Текст книги "Ложе из роз"

– Да, пожалуй.

Они спешились, обмотали поводья Булл-Рока и Красотки вокруг столба, покрытого искусной резьбой, напоминающей переплетенные стебли морских водорослей, и прошли к удивительному строению.

– Я не успела застать в живых мою бабушку – она умерла за год до моего рождения, – объяснила Элисса. – Но я понимаю, как она любила море. Эту любовь она сохранила здесь, в аббатстве Грейстоун, – она потянула за ручку в форме дельфина. – Если вы не откажетесь придержать дверь, я попробую найти свечу.

Они вошли в грот и сразу почувствовали сырой холодный воздух. Элисса нашла свечу и зажгла последнюю из оставшихся спичку. Вскоре горели уже все десять свечей по периметру грота, их мерцание придавало помещению мрачный вид пещеры.

Стены грота были выложены радужными раковинами, полудрагоценными камнями и перламутром. Здесь были огромные рыбы, страшные морские чудовища и всевозможные существа. Посейдон, греческий бог моря, покровитель моряков и рыбаков, был изображен в короне на голове и с трезубцем в руке. Он величественно восседал в колеснице, влекомой гигантскими конями, чьи пышные гривы напоминали океанские волны. Фонтаны всех размеров и видов изливали струи воды, их журчание эхом отдавалось от каменных стен.

– Впечатляющее зрелище, – заметил Майлс.

– Здесь прохладно и приятно, особенно жаркими летними днями, но, разумеется, в остальное время здесь никто не бывает.

Майлс понимал, почему – грот был великолепен, но холод в нем пробирал до костей.

Элисса уже дрожала.

– Вы замерзли, – сказал Майлс, быстро снимая сюртук. – Это вас согреет, – и он набросил еще хранящий тепло его тела сюртук на плечи Элиссы.

– Спасибо, – пробормотала она, с благодарностью кутаясь в него.

Майлс подошел поближе. Внезапно он почувствовал, что вновь готов поцеловать ее. В сущности, желание и потребность сделать это терзали его со вчерашней ночи.

– Что вы скажете о вчерашней ночи? – Он понизил голос до шепота, но его слова эхом разнеслись по гроту.

Ее внимательные серые глаза остановились на его лице.

– Вы обещали, что она останется нашей тайной.

– Она и есть наша тайна. И навсегда останется ею.

Элисса облегченно вздохнула и поплотнее завернулась в сюртук.

Потянувшись, Майлс поправил воротник.

– Разве вам не любопытно узнать?

– О чем?

– О нас.

Прошло несколько мгновений.

– Да, пожалуй, – наконец дрогнувшим голосом призналась она.

Он склонился к Элиссе.

– Вы задавали себе вопрос об этом?

– Вопрос? О чем? – с трудом спросила Элисса.

– Что послужило причиной – лунный свет, летняя ночь? Аромат роз? Или просто мы вдвоем – вы и я?

– Да, я думала об этом. – Она нервно облизнула губы.

– И я тоже. – Майлс дотронулся до ее подбородка. Кожа Элиссы была нежной и неожиданно теплой. – Вы понимаете, что я хочу узнать? – настойчиво спросил он.

Ее глаза слегка расширились.

– Понимаю.

Он не собирался повторять дважды одну и ту же ошибку. Больше не будет ни вежливых, но холодных поцелуев в щеку, ни скользящего прикосновения губ, ни вялых объятий. Бог свидетель, если он хочет поцеловать эту леди, он сделает это, как подобает!

Майлс склонился и впился губами в губы Элиссы, наполняя легкие ее дыханием, с наслаждением втягивая аромат ее кожи, лаская руками податливое тело.

Виной всему был не лунный свет, не сад с его таинственными ароматами, ни какой-то особый час дня или время года. Виной всему была сама Элисса. Она напоминала хорошее шампанское, которое ударяет в голову.

Целуя, Майлс обнял ее за талию. В следующий момент он сбросил с ее плеч сюртук и принялся ласкать ее, пробираясь под одежду. Он скорее почувствовал, чем услышал, удивленное восклицание Элиссы, но это его не остановило. Он расстегивал пуговицы ее жакета, пока не добрался до тела. Тогда он скользнул рукой внутрь лифа и ощутил ее сосок.

Боже милостивый, никогда еще он не испытывал такого возбуждения, раздевая женщину. Ему хотелось отбросить прочь тонкую рубашку и прижаться лицом к этой молочно-белой груди. Он жаждал ощутить, вкусить ее, прикоснуться к ней губами, зубами и языком, пока девушка сама не начнет умолять овладеть ею прямо здесь, на холодном каменном полу грота.

Хриплый стон вырвался из груди Майлса, он как будто услышал его со стороны.

– Милорд, остановитесь! – протестующе воскликнула Элисса.

Майлс нехотя убрал руку и поднял голову.

– Мы забылись. – Элисса запахнула расстегнутый жакет и перевела дыхание.

Они и впрямь забылись.

– По крайней мере теперь мы нашли ответ, – хрипло проговорил он.

Ее щеки вспыхнули.

– Будет лучше, если мы продолжим осмотр парка в другой раз.

– Возможно.

– Поезжайте вперед, милорд. Мне необходимо несколько минут, чтобы собраться с силами и привести себя в порядок.

– Я подожду вас, – возразил Майлс.

Она была непреклонна.

– Я хочу побыть одна.

– И все-таки я дождусь вас, Элисса, – настаивал он.

– Со мной будет все в порядке. Я множество раз заезжала так далеко от дома одна.

– Не нравится мне это, – упрямо сказал он.

– Понимаю, – Элисса потянулась и осторожно прикоснулась к его руке. – Прошу вас, Майлс.

Ее мягкость обезоружила Майлса.

– Как вам будет угодно, – у двери грота он остановился и оглянулся через плечо: – Только не задерживайтесь, миледи.

– Не буду, милорд, – пообещала она. Майлс отвернулся и вышел.

Оставшись одна, Элисса с облегчением вздохнула. Она подняла с пола грота забытый сюртук Майлса. Руки ее дрожали, пальцы стали ледяными, а щеки пылали.

Как могла она позволить такую вольность Майлсу Сент-Олдфорду? Почему она ведет себя таким совершенно недопустимым образом?

Этот мужчина опасен.

Он разбудил в ней странные чувства: страстные и дикие желания, с которыми трудно бороться. Да и надо ли? Ведь ей нравилось прикосновение его губ, нравилось, как он ласкает ее тело. В сущности, что произошло? Элисса поймала себя на том, что не раскаивается в содеянном, наоборот, ей по-прежнему хотелось большего.

Эта мысль ошеломила ее.

Она застонала и опустилась на мраморную скамью под рельефным изображением резвящейся водяной нимфы.

Что подумает о ней Майлс?! Как она могла так расслабиться! Впредь она будет твердой. Она найдет в себе силы, чтобы противостоять всем искушениям, не поддаться соблазну и не позволить ему сбить себя с толку. Несомненно, ей не следовало доверять самой себе в отношениях с маркизом. Страдальческий вздох вырвался из груди.

Элисса пригладила волосы и привела себя в порядок. Затем она задула все свечи, оставив зажженной одну, и, взяв ее в руки, направилась к двери грота.

Внезапно она услышала приглушенный шорох шагов. Неужели здесь кто-то был?

– Майлс, это вы? – позвала она.

Ей никто не ответил. Всего два шага отделяли Элиссу от выхода, когда дверь грота резко захлопнулась, задув свечу. Еще не осознав что произошло, Элисса на ощупь нашарила дверную ручку и повернула ее – никакого эффекта. Она попробовала еще и еще раз.

– Эй, кто там! – позвала она.

Ответом ей было молчание. Элисса повысила голос:

– Эй! Есть здесь кто-нибудь? Помогите мне!

Кажется, дверь захлопнулась!

Гробовое молчание.

Страх начал медленно подбираться к сердцу Элиссы – так же неотвратимо, как холодный воздух грота добирался до каждой косточки и мышцы ее тела. Даже кровь ее понемногу застывала в жилах.

Она была заперта в холодной, мрачной пещере.

Глава 10

Его звали Отшельником.

По крайней мере, так назвал его тот парень, который несколько дней назад приходил к пещере.

– Это Иан Маккеннит, сэр. Моя хозяйка из аббатства передала через Голсуорси, чтобы миссис Фетчетт собрала корзину с едой и чистым одеялом – прокричал он высоким, молодым голосом. – Мне было приказано принести ее к Пещере монаха и оставить снаружи для Отшельника.

Он тогда поспешил к выходу из пещеры, чтобы поблагодарить этого Иана Маккеннита, но парень уже исчез.

Корзина была наполнена восхитительными вещами: свежевыпеченным хлебом, большим кругом сыра, мясными пирогами, достойными королевского стола. Там была даже бутыль с бульоном. В эту ночь, первую ночь за… – он не мог вспомнить, за какое время – он лег спать с полным животом. С этой ночи он стал называть себя Отшельником.

Но та женщина назвала его совсем иначе…

Он брел по дороге в аббатство. Стоял приятный день, подходящий для прогулок – когда мимо проехал экипаж с сидящими в нем джентльменом и двумя красивыми темноволосыми дамами. Кучер придержал четверку лошадей.

Младшая из дам уставилась на него, как на цирковую диковину, и воскликнула так громко, что он услышал:

– Смотри, мама – цыган!

Элегантная рука приподняла занавеску на окне экипажа, чтобы получше разглядеть его.

– Это не цыган.

Казалось, молодая дама разочарована, как будто, оказавшись не цыганом, он испортил ей все удовольствие от забавы. Извинение уже вертелось на кончике его языка, когда она настойчиво спросила:

– Значит, это бродяга? Взгляни еще раз, мама. Он наверняка бродяга, хотя может быть, даже и джентльмен, которому не повезло в жизни.

Прекрасная дама, с глазами цвета глицинии в летнее утро, взглянула на него и досадливо поморщилась – Это всего лишь грязное животное, Шармел. – Она прижала к носу кружевной платочек – Пошел прочь сию же минуту!

К ней присоединился краснолицый джентльмен с седыми бакенбардами – он просто обругал его и приказал кучеру трогать. Обдав его грязью, экипаж умчался.

Отшельник. Цыган. Бродяга. Джентльмен, которому не повезло в жизни. Грязное животное.

Долгое время у него вообще не было имени, он не знал, где находится и как называется это место. Теперь он знал, что его зовут Отшельником и что он живет близ аббатства Грейстоун.

Отшельник почесал затылок и обнаружил, что под длинные обломанные ногти набилась грязь, его одежду требовалось постирать, а ему самому – помыться.

Недалеко от пещеры, где он нашел убежище, был пруд. Им он и решил воспользоваться. Хозяйка аббатства явно не стала бы возражать. Этим утром он видел, как она вместе с джентльменом направилась верхом в сторону грота. Конечно, они не заметили его. Леди оказалась нежной и милой, у нее был ангельский голос. Мужчина же был смуглым и казался опасным.

Отшельник спустился к воде и встал на колени. Ему бы не помешали полотенце и кусок мыла, может быть, даже бритва, чтобы избавиться от бороды, но он тут же позабыл обо всем, перебирая в горсти камешки и глядя, как сверкают на воде солнечные искры.

Он зачерпнул воды, напился и, когда выпрямился, заметил лошадь – серую кобылу, настоящую красавицу. Она пощипывала траву между деревьев. На ее спине было седло из хорошей кожи, блестящее, как лакированное. Поводья тянулись за ней по траве, когда кобыла наклонялась. Отшельник узнал эту лошадь – на ней сегодня днем ехала хозяйка аббатства.

Он огляделся, надеясь увидеть леди или того джентльмена, который был с ней, но никого поблизости не было. Держась против ветра, он начал приближаться к кобыле, чтобы попытаться схватить поводья, и когда он был почти у цели, под его ступней хрустнул сучок. Кобыла подняла голову, тонкие ноздри вздрогнули, и она галопом бросилась прочь.

– Тысяча и одно имя Шивы! – еле слышно выругался Отшельник, досадуя на собственную неловкость.

Теперь он ничего не мог сделать. Кобыла наверняка уже была на полпути к конюшне. Он вернулся к пруду, снял рубашку и тут им овладело искушение: раздевшись догола, он опустился в воду.

Это было блаженство. Он стоял на дне, чувствуя ногами ил, вода достигала его подбородка. Он брызгался, нырял и плескался словно мальчишка. Вынырнув в очередной раз, он очутился лицом к гроту.

И в этот момент в его голове всплыло какое-то воспоминание.

Когда-то давно он уже купался в этом пруду. Он стоял, переминаясь ногами по мягкому илу, и смотрел на грот, пытаясь вспомнить, когда и как это было. Но чем больше он старался, тем дальше уносила память эти воспоминания.

Отшельник с досадой ударил кулаком по поверхности воды и сквозь шум взметнувшихся брызг услышал звук, который заставил его насторожиться. Он прислушался. Над прудом с криком пронеслась цапля. У берега послышался плеск лягушки или большой рыбы. О ноги его что-то терлось, щекоча – наверное, мелкие рыбешки.

Затем он снова услышал этот звук. Крик человека! Он раздавался со стороны грота. Не раздумывая, он переплыл на другой берег и сквозь густые заросли тростника подобрался к этому строению. Замка на двери не оказалось, но через ручку была просунута толстая, прочная ветка. Отшельник слышал приглушенные удары, как будто кто-то изнутри пытался открыть дверь.

Его сердце забилось. Что-то подсказывало ему, что там заперта леди. Та самая, с ангельским голосом, которая послала ему корзину с едой и одеяло. Но кому понадобилось запирать ее в гроте? И зачем?

Отшельник начал уже подниматься из воды, когда вспомнил, что на нем нет ни нитки, и на мгновение смутился. Впрочем, он уже давно научился находить выход из трудных ситуаций. Нарвав пучок травы, он прикрыл им низ живота, затем выбрался из пруда и приблизился к гроту.

Нет, он не ошибся. Кто-то был заперт внутри, а через дверную ручку была просунута ветка, явно сломанная сильной рукой. Он склонил голову и прислушался.

– Эй! – позвал женский голос. – Есть там кто-нибудь? Пожалуйста, отзовитесь!

Отшельник отпрянул, узнав голос леди. Но как убрать ветку, не обнаружив себя. Что будет с ней, когда она увидит обнаженного мужчину? Его немедленно выгонят отсюда. Этого нельзя было допустить, во всяком случае, не теперь.

Тем не менее, понадобится слишком много времени, чтобы вновь переплыть пруд, одеться, и вернуться к гроту. День уже клонился к вечеру, последние лучи солнца угасали.

И он решил действовать. По бокам грота были густые заросли кустов. В них вполне можно спрятаться, пока леди не отойдет на значительное расстояние от грота.

Вернувшись к двери грота, он осмотрел засов – один хороший толчок в нужном направлении, и ветка вылетит.

Глубоко вздохнув, он выдернул ветку и метнулся в кусты.

Глава 11

Майлс переодевался к ужину, когда в дверь Рыцарских покоев постучали Блант открыл ее. На пороге стояла мисс Эмма Пиббл.

– Мисс Пиббл, милорд, – доложил камердинер.

– Мне необходимо поговорить с вами, лорд Корк, – застыв в дверях, заявил она.

– Не будете ли любезны войти, мисс Пиббл?

Эмма Пиббл сделала в его направлении всего два шажка и остановилась.

– Сэр, по натуре я не паникерша, – начала она. Майлс готов был поверить этому.

– Да, мадам.

– Я перейду прямо к делу.

– Прошу вас, – произнес он, невольно скрестив руки и опершись на массивный секретер, набитый ручками, чернильницами, всеми видами писчей бумаги и полным собранием сочинений Уильяма Шекспира.

– Она пропала, лорд Корк.

– Кто, мисс Пиббл? – в совершенном недоумении спросил маркиз.

– Леди Элисса, милорд.

Он расцепил руки и мгновенно вскочил.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что она пропала, – Эмма Пиббл несколько раз шумно вздохнула и откуда-то извлекла льняной платок – Майлс так и не успел заметить, откуда именно – и приложила к носу. Ее голос дрожал. Казалось, она с трудом сдерживает слезы. – Никто не видел ее с тех пор, как вы вдвоем отправились на прогулку.

Майлс едва сдержал себя, чтобы тут же не броситься на поиски.

– Вы осмотрели ее комнаты?

– Именно там я и начала искать ее, милорд.

– А «Будуар миледи»?

– Там я искала во вторую очередь, – она промокнула платком уголки глаз. – Я знала, что она могла захотеть осмотреть цветок, о котором ей говорил утром Голсуорси.

Цветок! Белая роза, расцветшая на сухой лозе! Майлс совсем забыл о нем.

– Я была во всех ее излюбленных местах, – Эмма Пиббл принялась перечислять их, загибая пальцы. – Кабинет, сад, аллея, часовня Богоматери, кладбище за ней…

– Кладбище за часовней Богоматери? – переспросил Майлс.

– Там похоронены ее родители, милорд.

– Понятно. – Майлс задумчиво потер подбородок. – Сегодня днем она никуда не собиралась?

– Только побеседовать со мной и кое с кем из прислуги. Для нас нелегко принимать всех этих… я имела в виду гостей.

– Думаю, их приезд значительно прибавляет работы каждому из вас, – подтвердил Майлс. – Но уверен, ваши усилия не остаются неоцененными.

– Благодарю вас, лорд Корк. – Эмма Пиббл ответила ему дрожащей улыбкой.

– Не могла ли леди Элисса отправиться навестить кого-нибудь в деревне, не сообщив вам об этом?

Эмма Пиббл решительно затрясла головой.

– Элисса знает, что это встревожило бы меня, а она всегда внимательна к моим чувствам. Кроме того, – добавила она, – я была на конюшне – как раз в тот момент, когда туда вернулась Красотка. Одна.

«Этому можно дать вполне понятные объяснения», – подумал Майлс.

– Она не могла выпасть из седла?

– Мне это кажется маловероятным, – возразила Эмма Пиббл. – Леди Элисса – прекрасная наездница.

– Значит, вы обыскали весь дом.

– Да, от чердака до подвала. Мне бы не хотелось поднимать тревогу и смущать ее понапрасну, поэтому я никому ничего не говорила. Она не обедала, не пила чай… – Проницательные карие глаза впились в Майлса из-под пенсне в тонкой проволочной оправе. – Насколько мне известно, последним, кто видел ее, были вы, милорд.

Губы Майлса плотно сжались.

– Я оставил Элиссу в гроте.

– Грот не входит в число ее любимых мест, – заметила Эмма Пиббл.

– Мы с леди затеяли небольшой спор, суть которого сейчас неважна, – заявил он, откашлявшись. Он не имел ни малейшего намерения рассказывать кому-либо, в том числе и Эмме Пиббл, о том, что произошло между ними в гроте. – Леди Элисса попросила – нет, настояла – чтобы я вернулся домой. Ей хотелось некоторое время побыть одной.

– Как странно!

– Мне не следовало оставлять ее, – раздраженно добавил Майлс. – Предчувствие подсказывало мне не слушать ее, но я решил не обращать на него внимания.

– Ваше предчувствие, милорд?

– Вот здесь! – Он ткнул пальцем в собственный живот. – Именно этим местом я чувствую, когда что-то не так. Мне следовало знать.

Он и в самом деле чувствовал неладное, но там, в гроте, он был слишком возбужден и охвачен такой страстью, что не замечал ничего. Он, конечно, испугал Элиссу, и ей понадобилось время, чтобы собраться с мыслями и привести себя в порядок.

– Блант! – позвал он.

Блант немедленно появился из соседней комнаты.

– Да, милорд.

– Я буду краток, – начал Майлс, одновременно открывая нижний ящик бюро и разыскивая оружие. – Леди Элисса не вернулась в аббатство. Мисс Пиббл опасается, что с ней что-то случилось. И я тоже. – Взяв пистолет, он сунул его за пояс.

– Вы подозреваете несчастный случай, милорд?

– Сейчас речь не об этом. Может быть, она вылетела из седла и сейчас лежит где-нибудь с поврежденной ногой или другой травмой, – Майлс надеялся и молился, чтобы эта травма оказалась не опасной.

– Когда леди Элиссу видели в последний раз, милорд?

– По-видимому, последним человеком, видевшим ее, был я. Мы совершали верховую прогулку и расстались в гроте.

– Она никогда не любила грот, – всхлипнула мисс Пиббл.

– Тем не менее, именно там я оставил леди по ее настоянию.

Блант напомнил ему о своем присутствии:

– Что вы желаете поручить мне, милорд?

– Оседлай Булл-Рока и приведи его к крыльцу. Всем, кто спросит, можешь говорить, что я люблю совершать непродолжительные прогулки перед ужином.

Блант нахмурился.

– Это прозвучит неубедительно, милорд. За ужином от вас будет пахнуть лошадью.

– Тогда придумай что-нибудь сам, – предложил Майлс.

– Придумать?

– Да, Блант, выдумай какую-нибудь историю или предлог. А вы, мисс Пиббл, должны, действовать так, как будто ничего из ряда вон выходящего не случилось, пока не услышите вестей от меня. За ужином передайте присутствующим извинения от леди Элиссы. Скажите им, что у нее разболелась голова.

– У Элиссы никогда не болит голова.

– Тогда найдите другое оправдание, – Майлс перевел взгляд с мисс Пиббл на Бланта. – Блант – опытный актер, а вы, мадам – знаток классических пьес. Воспользуйтесь своими талантами.

Майлсу потребовалось ничтожно мало времени, чтобы выйти из дома и вскочить в седло. Едва успев отъехать от аббатства, он пустил Булл-Рока галопом и направился прямо к гроту.

Его подгоняло беспокойство. Вполне возможно, что медлить уже нельзя, что речь идет о жизни и смерти.

Пощелкивая хлыстом по сапогу, он бормотал сквозь зубы: «Проклятие, проклятие! « Если с Элиссой что-нибудь случится, это навсегда останется на его совести.

Его сердце бешено колотилось» но мысли оставались ясными. Чувства обострились. Руки уверенно держали поводья. Он всегда становился таким собранным в минуты опасности. Именно поэтому он стал хорошим солдатом и еще более хорошим шпионом. Его товарищи говорили, что у Майлса в жилах вместо крови течет ледяная вода. И они были правы.

Если этот случай имеет какое-нибудь отношение к странным явлениям в аббатстве, он перевернет здесь все вверх дном, чтобы докопаться до истины – в этом Майлс поклялся себе.

И если хоть один волос упадет с прелестной головки Элиссы, он заставит виновных поплатиться… и дорого поплатиться.