Текст книги "Приходи за мной. Часть 1"

Глава 8

Наконец её подработки на ферме подходили к концу. Как назло её основная деятельность, приносящая заработок, тоже требовала повышенного внимания. Несколько фирм из разных регионов попросили её проверить отчётные документы. Радует, что онлайн и ехать никуда не пришлось, но пересчёт и выявление всех недочётов заняли у неё всё свободное время. Хорошо, что Алёна, привыкшая к маминым скачкам во времени и работе, развлекала себя сама. То у неё чаепитие с куклами, то светские приёмы под столом у Ланы. Иногда показы мод с участием гардероба мамы, ну, и Софы заодно. Но больше всего девочка любила рассказывать сказки, подробно, в лицах, с собственными комментариями. Её благодарные слушатели – мишки, зайцы – внимали рассказам, не уставая. А знала их Алёна множество.

Обязательное чтение на ночь никто не отменял. Лана почти справилась на двух работах, осталось совсем немного, и можно отдохнуть. Свозить Алёну в аквапарк, а может, ещё куда-нибудь. Её любознательный ребёнок не раз удивлял её интересными идеями.

Лана мечтательно вздохнула, вспоминая их спонтанную поездку на стеклодувный завод, куда они ездили посмотреть, как делают сувенирные стеклянные фигурки животных, увиденные дочкой в витрине магазина. Завод хрусталя, да и сам город Гусь-Хрустальный впечатлил историей, древними улочками, соседствующими с современными строениями. Множество мини-мастерских, где выдували напоказ зрителям невероятные фигурки и посуду из стекла. Девочка восторженно смотрела на чудеса мастеров, громко выражая свои эмоции. Уезжали они оттуда с полными карманами впечатлений и сувениров. Последние они не только покупали, но и получали в подарок от мастеров-стеклодувов.

С этими мыслями и планами на отдых Лана почти не обращала внимания на почему-то обозлившуюся на неё Машу. Девушка не видела злобных взглядов, бросаемых ей вслед. Удивлённо пожимала плечами в ответ на острые тычки со стороны доярки. Лишь однажды на злобное шипение о Ланином проваливании к чертям или куда подальше она спокойно ответила, что скоро уедет, пусть та не переживает. Вот только Софу замуж отдаст и уедет. Так что пусть немного потерпит. Озлобленность женщины её мало трогала, больше занимала путаница в документах небольшого предприятия по изготовлению упаковочного материала в Тульской области. На все просьбы переслать ей нужные документы и данные она получала совсем непонятные файлы. Скорее всего, придётся съездить и разобраться на месте. Очень не любила она такие поездки. Рисковать Алёной или оставлять дочь на чужих людей она не могла. Но и не сделать взятую работу тоже не могла. Это подорвёт её репутацию, которую Лана создавала долго, доказывая своей настойчивостью, можно сказать, дотошностью и выполнением взятых на себя обязательств.

– Ланусик, ну не дёргайся так. Езжай в эту Тулу и разберись. Оттого, что ты стучишь по клавишам, другой файл не придёт. У меня такое ощущение, что кто-то тебя подставляет и не хочет дать тебе заработать, – Софа, как всегда спокойная и уравновешенная, невозмутимо подпиливала свои ноготочки.

– Тебе легко говорить, а Алёна? Понимаешь ведь, давить на результат проверки можно любым способом. Деньгами, уговорами, шантажом. Моё слабое место – ребёнок, и рисковать им я не буду, – Лана бросила бесполезную попытку добиться от производства нужной информации. – Я не понимаю, почему мне скидывают всякую ерунду. Я не раз работала на них, и такого бардака у них не было. И главное, директор не доступен.

– Вот езжай одна в образе серой мышки и выясни. А я поеду на пикник к родителям Кости и возьму Алёну с собой. Ты же знаешь, они её обожают, – Софа мечтательно закрыла глаза, представляя, как отдохнёт у своего жениха, наслаждаясь обществом родителей, которые искренне любили Софу и давно называли её дочкой.

– Хорошо, пойду соберу Алёну, только не давай ей вить верёвки из дяди Пети, – наконец согласилась с ней Лана.

– Ага, «не дам». Да за одно «дедулечка» он уже лужицей растекается, там и вить нечего.

– Да, эти страдания, что у неё нет деда, до хорошего не доведут. Помнишь прошлый Новый год, когда она ходила за Дедом Морозом и уговаривала стать её дедушкой? – Софа звонко рассмеялась, вспоминая и другие случаи, где неугомонный ребёнок пытался завести себе дедулю.

Они быстро собрались и к приезду Кости за ними были готовы. Договорившись о времени созвона, шумная компания разъехалась в разные стороны. Кто-то отдыхать и наслаждаться обществом любимых и откровенно балующих их близких, а кто-то – искать причины сбоя информации.

Глава 9

Рабочая неделя пролетела в трудах и заботах. Да, без поездки в славный город Тулу Лана могла не только испортить свою репутацию, но и помочь развалить налаженное производство. Хитро спланированная комбинация подставных документов и преступных ходов вела к банкротству. Болезнь директора и доверие его заму дел могли разрушить весь бизнес. Пришлось серой незаметной студентке-практикантке, на вид дуре-дурочке, выискивать и выяснять, куда подевался руководитель, с которым она и договаривалась о ревизии предприятия. А дальше уже было проще: проверка, перепроверка… Долгие пересчёты, выяснение и розыск концов махинации. Вот когда порадуешься, что Алёны нет рядом. Уж очень не хотели заинтересованные люди принимать своё поражение.

Но всё осталось позади. Долгие переезды со сменой транспорта и кружение по необъятной России для Ланы стали уже привычной практикой. Как и быстрая смена образа для отвода глаз. Она, как настоящая шпионка, меняла внешность и пересаживалась на другие маршруты. Машинально наклоняла голову, чтобы не попасть в обзор камер видеонаблюдения, и вообще старалась их избегать. Жизнь научила её быть незаметной, когда нужно. И бросаться в глаза ярким пятном, когда необходимо было оставить о себе воспоминания как о кукле или мышке-дурочке. Почему-то на эти образы люди легко ведутся, не ожидая подвоха.

Спросите, зачем всё это? Безопасное проживание в тихой небольшой деревушке, где её и не подумают искать – это было единственной целью клоунады.

И вот она брела по просёлочной дороге к своему дому, мечтая о трёх вещах: душе, еде, сне. Шорох шин заставил её вздрогнуть и напрячься. Она не ловила попуток, предпочитая не находиться в замкнутом пространстве с мужчинами. И когда машина резко затормозила возле неё, тихо вздохнула, готовясь отказываться от помощи. Оглянувшись, Лана увидела машину председателя. Степан Николаевич предпочитал отечественный транспорт с повышенной проходимостью, и его на вид старенькая, но прокачанная внутри «Нива» не была исключением. Она приветливо распахнула дверцу. Но это машина была приветлива, а вот её хозяин злился. Это стало понятно сразу, как только Лана взглянула на него. Глаза прищурены, на лице ходят желваки. Руки впились в руль так сильно, что побелели костяшки. Он смотрел строго прямо.

– Садись, – коротко и зло, тоном, не предвещавшим ничего хорошего, бросил он.

– Спасибо, но я, пожалуй, откажусь, – Лана опасливо начала прикрывать дверцу машины.

– Я сказал: садись! – он резко повернулся, зло оглядел её с ног до головы. Лана недоумённо тоже оглядела себя. Простые дешёвые джинсы, однотонная футболка, спортивная сумка.

– Нет, – дверца была категорично захлопнута. Идя быстрым шагом, Лана слышала, как немного погодя заурчал мотор, набирая скорость. Она напряжённо шла, надеясь, что её оставят в покое. Но её мечтам не суждено было сбыться. Машина перегородила ей дорогу. Разъярённый мужчина быстро выскочил, схватил её за руку и потянул в нутро своего авто.

– Пустите! Вы что, с ума сошли? Сейчас же отпустите меня! – Лана отбивалась, как могла, ужас охватывал её всё сильнее. От кого угодно, но только от председателя Лана не ожидала нападок в свою сторону. Он резко остановился, тяжело дыша.

– Считай вслух от одного до пятидесяти.

Она недоумённо смотрела на него.

– Ну? – он больно сжал её кисть.

– Один, два, три… – она считала, а мужчина держал её за руку и упирался лбом в крышу машины, шумно вдыхал и выдыхал через нос.

– Степан Николаевич? – тихо позвала Лана.

– Считай.

– Двенадцать, тринадцать…

– Вот скажи мне, Лана-Алана, как можно быть такой безбашенной?

– Пятнадцать, шестнадцать…

– Вот мужик ищет тебя, с ума сходит, переживает. А ты? – он всё также не смотрел на неё, но заметно подуспокоился.

– Кто ищет? – испугалась ещё больше Лана. – Семнадцать, восемнадцать…

– Дед пихто – вот кто!

Девушка тихо пискнула, в очередной раз пытаясь вытянуть свою ладошку из захвата.

– Двадцать один, двадцать два…

– Так, всё. Давай так: сейчас я увезу тебя в общагу. Он тебя увидит – и ты свободна.

– Я не понимаю, о чём вы говорите. Тридцать, тридцать один…

– Всё, я успокоился. Можешь помолчать и послушать? – председатель перехватил почти освобождённую руку.

– Тридцать четыре, тридцать пять… – на автомате посчитала она и замолчала.

– Я познакомился с ним, когда служил в Брянске на срочной. Столько жизни, энергии. Он стремился быстрей пройти службу и отправиться на поиски своей девушки. Мы посмеивались над ним. А он был уверен в своих планах. И служба в армии была для него лишь одним из этапов в жизни. Он был уверен в себе и точно знал, что девушка есть, и стоит ему её увидеть, он сразу всё поймёт. Но всё изменилось в одну ночь. Ложился спать он полный надежд, а проснулся мёртвым. Ты спросишь, как это? Я не знаю. Но жизни в нём не было. Зомби были живее, те, в фильмах, стремятся убить, укусить. Он не хотел ничего. Если мы не поставим перед ним тарелку, он не будет есть. Если не толкнуть, он не оденется. Как он отслужил положенный срок, скорее всего, и не помнит. Его семья звонила ему каждый день, хотели даже комиссовать. Наш взвод был очень дружным. Мы поддерживали его, как могли, следили, чтобы он не косячил.

Один раз на полевых учениях у нас загорелась палатка. В ней находились все наши вещи. Мы спросонок выскочили, кто в чём был. При пересчёте оказалось, что одного нет. Нет, не Сани. Он спал совсем понемногу, буквально пару часов, а всё остальное время бродил или сидел, бессмысленно глядя в одну точку. Старлей, видя всё это, ставил его в ночные наряды. Так было и в этот раз. Мы думали, пацан погиб в этой палатке. Ты представляешь, как быстро там всё охватило огнём. А Саня встал под напор воды и пошёл в пламя. Пацана вытащил, слава богу, живого и попутно вещмешки с документами успел собрать. И это с таким спокойствием, что, казалось, если бы не надо было парнишку этого выносить, он бы назад из огня и не пошёл. Вот тогда я и увидел, как выглядят люди, которые и жить не хотят, и умереть не могут, – мужчина почти успокоился, вспоминая события давно минувших дней, но её руку не отпускал.

– Я не понимаю, зачем вы мне всё это рассказываете? И причём здесь я? – Лана всё также пыталась освободить руку. Плечо от сумки затекло.

– Всё это я для того тебе рассказываю, чтобы ты понимала моё отношение к происходящему.

– К чему? – опять не поняла Лана.

– Ты не понимаешь? Правда не понимаешь? Он когда уезжал домой, я думал, всё. Больше живым я его не увижу. А тут он приезжает. Живой, здоровый, полный сил и всё с тем же огнём в глазах. Когда он мне рассказал, сколько сёл он проехал, сколько адресов проверил, я просто диву дался. Больше тысячи адресов, Лана, ты понимаешь, как это много? Другой давно бы бросил эту затею. Но не он. И вот он нашёл. А ты?

– Что я? Кого нашёл? Я совершенно не понимаю.

– Так, Лана-Алана, я очень тебя прошу, поехали. Пусть только увидит тебя, поймёт своим затуманенным мозгом, что ты живая и невредимая. Мы же его всё это время самым элементарным образом спаивали, чтобы он не рванул искать тебя. Я не могу столько времени на него тратить. У меня дел невпроворот. Поехали, Лан, очень прошу.

– Хорошо, Степан Николаевич, завтра с утра мы с вами съездим, куда вам нужно, покажем меня хоть всему району. А сейчас я устала. У меня был тяжёлый переезд. Я хочу поесть, освежиться и элементарно поспать.

– Ты не понимаешь, нужно сейчас. Я привезу тебя, он увидит, и всё – ты свободна. Я ни о чём никогда не просил. Сейчас очень прошу, пожалуйста, поехали.

Лана тяжко вздохнула, понимая, что не отвертится.

– Ладно, только сумку давайте завезём домой.

– Хорошо, хорошо, сумку так сумку, только учти: из машины не выйдешь, сам унесу.

Как и обещал, Степан сам занёс во двор её сумку, не позволив Лане выйти из машины.

* * *

Общежитие для приезжих встретило их шумом, гамом, густым запахом перегара и давно не мытых тел. Председатель уверенно вёл её в одну из шумных комнат. Как только мужчина вошёл, разговоры затихли.

– Так… Что здесь происходит? – кажется, чья-то злость вернулась или просто поднялась с новой силой.

– Один, два, три… – начала Лана новый отсчёт, заглядывая в комнату. Ничего нового она не увидела. Обычная комната, шкаф в углу, рядом узкая кровать, на которой спал мужчина, отвернувшись к стене. У окна стоял стол, несколько стульев и почему-то кресло. За столом сидели пьяные мужики. Вокруг валялся всяческий мусор, пустые бутылки, остатки закуски вперемешку с окурками. Накурено было так, что хоть топор вешай. Топор, конечно, завис бы в воздухе, но если им поработать, то он нарубил бы этот смог на куски.

– Шесть, семь, восемь…

– Так это… дык… Николаич… Как ты и просил: сидим, сторожим… – один из постоянных тунеядцев села почесал давно не бритую бородёнку, отвечая.

– Одиннадцать, двенадцать…

– Так, – злость председателя набирала обороты.

Лана сунула свою многострадальную руку в его и быстрее начала считать:

– Пятнадцать, шестнадцать…

«Ну а чё, в прошлый раз помогло, может, поможет и в этот раз», – подумала она.

– Все на выход. Халява закончилась.

– Так это… Николаич, краля-то нашлась, чё ли? – всё тот же забулдыга пытался отвлечь председателя разговорами, при этом стараясь спрятать початую бутылку за пазухой. Его товарищи оперативно прятали закуску и стопки по карманам.

– Я сказал: на выход. Быстро.

В считанные минуты комната опустела. Ланину ладошку отпустили.

– Заходи. Сейчас попробую его разбудить.

– Я? Сюда? Ну уж нет. У меня одни лёгкие, запасных нет, – ответила Лана, зажав рукой нижнюю часть лица.

Быстро дойдя до окна, мужчина раскрыл обе створки, впуская свежий воздух.

– Сань, Саня, проснись уже. Ну, давай же, – Степан Николаевич тряс спящего мужчину в безуспешной попытке его разбудить. А Лана застыла в дверях, точно зная, кого будит председатель.

– Ничего не понимаю, – пробормотал мужчина, всё так же пытаясь разбудить спящего.

– Может, слишком много выпил? – предположила Лана. – Я могу идти? Утром придём, он выспится.

И увидит всё, что хотел, – сделала она робкую попытку уйти.

– Нет. Стоять, – Степан Николаевич в несколько шагов пересёк комнату и снова схватил её за руку.

Лана невольно поморщилась, чувствуя, как опять досталось уже пострадавшей руке. Свободной рукой председатель достал дорогой телефон и начал кому-то звонить. Одновременно он подвёл Лану к креслу, ну, как подвёл, просто протянул за руку через всю комнату, ловко крутанул на месте и слегка толкнул. Так Лана оказалась сидящей рядом с живописной свалкой под названием «стол после попойки». Она невольно поморщилась и попыталась вспомнить состояние кресла не только на предмет мусора в виде окурков, рыбьей чешуи, а ещё и отходов жизнедеятельности перепившего человека. Брезгливо осматривая место сидения, она удивлённо заметила, что кресло чистое, отремонтированное и какое-то очень знакомое. Пригляделась. Да, без сомнения, это было то самое кресло, которое они с Софой два часа раскручивали, а потом долго таскали по частям к мусорному баку. И сразу она его не узнала именно потому, что оно было чистое и собранное, каким и должно было быть изначально, а не покосившимся, пыльным, грязным нечто, стоявшим в сарае несколько месяцев. Кресло мешало Лане каждый раз, когда она заходила туда за чем-нибудь.

– Алло, ты где? – председатель дозвонился до кого хотел и теперь напряжённо слушал. Через какое-то время он дал отбой, но телефон вновь заиграл необычной мелодией. – Да, слушаю.

Лана ждала, понимая, что перед ней занятой человек, на плечах которого лежит руководство отнюдь не маленьким колхозом, а крепко стоящим на ногах хозяйством.

Её отвлекла тихая трель её телефона. Беззвучно чертыхнувшись, она полезла в недра своего бюстгальтера, где мирно уживались две её маленькие подружки-груди и иногда другие необходимые ей предметы, в том числе и небольшой раскладной телефончик. Достав аппарат, Лана увидела удивлённо приподнятую бровь стоящего рядом Степана.

Ну да, удивляться было чему. Телефон у Ланы в руках никто не видел. Номер её мобильного знали единицы. А многие вообще считали, что она не может себе позволить даже самый простенький, дешёвенький или бэушный телефончик. Были жалостливые, предлагавшие ей свои старые рабочие аппараты. Некоторые ухажёры пытались задобрить Лану, даря ей навороченную технику. Но всегда и все получали свои презенты назад с неизменным отказом. И вот тут – бац – она достаёт (и откуда!) телефон и спокойно отвечает, как оказалось, Софе. О чём? Ну, всё о том же: что да, приехала, и да, помнит, что будет завтра. Спросив о своей дочери, она ещё какое-то время помурлыкала с ребёнком, по-другому их общение и не назовёшь, и отключилась, вновь убрав телефон в недра бюстгальтера.

Тем временем Степан Николаевич закончил свой разговор. Проследил за движением девушки, хмыкнул, сделав для себя какие-то выводы. Но вслух сказал неожиданное:

– Он не пьяный. Ему дали снотворное несколько часов назад. Ты остаёшься.

– Но…

– Мы договорились с тобой, Лана-Алана, – не дал он ей возразить. Председатель вздохнул, понимая, что давит на неё. Сгрёб пятернёй свои волосы. – Ты понимаешь, сколько у меня дел? Я не могу здесь торчать и ждать, когда он проснётся. А ты, я так понял, до завтра не занята. Лана-Алана, пожалуйста, посиди здесь, пока он не проснётся. Это всё, о чём я прошу.

– Но… Я…

Ей опять не дали сказать:

– Поесть тебе сейчас привезут из столовой, и его надо покормить. Все эти дни он почти ничего не ел. Помыться можно в душевой комнате в конце коридора. Только быстро, и закрой его на замок, чтобы не ушёл. А отдохнуть можно и в кресле. Уж не знаю, откуда он его притащил, но сидеть в нём никому не позволялось. Так что ты будешь своего рода бунтарка, ломающая запреты.

– Мыться в общаге, полной приезжих мужиков? Вы серьёзно? Ужинать? – она одним пальчиком отодвинула от края стола остатки рыбы.

– Да, вот тут ты права, – неожиданно для неё согласился мужчина.

Он немного постоял, покачиваясь с пятки на носок. Подумал и выдал ошарашенной Лане:

– Ну, тогда наведи здесь порядок. И ему приятно, и у тебя за делами время пролетит быстро.

– То есть вы мне предлагаете, уважаемый Степан Николаевич, не только задержаться здесь на неопределённое время, может, даже до утра, так как на дворе уже вечереет, а здоровый сон никто не отменял, но и убрать весь этот бардак. А после выслушивать горячие сплетни в свой адрес о моих похождениях в чисто мужской компании. Я всё правильно поняла? – не заметно для себя девушка оказалась рядом с председателем и гневно тыкала в его широкую грудь своим пальчиком. Осознав всё это, она замолчала, напряжённо изучая вмятину на рубашке и всё ещё тыкающий ноготок. Он тоже посмотрел себе на грудь и сделал шаг назад.

– Какие сплетни? Откуда? Здесь нет никого, а кто из рабочих и пройдёт – уйдёт в свою комнату. Да и Саша замок в дверь врезал. Можешь изнутри закрыться.

– Всё. Мне это надоело. Я пошла домой. Мало того, что это мужское общежитие, так ещё и закрыться в комнате. И кто? Я? Которая отбивается от приезжих, как от чумы. Нет. Всё. Пока. Приду утром, – Лана откровенно начинала злиться, но чтобы уйти, ей нужно было как-то обойти стоящего почти в дверях Степана Николаевича.

– Стоять. Ты никуда не идёшь. Сплетен никаких не будет, я обещаю, – мужчина тоже явно злился, и постоянные звонки телефона, которые он сбрасывал, спокойствия ему не добавляли.

– Да ладно! – картинно удивилась Лана. – А напомните мне, пожалуйста, кто у вас комендант?

– Тётя Маня Скоркина, – почти на автомате произнёс мужчина.

Лана звонко рассмеялась.

– Тётя Маня – самая первая сплетница. Дети разъехались, мужа схоронила, огород не садит, хозяйство не держит. Что ей ещё делать, как не языком трещать?

– Так. Сидишь, поёшь, танцуешь, на голове стоишь. Всё, что хочешь, делаешь, но в этой комнате до его пробуждения. Проснулся, увидел – всё, свободна, – Степан шумно выдохнул, гаркнул в телефон отрывистое: «Да! Иду!» – и почти вышел, в дверях обернулся, оглядел ошарашенную девушку. – Сплетен не будет, слово мужика. И пожалуйста, не уходи.

Она кивнула, понимая, что конкретно этот мужик входит в категорию тех, которые расшибутся, но сделают, так как пообещали. Проще согласиться и сделать, чем сопротивляться. В принципе, что она теряет? Ну, посидит, подождёт. А сплетни? Да сколько их было? Одной больше – одной меньше… Неприятно, но не смертельно. Так и чем заняться? Сидеть в бардаке ей самой неприятно. Значит, всё-таки уборка.

Занятая делом, Лана не заметила, как в открытую дверь заглянула тётя Маня Скоркина, как её именовал недавно председатель колхоза. А в простонародье её все называли Маняхина. Была она женщиной маленькой, худенькой, ввиду преклонного возраста сморщенной, как финик. При ходьбе она обычно прижимала одну руку к животу, другой энергично отмахивалась, при этом сильно наклоняясь вперёд. Трудовую жизнь свою она провела за прилавком сельского магазина, откуда и вышла на пенсию. И была она, как говорится, повёрнутая на всю голову. Когда нормальные женщины села выходили замуж и рожали детей, они обыкновенно совмещали работу и дом. Работа – это обычно ферма, дойка. И дома огород, обязательно скотина на дворе. Ну и деток два, три, а то и поболее. Но это нормальные. Маню родители замуж отдали в надежде, что отмучились. Какой там. Через положенный срок на свет появились два крепеньких мальца. А Маня, оставив их на своих родителей и мужа, пошла работать, где и пропадала до поздней ночи. Село давно спит, а Маня торгует, делает выручку государству.

Село только зорьку встречает, а Маня уж магазин открыла. И не было у неё других забот. Муж, дети – да, где-то есть, всё хорошо. Муж от такой жизни спился и помер. Сыновья выросли где с престарелыми бабушкой и дедушкой, а где и улица воспитала. Худо-бедно, но как-то выросли и уехали свою жизнь налаживать.

А Маня осталась одна. Сельский магазин перешёл из государственного в частные руки, и перед женщиной встала дилемма, как дальше жить. Готовить не умела, шить, вязать, огород – всё мимо. Покупать полуфабрикаты – никакой пенсии не хватит. И пошла Маня в коменданты мужского общежития. И так ей это нравилось, что забросила она свой давно не ремонтируемый дом и перебралась жить в отведённую каморку.

– Это за какие грехи тебя Николаич на уборку поставил? – стараясь говорить громким шёпотом и сильно шепелявя, спросила та.

– Ты чего это шепчешь, тёть Мань? – не отвлекаясь от своих дел, спросила Лана.

– Так спит ведь, болезный. Разбужу – Николаич шуметь будет, и так ужо несколько раз грозился меня уволить. А я что? Я ничё! Всегда на работе, всегда в делах.

– Да под снотворным он. Его хоть головой об угол бей – не проснётся, – Лана фыркнула. – Ты заходи, тёть Мань, поболтаем, пока я порядок навожу. Вон кресло вроде чистое, посиди, отдохни, расскажи, что нового в селе. А то меня неделю не было, отстала я от местных событий.

Лана преследовала сугубо собственные цели. Дескать, не одна в комнате. Ну, убираюсь и убираюсь, а там от разговоров и спящий проснётся. Хотя уж лучше бы спал. От одних вздохов во сне у неё мурашки по коже.

«А как проснётся, тогда что? Что делать? Что сказать? Сразу нужно развернуться и уходить. Вот точно. Молча. Увидел – и бегом отсюда. Несите меня, ноги, и только подумайте на месте стоять или дрожать. Вмиг в самую жгучую крапиву залезу, чтобы хозяйку слушались, а не творили что ни попадя», – сделав мысленную установку, Лана с ещё большим рвением начала собирать и скидывать мусор в пакет.

– Нет, в кресло не сяду, а вот стулку дай мне. Я в дверях устроюсь. Так мне и слышно будет, вдруг кто придёт, и тебе не помешаю.

Пока Лана приносила ей стул, пока возвращалась обратно, женщина следила за ней маленькими внимательными глазками. А когда девушка вернулась к начатой работе, ошарашила её вопросом:

– Он тебя на моё место хочет поставить? Давно грозится, – она как-то обречённо сложила руки на коленках. Нижняя, немного отвисшая губа мелко затряслась.

– Ты что, тёть Мань, подумала? Да не нужна мне эта работа, даже за миллион не пойду на неё, – поторопилась успокоить её Лана.

«Не дай бог давление у бабки шарахнет, а ей ведь глубоко за семьдесят».

– Здесь же одни мужики. Ты что? Я и мужики? Ни-ни, ни за какие коврижки.

– Правда? – столько надежды появилось в глазах у женщины, как будто Лана ей живую воду принесла. Девушка утвердительно ей кивнула. – Тогда зачем всё это?

– Попросил, – девушка не смогла придумать ничего более-менее правдоподобного.

– А мне сказал, поспорили.

«Опаньки, а вот с этим уже можно работать».

– Ну, убраться попросил, а вот дождаться, пока этот проснётся, поспорили. Это действительно так, – быстро выкрутилась она.

– А на чё спорили? – бабка была сплетницей опытной. И на общих планах не разменивалась. Выспрашивала и высматривала всё до мелочей.

– Так на зарплату, тёть Мань, на месячный оклад, – тема денег в деревне была болезненной. Лана решила, раз уж она пошла на безумство, так пусть в глазах других хоть не бесплатно. А если этот разговор дойдёт до ушей председателя, так сам сказал – поспорили. Она лишь дополнила.

– Твоей? – глаза бабульки неожиданно округлились.

– Так я, тёть Мань, не работаю, откуда у меня оклад.

– Вона как! Значит, Николаича.

Лана неопределённо дёрнула плечами, не подтверждая и не опровергая. С ещё большим энтузиазмом ринулась наводить порядок. Женщина на стуле посидела, пошамкала старческими губами, осмысливая услышанное.

– А почему болезный?

– Кто? – не поняла комендантша.

– Этот. Ты сказала «болезный», – Лана кивнула в сторону кровати.

– Так Николаич с ним нянчится ужо несколько дней. То уговаривает, то спорит. Сам за выпивкой ездил. И это наш принципиальный Николаич? Алкаши вот эти тоже вроде по его приказу здесь обитали. А до этого другие были. Сторожат они его, ей-богу сторожат. А так мужик он справный, порядок сам наводит. Не хулиган, девок не водит. А тут прям не знаю, что могло случиться, что Николаич так обеспокоился? И не подслушаешь – двери закрыли. Спорят, но вполголоса, не разберёшь, – тёть Маня проникновенно жаловалась, не скрывая своих наклонностей к подслушиванию. – Я вот чё думаю, это Машка Карташова виновата.

– С чего вы так решили, тёть Мань? – не поняла Лана.

– Так она в начале недели, когда он ещё спокойный был, пришла. Его нет. А она мне вареники с творогом принесла и про него спрашивает. Я и говорю, нет его, Николаич звонил, просил кудыть съездить, ещё не вернулся. А она мне: «Любовь у нас ещё с тех пор, как жил у меня. Только он не хочет, чтобы село знало, поэтому и съехал». Она, мол, сюрприз хочет сделать. «Пусти, – говорит, – меня к нему в комнату. Я его там подожду, приберусь. Романтическую обстановку сделаю». А я чё, я ничё. Дело-то молодое. Да и вареники больно вкусные. Я и пустила. Только подумала, чё там прибирать-то? Александр – мужик чистоплотный. Другие у него как футбол, там, или бокс посмотрят, он комнату проветрит, порядок наведёт и только потом на пост идёт, а как вернётся, так и ложится спать.

– Куда, куда ходит? – опять не поняла Лана.

– Да на пост. Ужо не знаю, где он у него, но, видать, недалече. Каждый день уходит. Николаич как-то приехал – его нет. Он ему при мне звонит. «Ты где? – спрашивает. – На посту? Ну, я так и думал. Надо, – говорит, – Саня, хватать и нести, а ты ходишь вокруг да оберегаешь». И уехал. О чём это я? – потеряла нить своего рассказа женщина.

– О нём, тёть Мань, о Машке и о романтике, – Лане почему-то не понравилось, что кто-то устраивает мужчине романтический вечер, может, даже с продолжением. Хотя она много слышала шепотков, что у него с Машей всё о-го-го и даже дело идет к совместному проживанию. Только не понятно, почему тогда съехал? Жил бы, не заморачивался. Уж чем-чем, а Машкиными хахалями село не удивить, столько их у неё перебывало.

– Ну да, о Машке. Она шмыг к нему в комнату – и затаилась. А я поужинала, обход сделала. Тут Александр и приехал, у его дверей и повстречались, значит, мы. Он мужик культурный: «Добрый вечер, тётя Маня, как здоровье?». Я ему: «Всё хорошо, спасибо». И, вроде как, разошлись: он к себе, я, вроде как, к себе. Вот только очень мне интересно, кака она, романтика, я её не видела никогда. Дверь чуть-чуть толкнула, ну, чтобы видно было. Это он потом замок вставил, а до этого не было его здесь. А там… Машка лежит голая на постели. Ноги раздвинула, сиськи руками в кучу собрала. И говорит ему: «Здравствуй, Сашенька, иди ко мне». И вот скажи, где тут романтика? Один разврат.

– А он что? – Лану неприятно передёрнуло, когда она представила эту картину.

– Он стоит. Молчит, смотрит. А она ему: «Сашенька, хочу тебя, как только увидела – так теку вся». И попой своей – раз-раз – по простыне подвигала. А он ей говорит: «Хорошая ты девка, Маша, и груди у тебя шикарные, и всё остальное. Да только я покорных люблю». А она ему: «Я буду такой, какой захочешь, – и раз – руки за голову себе закинула, в спинку кровати вцепилась. – Так я достаточно покорна?». А он ей: «Не совсем». И вон тот скотч, что на подоконнике лежит, берёт и руки между собой сматывает ей. Потом ещё и ноги замотал. А она ему: «Делай, что хочешь со мной, я вся твоя». А он – бац – из-под неё подушку как вытащит. Думала грешным делом, придушит. Ан нет, наволочку снял и на Машку положил, прикрыл, значит. Она ему щебечет, какой он красивый, сильный. А он молча одеяло берёт и из пододеяльника вынимает, и тоже на неё – бац – сверху кидает. Она уже волноваться начала, а встать не может – руки, ноги скотчем связаны. И тут он к ней наклоняется, она ажно выгнулась вся. А он раз – и простынь вокруг неё сгрёб и её как гусеницу спеленал. Потом закинул весь этот куль на плечо – и на выход. Машка визжит, как помешанная. «Пусти, пусти, ты что делаешь? Ненормальный!» – да ещё и матом на него. А он знай себе идёт, и тут я понимаю, что за дверью я стою. Только отошла, дверь как стукнет об стенку со всего маху! Это он пнул, скорей всего. А я? А я что? Я бегу к себе. Но где мне десять шагов бежать – ему два сделать. Дошли, значитца. Он эту бестию верещащую шлёп на пол, а мне говорит: «Тётя Маня, а не дадите мне чистый комплект белья, а то этот замарался?». И к умывальнику подходит и руки с мылом моет. Не поверишь, Ланка, два раза намыливал и смывал. Потом на Машку посмотрел и ещё антисептиком обработал.