Текст книги "Вериги любви"

– А вот и монастырь.

Да, это был Рождественский Герасимо-Болдинский монастырь. Я посмотрела на часы: ровно два! Не будить же монахов. Но из ворот уже выходил огромный инок, настоящий богатырь, со словами:

– Слава Богу, приехали! Я вас жду с вечера, остальная братия почивает. Пойдемте, разведу вас по келиям.

…Утром я проснулась в самой настоящей светлице, куда ночью мы забрались по узкой длинной лестнице – на новенький, еще пахнущий дровяной стружкой чердак. Вокруг – иконы, на оконцах – кружевные занавески, постели пахнут душистым мылом. Тихонько сползла вниз по крутой светличной лесенке (и как ночью залезли-то…), вышла через сени на крыльцо, а оно такое, к какому я привыкла с детства: с веселыми затейливыми узорами на перилах, с чурбачками вместо скамеек, с широкими ступеньками. Вокруг – цветущий клевер! Роса так и просилась с душистых стеблей к лицу, и я с позабытой детской радостью умылась благодатной влагой. Конечно, повстречала собачек монастырских – настоящих волкодавов. Замерла на месте – добрые псины лишь оглядели меня, обнюхали воздух – и пошли дальше по своим важным собачьим делам. Храм возвышался совсем рядом, хотелось войти, но было только пять часов, и я вернулась к приютившему нас домику-келье.

На крыльце уже сидела Наталия, крестная мать моего сына, мне кума, ибо я крестная ее дочери Юли.

– Таня, какая благодать! Еще бы кофе кто принес, – и мы рассмеялись. Кофе – это где-то далеко, куда ни дойти, ни доехать, по крайней мере, сегодня.

– А ты знаешь, – продолжала Наталия, – когда-нибудь мы с тобой вот так же будем сидеть на таком же чудесном крыльце, но не здесь…

Мы внимательно огляделись – запомнить на тот будущий случай.

– Станем старыми и тихими, и вместо клевера вокруг крыльца будут цвести ромашки.

– У меня стихи есть об этом! – Я снова подивилась нескончаемой сочетаемости наших мыслей и чувств.

– Читай, – согласно кивнула Наталия, и я прочла стихотворение об античных коровах, «подгулявших на леваде» на берегу моря, где я на склоне времени о́на собираю ромашки, при этом размышляю о бесконечном круге ушедшего, настоящего и будущего:

 
Вернуться – жаль, но не скорбеть же бестолково
О днях былых! Ромашки машут лепестково –
У них забот, наверно, целое беремя,
Пора, пора! – и возвращают в наше время.
 
 
Оно знакомо и с лица нам, и с изнанки,
Суть бытия ведь не тесней цветочной рамки,
И, чтобы в этом убедиться без промашки,
Порой достаточно единственной ромашки…
 

Уж с Наталией мы по Руси поскитались! И в прямом, и в переносном смысле: столь много общежитейского в судьбах, так тесно стояние в вере! О нашем бытийном соседстве, то бишь нашем событий, я обязательно напишу когда-нибудь, когда души наши освободятся от неизбежных со-огорчений. Но – еще не теперь.

Каждый православный знает, что чудо Божие есть и Господь являет его, когда захочет. Многие видели, как исцелялись люди от злых недугов силой Божией благодати: после омовения в святых источниках, после поклонения чудотворным иконам и святым мощам, после покаянных молитв. В поисках спасительной доли и едут богомольцы по белу свету.

В Почаевской лавре находится великая святыня: икона Пресвятой Богородицы. Владычица стоит на высокой горе – там, где оставила след Своей святой стопы. Эта икона содержится высоко над алтарем на позолоченных вервиях, и только два раза в день, утром и вечером, ее опускают вниз, к людям, чтобы молящиеся благоговейно могли приложиться к чудотворной святыне.

В Почаев мы приехали, когда уже закончилась вечерняя служба, и оставалось только расположиться на ночлег. Но все разбрелись по лавре – надышаться после долгой дороги священным духом обители. Мы с Наташей решили зайти в храм, хотя и знали, что он уже заперт, но вдруг уборка еще не закончена? Хотя бы увидеть икону… И свершилось чудо: иноки, заметив нас на пороге храма, открыли двери и безо всякой просьбы с нашей стороны опустили с золотой высоты чудотворную икону – мы благоговейно к ней приникли.

Из этой поездки паломники вернулись с частицами святых мощей преподобных Иова и Амфилохия Почаевских, – разве это обретение по игуменскому благословению не чудо? Мощи новомучениц Российских Евдокии, Дарии, Дарии и Марии обрели мы в селе Суворово, в десяти верстах от Дивеево. А в самой Дивеевской обители были благословлены частицами святых мощей преподобных жен Дивеевских Александры и Марфы.

А чудо обретения мощей святого Никиты-Столпника в Переяславле-Залесском в Свято-Никитском монастыре мне запомнилось особенно хорошо. Когда-то богатейший архитектурно, Свято-Никитский монастырь переживает удивительную пору своего восстановления из руин: люди едут сюда как паломники да и остаются на послушание. Кто каменщиком трудится, кто плотником, а кто – в трапезной. Когда я приезжала в обитель на съемки программы «Свеча», как раз водружали новый крест, и кинокамера запечатлела это великое событие. В другое время была в монастыре с паломниками Александро-Невского фонда: мы привезли пожертвования и молитвенно просили игумена отца Димитрия передать для будущего Царицынского Александро-Невского собора частицу мощей святого Никиты.

Медленно тянулись часы ожидания, мы молились в храме, а по завершении молебна наш батюшка Александр Морозов стал поочередно надевать на каждого тяжелые железные цепи с массивным окружием для шеи – благодатные вериги Никиты-Столпника. В благоговейной тишине люди принимали на себя частицу тяжести подвига святого. Я подходила последней, батюшка надел на меня, как и на всех до этого, окружие, вериги железно-плотно облегли тело… Вдруг громко щелкнул замок – и металлический ошейник тесно сомкнулся вокруг моей шеи. Я оцепенела, в страхе глядя на отца Александра, по его лицу видела, что и ему не по себе, но уже в следующее мгновение священник ободряюще возгласил:

– Помогай тебе Бог, Татиана!

Крючок плотно сидел в глубокой петле, но отец Александр легко извлек его, снял с меня тяжелые цепи. Люди издали смотрели на происходящее и крестились, а в моем мозгу беспрерывно звучала одна-единственная фраза: «Да исправится молитва моя пред Тобой…» До конца паломничества она пребывала во мне.

Поздно ночью вернулся отъезжавший по делам игумен, увидел нас, смиренно стоящих у его келии, и чуть погодя вынес частицу мощей святого Никиты, но, прежде чем передать ее священнику, спросил:

– Достойно ли повезете?

Конечно, повезем достойно. Мощи следовали с нами всегда, во всех поездках, в большом церковном нагрудном серебряном кресте-мощевике – том самом, в котором мы привезли когда-то в Волгоград святую частицу мощей Александра Невского.

Наутро мы с благодарными молитвами отбыли домой, но перед самым отъездом монах-эконом принес к автобусу большой картонный ящик с красочными пакетиками – семенами цветов:

– Выращивайте на радость!

О других не знаю, но внук Наталии, маленький Левушка, в следующую весну высадил семена рядом с крыльцом своего многоквартирного дома – и цветы действительно выросли на радость: золотые жарки!

Однажды владыка Герман разгневался на меня: я собрала людей в паломничество во дни празднования иконы Богоматери «Казанская».

– Дома надо молиться, в своем Казанском соборе! – выговорил мне недовольно архиерей. Но путешествие все же благословил, и мы отправились по предзимней ноябрьской дороге по монастырям, где владычествовала Богоматерь со своим Казанским образом.

Пути Господни неисповедимы, и в Мордовии мы неожиданно для себя, по Божьему промыслу, оказались в Спасо-Преображенском Краснослободском монастыре. Если бы не случайный путник на темниковской трассе, который попросился в автобус, мы никогда и не узнали бы, наверное, что есть такой монастырь, а в нем – Казанский собор. Очевидно, Пресвятая Богородица желала нашего присутствия именно там, если выслала навстречу вестника.

Монастырь показался нам величественно-огромным, но православная жизнь в нем только возрождалась благодаря трудам четырех молодых монахов во главе с игуменом Аристархом. Им приходилось тяжело, ведь на монастырской территории еще обитали поселковые жители, не хотели уходить, хотя решение об этом местных властей имелось. Нечаянные насельники всячески досаждали монахам своим пьянством и блудом, и мы, паломники, с опаской ходили мимо огороженных низким штакетником неприглядных жилищ.

А между тем монастырю так нужны были трудники! Они, конечно, приезжали из разных ближних и дальних мест, работали на восстановлении храма, оборудовали подсобные монастырские помещения. И все-таки людей не хватало: к зиме так и не успели сложить печи в храме и келиях, а сквозь недолатанную церковную крышу во время Божественной литургии на молящихся падал первый в том году снег.

В поездке нас духовно окормлял иерей Олег Поляков из села Заплавное, с ним была и матушка Мария. Она и двое наших певчих, Нина и Игорь Богомоловы, пели во время литургии, и как хорошо пели! Иноки сказали потом, что настоящее церковное пение многие прихожане услышали впервые.

И еще мы стали свидетелями чуда: во время службы замироточили сразу три образа: Богородицы «Милующая», Николая Угодника и Параскевы-Пятницы.

– Такое было у нас в прошлую Пасху, – рассказывал во время трапезы игумен Аристарх, – на литургии замироточила Казанская икона, а сегодня, в Ее праздник, сразу три образа облагодатствовали нашу обитель! Вот что значит – паломники в монастыре.

Удивительную для себя вещь узнали мы от молодого игумена: на территории монастыря в давние времена был храм Александра Невского, нынешняя монастырская колокольня когда-то принадлежала ему.

– Храм мы восстановим обязательно, вот только немного обра́зим наш быт, – подытожил батюшка свой рассказ.

Отец Аристарх благословил всех иконочками Богоматери «Казанская», а я, вернувшись в Волгоград, отослала в монастырь образ Александра Невского, дабы молились иноки и в далеком Мордовском краю за возвращение Царицынского Александро-Невского собора.

Об этом молятся во многих местах Святой Руси.

В Киево-Печерской лавре после двухчасового подземного странствия в Ближних и Дальних пещерах мы с Наталией отдыхали в тени каштанов, примеряли простенькие, в желто-голубой цветочек, косынки:

– Какие удобные! Легкие, простирчивые, не жарко будет на службах…

Косынки, освященные на мощах киево-печерских святых, мы только что приобрели в церковной лавке на выходе из подземных захоронений иноков лавры, там же купили кое-какие книги и масло из лампадки над ракой безмездного врача-инока Агапита. Перекрестившись, помазались, по капельке наливая маслице из бутылочки в крышку, а уже оттуда – на ладони, на лицо. Так делали все, дабы не осквернить святыню, оставшуюся в бутылочке.

– Хорошо, если такие святые, как Агапит, молятся за наш собор!.. – и я вздохнула.

– Думаю, многие святые молятся, – ответила Наталия.

Не раз мы говорили на эту тему, и я представляла себе огромные Небесные церковные залы, где сонмы святых возносят молитвы ко Господу за всех нас, земногрешных. И сейчас, после только что увиденных сотен древних иноков, нетленно почивающих в подземных гробах и священно предстоящих Богу, я как бы увидела их во славе и по привычке внутренне произнесла: «Все святые, молите Бога за нас!» И словно кто-то рядом проговорил: «Монахи молятся…» Или это вскрикнуло мое сердце?

…Господь говорит с каждым, отвечая на молитвы, и когда Он говорит, всё обязано внимать: горы – молчанием, земли – цветением, воды – целебностью, древо – листом, а человек – сердцем.

На святом источнике Тихона Задонского в Липецкой области люду всегда видимо-невидимо, а вода – холодная-прехолодная, я всегда задолго и с боязнью готовлюсь к погружению. Но – вхожу в воду обязательно, даже зимой, ведь это – благодать в чистом виде. А после омовения такая молодость и в теле, и в душе! И вот к такой ко мне, распрекрасно-молодой, подошла однажды женщина и протянула ладошку:

– Подайте, Христа ради!

Я, конечно, дала денежку, но потом, углядев, что просительница прилично одета, для зимы даже очень хорошо, в пуховый платок, длинное драповое пальто и сапоги-румынки на низком каблуке, не удержалась от укора:

– И чего дома людям не живется! Поди, там все глаза проглядели!

Она неспешно и серьезно всмотрелась в мое лицо, мне даже не по себе сделалось, и ответила, по-старинному, по-северному о́кая:

– А ежели дома-то нету?

Вмиг мое сердце залила жалость:

– Как – нету? Вы же не нищая?..

– Детям отдала дом-то, пусть без меня делят…

– Издалека, наверное?

Женщина поправила платок:

– Давно еду…

– У вас северный говор. Вы с Севера?

– Кака знатуха-то! Оттуда, со Свечи-то.

Мне на голову словно рухнуло небо… Или я ослышалась?

– Со Свечи? С какой Свечи?

– А деревня така есть Свеча, и речка тож у нас Свеча. А ты что ж, знашь кого у нас-то?

– Да нет, просто слово такое… Свеча. Красивое название у вашей деревни!

– Свеча да Свеча, обыкновенно.

– А куда же идете? И давно?

– А с прошлого лета-то. Иду да иду, еду да еду… А они пусть дом-то делят без меня-то…

Я долго не могла уснуть в ту ночь, глядя на мелькающие за окном автобуса далекие и близкие огни. Как это страшно – потерять дом! Что у нее случилось, у этой странницы поневоле? Про детей говорила… Выгнали, что ли, мать из дома? Или сама ушла в сердечном сокрушении? Я вспомнила, как в особенно тяжкое время жизни вознамеривалась уйти куда глаза глядят… Идти, пока хватит сил, а потом свалиться где-нибудь в лесу, подальше от людских глаз, да и умереть. Искушение мучило и мучило меня, пока я не сказала себе: «Надо все начинать сначала, все…» И вроде по-прежнему пошла жизнь, только – с Богом. И, может быть, я свой дом уберегла…

Господь посылает нам нечаянные радости. Иной думает: за что? А надо просто благодарить Бога в сердце своем, ибо только жизнь сердца человеческого важна Господу: ко спасению она или к вечной погибели? Господь поможет, только бы сердце было Ему открыто.

Как-то зимой мы были в Сергиевом Посаде, молились вначале в Богородичном храме, где покоятся мощи московских святителей, потом у раки с мощами Первоигумена Земли Русской Сергия Радонежского, а вечером – в Надвратной церкви Иоанна Предтечи. Ночевать в лавре паломникам негде, разве что на полу в трапезной, но там уже расположились другие гости. Поздно было искать приюта и в городе, и мы попросились в храм Петра и Павла: всего на одну ночь! Голубой, с золотыми куполами, храм очень нам понравился, утром мы ставили там свечи, соборовались.

Мужчины остались ночевать в автобусе, а женщин настоятель храма архимандрит Герман (Чесноков) самолично отвел в церковное общежитие, где жили послушники и одинокие странствующие.

– Поди, не заморозитесь, – сказал священник и добродушно рассмеялся. Действительно, не заморозимся: в доме топились печи! Стали размещаться, все, слава Богу, устроились, но для Ирины и меня кроватей не оказалось. Не было и постелей, чтобы лечь на полу, только наши тонкие дорожные одеяла. И тогда настоятель показал на здание надворной часовни:

– Идите туда, на диванчики.

Ночевать в часовне! Мы с радостью подхватили свою нехитрую поклажу и через минуту уже стояли в полутемном, освещенном лишь лампадой и одинокой свечой, намоленном пространстве. Намоленность всегда чувствуется в старых церквах, где долгими годами, поколение за поколением, люди возносят молитвы.

У иконы Спасителя стояла монахиня и молилась. Она не обернулась на шум затворяемой двери, и мы, потихоньку оглядываясь вокруг, увидели два небольших дивана с горой ковровых дорожек и одеял: вот и наши постели. Но сна не было, стали про себя вычитывать вечернее правило, а потом Ирина шепнула, указывая на большую книгу на аналое перед монахиней:

– Неусыпаемую Псалтырь читает!

Да, звучали псалмы, круглосуточное чтение которых не должно прерываться ни на минуту. Не сговариваясь, мы написали поминальные записки и с поклоном положили их на столик рядом с чтицей. Теперь и наших ближних будут здесь поминать до скончания земного времени.

В нетопленой часовне было холодно, мы никак не могли согреться под одеялами и коврами, а монахиня в легком черном одеянии все читала и читала… Ирина не выдержала, подошла, набросила ей на плечи пуховый платок – та только благодарно кивнула, не отрываясь от Псалтыри. До утра мы не сомкнули глаз, слушая древнее покаянное пение и радуясь нечаянной радости, которую послал нам Господь.

Утром узнали от послушниц: батюшка Герман намеревается сделать храм Петра и Павла подворьем Леушинского монастыря, оттуда уже и сестры приехали. Так вот кто читал Неусыпаемую Псалтырь – инокиня из Черниговской Леушинской обители! Мы заезжали туда, два года назад паломничая по Украине, прикладывались к чудотворному образу Богородицы «Азъ есмь с вами, и никто же на вы»… Этот образ великий русский святой Иоанн Кронштадтский назвал державной иконой России XXI века.

Много поездила я по Святой Руси, много и повидала – радости ли, горя… И того, и другого на Руси – пополам, так уж издревле повелось, но горе всегда виднее. Скитаются люди по городам и весям, ищут лучшей доли. Древнее это русское занятие, слезное…

 
Вспомнила я богомольные странствия,
Посвист дороги, сны натяжеле
Не про сиянье Небесного Царствия –
Про терема на крови на земле.
 
 
Вспомнила черные платы молодушек,
Вспомнила, как под призором старух
Христочирикал ребенок-воробушек –
И до сих пор еще жалобит слух…
 
 
Вспомнила, как мудрецы перехожие
Горькую пили напротив креста,
Святопризорные душеньки Божии!
Рядом – Христос, до погоста – верста.
 
 
Вспомнила древнюю церковь Надвратную,
Капельки-свечки в златой полутьме,
Вздохи молитв и дорогу обратную
В темень, навстречу грядущей зиме.
 
 
Вспомнила я, опечалена родиной
Или другой, неизвестной, виной,
Что в кабаках и смиренье юродивом
Зрели все бунты России страдной.
 
 
Вспомнила русское море студеное,
Русские души на каменном дне…
Время, уставно на смерть заведенное,
Жизнь через смерть поднимает в цене.
 
 
Выросла Русь под крестами да флагами,
Все мы – живые ее кремешки,
Мы даже память заране оплакали,
Чтобы ростками спаслись корешки…
 

Стала часто размышлять о святых. Вот Герасим Болдинский: простой человек, ставший и вовсе никем для мира, но всем для вечности, ибо обрел Богоподобное достоинство. Мир, как известно, отрицает вечность, но вечная жизнь постепенно растет в человеке. Святых более всего на Руси – почему? Сколько довелось перечесть святительских книг! Про грехи и бессмертие, про добро и зло. Вывод оказался очень простым: зло для русского человека состоит в отсутствии личной святости. Ни больше, ни меньше. Святость ради Бога – идеал Святой Руси, которая называлась так не потому, что была святой, а потому, что стремилась ею стать.

Наш владыка не раз говорил, что личная святость возможна для каждого православного человека. И мне даже видится, как грядущие, прикровенные ныне святые, которых на Руси не счесть, трудятся в поте лица и страде душевной над возделыванием земли своего сердца. Сами не знают они о себе, что – святые.

Однажды, рассказывают люди, в Дивеево, в святом источнике Казанской Божией Матери, воды почти не осталось. И в самой Серафимо-Дивеевской обители наступили скудные времена, меж тем насельницы трудились не покладая рук, без ропота и лености. Шел мимо калика перехожий, перекрестился на Свято-Троицкий храм и сказал:

– Паломников кормите, нищих не гоните, вериги носите!

Так было или по-другому, никто не знает, но легенду эту рассказывают. Самое-то интересное состоит в том, что со всей России стекаются в Серафимо-Дивеевскую обитель паломники, нищие, просто бродяжие люди, и никто необогретым-необласканным не уходит восвояси. Старожилы дивеевские мирские – и те не помнят, чтобы воды в Казанском источнике не было, а уж чем накормить-напоить пришлый люд – в обители всегда находилось, Бог посылал. Знать, легенда дана в назидание, чтобы и в последние времена не была утеряна русская святость.

В июне 1993 года в Волгоградской епархии состоялись торжества по случаю приезда Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. А за неделю до этого события в Волгограде пребывала Глава Российского Императорского Дома, Ее Императорское Высочество, Великая княгиня Мария Владимировна Романова с наследником Его Высочеством, Великим князем Георгием и матерью Великой княгиней Леонидой Георгиевной. Оба эти визита огромно сияли в моем, всегда романтическом, сердце, словно свет внутри цветочной арки, через которую въехали в город именитые гости.

Я помню, как пышно встречали Патриарха в аэропорту, помню патриаршее освящение крестов на местах будущих храмов на Мамаевом кургане, на улице Пархоменко… Остальные события остались вне поля моего присутствия, кроме праздничного епархиального собрания и большого концерта.

Патриарх Алексий II и наш архиерей владыка Герман сидели в золотых одеждах в первом ряду партера Центрального концертного зала, негромко переговаривались, ожидая начала действа. Все держались от них на почтительном расстоянии, но ведь мне необходимо было снимать сюжет! Я сделала знак оператору и двинулась к иерархам по проходу вдоль сцены, остановилась на расстоянии шага. Увлеченные беседой, они вначале не замечали ни меня, ни видеокамеры. Потом владыка крайне удивленно посмотрел в мою сторону, спросил напряженным голосом:

– Татьяна Михайловна, чего вы хотите?

– Благословите, владыка, обратиться к Его Святейшеству! – и я повинно склонилась перед архиереем.

– Ну, обращайтесь, – и владыка легонько коснулся рукой моей головы.

Боковым зрением я видела, что зал внимательно следит за происходящим, ноги сделались совсем ватными, но камера уже работала…

– Ваше Священство, не могли вы дать интервью Волгоградскому телевидению?

Патриарх милостиво кивнул, потом сказал:

– Да вы присядьте. – И я села справа от него на свободное кресло.

– Что же вы хотите от меня услышать? – Святейший говорил доброжелательно, и я стала успокаиваться.

– Может быть, ваши пожелания волгоградцам…

Патриарх помедлил и заговорил:

– Сегодня я проехал по Волгограду, увидел Волгу, прекрасные дома и парки, но город показался пустым из-за отсутствия церквей. Ваш владыка рассказал мне, что раньше здесь было два десятка храмов, теперь всего несколько. Желаю волгоградцам, чтобы поскорее были восстановлены старые церкви и построены новые. И меня радует, что я участвовал сегодня в воздвижении крестов на Мамаевом кургане и в центре города, где в будущем должно начаться храмовое строительство. В этом я вижу промышление Божие.

– Ваше Святейшество, в Волгограде находилась Великая княгиня Мария Владимировна с наследником. Возможна ли в России реставрация монархии и как к этому вопросу относится Русская Православная Церковь?

– Для Церкви всегда важно не национально-государственное устройство, а те возможности, которыми располагает государство для духовного развития каждой личности. Я не раз говорил и могу повторить: вечностью обладает человеческая душа, все остальное может уходить. Или – остаться, если на это будет воля Божия.

– Все чаще и чаще Православие называют национальной идеей, вы с этим согласны?

– Православие не может быть национальной идеологией, Православие – это поиск жизни в Боге.

Я могла бы спрашивать еще и еще, но для маленького телевизионного сюжета снято было более чем достаточно. К тому же начиналось торжество, но оставаться далее в концертном зале не было никакой возможности: город ждал вечерних новостей. И мы умчались на студию. Когда сюжет был смонтирован, я с огорчением увидела, что из всего запечатленного на пленке выпускающий режиссер оставил лишь патриаршее пожелание скорейшего строительства в городе православных храмов.

Когда спустя несколько лет я решила выдать интервью Святейшего в полном объеме в программе «Свеча», кассета с записью высказываний Патриарха не отыскалась. Остались лишь отрывочные заметки, которые в исключительных случаях появляются в моей «наблюдательной тетради», эти записи и помогли мне вспомнить описанный выше диалог.

Великую княгиню Марию Владимировну и наследного принца Георгия я, как и множество моих сограждан, видела впервые. До сего дня журналы, книги и фильмы о высочайшей романовской загранице пролетали мимо моего стремительного внимания. И вдруг – Дом Романовых является в Россию, в Волгоград, на нашу замечательную набережную, где высочайшие особы стоят под июньским солнышком и говорят о России, а казачий атаман Мелихов широко расставленными руками сдерживает напор любопытствующих горожан.

У государыни лик цвета слоновой кости, яркие черные волосы красиво уложены короной. По малиновому полю платья – большие черные розы. И сама она напоминает пышно цветущую южную розу: сказывается грузинская кровь, привнесенная в династию грузинским княжеским родом по линии матери Леониды Георгиевны.

Его Высочество Георгий, которому в ту пору было двенадцать лет, привычно-спокойно глядит такими же темными, как у матери, глазами в объектив видеокамеры, желая волгоградским детям здоровья и счастья.

А Великая княгиня вслед за сыном повествует о том, что визита в Россию она ждала всю жизнь, что ее мечта – скорейшее захоронение праха членов Царской фамилии, достойное их высочайшего положения.

Интервью было коротким, Их Высочествам предстояли поездки на Мамаев курган и в краеведческий музей, а затем прием в губернаторской резиденции, и вскоре они отбыли в сопровождении многочисленной свиты.

Нынче каждый россиянин, наверно, чаянно и нечаянно размышляет о нашей неповторимо-промыслительной общей судьбе. Так уж устроены русские люди: каждый в ответе за всех. «Полная гибель всерьез», – сказал Борис Пастернак о русском сердце в высших, духовных его проявлениях. Впрочем, в русском человеке много всего, он – всякий, как и сама Россия. Но и в немощах своих, и в силах она – Богоносица наоткрыто, наогляд, на диво остальному миру.

А замечательный русский философ И. А. Ильин так говорил: «Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно и передающего свое видение воле для действия и мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления. Вот то, что другие народы смутно чувствуют в русском духе, и когда верно узнают это, то преклоняются и начинают любить и чтить Россию. А пока не умеют или не хотят узнать, отвертываются, судят о России свысока и говорят о ней слова неправды, зависти и вражды»[3]3
  Ильин И. А. Наши задачи. Изд. Царицынское общество возрождения и укрепления Православия. Волгоград, 1994. С. 85 (Далее – Ильин 1994…).


[Закрыть].

В объемном труде П. Н. Петрова «История родов русского дворянства» (Санкт-Петербург, 1888) говорится о том, что «благоустроенное общество не может презирать семейных отношений и значения рода, спокойно относясь к своей роли в идеях истинного процесса и цивилизации, идущих только поступательно… Поэтому ослабление значения рода и сознания его благотворного влияния на человеческое развитие – признак перелома… горячка, истощающая государственный и общественный организм, но никак не здоровое состояние общества, в среде которого всегда хранятся семена добра и нравственности в прочной связи семьи…» (С. 11). Да, в Отечестве нашем не счесть подвижников, которые составляли во все века не одну гордость своих фамилий, но и честь народную. Обилие таких личностей в нашей истории не вымысел, ибо о них рассказывают летописи и другие хроники русского бытия.

В записи акта о рождении Франца Марковича Руссияна имеются следующие сведения: у дворян Марка и Юзефы (ур. Савицкая) родился сын Франц 15 апреля 1900 года, крестили его 24 апреля того же года в Могилеве. А в 1928 году в Омске на свет появился Анатолий Францевич Руссиян, потомственный дворянин, крещенный в православной вере.

Фигура Руссияна, предводителя Волгоградского дворянства, непроизвольно соединена в моей памяти с образами царственных особ. Анатолий Францевич был тогда на волгоградской набережной в числе встречающих Их Высочеств и затем уехал вместе с гостями, пообещав заглянуть в ближайшее время на телестудию. Знакомы мы были давно, он иногда приезжал в мою программу «Студия А», зачинательницу «Свечи».

Более застенчивого и укромного человека я не встречала. Именно укромного, потому что Анатолий Францевич всю жизнь прятал свою дворянскую родословную от опасных истребительных глаз власти: его отец Франц Маркович был репрессирован. Приветствуя Великую княгиню Марию Владимировну, Анатолий Францевич представился:

– Потомственный дворянин, действительный член Российского Дворянского собрания Анатолий Руссиян, – и галантно поцеловал царственную руку.

Великая княгиня поинтересовалась, сохранился ли в семье герб.

– Нет, Ваше Высочество, есть только описание, – ответил сконфуженно Руссиян.

– Что ж, – молвила Великая княгиня, – пишите прошение на мое имя в Департамент Геральдики Российского Императорского Дома, вам помогут.

Спустя десять лет после этого диалога и уже после смерти Анатолия Францевича я пришла в гости к его вдове Галине Павловне и она показала мне герб руссияновского рода с описанием и резолюцией Ее Императорского Высочества: «Быть по сему. 27 июля 2003 года». Описание герба сохраняет оттенок вековой заповедности: «В червленом щите серебряный, скрученный в кольцо платок, связанный спицей и концами вниз обращенный. Щит увенчан дворянским коронованным шлемом. Нашлемник: русоволосая дева в червленом платье с серебряным, таким же, как в щите, платком на голове, возникающая меж двух золотых оленьих рогов и держащаяся за них обеими руками. Намет: червленый с серебром (польский герб «Наленчь»). Герольдмейстер С.В. Думин».

Второй визит Государыни в наш город состоялся в середине июля 2003 года. На этот раз Марию Владимировну встретили в аэропорту: по красной ковровой дорожке она спустилась по трапу самолета, перед ней распахнулись дверцы «мерседеса», и вскоре Великая княгиня в окружении свиты появилась перед официальными встречающими лицами. Она опять была в легком цветном платье, а букет цветов в ее руках казался державным скипетром – так достойно она несла его, идя впереди всех к выходу из гостевой зоны аэропорта. Надеюсь, читатель простит мне разыгравшееся воображение, но я ведь была так взволнована: Мария Владимировна узнала меня!

– О, вы снова будете делать съемку! – воскликнула она и добавила: – Я скажу совсем мало, ведь назавтра назначена пресс-конференция.

И действительно, ограничилась несколькими общими фразами. Среди встречающих был, в числе прочих, и предводитель Волгоградского дворянства Руссиян, но не Анатолий Францевич, а его старший сын Александр. Когда он представился, Великая княгиня воскликнула:

– Руссиян! Я помню вашего отца, у вас хорошая фамилия!

Незадолго до этого Указом Главы Российского Императорского Дома вдове потомственного дворянина Галине Павловне и ее детям было выдано свидетельство о внесении их в первую часть Общероссийской дворянской родословной книги.