Текст книги "Религия и мифология"

Что мы знаем о ней? У нее костяная нога, то есть она отчасти скелет. У нее нос в потолок врос, то есть она лежит в маленьком домике, носом упираясь в потолок. Она лежит в гробу, конечно. Не случайно одно из названий гроба – домовина. Это дом, в котором живет мертвец. Но Баба-яга – не какой-то зловредный мертвец. Это дух предка, который, естественно, помогает человеку при условии, если человек правильно себя с ним ведет.

Что еще нам известно о тех, кто пытается попасть в царство мертвых, не соблюдая его законов? Тесей и Пирифой пытались туда спуститься с преступными намерениями и за это наказаны. Геракл выполнял свой подвиг, поэтому добрался только до входа, до Кербера, а потом смог уйти. Орфей растрогал всех своим плачем, песней об Эвридике. Одиссей, а потом (уже в римском мире) Эней будут идти к мертвецам, чтобы узнать свою судьбу, понять, как им двигаться дальше. У них тоже есть волшебные помощники. Одиссею богиня Кирка объяснила, как действовать в царстве мертвых, чтобы вызвать дух прорицателя Тиресия. Надо принести жертву, – тогда все души слетаются на кровь, потому что кровь дает жизнь. Энею помогала прорицательница Сивилла. Эти герои, кажется, не спускаются в самый низ, они добираются до входа в царства мертвых с помощью волшебных помощников и получают там помощь, как бы это ни было страшно.

Очень древнее, очень интересное предание сохранилось в шумерском, а потом и в вавилонском варианте. Шумерская богиня любви Инанна, которую в Вавилоне потом будут называть Иштар, спускается в преисподнюю. Подземным миром управляет ее сестра, которую зовут Эрешкигаль, она жуткое чудовище. Это тоже очень распространенный сюжет по всему миру: есть какая-то страшная старуха, одно из воплощений смерти, которая царит в подземном мире. Северная подруга Эрешкигаль – страшная богиня Хель, которая правит в скандинавском подземном мире.

Судя по всему, Инанна пожелала забрать власть у своей сестры. Инанна спускается туда, проходит семь дверей или ступеней. Это тоже характерная черта: спуск в царство мертвых – это разные ступени. И на каждой ступени демоны, охраняющие вход, срывают с Инанны ее одеяния и украшения, то есть снимают защитные амулеты. И когда она, уже обнаженная, спускается вниз, у нее нет никакой магической защиты. Эрешкигаль смотрит на нее взглядом смерти, и Инанна падает замертво. Дальше, по знакомому сценарию, жизнь во всем мире останавливается. Боги требуют вернуть Иннану на землю, но уже нельзя. Инанну оживляют какими-то снадобьями богов, но не отпускают насовсем из подземного мира. Надо найти ей заместителя. Поднявшись наверх в сопровождении демонов, она обнаруживает, что ее возлюбленный Думузи совершенно не скорбит без нее, а веселится и развлекается. И она отправляет его в загробный мир. Полгода Думузи проводит внизу, а на полгода его замещает его сестра Гештинанна. На это время Думузи воссоединяется с Инанной, и в наш мир приходит весна.

Наверное, самый знаменитый человек из всех, кто якобы живым спускался в царство мертвых, – это великий итальянский поэт Данте, описавший в «Божественной комедии» свое путешествие через ад, чистилище и рай. И, что характерно, его проводником становится великий римский поэт Вергилий, – тот самый, который описал спуск Энея в царство мертвых. В период Средневековья Вергилия даже считали великим магом. Вергилий ведет Данте, и мы видим, как в «Божественной комедии» отразились древние представления о загробном мире. Там тоже есть Харон, охраняющий вход в царство мертвых. Но у Данте он страшный, жуткий, злобный бес. Там тоже есть разные ступени, по которым они спускаются, разные круги ада.

Данте достигает своей цели: добирается до рая, лицезреет Божество, встречает свою возлюбленную Беатриче. Но это уже вариант христианский, вариант Данте. Тем, кто спускался в царство мертвых в Античности, обычно приходилось очень и очень непросто. Да и Данте тоже непросто. Он неоднократно падает в обморок, он в ужасе от того, что видит, он трясется от страха и испытывает много тяжелейших переживаний.

Кроме мифологических героев, отправляющихся в царство мертвых ради совершения подвигов, во множестве культур есть вера в то, что некоторые люди способны отправиться, может быть, не под землю, но на небеса и вступить в контакт с другим миром. Это шаманы, знахари – те, кто впадают в странное экстатическое состояние, переносятся на небо и там узнают будущее, или понимают, как лечить человека, или просто получают указания от духов. Во всяком случае у них есть канал связи с тем миром. Именно поэтому они окружены страхом и почитанием.

И что же происходит в царстве мертвых? Как там люди живут? По-разному. Об этом тоже много говорится в разнообразных мифах, легендах и рассказах. Но самое интересное, что эти рассказы можно собрать в несколько групп. Таких мифов миллион, а вариантов не так уж много.

Первый вариант: ничего там не происходит, там пустота или тусклый свет, вечный полусумрак, сон. У греков были разные представления, в частности, наверное, одно из древнейших, – о том, что души пьют воду реки Леты, все забывают и вечно носятся над полями, заросшими бело-желтыми цветами асфоделя. И ничего больше не происходит. Это есть тоже в разных культурах, очевидно, здесь отразились очень древние первые представления.

С ними соседствует другая идея: там все, как у нас, там такой же мир. Здесь есть Египет, и там – загробный Египет. Тут ты был крестьянином, и там ты будешь крестьянином. Тут ты охотился, и там ты будешь охотиться. Не случайно столько вещей кладут в усыпальницу человека: какие-то предметы могут понадобиться ему в дороге, а какие-то пригодятся и по прибытии в загробный мир.

Есть ответвление от этого варианта, встречающееся даже чаще: там все как у нас, но наоборот. Мужчины занимаются хозяйством, женщины охотятся. Спят днем, а ночью бодрствуют. То, что у нас черное, там белое. Мир навыворот. Очень характерно: в русских деревнях считали, что если ты заблудился в лесу, то надо или вывернуть одежду наизнанку или правый лапоть или сапог надеть на левую ногу, а левый на правую. Почему? А леший тогда тебя примет за своего и выпустит. Ты прикинешься своим, как Иван-царевич у Бабы-яги, и тогда тебя отпустят. Неслучайно ряженые часто выворачивают шубы наизнанку: они же изображают покойников, предков. Там все происходит наоборот, не так, как у нас.

Но есть вариант, возникающий из мечтаний людей в разных концах мира, надеющихся, что на том свете очень хорошо. Там в изобилии еда, напитки, красоты, там не надо работать, там все молодые и все прекрасно. Просто иная, чудесная жизнь. Таковы греческие Острова блаженных. Интересно, что этот вариант тоже распространен в разных частях света, от Океании до Египта. Но эти прекрасные места не для всех. Новозеландские племена маори считали, что вожди и жрецы отправятся в эту прекрасную страну, а остальные – непонятно куда, может быть, их чудище пожрет, или они просто уплывут куда-то далеко. У каких-то народов даже предполагалось, что они попадут в некий не очень приятный мир и там какое-то время будут стариться, то есть их души еще продолжат там жить, а потом вообще исчезнут, а вот вожди и жрецы будут пировать. В Египте сначала считали, что фараон попадает в прекрасное царство мертвых, где и пребывает среди богатств, роскоши, плодородия, а остальные идут неизвестно куда. Позже появилось представление о том, что каждый покойный попадает в этот прекрасный загробный Египет, если он прошел суд Осириса.

И здесь мы приходим к очень важной концепции. Сначала существовало представление о том, что для успешного перехода в царство мертвых ты должен совершить какие-то действия, ритуалы: поесть еды Бабы-яги или произнести заклинания, которые в Египте написаны были на стенах гробницы. Если ты проделал все правильно, то вход для тебя открыт. В египетских заклинаниях душа сообщает, какая она хорошая: я не убивал, я не воровал, я никого не обижал. Получалось, что даже если ты на самом деле убивал и воровал, но при этом у гробового порога все сказал правильно, жрецы правильно совершили обряды над телом, мумия твоя сделана правильно, – наверное, тебя пропустят. Однако постепенно в разных местах мира возникает идея о том, что в загробном царстве все получат по заслугам. Понятно, что в нашем мире не все получают воздаяние, но там-то всем будет хорошо. И дальше эти представления развиваются по двум направлениям. В одном случае те, кто жили правильно, попадают в прекрасные места: на острова блаженных, в божественный Элизий (он же – Елисейские поля) или же попросту в рай, где человек оказывается не просто так, а потому, что он заслужил это, потому что вел себя правильно.

Что такое рай? Здесь есть три основных варианта. Это может быть прекрасный сад, где множество удивительных благоухающих цветов, деревьев с плодами, щедро текущих, скажем, молочно-медовых рек. Многие из этих представлений зародились на Ближнем и Среднем Востоке, в жарких странах, где не хватает воды, а огромные пространства занимают голые степи с редкими оазисами. Чудесный тенистый сад для здешних жителей – это, конечно, рай.

Другой вариант – заповедный город с крепостными стенами, что тоже понятно: просто так туда не попасть. «Над небом голубым есть город золотой». Да, в изначальном тексте Анри Волохонского он именно над небом, а не под небом, как в песне Бориса Гребенщикова. То есть где-то там есть рай, и туда не так уж просто попасть.

И, наконец, рай – это просто небеса, где существует иной мир.

Но, надо сказать, почему-то во всех цивилизациях куда больше внимания уделялось описаниям ада и жутких, изощренных, кошмарных мучений, которые грешники терпят в аду. Эта тема отменно проработана в мировой культуре, описаний адских мучений невероятное количество. В «Божественной комедии» Данте разместил всех грешников по девяти кругам ада. Причем есть люди, которых ему жалко, как, например, несчастных любовников Паоло и Франческу да Римини. Данте падает в обморок от жалости к ним, но все равно – они совершили прелюбодеяние, и вечный адский ветер, символизирующий ветер страсти, будет нести их по кругу снова и снова.

И это еще одно из самых мягких наказаний. А дальше – огненные гробницы, в которых мучаются еретики; граф Уголино, сам грешник, обреченный на адские муки, но так как его заморили голодом, то он вечно грызет череп своего мучителя. Это, конечно, жутко, но куда менее жутко, чем многочисленные видения, зафиксированные в древнерусской литературе, где разные люди, якобы спустившиеся в ад, видели реки смолы и огненные озера. Главные атрибуты ада – это огонь, тьма, иногда холод. Понятно, что у скандинавов Хельхейм – это холод. У сибирских народов царство мертвых обычно надо искать в устьях рек. А как мы знаем, сибирские реки все текут на север. И где-то там, под землей расположено это страшное холодное царство.

В аду изобилуют мучения физические: крюки, вилы и другие ужасы. А еще это невероятная душевная тоска. Многочисленные описания адских мучений, самые страшные, жуткие, невероятные и одновременно очень убедительные, давно вызывают некоторые вопросы. Почему (и каким образом) наша бестелесная душа терпит физические мучения? Посмертный приговор должен быть вынесен на Страшном суде, так почему уже сейчас грешники отбывают наказание в аду? И приходилось каким-то образом преодолевать эти противоречия, объяснять, что это лишь предварительное наказание, а уж после Страшного суда будет и того хуже. И, разумеется, души могут испытывать только душевные муки, но описывать-то их приходится в формах телесных. И огонь жжет их. Что это за огонь? Это тот же огонь, который сияет в раю, но там он освещает праведников, а здесь пожирает грешников.

Но надо сказать, что все христианские истории об аде очень сильно уступают восточным вариантам: жутким буддийским мучениям, ужасающим историям в Индии, иудейскому Шеолу, кошмарному китайскому аду, который называется Диюй. И всюду повторяется одно и то же: есть разные ступени, есть сегрегация грешников.

В Китае с его любовью к бюрократии в первом круге сидит главный судья, который всех распределяет: ты сюда идешь, ты туда. Четко распределено, какие наказания положены за какие преступления. За разные вещи колют вилами, топят в нечистотах, карают очень разнообразно. А в последний, десятый круг сразу попадают праведники, которые потом возродятся. И судья говорит: «Ты сразу в десятый, а ты в первый, ты в третий».

Но совершенно замечательно, что раз в месяц составляются списки душ, которые имеют право пойти на возрождение. И их передают главному начальнику в первый круг. Так себе и представляешь китайскую канцелярию, где эти духи бегают, списочки составляют, передают, утверждают, резолюции ставят. Хотя это прежняя знакомая идея тех же кругов ада, только с неким китайским педантичным оттенком.

У древних евреев не было подробного описания Шеола, преисподней, но там тоже говорилось о том, что есть разные круги, есть замыкающие ворота: одни рядом с Иерусалимом, другие в пустыне, третьи на дне моря. Если подойти к этим воротам, ты услышишь стоны грешников.

Повсюду говорились довольно схожие вещи, но при этом интересно, что человеческая натура все-таки сопротивляется этим ужасам. С одной стороны, желательно, чтобы все понесли заслуженное наказание, но, когда все время рассказывают про огненные реки, про мучения, длящиеся тысячелетиями, поневоле хочется смягчения приговора. Оно происходит в самых разных формах. У буддистов описываются совершенно чудовищные мучения, но потом выясняется, что они временные: большинство душ очень недолго там находятся, а потом просто перерождаются и уходят снова на землю.

Католики пошли, наверное, дальше всех, когда придумали чистилище, которого изначально, конечно, ни в какой христианской догматике не было. Представления о чистилище развились примерно к XII веку, а потом уже были признаны церковью. Чистилище давало некоторую надежду, оно ослабляло страх перед адом. В нем тоже очень неприятно, тоже долго мучишься, но у тебя есть перспектива, что ты искупишь свои грехи, и эта отмена вечной муки сразу облегчала жизнь.

Кроме того, это давало живым людям возможность помочь дорогим усопшим: можно заказывать заупокойные молитвы, можно жертвовать на монастыри и таким образом облегчить, сократить пребывание человека в чистилище. Стоит только представить себе, что должен был чувствовать человек, когда у него единственный выбор между раем и адом в будущем. И вспомнить знаменитое начало III песни «Ада» Данте, когда они вместе с Вергилием подходят ко входу в ад и видят надпись:

 
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
Был правдою мой Зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворен.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.
 

И Данте, прочитав это, говорит:

 
Я, прочитав над входом, в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне[57]57
  Пер. М. Лозинского.


[Закрыть].
 

Конечно, «вековечный стон» – это страшно, и поэтому душа просит как-то смягчить наказание. Именно чистилище и дает надежду, что все же вечных мучений можно избежать. Как происходит в буддийском аду, где души претерпевают ужасающие муки от жутких демонов, но впереди их ждет перерождение. То есть у них есть выход.

Чистилище – это, конечно, чисто католическая идея, но если говорить о восточном христианстве, то есть прекрасный, потрясающий древнерусский апокриф, который очень любил Достоевский, – «Хождение Богородицы по мукам». В нем описано, как Богородица спускается в ад и с ужасом, обливаясь слезами, видит мучения грешников. И, пройдя по аду, она умоляет своего сына облегчить их страдания. Она не может его заставить упразднить ад, но уговаривает его, чтобы с Великого Четверга, с четверга перед Пасхой, и до Троицыного дня мучений в аду не было.

Точно так же, как в еврейском Шеоле, по утверждению талмудических мудрецов, в субботу и по праздникам мучений не было. Мало того, там были особо укоренившиеся во грехе души, которые все-таки вызывают у меня большую симпатию, ничего не могу с собой поделать. В Шеоле есть огненные мучения, а есть ледяные горы. Лед вообще очень часто в людских представлениях сочетается с адом. И эти особо закоренелые грешники часть времени проводят в огне, а какое-то время обречены мучиться в ледяных горах. Возвращаясь оттуда, они приносят снег и рассыпают его рядом с огнем, от этого адское пламя становится слабее. Это воспринималось как отсутствие раскаяния и то, что они умудрялись грешить даже в аду, но, с другой стороны, с современной точки зрения такое поведение вызывает симпатию.

Говоря о загробном мире, нельзя упускать из виду еще одну важную вещь. Все сказанное выше показывает загробные миры как некие далекие страшные пространства где-то там под землей, или на небе, или за горами, или за морем. Туда, в эту далекую страну, в этот далекий путь отправляются души. Но наряду с этим представлением по всему миру существует и совершенно другое – противоречащее ему представление о том, что на самом деле умершие люди никуда не уходят, они остаются где-то здесь, неподалеку.

Memento mori. Мозаика. Национальный археологический музей Неаполя. I век до н. э.

И такие взгляды тоже пришли из глубокой древности. В XIX веке Миклухо-Маклай в Новой Гвинее обнаружил папуасские племена, которые хоронили покойников в своих хижинах. Труп заворачивали в коробку, которую подвешивали в хижине под потолком, разжигали на несколько дней огонь, чтобы тело как можно быстрее высохло. Кости потом просто выбрасывали, сохраняя, как правило, только челюсти. Нечто похожее обнаруживают и в первобытных захоронениях. Понятно, что такой обычай не может быть устойчивым и повсеместным просто по санитарным соображениям. Сколько дорогих усопших может без ущерба для живых вместить обитаемая хижина? Но идея, что они не уходят, была всегда и существует до сегодняшнего дня.

Оставаться здесь, в нашем мире, покойники могут двояко. С одной стороны, это могут быть те, чья душа не находит покоя: преступники, казненные и не преданные земле, те, кто умер насильственной смертью, или колдуны. Во всяком случае, те, кого знаменитый русский этнограф Дмитрий Зеленин назвал «заложными покойниками», потому что их могилу закладывали камнями и ветками.

Благодаря Брэму Стокеру все мы знаем про вампира графа Дракулу. Но на самом деле, конечно, Стокер использовал действительно существовавшее много веков на Балканах и у разных славянских народов представление об упырях, вурдалаках – существах, которые не могут успокоиться и пьют человеческую кровь. Кровь всегда воспринималась как носитель жизни, фактически ее синоним. Эти покойники, не способные обрести покой, застряли между миром мертвых и миром живых и должны все время себя подпитывать за счет живых.

Точно так же в Древнем Риме были злобные духи предков – лемуры, которые тоже вредили, насылали болезни. Этих существ очень боялись всегда и везде, – что в русских деревнях, что в Древнем Риме, и придумывали разные способы защиты. Средства против вурдалаков все мы знаем: чеснок, розы, осиновый кол, серебряная пуля – и это тоже уходящие в глубокую древность представления. Чтобы уберечься от лемуров, в Древнем Риме надо было совершить странный сложный ритуал, когда хозяин дома брал в рот девять черных бобов. Бобы – волшебные предметы в разных культурах, неслучайно великий греческий мудрец Пифагор запрещал есть бобы, утверждая, что они похожи на человека. Эти бобы хозяин (естественно, ночью) бросает, не оборачиваясь – вспомним Орфея, – через плечо, бьет в медный таз и заклинает лемуров уйти и оставить в покое и его, и все его семейство.

Существует огромное количество легенд о неугомонных покойниках, которые приходят к своему убийце, к своему обидчику с какими-то просьбами или чтобы унести ребенка. Причем могут быть среди этих рассказов и не слишком страшные. Есть ирландские истории о феях, тоже живших в царстве мертвых, которые забирают ребеночка, потому что он им понравился. Или заманивают к себе молодого человека. Тот думает, что провел с феей под холмом лишь несколько дней, а по возвращении узнает, что на земле прошло уже много лет, пока он пребывал в безвременье царства мертвых.

Но есть варианты экстремальные с существами совсем зловредными. Что-то неправильно пошло с этим человеком, и ему нет покоя, он постоянно вредит живым.

Есть и те, кто ушли, похоронены, но все равно остаются где-то рядом. У Валерия Брюсова есть стихотворение «Век за веком», в котором мы читаем такие прекрасные строки:

 
А древние пращуры зорко
Следят за работой сынов,
Ветлой наклоняясь с пригорка,
Туманом вставая с лугов.
 

В народных представлениях ощущение того, что умершие предки никуда далеко не ушли, что они продолжают нас охранять, представлены очень ярко. Это и белорусские, польские деды, дзяды, предки, которых надо кормить. Описано множество разных обрядов, когда для дедов накрывают специальный стол, а потом живым надо молча постоять в стороне, чтобы те пришли и поели. Мы их не видим, но они приходят, едят, и только после них уже могут поесть остальные. Схожим образом и в русских деревнях оставляли чашку с кутьей на Святки, чтобы предки поели. Разжигали огни, это называлось «греть предков», или «греть дедов».

Общение с духами предков обставлено огромным количеством правил, которые должны неукоснительно соблюдаться. Ведь если что-то пойдет не так, предки могут обидеться, нарушится связь между мирами, наступит хаос, будут приходить не те покойники… Надо их навещать в их доме, то есть на кладбище, причем в соответствующие дни.

Я очень хорошо помню, как со своими учениками мы были в прекрасном городе Плесе. И там нас водил замечательный плесский археолог Павел Николаевич Травкин, показывал город, все рассказывал. А потом мы прошли буквально полкилометра к замечательному холму, где Павел Николаевич сказал: «Вот мы были в городе живых, – а в Плесе очень хорошо сохранилась вся средневековая структура города. – А теперь мы пришли в город, где живут мертвые». Это очень отчетливое представление Средних веков о том, что кладбище – это жилище мертвых. Домовина – это гроб, дом мертвого. Они сюда приходят жить.

Очень часто встречается вера в то, что души иногда выходят в наш мир, общаются между собой. Оно хорошо сохранилось до сегодняшнего дня в обычаях посещать кладбище и оставлять дорогим покойным еду, угощение. Зачастую там оставляют и лейку, грабли – не для того, чтобы потом прийти и почистить могилку, а потому что мертвые сами любят цветочки, они выходят и все прибирают. Есть множество других таких представлений, они отразились в сатирическом виде в рассказе Достоевского «Бобок», где герой на кладбище вдруг слышит разговоры мертвых.

У Нила Геймана есть чудесная сказка «История с кладбищем» про мальчика, чьи родители были убиты, а он сам уцелел, потому что спрятался на кладбище. И дальше жители кладбища его воспитывают. Он, естественно, тоже становится невидимым на какое-то время, как и все обитатели кладбища. И они его воспитывают, учат, защищают, когда убийца пытается его найти. Мальчик становится членом этой большой семьи. Понятно, что это выдумка современного писателя, но Гейман обычно очень хорошо использует мифологические мотивы, которые тут хорошо видны.

Покойников можно спрашивать о будущем, искать у них защиты, и они помогут, если правильно попросить. В то же время они не должны все время быть тут. Есть граница между мирами и непреложные правила ее пересечения. Так, в белорусских, в польских обычаях существует очень много практик оказания уважения дедам – их кормят, греют, привечают, но есть и обычай выпроваживания дедов. Их уже накормили на Рождество, оказали почет – а теперь, когда вы уже поели, идите к себе, ступайте в свой мир. Есть моменты – полночь, Новый год или День всех святых, Хэллоуин, в разных культурах по-разному, – когда эти духи выходят, а потом отправляются обратно.

Одновременно с этим смерть в архаическом сознании всегда связана с возрождением, с плодородием, с продолжением рода, поэтому очень часто встречаются просто шокирующие, иногда прямо непристойные обряды. Там и обжорство, и пьянство, и сексуальная распущенность – и это все ритуальные составляющие поминок.

Еще в начале XX века у разных славянских народов сохранялись удивительные обряды игр при покойнике. С современной точки зрения они ужасны и непристойны. Провожающие, находясь в комнате, где стоит гроб, скакали, прыгали, переодевались какими-то чудовищами, парни приставали к девкам, хватали покойника, дергали, говорили: «Вставай, вставай, вставай», – делали неприличные жесты, устраивали эротические игры, – на наш сегодняшний взгляд это просто кощунство, ужас. Но на самом деле это даже не странно: перед нами – следы древней тризны, которая с помощью физических, материальных излишеств обеспечивает вечное продолжение жизни.

В разных культурах есть обычай бдения рядом с мертвым телом, что всегда очень важно, потому что сон – это смерть. Если заснуть, то что будет с духом покойника: не станет ли он вампиром, не унесут ли его злые духи? Поэтому до похорон принято совместное длительное бодрствование: кто-то молится – вспомним Хому Брута из «Вия» Гоголя, или же люди просто сидят в доме или у тела покойного, вспоминая его, – происходит это по-разному, но во всяком случае близкие не спят, вот что важно.

Мало кто, на мой взгляд, интереснее и умнее писал о древних мифах, чем великий румынский философ и специалист по истории религии Мирча Элиаде. Он рассказывает о древнегреческой мифологии, о том, как греки осознавали неизбежность смерти, от которой человек не может увернуться.

А дальше ученый приходит к неожиданному выводу: «Возможности человека ограничены его природой, и у каждого в отдельности – собственной мойрой[58]58
  Мойры – в древнегреческой мифологии богини судьбы. – Прим. авт.


[Закрыть]. Исток человеческой мудрости – осознание бренности и ненадежности существования»[59]59
  Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 1. Москва: Критерион, 2001. С. 241.


[Закрыть]. Именно поэтому греки так сильно радовались жизни.

Наверное, это очень мудрое и правильное замечание о том, что от смерти некуда деться и, что называется, «все там будем». Но, возможно, именно это и придает нашей жизни красоту и радость.

И, так же описав некий круг, завершим эпиграфом к роману «Дар». У Набокова никогда ничего не бывает случайно и просто, всегда есть миллион подтекстов: «Россия – наше отечество. Смерть неизбежна», – говорится в эпиграфе к роману, действие которого происходит в эмиграции, среди людей, у которых больше нет отечества – России. Может быть, это означает, что и смерть не так уж неизбежна?