Текст книги "Ложе из роз"

Она по-прежнему о чем-то размышляла.

– А как насчет свободы выбора любовников? – выпалила Элисса.

Майлс побагровел. Он не вынес бы, если бы кто-то другой прикоснулся к его Элиссе. Он собирался стать ее первым и последним любовником.

– Насколько я понимаю, это неизбежно для людей нашего круга, – продолжала она.

– Не для всех, мадам – особенно для маркизы Корк.

– А для маркиза? – Она понизила голос.

– О чем вы говорите, Элисса?

– Подливка для гусыни хороша и для гуся, Майлс.

– Мы опять возвращаемся к дискуссии о еде, дорогая?

– Вы можете шутить, как вам угодно, сэр. Но я говорю серьезно: если маркиза обязана хранить верность, это требуется и от маркиза. Мы же равноправные партнеры, помните?

– Помню. Согласен.

– Тогда можете попросить меня, сэр.

– Просить – о чем, мадам?

– Просить стать вашей женой.

Майлс сделал предложение, и Элисса приняла его.

Они согласились пожениться как можно быстрее и тише – в сущности, почти тайком – как только будет получено особое разрешение. Поздно ночью, когда все в доме уснули, они обменялись клятвами в часовне Богоматери.

Майлсу предстояло сделать необходимые приготовления, и когда все будет готово, сообщить об этом Элиссе.

Ему потребовалось шесть дней.

Глава 21

Лоуренс Гренфелл Уик, восьмой герцог Дикинский, оглядывал маленькую, тускло освещенную свечами часовню, пока она наполнялась гостями. Издав изумленный смешок, он склонился к своему лучшему другу и бывшему боевому товарищу, и понизив голос до шепота, осведомился:

– Кто все эти люди, Корк? Мне казалось, что предполагалось совсем скромное бракосочетание.

Майлс Сент-Олдфорд, маркиз Корк, повернулся к нему, и с немалой досадой признался.

– Ты прав. Но тебе известно лучше, нежели мне, что происходит, когда связываешь жизнь с красивой, умной и решительной женщиной.

– В самом деле, – искренне подтвердил Лоуренс.

– Я был против присутствия на нашей свадьбе этой гнусной леди Кэролайн Чабб или кого-нибудь из ее родственников или друзей. Поскольку семейство Чабб сейчас проживает здесь, в поместье, единственный способ избежать их присутствия, как я и объяснял юной леди – сохранить в тайне новость о нашей свадьбе. Я знаю, ты и Джулиет поддержали бы нас. Но Элисса заявила, что не может так обойтись со своими близкими и родными. Поэтому мы согласились на компромисс.

– На компромисс?

Майлс кивнул.

– Леди Чабб и ее семейство не приглашены, в отличие от всех прочих.

– Интересный компромисс.

Майлс вздохнул и покачал головой.

– Эта леди еще интереснее.

Лоуренс усмехнулся и дружески потрепал его по плечу.

– Она загнала тебя в угол, Корк.

Майлс усмехнулся в ответ.

– Припоминаю, как не так давно Джулиет загнала в угол тебя, Лоуренс.

Он намекал на их визит прошлой зимой в Нью-Йорк. Именно там герцог познакомился со своей теперешней супругой, мисс Джулиет Джонс, одной из самых богатых наследниц Америки. Спустя несколько месяцев после танцев на знаменитом ежегодном балу миссис Астор, Лоуренс сделал Джулиет герцогиней.

Майлс взглянул на дверь часовни в десятый раз за последние несколько минут.

– Что могло ее задержать?

Лоуренс сделал неуклюжую попытку избавить своего друга от волнения.

– Твоя невеста скоро появится. Вероятно, ей понадобилось подшить или подколоть платье. И Джулиет будет настаивать на соблюдении обычая в туалете невесты – «что-то новое, что-то старое, что-то чужое, и что-то голубое». Ты не слишком заботишься о нас, старина. С того момента, когда Блант появился в дверях Грантли-Мэнор с твоим письмом, у нас было всего три дня на все про все. Я успел повидаться с епископом и выхлопотать особое разрешение на ваш брак. Джули сбилась с ног, готовя свадебное платье и прочее снаряжение для невесты.

Майлс был польщен. Он уже несколько раз выразил свою благодарность Лоуренсу с тех пор, как они вошли в часовню Богоматери.

– Я не забуду этого, Лоуренс.

– Ты сделал бы для меня то же самое – в сущности, так оно и было, – герцог оглядел вновь прибывших гостей. – Кто эти два джентльмена?

Майлс взглянул на задние скамьи. Приближался полдень, и колеблющееся пламя свечей едва освещало всю часовню.

– Один – викарий, мистер Блэкмор. Второй – деревенский врач, Аристотель Симт. Оба они были друзьями покойного эрла и его супруги.

– А вон тот неуклюжий тип, который комкает в руках шляпу?

– Голсуорси. Старший садовник. Живет здесь со времен одиннадцатого эрла Грейстоунского, прекрасно разбирается в разведения роз, – Майлс вполне мог бы рассказать о каждом из гостей, пока они поджидали Джулиет и Элиссу. – Эти две пожилые дамы – экономка и кухарка. Кстати, кухарка не уступит твоему повару в отношении горячих блюд. Я серьезно подумываю о том, чтобы забрать ее из аббатства.

– Но каким образом? Удвоить ее жалованье?

Майлс покачал головой.

– Просто поманю ее Элиссой, как кролика – морковкой. Кухарка впервые появилась в этом доме в качестве судомойки в ту неделю, когда родилась леди.

– Черт, ты сообразителен, – пробормотал герцог Дикинский. – О, вижу, Блант присоединился к гостям.

– А с ним – мисс Эмма Пиббл. Когда-то она была гувернанткой Элиссы, но в последние годы они стали очень близкими подругами. Сейчас они, насколько я понимаю, неразлучны. Мисс Пиббл переезжает в замок Корк вместе с новобрачной.

– По-видимому, леди здесь любят.

– И она платит здешним слугам тем же. Кстати, в замок Корк с нами поедет еще кое-кто.

– Кое-кто?

– Вероятно, мне следовало сказать – «некто». Существо по имени Том, но не следует делать ложные выводы по этому простому, доброму имени. Том пользуется в этом доме большим влиянием.

– А, это тот самый огромный из котов, каких я когда-либо видел! – воскликнул Лоуренс.

– Именно это сказал и я, впервые увидев Тома, – подтвердил Майлс, вспоминая о той памятной ночи в «Будуаре миледи». Именно тогда все и началось.

Лоуренс толкнул его в бок.

– Смотри, а вон там, – какой-то странный тип. Сначала Майлс не узнал вновь прибывшего в часовню гостя.

– Боже, да ведь это Отшельник! – пробормотал он сквозь зубы.

– Отшельник?

– Он живет в Пещере монаха.

Лоуренс Гренфелл Уик больше не стал ни о чем расспрашивать – и, вероятно, поступил очень мудро.

Майлс застыл, глядя на мужчину, которого он, как и все в аббатстве, звал Отшельником. Его клочковатая борода и волосы длиной до плеч исчезли. Очевидно, он недавно помылся, избавившись от нескольких слоев грязи и пыли.

Мужчина был одет в костюм, который Элисса отдала: ему несколько недель назад. Впервые за все время своего пребывания в аббатстве незнакомец выглядел вполне прилично.

Майлс поразился, обнаружив, что этот мужчина едва ли на десяток лет старше его самого. Он всегда считал Отшельника стариком. Хотя мужчина был по-прежнему исхудавшим, он заметно окреп, несомненно, благодаря корзинам с едой, которые Элисса постоянно отправляла в пещеру.

По какой-то необъяснимой причине, стихотворная строчка – Майлс не мог припомнить, читал ли он эти стихи или где-нибудь услышал – всплыла в его памяти: «Мои ночные грезы воплотились во взгляде твоих серых глаз».

– Должно быть, ты переволновался, – заметил Лоуренс, – раз в такое время начинаешь цитировать стихи, – герцог тут же поправился: – Или у твоей прелестной невесты серые глаза и она наполняет твои ночные грезы?

Внимание Майлса было отвлечено этим вопросом.

– Что касается последнего вопроса, то могу твердо ответить «да».

– Сюда идет епископ, – зачем-то заметил его друг. – А ты уверен, что хочешь жениться, Корк? Еще не поздно отказаться…

– Я уверен, Лоуренс, – решительно заявил Майлс.

– Я хочу тебе только добра, – заявил его друг, внезапно становясь серьезным.

– Знаю. Ты увидишь: эта леди – настоящий ангел, – заверил его Майлс.

– Пара ангелов только что вошла в часовню, – сообщил ему Лоуренс Гренфелл Уик.

На этой свадьбе не было ни праздничного шествия, ни органной музыки, ни игры фанфар – до гостей в часовне долетал только шелест летнего ветра в кронах деревьев, тихий молитвенный шепот где-то в часовне и шуршание платьев Элиссы и Джулиет, когда те вошли в часовню Богоматери.

Герцогиня была одета в нежно-голубой шелк, в тон ее голубых глаз. Ее простое платье отличалось элегантностью покроя. Как обычно, из драгоценностей Джулиет надела только пару простых серег.

Когда в часовне появилась Элисса, на нее устремились глаза всех присутствующих.

Майлс не мог отвести от нее взгляда – Господи, как она была прекрасна! Прекраснее, чем когда-либо прежде. Майлс наблюдал, как Элисса прошла к нему через всю часовню – высокая и стройная, с гордо поднятой головой, вздернутым подбородком, поблескивающими под светом свечей волосами, кремовой кожей лица под вуалью, одетая в девственно-белый шелк, усыпанный шелковыми розами, с букетом девственно-белых роз в руках.

Майлс стоял, как пораженный громом.

Только сейчас он понял, что до сих пор видел Элиссу в серой или черной траурной одежде – серый и черный явно не были ее цветами. В белом она выглядела бесподобно.

Леди была неотразима.

Впервые за много лет Майлс Сент-Олдфорд почувствовал, что к его глазам подступают слезы. Как порадовались бы в этот день его мать и отец!

Элисса подошла к нему, и они опустились на колени перед епископом.

Обычай был соблюден: «что-то старое» – головку Элиссы украшала свадебная вуаль ее матери, бабушки и прабабушки, которая любовно передавалась от женщины к женщине, из поколения в поколение.

«Что-то новое» – она была одета в белое шелковое платье, самое великолепное подвенечное платье, извлеченное из саквояжа Джулиет, герцогиней Дикинской, всего лишь полчаса назад.

«Чем-то чужим» были ее серьги, чудесные белые жемчужины совершенной формы. Драгоценные жемчужины Востока. Они были подарены Эмме Пиббл по случаю восемнадцатилетия ее отцом, капитаном корабля, джентльменом, исходившим семь морей.

«Что-то голубое»: по настоянию Джулиет, к лифу платья Элиссы быстро пришили голубую атласную ленту, единственную цветную ленту в ее белоснежном туалете.

Все, о ком она заботилась, в этот вечер были в часовне. Все они слышали слова епископа, его проповедь о святости брака, и взаимные клятвы, принесенные Майлсом Маунтбэнком Сент-Олдфордом и Элиссой-Констанцией Грей.

– Я, Майлс Маунтбэнк, беру в жены тебя, Элисса-Констанция. Обещаю и клянусь перед Богом и всеми свидетелями быть тебе любящим и верным мужем в нужде и изобилии, в радости и скорби, в болезни и здравии, до скончания века.

Пришла ее очередь отвечать. Элисса услышала, как ее чистый голос зазвенел, набирая силу и становясь уверенным:

– Я, Элисса-Констанция, беру в мужья тебя, Майлс Маунтбэнк. Обещаю и клянусь перед Богом и всеми свидетелями быть тебе любящей и верной женой в нужде и изобилии, в радости и скорби, в болезни и здравии, до скончания века.

Майлс надел ей на палец кольцо. Епископ благословил их, объявив мужем и женой. Элисса подняла вуаль, и муж в первый раз поцеловал ее.

Именно такой ей виделась собственная свадьба – когда Элисса позволяла себе помечтать о ней, такой виделась часовня в ее поместье, наполненная свечами и знакомыми, любимыми лицами.

Конечно, среди них не хватало двоих. Но Элисса верила, что духи ее отца и матери сейчас следят за ней.

Затем один за другим все госта начали подходить к ним с поздравлениями и наилучшими пожеланиями, и немало слез было поспешно стерто со щек.

Мисс Фетчетт быстро поцеловала Элиссу в щеку – это было крайне редкое проявление чувств у экономки.

Кухарка ничего не сказала, только дотронулась до руки хозяйки, утирая залитые слезами глаза.

Разумеется, Голсуорси долго переминался с ноги на ногу, комкая в руках шляпу. Затем он полез в карман куртки и извлек полураспустившуюся розу – «радость миледи», как назвал он ее, поскольку название «слезы миледи» как-то не слишком подходило для свадебного торжества.

Доктор Симт сиял от гордости и все вспоминал ту ночь, когда за ним прислали из аббатства, поскольку у графини Грейстоун родился ребенок. Этим ребенком, конечно, была Элисса.

Викарий еще раз искренне благословил ее, и Элисса приподнялась на цыпочки, поцеловав старика в зардевшуюся щеку.

Блант энергично пожал руку Майлсу и галантно поклонился Элиссе, в то время как Том терся о ее ноги.

Эмма подошла к ним последней.

– Я еще никогда не видела более прекрасной невесты, – прошептала она на ухо Элиссе.

– Спасибо вам, дорогая Эмма.

– Вы стали мне дочерью, которую я так и не родила, – пробормотала она. – Я горжусь вами и радуюсь за вас! Да хранит вас Бог!

И обе быстро смахнули слезы.

Часовня опустела, один за другим гости покинули ее. Епископ уехал в своем экипаже, увозя щедрое выражение благодарности от новобрачных. Несколько недель спустя он получил еще одно изъявление благодарности – на этот раз от ее величества, королевы Виктории.

Они остались вчетвером: Лоуренс и Джулиет, Майлс и Элисса – по крайней мере им так казалось, пока Элисса не оглядела часовню и не заметила прячущегося в тени Отшельника.

Впервые он улыбнулся ей, и его улыбка показалась чем-то знакомой – Элисса не могла понять, чем. Затем Отшельник поклонился всем и вышел.

– Мы непременно станем подругами, – пообещала Элиссе Джулиет, герцогиня Дикинская, садясь в свой экипаж.

– Надеюсь, – ответила Элисса. У нее никогда еще не было подруги-ровесницы. – Меня ошеломило ваше сегодняшнее великодушие…

– И этого слишком мало для вас и для человека, благодаря которому состоялась моя свадьба, – заявила Джулиет.

Элисса оглянулась туда, где Майлс стоял, беседуя с Лоуренсом.

– Неужели Майлс в самом деле был так полезен вам и герцогу?

– Думаю, он был нам просто необходим, – герцогиня рассмеялась. – Если бы я не услышала, как эти двое беседуют о моей брачной ночи и разглагольствуют о том, как умно они поступили и как удачно нашли Лоуренсу жену-наследницу – и не какую-нибудь, а самую богатую во всем Нью-Йорке, а может, и во всей Америке, – я бы никогда так не разозлилась, а разозлившись, поняла, что люблю своего будущего мужа.

Глаза Элиссы изумленно расширились.

– И, что еще важнее, он даже не понимал, как сильно любит меня, – добавила Джулиет.

Герцогиня Дикинская оказалась удивительной женщиной – вероятно, потому, что она была американкой. Элисса никогда прежде не встречалась с уроженками Америки. Теперь была уверена, что ей хочется познакомиться не только с одной Джулиет.

Джулиет ласково поцеловала Элиссу в обе щеки.

– Но об этой истории – в другой раз и в другом месте, дорогая моя Элисса. Когда-нибудь я расскажу вам обо всем, – и она понизила свое звучное контральто. – А вы должны рассказать мне о том, как Майлс Сент-Олдфорд явился в аббатство Грейстоун, чтобы разыскать привидение, а кончил тем, что нашел себе жену.

– Непременно, – прошептала Элисса в ответ.

– Пора ехать, Джулиет, – нежно напомнил ее супруг, подходя и обнимая жену за талию.

Майлс и Элисса минуту постояли у часовни, пока экипаж не скрылся из виду. Они не слышали ни звука, никого не видели, и тем не менее оба знали: они получили благословение.

Майлс взглянул в лицо Элиссы и протянул ей руку:

– Идемте, леди. Уже поздно, пора ложиться.

Глава 22

Мужчины – совершенно иные существа, заключила Элисса, пока муж вел ее по темному дому. В этот час им не встретилось ни души, дорогу освещала только полная луна, заглядывающая в окна.

– Должно быть, уже поздно, – прошептала Элисса, и была изумлена тем, как хрипло прозвучал ее голос.

– Около двух часов ночи, – сообщил Майлс.

– А мне ничуть не хочется спать, – добавила она. Казалось, это заявление позабавило Майлса.

– Тем лучше, – он тихо рассмеялся.

– Церемония была замечательной.

– Да, замечательной, – подтвердил Майлс. Элисса остановилась и подобрала длинный шлейф платья, обернув его вокруг левой руки. Ее вуаль из старинного тонкого кружева вокруг головы и плеч казалась облаком.

– Мне очень понравились ваши друзья Лоуренс и Джулиет.

– И вы понравились им.

– В самом деле?

– Конечно, – заявил Майлс. – Вы нравитесь всем. В сущности, вас любят все вокруг.

– Откуда вам это известно? – с любопытством спросила она.

Майлс тихо рассмеялся.

– Это известно всем.

– Вздор! – Элисса почувствовала, что ее щеки покрываются густым румянцем, и заметила, как велела ей скромность: – Кроме того, это неправда. Леди Чабб меня не любит. Иногда мне кажется, что я ей даже неприятна.

– И это еще одно из множества ваших достоинств, – холодно и сухо отозвался Майлс.

Элисса пожалела, что упомянула о леди Чабб. В конце концов, это ее брачная ночь, и ей не хотелось думать о неприятном. Она торопливо прогнала от себя мысли об этой женщине и сменила тему:

– Джулиет очень красива.

Майлс остановился перед залитым луной окном, повернулся к ней, взял ладонью за подбородок, и произнес голосом, от которого по ее телу прошла приятная дрожь:

– Это вы красивы, леди жена.

Последовала пауза.

– В день свадьбы жених просто обязан сказать невесте, что она красива.

– Откуда вы это знаете?

– Это знают все, – отозвалась Элисса, слегка поддразнивая его.

– Может быть, это знают все, – повторил Майлс, не сводя с нее глаз, – но вы красивы, как никто другой.

Элисса не привыкла к комплиментам – по крайней мере к мужским, и тем более к комплиментам мужа. Она отвела взгляд.

– У меня еще никогда не было такого прелестного платья.

– Впредь, леди Корк, я запрещаю вам носить серое и черное, – заявил Майлс.

– Это приказ, лорд Корк?

Майлс Сент-Олдфорд помедлил, выбирая слово.

– Нет, просьба.

– Я запомню вашу просьбу, ибо, честно говоря, мне и самой до смерти надоело одеваться только в черные и серые платья, – на лице Элиссы тут же появилось недоуменное выражение. – Но что мне теперь делать со своей одеждой?

– Раздайте ее.

– А что же я буду носить?

– Улыбку!

Элисса не поддержала его шутку – с одной улыбкой она была бы нага, как новорожденный младенец.

– Мне будет совсем нечего носить, сэр.

– Не отчаивайтесь, мадам. При необходимости лучшие портные Лондона – да и всей Европы – будут доставлены сюда, в аббатство, в почтовых каретах. Они придумают, составят и изготовят гардероб, достойный королевы. У вас будут дневные и вечерние наряды, утренние блузы и платья для чая, простые домашние и платья для торжественных случаев, словом, все, какие вы только пожелаете, всех оттенков радуги, – Майлс остановился и перевел дыхание. – Какой у вас любимый цвет?

Элисса задумалась.

– Кажется, розовый.

– Тогда вы получите дюжину розовых платьев.

– Нет, нет, голубой! – поспешно добавила она.

– Значит, у вас будет дюжина голубых платьев.

Элисса никогда особенно не задумывалась над своими нарядами и не интересовалась ими. Но теперь поняла, что не отказалась бы от роскоши, чтобы понравиться мужу.

Элисса искоса бросила взгляд на мужа.

– А что, если я опять передумаю и скажу, что мой любимый цвет – желтый?

Казалось, Майлс счел эти слова весьма забавными. Запрокинув голову, он рассмеялся, и на мгновение его тихий смех стал единственным звуком в освещенном луной зале. Элисса внезапно поняла, как ей нравится смех мужа.

– Я куплю вам сотню платьев, леди супруга, даже тысячу, если вы этого захотите.

– Понятия не имею, что делать с сотней платьев, милорд, а тем более с тысячей. В моей гардеробной едва ли хватит места для дюжины, – с сомнением проговорила она.

– Тогда, вероятно, вам понадобится другая гардеробная, – предположил Майлс. – И в Корк-Хаусе, и в замке Корк пустуют комнаты размером не меньше этого зала.

Это потрясло ее.

Внезапно Элиссе показалось, что ее будут считать деревенской простушкой в изысканном светском кругу своего мужа. Она задумалась, важно ли это для Майлса. Во всяком случае, ей придется последить за своими манерами. В конце концов теперь она маркиза Корк и хозяйка нескольких великолепных домов.

Не говоря ни слова, Майлс протянул ей руку и повел по огромной лестнице к их крылу дома. Сперва они остановились у дверей ее комнаты.

– А теперь я покину вас, миледи.

Элисса пала духом. Ее сердце рухнуло вниз, до самых белых атласных свадебных туфелек. Майлс прощался с ней! Значит, ей предстоит вернуться в свои комнаты, как будто ничего не произошло, ничего не изменилось, как будто она по-прежнему леди Элисса Грей, старая дева, а не леди Корк?!

– Тогда – доброй ночи, милорд, – с трудом вымолвила Элисса.

– Не «доброй ночи», а «до скорой встречи», – возразил Майлс, слегка нахмурившись.

Элисса открыла знакомую дверь и скользнула в свою маленькую гостиную, переполненная разочарованием. Оглядевшись, она сразу поняла причины спокойствия Майлса. Все вокруг изменилось. Пока они отсутствовали, здесь все преобразилось. Несомненно, по распоряжению маркиза Эмма Пнббл и мистер Блант позаботились об этом.

Изменения было невозможно не заметить. Высокая двустворчатая дверь, соединяющая ее гостиную с гостиной Рыцарских покоев – Элисса совсем позабыла о ее существовании, пока дверь скрывалась за огромным античным экраном – теперь была освобождена и широко распахнута.

Сам экран с изображенными на нем высокими витыми пагодами и вишневыми деревьями в цвету, вырезанный из темного дерева и инкрустированный драгоценным нефритом, цвета которого изменялись от алебастрово-белого до изумрудно-зеленого, от бледно-розового до черного – был приобретен пятым эрлом Грейстоунским и преподнесен своей невесте в качестве свадебного подарка, теперь возвышался в дальнем углу комнаты.

Элисса заглянула в Рыцарские покои и увидела изысканно накрытый к ужину стол с зажженными свечами, сияющим столовым серебром, мерцающими хрустальными бокалами для шампанского и вазой с нежно-белыми розами – их аромат доносился до Элиссы – и бутылкой шампанского в серебряном ведерке со льдом. Стол был накрыт на двоих.

Злисса повернулась и прошла в свою спальню. Она осторожно сняла свадебную вуаль и повесила ее, чтобы сохранить до того момента, когда вуаль будет уложена и отнесена в кладовую, в ожидании свадьбы дочери Элиссы. Только теперь она заметила, что на ее постели разложены ночная рубашка и пеньюар.

Ночная рубашка была сшита из тончайшего батиста, ее украшала нежная вышивка по вороту и рукавам, а спереди до самого подола спускался ряд мелкого жемчуга, тоже окаймленного вышивкой. Пеньюар оказался из такого же тонкого батиста, и тоже был расшит цветами у горловины, на рукавах и у подола, отделанного атласными лентами бледно-розовых, золотистых и бледно-голубых тонов.

– Значит, я не за все поблагодарила вас, Джулиет, – пробормотала Элисса вслух, сразу сообразив, что эти прелестные вещи – подарок герцогини Дикинской.

Элисса остановилась перед зеркалом и внимательно вгляделась в собственное отражение. Она выглядела, как обычно, но испытывала совсем незнакомые чувства. Если не считать бледного румянца на щеках – и, разумеется, великолепного свадебного платья – ее внешность ничуть не изменилась, и, тем не менее, внутри она стала другой. Элисса была переполнена ожиданием, трепетным любопытством, робостью и тревожным возбуждением. Наступала ее брачная ночь.

Элисса представления не имела, что это такое.

Она по-прежнему почти ничего не знала об отношениях мужчин и женщин. Множество вопросов остались неразрешенными. Сможет ли она сейчас найти ответы? И каким образом ей удастся это в столь поздний час?

В дверь гостиной осторожно постучали, и Элисса услышала, как знакомый баритон произнес ее имя:

– Элисса?

Она глубоко вздохнула, пригладила волосы и вышла навстречу мужу.

Майлс прислонился к створке открытых дверей. Он уже освободился от сюртука, воротника и галстука. Несколько пуговиц на его белой рубашке были расстегнуты Он выглядел спокойным и беспечным. Майлс был дьявольски обаятелен, поражая своей фигурой – в сущности, самой красивой, какую только видела Элисса – с широкими плечами, мускулистыми руками, тонкой талией и длинными ногами.

У нее захватило дыхание.

– Мадам, вы не откажетесь выпить со мной бокал шампанского и присоединиться к легкому ужину?

Элисса была уверена, что не сможет проглотить ни кусочка, но шампанское, вероятно, поможет ей прогнать странное тревожное ощущение.

– Принимаю ваше любезное приглашение, сэр, – ответила она, проходя через гостиную и молясь, чтобы ноги внезапно не подвели ее.

С подчеркнутой учтивостью Майлс усадил ее за стол и сам сел напротив.

– Какая прелесть! – воскликнула Элисса непослушным языком, оглядывая стол.

Майлс невозмутимо окинул взглядом ее, а затем стол.

– Это плод совместных усилий Бланта, мисс Пиббл, миссис Фетчетт и кухарки.

– Непременно надо поблагодарить их утром.

– Мы вместе поблагодарим их.

– Разумеется, это я и имела в виду, – Элисса смутилась. – Мы вместе поблагодарим их, – она оглядела многочисленные серебряные вазочки и накрытые крышками блюда. – Думаю, их чувства будут уязвлены, если мы забудем отведать хоть что-нибудь.

– Пожалуй, да, – Майлс разлил шампанское в два бокала и протянул ей один прежде, чем объявить: – Предлагаю тост!

Элисса ждала, держа высокий хрустальный бокал в руке.

Майлс поднял свой бокал и посмотрел ей в глаза.

– За миледи Элиссу, мою жену, «что красотою затмевает ночь»!

– Лорд Байрон?

– Да, лорд Байрон.

Они поднесли бокалы к губам. Прохладное шампанское приятно согрело ее и помогло расслабиться.

– Думаю, теперь моя очередь предложить тост, – произнесла Элисса, спустя некоторое время.

Майлс взглянул на нее, с удивлением приподняв брови.

– Отлично. Тогда позвольте вновь наполнить бокалы.

Элисса подняла свой пенящийся бокал к свече и минуту разглядывала игру хрусталя. Затем повернулась к Майлсу:

– За милорда Майлса, моего мужа, моего рыцаря в сияющих доспехах!

Последовало продолжительное молчание.

– Позволите поухаживать за вами? – спросил наконец Майлс.

– Да, благодарю вас. – Элисса заставила себя вежливо улыбнуться.

Майлс наполнил две тарелки соблазнительной едой: тонкими ломтиками говяжьего филе, сочным салатом из омаров, кусочками жареной перепелки и нежными грудками куропатки, настоящей русской икрой и свежими фруктами всех видов и цветов.

Он поставил одну тарелку с золотым ободком перед Элиссой, а другую – перед собой. Несколько минут они сидели молча, не прикасаясь к еде. Наконец Майлс нарушил молчание.

– Элисса, нам надо поговорить.

Именно этим они и занимались до сих пор.

Он продолжал:

– Мы говорили, что свобода будет неотъемлемой принадлежностью нашего брака.

– Да.

– Свобода может быть различной – например, свобода сказать «я хочу подождать с этим» или свобода сказать «нет». Вы понимаете, что я пытаюсь объяснить?

– Нет.

Майлс провел рукой по волосам.

– Вероятно, нам следует начать с самого начала. Если бы сейчас вы могли сказать мне только одну вещь, что бы это было?

Элисса смутилась.

– Вы вольны говорить все, что думаете, – напомнил ей Майлс.

Она с трудом глотнула.

– Я очень волнуюсь, милорд.

– И я тоже, миледи.

– Я совершенно не представляю, что значит быть женой, – сказала Элисса, ободренная его откровенностью.

– А я не знаю, что значит быть мужем.

– Это неправда. Это не может быть правдой, – возразила она. – Вы много знаете об отношениях между мужчинами и женщинами.

– Но я такой же невежда в отношениях между мужем и женой, как и вы, – заметил Майлс. – Нам придется учиться вместе.

«Она прекрасна, и потому ее внимания добиваются. Она женщина, и потому ее стремятся завоевать».

Может быть, Шекспир прав. Майлс видел, что Элисса дрожала, как котенок. Ему не хотелось спешить или настаивать – ради них обоих.

Он попытался представить все, поставив себя на ее место. Даже если женщина влюблена – а о любви они еще никогда не говорили, – ей должно быть страшно вступать в брак, не зная его физической стороны.

Майлс наблюдал, как Элисса поднесла высокий хрустальный бокал к губам и торопливо сделала несколько глотков. Она, несомненно, пыталась «поддержать свою храбрость» с помощью превосходного французского вина.

– Эта свобода, о которой вы говорите, – начала Элисса, устремив сосредоточенный взгляд на свои руки, – включает свободу задавать вопросы?

Теперь они были мужем и женой. Майлс знал, что он должен сделать все возможное, чтобы удовлетворить любопытство своей жены и не причинить ей боль.

– Разумеется. – Он сделал глоток.

– Тогда я хотела бы знать точно, что происходит между мужем и женой на брачном ложе.

Майлс на мгновение задумался.

– Они целуются.

– Это я уже знаю.

– Они ласкают друг друга.

– Это я тоже подозревала.

Она нахмурилась.

– Почему бы вам не объяснить мне это простыми, понятными словами, сэр?

– Это не поможет, мадам.

– Почему же? – спросила Элисса, прихватывая кончик языка зубами.

Ее язык был розовым и острым, зубы – маленькими и белыми, и они могли бы довести мужчину до безумия, если бы она внезапно прикусила мочку его уха, или его чувствительную нижнюю губу, попробовала на вкус его соски или спустилась бы еще ниже…

Майлс очнулся.

– Почему – что?

– Почему это не поможет? – терпеливо переспросила Элисса.

– Это считается неприличным и неподобающим, – ответил Майлс, искренне пожалев, что вообще завел этот дьявольски трудный разговор.

Ему следовало утащить Элиссу в постель и продемонстрировать все на деле. Зачастую действия оказываются более убедительными, чем слова – как бывшему солдату, ему надлежало помнить об этом. Проклятие, он допустил смертельную стратегическую ошибку!

Элисса продолжала допытываться:

– Потому, что я незамужем? Или потому, что я женщина?

– Вы замужем, – напомнил Майлс.

– Значит, мы опять вернулись к вопросу пола?

Майлс обуздал свое нетерпение.

– По-видимому, да.

Элисса отставила бокал и уставилась на каплю, сползающую по его стенке.

– Должна признаться, что я не намерена оставаться невеждой после свадьбы, сэр.

– Вы не останетесь невеждой, мадам, – пообещал Майлс. – Опыт научит вас всему, что вы желаете узнать, – Майлс замолчал. Затем внезапно решил применить иную тактику. – Попробуйте думать об отношениях между мужчиной и женщиной, как о пиршестве чувств.

Элисса вздернула голову и с живым интересом уставилась на него.

– Вы опять говорите о еде в переносном смысле, милорд?

– Вот именно, – Майлс потянулся через стол и снял крышки с нескольких блюд. – Обещаю вам, мы откроем для себя множество разнообразных вкусов и оттенков. И мы выясним, что кое-что пришлось нам по душе. Кое-что может оказаться слишком острым или приторным для нас. Кое-что мы сможем позволять себе отведать только иногда.

Элисса выглядела заинтригованной.

– Продолжайте.

– Мы можем позволять себе простой, скромный ужин, а иногда, когда изголодаемся, он будет продолжаться всю ночь напролет, – добавил Майлс.

– Всю ночь? – Ее серые глаза расширились.

– Да, целую ночь.

Очевидно, Элисса продолжала размышлять над его словами, пока Майлс оглядывал блюдо с фруктами. Он выбрал большую, спелую, бордовую землянику. Наклонившись через стол, он протянул ее Элиссе.

– Возьмите ягоду передними зубами, обхватите губами. Ощутите ее неровную поверхность, ощупайте языком мелкие семена. А теперь откусите ягоду и впитайте ее нежный вкус.