Текст книги "Чай из белой розы. История моего выздоровления"

Заговорили обо мне, о жизни и ее быстротечности. Я всегда спокойно относилась к тому, что все когда-то заканчивается, в какой-то момент перестала бояться смерти. После очередной реплики Тани я произнесла:

– Мамочка, не нужно заунывных речей и слез во время прощания. Пусть звучит веселая музыка. Хочу, чтобы люди смеялись, вспоминая меня, вашу чудачку, – на меня тут же уставились две пары изумленных глаз. – Кремируйте, если в Кинешме есть такая возможность. Можете захоронить частичку праха рядом с родным папой, а остальное развейте на Бали или над Атлантическим океаном.

Мама вздрогнула и чуть побледнела. Прищурив глаза, пристально посмотрела на меня, и до нее наконец дошло – я не шучу. Понятное дело, шутки в сторону, дочь строит планы своего ухода, что тут скажешь.

– Уж если мне самой не удастся там побывать, то хотя бы таким образом туда довезите, прости Господи.

Заодно посмо́трите на заграничную красоту. И вообще, мне теперь все можно!

Я взглянула на маму и ее подругу, и мы втроем громко рассмеялись.

– Ну Светуля! – обалдевшая Таня закатила глаза, выражая степень своего изумления крепкой мужицкой бранью. – Свят, свят, неужто умом тронулась?!

Может, и тронулась, но тогда я чувствовала, что мне важно это сказать.

Я постепенно приспосабливалась к новым обстоятельствам. Пыталась вклиниться со своим укладом и сыном в образ жизни родителей, не нарушая границ и не меняя их привычек.

Однажды я все-таки осмелилась выговориться маме, спокойно и с улыбкой:

– Мамочка, я очень ценю вашу поддержку и заботу, но не нужно бегать за мной, следить, проверять, пытаться накормить… Понимаю, вы очень беспокоитесь за меня, но я давно выросла. Ну и Сёмика я все равно воспитаю так, как считаю нужным. К тому же, мы по-разному смотрим на этот процесс. Вспомни, ведь ты тоже никогда не любила советы. Если мне понадобится помощь, я непременно к вам обращусь. Ты знаешь меня, мамочка, я строптивая, люблю быть одна, абсолютно спокойно реагирую на разные обстоятельства и замечания, но в случаях несогласия могу и высказаться. Прошу, отнеситесь с пониманием. Незачем подстраиваться под меня и как-то ублажать, я не хрустальная ваза и не дочь великого Петра. Не нужно ничего менять, мамочка. Мне так приятно смотреть на ваш привычный уклад! Но позвольте и мне иметь собственную жизнь. Поверь, меньше всего стоит волноваться, поела ли я. Нет никаких поводов для беспокойств. Совсем. Подумаешь, рак! Посмеемся над этим вместе. Я планирую жить и наслаждаться как минимум еще лет сорок, давайте радоваться каждому дню! Иначе вы все пропустите.

Сразу стало проще и легче. Мы обнялись, потом расплакались, а после – рассмеялись и разошлись по своим делам. Атмосфера разрядилась.

* * *

Я знаю, родителям могут не нравиться во мне самые разные вещи: моя круглосуточная улыбка, долгое молчание, личное мнение, позитивный взгляд на проблемы, подход к воспитанию детей, еде, привычкам и тому, как проводить время.

Может быть, меня сложно бывает понять, ведь после стольких лет жизни вдали от родителей я для них в какой-то степени незнакомка, но я благодарю их за поддержку. Мы вместе проехали очень большие расстояния, просидели в больничных коридорах сотни часов, пережили не одну неутешительную новость и порадовались маленьким победам и чудесам.

Конечно, нас порой накрывает: их – от желания снова навалиться как цунами, меня – от побочных эффектов на фоне лечения. С кем не бывает? Но это временно. Мы нашли в себе силы. Нам хорошо и весело вместе, очень часто смеемся просто так. Среди всех наших совместных поездок и посиделок совсем нет места раку и разговорам о нем. Да и стоит ли о нем болтать? Он отдельно от меня.

Не знаю, вернусь ли я в Северодвинск или отправлюсь еще за какие-нибудь моря, но уверена, что теперь родители отпустят своего взрослого ребенка с легкостью, лишь бы я оставалась здорова и счастлива.

Я продолжаю идти к исцелению, а они по-своему оберегают меня от невзгод. Я понимаю, что любые их слова или дела выражают любовь ровно в той мере, в какой они это видят и как умеют. Я научилась высказывать свое мнение, а они – проявлять свои чувства.

Пусть и вас ни одно слово не сбивает с пути. Все получится, я верю!

Глава 6
Топор Вера

Всегда удивлялась тому, что у меня, интроверта, оба ребенка экстраверты. Возможно, в какой-то степени это результат моего подхода в воспитании – советов, мотивации, подбадривания и одобрения.

Благодарю Бога за детей! Я была строга к ним, но ласкова и терпелива. Повышать голос тоже приходилось и даже несколько раз наказывать – каюсь, не идеальна.

По большей части я занималась воспитанием Алёнки и Сёмика одна. Помощь родителей была и есть. Поддержка от обоих мужей в виде алиментов также присутствовала, остальное – по желанию, либо по великим праздникам. Я не настаивала ни на чем. Никого не настраивала против, считая это ниже своего достоинства.

Старшая Алёнушка и младший Сёмочка – мои сокровища и гордость. Один из главных поводов смеяться, радоваться, жить и чувствовать крылья за спиной. Роды оказались непростыми в обоих случаях, но я справилась. Не могла не справиться.

Для меня честь быть мамой своих детей. Просто хорошей мамой, которая всегда поддержит, направит, утешит. Мы учились и учимся друг у друга до сих пор. Пусть так и продолжается.

Дети – мои зеркала, в которых все отражается беспристрастно. Мои волшебные таблетки от недугов и старости.

Я – мама до мозга костей. Кровь волнуется, а эмоции зашкаливают, стоит мне лишь подумать о детях. Когда предстояло сделать выбор, я всегда отдавала предпочтение им. Нет, я не жертвовала собой, наоборот – каждую секунду испытывала счастье. «Когда счастлива мама, счастлив и ее ребенок», так говорят. Однако с приходом каракатицы Васи я иначе посмотрела на то, кому следует отдать первое место.

Дети узнали о моем диагнозе не сразу и вовсе не потому, что я решила его скрывать. Сначала я ждала подходящего случая, ведь Алёнка в июне сдавала сессию, а у Сёмика началось беззаботное лето, полное поездок и приключений. «Всему свое время», – подумала я.

Решила так – скажу тогда, когда почувствую, что момент настал. Но как признаться детям в смертельном диагнозе? Какие слова подобрать? Какие ни выбирай, рак – он и есть рак, даже если я зову его Васей. Мне хотелось успокоить их. Вселить уверенность, что я справлюсь и буду жить. Что все мы справимся.

Как старшей, Алёнке дважды пришлось совсем несладко. Первый раз – когда она узнала о моем диагнозе от бабушки, почти через месяц, по телефону, и я не могла обнять дочь в тот момент. Студенческая практика затягивалась. Поэтому мы решили сообщить Алёнке неприятную новость, не дожидаясь ее приезда, ведь каждый день тогда был на счету.

Во второй раз это случилось, когда я признавалась дочери в любви и давала ей наставления на случай самого неблагоприятного исхода, который мог со мной произойти. В тот день я «набором костей» лежала на кровати и, тяжело дыша, просила дочь рассыпать над Атлантическим океаном все тот же порошок, прости Господи, а еще инструктировала ее, что делать с Сёмой, если вдруг…

Милая моя взрослая Лялька, так стойко она держалась! Зная меня, понимала, что мы ничего рассыпа́ть не будем, по крайней мере в ближайшие несколько десятков лет. Я верила в исцеление, и Лялька поверила наравне со мной.

В то же время, учитывая степень поражения легких и распространения каракатицы Васи, мы обе не могли исключать, что в дверь может постучаться непрошеная безысходность. К тому же лечения пока не находилось. Лялька оставалась рядом со мной почти два месяца, а потом снова уехала в Тверь учиться.

Безысходность – это когда гулким болезненным эхом разносится удар комка сырой земли о крышку гроба, а в остальном – все можно исправить, вылечить и изменить.

Сёмик, напротив, внешне был абсолютно спокоен и хладнокровен, как истинный мужчина. Хотя парень он горячий и эмоциональный.

Мне не пришлось ничего ему сообщать. Он, по всей видимости, снова подключился к космосу – шутя, я часто употребляю эту фразу, говоря о сыне. В день обнаружения опухоли Сёмик задал бабушке вопрос: «Скажи мне честно, у мамы рак?» Вот только ответа тогда не получил.

А потом, на протяжении нескольких месяцев, он всячески вытаскивал из меня подтверждение своим словам, задавая прямые вопросы, на которые я уклончиво отвечала: «Ты сам знаешь, сынок». Или говорила, что еще не время и я не готова рассказать, но повода для беспокойства нет.

Я понимала, что он желал услышать о диагнозе именно от меня, хотел почувствовать сопричастность. За его внешним спокойствием прятался самый что ни на есть детский страх, который проявлялся в не очень хороших поступках. Он дерзил, отказывался учиться, стал закрытым…

Тогда я наконец решилась и, взяв его за руку, сказала:

– Сёмочка, я доверяю тебе и очень сильно люблю. Ты моя поддержка и защита. Мой кавалер, который сопровождает меня в театр. Я знаю, тебе страшно, и честно скажу, что мне тоже немножко боязно… но давай вместе посмотрим на страх через смешные очки. Нарядим его в пышную юбку и тельняшку, наденем клоунские башмаки, а на голову водрузим ведро, как у снеговика.

Я улыбалась, но сердце замирало.

– Вот, уже смеешься. И мне очень радостно видеть это. Рак – опасное заболевание, но я скоро вылечусь и буду жить долго, – уверяла я. – Мне необходимы твои улыбка и смех, чтобы побыстрее исцелиться. Давай представим, что это просто опасный-преопасный грипп, который лечится намного дольше, чем обычная простуда. Но мы обязательно справимся. Ты веришь в меня? Ну кто еще пожарит тебе тонкие блинчики по фирменному рецепту, когда ты, став взрослым, приедешь вместе с любимой женой и детьми к своей мамочке на воскресный завтрак?

Он преданно посмотрел на меня и спокойно ответил, что верит. Мы прошли его период страха вместе, и я очень горжусь сыном!

Для нас тема рака закрыта. Мы совсем не говорим о нем. Вместо этого планируем путешествия и продумываем, как проведем выходные, каникулы, праздники… Вместе смотрим фильмы и веселимся. Ходим в театр и кафе, обсуждаем какие-то события. Я вспоминаю забавные случаи из детства и рассказываю сыну. Мы просто счастливо живем у бабушки с дедушкой в гостях. Хотя оба скучаем по Северодвинску.

Сёмик видел меня не только смеющуюся. Несколько раз он был сильно напуган – в некоторые моменты я походила на трупик и ничего не могла с этим поделать.

Воспоминания о детстве Алёнки и Сёмика усиливали мое стремление противостоять болезни, а мысли об их настоящем и будущем укрепляли мою веру и силу духа. Дети стали одним из дополнительных и эффективных лекарств моей интенсивной терапии.

Всякий раз, когда мне было нехорошо и одолевали сомнения, я мысленно брала в руки воображаемый топор…

Февраль 2011 года. На улице скрипучий мороз. Окна наполовину закрылись кружевными мерцающими узорами, которыми можно было бесконечно любоваться.

Даже сейчас, вспоминая об этом, я с удовольствием вдыхаю северный воздух. Чувствую ароматы можжевельника и наливной шанежки, доносящиеся откуда-то издалека.

Зима в тот год была очень красивая. Как в моем детстве: деревья в серебристом одеянии, сугробы по пояс, яркое холодное солнце поблескивало бледной позолотой в снежной белизне. Пахло неповторимой морозной свежестью.

Муж ушел на службу, Алёнка – в школу. Сёмику тогда было меньше года. Я покормила его, и мы собрались на прогулку до молочной кухни.

Взяв с батареи теплые матрас и одеяло, я, как обычно, вышла на лестничную площадку, чтобы все постелить в коляску. Сын, уже наполовину одетый, сидел в кроватке.

Вдруг резкий порыв ветра распахнул подъездную дверь, и в следующий момент с громким звуком захлопнулась квартирная, больно ударив по спине и откинув меня в сторону.

Минута оцепенения. Испуг. Волнение. Тревога. Что делать? Как открыть дверь? Куда бежать? Я в подъезде, без ключей, а сын дома. Один!

Я стрелой метнулась на второй этаж – над нами жила соседка, фельдшер из детской поликлиники. Она была знакома с собственниками квартиры, которую мы снимали, и вполне могла иметь запасной ключ. Прошла минута у порога…

Я начала звонить и стучать в другую дверь – никого, и еще одна минута… Пролетев ступеньки, я вновь оказалась на первом этаже и принялась ломиться в квартиру напротив нашей. Опять минута…

Наконец в щелочке полуоткрытой двери показалось лицо хозяйки – милой женщины в возрасте. Она явно была напугана моей молотьбой. Оглядела меня с головы до ног одним выпученным глазом, задержалась на тапках и только потом высунула голову в коридор. Вкратце объяснив произошедшее, я спросила ее, не оставлял ли по счастливой случайности собственник квартиры ключи про запас. Увы… Секунду мы молча смотрели друг на друга.

К тому моменту меня уже начало трясти от холода, проникавшего в подъезд – тонкое вязаное платье не спасало. Но еще больше я тряслась из-за сына. Прошла еще минута. Я нервно переминалась с ноги на ногу.

– Ну хоть какой-то ключ или шпилька есть?

Соседка задумалась:

– Топор.

– Неси! – воскликнула я, стирая все возрастные приличия.

Очередная минута. Дрожащими руками соседка выдала мне топор. Прыжок, и я уже у своей двери. Левой рукой что есть силы вставляю топор в расщелину на уровне замка и с первого раза открываю дверь.

– Во девка! – послышалось за спиной.

Но и это еще не все. Топор вылетел из рук прямо мне на ногу, но на боль я даже не обратила внимания, ворвалась в квартиру и уже осторожно, чтобы не напугать, подошла к сыну. Он улыбался во все свои шесть зубов.

Увлеченный игрушкой, мой малыш даже не заметил отсутствия мамы, слава богу! А я за эти несколько минут прожила не одну жизнь. Кажется, можно выдохнуть.

Вечером вернулся муж и сильно удивился, что никто не пострадал, включая дверь и замок.

Анализируя ту ситуацию, я понимаю, что мной двигал материнский инстинкт. Он невероятно силен, как и инстинкт самосохранения, особенно в моменты опасности. Сын остался в квартире один, и я рвалась к нему. Меня толкала какая-то невидимая и удивительная сила. Я не испытывала ни страха, ни опасений, ничего, что могло бы мне помешать и сбить с намеченной цели.

Некогда было сомневаться и раздумывать, получится ли у меня открыть квартиру, встречался ли у кого-то похожий случай, достойна ли я того, чтобы схватиться за топор и взломать дверь. Меня также абсолютно не интересовало, правильно ли я делаю, как лучше встать, в какой руке держать орудие и что об этом скажут другие. Нет. Я верила в себя, была полна решимости и горячего стремления сломить барьер, который стоял передо мной.

Сейчас я снова мысленно держу в руках топор – веры и намерения – и способна преодолеть любую преграду, возникающую на моем пути к исцелению.

Нет времени раздумывать и сомневаться, нужно действовать. Я достойна того, чтобы жить! И видеть, как счастливы мои дети. Топор Вера против каракатицы Васи. Забавная игра слов.

Такой топор может оказаться в руках каждого из нас. С его помощью мы достигнем любой цели. Стоит лишь поверить и пойти, откинув тревоги, страхи и ненужные сомнения.

Светлые мысли о детях часто согревали меня. Придавали сил в трудные моменты. Они были чем-то вроде тонкой невесомой пелены, которой можно укрыть любую физическую боль. В такие минуты я думала лишь о том, сколько еще всего интересного ждет меня впереди. Благодаря этому чувствовала облегчение. Я отстранялась от боли, не давая ей завладеть моим разумом.

Одним летним вечером мы решили прогуляться по нашему бульвару и устроить фотосессию на закате. Волга умиротворенно поблескивала в нежных персиковых лучах заходящего солнца. Влажная прохлада от реки медленно поднималась и окутывала засыпающий город.

Воздух был наполнен сладковатыми ароматами лип. В небе загорались крупные звезды, повсюду зажигались фонари. Ночь плавно вступала в свои права.

Живописно и безмятежно. Я наслаждалась прогулкой в компании детей – дочки и крестницы.

У нас вышли красивые фото, на которых мы позировали, как модели, и кривлялись, как обезьянки. Самым ярким моментом оказался мой пятисекундный спуск с крутого холма. Почти как с зимней горки. Только без мягкой подстилки и с жестким приземлением. Мы вдоволь насмеялись и в хорошем настроении вернулись домой.

А ночью мне стало плохо. И весь следующий день я не могла встать от дикой режущей боли, которая напомнила мне о раке. С дыханием через раз вспоминала прошлый вечер и то, какая я была счастливая, и мне потихоньку становилось легче.

В минуты, когда болезнь дает о себе знать, важно сопротивляться ей, цепляться за любой приятный момент, который согревает. Проявлять выносливость и показывать, что мы сильнее боли.

Я поняла, что во время болезни мне необходимо быть открытой с детьми. Не бояться демонстрировать свою слабость или недомогание, но все же сохранять бодрость духа и положительный настрой.

Моим детям важно понимать, что я доверяю им, что готова разделить с ними не только их победы и поражения, но и свои переживания.

Они заслуживают того, чтобы знать правду. Для них мой диагноз такое же испытание и способ посмотреть другими глазами на себя, на мир, на меня. Мне кажется, для детей это даже бо́льшее сражение, чем для меня самой.

Я вселила в них уверенность в то, что справлюсь и победа не за горами. На мой взгляд, не нужно скрывать правду, если ребенку уже более десяти лет. Не стоит ходить вокруг да около.

Дети всегда видят мою улыбку и слышат мой бодрый голос. Мы вместе шутим и веселимся. Даже тогда, когда мне только поставили диагноз, я сохраняла положительный настрой при общении с ними. За исключением пары эмоционально тяжелых дней. Тогда я уходила из дома, чтобы вдоволь «пожалеть» себя. Никто этого не видел.

Как-то раз мы с Алёнкой помогали Сёме решать задачу по математике. Дочка в Твери, я в Кинешме, сын… в пятом классе. Кое-как справились. Слава мобильной связи! «Мамочка, получается, когда мои дети пойдут в школу, и я буду с ними учиться? Мне уже страшно!» – написала Алёнка. «Расслабься, Лялька. Я буду заниматься и с внуками», – ответила я, добавив парочку смеющихся смайликов.

После этого я подумала: «Ну некогда мне раком болеть, еще столько планов! Каждую неделю список пополняется. Прежде чем женить внуков, мне нужно помочь им с домашними заданиями».

Я стану мудрой и полезной бабушкой. Научу внуков чудачить и совершать маленькие глупости. Поделюсь секретом, как получать от жизни удовольствие и дышать счастьем. Поддержу их мечты. Подскажу, где искать вдохновение, как обрести смелость.

Постараюсь обойтись без назиданий. Надеюсь, мои советы помогут детям определиться с выбором, когда настанет момент. Вдруг дочка засомневается, варить ли ей макароны мужу на ужин, а тут я со своим правом голоса: «Вчера были рожки, значит сегодня самое время для спагетти».

Или Сёмочка вдруг растеряется, какие носки ему надеть: темно-синие или просто синие, хотя по цвету они вовсе не будут отличаться. И снова я с очень подходящим советом: «Выбери по одному из каждой пары». Шучу, конечно. Я знаю – мои дети справятся с чем бы то ни было.

Я счастлива, что у меня есть возможность присутствовать в их жизнях. Делиться своей мудростью, какими-то секретами. Помогать советами, когда меня просят об этом. Окружать детей любовью и вниманием. Счастлива, что они доверяют мне свои тайны и свободны со мной в общении. Мы друзья, но я – мама, а они – навсегда мои детки.

Любимые Алёнушка и Сёмочка… я безмерно благодарна им за то, что они не поддались панике. Несмотря на мой диагноз, дети относятся ко мне как к здоровой.

Возможно, сами того не желая, они усвоили один из самых важных для себя уроков: что бы ни случилось, нужно оставаться сильными и продолжать идти вперед, открывая новые горизонты.

Мои дети знают, что смогут стать кем захотят. Смогут достичь того, к чему будут стремиться.

А я всегда буду рядом с ними. Даже если мир ополчится против. Придам бодрости и поддержу любую их безумную идею. Выскажусь, если с чем не согласна, и мы вместе посмеемся.

Детки мои любимые, оставайтесь уверенными в себе, но скромными. Я люблю вас, и так будет всегда.

Глава 7
Как дела? Здоровею!

Рак – проверка на прочность не только нас самих, но и наших друзей. Рядом останутся лишь смелые, сильные и преданные. Те, кому мы нужны любые: больные, хромые, одноглазые, с одной грудью или легким… Те, кто верит в нас до последнего и готов быть с нами всегда. Настоящие друзья безвозмездно отдают свою любовь, поддержку и понимание.

Каракатица Вася внесла свои коррективы и в список моих друзей…

Кто-то из них испугался и трусливо сбежал, так и не осмелившись позвонить или написать мне. А кто-то, наоборот, проявил себя самым неожиданным и достойным образом.

Те, от кого я меньше всего ожидала безучастности, показали истинное лицо, стоило лишь обратиться к ним за помощью. Некоторые и вовсе – пропали без вести. Зато люди, на которых я совсем не рассчитывала, откликнулись в первую очередь.

Были и другие – я назвала их «квартальщики»: раз в три месяца они писали единственное сообщение: «Как дела?» Время стерло и этих «друзей», притом весьма быстро – за срок, пока женщина вынашивает ребенка.

У каждого свой выбор, и я благодарна всем откликнувшимся. Так или иначе, в период болезни жизнь чудесным образом раскрыла передо мной необыкновенные просторы и привела ко мне новых людей – писателей, журналистов, философов, сомелье.

Я вовсе не планировала оповещать всех о своем диагнозе. Сказала только близким. Все-таки не праздник и не вручение премии. Остальные знакомые узнали сами – через пятые-десятые языки. Хотя осознанно я ничего не скрывала – это ведь не зараза, которая передается во время разговора.

Сначала мне вообще не хотелось общаться. Ни с кем. Я отношусь к тем, кто чаще молчит, предпочитая одиночество. Люблю тишину или рассказы о чем-то приятном, но почему-то все спрашивали о другом… Поэтому я и сидела в воображаемом окопе.

Первые полгода меня утомляли любые разговоры. Они невольно напоминали мне о раке, от которого я всячески старалась отделиться и свести к минимуму беседы о нем.

Вопрос «Как дела?» взрывал мой пораженный мозг и вызывал бурю эмоций. Какое-то время я считывала его так: «Ты жива ль еще, моя старушка?..» Очень хотелось иронично ответить: «Не дождетесь!» Признаюсь, меня раздирали противоречивые чувства.

Постепенно, конечно, я привыкла. В бодром расположении духа на вопрос: «Как дела?» я обычно отвечала: «Здоровею!» А когда безжизненно лежала, говорила: «Как всегда: духом сильна и верой крепка. Остальное – скоро рассосется».

Однако я сразу решила упростить жизнь всем сопереживающим, предупредив их о том, что не нужно ждать от меня никаких звонков, особенно первое время. Волноваться тоже не стоит. Убедила, что чувствую поддержку каждого, даже если мы не общаемся. Сердечно поблагодарила всех и попросила отнестись с пониманием.

Периодически я писала о своих успехах нескольким знакомым, а они делились информацией с теми, кто интересовался моим состоянием. Искренне пожелав всем расслабиться, я подолгу не выходила на связь. Друзья были терпеливы.

Однажды я обратилась ко всем с необычной просьбой:

Каждый раз, когда вы вспоминаете обо мне, ярко представляйте, как я, подняв руки, высоко прыгаю от радости. Смеюсь и триумфально произношу: «Ура-а-а, я исцелена-а-а!»

Я не стесняюсь выражать эмоции, ведь друзья – еще одна неотъемлемая часть пути исцеления. Когда мне нужна поддержка, я говорю об этом прямо. Близкий человек всегда поймет мои эмоциональные всплески.

Во время лечения онкобольной похож на вулкан. Кажется, что сейчас он мирно спит, а через минуту – уже вовсю извергается. Окружающим нужно набраться терпения, ведь это временно. На нас, онкобольных, как и на погоду, не обижаются.

Мне хотелось слышать от друзей, что они верят, так же, как и я, а не горюют втихаря из-за того, что я вляпалась в «такую историю», по-другому и не назовешь. С кем не бывает… Однако первое время я слышала так много всхлипываний, что мне приходилось играть роль жилетки – постоянно утешать всех. И обнимать, для закрепления результата…

Я и сейчас избегаю неудобных вопросов о врачах, лечении и о том, «как же тебе дальше быть?» Сначала я ведь и сама толком ничего не знала. К тому же мое внимание сфокусировано совсем на другом: исцеление. В основном я говорю только о нем. Спросите лучше о моих планах, чувствах, детях, о моей жизни вне рака.

Давайте продолжать жить легко и радостно, ни под кого не подстраиваясь.

* * *

– Лечишься?

Когда мне только назначили курс терапии, такой вопрос приводил меня в негодование.

Однажды я пошутила:

– Да зачем мне это надо?

Приятельница усмехнулась и тут же заключила:

– Значит, лечишься.

Затем она пропала. А появившись недели через три, решила взяться за дело серьезно.

– Ну, чем сегодня удивишь? – с ироничным вызовом спросила она.

– Лечусь. На Бали бы сейчас, но по мне проехался очередной танк, – хихикнула я сквозь боль.

– О, я с тобой! На танке поедем?

Я была благодарна своей приятельнице за то, что она мне подыграла. За то, что мы вместе посмеялись над моим незавидным положением. А что еще оставалось делать? В тот день мое физическое состояние было никаким – даже вдох давался с трудом. Я могла лишь шутить и дерзить, а еще дышать через раз и молиться.

* * *

Смеялась я много. В основном над собой и над тем, как часто и резко менялось мое состояние на фоне лечения.

Звонок от школьной подруги:

– Светочка, привет, родная. Как твое самочувствие?

– Привет, Танечка. Состояние нестояния, но духом сильна и верой крепка, – слабым голосом ответила я. В тот день меня жутко мутило, со всеми вытекающими, поэтому я не преминула добавить: – Есть желание хорошенько врезать кому-нибудь.

– Можно мне с тобой, я тоже хочу! – ответила моя понимающая подруга.

Таких смешных разговоров, ставших почти анекдотами, у меня накопилось много. Предлагаю и вам начать собирать свои истории. Чтобы потом, спустя много лет, уютным зимним вечером, завернувшись в теплый плед, погрузиться в воспоминания с мягким и длительным послевкусием победы, пусть даже и с легкой горчинкой.

* * *

Друзья понимали мое состояние и умели позвонить в самый подходящий момент. Могли придать сил и при необходимости подыграть.

– Привет! Не звонишь и не пишешь… Может, я померла уже! – подруга начала разговор с ироничной претензии.

– Привет! А чего звонить? Говорят, ты жива, здорова, пашешь, ничего с тобой не делается, – отозвалась я с той же интонацией.

Подружка продолжала «возмущаться»:

– Ну, может, после пашни я как раз таки и откинула копыта! А тебе и не сообщили! Как сама?

– Я тоже жива, бодра и как здоровая. Лейкоциты на нуле, гемоглобин невысок, кальций где-то там… Когда приедете? Посмотрю на вас хоть одним глазком, – я развеселилась, сочтя фразу про «глазок» удачной шуткой.

Это выражение теперь стало для меня очень говорящим, ведь я глядела на мир одним правым.

– Пей сухое красное, поднимай свои показатели крови, – посоветовала подруга.

– Одной мне неинтересно. Приезжай, поднимем мой кровавый тонус вместе…

Но она даже не дослушала. Продолжала в своем духе:

– Да звони мне, узнавай!

– Слушай, вообще-то, врачи говорят, что у меня рак. Вот ты и звони! – парировала я в той же шутливой манере.

– Да иди ты! Хватит придуряться!

* * *

Друзья были терпеливы, но иногда не выдерживали тишины:

«Привет, моя любимая девочка! Так как ты мне не пишешь, я заскринила твое фото – Алёнка выложила в соцсетях. Открываю его и отправляю тебе лучики добра. Ты там такая красотка с длинными волосами! Я как увидела, сразу поняла, что у тебя все хорошо».

Друзья ждали от меня новостей, радовались даже коротким и редким сообщениям. Когда ожидание становилось тягостным, писали моей дочери или родителям, узнавая от них о моем самочувствии.

Каждый, кто был ко мне неравнодушен, умудрялся раздобыть новости о моей жизни совершенно разными способами, при этом не беспокоя меня саму.

Я очень благодарна друзьям за бережное отношение. Мы прошли период молчания вместе. Сейчас все по-другому – у меня есть свой телеграм-канал, где я делюсь тем, что со мной происходит: чем занимаюсь, куда езжу… Я приглашаю каждого из вас в свое сообщество за поддержкой и вдохновением. Давайте радоваться жизни! Ведь все не так страшно, как кажется.

Если вы, как и я, захотите помолчать какое-то время, так и сделайте. Уверена, друзья вас поймут. Возможно, кто-то из близких создаст группу и предложит вам подключиться к ней. Объяснит, что необязательно быть активным, но попросит, чтобы вы, к примеру, раз в неделю-две рассказывали какие-то новости о себе.

* * *

На что еще я обратила внимание, когда только начинала свой путь? Жалость в глазах других… Считаю, что она делает человека слабее. Признаюсь, я вообще не люблю, когда меня успокаивают. Особенно в трудные минуты. Мне бы для начала просто с кем-то помолчать.

Фраза «Ты главное держись!» поднимает во мне волну возмущения. Ведь я во всеуслышание заявляю, что сильна духом и верю в исцеление. Я заметила, что люди, которые просили меня «держаться», чаще сами чувствовали растерянность и нуждались в подбадривании.

Но если я каждый день нахожу в себе энергию для движения вперед и противостояния болезни, то почему не можете найти в себе силы вы? Я верю в вас!

* * *

– Как же мама твоя?.. У тебя вроде брат умер, тоже молодой? – запричитала знакомая.

– Тоже? – хмыкнула я. – Ну, ты не переживай так. Не надо хоронить раньше времени. Я еще ого-го!

– Ой. Я не то имела в виду, – приятельница виновато посмотрела в сторону, сообразив, что сказала лишнее.

– Я поняла, что ты имела в виду, – развеселилась я.

– Ты главное держись! Что-то я за тебя переживаю, – знакомая покачала головой и нахмурила брови.

Удивительно! Я не переживаю, а она словно отказывается поверить тому, что увидела меня жизнерадостной и активной. В такие моменты мне становится смешно. Просто продолжаю улыбаться и верить в свое исцеление.

* * *

– Наташа, здравствуй, – в окно магазинчика заглянула мамина знакомая.

– Здравствуй, здравствуй, что у вас нового? – поинтересовалась мама.

– Ой, недавно мне приснился такой плохой сон… Как ваша Света? – знакомая внимательно вглядывалась в лицо мамы.

– Да все хорошо, спасибо, лечится.

– Она хоть по дому-то ходит?

– Да какое по дому! Она все по городам разъезжает! – засмеялась мама.

Рядом остались только выносливые. Те, кто не заострял внимания на молниеносной смене моего настроения. Кто не побоялся сарказма, раздражения и шуток про каракатицу Васю.

Они сочувствовали и относились с пониманием, когда я выкладывала всю правду о побочных эффектах терапии. Мы вместе шутили. Планировали торжества по случаю исчезновения Васи. С фейерверками. И дудками, как у футбольных болельщиков.