Текст книги "Чай из белой розы. История моего выздоровления"

Очень трудно принять, что у тебя рак, и не всегда легко это объяснить другим. Очень непросто признать, что, возможно, уходишь.

Я понимаю, что желание остаться один на один с собой в какие-то моменты может пересиливать все остальное. Но есть дети, любимые, родные, друзья… Есть наконец сама жизнь. Близким, наверное, еще тяжелее, а потому наш положительный настрой сможет облегчить путь не только нам самим, но и тем, кто рядом.

Признавайтесь в любви! Делитесь переживаниями! Кто знает… возможно, лучшего момента, чем сейчас, не будет. Помогите себе и поддержите своих близких. Никто не должен болеть вместе с нами. Никто не должен страдать и чувствовать себя обязанным.

Вполне вероятно, что какое-то из прошлых событий оставило неизгладимый след в вашей памяти, а вы молчите. Может, вы что-то хотели сказать, но до сих пор не решились?

Давайте отбросим в сторону страхи и станем искренними. Вы не представляете, как это помогает и лечит нас всех!

Часть III

Глава 1
Помощь видимая и невидимая

– Мамочка, если вдруг срочно понадобятся деньги на лечение, прошу тебя, обратись в фонды, – сказала я маме на второй день после обнаружения опухоли. – Не факт, конечно, что сразу ответят и помогут, но, по крайней мере, мы будем точно знать: да или нет.

Мама хотела что-то ответить, но вместо этого заплакала.

– Я понимаю, ты можешь растеряться и «утонуть» в переживаниях, если вдруг мои дела пойдут совсем плохо, – я с нежностью смотрела на нее – мама заедала слезы яйцом всмятку.

Мое сердце сжалось от боли.

Я верила, что все в любом случае сложится хорошо, но мне хотелось подготовить родных к разным вариантам. Я продумывала всяческие способы решения, пока могла мыслить критически, пока еще не окунулась во все прелести лечения.

– На крайний случай пиши Кристиночке, она тебе поможет. Продавать квартиру будем только в безвыходном положении, – я договорила и подошла к маме, чтобы ее обнять.

Наверное, и вы неоднократно видели в рекламе СМИ, как собирают деньги на операции смертельно больным. Слышали истории о платном лечении, о том, что приходится продавать последнюю недвижимость, чтобы достать дорогостоящие лекарства. Я не исключала такого варианта.

Я не представляла, чего ожидать от болезни, когда только узнала о ней, но понимала, что ее течение может развиваться как угодно – вплоть до поездки за рубеж и самого неблагоприятного исхода, – и потому трезво оценивала ситуацию.

Маме было по-настоящему страшно, она находилась в растерянности, а я старалась ее успокоить и подбодрить. Делилась с ней своим оптимизмом и верой. Хотела облегчить страдания, понимая ее материнские чувства. Ведь я и сама уже двадцать с лишним лет мама.

Да, я предполагала вероятность любого развития событий, но, несмотря ни на что, верила в исцеление.

Однажды вечером, прогуливаясь по дорожкам детства среди домов в старославянском стиле, я поняла, что в момент, когда мы с миром в душе принимаем неизбежное, жизнь делает резкий поворот. Господь начинает вести нас благостной дорогой. Помогает прийти туда, куда стремятся наши мысли. Посылает необходимых людей и ситуации, которые помогают достичь желаемого.

Верим в это или нет, но помощь Высших Сил остается с нами, где бы мы ни находились. Порой ее сложно заметить, потому что она неосязаема, но тем не менее поддержка всегда рядом.

В те первые месяцы казалось, что сама земля помогает мне ступать уверенно и смело. Врачи удивлялись, как я без поддержки других передвигалась с таким количеством метастазов в голове, да еще глядя на мир одним глазом. А я просто шла и не могла иначе.

Природа отзывалась и каждый день посылала мне радость. Всеми частичками души я ощущала многогранное счастье. Пролетающие мимо птицы уносили мои страхи и тревоги. Тихий шелест деревьев дарил спокойствие. Бескрайние небеса открывали нежно-голубые просторы и помогали поверить в долгую жизнь после исцеления. Я физически чувствовала видимую и невидимую опору. По силе она могла сравниться с армией. Помощь шла повсюду.

Часто я и сама оказывала поддержку. Почти всегда она оставалась незримой, так как я не считала, что об этом нужно говорить вслух.

Иногда помогала даже просто присутствием, улыбкой, молчанием… или, наоборот, острым словечком с «волшебным пинком». Когда меня просили, я делилась знаниями и навыками. Подбадривала в тяжелые моменты, отправляла деньги на лечение. Будь то знакомый или случайный прохожий, я поддерживала от сердца. Каждый раз радовалась и благодарила людей за доверие. Однако сама я предпочитала справляться со всеми сложностями в одиночку, подчас загоняя себя в угол. В то же время я с легкостью могла попросить для детей или друзей.

Меня так воспитали – нужно рассчитывать на свои силы. Порой я даже не решалась забрать обратно то, что мне полагалось, думая, что другим это нужнее. И только к Господу я всегда обращалась без стеснения. Всякий раз, когда мне было нелегко, я молила дать терпения и мудрости, чтобы справиться с трудностями. И все разрешалось.

* * *

– Светланка, знаю, как ты относишься к таким вещам, но… – я начала прослушивать голосовое сообщение, – можно я начну денежный сбор для тебя? Не думаю, что сумма будет большая, но тебе пригодится. В этом нет ничего предосудительного, – моя знакомая будто оправдывалась.

На глаза навернулись слезы. Я растерялась и не сразу нашлась, что ответить. Спустя полчаса набралась-таки смелости и написала, что буду благодарна любой помощи, в каком бы виде она ни пришла.

Меньше чем за две недели мы собрали необходимую сумму для операции на головном мозге. Помните, я писала, что в Склифе мне предложили радиохирургическое лечение?

С разных уголков страны помощь стекалась по каплям, превращаясь в океан. Северодвинск, Архангельск, Москва, Калининград, Башкирия, Ярославль, Кинешма, Сибирь… Деньги собирали друзья, коллеги по работе, клиенты и абсолютно незнакомые люди. Таким образом набралось более ста тысяч рублей. Я благодарна всем сердцем каждому, кто вложил частичку души в мое лечение.

Низкий поклон тем, кто помог. Это наша совместная победа!

А еще я получаю поддержку от нашего государства как инвалид первой группы. Конечно, над суммой ежемесячного пособия можно от души посмеяться, но все же…

При раке я научилась иначе смотреть на помощь. Наконец поняла, насколько важен баланс между умением просить и отдавать. Произнося слова «помоги мне», мы не становимся слабее, а наоборот – показываем миру и людям свое доверие. Прося и отдавая, мы приумножаем наше духовное богатство, которым потом щедро делимся с любимыми. Своеобразный круговорот. В этом тоже есть невидимая помощь, а точнее – мощь.

Глава 2
Один день в Склифе

Раньше операции на головном мозге казались чем-то фантастическим, а теперь их делают без скальпеля.

В восемь часов утра я подписывала документы в отделении радиохирургии. Предстоящая операция «Гамма-нож»[13]13
  Гамма-нож (Leksell Gamma Knife Perfexion) – радиохирургическая установка для лечения доброкачественных и злокачественных опухолей в полости черепа. Операцию делают без разрезов кожи и трепанации черепа, используя радиоактивное излучение от 196 источников кобальта-60, пучки которого собираются вместе и действуют наподобие неинвазивного хирургического ножа. Они разрушают ДНК опухолевых клеток. При этом здоровые ткани мозга и все тело не облучаются. В сравнении с хирургическим вмешательством радиотерапия является более эффективным и безопасным методом (из интернета).


[Закрыть] немного пугала. Спасала только вера в докторов. Они были для меня и топливом, и двигателем, с помощью которых я шла к исцелению.

Сидя в палате, я думала о каждом мгновении жизни, наполненном свежим, невинным счастьем. В то утро оно имело аромат чистого больничного белья.

Я молилась, доверяя жизнь Богу. Посылала любовь детям, родителям, друзьям… всем, кого встретила на своем пути.

В процедурном кабинете, куда меня вскоре проводили, офтальмолог провела осмотр, подробно расспросив о симптомах. Наталья Юрьевна объяснила, какие манипуляции она проведет с глазом. Ее голос лился как звонкая, ритмичная песня. В нем присутствовали нотки заботы и доброты. Она говорила настолько энергично, что мне хотелось сказать: «Минуточку, я записываю!»

Наталья Юрьевна выглядела чуть старше меня. От нее исходил утонченный аромат парфюма с чуть заметной ноткой зеленого чая. Даже медицинский костюм и маска не могли скрыть ее красоты.

Корректно и тактично офтальмолог рассказала мне об особенностях неудачного расположения опухоли в глазу. Та задевала зрительный нерв, вызывая динамические образы в виде змеек, молний, кругов, клякс.

Врач настолько подробно разъяснила все сложности сопутствующего диагноза, что у меня не осталось и тени сомнения в ее компетентности и профессионализме.

– Зрение уже не вернуть, – во взгляде Натальи Юрьевны мелькнуло сожаление.

– Но чудеса ведь случаются, – с воодушевлением произнесла я.

Она промолчала. Впрочем, я и не ждала ответа, скорее просто констатировала наличие чуда для себя самой. А затем поинтересовалась, исчезнут ли кляксы с медузами после операции.

Офтальмолог пожала плечами.

Потом я аж несколько раз уточнила, останется ли на месте мой глаз – перспектива одноокого Джо меня не вдохновляла. С подругой мы как-то посмеялись на эту тему, и она даже собиралась подарить мне пару повязок, но не более.

Заручившись у офтальмолога подтверждением того, что глаз никуда не денется, я забеспокоилась уже по другому поводу – а не закосит ли он. Пошутила, что в таком случае буду приезжать к врачу в гости и косо на нее поглядывать.

Дальше события развивались так, что я уже не успевала сыпать шутками. Меня уложили на кушетку и обработали глаз, капнув в него анестетик. Последовал первый укол, затем второй. Наталья Юрьевна решила проверить чувствительность глаза и постучала по нему каким-то инструментом – мне показалось, что она чуть не прибила меня столярным молотком, по крайней мере со стороны орудие выглядело именно так.

Врач подробно объясняла свои действия, предупреждая о последующих. Я доверяла ей, но сердце все равно бешено колотилось, отдаваясь ударами в каждой клеточке тела.

Офтальмолог подбадривала меня, а я четко следовала ее рекомендациям. Глаз был обездвижен, его на время «выключили», чтобы эффективно провести радиохирургию. Вдобавок, Наталья Юрьевна «пришила» нижнее веко к брови и наложила повязку со словами: «Чтобы уж он точно никуда не сбежал».

– Ну вот, красавица! – подытожила Наталья Юрьевна и похвалила меня за храбрость.

– Может, сфотографируемся? – снова пошутила я. – Для истории.

Но офтальмолог почему-то не согласилась.

Заботу и теплый взгляд врача я помню до сих пор. Мне посчастливилось оказаться именно в ее бережных руках. А то, что офтальмолога зовут так же, как мою маму, явилось для меня знаком. Я стала на шаг ближе к своему исцелению.

Удивительно, но после операции от «шитья» даже следа не осталось!

Не успела я перевести дух, как в процедурку стремительно вошел нейрохирург – молодой, энергичный, уверенный, невозмутимый. Он сразу приступил к делу: что-то напевая, за две секунды надел перчатки и загремел… по всей видимости, инструментами. Словно выполняя магические пассы, его руки вдруг замелькали перед моим лицом. В одной из них я увидела шприц, показавшийся мне огромным. Сделав уколы анестезии в места крепления, нейрохирург начал устанавливать какое-то приспособление на моей голове – стереотаксическую раму, как я узнала позже.

– Так, где у нас тут мозжечок, – ощупывал он мой затылок справа.

Рама, чем-то напоминающая угловатую корону, фиксировалась в четырех точках: два крепления на лбу и столько же на затылке. Со стороны могло показаться, что корона съехала на подбородок, зацепившись за место над бровями и за волосы сзади.

Инструментом, похожим на гаечный ключ, – а в моем представлении это он и был, – нейрохирург поочередно вкручивал болты, до хруста сдавливая мою голову. Я чувствовала, что череп в буквальном смысле трещит.

Сразу после установки рамы меня под руки повели на МРТ головного мозга. Я снова ощутила себя наблюдателем. Нереальная реальность. Раньше такое могло мне только присниться, хотя и в этом я сомневаюсь. От происходившего кружилась голова. Я пыталась расслабиться, привыкнуть к тяжеленной раме-короне, но не получалось. «Все для исцеления, – думала я, – неудобство лишь временно».

Как часто нам приходится к чему-то приспосабливаться… Это не всегда идет на благо, иногда даже вразрез с нашими представлениями о жизни. Кто-то привыкает к внешним неудобствам из чувства долга, кто-то – вследствие страха, а кто-то всю жизнь считает себя жертвой обстоятельств и ничего не меняет.

Небольшая передышка, глубокий вдох и выдох, сообщение родным: «Все хорошо».

В сопровождении медсестры я добрела до кабинета, в котором должна была проводиться операция. Пока меня укладывали на специальную платформу, нейрохирург сообщил результаты МРТ. Они стали большой неожиданностью для всех.

Исследование показало, что очаг находится не только в мозжечке, как писалось в заключении диспансера покрупнее, но и еще в восьми местах головного мозга!

– Вот это щедрость! – воскликнула я.

Восемь мелких очагов, рассыпанных по всем отделам. И девятый – в левом глазу. Плюс несколько сомнительных.

Испугалась ли я? Не знаю. Наверное, не успела. Но состояние крайнего изумления поймала.

Два доктора помогли мне расположиться на столе так, чтобы я чувствовала себя комфортно во время операции.

– Удобно? – спросил нейрохирург.

– Не понимаю, штыри в голове мешают, – отвечала я.

Возникло ощущение, что тело положили на мягкую перину, а голову – на арматуру. Подвигали, приподняли, подсунули под шею валик.

– А как сейчас? – снова поинтересовался врач.

– Все равно не понимаю, – твердила я. – Вроде бы удобно, если не думать о голове. Но я же девочка… а у нас, сами знаете, через пять минут может быть уже не очень хорошо.

Мои слова рассмешили докторов. Они предупредили, что во время операции нельзя двигаться и говорить. Настоятельно рекомендовали поспать. «Это идеальнее всего!» – утверждали они. Сообщили, что включена громкая связь, и я в любой момент могу обратиться к ним, если что-то пойдет не так.

– Постараюсь следовать вашим рекомендациям, – послушно произнесла я. – Долго мне недвижимостью лежать?

– Около часа, – ответил нейрохирург. – Отдыхайте.

Легко сказать, отдыхайте! Доктора ушли, а я осталась. Неподвижна. Наедине с собой и с мыслями – они вообще не давали покоя. Вдвоем с короной, задние штыри которой упирались в голову сильнее передних. «Ага, неподвижно… Как бы не расчихаться!» – у меня защекотало в носу, но к счастью быстро отпустило.

Я переваривала новость о большом количестве метастазов в мозге. Думала о том, удастся ли врачам воздействовать на все очаги сразу, ведь изначально речь шла только об опухоли в мозжечке. Ах, да, и вторая – в левом глазу.

Я молилась. Верила, что операция пройдет благополучно. Меня не волновали боли, неудобства, онемевшее тело и зажатая голова, я думала лишь о своем исцелении и ради этого готова была потерпеть сколько придется. Периодически проваливалась в сон, но рама давала о себе знать.

Время замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Мне казалось, что я зависла в пространстве… вокруг – пустота. Откуда-то вдруг заструился мягкий белый свет. Я не чувствовала стола под собой, он словно исчез. Левитировала, медленно вращаясь по часовой стрелке. Только я и моя голова, ограниченная в движениях специальной рамой. Но только ли голова и только ли сейчас?

Рама, рамки, ограничения… Время от времени нам приходится в чем-то себя сдерживать, чтобы впоследствии получить хороший результат. Мы ограничиваем себя в еде для сохранения стройности и хорошего самочувствия. В сне, когда нужно. В общении с друзьями, если хочется уединения. Ограничиваем в чем-то детей с целью воспитания, ограждаем их от опасности. У каждого свои рамки.

В течение жизни мы соблюдаем те или иные нормы приличия, порой нарушая их, чтобы отстоять свои права. Я держу дистанцию, общаясь с другими людьми, и не покушаюсь на их границы. Мне важно иметь личное пространство, чтобы чувствовать себя свободно, уверенно, комфортно.

Однако иногда люди загоняют себя в рамки, которые не приносят им ни счастья, ни даже просто удовлетворения. Они не замечают, как взрослеют их дети и стареют родители. Проводят с ними мало времени, с головой ныряя в работу или в свои переживания.

Я слышала много историй о том, как люди отказывались от простого удовольствия жить. Возможно, и у вас есть такие знакомые…

Они не позволяют себе лишний раз расслабиться, зарабатывая очередной миллион. В ущерб себе отказываются от настоящей любви, обрекая на муки тех, кому дороги, и не понимая, что тем самым разрушают свою жизнь. Они даже не могут искренне порадоваться и подурачиться из-за каких-то личных убеждений. Или просто не умеют это делать? Я так не хочу…

Когда-то я и сама не испытывала радости, ограничивая себя в своих желаниях, мечтах, идеях. Думала, что сейчас не время, что у меня не получится, что мои затеи не принесут ничего хорошего. Я сужала круг своих возможностей, а вместе с ними – и жизнь.

Ограничения – это состояние разума. Ресурсы открыты для всех.

Размышляя, я увидела новые перспективы, которых не замечала раньше, потому что мешала сама себе. Осталось лишь решить, как я воспользуюсь ими. Рак стал для меня способом освобождения от ограничений.

– Как ваше состояние? – сквозь дремоту донесся голос нейрохирурга.

Ощущение парения улетучилось, подо мной – все тот же стол. Я открыла глаз и увидела двух врачей.

– Где моя голова? Я совсем ее не чувствую. Она на месте? – спросила я. – Все получилось?

Доктора кивнули. Показалось, что я вернулась с той стороны жизни. Меня резко пронзило током, будто получила разряд дефибриллятором. Голова закружилась, ее словно сильно сдавили. Тело не слушалось. Нейрохирурги помогли мне подняться.

Я удивилась, узнав, что прошло сто сорок четыре минуты! Ведь врачи говорили, что операция продлится около часа.

Меня снова вели под руки, теперь уже в процедурный кабинет. Усадили на кушетку. Доктор открутил болты и снял раму. Я почувствовала освобождение. В голове пульсировало и стучало, но она была легкая, как воздушный шарик.

Медсестра обработала «дыры» от болтов, наложила клеящиеся повязки и дала рекомендации по уходу за ранами: промывать специальным раствором в течение пяти дней, голову не мыть. Затем она помогла мне встать с кушетки.

И вот тут меня поджидал неприятный сюрприз…

Ноги почему-то не слушались, перед глазами все плыло и двоилось, меня мутило, пространство крутилось против часовой стрелки. Держась за стены, заплетающейся походкой я добралась до палаты и присела на кровать.

– Как долго вас там держали! – произнес мужчина с такой же рамой на голове. – Вы в порядке?

Я кивнула. Написала маме, чтобы приезжали за мной. Переоделась. Собралась с духом. Возможно, вы удивитесь: неужели сразу после операции отпускают домой? Обычно так не происходит, но в «коронные» времена карантин в отделении был постоянным.

Дождавшись документов и родителей, я, покачиваясь, направилась к машине. Меня кидало и штормило, как на волнах. Чувствовала слабость в ногах, но шла счастливая, думая о том, что стала еще на один шаг ближе к своему исцелению.

Все прошло успешно. Однако гамма-лучам требовалось некоторое время для полного воздействия на все очаги, и настоящую эффективность радиохирургического лечения мне предстояло узнать на контрольном МРТ не ранее, чем через три месяца.

Дорога домой заняла двенадцать часов вместо обычных шести. Несмотря на эмоциональный подъем, физически мне было плохо. И даже немного страшно. Я боялась, что не доеду – не доживу до утра. Родители волновались. Мама украдкой плакала, звонила в Склиф и консультировалась с врачами насчет моего состояния. Потом снова плакала и снова звонила в Склиф… Я полулежала на заднем сиденье машины, мысленно держась за воображаемую нить жизни. Молилась и просила у Бога сил. «Только бы не отключиться, только бы выстоять, я хочу жить!» В те минуты я усиленно верила, что вылечусь.

Под утро мы приехали домой. Там поджидал приятный сюрприз, приготовленный Алёнкой. Она испекла в мою честь торт, покрытый молочным шоколадом. Сверху красовалась надпись: «С первой победой!»

В течение нескольких дней я была крайне слаба. Даже в лежачем положении меня качало. От сделанного глотка воды я чувствовала такую усталость, словно разгрузила вагон угля.

Алёнка все время находилась рядом, крепко держа меня под руку. Несмотря на отвратительное физическое состояние, даже тут я не могла изменить себе. В один из дней я умудрилась посетить салон красоты. Конечно, не без помощи Алёнки. Не могу сказать, что это далось легко, но желание блеснуть свеженькими ноготками перевесило. Девочки, такие девочки… Сейчас мы нередко со смехом вспоминаем тот случай. Забавно.

Облегчение пришло на третий или четвертый день, с началом введения дексаметазона. Глаз приобретал естественный вид и все меньше напоминал око терминатора. Я перестала держаться за простыни и стены, смогла позавтракать и даже самостоятельно сходила на прогулку. Но в течение полугода после операции меня продолжало «качать на волнах».

Первые результаты я отметила через месяц-полтора – перестали маячить постоянные молнии-зигзаги. Конечно, они иногда появлялись, но были уже не так выражены и убавились в размерах. Со временем остался только один образ – неоновый кит-лилипут, который приветствовал меня каждое утро, медленно проплывая над верхним веком. Он проплывает и сейчас, но лишь иногда, когда я сильно переутомляюсь.

В ноябре 2021 года опухоль покинула мой левый глаз окончательно и бесповоротно, оставив в память о себе лишь рубец и «подбитое» зрение. Значительно уменьшился очаг в мозжечке, и частично ушли другие метастазы. Я ликовала и благодарила Бога за чудеса. Каждые три месяца я посещала отделение радиохирургии в Склифе и удивляла врачей своими успехами.

Помню, когда приехала на плановый осмотр в июне 2022 года, нейрохирург искренне радовался:

– Не понимаю, как такое возможно: у вас ушли все метастазы! Остался только один – в мозжечке, но и он постоянно уменьшается. Исчез даже сомнительный очаг, за которым мы наблюдали.

– Какое счастье! – воскликнула я. – Спасибо вам! Это самые настоящие чудеса!

– Удивительно! – продолжал нейрохирург. – Вы – исключение из правил.

Я не удержалась и похвасталась:

– У меня даже глаз немного видит, представляете!

– Сколько пальцев? – тут же отреагировал врач, показав мне три пальца, а потом добавил: – Вы очень необычная!

– Благодарю! Нет ничего необычного, когда всем сердцем веришь в исцеление!

– Спасибо, что радуете нас своими результатами, – провожая меня до дверей, сказал нейрохирург. – Выздоравливайте!

Меня переполняли чувства. Не удержавшись, я крепко обняла его. И воодушевленная покинула кабинет.

Как же приятно, когда доктора радуются вместе со своими пациентами! Как здорово, когда люди искренне разделяют с нами счастье!