. И Беверли рассмеялась, глядя на них.

Ричи вновь направился к кассе. Коул Печеночные Губы мрачно смотрела на него.

– Добрый день, милая леди, – поздоровался Ричи Голосом барона Дырожопа. – Мне, пожалуйста, три биль-билетика на ваши прекрасные американские движущиеся картинки.

– Прекрати треп и скажи, что тебе нужно, мальчик! – рявкнула Печеночные Губы в круглую дыру в стекле, и ее поднимающиеся и опускающиеся брови чем-то так напугали Ричи, что он просто сунул в щель смятый доллар и пробормотал:

– Три, пожалуйста.

Три билета вынырнули из щели. За ними последовал чет вертак.

– Не остри, не бросайся коробками для попкорна, не вопи, не бегай по фойе, не бегай по проходам, – напутствовала его кас сирша.

– Ни в коем случае, мэм, – ответил Ричи, пятясь к Бев и Бену. – У меня всегда тает сердце, когда я вижу эту старую пердунью, которая действительно любит детей, – сообщил он.

Они еще постояли у двери, дожидаясь начала сеанса. Печеночные Губы подозрительно поглядывала на них из своей стеклянной будки. Ричи рассказал Бев историю строительства и разрушения плотины в Пустоши, продекламировав фразы мистера Нелла новым для себя Голосом ирландского копа. Беверли почти сразу начала смеяться, и вскоре она уже хохотала. Даже Бен заулыбался, хотя его взгляд продолжал метаться между стеклянными дверями кинотеатра «Аладдин» и лицом Беверли.

На балконе им понравилось. Уже на первой части фильма «Я был подростком-Франкенштейном» Ричи заметил Генри Бауэрса и его поганых дружков. Как он и предполагал, сидели они во втором ряду. Шестеро или пятеро из пятых, шестых и седьмых классов, все – в сапогах, задрав ноги на спинки кресел первого ряда. Фокси подходил к ним и просил убрать ноги. Они убирали. Фокси уходил, и тут же сапоги возвращались на прежнее место. Через пять или десять минут Фокси подходил вновь, и ритуал повторялся. Фокси не хватало духа выгнать их из зала, и они это знали.

Фильмы не подвели. «Подросток-Франкенштейн», как и заказывали, нагнал ужасу. Хотя «Подросток-оборотень»[156]156
  Фильм «Я был подростком-Франкенштейном» выпущен через полгода после успешного «Я был подростком-оборотнем». Оба фильма 1957 г.


[Закрыть] показался им более страшным… возможно, потому, что в нем чувствовалась какая-то грусть. В том, что произошло, вины подростка не было. Все обстряпал гипнотизер, который сумел превратить парня в оборотня только потому, что того переполняли злоба и ненависть. Ричи задался вопросом, а много ли на свете людей, которые способны скрывать эти чувства. Генри Бауэрса они явно переполняли, но уж он точно не пытался это скрыть.

Беверли сидела между мальчишками, ела попкорн из их коробок, вскрикивала, закрывала глаза руками, иногда смеялась. Когда оборотень выслеживал девушку, оставшуюся потренироваться в спортивном зале после школьных занятий, она уткнулась лицом в руку Бена, и Ричи услышал, как тот ахнул от изумления, несмотря на крики двухсот детей, сидевших внизу.

Оборотня в конце концов убили. В последнем эпизоде один коп с важным видом говорил другому, что случившееся должно научить людей не лезть в дела, которые лучше оставить Богу. Занавес закрылся, вспыхнул свет. Раздались аплодисменты. Ричи остался всем доволен, только чуть разболелась голова. Похоже, в скором времени ему предстояло вновь пойти к окулисту и подобрать линзы. Он мрачно подумал о том, что к окончанию школы будет носить на глазах бутылки от «колы».

Бен дернул его за рукав.

– Они нас видели, Ричи. – В ровном голосе слышался страх.

– Кто?

– Бауэрс и Крисс. Они посмотрели на балкон, когда выходили. И увидели нас!

– Ничего-ничего, – ответил Ричи. – Успокойся, Стог. Просто ус-по-кой-ся. Мы сможем выйти через боковую дверь. Волноваться не о чем.

Они спустились с балкона. Ричи – первым, Беверли – за ним, Бен – в арьергарде, оглядываясь через каждые две ступеньки.

– Эти парни действительно злы на тебя, Бен? – спросила Беверли.

– Да еще как, – ответил Бен. – Я подрался с Генри Бауэрсом в последний день учебы.

– Он тебя избил?

– Не так сильно, как ему хотелось, – ответил Бен. – Поэтому он по-прежнему злится.

– Старину Хэнка Танка еще и потрепали изрядно, – пробормотал Ричи. – Или я так слышал. Не думаю, что он этому очень рад. – Он открыл дверь, и они вышли в проулок между «Аладдином» и закусочной «У Нэна». Кошка, сидевшая в мусорном баке, зашипела и пробежала мимо них по проулку к дальнему концу, перегороженному дощатым забором. Вскарабкалась на него и исчезла. Загремела крышка. Бев подпрыгнула, схватила Ричи за руку, нервно рассмеялась.

– Наверное, еще напугана фильмами.

– Незачем тебе… – начал Ричи.

– Здорово, падла, – раздался позади них голос Генри Бауэрса.

Вздрогнув, все трое обернулись. Генри, Виктор и Рыгало стояли у входа в проулок. За их спинами маячили еще двое парней.

– Ох, черт, так и знал, что нарвемся, – простонал Бен.

Ричи быстро повернулся к «Аладдину». Но дверь захлопнулась за ними, и открыть ее снаружи не представлялось возможным.

– Прощайся с жизнью, падла! – И с этими словами Генри побежал к Бену.

Все, что произошло в следующие мгновения, представлялось Ричи (и тогда, и потом) кадрами из какого-то фильма – в реальной жизни произойти такого просто не могло. В реальной жизни маленькие дети получают свои тумаки, подбирают выбитые зубы и идут домой.

Но на этот раз все пошло по-другому.

Беверли двинулась навстречу Генри, держась ближе к стене, словно намеревалась пожать ему руку. Ричи слышал, как цокают шипы сапог Бауэрса. Виктор и Рыгало шли следом, двое парней остались у входа в проулок, охраняя его.

– Оставь его в покое! – закричала Беверли. – Хочешь подраться – найди себе ровню!

– Он здоровый, как грузовик, сука, – фыркнул Генри, совсем не по-джентльменски. – А теперь убирайся с…

Ричи выставил ногу. Он не собирался этого делать – нога выдвинулась сама, точно так же, как иногда с губ сами по себе слетали остроты, вредные для здоровья. Генри наткнулся на нее и упал. Проулок вымостили кирпичом, который стал скользким от помоев, выливавшихся из переполненных мусорных баков, стоящих со стороны закусочной. И Генри заскользил по мостовой, как кость домино – по шахматной доске.

Он начал подниматься, его рубашку покрывали пятна кофейной гущи и грязи, к ней прилипли кусочки салата.

– Вы здесь все ПОДОХНЕТЕ! – прорычал он.

До этого момента Бена сковывал страх. А тут что-то в нем лопнуло. Взревев, он поднял один из помойных баков. На мгновение, когда Бен поднял бак, из которого лились помои, он действительно выглядел Стогом Колхуном. Его бледное лицо перекосило от ярости. Бен швырнул бак в Генри, угодил ему по пояснице, и Генри рухнул лицом на кирпичи.

– Сматываемся! – крикнул Ричи.

Они бросились к выходу из проулка. Виктор Крисс прыгнул к ним, перегораживая дорогу. Бен, взревев, наклонил голову и вдарил ему в живот. «Уф!» – выдохнул Виктор и сел.

Рыгало схватил Беверли за волосы и отшвырнул к стене «Аладдина». Она отскочила и побежала дальше, потирая руку. Ричи бежал следом, прихватив по пути крышку от мусорного контейнера. Рыгало Хаггинс замахнулся на него кулаком размером с окорок. Ричи выставил вперед оцинкованную стальную крышку, и Рыгало со всего размаха приложился к ней. «Бонг-г-г!» – раздался громкий, почти мелодичный звук. Ричи почувствовал, как удар, пройдя по его руке, отдается в плече. Рыгало завопил и запрыгал на месте, баюкая распухающую кисть.

– Ты уж оставайся, а мне пора. – Ричи точно сымитировал голос Тони Кертиса и побежал вслед за Беном и Беверли.

Один из парней у входа в проулок поймал Беверли. Бен схватился с ним. Второй принялся молотить его кулаками по пояснице. Ричи замахнулся ногой и от души приложился к ягодицам боксера. Тот взвыл от боли. Ричи одной рукой схватил руку Беверли, другой – Бена.

– Бежим! – крикнул он.

Парень, с которым схватился Бен, отпустил Беверли и ударил Ричи. Его ухо взорвалось болью, онемело, а потом стало совсем горячим. В голове раздался пронзительный свистящий звук. Очень похожий на тот, который бывает при проверке слуха, когда школьная медсестра закрывает уши наушниками.

Они побежали по Центральной улице. Люди оглядывались на них. Большой живот Бена мотало из стороны в сторону. Конский хвост Беверли подпрыгивал. Ричи отпустил руку Бена и прижимал большим пальцем очки ко лбу, чтобы не потерять их. В голове по-прежнему звенело, и он не сомневался, что ухо раздуется, но это нисколько не портило ему настроения. Он рассмеялся. Беверли присоединилась к нему. Скоро смеялся и Бен.

Они свернули на Судейскую улицу и плюхнулись на скамью перед полицейским участком: в тот момент им казалось, что нет в Дер ри другого места, где они могли бы чувствовать себя в безопасности. Беверли одной рукой обняла за шею Бена, другой – Ричи. Изо всех сил прижала их к себе.

– Это было круто! – Ее глаза сверкали. – Вы видели этих парней? Вы их видели?

– Я их видел, будь уверена, – выдохнул Бен. – И не хочу увидеть их еще раз.

Его слова вызвали новый приступ истерического хохота. Ричи все время ждал, что из-за угла на Судейскую улицу вывалится банда Генри и набросится на них, несмотря на близость полицейского участка, и все равно не мог сдержать смех. Как и сказала Беверли, это было круто.

– «Клуб неудачников» выдает классный прикол! – восторженно выкрикнул Ричи. – Бах-бах-бах! – Он сложил ладони рупором и произнес Голосом Бена Берни[157]157
  Бен Берни (1891–1943, настоящее имя Бернард Анзелевич) – американский скрипач и ведущий радиопрограмм.


[Закрыть]: «Молодцы, детки, МО-ЛОД-ЦЫ, МО-ЛОД-ЦЫ!»

Коп высунул голову из открытого окна второго этажа и закричал:

– А ну, малышня, кыш отсюда! Немедленно! Встали и ушли!

Ричи открыл рот, чтобы изречь что-нибудь знаменательное (и ведь мог, недавно обретенным Голосом ирландского копа), но Бен пнул его в ногу.

– Заткнись, Ричи. – И тут же засомневался, неужели это он только что сказал такое.

– Точно, Ричи. – Бев с обожанием смотрела на него. – Бип-бип.

– Хорошо. – Ричи пожал плечами. – Так что будем делать? Хотите найти Генри Бауэрса и спросить, нет ли у него желания обсудить все за игрой в «Монополию»?

– Прикуси язык, – одернула его Бев.

– Да? И что это означает?

– Не важно, – ответила Бев. – До некоторых так туго доходит.

Нерешительно, зардевшись от смущения, Бен спросил:

– Тот гад не сильно дернул тебя за волосы?

Она ему нежно улыбнулась, и в тот самый момент поняла, что ее первоначальная догадка верна: именно Бен Хэнском прислал ей открытку с очаровательной маленькой хайку.

– Нет, не сильно, – ответила она.

– Пошли в Пустошь, – предложил Ричи.

Туда они и направились… или там они и спрятались. Потом Ричи придет к выводу, что именно тогда и определилось, где они проведут остаток лета. Пустошь стала их прибежищем. Беверли, как и Бен до того, первого столкновения с большими парнями, в Пустоши никогда не бывала. И теперь шагала между Ричи и Беном, когда они гуськом шли по тропе. Юбка ее так мило колыхалась, и Бен, глядя на нее, ощущал волны накатившего на него чувства, такие же сильные, как спазмы в желудке. Браслет на лодыжке Беверли поблескивал в послеполуденном солнце.

Они пересекли ту протоку Кендускига, которую пытались перегородить плотиной (река разделялась примерно в семидесяти ярдах выше, а двумястами ярдами ниже обе протоки сливались), по камням, выступающим из воды на том месте, где недавно высилась плотина, нашли другую тропу и, наконец, вышли на берег восточной протоки, гораздо более широкой. Вода сверкала под лучами солнца. Слева от себя Бен увидел два бетонных цилиндра, закрытых металлическими крышками-решетками. Под ними над водой торчали большие бетонные трубы. Тонкие ручейки мутной воды стекали из этих дренажных труб в Кендускиг. «Кто-то справляет нужду в городе, и здесь все вываливается в реку», – подумал Бен, вспоминая лекцию мистера Нелла о канализационной системе Дерри. И его охватила бессильная ярость. Когда-то в этой реке наверняка водилась рыба. Но сейчас шансы поймать здесь форель не сильно отличались от нуля. Скорее на крючок попался бы комок использованной туалетной бумаги.

– До чего же здесь красиво, – выдохнула Бев.

– Да, неплохо, – согласился Ричи. – Мошка улетела, и ветерок достаточно сильный, чтобы сдувать комаров. – Он с надеждой посмотрел на нее. – Сигареты есть?

– Нет, – ответила она. – Была парочка, но я их вчера выкурила.

– Жаль, – вздохнул Ричи.

Тишину разорвал рев тепловозного гудка, и они наблюдали, как длинный громыхающий товарный поезд медленно проезжает по насыпи на другой стороне Пустоши, направляясь к грузовому двору. «Черт, а будь поезд пассажирским, им бы открылось «прекрасное» зрелище, – подумал Ричи. – Сначала – дома бедняков Олд-Кейпа, дальше – заросшие болота на другой стороне Кендускига, и наконец, перед тем, как Пустошь скроется из виду, дымящийся карьер – городская свалка».

И тут мысли его перескочили на историю Эдди – о прокаженном, который жил под заброшенным домом на Нейболт-стрит. Он выбросил это из головы и повернулся к Бену:

– Что тебе больше всего понравилось, Стог?

– Что? – Бен повернулся к нему, смутился. Пока Бев, погруженная в свои мысли, смотрела на другой берег Кендускига, он смотрел на ее профиль… и на синяк на скуле.

– В кино, придурок. Что тебе понравилось больше всего?

– Мне очень понравился тот эпизод, когда доктор Франкенштейн начинает скармливать тела крокодилам, которые жили под его домом, – ответил Бен. – По-моему, самый лучший.

– Да, так мерзко. – Бев содрогнулась. – Я такого терпеть не могу. Крокодилов, пираний, акул.

– Правда? Пираньи – это кто? – Ричи сразу заинтересовался.

– Маленькие рыбки, – ответила Бев. – У них крошечные зубы, но очень острые. И если ты войдешь в реку, где водятся пираньи, они обглодают тебя до костей.

– Ух ты!

– Я один раз видела кино, так там туземцы хотели перейти реку, а мост рухнул. Они на веревке спустили в воду корову и переправились через реку, пока пираньи ее ели. Когда вытащили корову из воды, от нее остался один скелет. Потом мне неделю снились кошмары.

– Эх, мне бы этих рыбок, – размечтался Ричи. – Я бы запустил их в ванну Генри Бауэрса.

Бен засмеялся:

– Не думаю, что он когда-нибудь принимает ванну.

– Этого я не знаю, зато знаю точно, что этих парней нам надо избегать. – Беверли пальцами коснулась синяка на скуле. – Папаша вломил мне позавчера за то, что я разбила тарелки. Одного синяка за неделю достаточно.

Возникла пауза, но не такая уж неловкая. Молчание прервал Ричи, сказав, что ему больше всего понравился эпизод, где подросток-оборотень расправляется со злобным гипнотизером. Примерно с час они говорили о фильмах, о тех, что смотрели в кино, и о тех, что показывали по телевизору в программе «Альфред Хичкок представляет». Бев заметила растущие на берегу маргаритки, сорвала одну. Подержала под подбородком Ричи, потом под подбородком Бена, чтобы определить, любят ли они масло. Сказала, что любят оба. И когда она держала цветок под их подбородками, оба ощущали ее легкое прикосновение к плечу и чистый запах ее волос. Лицо Бев лишь секунду-другую находилось рядом с лицом Бена, но ночью ему снились ее глаза в тот короткий, бесконечный отрезок времени.

Разговор о фильмах начал увядать, когда они услышали треск: по тропе кто-то шел. Все трое повернулись на звук, и Ричи внезапно, но очень остро ощутил, что за спиной у них река. А значит – отступать некуда.

Голоса приближались. Они поднялись. Бен и Ричи инстинктивно выступили чуть вперед, прикрывая Бев.

Кусты у дальнего конца тропы качнулись… и из них появился Билл Денбро. Компанию ему составлял мальчишка, которого Ричи немного знал. Звали его Брэдли Как-его-там, и он ужасно шепелявил. Ричи подумал, что он, наверное, как и Билл, ездил к логопедам в Бангор.

– Большой Билл! – воскликнул он, и тут же добавил Голосом Тудлса: – Мы рады видеть вас, мистер Денбро, ма-астер.

Билл посмотрел на них, улыбнулся – и когда он переводил взгляд с Ричи на Бена, на Беверли и, наконец, на Брэдли Как-его-там, Ричи открылась истина. Беверли – одна из них, говорили глаза Билла. Брэдли Как-его-там – нет. Он мог какое-то время побыть здесь сегодня, мог еще прийти в Пустошь… никто не сказал бы ему: «Извини, но прием новых членов в «Клуб неудачников» закрыт, у нас уже есть один с дефектом речи» – но он не мог войти в их команду. Не мог стать одним из них.

И от этой мысли вдруг возник новый, иррациональный страх. На мгновение Ричи ощутил чувство, которое появляется, когда ты неожиданно для себя осознаешь, что заплыл слишком далеко и вода уже захлестывает тебя с головой. То было интуитивное откровение: «Нас во что-то втягивают. Нас нашли и избрали. Все это не случайно. Мы здесь уже все?»

А потом откровение рассыпалось мельтешением мыслей – будто стеклянная панель разбилась о каменный пол. Да и не имело все это никакого значения. Билл уже рядом, Билл обо всем позаботится; Билл не позволит ситуации выйти из-под контроля. Он не только самый высокий из них, но и, несомненно, самый симпатичный. Чтобы это понять, Ричи хватило лишь одного взгляда, искоса брошенного на Бев – она, не отрываясь, смотрела на Билла, Ричи перевел взгляд на Бена: он, все понимая, печально глядел на лицо Бев. Билл был к тому же еще и самым сильным из них, и не только физически. Крепостью и объемом мышц дело не ограничивалось, но, не зная такого слова, как «харизма», и не понимая в полной мере значения слова «магнетизм», Ричи лишь чувствовал, что сила Билла многогранна и может проявляться по-разному. И если бы Бев влюбилась в Билла, или втюрилась, или как там это называется, Ричи подозревал, что Бен ревновать бы не стал («Но стал бы, – подумал Ричи, – если б она втюрилась в меня»); принял бы это как само собой разумеющееся. Однако этим дело не заканчивалось: Билл был добрым. Глупая, наверное, мысль (Ричи, если на то пошло, так и не думал, он это чувствовал), но из песни слова не выкинешь. Билл, казалось, лучился добротой и силой. Этакий рыцарь из старого кино, банального, но по-прежнему вышибающего слезу по ходу и радостные крики и аплодисменты в конце. Сильный и добрый. Пятью годами позже, после того как воспоминания о случившемся в Дерри во время и до того лета начали быстро таять, Ричи Тозиеру, уже пятнадцатилетнему, придет в голову мысль о том, что Джон Кеннеди напоминает ему Заику Билла.

«Кто это?» – спросит его разум.

Ричи в некотором недоумении вскинет глаза к потолку и покачает головой. «Какой-то парень, которого я раньше знал, – подумает он и избавится от смутной тревоги, поправив очки и вновь сосредоточившись на домашнем задании. – Какой-то парень, которого я знал давным-давно».

Билл Денбро подбоченился и ослепительно улыбнулся.

– Ч-что ж, раз у-уж мы з-здесь… ч-чем за-аймемся?

– Сигареты у тебя есть? – с надеждой спросил Ричи.