Текст книги "«Я крокодила пред Тобою…»"

– Где она?

– Там, в подсобке, на диване!

Олег быстро вошел, сел на широкий край мягкого кожаного дивана и взял Марину за руку, считая пульс. Примерно около сотни ударов.

– Девочка моя, лапочка, все будет хорошо! Какой ужас, господи, что с ней? – Олег повернулся к Славику.

– Инсульт, похоже.

– Охренеть! Почему? Что произошло?

– Да сам не знаю. Работала, все в порядке было. Потом вышла покурить, не было минут двадцать, пришла, сказала, что плохо стало, и вот…

– Есть валерьянка, валокордин?

– Сейчас посмотрю.

Славик принес капли.

– На, Олег. Может, переволновалась? У нас проблемы.

– У вас проблемы, а у нее из-за ваших проблем паралич? Вы обалдели тут все?

– Олег, я ни при чем, правда. Это Людка…

«Милка, Милка, хитрая копилка…» – крутилось в голове у Марины.

Миша с Олегом тихо переговаривались. Славик сидел за столом, подперев подбородок сложенными кулаками. Продавцы молча стояли, смотря на перекошенную Маринку. Вот так. Молодая, веселая, здоровее здоровых, и на тебе. Наконец приехала неотложка. Спокойная женщина-фельдшер вошла в подсобку и раскрыла свой боевой чемоданчик.

– Что случилось?

– Вот… – Олег развел руками, – плохо стало.

– Говорить можешь? – склонилась над Мариной.

– Й-а..

– Понятно. Сколько пальцев? – женщина растопырила пальцы.

Марина показала скрюченную кисть и попыталась улыбнуться.

– Молодец, правильно, садись, пять. Давай давление измерим. Голова болит?

– Й-а..

– Ты у меня, как ослик, иа, иа. Так, сто семьдесят на сто десять. Вы ей муж? – доктор взяла Олега под руку. – Давайте отойдем. Я думаю, инсульта у девочки нет. У нее гипертонический криз, возможно, ее кто-то очень сильно обидел, ну испугалась, может, расстроилась чем-то. Я введу сибазон. Для нее сейчас главное – сон. Долгий, не будить. Пусть спит столько, сколько надо организму.

– А у нее это… ну, лицо… пройдет? Восстановится?

– Да. Не переживайте. И найдите ей спокойную работу. Вот рецепт. Пусть попьет снотворное, корвалол. И, если есть возможность, увезите ее. На море. Пусть забудется.

– Да-да, доктор, спасибо, конечно…

***

Передряги, бандитские разборки были где-то далеко, казалось, что весь тот кошмар был не в ее жизни. Проблему разрешил сам Карим. Переговорив с Милой, он понял весь расклад. Что Мила Мишер кинула банк, своих подельников и крышу. Милка сама прилетела к Кариму в Москву. Он принял ее, выслушал. Стало очевидным, с Марины Толмачевой ничего не взять. Поэтому после финансового расклада Карим снял с Милы Мишер все, что можно было снять, – долг за мясо, проценты, нижнее белье, и стал личной ее крышей, а Милка, продав все свое имущество в Северогорске, перебралась в столицу, где продолжила свою экономическую деятельность уже на высшем уровне. Маринка, считай, отделалась легким испугом. Вскоре после того инцидента, когда Марина лежала на больничном, варварски убили ближайшую Милкину подружку Холодову Лену. Ее зарезали, как свинью, в собственной квартире. Она тоже была в теме Мишеровских дел. Поэтому Марина с Олегом быстро собрались и улетели на две недели на острова, оставив Машу с Тамарой Николаевной.

Месяц спустя Марина в ярком бирюзовом купальнике лежала на белом шезлонге под соломенным зонтиком, скрестив ноги с безупречным педикюром. Широкие поля шляпы закрывали лицо от мягкого осеннего солнца. Под левой рукой, на песке, домиком стояла упавшая раскрытая книга Франсуазы Саган «Немного солнца в холодной воде». Марине очень нравились тонкие рассказы этой чудной француженки. «Так странно, она совсем юной начала писать, лет около семнадцати, кажется. Совсем девчонка, а отношения чувствует, как зрелая женщина. Такая пронзительная тоска в ее рассказах…». В свои тридцать с небольшим Марина чувствовала себя старой, мудрой, уставшей калошей. Двухнедельный больничный завершился заявлением об уходе «по собственному». Калугин рвал и метал, Маша испуганно сидела у кровати матери, глядя в ее новое чужое лицо.

– Мамочка, ты не умресь?

– Машка, не глупи! – Олег перебирал в голове варианты их дальнейшей жизни. – Мама поправится, все будет хорошо. Мариша, я заказал путевки на Канарские острова.

– Здорово… – Марина улыбнулась, – а где мы денег возьмем?

«Лицо почти восстановилось», – Олег очень боялся последствий.

– Я свою однушку продал.

– Олег! Зачем?! Ты продал квартиру?

– А зачем нам две? У нас есть твоя трешка, у бабули моей – еще однокомнатная, у родителей – двушка.

«Продал жилье, чтобы поехать в самый дорогой отель», – она вспомнила, как первое время Олег не покупал хлеба, чтобы не разменивать полтинник. Она считала его скуповатым, потому что он старался не менять без особой нужды крупные купюры, а отсутствие хлеба или молока нуждой не считалось. Выпроводив Вовчика и перебравшись к Марине, Олег поначалу несколько месяцев жил на ее деньги, а свои куда-то аккуратно откладывал. А сейчас продал квартиру. Чудеса…

– А я поеду? – с надеждой спросила Маша.

– Нет, ты с бабулей останешься. Потом, летом, я вас с мамой отправлю на море.

Олег потрепал расстроившуюся девочку по лысой макушке. «Надо было наголо постричь в годик, сейчас бы густые росли».

Маша вздохнула. Опять придется жить по правилам бабы Тамары. Не ходи, не смотри, оденься, ешь, не трогай кошек.

***

Ласковое средиземноморское солнышко приятно грело щиколотки. Марина открыла глаза и повернула голову. Олег курил, смотрел на Марину.

– Проснулась?

– Да я и не спала, так, подремала немного.

– Пивка?

– Не хочу. Лучше коктейль.

Олег встал с шезлонга, затушил сигарету и пошел в бар.

«Какой же он у меня красивый, – мурлыкала Марина, провожая Олега взглядом, – высокий, стройный, добрый, заботливый. Повезло, наконец. Настоящий мужчина рядом». Она потянулась, откинула спинку лежака, села поудобней и затянулась тонкой сигареткой. Вот она уволилась. Вот они отдыхают от того кошмара, проедая деньги с продажи квартиры. А дальше что?

– Держи, ром с колой, – Олег протянул Марине стакан.

Марина привстала, взяла коктейль и сделала большой глоток.

– Олег, вот что. Мы так не сможем долго – изображать богему. Надо за что-то браться, как приедем.

– Какие соображения?

– Давай сами попробуем магазин открыть? Знания, что к чему, у нас есть, большую торговую площадь брать не будем. Небольшой зал для розницы, а с колес – опт. Мясо-заморозка, рыба, консервы, кондитерка.

– Стартовый нужен. Кредит?

– Нет. Кредит пока не будем брать. Что-то с продажи твоей квартиры осталось. Начнем с мелкого опта по предоплатам. Соберем заказы по городу, кому что. Часть денег попрошу у отца. Раскрутимся на опте, откроем магазинчик. Как идея?

– Маришка, одним тяжеловато будет. Колеса нужны.

– Чем тебе наша «шестерка» не колеса?

Олег засмеялся, они давно уже планировали заменить «жигуль» на девяносто девятую.

– Нет, в целом я – за. Заниматься чем-то надо. Давай рискнем!

***

ЧП Толмачевой М. И. быстро набирало обороты. Олег прочесал их небольшой городишко, оповестив о начале деятельности, съездил в соседний Еловск. Они собрали заказы, деньги на товар давали без капризов почти все коммерсанты. У Калугина была хорошая репутация в городе, а случай с вагонами тушенки не испортил отношений Марины с местными частниками. Все в городе знали, что Милка поменяла «крышу» и преспокойненько живет в Москве, ворочая миллионами. Славик взял кредит и открыл свой продуктовый магазин, начав все с нуля. Начиная свое дело, Олег и Марина знали, что и им нужна будет «крыша». Вопрос решился довольно оригинальным способом.

Бывшая жена Олега, Света Калугина, помытарившись в Северогорске и не найдя для себя ничего и никого подходящего после расставания с Альгисом, уехала с сыном Майком в столицу на поиски личного счастья. Поиски увенчались встречей с авторитетом российского значения Захаром Семеновичем, который двадцать семь лет из прожитых пятидесяти двух провел на нарах на Крайнем Севере, и ни дня в своей воровской жизни не работал. У него никогда не было ни семьи, ни детей. Он снял Свете квартиру, небольшую двушку в спальном районе Москвы, и появлялся там по очень свободному графику, чего, видимо, требовали его особые дела. Свои новые отношения Захар не афишировал, Света же из рук нежного Олега и богатого Альгиса попала в лапы жестокого и нещедрого дядьки с криминальным багажом. Шестилетний Майк страшно его боялся. Захар Семенович не знал, как обращаться с детьми, и все их общение сводилось к вечерним незамысловатым диалогам.

– Привет, пацан! Вот, это тебе, – он протягивал Майку шоколадку, машинку или игрушку.

– Здравствуй, дядя Захар. Спасибо.

– Уроки сделал?

– Я в школу еще не хожу, мне рано.

– А-а, ну молодец.

Захар Семенович, не разуваясь, проходил в кухню, где его ждал добровольно-принудительно приготовленный обязательный хавчик, то есть ужин.

Светкин избранник был высок, сутул и очень худ, его крупный череп облепляли редкие жесткие волосы. Глубоко посаженные темно-карие глаза и тяжелые надбровные дуги с нависающими кожными складками делали цепкий взгляд каким-то зловещим. От него веяло холодом и равнодушием. Было ощущение, что его всегда сопровождает та самая старуха в черном и с косой, и даже дорогой французский парфюм не мог перебить еле уловимый запах, похожий на запах склепа. Он всегда носил темно-серые и темно-синие костюмы, неброские рубашки, говорил и ел мало. Было вообще непонятно, как они общаются – веселая красивая двадцатисемилетняя Светка и это могильное чудовище. На вопрос подруг:

– Света, зачем?

Она отвечала:

– Майку нужны отец, одежда и образование.

– Но ведь с ним нужно спать?!

– Ничего. Потерплю. Надоело жить в нищете.

На самом деле Светка никогда и не жила в нищете. Олег из кожи вон лез, чтобы круто одеть любимую жену, и с Альгисом она имела более чем достаточно для себя и сына. Сказка о рыбаке и рыбке… Захар Семенович много денег не давал, не разгуляешься, ровно столько, сколько приносила Светка по чеку. Так что ее мечты о богатстве и роскоши, о норковой шубке и машине вдребезги разбились о серую стену с колючей проволокой. Ночами маленький Майк слышал, как в комнате за стеной сначала кричит от боли, а потом плачет его мама. Слышал недовольные окрики отчима, потом тихий монотонный разговор и снова мамин плач. Потом все стихало. Майк смотрел в ночь широко открытыми глазами. Иногда он прятался с головой под одеяло. Он совсем не хотел шоколадок, и ему были противны его машинки. Он очень хотел к папе, к настоящему папе Олегу, доброму, спокойному и веселому. Зачем мама заставляет называть папой дядю Захара?

– Мама, а мой папа Олег?

– Нет, твой папа теперь дядя Захар.

– А так бывает? Чтобы много пап?

– Бывает.

Света никогда не обращала особого внимания на сына. Живя в Северогорске, часто оставляла его со своей матерью или с подругами, или в семье брата Егора, который служил с Олегом в армии. Она и в Москву взяла Майка не сразу, а когда обустроилась, спустя полгода. У бабушек Вали и Ларисы Майку было по-настоящему тепло, худющего лопоухого мальчонку там действительно любили, купали, обнимали, вытирая мягкими душистыми полотенцами, и вкусно кормили. Когда Света привезла Майка в Москву, поначалу он радовался переменам, новым впечатлениям, но очень быстро заскучал по дому, по отцу и домашнему теплу. Дядя Егор звонил его маме каждый день. Не сказать, что между сестрой и братом были теплые отношения, но Егор всегда поддерживал сестру.

– Привет, непутевая! Как ты там? Как Майк?

– Привет, Горик! Да нормально все. Сижу вот, шью по заказу. Завтра сдавать, надо шустрить. Вы как?

– Нормально, таксую. Верка дома с Ленкой. Приехать не собираешься?

– Нет пока. Может, к январю. Как там Калугин?

– Ты знаешь, Калугин с Маринкой своей дело открыли, мелкий опт, продукты. Неплохо идет у них, между прочим.

– Даже так? – Светлана внутренне напряглась. – А мне алименты не платит. Вот сволочь!

– Так ты же не подавала.

– Так у него все равно официального заработка нет. Шиш с него и получаю. Ладно. Информация принята, спасибо за новость.

– У тебя как с деньгами, вообще?

– Не шикую. Но мыслишка одна появилась. Давай пока!

Вечером, после ужина, Света решила поговорить с Захаром.

– Захар, тема есть. Тут такое дело… Я тебе рассказывала о своем бывшем, об отце Майка.

– Накосячил? Отмазать?

– Нет. Наоборот.

– Что наоборот?

– Он дело открыл. У него деньги появились. Алименты мне не платит.

– А кто его крышует, знаешь?

– Могу у Егора узнать.

– Узнай. А ты что хочешь сама-то? Мне наказать его? Бизнес отобрать? Хотя все ясно. Денег хочешь. В общем, я в ваш Северогорск через неделю лечу, дела у меня там. Встречусь с твоим, пообщаемся.

***

Бизнес приносил небольшой, но стабильный доход. Марина с Олегом взяли у частника валютный кредит, условия не шикарные, но прибыль потихоньку росла. На достойную жизнь российского коммерсанта вполне хватало. Как-то так получилось, что за восемь месяцев работы к ним никто не подошел и не предложил свои услуги по «защите бизнеса». Олег радовался и потирал руки, еще бы! Приличная экономия! Поначалу они подумывали взять в долю напарника, но, выработав алгоритм, поняли, что замечательно справляются сами. Иногда Олег встречался с Егором, так – привет, пока, как дела. Ни о чем. Егор очень подробно расспрашивал Олега об их новом деле; сам он с женой Верой и дочкой Аленкой жил не при больших деньгах. Егор был бомбилой, таксовал. После развода Калугиных Егор был зол на Олега за сестру, хотя всем было ясно, чья там вина. Тем не менее, Егор встал на сторону Светки и не разговаривал с Олегом около года. Со временем все потихоньку стерлось и подзабылось, но отношения ближе не стали. Как говорится, ложки-то нашлись, но осадочек остался. Но до сих пор обида за сестру нет-нет да и давала о себе знать. И сейчас к этой обиде добавилось подтачивающееся чувство зависти. «Да как так-то? У него, значит, свое дело, а Светка мыкается с каким-то уголовником? Несправедливо, – смутное решение никак не могло сформироваться в голове Егора. Где-то близко деньги. – Как же их заполучить? Олег, его бизнес. Моя сестра – его бывшая жена. Ее уголовник Захар – авторитет. Крыша. Крыша! Вот оно! Сам я, конечно, не рискну, но вот через сестру… Вот это тема! Срочно звонить Светке!»

***

Марина заканчивала субботнюю уборку, когда раздался телефонный звонок.

– Да, слушаю!

– Здравствуй, Марина.

Сердце рухнуло куда-то вниз.

– Здравствуй, Иван.

– Дело есть. Вернее, разговор, – Ваня Лучников что-то дожевывал, – сегодня в девять вечера в ресторане «Подкова». Жди меня у покерного стола. Пока!

Марина положила трубку и опустилась на тумбочку у зеркала. Сердце не спешило возвращаться на место. Руки дрожали, на глаза навернулись слезы. «Мила вернулась? Карим? Что еще?» Собравшись с силами, она машинально тщательно прополоскала тряпки, аккуратно их развесила, вымыла руки и стала автоматически наносить крем, с силой втирая уже почти высохшую субстанцию. В голове не было ни одной мысли.

– Мама, Машку возьмешь на ночь? – Марина не узнала собственного голоса.

– Маринка, что случилось? – Тамара Николаевна, запыхавшись, прибежала к телефону из кухни.

– Ничего, деловая встреча.

– Ночью-то? Ну-ну.

– Да нет, правда. Человек раньше не может. Возьмешь?

– Веди, не одну же девку оставлять. А твой чего?

– Олег будет со мной. Пока, мам, до вечера.

Марина чуть помедлила положить трубку и услышала слова матери: «Да пропади ж ты все пропадом, опять водку жрать пошли, а мне девку сплавляют…»

Нежданный звонок насторожил и обеспокоил Олега тоже.

– Одна ты не пойдешь. Я с тобой.

– Разумеется. Принеси мне валокордин.

Марина отсчитала тридцать капель и выпила. Стало немного легче. Уже восемь.

– Машуня, собирайся, к бабе Тамаре пойдем.

– Ночевать?

– Да, малыш. Бери игрушки свои. А завтра мы с Олегом тебя заберем, как проснешься.

Марина смотрела, как послушная Машка деловито собирала свои драгоценности, как она говорила «злата-серебра», заталкивала в пакет мишку и сменные сандалики. Отчего-то вдруг сжалось сердце. «Чушь, чушь! Все будет хорошо!».

В ресторане «Подкова» каждый вечер собирался северогорский бомонд. Бандиты, коммерсанты, проститутки и просто веселые люди. Марина оглядела зал. У игорного стола сидели несколько человек, Лучника среди них не было. Олег тоже задерживался – неотложное дело по заказу товара.

– Простите, Толмачева? – дежурный администратор подошел к Марине и, слегка наклонив голову, услужливо сообщил: – Вас к телефону, пройдемте в подсобку, сюда, пожалуйста.

Марина прошла по длинному, заставленному вещами и коробками с алкоголем, коридору в небольшую комнату. За столом сидела уставшая пергидрольная блондинка и что-то считала.

– Вас, – она кивнула на снятую телефонную трубку, лежавшую на столе, – Лучников.

– Алло.

– Маринка, бери такси и езжай к Холодцам. Знаешь, где они живут?

«Холодцы какие-то… а-а, у бывшей жены Олега девичья фамилия Холодец».

– Знаю. Сейчас буду, – Марина без лишних вопросов закончила разговор. Вызвала такси. «А как же Олег? А, найдет…»

Егор и Вера Холодцы познакомились, когда им было по восемнадцать. В девятнадцать Вера родила Аленку. Супруги постоянно ссорились и раз в год собирались разойтись. Но привычка жить вместе и перспектива раздела совместно нажитого имущества не позволяли им реализовать желаемое. Поэтому так и существовали, вяло, по-хозяйски добротно, в общем, как все. Мама Веры была завскладом на продуктовой базе и помогала детям, чем могла, – когда деньгами, когда красной икрой. Егор очень любил покушать, а Вера готовила просто отменно. Время приготовления ужинов, а затем и дальнейшая совместная трапеза были в их семье мирным временем. Запахи домашней еды и выпечки умиротворяли и успокаивали, а сам процесс ее поглощения никоим образом не располагал к ссорам. Надо отдать должное, Вера никогда, как это делают многие женщины во время ссор, не переставала кормить мужа. Как известно, некоторые супружеские пары мирятся в постели, Вера же с Егором мирились за столом. А поскольку человек питается не один раз в день, то и на ссоры оставалось гораздо меньше времени. Она любила и умела печь, и всегда старалась приготовить на ужин несколько блюд. Обязательно присутствовали украинское сальце и холодная, из морозильника, водочка или горилка, присланная родственниками их Житомира. Егор не был выпивохой, хотя наследственность тому способствовала – его отец допился до инсульта, но никогда не упускал момента выпить за ужином стопочку-другую. Марина познакомилась с Холодцами через Олега, и ей нравилось бывать у них. Верочка – аккуратная, симпатичная, стройная блондинка, добрая, с карими глазами и грудью четвертого размера. Егор к тридцати годам заплыл, и немудрено при таком-то откорме, потерял чуток волос и не любил менять носки. Верка сдирала их с мужа силой.

– Да у меня руки не отсохнут их стирать! Хоть по три раза на дню меняй, хряк ты такой! Сколько ж говорить?!

– Верка, отвянь! Дай после еды отдохнуть спокойно, – Егор вил гнездо на диване у телевизора, пока жена стягивала с него рабочее.

– Фу, вонючка противный! – и шла на кухню греметь посудой.

Аленка, их единственный ребенок, была фигурой в мать, лицом в отца, но, как ни странно, симпатичной девчушкой, очень строптивой, но в то же время ласковой, зацелованной бабушкой-завскладом. Второй бабушке, Вале, было меньше дела до внуков. Майка и Аленку частенько к ней закидывали, она честно и с любовью их нянчила, но бдительности не теряла, пока, еще до инсульта, ее муж болтался с друзьями-алкашами. А ну как бабы там какие? Глаз да глаз – полподъезда одиноких.

Марина расплатилась за поездку и вышла из машины. Холодцы жили на восьмом этаже. Она глубоко вдохнула, вошла в подъезд и вызвала лифт. Облезлый, помеченный кошками, расписанный непристойностями, он медленно, скрипя тросами, поднял Марину на нужный этаж. Дзинь! Дверь открыла бледная Верочка.

– Привет, Марина, проходи. Разувайся здесь, вот тапочки. Ты голодна?

– Нет, спасибо, пока не хочется.

«Ерунда какая-то. Лучник, Холодцы, Верочка», – Марина вымыла руки, посмотрела в зеркало и пригладила волосы.

– Проходи в кухню. Олег звонил, он подойдет скоро.

«Ну вот, и Олежку нашли». Марина вошла в кухню. За накрытым наспех приготовленными закусками столом сидели Егор, его сестра Калугина Света и сутулый худой мужчина с редкими волосами, от которого веяло бедой, болотом и смертью. «Какой жуткий тип, кто он им? Зачем здесь? А я зачем?»

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Марина. Меня зовут Захар Семенович, я друг Светланы, твоего Олега бывшей жены. Вот ее, – он кивнул в сторону Светки. – Вера, налей Марине чайку. Или водочки выпьешь со мной?

– Нет, спасибо, я ничего не хочу. Здравствуй, Света, – Марина даже из вежливости не смогла выдавить «очень приятно», ей было отвратительно, страшно и почему-то очень хотелось к Машке.

– Привет, Маришка! – Света ровняла пилочкой ногти.

– Ну, не хочешь, не надо, – Захар Семенович налил стопку водки и подвинул ее к Марине, в упор глядя ей в глаза, – не хочешь – не пей.

«Какие пустые, нечеловеческие глаза. Если бы я верила в нечистую силу, то подумала бы, что сам дьявол сидит передо мной…»

– Мы тут с Егором пообщались, что да как. У тебя дело свое, так?

– Да, так. Вы наверняка уже все знаете.

– Да, Лучник дал расклад. Как же вы умудрились работать без крыши столько времени? Красавцы…

– Да вот как-то так…

– Непорядок это. Неправильно и то, что сын без отца растет. Света поделилась со мной своей болью, – медленно и тихо Захар чеканил слова. – Олег твой подонок. Сына бросил, денег Светлане не дает, братву кинул. Вы мне должны.

«Господи, если ты есть, помоги не сойти с ума…»

– Что молчишь? Не согласна?

– Мое несогласие что-то меняет в вашем решении?

– Дерзкая, да? Ну-ну. А ну-ка, вышли все отсюда, оставьте нас с ней, – Захар кивнул на Марину. Бледная Верочка с мужем, красным то ли от стыда, то ли от неловкости, тихо вышли из кухни. Света быстро вскочила, тряхнула длинными волосами и, кинув пилочку на стол, догнала родственников.

– Захар, ты там с ней не очень…

– Пошла вон, шалава! – рявкнул Захар. – И дверь плотно прикрой!

Света вернулась, недовольно закрыла дверь в кухню и заперлась в ванной, открыв кран.

Бледная, как снег, Марина смотрела Захару в глаза. Он сидел, ссутулившись, положив на стол сцепленные руки, не видя полных отчаяния глаз Марины.

– Слушай меня, девочка. Мне раздавить тебя легче, чем комара. Единственным смягчающим обстоятельством является то, что ты дружишь со Светой и ее братом. Она с говном дружить не будет.

«Разве?»

– Поэтому расклад такой. Для тебя небо льный. Двести долларов в месяц ты платишь лично Светке. Считай, это алименты твоего Калугина.

«Нашего Калугина».

– Посчитаешь, сколько месяцев не платили братве, умножишь на двести и отдашь баксы ей же. Это ясно?

«Яснее не бывает».

– Что молчишь? Уже считаешь? – вдруг улыбнулся Захар Семенович, и от этого его лицо стало еще страшнее.

«Наверное, так улыбается смерть…»

– Ты не молчи, девочка. Ты отвечай.

– Я не молчу, – прошептала Марина, – я слушаю.

– Слушай, слушай, – тихо и медленно говорил Захар Семенович. – Егора возьмете в свое дело в долю, на пятьдесят процентов, друзьям надо помогать. И вот еще что. Чтобы тебе было яснее и не было желания крутить. Я все всегда обо всех знаю. Я буду знать, сколько ты потратила туалетной бумаги и сколько бутылок пива выпила за месяц, поэтому если хочешь работать спокойно и если хочешь, чтобы в твоей семье все были живы и здоровы, сделай, как я сказал. И не скрывай от Светланы доходы.

«Егор проконтролирует, будьте уверены».

– Помни, у тебя маленькая дочка. Машенька, красивое имя, сказочное. Да?

«Девочка моя, малышка…»

– Хочешь, чтобы с ней было все хорошо, сделай, чтобы твоим друзьям было хорошо. Ты разговаривать со мной будешь сегодня?

– Я все поняла, Захар Семенович.

– Вот и молодец. И Калугину передай – ребенка сделал, должен содержать.

Марина медленно протянула руку к стоявшей перед ней стопке водки, подержала в руках немного нагревшуюся жидкость и залпом влила в себя, не закусывая. Отставила стопочку, взяла бутылку и налила еще водки в чайную кружку.

– Ваше здоровье, дорогой Захар Семенович! – еле слышно сказала Марина.

Авторитет чуть вскинул брови.

Марина выпила одним махом почти все содержимое. Взяла колбаски, положила на хлеб и медленно откусила.

– Ты все правильно понимаешь, Марина, – вдруг сказал Захар. – Понимаешь – так надо, и чувствуешь расклад. Ты не пропадешь в жизни. Ни одна, ни с мужиком. А такие, как эта блядь, всегда будут жить за счет кого-то. Сама не смей называть ее блядью. Мне можно, тебе – нет. Все, мне пора.

Захар Семенович встал из-за стола и вышел в коридор, в комнатах было тихо, по телевизору показывали какой-то вестерн.

– Я ушел, – Захар ударил кулаком в дверь ванной комнаты, – Света, я в «Подкове». Приходи! И Маринку бери, нормальная девчонка. Не ее вина, что мужика рядом нет, одни пидоры.

Он аккуратно закрыл за собой дверь. В квартире повисла тишина. Вера зашла в кухню, Марина стояла у окна, прислонившись головой к стене, и смотрела на скудное ночное освещение маленького города. С высоты восьмого этажа в темноте город казался не таким уж замызганным.

– Марин… я ничего не знала, правда… я только сегодня… мне Егор сказал.

– Да ладно, Верка, все в порядке. А что за водка? Не берет…

– Нормальная, наша местная водка, хорошая, выпей еще. Налить?

– Да я уже полбутылки выпила. Не берет.

– Это нервы.

– Это жизнь, Верка. А Светка твоя сука. Где же Олег?

– Она не моя. Он звонил, едет.

***

После разговора с Захаром все стало так, как он того требовал. Марина с Олегом взяли в долю Егора, платили Светке по двести баксов каждый месяц. Открытие магазина пришлось отложить, доллар и конкуренция росли, работать становилось все тяжелее, небольшая прибыль делилась уже на две семьи. Света по-прежнему жила в Москве, и ей приходилось несладко. Отношения с Захаром становились все хуже, от постоянных криминальных проблем он стал невыносим. Когда Захар приходил, Светлана втягивала голову в плечи и внутренне сжималась. Он стал поднимать на нее руку, но она понимала, что уйти от такого человека невозможно, Захар ее просто убьет.

Каждый день столичные новости сообщали о нападениях, убийствах, разборках – был разгар лихих девяностых. С ужасом смотря на лежавших в неестественных позах застреленных коммерсантов, Марина думала: «Вот убивают ни за что несчастных спекулянтов, а такие, как Захар, живут… вот машину опять взорвали с каким-то авторитетом…» В то же время она понимала, что та дань, какую они платят, невелика, но сама мысль, кому, Марине была отвратительна. «Бывшей жене, как же это унизительно. Я представляю, каково Олегу!» Но Олег смотрел на все происходящее философски.

– Мариша, крыше платить надо? Надо. На Майка давать надо? Надо. Считай, мы одним махом двоих убивахом. А так бы – и бандюгам дай, и алименты отстегни.

Он, как всегда, был прав, и Марина, в конце концов, смирилась с ситуацией.

Однажды поздно вечером раздался телефонный звонок. Марина отложила в сторону приготовленные для пересчета пачки денег и взяла трубку. Олег собирал сумку к их завтрашнему отлету за товаром. Он посмотрел на часы: «Кто так поздно? Первый час ночи».

– Да, слушаю. Привет, Егор! Ага, собираемся. Да ты что-о-о?! Когда?! Ясно… хорошо…

– Мариша, что там?

– Олег, Захар в реанимации, ему ампутировали обе ноги.

– Да ладно!

– Ага, его машину взорвали, говорит, вчера по новостям показывали. Подложили взрывное устройство под пассажирское сиденье, сам жив, а ноги оторвало, вот кошмар какой!

– Маринка, что теперь?..

– Ничего теперь. Свобода, Олег! Ждем…

Олег с Мариной по-прежнему хотели работать одни, но, пока жив Захар, это было невозможно. Сейчас появилась хоть какая-то надежда, и это значит, надо было желать скорейшей кончины хоть и отпетого бандита, но все же человека. В ожидании новостей от Светланы закуп был отложен, Егор целыми днями сидел на телефоне и пейджере. Светка звонила брату и рыдала в трубку. Захар Семенович после покушения прожил в реанимации три дня. Его кончина принесла Светке освобождение от сексуального рабства, а Марине и Олегу – моральное удовлетворение. Практически сразу Олег объявил Егору о разделении бизнеса. Конечно, Егор принял эту новость не на ура, он ожидал чего-то подобного, но все же был подавлен, но Калугину было наплевать.

– Как же они меня достали, все эти Холодцы и Захары! Все! Работаем, Мариша, ра-бо-та-ем! Работаем одни!

Они взяли два кредита, валютный и рублевый, и открыли небольшой продуктовый магазинчик, продолжая работать с оптовиками. ЧП Толмачевой документально не закрылось, его оставили Егору, а сами, без фантазий, расписались в загсе, Марина взяла фамилию мужа, чтобы открыть «ИТД Калугина М. И.». Почти вся прибыль уходила на покрытие долгов, они мотались, как заведенные, еле-еле выходя в плюс. После смерти Захара их «крышей» остался Ваня Лучник, много не взимая, символически, по сто долларов в месяц, по старой дружбе. Постоянные проверки санэпидемстанции, пожарных, налоговой, администрации сжирали в прямом и переносном смыслах больше, чем бандитские поборы. Магазин больше забирал, чем давал, и Марина изо всех сил тянула жилы. Она выкуривала по пачке сигарет в день, ежедневно снимая нечеловеческое напряжение алкоголем. Маша ходила в садик, Тамара Николаевна, как могла, помогала. Она разрывалась между домом Марины, своим – с трудной пятнадцатилетней Лилькой – и больницей, в которой уже семь месяцев на вытяжке лежал Иван Иванович.

***

В тот год только-только выпал снег, по сухому асфальту сильно пуржило. Иван Иванович ехал по своим, пенсионера республиканского значения, делам на старенькой «копейке». Он остановился у обочины, чтобы что-то проверить в багажнике, вышел из машины, открыл его и наклонился. Сзади, на приличной скорости, со всей силы в его тело въехала «Волга» и припечатала Ивана Ивановича к «копейке». С раздробленным тазом, раздавленным пахом и переломанными ногами его доставили в больницу, где он пролежал около года. К нему, конечно же, приходили инспектор ГАИ и, зачем-то, участковый. Они все обстоятельно расспросили и записали, посоветовав заявление забрать, так как вы, мол, хоть и республиканского значения, но все же уже пенсионер, а гражданин на «Волге» еще молод, полон сил, желает работать на благо города, а никак не сидеть, и к тому же имеет родственников везде. Так что сами вы, Иван Иванович, не там встали в пургу. Иван Иванович, конечно, расстроился. Сам всю жизнь многое решал по блату, а сейчас оказался в шкуре той стороны и ничего не мог сделать, даже по закону. Ни лекарства обидчик не помог купить, ни машину отремонтировать. Виновник не то что не извинился, он даже не зашел ни разу к Ивану Ивановичу в больницу, они вообще друг друга в глаза не видели. Весь этот кошмар свалился на Тамару Николаевну, которая умудрялась и за мужем ухаживать, и Лильку не упустить, и Марине еще сумки с едой носить, и с Машей сидеть когда надо.