Текст книги "Дикая яблоня. Пасторальная симфония"

По живому

Басня

 
Слепая Гордость сама себя не видит,
А Фокус подменяет вечно суть.
Решили в корне мир перевернуть
И пластику души и тела сделать.
Хирургу нанесли визит —
Бог бдит!
Блажен, кто мимикрию в корне зрит.
Врач гениальный, словно Микки Рурк,
Воистину от Бога был хирург.
Но вот в анамнезе диагноз перепутал,
Видать, его в то время бес попутал.
Врач руки Фокусу усечь был должен ныне,
А душу врачевать вечно слепой Гордыне.
Фокус ослеп! И вот, лишившись зрения,
Я расскажу – уж больно нет терпения —
Суть подменять ещё ловчее стал.
А Суть… Что Суть? Когда бес правит бал.
Гордость прозрела, в зеркало глядит,
Увидела себя и обомлела.
К хирургу вся на крыльях полетела:
«Доктор! – кричит. – Сей вид претит,
Меня тошнит».
Хирург развёл руками: «Видит Бог!
Вернуть вам зрение сам Фёдоров б не смог.
Намаялся я с вами – вот в чём дело…
Зато, прозрев, возноситесь вы смело!»
А Истина? Глухонема она!
Пока бал правит внаве Сатана.
А врач? Врача не обессудь!
Он вскрыл нарыв, и в этом суть.
Врач сделал, извините, всё, что мог.
Он по живому резал! Да не осудит Бог!
Что с беса взять? Что молока с козла!
Некошный всуе сокрывает корень зла.
Врача ошибка ли, природы – кто ответит?
Как говорится, завсегда Бог шельму метит.
Неблагодарный это труд – искоренять пороки,
Пока Мир в корне не готов извлечь уроки.
 
 
Слепая Гордость сама себя не видит,
А Фокус подменяет вечно суть.
Решили в корне Мир перевернуть
И пластику души и тела сделать.
Хирургу нанесли визит —
Бог бдит!
 

О вечности

…Вечная борьба между

вечностью и вещностью.

Между духовными

накоплениями и

сиюминутным благо…

Басня

 
Спорили вечно Вещность и Вечность,
Всё не могли поделить бесконечность.
Спорили долго – ни много, ни мало
Каждый тянул на себя одеяло.
 
 
Вечность сказала: «Да мне наплевать!»
На лаврах своих улеглась почивать.
Вещность бездарная томно зевнула
И одеяло перетянула.
 
 
Однажды проснулась Вещность в обед,
Когда ей исполнилось ровно сто лет,
И поняла, что всему есть предел.
Нет никому до неё больше дел.
 
 
Ветхая Вещность вовсю блефовала,
Разорвала на себе одеяло,
В тлен обратилась, как мрак расползлась.
Её бесконечность оборвалась.
 
 
Крикнуть успела: «Вот ё-моё!»
И канула тут же в небытиё.
Вечность на ниве земной бесконечности
Сеяла доброе, ро́стила вечное.
 
 
Лучшие зёрна всех поколений
Щедро вобрали в себя добрый гений.
Так независимо формы и роста —
Всё гениальное чисто и просто.
 
 
Вечность как млечность —
След звёзд оставляет.
Плоды гениальности
Жнёт-пожинает.
 
 
Время летит!
За столетьем столетье.
Диагноз у Вечности —
Это бессмертье.
 

Пугало

Продюсер сказал певице:

– Давай мне 10 тысяч баксов,

и я тебя раскручу.

Посадил её на карусель и крутил 4 часа.

Максим Галкин

 
Солнце в зените, в разгаре был день,
Пугало вяжет весёлую тень.
И в это время какой-то дурак
Набросил на Пу́гало модный пиджак.
Дурак был умён и, понятно, богат.
Случайно забыл он свой модный пиджак.
Спе́шился скоро (он вечно спешил),
Но в нужник зайти по нужде всё ж решил.
Справил нужду неспешно повеса,
И тут же простыл след его мерседеса.
Но главное дело, друзья, – ein Moment! —
В кармане нашло Пугало́ документ.
Среди гонорара и прочего мусора
Нашло Пугало́ документы продюсера.
Да, офигеть, как заезжий фигляр
Дал местным почуять, что значит пиар!
Ветер подул изо всех сил,
По огороду пиар разносил.
Что ветер носит, известно и бобику,
Пустил Пугало́ в ход железную логику:
«Так! Не дурак я, а значит, не бедный,
А если не бедный, то гордый и вредный,
А если я вредный, значит, я шумный,
А если я шумный, значит, я умный.
Точно! Я умный! На фиг фигляр,
Щас я устрою вам шумный пиар».
От бреда такого (бренд – страшная сила!)
Кобыла и та удила́ закусила.
Пу́гало клячу оглоблей огрёб —
Ваще бы убил, коль догнал бы её б!
Ясное дело: жертв требует бренд.
К тому ж Пугало́ усвоило сленг.
И тут же решило: «Коль я захочу,
Любую бездарность вмиг раскручу!
А то стою пу́галом, делать мне нечего,
Пойду-ка испробую я человечьего».
Бабки срубить кто запретит?
И разгорелся его аппетит.
Ветер пиар, как сорняк, там разнёс,
И огород весь хреном зарос.
 
 
Пугало ставит первый вопрос:
 
 
«О-о-о! Кого вижу? Нужник, привет!
Сколько, друг, зим? Сколько, брат, лет?
Хочешь, тебя будут звать туалет?»
 
 
Здесь же запущенней всё во сто крат!
Служить было тошно, прислуживать рад.
Нужник стоял на посту, как солдат.
Нужник был нужен, в общении прост,
Он чем-то похож был на старенький мост.
В обед ему стукнуло ровно сто лет.
А тут тебе на: «Я-я-я туалет?»
Нужник на Пу́гало покосился.
Тем временем Пу́гало с брендом носился.
По ходу кричал: «Эй! Вонючий предмет!
Запомни, говнюк: ты – туалет!
Спасибо скажи мне за пиар!
Дверь открывай, принимай писсуар!
Ух! Так я тебя сейчас раскручу!
Как писсуар принимает мочу.
 
 
Фишка твоя, повторю ещё раз,
Будет, когда подвезут унитаз».
 
 
И понесло Пугало́, понесло… о-о!
У Нужника даже крышу снесло:
«Чё ты придумал, какой унитаз?
Всё… Ну, достал ты меня… Карабас!»
Ветер подул и сразу же стих.
Фу-у-у! Получается с запахом стих:
«Плевать на тебя, на пиар и на бренд!
Какая мне разница – мат или сленг?!
Хренов продюсер, на́ хрен поди!
Ты в огороде вон хрен раскрути.
Лучше стоять по колено в дерьме!
Слышь, Пугало́? Говорю я тебе!»
Но Пу́гало вовсе не слышит вопрос,
Пиа́рит вовсю уже старенький мост.
А тот коромыслом над речкой повис,
Мальчишки с моста прыгали вниз.
Туда и сюда чьи-то ноги ходили,
А руки до Мостика не доходили.
Не доходили – факт! Вот оно.
Слабое, слабое ваше звено!
Ставлю ребром второй я вопрос:
«Хочешь тебя будут звать Цветной мост?
Соединяет такой Пешт и Буду,
За это тебя я любить крепко буду
А если прогнешься, кстати сказать,
Станут тебя все Горбатый мост звать!
Алло! Мосток, слышишь? Возьми на учёт:
Горбом не получишь пиар и почёт!
Сколько же можно подвешенным быть?»
Задумался мост: «Так! Быть иль не быть?
Все бросить хотят заботы былы-ы-ы-е…
В небе парят мосты голубы-ы-ы-е…»
Висел и мечтал про себя и всерьёз.
Уж вечер настал. Мост весь в чарах грёз.
Висеть или рухнуть? Вот в чём вопрос!
И принял решенье: «Уйду под откос!
Что Пу́гало надо? Кто он такой?
Вдруг назовёт меня Мост Голубой.
Лучше уж воду в речке мутить,
Чем Пугало́ меня будет любить».
 
 
Под тяжестью мыслей мост маху дал,
От фактов весомых взял да упал.
Нет, не финал!!!
 
 
Когда без вины пострадал шаткий Мост,
Нужник в защиту встал в полный рост:
«У, враг коварный! Ты что натворил?
Воду в речушке пошто́ замутил?»
Кажется, мы зашли далеко?
Так оно, так, а кому щас легко!?
Нынче вообще не имеет значенья,
Какое имел кто предназначенье.
«Я-я-я замутил? Как бы не так!
Слушай сюда, Нужник-простак!
Вот мост – он границы соединяет!
Плетень то же самое – разъединяет!»
От резюме Нужник стал темней тучи.
Пу́гало ставит вопрос ещё круче:
«Хочешь, Плетень, сейчас будет ограда?
Точнее, решётка Нескучного сада.
 
 
Нам будет не скучно, бабки сорвём,
Посмотришь, как в кайф мы заживём».
Тут в разговор вступает Плетень:
«Да! Не даю я прохладу и тень!
Может быть, сказано будет здесь слишком,
Плетень, говорят, неплохая зати́шка.
Больше скажу – не есть ку́ра-птица.
Плетень, ваша честь, – никак не граница!
Пардоньте уже, Господа, по сей день
Никто, кроме хрена, не бросил мне тень.
Бросать вашу тень на меня на хрена?
Хрена у нас своего до хрена!»
Хрен в самом деле начал наглеть,
Пиарился так – было больно глядеть.
Когда на закате был солнечный день,
Пу́гало бросило тень на Плетень:
«Ах ты, противный! Ах ты, мальчишка!
Хрен рассказал всем, что ты не зати́шка».
Позора не выдержал (бренд – что скандал),
Плетень покосился и на хрен упал.
 
 
И вот финал!
 
 
Пугало тут же Хрен подхватило
И над головой его раскрутило!
 
 
Хрен ожиданья все превзошёл,
Без лишних трений в свой имидж вошёл.
Так Пугало́ раскрутило Хрен – жуть!
На хренотень ту без слёз не взглянуть!
Когда солнце шаром скатилось в овраг,
Вернулся обратно тот самый дурак
И с Пугало́ сорвал свой пиджак.
Во как!
Да как заорёт: «Эй! Голый король!
Быстро ж вошёл ты в мою роль.
Прошло всего лишь четыре мгновенья,
Однако? Большие у вас измененья!»
Да, господа. Ещё есть примета,
Быстренько я расскажу вам про это.
Место под солнцем – когда оно пусто,
Крутится круто там зелень-капуста!
 
 
P.S.
Мёд хорошо пить своими устами.
Как это назвать всё – придумайте сами!
 

Из ветхих мех

Басня

 
Стоустая Молва
Летала по округе
И, расточив слова,
Наведалась к подруге.
 
 
Подругу Зависть звали:
Ни дать ни взять брюнетка.
Её в округе знали —
Унылая кокетка.
 
 
Зависть то причитала,
То плакалась в жилетку.
На ушко прошептала:
«Мне небо вечно в клетку».
 
 
«Налей! – Молва сказала. —
С тобой и грех, и смех».
Ей Зависть наливала
Вино из ветхих мех!
 
 
От звона полных кружек
Кружилась голова.
И зрела страсть подружек
Что сорная трава.
 
 
А ночка была тёмной,
Как помыслы подруг.
К их страсти неуёмной
Подкрался кто-то вдруг.
 
 
Прелестных этих двое
Подслушал Пустозвон.
Бывает с ним такое —
О чём трезвонит он?
 
 
Молва – она спешила,
Дел у неё не счесть!
Тут Зависть заявила:
«Я потеряла честь.
 
 
Ты честь мою случайно,
Подруга, не брала?»
Молва ей отвечала:
«Да ты с ума сошла!
 
 
Ты вспомни, променяла
Ершистой масти честь
На ту, что так воняла,
Прилизанную лесть.
 
 
Тебя я умоляю —
Ни слова никому!
Где много – прибавляю,
Где мало – отниму.
 
 
Ну всё! Лечу обратно,
Чтоб истину пролить.
Промолвила стократно:
Честь можно умалить».
 
 
Молву за речкой слышно,
Нет на Молву суда,
Сама себе как дышло —
Летит туда-сюда.
 
 
Прелестных этих двое
Подслушал Пустозвон.
Бывает с ним такое,
О чём трезвонит он?
 
 
Наместник оплеух,
Не верите? Да ладно!
По сути глуп и глух,
Но как звонит он складно!
 
 
С порожнего в пустое
Мастак переливать.
Звонил он громче вдвое:
«Честь можно умалять».
 
 
Звонарь и две подруги
Шагнули за порог.
Пришло всё вновь на кру́ги:
Порок он есть порок!
 
 
«Налей! – Молва сказала. —
С тобой и грех, и смех».
Ей Зависть наливала
Вино из ветхих мех!
 
 
А ночка была тёмной…
 

С натуры

Басня

 
Сама не ведала, что натворила,
Лень-матушка пороки наплодила.
 
 
Хоть разные у них были отцы,
Но как две капли схожи близнецы.
 
 
Депрессия с Тоскою – ну краса-а-а!
Ни дать ни взять – смерть и коса.
Двойняшки безутешные ваяли
 
 
С натуры грусть, печали рисовали.
Депрессия сюжеты подбирала.
 
 
Тоска поло́тна всюду продавала.
Коллекцию уж не́куда девать.
 
 
Решили своё даром раздавать.
Желающих шедевры поиметь
 
 
Сейчас полно! Примерно одна треть.
Откуда ни возьмись, летит оса,
 
 
Тоске вцепилась с ходу в волоса
И выпустила жадно жало.
 
 
Тоска от боли жутко задрожала,
Безумно от обиды завелась,
 
 
Проснулась в ней отмщенья страсть!
Депрессия Тоску не оставляла
 
 
Унылая ловушки расставляла.
Чтоб проучить обидчицу осу,
 
 
Депрессия готовила косу.
Тоска шептала в ухо ей:
 
 
«Смерть – наша фишка, хоть убей».
Долго пороки вместе
 
 
Искали способ мести.
«Давай ей крылья оторвём». —
 
 
«Нет, лучше мы осу убьём». —
«Может, осу проучим?» —
 
 
«Нет, до́ смерти замучим».
Мечты, мечты, но как поймать?
 
 
Кто может жалить и летать!
Жало осы суть не предел.
 
 
Вдруг вспомнили про кучу дел.
Забыли разом про укол,
 
 
Зачем-то обтесали кол?
Забыв, над чем глумились,
 
 
Они развеселились!
«Хи-хи!» – хихикнула Тоска.
 
 
Депрессия сказала: «Ха!
Давай-ка купим петуха.
 
 
Он продаётся без рецепта,
Я знаю лично фармацевта.
 
 
Подарим матушке своей.
В натуре пригодится ей».
 
 
Плюнуть на всё решили,
В аптеку поспешили.
 
 
Почём зря жареный петух
Порокам поднимает дух.
 
 
Ушла, сказала всем: «Пока!»
Депрессия, а с ней Тоска.
 
 
Мораль:
Лень-матушка не плюнет,
Пока петух не клюнет!
 

Дефиле

 
Стихи, стихи!
Но ни строчки поэзии.
 

Жюль Ренар

Басня

 
Логика в строгом костюме
Лирику в декольте
Небрежно представила Рифме,
Рифме – predeporte.
Рифма! И только Рифма!
Ви́ршила Рифма сама
Логика здесь не уместна!
И в чем-то была права.
Привыкшая одеваться,
Лирика от кутюр
Вся в ожидании ямба
Кусала свой маникюр.
Лирика аксессуары
Тщательно подбирала,
Фо́ника в три карата
Дактилос украшала.
Стро́фика золотая
(подарок старой Строфы)
С Ме́трикой сочеталась
И Ри́тмикой из тафты.
Стрижка – а ля Амфибрахий,
С манерами – Анапест
Лирика вызывала
Неподдельный к себе интерес
По этическим всем канонам
Имидж оберегала,
Поэтическим строгим законом
Она не пренебрегала.
Рифма на глаз кроила
Станс, как сукно, ножом,
Стебала, с изнанки шила
Чёрным по белому швом.
Наскоро без Цезуры,
Ме́ря на свой аршин,
Рядилась в Хорей и злилась
Без всяких на то причин.
 
 
Рифма с плеча рубила
Метром и вкривь, и вкось
И под конец забила —
Стопой!
В подиум гвоздь.
Казалось, была у цели:
Гвоздь как по маслу шёл.
Капризной заказчице Лирике
Хитон тот не подошёл.
И дефиле не случилось.
Порола Строфу сгоряча.
Укоротить сталось
Слог с чужого плеча.
Лирику не убедило —
Поэзия голой была.
О-о-о!
Если бы Логика знала!
Ах!
Если бы Рифма могла!
 

Моль и Парик

Басня

 
Моль безликая страдала,
Ей вниманья было мало.
Захотелось моли воли,
И, покинув антресоли,
Где приелось всё давно,
Улетела моль в окно.
 
 
Одолела ею страсть,
Как бы в оперу попасть.
Вот напасть!
 
 
Моль отправилась в вояж.
Вам сдаётся, это блажь?
В деле главное – кураж.
 
 
Села моль на бельэтаж,
Повертелась, повилась,
В костюмерке завелась.
Страсть!
 
 
Муж её, седой червяк
(Вечно всё ему не так),
Спорил день и ночь с ней он:
«Всё сплошной акрил, нейлон —
Никакой мне жизни здесь,
Мне бы валенок поесть,
Валенок – он натурал
(Всё, о чём червяк мечтал).
Я б точил его, точил,
Параллели б проложил,
Я бы ровные дорожки
Выел там, где грелись ножки,
А когда бы есть устал,
Мамоляток нарожал».
Ну, достал!
 
 
Сказала моль:
«Ты не сыпь на рану соль,
Мне довольно нафталина».
Моль была неумолима,
К потолку она взвилась,
С молем мигом развелась.
Мразь!
 
 
Бывший муж, червяк моль-кокон,
Доедал последний локон
В натуральном парике
И висел на волоске,
Как влетает в костюмерку
Дездемона на примерку.
 
 
Паричок свой увидала,
С ходу в обморок упала.
Следом входит злой и нервный
Мавр Отелло в костюмерный.
 
 
Увидал лысый парик,
Поднял Отя страшный крик:
«Мало вам, что лысый я?
Дездемона лысая!!!
Через пять минут начало.
Дайте, дайте хоть мочало!»
«Мальборо» Мавр затушил,
Одевальщиц задушил:
Поспешил?
 
 
Рампы блеск, страстей накал!
Вот он – звёздный миг настал,
Моль взошла на пьедестал!
И кто бы знал?
 
 
Браво, моль!
Во всей красе!
Ей аплодировали все!
 

Полный чайник пустоты

Китайская притча

 
Ночью в сёлах мастера
Чайники лудили.
Но по-разному с утра
Труд свой оценили.
 
 
Пустоту заполнив чинно,
Двое говорят:
«Посмотри, одновременно
Чайники кипят!»
 
 
«Ты ж в три раза свой дороже
Чайник продаёшь!
Кажется, одно и то же.
Чем же твой хорош?»
 
 
«Вы, коллеги, простота, —
Третий говорит. —
В моём гуще пустота,
Круче мой кипит!
 
 
Наливая, восполняю
В нём я пустоту.
Вы ж с порожнего в пустую
Льёте воду ту!»
 
 
Правды чистая вода —
Ни при чём объём.
Чем наполним, господа,
То и продаём!
 

Триптих

 
Ваше Величество —
Счастье людское!
С нами бывает
В жизни такое:
За счастьем готовы
В огонь мы и в воду,
Увы, забывая:
У счастья нет броду.
Безбрежное счастье,
Когда оно близко,
Проходим мы мимо,
Точней, летим низко.
. . . . . . .
 
 
О горе-беда,
Вы с нами на «ты».
Нетрудно представить
Ваши черты.
Примета земная —
У вас море слёз.
Мы с вами на «вы»,
Принимая всерьёз.
 
 
. . . . . . .
Ваше благородие
Удача-госпожа
Обожаешь острое
Лезвие ножа!
Мы с тобой встречались,
Но не в этом суть.
Улыбнись ещё разок
Уж не обессудь!
 

Папарацци

 
Нет совершенства на земле,
Мирское всё порочно,
Пытаясь непонятное понять,
Что хочет, знает точно.
Мал вездесущий тот комар —
Невесть какая птица,
С блокнотом и пером в руке
Он к истине стремится.
Не покладая крыл и жала,
Он жаждет совершенства.
Быть на крыле, на высоте
Не блажь его – блаженство!
Блажен, кто верит в честь строки,
Та истина не нова.
Хоть папарацци слаб укус,
Силен он силой слова.
Не яд на правду – чистый свет
Льёт, силы не жалея,
Огнём безжалостно жжёт ложь,
Подобно Водолею.
Он проливает яркий свет
Везде, где нам не видно.
Не обойтись здесь без него,
И это очевидно!
Кочевья жизнь не маята,
Не блажь, не дурь, а благо.
Он там, где мутно, где темно,
Он всюду там, где надо!
Привык к рутине и к болоту —
На то и папарацци,
Чтобы кусать всех без разбора,
Без звания и наций.
Тот, кто сказал: «Я всё сказал»,
Тот выбыл! На здоровье!
А папарацци всё пищит
И часто в горле с кровью
На амбразуру, как герою, —
Уж так заведено.
А если штык получит вбок,
Считает, повезло!
В блокноте, не в банкноте
У папарацци счастье.
 
 
Он там, где смог, где смрад и шум,
Трясина и ненастье.
С пером колючим, словно жало,
Стремится к совершенству.
Во зло перо вонзить – не блажь,
А истина – блаженство.
Пищи, пищи, мой папарацци,
Пиши изо всех сил!
Чтоб сила слова победила,
Чтоб не осталось сил.
А доброе свершив во благо,
Не кайся, журналист,
Помни: в начале было слово,
И в этом силы писк!
 

Отдыхает шапито

 
Дрессированного беса
Выводили на помост,
В ожиданье интереса
Все вставали в полный рост.
И толкались, и пихались,
В ход пускали кулаки.
Бес отметил: «Ну, собра́лись!
Умники и простаки,
А раз так, то ап! Держите!
Я устрою шоу вам,
Будете, хоть не хотите,
По бесовским жить часам».
И, тасуя карт колоду,
Объявляет бес народу:
«Я везде имею вес,
Ваш карман – мой интерес,
Принесите денег кучу,
Я вам чучу отчебучу,
Я любимец, я кумир,
Я избороздил весь мир,
Я известный берендей,
Бред раскрученных идей.
Бередить я стану раны,
Выворачивай карманы!
Дрессированный я бес,
Представляю интерес!
Я шалун, я бестия,
Я венец бес))) чести))) я!
Я бес славный,
Я бес мозглый,
Бес системный я,
Бес хозный.
Бес корыстный,
Я бес страшный,
Бес шабашный,
Бес пристрастный.
Бес новатый я,
Бес полый,
Я бес рогий,
Бес головый.
 
 
Бес копытный я,
Бес шумный,
Бес породный я,
Бес умный.
Я бес крайний,
Бес возмездный,
Я бес крылый,
Бес полезный.
Бес таланный,
Бес порочный,
Бес надежный,
Бес урочный.
Я бес дарный,
Бес упречный,
Я бес кровный,
Я бес печный.
Бес хребетный,
Я бес плотный,
Бес участный,
Бес заботный.
Я бес домный,
Я бес сонный,
Я бес донный,
Бес пардонный.
Я бес совести,
Бес чести,
Я бес смысла,
Я бес лести!
Вы все супротив меня —
Абсолютная фигня».
Выпятил он сорок Я!
«Да! – сказал один Балбес. —
Одним словом, бес есть бес!»
Окаянный беся был,
Плюнул, дунул, в купол взмыл,
Рассыпа́лся мелким бесом,
Завлекая интересом,
Чванился, нудил, бесел,
Бесновался и наглел.
Сносил башни, мозги парил,
Со всех рог себя пиарил —
Бес умел это давно,
Только тронь это говно!
Вот неключимая дрянь —
Щас её, куда ни глянь.
А реклам! Куда ни брось!
Все кричат: в программе гвоздь!
Распалялась служба пресс,
Разжигая интерес.
Расходилась беса свита,
Пресса беса брэндовита!
Сатану – ну как пиарить!
Одним словом, мозги парить.
Но одним не обошлась,
Не на шутку разошлась,
Зазвездила, восхитила,
Захватила, восхвалила,
Приукрасила сполна
И толпе преподнесла.
Словом, гения нашла!
У бесины штат солидный,
Каждый в штате БЕСобидный!
Ну, конечно, не бомжи,
Только вот не все Ужи!
Шкуру сбросят, а на вид
Угадай, кто ядовит?
Прививки нет от яду,
Так не шукайте раду!
Захотелося Балбесу,
Свеженького интересу.
Окаянная душа!
За душою ни шиша!
Говорит: «Я цирк люблю,
Честь продам – билет куплю».
А цена тому билету
Равная его бюджету.
Нахлобучил он ушанку,
Тулуп мехом наизнанку,
Галстук завязал, как смог,
Хоть терпеть его не мог,
Беломора сунул пачку,
Из загашника заначку
Долго-долго доставал,
Наконец, совсем устал.
На грудь принял на дорожку,
Обсосал курину ножку,
Суетою суета,
Простотою простота!
Тут же в толче растворился,
До арены просочился,
Занял первые места,
Всё окейно – красота!
По канату бес ходил,
Чертово сальто́ крутил,
Вертухался, чертыхался,
Пыжился и изгалялся,
Кровь сосал и воду лил,
Бился в судоргах, вопил,
Трепыхался, словно червь,
Хочешь верь, а хошь не верь,
Весоплясил чёрт-те что,
Отдыхает Шапито!
Фу ты, ну ты – лапти гнуты.
Не прошло и полминуты,
Выбегает конфера́нсье,
Рассыпаясь в реверансе.
«Ап! – воскликнул он. – Бесина!
На арене Чертовщина,
Перед вами славный бес!
Ваш карман – наш интерес».
Разошёлся конфера́нсье,
Изгибаясь в реверансе,
Изощряясь, так прогнулся,
Что со сцены Е… навернулся.
Что тут сразу началось!
Шоу чуть не сорвалось.
Защищая интерес,
Наш Балбес на сцену влез,
Без стыда в пузырь полез.
Ставит он ребром вопрос:
«Куда чёрт меня занёс?
Я за что своё отдал?
Чтобы бес меня попрал?»
Во всю глотку заорал,
Вёл себя как тот нахал,
Во скандал!
В зале наступил хао́с,
Балбес выпятил вопрос:
«Я за что бабки платил?
Чтоб меня ты удивил,
Так вот, чёрт тебя дери,
Чем-нибудь хоть удиви!
Окаянная душа,
Людей дуришь на шиша́?
Говоришь, ты всюду вхож?
Ах ты, дьявол, ах ты, вошь!
Фу некошный, хфа те вырить,
В внаве мои деньги тырить,
Втора бесья, сатана,
Всё, держись, те бля хана́!
У срамная чертовщина!»
Балбес видный был мужчина,
Хоть на вид он был простак,
Был он вовсе не дурак!
Стало ясно всё предельно:
Мухи, шницель – всё отдельно.
Отделил зерно от плевел,
В правоте своей уверен,
Предъявил свои права,
Послал Беса трижды на…
Фу ты, ну ты – от те на!
Нету слов, но ясно то —
Отдыхает Шапито!
Бесноватый беся был!
Плюнул, дунул, в купол взмыл,
Весь из кожи лезет вон,
Но Балбес… Обижен он,
Не желает примириться,
Как сапожник, матерится,
Что ужаленный, орёт,
Из орала меч куёт,
Чтоб канат перерубить,
Бесу бо́шку отрубить.
Точит меч свой, точит, точит,
Интереса жутко хочет!
Гаркнул: «Наточил я меч,
Щас тебя я буду сечь!»
Что есть мочи заорал.
Бес сказал: «Ну, ты нахал!
Да ты чей такой, откуда,
Чё мешаешь мне, паскуда?
Те, Балбес, тьфу твоя честь,
На меня смотреть за честь!
На меня, на беса».
Бил в ребро Балбеса:
«Чё ты мечешься, меч точишь?
Интереса жутко хочешь?
Я тебе, Балбес, скажу,
Ты мою доишь козу!
Привык сливки ты сымать
Да чужие щи хлебать,
Там, где сытно воевать!»
Ешь ножки Буша, галстуки жуй!
Чё ты заплыл за Абхазии буй?
Что? Возжелал «Санаторио Белый»!
Стиснул бесина правую левой.
И говорит:
«Ну, доставай из широких штанин,
Что напихал ты туда, господин!
Кстати сказать, крыть тебе нечем,
Знай, что пинок тебе обеспечен,
Сам напросился – зад подставляй!
И по заслугам своим получай.
Этот пинок – от простого народа,
Этот пинок для балбеса урода,
Этот пинок – гонорар те на чай,
Этот пинок как аванс получай».
Нос зажал бесина:
Пахнет от грузина!
Бес Балбесу так сказал:
«А не я ли отплясал,
Отчитал и отчесал,
Отплевал и оттрубил,
Отчебучил, отмочил,
Отдубасил, отмотал,
Выдал, предал, забодал,
Задушил и завязал,
Замутил и зализал,
Закружил и наследил,
До смерти всех залюби́л.
Позаботился при том,
Лично всё замёл хвостом!»
Беся баллы набирал,
На Балбеса напирал:
И вопросит, и вопросит.
У Балбеса крышу сносит!
Потерял Балбес дар речи,
Втянул голову он в плечи,
Галстук съел и вышел вон:
Вылитый Наполеон!
«Пошёл на…» – сказал Балбес,
Наплевал на интерес,
Седина в башке блестит,
Ноет бок, ребро болит.
К черту чертово сальто́!
Дайте шляпу и пальто.
Он надел шабỳр опо́кишь,
Показал бесине кỳкиш,
Уж собрался уходить,
Глядь, откуда-то летит,
То ли пчёлка, то ли пчёл?
Балбес это не учёл.
Он засунул в ножны меч,
Слава Богу – гора с плеч!
Меч не нужен стал Балбесу,
В предвкушенье интересу
Балбес замер и присел,
Навострился, аж вспотел,
Рад до смерти наш Балбес:
Как же! Вот он! Интерес!
Тут бесина облажа́лся!
По канату пробежался,
Из себя весь вылез аж,
Словом, шабашу шабаш!»
На хвосте, как глист, повис,
Вверх копыта, ро́гом вниз,
Раздаётся в зале свист.
Ухи висопляс заткнул,
Притворился, что уснул.
Час висит, другой висит,
Ба! И впрямь она летит!
Мимо бе́сова чела́
Пронеслась, жужжа, Пчела,
Облетела весь помост,
Села Бесу прям на хвост,
Повертелась, повелась,
Бесу в задницу впилась.
Чертыхнулся беся, взвыл,
Зал весь в напряженье был.
Бес почуял сзади жало,
Его тело задрожало,
И канат весь задрожал,
Бес от боли хвост поджал.
Фу ты, ну ты – лапти гнуты,
Не прошло и полминуты,
Весопляс сорвался вниз.
Все кричали: «Браво! Бис!»
Беся камнем хрясть об пол,
Все балдели: во прикол!
Бес зализывал свой хвост,
Рогом расщепил помост.
Бес вопил, зуил, скакал —
Зал от смеха помирал!
Бес как бешеный бесился —
Зал со смеха покатился.
Пчёлка села помолиться,
Бес выходит поклониться.
Цирк и только! Блин —
А то!
Отдыхает Шапито!
Там под куполом была
Крошечная щёлка,
Вот в неё и залетела
Маленькая Пчёлка.
Пчёлка – завсегда она
Божия угодница,
Безобидная Пчела —
Враг канатохо́деца.
Мимо бесова чела
Пронеслась, жужжа, Пчела,
Облетела весь помост,
Села бесу прям на хвост.
Села, помолилась,
Бесу в зад вцепилась.
Видит Бог, что божья тварь
Думала, канат – алтарь!
Молвит правильно молва:
«Божья тварь всегда права!»
Фу его, во́рога!
Бе́сово – дёшево!
Бо́гово – дорого!
 

P. S.

За что боролись? За право быть дураками.

За право быть ленивыми дураками.

Поедалами самих себя и своей страны…

Свободу мыслить люди воспринимают как свободу от мыслей!

Христианское понятие о свободе вызывает у них раздражение, пенную слюну и, наконец, панический страх, как крест у беса.

«Литературная Россия»,

05.09.2008, № 36 (2376)

P. Р. S.

«Белый санаторио хочу» – название статьи в

«Литературной газете». Автор – Всеволод Марьян, соб. корр. «ЛГ» по странам Закавказья.

(Статья о М. Саакашвили.)