Текст книги "Женщина-мышь"

Я поняла, что система тут какая-то своя, и решила сбавить обороты.

– Федор, могу ли я попросить вас о времени для общения после того, как познакомлюсь со своим отделом? – как можно мягче поинтересовалась я.

– В любое время, Марин, жду вас.

– Спасибо. Коллеги, если не возражаете, я хотела бы задать несколько встречных вопросов?

– Задавайте, – уже, вероятно, начав со мной дружить, ответил за всех Евгений.

Больше часа я мурыжила самых крутых людей агентства, оказавшихся в массе очень мирными и дружелюбными, на предмет структуры, взаимоотношений отделов, документооборота и всяких других нужных знаний. Скалич не только не уснул, а, наоборот, активно участвовал, подгонял с ответом, следил за моим лицом, пытаясь понять, нравится ли мне все это в общем. Когда весь стол уже был заставлен чашками и стаканами, я сжалилась над топами и решила перейти к дизайнерам.

– Анастасия, а теперь я попрошу вас познакомить меня с отделом, не возражаете? – спросила я.

– Та не, пойдемте, – ответила надутая Горенко.

С ней все было ясно, у нее вышибли власть, обозначив, что уровень полета ей не под силу, а это практически нокаут. Мне предстояло либо успокоить ее, в случае, если она окажется нужной для работы, либо уволить на хрен, чего я страшно не любила делать в принципе. И еще что-то таилось в ее глазах. Трудно было с ходу сообразить, как это касалось меня, внутренне я поставила галочку «жди сюрпризов».

Мой новый отдел заседал в отдельном кабинете, внутри которого был стеклянный отсек, судя по всему – для меня. Стены были залеплены всякого рода чудесами, которые я бесцеремонно принялась рассматривать, сообщив:

– Здравствуйте, меня зовут Марина, я ваш новый креативный директор.

Из-за мониторов вылезли головы с глазами. Головы мне понравились сразу, потому что ни одной абсолютно здоровой на вид не было. Я кивнула головам и заулыбалась со словами:

– Времени у нас мало, поэтому предлагаю быстро выпить, перезнакомиться, выиграть этот сраный тендер и выпить за победу, поделив бонусы. Можете считать это попыткой подкупа ввиду отсутствия времени на всякий словесный петтинг, – сообщила я, доставая из сумки вискарь.

– А у нас это, как его, Скалич тут, а он в офисе пить не дает вообще, – волнуясь, но косясь на бутылку, сказала голова в очках, принадлежащая туловищу в вязаном свитере и драных джинсах.

– Вопрос со Скаличем беру на себя. И еще, как вас зовут, – обратилась я к голове в очках.

– SOS, то есть Вадим, ну в общем SOS, я верстак, ну и по мелочи, баннеры-фиганеры, – ответил очкарик.

– А я Никита, я тут типа дизайнер, – сказал долговязый молодой человек, выходя из-за стола.

– Меня зовут Влад, я копирайтер, я пишу буквы, – выпендрился довольно симпатичный парнишка в полосатой рубашке.

– А меня зовут Вера Шляпкина, но они зовут меня Кепкина, в общем, я дизайнер, – сообщила неземного вида девушка с пирсингом в носу и брови.

– Кепкина врет, она еще рисует круто! – добавил SOS.

– А Настя у нас вообще все может, – похвасталась Вера арт-директором, недоуменно взирающим на бутылку.

– Анастасия, можно вас попросить кабинет закрыть на ключ и дать мне внутренний номер Скалича:

– 301, – сообщила Горенко, закрывая дверь.

– Алло, Федор, это Марина. Я хотела бы попросить вас перенести наш с вами разговор на вечер и, в виде исключения, разрешить мне небольшой внутренний корпоративчик в отделе. Естественно, без последствий и шума. Я планирую свой отдел отпустить сегодня немного раньше. Благодарю вас.

Положив трубку, я выдвинула себе кресло, спросила про стаканы и стала ломать шоколадку, протянутую Верой.

– Для начала предлагаю заякорить обращение на «ты». Как вы поняли, я практикую самые дешевые способы вливания в коллектив, поэтому заявляю сразу все, что вы хотите, но пока не решаетесь спросить. Итак, я никогда не опаздываю и не терплю этого от других, жестоко уродую за подставы любого рода, матерюсь гораздо круче сапожника и не признаю никаких авторитетов. Ваши косяки – мои косяки, поэтому лучше не косячить – убью. Никакой наркоты, только алкоголь и только без последствий, если пришли на работу с бодуна – воды дам, но от работы не освобожу, а вот если с бодуна не пришли – уволю. На этой радостной ноте предлагаю выпить за знакомство! – сообщила я вконец охреневшим коллегам.

– Круто! – выдохнули хором Кепкина и Влад и первыми полезли чокаться.

Все мои новые подчиненные были разными, но, как уже было не раз в моей жизни, я вновь убеждалась, что творчество делает людей необратимо неземными. Тут очень важно проводить черточку между творческими людьми вне рекламы и рекламистами. Можно иметь дикий вид, ковырять в голове фломастером, шокировать окружающих странной образностью речи, но, в общем, надо отдавать себе отчет, что ты на работе. У нас Муза летает четко с 10 до 19, с перерывом на обед, за бабло и без задачи «стать нетленкой на века». Нам важно, чтобы вы купили то, про что Муза летала. Как написал гура всея Руси переходного периода, товарищ Пелевин, лицо которого невидимо, но подвиг бессмертен: «Творцы нам на хуй не нужны». Я когда-то согласилась с гурой, прежде всего потому, что в моем намонтененном опыте настоящие творцы, истинные художники, поцелованные боженькой, – это, прежде всего, социальные аутисты. Им нельзя жениться, рожать и т.д., о них должно заботиться государство, как когда-то было в Греции, иначе они наломают дров и судеб, потому как ничего, кроме того, чем одарены, вообще воспринять не в состоянии.

В моей профессии все эти размышления были пригодны лишь для пьянки под заглавием «Реклама как искусство». Пить можно было долго, пронзительно и ни о чем.

Так вот, мои нынешние коллеги были, безусловно, рекламными людьми. От московских «моих» отличались информационным голодом и некоторым отставанием в «фишках». Зато давали фору столице в силе желания все узнать. Это стало для меня открытием. Сидя в Перми, мало куда выезжая, ввиду несравнимых с Москвой зарплат, эти чудесные граждане впитывали как губки все новое, клевое, интересное и прогрессивное. Я подумала, что непременно и с удовольствием поучусь у них этой жадности, которую растеряла со временем, расслабившись в городе, куда все самое любопытное стекалось само собой.

Вискарь стал улетать без тостов.

– Марина, а ты, наверно, расстроилась, шо с Москвы уехала? – спросила чуть пьяненькая Горенко.

– Настя, не сочти за занудство, давай договоримся до «из» Москвы? Конечно, да, расстроилась, мой отдел расформировали, а все эти люди – очень клевые, – ответила я.

– Настько, вчи москальську, нею Ленін розмовляв! – чисто-чисто хохляцки вставил дизайнер Никита.

Все заржали. Горенко нисколько не обиделась и даже попросила:

– Марин, ты, если не трудно, поправляй меня, я слышу, ты чисто говоришь, – сказала Горенко, пытаясь сохранить жизнь букве «г».

– Считай, заметано! – кивнула я. – Обещаю максимальную корректность! Ну а вот сейчас, спьяну, предлагаю обменяться портфолио, естественно, я участвую. Чтоб никто не трясся, тянем номера. Моя задача – понять, кто что может, а ваша – не обосраться от любопытства, что же я за птица такая. Готовы? – выпалила я, понимая, что эффект расслабления у собравшихся сняло как рукой.

– Слушайте, в принципе грамотно, я считаю, – первым решился Влад.

– Та ради боха! – сказала Горенко. И я не посчитала корректным ее поправлять.

– Легко! – одновременно отозвались Кепкина и SOS.

– Ну а меня по их работам видно будет, я тут пятый год, – важно заявил Влад.

Мы все сгрудились у ближайшего монитора Никиты, сдав на стол носители – кто флэшку, кто диск. Нарвали бумажек, кинули их в вазу, перемешали и стали вытягивать номера.

Первой выпала очередь Кепкиной, работы были разные, но читались амбиции. Было понятно, что «захерачить и отмазаться» – это не про Веру. Там, где попадался «ручной» рисунок, местами было даже круто.

Второй выпала Настя Горенко. Я подумала, что ей придется учиться со мной жить, девчонка была цельным и довольно крутым арт-директором. Чувствовалась провинциальность, но, скорее всего, это были тени рук клиентов. Было видно, что она «тянула» вверх.

Настала моя очередь. Надо признаться, с этим номером я выступать любила. Портфолио было озвучено и представляло собой отфлэшованный ролик. Когда меня одолевали думы о бесцельно прожитой жизни, когда настроение было в стиле «Магнолия. Могу ли я. Говно ли я?», я частенько смотрела собственное портфолио и чуточку поднимала самооценку. «Ну, если такие люди считают, что я что-то умею (имела я в виду клиентов), то, наверное, я и вправду что-то умею!» – думалось мне в минуты слабости.

Когда закончилась музыка, вместо аплодисментов посыпался мат!

– Охренеть! И это все ты, и даже * * **(тут прозвучал всемирно известный бренд) – тоже ты?! Охренеть! У меня впечатление, что нам президента прислали! Марин, ты, это, в общем, слушай, я буду рада под тобой поработать, вот! – выпалила Горенко.

– Марина, мож, все же на «вы»? – прошептал офигевший Влад.

– Не, ну так не честно, чо я те ща буду свои пермские расколбасы показывать после такого? – обиженно заявил Никита.

– Не хочешь, давай я впереди тебя буду, мне интересно, что Марина скажет, – сказал SOS.

У SOSа было хитрое портфолио, работы для клиента были представлены от эскиза до воплощения, отчетливо было видно, где и когда вмешивались «сторонние факторы», был абсолютно очевиден вкус. Он верстал так, как можно было только мечтать.

– Вадик, да ты не Вадик, а прямо хит-парадик какой-то, это ж ни разу не мелочевка! Респект и уважуха, SOS! – сказала я.

– Да ладно, у тебя клиент вон какой, – застеснялся SOS.

– Так, Никита, делай «вкл», твоя очередь, – угрожающе сказала я.

– Никитос, давай, а то меня пока плохо видно! – поддержал меня Влад.

– Ну, зырьте, – ответил Никита.

Это было очень хорошо. Думаю, любая докризисная «сеть» в Москве, узнав о такой парочке, как Никита с Владом, натравила бы на них штук пять своих хантеров, сделала бы им квартирки, соцпакетики и ослепила бы клиент-листом. Это был спетый, спитый и совершенно готовый дуэт.

– Ну что ж, коллеги, – резюмировала я. – Слава богу, дураков нет, все свои! И я, надеюсь, вы понимаете, что, кроме победы в этом сраном тендере, я от вас ничего не жду. Компромиссов не будет. Мне это все очень дорого стоило, как мы уже выяснили.

– Да, в общем, нас предупредили, – призналась Горенко.

– О чем, Настя, о том, что вам пипец, или о том, какой я чудо-руководитель, а главное – кто предупредил? – заинтригованно спросила я.

– Обо всем! – был мне почти хоровой ответ.

– У меня Варвара твоя в «асе» уж третий год, хорошая она, – сообщил Влад.

– А меня Климов зафрэндил в ЖЖ где-то год как, ну а потом в «аську» перешли, – сообщила Горенко.

– Понятно! Не верьте ни единому слову этих алкоголиков! – сказала я и улыбнулась во всю рожу. – По крайней мере потому, что теперь вы – лучшие из лучших для меня. А они – лучшие из тех, что были, и это – правда. Тем, кто считал иначе, настал полный, мрачный и непреодолимый рекламный пиздец, потому что они выигрывали все и у всех. Теперь эту грязную работу придется делать нам с вами. На этой патетической ноте вы идете по домам, а я – к Скаличу на совет мудрейшин. Ок?

– Время пять, а мы домой? Круто! Ноу коментс! – сказал за всех Никита.

Скалич встретил меня бровками вверх и спросил, что за тайное заседание я устроила.

– Федор, как вы знаете, я имею некоторый опыт работы с инопланетянами типа дизайнеров, поэтому решила познакомиться с отделом поближе как можно быстрее. Задача решена. Я примерно представляю ресурсы, которыми обладаю, и теперь готова обсудить детали работы по тендеру. Скажите, как у вас принято работать, есть ли рабочая группа и т.д.?

– Марин, в общем, я хотел бы, чтоб вы нас тут подучили немного. С моей стороны будет полная вам поддержка!

– Ясно. Тогда расскажите, пожалуйста, с самого начала, – ответила я, судорожно соображая, как и чему я могу научить Скалича и всю его банду.

– С начала? А давайте Женьку позовем, а я ему буду помогать рассказывать?

– Давайте, если считаете нужным. Я хотела бы узнать все о клиенте, и не просто все, а все-все, – сказала я.

Скалич вызвал Евгения, и тот через секунду оказался в кабинете.

А через пару часов, не спеша идя домой, я размышляла о том, что в Перми, как в детстве, все как-то дружелюбнее. Тут все еще предпочитали встречи звонкам, а звонки – мэйлам. С таким подходом вопросы решались качественнее и легче.

Сложности были только в том, что моя новая компания никак не понимала, зачем я прошу привнести в ее работу так много формальностей, как то: организация рабочей группы, ежедневные отчеты и сбор инфы. Как мне показалось, им виделся мой приезд и сразу, вслед за этим, взятый тендер. У них в принципе было все, кроме плана движения к победе. А я и план зажала, велела самим рисовать! Ну не Хоттабыч я, и не семирукая, что тут поделаешь! Скалич совещанием нашим остался чрезвычайно доволен, в большей степени потому, что быстро въехал в московскую систему организации подготовки к завоеванию больших бюджетов. Велел «срочно сделать так, как Марина говорит».

Я резко остановилась посреди улицы как вкопанная! А чего это мне Марик не звонит второй день?! И тут же улыбнулась сама себе. Марк знает меня давно и настолько хорошо, что молчит, давая мне возможность адаптироваться и самой выйти на связь. Я очень не люблю все эти пустые учащенные замеры состояния типа:

– Ну как ты там?

– За час ничего не изменилось.

И еще мне подумалось, что мой отъезд вполне может пригодиться Марику для попытки наладить личную жизнь, при мне это делать ему просто некогда. Я не «собака на сене» и давно поняла, что если у меня самой с Марком ни черта не получается, то его положительные качества наверняка способен по достоинству оценить кто-то еще. Мне просто лень было освобождать «свято место» каким-то искусственным путем, а вот Пермь вполне могла бы все решить. Марик давно и прочно заслужил у меня все мыслимые медали, кроме одной – я не смогла его полюбить. В причинах этого я много копалась, потом забросила лопату, а позже просто выключила внутреннего узбека, дабы не отягощать голову и не переплачивать психоаналитику.

Вернувшись домой и покормив Рюрика, я засела за ноут. Почта поразила обилием «нукаков». Первые шесть «ну как ты» были от московских коллег, три – от друзей, один, ежедневный, от Сергеича. Ольга, как всегда, была на высоте формулировок и образности – два листа ржачных подробностей ее очередного романтического приключения с неким бандеросоподобным существом, возникшим на выставке каллиграфии и растворившимся в утренней Москве после совместной ночи, полной огня.

Я отписалась от почты и стала серфить по избранному. Не помню как, позже буду пытаться вспомнить, но не смогу, в общем, в какой-то момент я вдруг решила посмотреть, а как сейчас поживают чаты. Когда-то, ужасно давно, я лазила по каким-то, ныне забытым, болталкам и развлекалась, материализуя людей оттуда. Ночи в интернете привели меня тогда к знакомствам с целой кучей кибердрочеров. Будучи сотрудником компании с жесткой системой, я пыталась подчинить логике и как-то объяснить такую ненависть ко сну у огромного количества народу. Мой случай был классическим – одиночество. Те, кто вызывал у меня интерес в чатах, скорее всего, тоже были «классиками». Я и в сетке умудрялась вести себя кое-как, попирая все неписаные законы – игнорировала албанский, обращение позволяла исключительно на «вы», словесными конструкциями злоупотребляла до того, что самой приходилось перечитывать. Я придуривалась по полночи, развлекая два континента, заходя под разными никами и играя то хозяйку трехглазой коровы из-под Припяти, то офицера-педика, то менеджера BTL – агентства под ником «Манька-промо-акция».

Но это было триста лет назад, без скайпов и прочего, на одной «аське», да и ту еще не сильно уважали тогда из-за высокой вирусной «пробойности».

Мне довольно быстро удалось найти какие-то старые адреса и убедиться, что жизнь в них по-прежнему есть. После пяти минут регистраций, я уже наблюдала вялые диалоги людей, находящихся в разных концах света и пьющих «кто на что заработал» в компании со своими мониторами. В моем нынешнем состоянии сидение у монитора вечером после рабочего дня обозначалось единственно верным старым недобрым диагнозом – одиночество. Как и тогда, когда я впервые залезла в чат, было совершенно ясно, что меня накрывает депрессняк. И даже если я все еще барахтаюсь днем и себе самой пытаюсь доказывать, что все неплохо, с наступлением ночи мне приходится сдаваться, пополняя контингент бодро стучащих по «клаве» – отряды прыщавых подростков, импотентов, неудачников, недоебышей, одиноких мамочек, быковатых непризнанных гениев и безумных программистов.

Единственное, что напрягало меня, это твердое знание прогноза на завтра – недосып, злость и красные очи. Все, что мне было решительно не нужно. Но, как нарик со стажем, я сказала себе, что один раз не считается, и расслабилась.

Через час почти неинтересной словесной перепалки с каким-то Nil-o-Nil про кино в чате появился некто, знакомый большинству. Его ник был вопиющего синего цвета и писался как «Bora go!» Я висела на экране в скромном белом цвете под вывеской «Жан Поль Культур», что было продиктовано недавней покупки брюками Jean Paul Gaultier. Надо заметить, что читка французских имен вот таким половецким образом была подарена мне когда-то давней приятельницей Ленкой, презирающей все иностранные языки.

Первый диалог с «Bora go!» был, кажется, сплошной сицилианской защитой. Чем он меня зацепил, не помню, вероятно, вообще не цеплял, я и сама с этим справлялась вполне резво. Но жалом мы водили не по-детски, и к половине пятого утра уже полностью перешли в скайп, а около семи было решено разойтись на поспать, но только для того, чтобы прийти на работу и снова продолжить переписку.

Зачем мне все это нужно? Очень просто! Он читал мои книги, любил мои фильмы, ржал моим шуткам и шутил свои так, что я несколько раз будила попугая своим внезапным хохотом. Мы, как львы в саванне, шли на разведку соседних территорий. Как два огромных блошиных рынка, мы хвастались всяким детским антиквариатом из опытов. Он тоже любил норвежцев в книжках, он тоже смотрел когда-то короткометражки «Озона», обожал Гринуэя, любил всех модернистов в частности и моего Лотрека – отдельно. Он прошел все мои немудреные тесты на предмет выяснения того, а не робот ли он. Я обзывала его седеющей дояркой из колхоза под Краснодаром, студентом в очках с минус восемь, которыми можно выжигать, и даже сделала предположение, что он вдовствующий канадский заводчик кенгурей. В ответ получила два искрометных абзаца про себя, не оставляющих мне шансов. Той ночью мне показалось, что я вступила в переписку с самой собой. Мне подумалось, что это крайне любопытно, смотреть на мир моими глазами, не будучи мной. Мне вдруг захотелось узнать, а как это?

Усилием воли отключив себя от компа, я сидела, глядя в светлеющее окно, и улыбалась. Ну зачем я полезла в чат? Ну вот как теперь весь день не спать? Ведь наверняка «Bora go!» окажется каким-то идиотом, совершенно не совпадающим с уже нарисованной моим больным воображением картинкой! Да и кто сказал, что окажется, я ведь даже не удосужилась спросить – откуда он стучит по «клаве». Какая ж я дурилка картонная!

Весь следующий день предстал сплошным кошмаром. Я делала невероятные усилия, чтобы дотянуть до логического конца рабочий день и сделать все, что было нужно сделать. В скайп – ни ногой! Возвращаясь домой, я посетила какой-то внушительных размеров магазин и выкупила там скучающую, пыльноватую на вид бутылку сицилийского Corvo. Покормив Рюрьку, налив вина и устроившись на подоконнике, я позвонила Ольге, и мы дистанционно набухались под мой рассказ про вчерашний чат. Целью этого действа был поставлен скоропостижный пьяный сон, позволяющий избежать ночных бдений. Будучи абсолютной «совой», я враз меняла режим на вампирский и очень трудно возвращалась к нормальному.

К пятнице в офисе стала появляться видимость организованного процесса подготовки к тендеру. Женя быстро освоился в процессе «собрал – сдал свое – послушал чужое – раздал указания – назначил время нового сбора». Настя Горенко оказалась очень ответственным и инициативным человеком, отчего быстро заменила мою правую руку на себя. Кепкина постоянно чиркала карандашами на листах, пытаясь зафиксировать наши с Горенко размышления в рисунках. Мне стали придумываться отдельные моменты будущего проекта, и я подолгу засиживалась с Женей, Горенко, Владом и маркетологами. Скалич был идеальным, во все не лез, но по требованию материализовался быстрее Бэтмена. Мне было интересно, увлекательно, и звонивший Сергеич начал было даже ревновать:

– Тебя послушать, так там прямо сливки одни. Все равно с нашими масштабами не сравнить, – обиженно говорил Сергеич.

– Ой-ой-ой, Виктор Сергеич! А сливки и впрямь здесь, и совершенно одни! Собственно, вы своими руками их сюда и отправили, – наглела я.

– Мариш, ну я рад, что ты все еще шутишь, – отвечал мой добрый босс.

На вечернем пятничном совещании было решено начать сливать в СМИ некоторую инфу, что позволило бы нам подготовить себе нужное информационное поле и прицельно перестрелять те жалкие зачатки конкуренции, которые могли бы возникнуть, учитывая «шоколадность» бюджета тендера. Пиарасты, в количестве три, обещали к понедельнику подготовить все для «затравки» и мотивировать списки «громкоговорителей».

Женя с двумя своими из сэйлаков и главный по PR Курбатов пригласили мой небольшой коллектив совместно отметить пятницу. Мои не возражали, и я выяснила, что в Перми тоже есть маленькие дружелюбные заведения, лишенные гопоты и наделенные чистыми туалетами. В пристрастиях своих пермские коллеги тоже напоминали московских, мои зело уважали текилу, а остальные прыгали с пива на водку.

Войдя домой около полуночи, я услышала возмущенное:

– Рю-р-р-ря!

– Марина дома, Рюря, – ответила я заботливой птице, непонятно с чего включившей «мамочку».

Пьяненькая я таки полезла в интернет. И, естественно, через секунду после включения скайпа на меня обрушилась лавина. Два дня «Bora go!» строил предположения, не понимал, почему не попросил у меня телефон, обижался и просил просто сообщить, что все это мне неинтересно, обижал и сообщал мне о моей невежливости. Но самое главное – он сейчас был в скайпе.

Я вздохнула поглубже и вписала в ответ на последнее его послание номер своего мобильника. Через минутку зазвонило, номер не определился.

– Алло? – тупо рассматривая дымящуюся сигарету, вопросила я.

– Это я, привет, – несколько смущенно сказал почти бас, который по звучанию должен был принадлежать кому-то просто огромному.

– Привет, а это, соответственно, я. И зовут меня Марина, это на тот случай, чтоб не пришло в голову звать меня Жаном Полем Культуром.

– Не пришло бы, Марина. Борис, что, соответственно, не звучит как «Bora go!».

– Почему не звучит? По-моему, практически одинаково звучит, ну как если бы вас еще и послали, – от волнения я несколько ершилась.

– А что, собираетесь все-таки? – спросил Борис.

– Я как-то пока не думала об этом. Вы извините, я и впрямь исчезла некрасиво, просто на следующий день после наших с вами бесед я чуть не умерла от недосыпа, – постаралась оправдаться я.

– Марина, вы меня страшно заинтриговали этими беседами. Я хочу предложить вам встретиться и еще немного поболтать, к примеру, за бокальчиком чего-нибудь, – предложил бас.

– Борис, а вы уже каким-то образом уверены, что мы с вами по крайней мере на одном континенте? – спросила я, будучи очень дебильной в области выяснения каких-то подробностей по IP.

– Завтра я прилетаю около 16.00, так что к 18.00 заеду за вами, если скажете куда, – спокойно ответил Борис.

– Вы меня, Борис, пугаете. Вам что, через монитор видно, в какую жопу меня жизнь засунула? Ой, а может, и посуда немытая видна была, я же тогда на кухонном подоконнике сидела?! – съязвила я.

– Марина, маньяки, пидорасы и извращенцы исключаются, мы же с вами это обсуждали в эпистолах, – посмеиваясь, ответил Борис.

– Вот, к примеру, пидорасов-то я и не боюсь. В общем, я, как это сказать, немножко в Перми, это, знаете ли, где-то на Урале, дорогу не знаю, меня сюда самолет привез, – сдаваясь, пролепетала я.

– Про Пермь я в курсе, я там живу, и если вы где-то на Компросе, то мы соседи.

– Опаньки! – не удержалась я.

– Ну, можно и так сказать, – засмеялся Борис. – Так как насчет завтра?

Я впечатала свой адрес и подумала, что если приключения ищут тебя, то не подставить им жопу просто невежливо.

– Завтра в 18.00 я буду ждать вас у подъезда, – сказал Борис своим трубным голосом.

– До завтра, – ответила я и первой нажала «отбой».

У меня моментально сформировался список вопросов, который моя пьяная башка зачем-то сгенерировала, отрубив возможность ответов – клонило в сон. Все до единого вопроса были риторическими: «Что надеть?», «На хрен мне это все надо?», «А если это карлик, говорящий басом, то как не заржать?», «Может быть, это все же маньяк, как подстраховаться?», «Что же мне все-таки надеть?» Поскольку в вопроснике наступила кольцевая, я решила переспать с ним, чтобы утром противопоставить ему ответник.

Ровно в шесть вечера следующего дня я распахнула дверь подъезда, но никого не увидела. Поскольку шансы на сказки были истреблены волевым усилием за прошедший день, я даже несколько обрадовалась и зашагала удлиненными шпилькой ногами по аллее в сторону площади. Внутренне я разрешила себе потратить столько денег, сколько захочу, было бы что захотеть в местном ТЦ. Вокруг стояли живописнейшие клены, прохожие специально не удерживались и шуршали листьями. Я достала мобильник и набрала Ольгу:

– Ну? – с ходу вопросила предупрежденная мной заранее Оля.

– Он не приехал, – весело ответила я и обернулась на шуршание шин сзади.

На меня ехала большая черная машина, водитель которой, бросив руль, отчаянно и театрально жестикулировал, показывая на часы и стреляя себя в висок указательным пальцем.

– Постой-ка, Оль, он, кажется, приехал и мордасничает, – не прерывая диалога с Ольгой, я стала рассматривать водителя черной машины.

Машина остановилась, водитель откинулся куда-то назад и сразу вынырнул из машины, держа букет желтых хризантемок.

– Марина, простите меня, самолет задержали почти на час, это вам, – пробасил двухметровый мужик, одетый в совершенно желтую рубашку и абсолютно черные брюки. У него было лицо сложной архитектуры, сдающее в нем еврея, и глаза, исключающие скудоумие. На вид ему было чуть за сорок.

– А где на мне написано, что я Марина? – решила я отомстить за опоздание.

– Я разве ошибся? – на секунду Борис смутился, но тут же с подозрением посмотрел мне в глаза. – Не сочиняйте, Марина! И возьмите же цветы! – улыбаясь и вываливая мне в свободную руку букет, сказал он.

– Оля, меня тут какой-то двухметровый мужик похоронил под букетом, я сейчас воскресну и тебя наберу, ок? Да тут весь город такой! Целую, пока! – сообщила я своей трубке и отключилась.

– Я ненавижу, когда опаздывают, Борис! – сообщила я, усевшись в машину.

– Вы голодны? – проигнорировав мою попытку заставить его повторить извинения, спросил Борис.

– Пока не очень, но если вы знаете местные питейные заведения, то нет ли среди них такого, где был бы чешский абсент? – я решила вообще ничего из себя не строить и убить Бориса оптом своих противоречивых качеств.

– Есть такое дело, сейчас организуем, – ответил Борис, улыбаясь и искоса поглядывая на меня.

Наверное, все дело было в этой его улыбке. Или в нагловатой уверенности. Ну не в желтой же рубахе! Я вяло учила химию в школе и понятия не имею о том, что нужно смешать, но не взбалтывать, чтобы нормальная, в общем-то, видавшая многих бредов питтов, запретившая себе всякие там любовные потрясения, уже, как минимум, дважды Джульетта возрастом, вдруг начала понимать – в воздухе появился серотонин в недопустимой концентрации. Мне бы бежать из этой машины, а я уютно залезла с ногами на сиденье, скинув туфли, и подставила лицо ветерку в приоткрытое окошко.

– Марин… я не знаю, как сказать. Понимаете, я никогда еще не разговаривал так ни с кем. Это клево! – Борис попытался сказать что-то честное, но я его обломала.

– Угу, значит, я у вас первая, а говорили, не извращенец! – сказала я, уже жалея о сказанном.

– Я врал, – снова улыбнулся Борис. – А у вас перерывы от выработки яда случаются?

– Только на еду, – парировала я.

– Придется говорить с вами, одновременно следя, чтобы вы жевали что-то, – растягивая слова, произнес Борис.

Мы припарковались у небольшого ресторанчика. Внутри все было не очень ясно, заведение больше напоминало какой-то клуб, но музыка была необычно тихой. Борис чувствовал себя здесь совершенно свободно и кивал головой в знак приветствия так часто, что я стала бояться за его голову. «Естественно, матрешить незнакомых дам лучше всего в знакомых местах, это прибавляет значимости», – думала я, все еще не в состоянии принять свалившееся на меня внезапно, но ставшее уже осязаемым – Борис мне невероятно нравился.

Мы сели за столик с диванами, возник официант, и я озвучила свою любимую скороговорку:

– King of spirit 40 мл, сахар не жечь, отдельно вода с листьями мяты и лаймом, отдельно лед.

– А мне вот так и вот так, – сообщил Борис официанту, водя пальцем по меню, и, откинувшись в диван, закурил, уставившись мне в глаза и улыбаясь.

– Переходим на «ты», потому что потом все равно перейдем, но я этого могу не запомнить, – в приказном тоне заявила я.

– Как скажешь, Жан Поль Маруся, а ты что же, напиться решила? – проулыбался Борис.

– В общем, да, так я скорее пойму, маньяк ты или нет, вот если напьюсь, а ты станешь вести себя неприлично, тут мне сразу все станет ясно, – скокетничала я.

– Где логика, Марина, где она?! Если ты назюзишься, то почему неприлично должен вести себя я, а не ты?

– Логика железная, потому что я в принципе себя неприлично не веду, пока при памяти, а если не помню, значит, этого не было! Понятно?!

– Слушай, я вот сказать тебе кое-что хочу, но никак не придумаю, как это сделать, чтоб ты и впрямь меня в маньяки не определила. Не поможешь? – Борис как-то странно посмотрел на меня.

– Не-а! На халяву никакого креатива! Сам выкручивайся! Это же ты что-то сказать хочешь, а не я. Я, даже если не хочу, все равно говорю, у меня характер гадкий, – ответила я, но уже понимала, что рот себе на этот вечер залепила бы с удовольствием.

– Гюрза, а не Маруся, – сосредоточенно сказал Борис.

Я отпила немножко принесенного абсента и закурила. Обратила внимание, что мы с Борисом разглядываем друг друга так, что посторонним людям может показаться, что это игра в «гляделки». Странным было то, что никакого дискомфорта его пристальное разглядывание у меня не вызывало.