Текст книги "Рута Майя 2012, или Конец света отменяется"

Глава восемнадцатая
Салина-Крус

Из Теуантепека выезжали рано утром. Беловежский пошел разыскивать, кому бы заплатить. И тот же мальчонка принял от них нехитрую сумму денег за номер.

– Забавно, – прокомментировала Марина, – мы могли бы уехать, не заплатив.

– Могли. Но не уехали же, – улыбнулся Александр. – Здесь так. На доверии.

– Куда путь держим?

– Как куда? Уговор же был. Завтрак с видом на Тихий океан. В Салина-Крус, шеф!

– Слушаюсь! Грех не позавтракать на берегу океана.

До Салины долетели. Дорога ровнехонькая. Предвкушение близости океана. Однако это ощущение быстро сменилось недоумением. Долго колесили по улицам Салина-Крус в поисках возможности увидеть хоть клочок моря. Город производил впечатление производственно-портового центра. Море упорно не желало показываться на глаза. Завидев призывно белевший на скале маяк, Саша решил, что это уж точно дорога к морю. Взяли курс на маяк. И только когда въехали в зону за шлагбаумом и вовремя затормозили перед каким-то КПП, он признал свое поражение:

– Разворачивайся!

Маяк так и остался маячить на скале. А Марина поспешила убрать машину с сомнительной территории и вглядывалась в заднее стекло, нет ли за ними погони.

– Мы явно едем вдоль моря, – рассуждал Александр. – Смотри, тут какие-то морские школы, яхт-клубы на огороженной территории. Из-за них-то мы и не можем подъехать к океану. Во, район Мирамар[41]41
  Miramar (исп.) – вид на море.


[Закрыть]! Здесь уж непременно должен быть вид на море.

– Едем туда. Все равно терять нечего, – усмехнулась Марина.

Улицы петляли, пока одна из них не начала карабкаться вверх. Вода так и не появилась.

– Ресторан «Коста брава», – прочитал Беловежский вывеску. – Тормози. Раз Коста, значит, берег где-то здесь.

Марина успешно припарковалась прямо возле входа. Дверь в ресторан была открыта. Казалось, судьба им все же улыбнулась. Помещение представляло собой огромную крытую террасу, нависавшую прямо над песчаным пляжем.

– Океан! Наконец-то! – вскричала Марина и подбежала к перилам.

– Чудесное место для завтрака. А вот и официант, – заметил Беловежский.

К ним шел с приветливой улыбкой дяденька средних лет. Они не преминули ему поведать, как рады найти море в конце концов и позавтракать в этом чудесном заведении. Он разулыбался, но тут же огорчил их: ресторан еще закрыт – и радушно пригласил их вернуться через час.

Выйдя из заведения, они направились вверх по улице, к морю, как им думалось, и вскоре очутились на обширной смотровой площадке. Взору их предстал Тихий океан. Внизу простирался песчаный пляж.

– Сколько времени? – поинтересовалась Марина.

– Начало восьмого. Ого! Это мы, конечно, погорячились в семь утра требовать завтрак. Зато мы нашли океан.

– Вопрос – Тихий ли?

Океан тихим не был. Он бушевал. Огромные волны собирались с силами еще вдали и, закручиваясь, всей мощью набрасывались на песчаный берег. Над морем, несмотря на солнечный день, нависла широким, туго скрученным жгутом тяжелая, плотная узкая туча, протянувшись от скалистой гряды, что массивно темнела с левой стороны, и терялась где-то над открытым океаном. Солнце тоже не сдавало позиций, прочертив между тучей и водой яркую светлую полоску строго над горизонтом.

– Хоть бы ножки помочить, – мечтательно вздохнула девушка.

– Прыгай отсюда.

– Была охота ноги ломать!

– Тогда еще пару минут отсюда с высоты полюбуемся – и в путь. Нас ждут великие дела! Например, не мешало бы хоть сегодня доехать до пресловутой Тустлы-Гутьеррес.

– Смешно, – хмыкнула Марина.

Покидая площадку, Саша вдруг увидел в уголочке неприметный спуск к пляжу:

– Ну что? Пойдем ноги мочить?

– Да нет, поздно уже. Только душу травить.

– Тогда у нас есть еще приятная перспектива – завтрак. И, кажется, я знаю, где мы чудесно ему предадимся.

– Видимо, на заправке Pemex.

– Ага! Тоже видела заправочку?

– А как же!

– И еще важно, что мы начинаем с тобой одинаково мыслить. Значит, ночь в одном номере не прошла даром, даром что спали на разных койках, – радостно скаламбурил Саша и краем глаза отметил, что Марина покраснела, но губы ее дернулись в легкой улыбке.

На выезде из Салина-Крус огромная заправка Pemex предоставляла путешествующим большой выбор кафе на все вкусы. Они выбрали уже знакомый и полюбившийся им «The Italian Coffee Company», где вкусили вполне приличный кофе, круассаны с ветчиной и зеленью.

– Вчера ты обещал, что на «суше» расскажешь мне, почему конца света не будет, – напомнила Марина. Круассаны почти съедены, но кофе еще оставалось много, поэтому был повод еще посидеть за столиком.

– Обещал. Выполняю. Есть листочек? А, вот салфеточка. – Беловежский не стал даже отказываться. Тему эту он любил. Вчера она осталась незавершенной, и он с превеликим удовольствием мечтал развенчать этот дурацкий миф о конце света еще хотя бы перед одним человеком. И он положил салфетку перед собой. – Ой! Здесь писать нельзя. Смотри, на салфетке много какого-то текста.

– Да, я уже в курсе. Они рекламируют кофе как очень полезный божественный напиток.

– Что же, нельзя с ними не согласиться. Гони листочек.

Марина извлекла из сумочки блокнот и ручку и протянула Александру.

Он на минуту задумался, вспоминая, что уже было рассказано, и начал:

– Как я уже сказал, у древних майя была своя дата ноль – 13 августа 3114 года до новой эры, от которой они считали количество времени, чтобы обозначить конкретный день. Грубо говоря, 23 августа 3114 года до н. э. они бы передали, сказав, что от даты ноль прошло 10 дней. Но когда этих дней насчитывается больше двадцати, то, как я уже упоминал, они вводили понятие двадцатидневных периодов. Их условно можно назвать месяцами. Например, если от даты ноль прошло 87 дней, то для древних майя было удобнее выразить это как 4 месяца и 7 дней. Месяцы, в свою очередь, складываются в годы. Но в данном случае поскольку система является линейной, то в этом году было не 365, а 360 дней: так удобнее считать, ведь в одном таком 360-дневном периоде как раз умещаются восемнадцать двадцатидневных месяцев. То есть если от даты ноль прошло 405 дней, то древние майя записали бы это как 1 год (360 дней) 2 месяца (40 дней) и 5 дней. Ведь так намного проще, не нужно выдумывать крупные числа. Эти условные 360-дневные годы складывались, в свою очередь, в двадцатилетия (катуны), в которых было 7200 дней, а эти двадцатилетия образовывали четырехсотлетия (бактуны) из 144 тысяч дней. Как ты понимаешь, большинство событий, которые майя датировали в письменных источниках, случились сильно позже 3114 года до н. э., поэтому они использовали вышеописанные понятия, записывая дату с помощью пяти цифр, первая из которых – это как раз бактуны, вторая – катуны, третья – годы, затем – месяцы и, наконец, дни. Эта линейная система называется «долгий счет».

– И при чем тут конец света?

– Я к этому только подвожу. Дело в том, что периодов этих на самом деле не пять, а намного больше, только следующий крупный из них содержит не 20 бактунов, как мы могли бы ожидать, а 13.

– Почему именно 13?

– До конца непонятно. Но для майя это было особое число, сакральное, что ли. Так вот мы подошли к самой сути. Как ты думаешь, когда заканчивается 13 бактунов, состоящих из двадцати катунов, которые содержат двадцать 360-дневных лет, прошедших от даты ноль?

– Несмотря на то что ты меня совсем запутал этой фразой, я все же догадываюсь. 21 декабря 2012 года?

– Совершенно верно, только не 21 декабря, а 23-го, по уточненной датировке. Кстати, это яркий пример того, как люди, говорящие о «конце света», далеки от науки, они даже не следят за новостями, так как им это уже не интересно.

– А что же означает окончание этих бактунов?

– Да ничего. Просто закончится большой период из 5200 360-дневных лет. Ни больше ни меньше. Подобные события происходили в Григорианском календаре, например, в 2000 году. Тогда, кстати, тоже пророчили конец света, а по факту просто завершился очень крупный период из тысячи лет, который был таким вторым, если считать от рождения Христа. Но для древних майя окончание циклов очень важно. Они отмечали окончания пятилетий, десятилетий, двадцатилетий и так далее. Чем крупнее завершившийся период, тем крупнее праздник. Однако, по иронии судьбы, ни один из древних майя (то есть из тех, кто знал календарь) не жил при смене такого крупного цикла, поскольку в прошлый раз это произошло в 3114 году до новой эры, когда они еще, возможно, не были знакомы с этой системой, а в следующий раз это произойдет вот в 2012 году, когда все майя уже давно не древние и значимость этого события понимают совсем по-другому.

Беловежский придвинул к Томиной испещренный его выкладками листок и наблюдал за ее реакцией. Девушка вникала в записи с минуту и проговорила:

– Все понятно. Откуда же тогда шум про конец света?

– Просто дата по долгому счету 23 декабря 2012 года выглядит как 0.0.0.0.0, хотя это не совсем корректно, так как мы должны учитывать, что к еще большим периодам должна прибавиться единица, то есть +1.0.0.0.0.0. Но люди увидели много нулей и решили, что календарь майя тем самым закончится. Обнуление каждого цикла якобы несло какие-то катаклизмы. Обнуление всего календаря – не иначе как апокалипсис, конец света. С этой идеей выступил кто-то из ученых, посчитав, что календарь майя начнется заново. Конец света весьма, кстати, коммерческое предприятие, если подумать.

– Это точно. Столько шумихи. Кое-кто нехило заработает, – хихикнула Марина, на секунду задумалась и вдруг произнесла: – Но ведь это линейная система летоисчисления. Как же она может начаться заново? Тогда она станет циклической!

– Сечешь! – воскликнул Саша. – Вот об этом и речь. Так что смело можешь строить планы на самый конец декабря. К примеру, можем замутить что-нибудь в кабаке накануне нового, 2013 года, так сказать, «в шесть часов вечера после конца света».

– Что?

– Фильм такой был советский «В шесть часов вечера после войны».

– Да-да, точно, знаю. Отлично! Заметано! – обрадовалась девушка.

– Перейдем к более близким планам. Это вчера мы ехали в Тустлу. Сегодня мы уже едем в Тонину. Ты помнишь об этом?

Марина кивнула:

– Да, мы едем до Окосинго, а Тонина от него в тринадцати километрах.

– И если повезет, мы сегодня же погуляем по городищу майя Тонине.

Глава девятнадцатая
Из Теуантепека в Тонину

Не успели они покинуть окрестности Теуантепека, как дорога опять потянулась тяжелой, завязанной узлами лентой. Она уводила все выше, под самые облака. Они сгущались в темные тучи, с которыми пока успешно боролось солнце. На крутом вираже на обустроенной небольшой парковочке можно было полюбоваться видами и осознать пересечение границы штатов. Зеленая вывеска над трассой гордо гласила: «Добро пожаловать в Чьяпас, землю традиций и красоты!»

– Прямо скажем, штат Оахака тоже славен и тем, и другим, – восстановил справедливость Беловежский и попрощался ненадолго с Оахакой, ставшей для него домом. – Однако надо отметить, что Чьяпас – это уже зона майя.

Разминая уставшие кости, они дышали горным воздухом и удивлялись, что трасса оказалась пустынной. Вскоре мимо промчалась одна машина, и они опять остались совершенно одни в этом мире.

– Странный звук. Словно металлический скрежет, слышишь? – спросила Томина.

– Невозможно этого не слышать. По нервам царапает. Я бы подумал, что это цикады, но звук кажется механическим. – Саша огляделся.

– Может, здесь недалеко пилорама какая-нибудь?

– Не похоже. Здесь глухой перевал, – возразил Александр.

– Пожалуй.

– Кроме этих дорожных знаков и вывески Чьяпаса да самой дороги здесь нет никаких следов цивилизации, – рассуждал он. – И звук какой-то непрерывный. Если бы резали металл, затихали бы изредка. Видимо, это какие-то насекомые-монстры а-ля цикады.

Серпантин повлек их дальше. Плюшевыми зелено-коричневыми волнами убегали горы к скрытому за массивными тучеподобными облаками горизонту. Местами сквозь неплотную вату облаков пробивалось солнце и высвечивало фалды мягкого плюша на горных склонах. Ватными клоками беззастенчиво разлеглись облака на сглаженных вершинах. Неожиданно горы расступились и взяли под защиту небольшую долину. Неровная водная гладь красивой кляксой разбрызгалась в центре ровного пространства. Под низкими темно-серыми тучами вода отливала сталью.

Наконец после долгого пути достигли еще вчера вожделенную Тустла-Гутьеррес. Крупный город, в недрах которого необходимо отыскать единственно верную дорогу среди множества хаотично двигавшихся машин и недальновидных указателей, вызвал у Беловежского приступ ненависти. Именно он как штурман изучал карту и одновременно следил за указателями. Марина настолько устала от перемещения по улицам вслепую, от лежащих на каждом шагу «лежачих полицейских», что старалась без эмоций реагировать на инструкции своего спутника.

– Указатель на Сан-Кристобаль-де-лас-Касас, – прочитал Александр. – Нам туда, шеф. Кстати, топе.

– Вижу, не слепая, – огрызнулась девушка.

Машина жестко подпрыгнула на «лежачем полицейском».

– Видишь, а не тормозишь! – возмутился Саша. – Я чуть язык не откусил. Штурман без языка не сможет прокладывать путь.

– Все силы ушли на то, чтобы нагрубить тебе, – улыбнулась Марина. – Скоро выедем из города. Ух ты, какой потрясающий мост! Фоткай быстрее!

– Покидаем ненавистную Тустлу.

Они проехали по высокому мосту через широкую полноводную реку, которая еще какое-то время сопровождала их, словно следила, чтобы они не заблудились.

– Река Сумидеро, – торжественно провозгласил Беловежский.

– Красиво! – констатировала Томина.

Александр украдкой глянул на свою спутницу. Она слегка улыбалась. Лицо ее как будто потихоньку оттаивало после длительного напряжения. Однако руки цепко держались за руль. Он понял, что она еще не готова расслабиться, причем отметил про себя, что и такая сосредоточенность ей к лицу, легкая же улыбка кажется загадочной и придает особый шарм.

– Что серьезная такая? – вразрез со своими мыслями поинтересовался он. – Если устала рулить, дай порулить другому. Вон и знак соответствующий: "Si toma, no maneje", что в переводе означает: «Томину за руль не пускать!»

Он хотел развеселить ее, пусть даже услышать колкости в ответ, но чтобы она немного отвлеклась от утомительной дороги. Но она, наоборот, посерьезнела:

– Саша, теперь, когда трасса требует от меня только не шарахнуться в бездну, когда путь у нас один и не надо плутать по улицам чужого города, я вполне могу внимать твоему трепу на интересующую меня тему.

– Значит, руль не дашь? – Он все еще ждал колкостей и улыбку.

– Не дам! – И она улыбнулась.

– Тогда выкладывай, что за тема такая тебя интересует?

– Когда ты утром излагал мне линейную систему летоисчисления и называл дату ее обнуления, я собиралась спросить, почему вдруг вспомнили, что именно в такую дату календарь обнулится. Упоминается ли где-нибудь в источниках майя эта дата – 23 декабря 2012 года? Ведь если они действительно придавали ей значение конца света, они бы непременно о ней рассказали.

«Правильно ставит вопрос», – подумал Беловежский и снова оценивающе скользнул взглядом по своему водителю. В который раз он дал себе отчет в том, что так и не может разгадать эту странную девушку. Они выпорхнули из одного образовательного гнезда, где в основе полученных навыков лежало умение скрупулезно собирать факты и максимально объективно их анализировать. Получение информации путем сомнительных видений никоим образом не преподавалось на истфаке. У нее глюки? Это отклонение от психической нормы? Не хотелось бы ему оказаться один на один с психически неуравновешенным человеком в этом долгом странствовании по неведомой стране. А может, это игра? Кокетство? Воплощаемая ею самой в реальность слепая вера в чудеса? И в то же время его везла по Мексике умная, образованная девушка, умеющая в нужный момент трезво оценить ситуацию и задать правильные вопросы. Завершив свое размышление, занявшее буквально несколько секунд, он вновь признал, что одно совершенно очевидно. Марина Томина ему нравилась. Все больше нравилась. Очень нравилась.

– Такой источник есть, – произнес он после паузы. – Ты не слыхала о Монументе Шесть из Тортугеро?

– Вроде нет. Хотя погоди, мне кажется, я могла видеть его в Музее антропологии в Мехико. Там была интересная выставка по майя. Кстати, там наглядно показывалась календарная система. Там я, возможно, его и видела на фотографии.

– Так ты уже знакома с летоисчислением? – удивился Саша.

Марина засмеялась:

– Я все там внимательно прочитала, не придав особого значения и ничего не поняв. И благополучно забыла. Теперь, после твоего объяснения и в связи с концом света, я постараюсь в этом разобраться. Так что же монумент?

– Эта стела была найдена довольно давно в майяском городе Тортугеро в штате Табаско. Это вполне значимое поселение в истории майя. Одно время оно было тесно связано с династией из Паленке, одного из крупнейших и влиятельнейших городов. Поэтому найденные там памятники представляют большой интерес. Но Монумент Шесть из Тортугеро превзошел все ожидания. Там и встречается та самая дата.

– Ух ты! И что же там сказано, вернее, предсказано? Землетрясения, катастрофы, апокалипсис?

На долю секунды Марина обратила заинтересованный взгляд на Беловежского. Машина слегка дернулась в сторону.

– Э-э! Долой Томину с руля! – воскликнул он. – За дорогой смотри, а то не буду ничего рассказывать.

– Я кочку объезжала, – попыталась оправдаться девушка. – Продолжай!

– Нет.

– Что нет? Не будешь рассказывать? – возмутилась Марина.

– Нет, – снова резко сказал Саша. – Нет там никакого апокалипсиса.

– Нет? А что есть?

– Там сказано, что в день, когда закончится «тринадцатый Бактун», то есть тринадцатое четырехсотлетие, вероятно, откуда-то спустится Болон-Октэ или что-то в этом роде. По нашему летоисчислению это 23 декабря 2012 года.

Он замолчал.

– Болон-Октэ, – тихо проговорила Марина. – Болон-Октэ. И кто это?

– Некое божество, чье значение не до конца очевидно.

– Не до конца света очевидно.

– Точняк, – улыбнулся Саша.

– Так за что все же этот божок отвечает?

– Трудно сказать. Кто говорит, что он связан с войной, кто называет его божеством света.

– Ты говоришь «спустится»? Откуда? Что это значит?

– Видимо, для тех, кто сделал надпись на монументе, это было очевидно, но мы не до конца понимаем, что конкретно там написано.

– Болон-Октэ, – пробормотала девушка. – Погоди! Где я его уже слышала? Ой! А это не он ли изображен на «сосуде Ветрова»?

Беловежский опять изумился тому, как Томина на лету схватывала информацию. Профессиональное? Журналистское?

– Он самый.

И про себя он отметил это странное совпадение. Болон-Октэ – главный герой на сосуде погибшего Ветрова, сосуде, так взбудоражившем его в последние дни. Болон-Октэ – главный герой ожидаемого всеми апокалипсиса, вернее, источника, где значится дата предполагаемого конца света.

– Какое совпадение! – Марина озвучила его мысли. – Опять Болон-Окте.

Оба замолчали. Беловежский погрузился в размышления. Он силился представить, какие именно иероглифы выбиты на стеле из Тортугеро. Потом обращался мыслями к «вазе Ветрова» и с досадой понимал, что невозможно оценить ее значимость и прочитать заложенную в ней информацию. Где же она может быть? Ветрова убили, а между тем ваза не проявилась за все эти годы ни на аукционах, ни в частных коллекциях. Он мысленно усмехнулся, вспомнив, с какой небрежной легкостью заявил он мексиканскому семейству в Монте-Альбане, что отправляется на поиски сосуда и непременно найдет его. Что значит найти его? Где? Может, его уже нет в природе. Или убийцы Ветрова, тупые, кровожадные бандиты, просто поставили его на полку в своем доме и теперь хвастаются, что обладают майяской реликвией. Здесь вся земля полна таких реликвий. Зачем было убивать человека? Чем так важна именно эта ваза? Он настолько глубоко ушел в себя, что не заметил, как за окном замелькали населенные улицы.

– Похоже, Сан-Кристобаль, – нарушила тишину Томина, чем вывела его из оцепенения. – Надо бы заправиться. Неизвестно, как дальше с заправками. Ну-ка, штурман, поруководи процессом.

Александр очнулся, нырнул в карту и доложил, что заправка прямо по курсу. Заправки Pemex были добрыми маяками на их пути. Их восхищало, что для того, чтобы покормить железного коня, им не надо даже выходить из машины. Специальные молодые и не очень люди осуществляли все нужные действия и принимали оплату в открытое окошко. При особом везении в окно могли даже просунуть маленький аппаратик для оплаты карточкой. Не менее приятным моментом оказывались неизменно чистые и оснащенные всем необходимым туалеты. Наконец, на заправках почти всегда можно перекусить.

Все ритуальные телодвижения проделаны в строго означенном порядке. И важное завершение – очередной кофе с очередным круассаном. Подкрепившиеся и повеселевшие, они продолжили путь. Правда, знакомство с городом Сан-Кристобаль-де-лас-Касас ограничилось посещением данной заправки. Тем не менее город славился страницей современной революционной истории Мексики: именно здесь вспыхнуло в 1994 году восстание сапатистов – Сапатистской армии национального освобождения, борцов за права и светлое будущее индейского населения Чьяпаса. И к тому же город мог гордиться своей красотой.

Указатели на Окосинго, куда они направлялись, уводили их по окружной дороге Периферико, и город вскоре совсем остался в стороне. Беловежский вернулся к своим размышлениям о сосуде. Томина тоже молчала, сосредоточившись на дороге и указателях.

– Жаль, – подытожил Саша вслух свои невеселые думы.

– Что жаль? – удивилась Марина. – Что мы проехали мимо Сан-Кристобаля?

– Нет, революционное прошлое и настоящее Мексики меня сейчас не увлекает.

– Нельзя быть таким односторонним, – пожурила она.

– «Меня сейчас больше Фокс интересует», – усмехнувшись, процитировал он «Место встречи изменить нельзя».

– Под Фоксом, смею предположить, ты разумеешь «сосуд Ветрова», не так ли?

– Верно.

– И что жаль?

– Да все жаль! Жаль, что ваза эта, скорее всего, никогда не всплывет, осев в частной коллекции или в доме у бандитов, потому что за ней мокруха.

– Это если ее украли во время убийства…

– В смысле?

– Что тебе вчера сказал твой приятель?

– Да, но это лишь предположение научника. И мне пока не понятно, на чем оно основано.

– Саш! – вкрадчиво начала Марина после секундной паузы. – А что бы ты сделал, если это предположение небеспочвенно, если сосуд не украден, а спрятан самим Ветровым до убийства?

– На что ты намекаешь?

– Ни на что. Просто спрашиваю. Ведь ты сказал: «Жаль!»

– Я сказал: «Жаль!», – медленно заговорил Беловежский, – потому что я так сильно жажду увидеть этот артефакт воочию, что, если бы он не был украден, я бы начал его искать.

– Это возможно?

Саша пожал плечами:

– Не знаю. Но, по-моему, нет ничего невозможного. Помнишь, в Эль-Туле у меня возникла ассоциация с «Садом расходящихся тропок»?

– Конечно, это так красиво!

– Так вот, теперь нужен сад сходящихся тропок.

– Как это?

– Каждая версия поиска по какой-то причине окажется просто несостоятельной. И тогда все версии, все тропки, сойдутся в одну, потому что логика того события одна-единственная.

– И как этого достичь?

– Только скрупулезно собирая информацию и отсекая тем самым остальные тропки.

– Так мы ищем убийцу Ветрова? – с наивным восторгом вскричала Томина.

– Этого я не говорил. В лучшем случае надо было бы расследовать убийство русского коллекционера. Однако к жизни его уже не вернешь. Поэтому для меня самое главное – найти утраченный сосуд. И сейчас я, пожалуй, готов искать сосуд его имени. – Он вздохнул, словно собрался с духом, и сказал: – И я собираюсь этим заняться. Ты со мной?

– Болон-Октэ! – выдохнула Марина, будто говоря: «Вот это да!»

И снова повисла пауза в разговоре. Беловежский сосредоточенно прикидывал, какие шаги надо предпринять для поиска вазы.

Дорогу нельзя было назвать прямой, однако серпантин остался позади. Ехалось явно быстрее и легче. Шоссе весело змеилось по лесистой местности. Попадались небольшие поселки или сельскохозяйственные постройки. Если бы не ярко-рыжий цвет почвы, иногда прорывавшейся из-под травяного покрова на придорожных склонах, можно было бы подумать, что это средняя полоса России, где-нибудь в Тамбовской области. Сосны сменялись смешанным лесом, который здесь никак не напоминал джунгли, обещанные в зоне майя.

– Пожалуйста, едем по Мексике. Джунгли, понимаешь, непроходимые джунгли! – не удержался Саша от ироничного замечания, в изумлении обозревая ландшафт.

– Да уж, на джунгли пока не очень тянет, – откликнулась Марина. – Но дорога красивая, а главное, почти прямая.

– Внимание, населенный пункт! Будут топе.

Девушка притормозила перед «лежачим полицейским». Деревня прижималась к дороге маленькими мазаными хижинами. Кое-где висели кустарной работы вывески, написанные от руки: «Кафе», «Отель», «Бензин».

– Даже отель, – отметил Саша. – Если что, есть где переночевать.

– И бензин в розлив, – добавила Томина. – Так что не пропадем.

– Страшноватенько, конечно, бензин тут покупать. Нальют тебе черт знает что, так что не уедешь потом.

– Смотри, люди!

Впереди по обеим сторонам дороги прямо на пластиковой горочке «лежачего полицейского» сидели мужчина и женщина и продавали какие-то не то фрукты, не то орехи. Они вскочили и поспешили к затормозившему авто, потрясая перед окнами пакетиками с товаром. Марина отрицательно помотала головой, и «доджик» аккуратненько переполз через препятствие.

– Прямо-таки деревушка коммерсантов, – усмехнулся Беловежский, указывая на торговцев, оседлавших следующего «лежачего полицейского».

Сцена повторилась. И еще раз. И еще раз. Деревушка заканчивалась. Домики попадались все реже. К дороге начал подступать лес. Вдруг Марина вскрикнула и резко ударила по тормозам. Машина вросла в асфальт, не доехав до топе полметра. Над топе в воздухе через всю ширину дороги протянулась веревка с колючками. Казалось, она висит сама по себе. Но вскоре стало понятно, кто ее держит. За кустами прятались дети. Двое остались держать веревку, а несколько ребятишек сбежали с пригорка прямо к машине и застучали по стеклам с обеих сторон.

Александр открыл окно. Тут же ему в окно дети просунули пакеты с какими-то чищеными фруктами и орехами. Он попытался вежливо отказаться, но не тут-то было. Дети галдели и упорно пихали пакеты внутрь автомобиля. Саша начал закрывать окно. Дети снова забарабанили по стеклам.

– Ну, нет! – И разъяренная Марина, приоткрыв окно, закричала: – А ну, отойдите от машины и уберите веревку!

От неожиданности дети немного отпрянули и сбавили напор. Но веревка осталась натянутой. Тогда Марина рукой надавила на сигнал, а ногой нажала на газ. Машина резко дернулась. Громкий звук сигнала разорвал тишину и эхом пробежал по лесу. Дети бросились врассыпную. Веревка безвольно пала на дорогу.

– А ты жестокая, – скорее с восхищением, нежели с осуждением констатировал Александр.

– Жесткая. Иногда. Они меня взбесили. Ненавижу втюхивание. Взрослые вели себя корректнее.

– Детишки непосредственные. Взрослые уже устали от этого.

– Если честно, мне их жалко. Не от хорошей жизни они так торгуют.

– Конечно. Но сколько деревушек мы проехали, такого торгового азарта нигде не встречали. Встречали шахматистов или доминошников. Просто праздно сидящих возле дороги. Здесь кто-то живет с коммерческой жилкой. Вероятно, все же этот бизнес у них идет, раз они так массово его практикуют.

– Думаю, не очень, – возразила Марина. – Дети устраивают проезжающим настоящую засаду, потому что взрослым мало что удается продать.

– Это игра для детей.

– Все же лучше пусть торгуют, чем просто попрошайничают. Теперь жалею, что мы ничего у них не купили.

– Вернемся? – усмехнулся Саша.

Марина промолчала.