Текст книги "Розы для Аннушки. Повесть о невозможном"

В библиотеке меня охватывали и гордость, и смущение. Потому что одна из полок самого большого стеллажа была посвящена мне! Там стояли мои книги – небольшое количество – и лежали папки с вырезками журналистских работ. И вот папок этих было много! Аля собрала все, что было опубликовано в газетах – начиная еще со студенческих времен.

К «фасаду» каждой папки приклеен лист со сведениями: названия статей и работ в других жанрах, дата и место публикации… Фантастика! Дома у меня ничего подобного не было. Да я и забыла уже большую часть своих публикаций. И только здесь, в доме Али, могла их вспомнить. Вот и сейчас: прошла вдоль полки, рассматривая заголовки статей и оживляя память. Ого – вот «Огненный след каравелл»! Большой очерк о встрече с Владиславом Крапивиным – любимым писателем и моим, и моих детей.

А есть работы небольшие, но памятные – например, «Расскажу тебе сказку…». Тут я делилась опытом: как мгновенно найти общий язык с ребенком любого возраста. А нужно просто говорить с ним на языке сказки! Необходимость в наказаниях или длинных нотациях отпадет сама собой. Я пересказала в зарисовке самые удачные свои сказки, которые сочиняла «на ходу», по требованию – применительно к затруднениям, возникшим у ребёнка.

Перед большой папкой с надписью «Евгений Богат» я не только остановилась, но и открыла ее, перелистала странички вложенных материалов. Их было несколько – но во всех я развивала мысли, которые поразили меня в книгах» и лекциях Евгения Михайловича – он преподавал на факультете журналистики Высшей комсомольской школы, а я там, в ВКШ, училась полгода – получила добавочную специализацию после филфака.

Ту серию своих статей не считаю самостоятельной – это были просто отклики на книгу «Понимание». Переложение для конкретных жизненных ситуаций этих вот мыслей:

«Сегодня и в жизни, и в литературе мы углубляемся в неширокий и небогатый «набор отношений»: любовь родителей и детей; любовь мужчины и женщины; любовь человека к избранному делу. Остальное – и люди, и дела – кажутся легко заменяемыми, может быть, из-за беглости контактов.

Создается иллюзия легкой замены человека человеком. Но человек совершенно незаменяем! Потому что человек уникален. А есть еще и лично твой уникальный! И когда он уходит из жизни, то все в ней обесцвечивается.

Героиня очерка «Назидательно педагогический диалог» Лена Рощина так написала о разрыве с педагогом, которая много лет заменяла ей мать: «Жизнь моя полна до краев, в ней есть любимый мужчина, любимая работа, но в то же время она нищенски бедна! Потому что сегодня в ней нет самого дорогого для мня человека».

Быть может, такое понимание жизни уже устарело? И сама эта книга – Понимание» – теперь никому не интересна? Как и мои статьи о ней. Но открыв старую папку, я подумала: не это ли происходит со мной сегодня? Я поняла, что есть на свете «мой уникальный человек», и он абсолютно незаменяем. А, может, и я для него? И неважно при этом, что в других отношениях его жизнь «полна до краев».

Я пошла дальше вдоль полки с папками и вдруг увидела заголовок «Снится ли детство отцам?». Надо же: я ведь только что рассказала Але о погибших моделях самолетов! Но статья была большая, той личной драмы я в ней едва коснулась. Речь шла о другом – о хрупком душевном мире подростков, которые часто живут на пределе своих возможностей. В статье я дала слово детским врачам, подчеркнула важную роль семьи – такой, где ребёнка понимают. Был там и разбор фильма «Сто дней после детства», и лирическое обращение к взрослым, с цитатой из книги Юрия Яковлева:

 
Снятся детям корабли,
Снится дальний край земли,
Детям дома не сидится!
Взрослым людям детство снится…
 

Статья «Снится ли детство отцам?», как и многие другие, вызвала интерес, в ответ на нее в редакцию полетели письма читателей – я их обобщила, осмыслила и новый материал подготовила. Так что нельзя сказать, что в годы, отданные журналистике, я жила не своей жизнью. Очень даже своей. Вот только «зарисовкам» и небольшим рассказам напрасно уделяла мало времени – считая, что проза мне пока не удается.

Работа над литературными произведениями вышла на первый план слишком поздно, времени для нее мало осталось… Но такое часто случается – сначала нужно помочь душе «нарастить мускулы».

Я всегда думала, что приезжать к Але в гости – полезно. Сегодня вот в ее доме осознала, что, в основном, не зря жизнь прожила – работа была любимой и досадно, что пришлось рано уйти на пенсию. Но что оставалось делать? Дома было двое больных – мама после пятого инфаркта и Алеша после тромбоэмболии лёгких. Пришлось журналистику сменить на медицину и работать в стационаре на дому – медсестрой, фельдшером и даже врачом. Обоим пациентам я продлила жизнь лет на пять…

И все-таки сейчас, при всем этом осознании, подводить итог жизни было бы грустно! Но почему-то Вселенная обо мне вспомнила. И вдруг решила выполнить вторую часть моего давнего обращения к ней. Очень давнего – тех времен, когда я решила, что колечко, купленное мамой, может стать маяком для человека, который разделяет мои ценности и мое понимание любви… Недаром Аду Якушеву помню до сих пор – ее слова «Мой маяк у Вечности на краю»…

Начался новый, дополнительный, отрезок жизни – подаренный в самом ее конце. Все изменилось просто волшебно! Переписка с Севой показала, что между людьми возможно такое взаимопонимание, о котором я даже не подозревала – что так бывает. А еще: я пишу новую повесть – на каком-то совершенно ином уровне! Каждую главу мы обсуждаем вместе. Жизнь наполнилась особым смыслом.

И очень важно, что окружающий мир я снова, как в юности, постоянно вижу цветным. И он теперь наполнен музыкой! Часто – по множеству неуловимых ассоциаций – вспоминаются те песни 60-х годов, которые донимали и меня, и Севу в общежитии. Но теперь они звучат иначе. Не донимают, а помогают. Явным стал их скрытый смысл и особый «аромат» – то, чего раньше мы не видели. Такими находками мы с Севой время от времени обмениваемся.

Иногда, под настроение, я устраиваю себе небольшие концерты и собрала собственный плейлист. Туда, конечно же, вошел полный цикл «Дворовых песен» Аркадия Островского и Льва Ошанина. Популярнейший тогда клип «Ночным Белградом», который исполнял Джордже Марьянович. Шедевры молодых Муслима Магомаева и Эдиты Пьехи (ее пронзительное «На тебе сошелся клином белый свет») и много чего еще.

Мелодию к фильму «Я шагаю по Москве» (не песня мне важна, а музыка за кадром) я особенно люблю и слушаю как нечто волшебное, завораживающее… Она содержит как бы «слепок» того, что происходило тогда у меня в душе.

К этим реликвиям я добавляю и современные песни, в которых, как на концертах Елены Камбуровой, вижу что-то созвучное своему нынешнему состоянию и даже, как мне кажется, «подсказки» себе. Например, «Вальс расставания» Яна Френкеля. Очень нежный, акварельный. Когда я услышала его впервые, буквально «заболела» им. Но потом подумала: ну, какое же у нас с Севой расставание? Оно было, никуда не денешься, но теперь это слово не подходит.

Теперь к нам относится лишь строчка: «Мы расстаёмся, чтоб встретиться вновь», и то, благодаря Рождественскому чуду, наша встреча реальна, а не как в песне, где утешение призрачное: «ведь остается навеки любовь».

Все это, что произошло и происходит – огромная радость. Но все же… вместе с таким подарком судьбы появился и страх его потерять… Тем более, что есть все-таки вопрос, который мы с Севой решаем по-разному.

Сева уверен, что нам каким-то чудом выпала «иная жизнь», которая никак не соотносится с миром физической реальности..Ведь у наших, чисто духовных, отношений – другое содержание, другой, «неземной», уровень. И вполне естественно, что общение происходит только в абстрактной сфере печатного слова. Мы друг друга не видим и не слышим, но зато полностью понимаем. Да уж…

Письменной речью я владею не хуже Севы. Он – автор не одного десятка научных монографий, а также множества статей и прочего… Но ведь и я – автор не одной сотни произведений художественной публицистики. И тем не менее мне трудно изо дня в день укладывать свои мысли, и даже чувства, в жесткое словесное ложе. Мы с Севой редко короткими сообщениями обмениваемся! Чаще – на ходу рождаются довольно сложные тексты, и они многое теряют, будучи «закованными в гранит», словно река, которая вошла в черту города.

До чего же мне иногда хочется окунуться в стихию свободной устной речи! Говорить, не задумываясь о том, как это «ляжет на бумагу» – пусть поток мыслей напоминает реку, которая свободно петляет среди полей. И видеть Севу тоже хочется: ведь основной канал восприятия у меня – визуальный…

А что касается «неземного уровня отношений»… Наверное, я не права, но думаю так: пока мы на Земле – нам ничем от нее не оторваться! Ни мыслью, ни словом, ни делом, ни даже фантазией… Ну и надо все земное осуществить и завершить по земным же меркам. А чтобы принимать верные решения, нам даны чуткое сердце и мудрая вечная душа: надо слушать их. И не делать ничего, что заставляет сердце плакать, а душу скорбеть…

Когда наступил вечер, я все еще сидела в библиотеке и думала. Даже не услышала шаги Али – закончив дела «у мартена» и накормив Дениса, она пришла и заняла второе кресло.

– Что ты хотела мне рассказать?

– Алечка, а ты помнишь Всеволода? С которым я познакомилась в тот же день, что и с тобой? Только с ним – днем, с тобой – уже ночью.

– Можешь не уточнять. Я сразу поняла, о ком ты говоришь! Помню. Как ни странно. Очень замкнутый был паренек. Казался даже суровым. Кроме тех моментов, когда желал тебе «доброго утра» прямо из окна своей комнаты в соседнем корпусе. Это приветливо звучало, я даже завидовала – немножко.

И как он выносил твою вечную болтовню? Ты и мне, когда о нем рассказывала, слов не жалела… Ну, а сейчас-то я почему его должна вспомнить?

– Почему? А вот послушай…

И я все рассказала – все, что было после того, как произошло Рождественское чудо. Но главное – я поделилась своим страхом потерять неожиданный подарок судьбы. Например, в результаты разного отношения к понятию «иная жизнь»…

Аля ответила не сразу. Но потом – вместо сочувствия – отругала.

– Ты слишком много об этом думаешь! Рефлексия тебя заела. А нужно просто радоваться! Каждому дню переписки, каждому слову в ней! Ну и что, если это продлиться недолго? Или вы в чем-то друг друга не поймете? Вот скажи: если ты узнаешь, что для ваших отношений есть ограничение во времени или в чем-то еще – захочешь отказаться от того, что уже есть?

Нет? Я так и думала. Береги то, что есть. Ведь тебе сейчас стало гораздо интереснее жить! Нужно ценить малое… Без него ой как грустно. Я бы сейчас вернула моего Сережу на любых условиях! Даже на день.

Да, тебе потом, может, придется и слезы пролить… Ты же помнишь: «Когда даешь себя приручить, случается и плакать…» Сама ведь мне читала «Маленького принца»! Но это не отменит того счастья, которое уже есть.

Я вижу, что ты за последнее время ты стала гораздо больше писать, например. И, судя по твоему рассказу, общаетесь вы много и хорошо! Разве письменное общение – это уже не здорово? Тем более, что повесть рождается? Ты ведь ее привезла?

– Готовы еще не все главы… И это пока черновик – буду уточнять, дописывать… Уже и у тебя это делаю, недаром свой планшет привезла. В нем – основа будущей электронной книги. Хочешь посмотреть?

Аля взяла мой планшет, открыла файл, прочитала. Затихла так, что я испугалась: ей чем-то не понравилась моя необычная история? Но она встряхнулась и произнесла неожиданное:

– Танечка, я должна помолчать. Зацепило! Если это будет повесть, то потрясающе здорово! Но конкретно о ней поговорим, когда напишешь. Пока помолчу…

А вот о том, нужно ли тебе встретиться с Севой в Москве – скажу сейчас и однозначно: надо! И не бойся, что ты теперь не та, что была, когда с ним и со мной познакомилась. Если он сейчас действительно такой, как ты рассказала, то ему нет дела, как ты выглядишь…

***

Не успела я еще уложить в памяти все впечатления от поездки в Вышний Волочек, как Сева спросил, смогу ли я приехать в Москву во вторник – а до него оставалось всего два дня! Но тут и думать нечего! Не работаю же. Загруженному профессору тяжело освободить себе день – а я собраться всегда успею.

Но на деле срок в два дня стал стремительно уменьшаться. Сначала без предупреждения нагрянула старая, школьная еще, подруга. Не виделись мы больше года, неудобно было выпроводить ее сразу же. В итоге вечер первого дня полностью пропал. А потом и от второго дня почти ничего не осталось – серьезно заболела еще одна подруга, уже нынешняя, по литературному клубу. А поскольку живет она совсем одна, пришлось вызвать ей врача и дожидаться, пока он придет…

И вот – до экспресса осталась только одна ночь. Учитывая, что билет есть, сумочка собрана – этого немало, если удастся сразу и нормально уснуть. Но накануне было столько суеты и волнений, что я быстро поняла: надежды нет не только на нормальный сон, но и вообще – на сон.

…Когда до утра и условного звонка будильника (по факту он был не нужен) оставалось совсем немного, у меня стала резко кружиться голова. Люстра под потолком ходуном ходила… Я кое-как приподняла голову и выпила таблетку от головокружения. А потом, тихонько лежа в удобной позе, прочитала все молитвы, которые знала наизусть. Меня же ждут! Не приехать совершенно невозможно. В моем понимании – это полная катастрофа.

И я использовала еще одно средство – невероятное, о котором минуту назад даже не догадывалась. Сказала своему телу: «А ну-ка, прекрати! Мои разум и душа – сильнее! Мне надо, чтобы голова не кружилась, значит, так и будет!»

Потом попробовала тихонько встать. Получилось. Пошла на кухню и включила чайник – чаю очень хотелось. Крепкого и сладкого, хотя обычно сахар не кладу. При ходьбе меня пошатывало… Как же я хотя бы до поезда доберусь? Билет не на электричку, а на комфортабельный поезд дальнего следования – в таком доехать легче.

И тут пришла еще одна хорошая мысль: Леха! Нужно взять с собой внука – он и поддержит, и сумку донесет, да и вообще во всем поможет.

Дальше все завертелось в бодром деловом темпе: разбудить внука, уговорить дочь, чтобы разрешила ему прогулять учебу, быстро зайти в комп и купить второй билет… На фоне этой кипучей деятельности у головокружения просто не было шансов! Только и оставалось, что утихнуть…

Поезд дернулся, останавливаясь. И, хотя у нас с Лехой были места на ближних креслах, пробиться к выходу из вагона сразу стало трудно: проход узенький, народ нетерпеливый! Отталкивают друг друга, спешат куда-то…

Леха вышел на перрон первым и встал в сторонке. Как и договаривались. А мне не просто было перешагнуть через провал между перроном и рельсами внизу – кто-то помог. Потом я на минуту остановилась, вглядываясь в лица встречающих. И сразу узнала Севу!

Да, конечно, следы времени были – но прежний облик проглядывал, словно камушки на дне реки, которые явственно проступают сквозь речные воды. Они показались мне прозрачными – может быть, потому что вспомнилось нежное, мелодичное стихотворение, где были такие строки: «Как прозрачна речная вода!». Это кажется невероятным, но я, делая несколько шагов к другу юности, успела о многом подумать и многое вспомнить! Но это правда – успела.

Успела я все это потому, что время стало пластичным – несколько шагов длились не секунды, а ровно столько, сколько и было нужно. Сева тоже шагнул мне навстречу. Тоже сразу узнал? Может быть. А может, просто понял, что вот эта дама к нему идет. Обнял «дежурным» жестом, обычным на перронах вокзалов. Но потом мы не могли не посмотреть друг на друга: думаю, что оба – внимательно.

И повисла пауза… Меня мгновенно охватило острое ощущение, что вот сейчас что-то случится и «дрогнет реальность».

Не знаю, что произошло бы в следующие минуты, если бы я приехала одна. Но поодаль стоял внук! «Ребенок», о котором нужно позаботиться. Стоял и пытался сделать вид, что отворачивается, что нисколько ему не интересно и не любопытно: что происходит, если люди не видели друг друга почти 60 лет? Ну, подумаешь! В жизни что угодно случается…

И дрогнувшая реальность вернулась на место. Лирику нужно было отставить в сторону, чтобы перейти к самым будничным заботам.

– Сева, извини, что не предупредила заранее! Но только перед отъездом выяснилось, что я не могу обойтись без внука. Я тебе потом подробно все расскажу. А пока вот познакомься – это мой Леха.

И дальше мы какое-то время занимались обычным бытом: накормили ребенка, узнали о его планах, договорились о связи в течение дня…

Когда все это закончилось, исключительность волнующей ситуации как бы уже скрылась, спряталась, как солнышко за облаками в пасмурный день. Мы находились в дне сегодняшнем. Правда, с небольшими проблесками прошлого! Когда Сева сказал: «Ну, поехали?», я внутренне вздрогнула. Это прозвучало очень похоже на то давнее: «Ну, поехали? Искать общежитие?», только сейчас он продолжил по-другому: «Недалеко есть хорошее кафе».

Это «Поехали!» напомнило мне знаменитое Гагаринское. В наши 60-е это слово знали все и понимали однозначно. Тогда Гагарин открывал дорогу в Космос. Но Космос – это не только физическое Небо. Разве в мире чувств и человеческих отношений нет своего Космоса? Еще более загадочного, более бескрайнего? Что там, «за поворотом»?

Я размышляла всего минуту, но Сева взглянул обеспокоенно – забыл, конечно, что у меня есть манера замирать, выпадая из реальности. И я быстрее ответила:

– Ну, конечно. Поехали!

Многие утверждают, что общение в соц. сетях теперь вполне заменяет живые встречи, что в 21 веке даже онлайн-романы не только закономерны, а часто и более предпочтительны.

Нет, не заменяет! И не может быть никакого предпочтения.

Сегодня я поняла это хорошо. В переписке передо мной возникал условный образ человека – информацию о нем давала только его письменная речь. Да, вполне емкая, содержащая и мысли, и какую-то долю эмоций, но видела-то я перед собой лишь строчки черных букв! Одномерную картинку. Как будто плоское полотно художника.

Но одно дело, когда видишь, к примеру, «Девятый вал» Айвазовского, и совсем другое – попасть на реальный берег моря во время шторма! Видеть волны, слышать их шум, вдыхать непостижимо прекрасные запахи, ощущать на губах соленый вкус моря…

Вот точно так же и сейчас в кафе. В узнавание человека и общение с ним включились зрение, слух, обоняние и даже осязание – когда он помогал мне снять куртку, передавал какую-то вещь…

Можно было почти ничего не говорить, кроме фраз, необходимых за столом, информация все равно шла потоком. Само молчание могло быть более красноречиво, чем слова… И мне очень стыдно за то, что молчать-то я как раз и не умею. Нет, не вообще не умею! При моей нынешней жизни дома я только этим и занимаюсь – иногда сутками молчу. Но вот в такой ситуации, когда чувствую себя неловко, неуверенно – сами собой выскакивают необязательные темы… Словно ширма, скрывающая смущение.

А на самом-то деле молчание было мне необходимо. Потому что в душе шла сложная работа: я воссоздавала в памяти образ Севы из прошлого. При очной встрече это гораздо легче, как оказалось! Нынешний немолодой профессор то голову повернет неуловимо знакомым движением, то улыбнется или глаза прищурит так, что наслоения времени вдруг словно волной смоет. Это все занимало секунды, но постепенно, штрих за штрихом, в памяти возник портрет давнего моего друга.

Но окончательную убедительность его облик приобрел потом, когда мы были уже не в кафе, а в старинном готическом соборе. Сева решил показать мне свое любимое место – и сделал очень правильно! Там стала неуместной «светская» беседа на легкие темы – и я смогла перейти к серьёзному рассказу о некоторых моментах своей жизни. Он – тоже. Я узнала о нем важные вещи – например, то, что привело его к глубокой, осознанной вере…

Я от атеизма ушла давно, но до Севы мне далеко… Хотя сейчас, в этом прекрасном католическом храме, вера окрепла сама собой! Появилось четкое ощущение, что мне помогает Господь. Которому известны все мои дела и мысли – поэтому не может быть ничего, кроме правды. А когда правду эту было трудно произнести, потому что она не меня касалась (а любое осуждение – большой грех), я смотрела на далекое окошко в самой верхней точке высоченного купола и будто бы видела там светящийся силуэт – и знала при этом, что только Он может подсказать, что и как говорить, чтобы не было греха! А было только то, что поможет нашим душам – моей и Всеволода – узнать, к чему мы пришли за эти долгие годы.

Если я говорить могла – значит, мне это разрешали. Я чувствовала в такие минуты будто бы тепло от невидимого потока света, который льется сверху, из-под купола. И понимала, что, если поток прекратится – надо замолчать. Да я и сама не смогу больше ни слова произнести! Но я просила разрешения – и получала его. Ни о чем другом не просила! Было важно просто поговорить сейчас.

А что будет потом – продолжится ли чудо наших отношений, состоятся ли еще встречи, я даже не думала. Аля все сказала мне правильно! Господь – не «Книга жалоб и предложений». Он сам знает, что кому нужно. И если я доверяю Ему, то получу все, что будет мне ко благу и на пользу. И Севе тоже. Но о его благе я все же просила – хоть и это и не было основным…

…Необычный день в Москве, счастливый и трудный, близился к концу. Разрешила ли я свое мистическое недоумение? Собираясь в поездку, я надеялась, что наконец-таки пойму: кому я писала с момента Рождественского чуда, кто отвечал мне? Дома я не знала, что на это ответить.

Чаще всего мысленно видела перед собой того Севу, с которым мы вместе сдавали экзамены в университет. Но его ведь нет! Ни внешне, ни внутренне. А с человеком, которым он стал, я никогда не встречалась! И вообще – я его не знаю…. Да нет, умом я понимала, что «куколка превращается в бабочку» и все течет, все изменяется. Но мистика оставалась мистикой! И разум мой буксовал…

Успокоился ли он сейчас – когда мы с Севой были вместе почти весь день и о многом поговорили? Сложно сказать… Странно, но мне было бы проще думать, что появился вдруг новый знакомый – ну, допустим, в интернете случайно завязалась переписка. Она длится, пока мы с ним чем-то обогащаем друг друга, но если вдруг прекратится, то скажу спасибо, что была – этого достаточно. Останется только благодарность судьбе.

Но все иначе, когда мне удается поверить, что рядом не новый знакомый, а тот, прежний, Сева… И я его снова вижу! Не могу ни понять, ни объяснить, что при этом происходит! Какое-то острое чувство охватывает. Пронзительная ностальгия по юности. Хрустальная нежность. Абсолютная невозможность все это еще раз потерять. И еще много чего…

И вдруг пришло осознание простой вещи: мне не только Севу важно зримо вспомнить, но и себя! Он тогда был частью моей жизни, вспоминается в комплексе со всем моим тогдашним потенциалом. И этот общий «комплекс» был прекрасен!

Но если у него жизнь потом сложилась удачно – реализовал все, о чем мечтал (причем, это и работы касается, и семьи), то у меня не все так… Когда я попыталась свою жизнь представить в виде пути, проложенного на географической карте, – линия получилась сложная. Сначала она шла в одном направлении, потом повернула в другую сторону и начала там петлять, вести себя путано. Как будто я вдруг забыла свое предназначение, потеряла многое из того, что дано Богом…

Мне нужно было, хотя бы иногда, возвращаться к своим истокам, сверять свой путь с первоначальным направлением! Не получалось. А теперь я как бы прыгнула через пласт времени и, вспомнив все, почувствовала возможность вернуться назад, подхватить нить жизни, которая прервалась тогда, и продолжить ее сейчас. Такого не бывает! Это кажется невозможным и невероятным! Но невозможное вдруг случилось. Может, потому что сначала вспомнилась любовь – она послужила иголкой, за которой тянется ниточка…

Что за странное место этот Киевский вокзал? Ему непременно надо, чтобы я уезжала в «растрёпанных чувствах». Но много лет назад я хотя бы первой убежала в вагон. А сегодня увидела, как Сева уходит… Прощание не было уже «вокзально-дежурным». Но тем хуже! Я осталась одна – ждать Леху, который написал, что спешит. В зале ожидания народа было немного, но рядом кто-то сидел, а я ощутила жуткую пустоту – поистине космическую!

Леха вернулся впритык, мы едва успели дойти до своего вагона, а там меня, вдобавок к «космической пустоте», охватило странное чувство «невесомости»! То же самое, о котором я написала в своей коротенькой зарисовке, где рассказала в 64 году о возвращении домой из Москвы. Сейчас я, как и тогда, понимала, что стала другой – но теперь не за месяц, а всего за день! И в главном все похоже:

«Я возвращаюсь в покинутый, сброшенный, словно старая шкурка, мир, от которого уже отвыкла, но сейчас пока нет ни его, ни того, что уже пролетело, перевернув все во мне. Сейчас – перепутье, состояние невесомости, в котором нет ничего, кроме стука колес».

Да, стук колес… Нынешний волшебный кусочек жизни позади. Но раз сегодня я так ярко вспомнила прошлое, то, может быть, и то давнее слово «Всё» снова актуально? О возможности еще раз увидеть друг друга ничего не было сказано! Наоборот: Сева не раз повторил, что в обозримом будущем загружен до предела. А жизнь так непредсказуема! Что случится потом – никто не знает. Так что – да! В отношении личных встреч – пока всё.

– Бабуля! Ты что, уснула? – Леха осторожно тронул меня за плечо. – У тебя в телефон сообщения то и дело приходят!

Сообщения были от Севы. И, действительно, несколько.

*Киевский вокзал – не лучшее место на земле. Но не вздумай проводить аналогии с прошлым! Живи будущим.

*Вы там как? Хорошо устроились, едете?

*Я возвращаюсь к обычным делам успокоенный – как будто восстановилось нечто существенное, что было разрушено.

*Ну, какая «космическая пустота»? Вот в Космосе я как раз с тобой! Навсегда.

Я отложила телефон в сторону и с минуту прислушивалась к себе: там было что-то интересное! Внутри разливалось пушистое солнечное тепло – как после глотка горячего чая. Слово «Всё» не стало последним!

К тому же сейчас, как и тогда, у меня есть окно. Неважно, что за ним теперь не волшебные картины заката, а ночь. Огни пролетающих мимо станций, уютно освещённые окошки домов – так и кажется, что жизнь там протекает удивительно счастливая! Такая, какой она и должна быть.