Текст книги "Дикая яблоня. Пасторальная симфония"

Шуми, жилги, пой вечный гимн поэту!

Памяти народного поэта

Кабардино-Балкарии

Кайсына Кулиева – его книге

«Человек. Птица. Дерево»

 
Что надо претерпеть поэту в жизни,
Чтобы оставить след в своей судьбе,
Чтоб душу не оплакали на тризне,
А говорили, как о Боге, о тебе!
 
 
Какую высоту взять, какую грань вопроса?
Чтоб сердцу в унисон спящий Баксан запел!
Чтобы орел низринулся с утёса,
С подломленным крылом летел, летел, летел…
 
 
Как жизнь воспеть, любовь и землю эту?
Когда пила касается ствола.
Что надо вынести ещё поэту?
Чтоб в небе петь, впрягаясь за вола.
 
 
Как надо любить, творить, созидать?
Поэт сам себя превзошёл!
Чтоб мне (только мне!) через годы сказать:
«Когда б не к тебе я шёл».
 
 
Как можно, в ночи одолев ураган,
В горах победив пургу,
Тихо сказать: «Отряхни, Марзи-джан,
Видишь, бурка моя в снегу».
 
 
Я стала, да! Богатым человеком —
Балкария, я благодарна вам!
Нам повезло, друзья, с двадцатым веком —
Всем! Человеку, птице, деревам!
 
 
Как повезло любви, стволам, словам,
Весне, и песне, и цветам кизила.
Как повезло, великий Эльбрус, вам!
В том веском слове нежность, мощь и сила!
 
 
Как небу повезло, дождям, снегам, чинарам,
Земле родной, Кавказу повезло!
Чегема сын, он жизнь прожил недаром:
Слово Кайсына победило зло!
 
 
В честном его и благородном слоге
(Видно, всем бедам и лишениям назло!)
Не повезло порокам – лжи и злобе.
О! Как же, бедным, им не повезло!
 
 
Беги, Жилги! Рассказывай касыду[3]3
  Касыда – род оды в восточной поэзии.


[Закрыть],
Как вы по жизни шли рука в руке
Спой, Жилги, нам, как пела ты Кайсыну, —
«Женщина купается в реке».
 
 
Шуми, Жилги, пой вечный гимн поэту,
Его исток – родные берега.
Ты знаешь, как воспел он землю эту!
Земля нам эту песню сберегла.
 
 
Что надо претерпеть поэту в жизни,
Чтобы оставить след в своей судьбе?
Чтоб душу не оплакали на тризне,
А говорили, как о Боге, о тебе!
 
 
Шуми, Жилги!
Пой вечный гимн…
 

«Кайсын, мне хочется в Чегем…»

Кайсын, мне хочется в Чегем,

Под своды старой сакли…

М. Дудин

 
Кайсын, мне хочется в Чегем,
Где средь узоров горных
Взмывают гордые орлы,
Где туч не видно чёрных,
 
 
Где ночь разбила лунь о скалы,
Бросив в синь рек бурлящих.
Под снегом прячут там оскалы
Зубья каньонов спящих.
 
 
Там преподносит нам задаром
Весна свою нарядность,
Там обладает чудным даром
Хмельного ветра пряность.
 
 
Там мир фантазной красоты
Ослепит, словно снег,
Там в миг духовной высоты
Ждёт муза новых нег.
 
 
Кайсын, мне хочется в Чегем,
Святая тайна эта!
Я объясню тебе зачем,
Поймёт поэт поэта.
 
 
Лишь одному тебе, Кайсын,
Секрет открою я:
Прадед Балкарии был сын,
Там боль и грусть моя.
 
 
Кайсын, мне хочется в Чегем,
Где средь узоров горных
Взмывают гордые орлы,
Где туч не видно чёрных.
 
 
Там мир фантазной красоты
Ослепит, словно снег,
Там в миг духовной высоты
Ждёт муза новых нег.
 
 
Кайсын, мне хочется в Чегем…
 

Поэт Балкарии

Посвящаю памяти Кайсына Кулиева,

великого балкарского поэта

«Его поэзия – словно чудодейственный

источник, испускающий мощные потоки», идущие из

глубины недр его неуёмного и пылкого сердца.

Саид Чахкиев, народный писатель

Чечено-Ингушетии

 
Крик души оглушительно тихий
Диссонансом сорвался и стих.
Это сердцем огонь исторгнутый,
Это стон, переплавленный в стих,
Это с губ сорвавшийся шёпот,
Это с гор шальная лавина,
Это бурной реки рокот,
Это жизни его стремнина.
Жизнь Кайсына пронизана болью,
Слог Кайсына подобен огню!
Стих Кайсына – источник, с любовью
В нём я жажду свою утолю.
По глотку пью, до самозабвенья.
Пью с ладоней, по капле пью.
Золотые поэзии звенья,
Вы пленили душу мою!
Дай, Господь, нам долготерпенья!
Над строкой его помолюсь.
Золотые Кайсына поэзии звенья —
Мы! Чечня – Балкария – Русь!
Крик души оглушительно тихий
Диссонансом сорвался и стих.
Это сердцем огонь исторгнутый,
Это стон, переплавленный в стих.
 

«На каверзной ступеньке жизни…»

 
На каверзной ступеньке жизни,
Споткнувшись, равновесье не терять.
И как бы ни было здесь трудно устоять,
За доброе зачтётся нам на тризне.
 
 
И в бешеном судьбы теченьи
В потоке рук покорно не сложить.
На каверзной ступеньке жизни
Мне хочется ещё сильнее жить!
 

«Приближается сам горизонт…»

 
Приближается сам горизонт,
Если даль одолеть не смеем.
Застилается дымкой восход,
Если мы не горим, а тлеем.
 
 
И закат виден дольше тем,
Кто восходит сам на вершину.
Скудность красок и бедность тем?
Поищи сам в себе причину!
 

Исток

История влияет

на жизнь людей и стран.

Геродот

 
Исток торопит жизни реку,
Устье слышит шум потока.
Не дано знать человеку
И́сто своего истока.
 
 
Ручьи русла свои точат,
Лабиринты вешних струй,
Слившихся в поток, грохочут,
Унося за буем буй!
 
 
Наших предков жизни бренной
Век возводится стена.
Для истории забвенной
Суть – не в моде старина.
 
 
Мы, срубив под корень древо
Своей родословной ствол,
Перепутав право с лево,
Молимся на чуждый кол.
 
 
Всё в нас – плоть и кровь – едино,
Все мы нити ткани Божьей.
Жить бы верой воедино,
Не прельщаясь лестью ложной.
 
 
Ветер сдул свечу удачи,
Грех довлеет над людьми.
Ставим главное – задачи,
Забыв: все мы – от любви!
 
 
Страх в генетику запал,
Дефицит достоинства.
На корню идёт запал,
Нет ни дня без воинства.
 
 
Делим шар земной на части,
Бог у нас один!
Мы сами,
Позабыв, что наше счастье
На земле под небесами,
 
 
Рубим истину с плеча,
К веку варварства вернулись,
Свой, чужой – острей меча
Слова к Миру обернулись!
 
 
Господи! Как краток век!
Сколь отпущено нам с вами?
И, столкнув потомков лбами,
В ином мире человек.
 
 
На суде обсудит страшном
То наследство, что досталось.
Нет рассудка в чувстве страстном.
Что имели? Что осталось?
 
 
История для историков
Представляет сейчас интерес!
Труд известных нам трудоголиков
Не приносит в массы прогресс!
 

Слеза

Зурабу Церетели

Монумент «Слеза скорби» работы Зураба Церетели,

посвященный борьбе с международным терроризмом,

город Бейонн, штат Нью-Джерси, Америка.

Это навечно! Хочется верить: слеза спасет Мир!

 
Упала в Вечность веская Слеза.
Испепелить её не сможет знойный ветер,
Смахнуть не в силах ярая гроза,
Застыла боль в ней на израненной планете.
 
 
Слеза… Как краток земной век!
Слеза, слеза… Как зыбко бытие…
Слеза… Как беспощаден человек,
Как ненасытно терроризма вороньё!
 
 
Нищ духом не уронит влажных век.
Утрёт слезу ребёнку? Вряд ли!
Век лютый мой, мой нелюдимый Век.
Слёзы…Слёзы…Слёзы… Слёзы… Озябли.
 
 
Упала в Вечность веская Слеза.
Слеза упала в Вечность!
Боже! Открой нищим душой глаза…
Подай же, Боже, человеку – Человечность!
 
 
Спасает Мир упавшая слеза,
Стихает боль, когда глаза в глаза
Кровоточит у океана
Земная открытая рана.
 
 
Упала в Вечность веская Слеза,
Слеза упала в Вечность…
 

Басни и притчи

О доброте и зле

Басня

 
Злость навестила Доброту,
Нагрянула без приглашенья
И привела с собой Тоску —
Не парочка, а наважденье.
У Доброты был юбилей,
И было там полно гостей.
Любовь была с Признанием,
Надежда с Ожиданием,
А Вера с Ревностью пришла:
Партнера лучше не нашла.
У Веры добродетелей – отряд,
Всем Вера верила подряд.
Так неразборчива была,
Что остальным всем
Ревность предпочла.
А Доброта одна была. Бывало,
Её всем вечно не хватало,
Но все стремились к ней.
Так оказалось Зло с Тоской
В числе её гостей.
Тоска была в зелёном,
Скучала: «Охо-хо-о-о!»
Вся в чёрном, Злость
Ехидно ей шепнула на ушко:
«Сейчас повеселимся! Я обещаю, что
Даже тебе, Тоска, будет смешно».
И яд всем поровну добавила в вино.
И тут же предложила тост гость Злость:
«Друзья! За Доброту!
За простоту её и суету.
За добродетель! За её тепло!» —
Торжественно произнесло Зло.
Само ж бокал отставило.
А Доброта сердобольно́й была,
Она всегда этим страдала.
Не ела, не пила, молчала —
Щедрая!
Всех сердоболью угощала,
Наивностью пришедших умиляла.
Ей нравились и те, и эти.
Все гости ей годились в дети.
Но тут случилось то,
Страшнее нет на свете!
Когда бал правит Зло
Во-первых, первой не стало Веры…
Ну, изуверы!
Любовь с Признаньем обнялись,
В конвульсиях недолго би́лись,
Да так и умерла эта чета, с пеной у рта.
Была ещё надежда спасти Надежду, но!
Уж слишком было ядовитое вино.
Тут Ожиданье, Злости яд на грудь приняв,
Лишилось всякого терпенья, Надежду потеряв.
Тоска, укутавшись в пончо́ свои зелёные
И опустив глаза тоскливо-то́мные,
На посошо́к допив бокал до дна,
Сама себя разжалобив, горько заплакала.
Ревность Зла ядом сильно отравилась
И сразу ра́зума лишилась.
Безумная! Забыла, пришла с кем на банкет.
С тех пор все правду ищут.
Никто не знает, нет!
Встречаются они с Тоскою и со Злостью
И убие́нным перемывают кости.
А Доброта! Как мир стара!
Всё так же поживает,
Её на всех, как прежде, не хватает.
А многие вообще не знают,
Что Доброта живёт на свете.
Но, слава богу,
Что в старушку ту
Так верят дети!
 

Про зай!

 
Да будет во благо сплочение наше,
Пусть крепнет тепло наших дружеских уз!
Да будет вовеки светлее и краше
Свободных народов Державный Союз…
 

Гимн «Державный Союз народов»

Автор Калинкин В.М., г. Москва

 
Я благо в сплочении тесном узрел —
Теплее, хоть тесно в толпе мне от тел.
Блажен тот, чей адрес не дом, а Союз.
Торчу я, ребята, от дружеских уз:
Я винтик, я болтик, в цепочке звено,
Я молот, я серп… Да не всё ли равно!
Привык я в тепле! Иванов я Иван!
Того же, простите, желаю и вам.
Друзья, узы – благо, ни много, ни мало,
Но чу-у-у! А чего ж мне тогда не хватало?
Вот память! Вот гадость! Проклятые гены.
Субботник, генсек, слава, партия, члены…
Смешалось всё в доме! Облом мне во благе,
Теперь ностальжи́рую я на бумаге.
Намедни всплакнулось опять о Союзе —
Пришлось отдуваться за всё бедной музе.
В экстазе невинную рифмой припёр,
Она прошептала: «Ты, мачо, хитёр».
Но хитрость не мудрость,
Союз – не семья, а Ноев Ковчег…
Пардоньте, друзья.
Семья – это те, кто в согласье зачат!
Жил был один Дед, и любил он зайчат,
Был Дед демократом, а звался Мазай,
Он в лодке спасал исключительно Зай!
Земляк сердобо́льный, короче, Мессия!
Мы стали с Мазаем Еди́на Россия.
Но чур! Гости святы! Мы так рады им!
То признак Маза́йский – на том и стоим!
 
 
P. S.
Хоть семь Я! Хоть восемь!
Семья – это узы!
Зенково,
Москва!
Привет всем от музы.
 

Сверчок и шесток

Эмигрантам

Басня

 
Сверчок покинул свой шесток
И скок вбок.
Зачем? Он объяснить не смог.
Шесток – как Родина!
У всех он должен быть.
Не мне, Сверчок, тебя учить.
Ты думал, без шестка будет лафа —
Свобода, сытость, красота?
Ну а Душа?!
Так как насчёт души?
Ты не спеши-и-и!
Вначале все бегут, как мыши,
Но очень скоро понимают, что
Без своего шестка Сверчки ничто.
Здесь, на своём родном шестке,
В запечной тараканьей тьме
Ты мог часами стрекотать.
Никто не смел тебе мешать,
Никто не говорил тебе ни слова,
Ни разу не было за печкою такого,
Чтобы заставили сверчка молчать.
Привык ты днём и ночью стрекотать.
Ну на шиша́ тебя несёт в такую даль?
Ох, жаль тебя, Сверчок, ох, жаль!
Так говорил Шишо́к, Сверчка дружок.
И вот итог!
Просторны и светлы апартаменты,
Харчи – всё сплошь ингредие́нты,
Одет с иголочки, весь от кутюр…
В тоске грызёт Сверчок свой маникюр.
И вот уж локоть близко,
Он стал его кусать
И помянул по-своему отца и мать.
Ну, что сказать?
И клетка отперта́, но не́куда скакать.
Уже и трель родную сверчок стал забывать
И опостылели ему апартаменты
И сытные харчи́ – ингредиенты.
 
 
Так надоел Сверчку чужой приют,
Враз вспомнил:
Кладбище запечное – погост зовут,
Гостиную запечную – зовут светёлка.
И от харчей запечных больше толка.
И засвербило на́ сердце у нашего Сверчка
Так, что случилась у него горячка.
В бреду он дрыгал ножкой и стонал,
Он об запе́чье жутко тосковал.
И вот финал!
Когда его душа слетела вон,
Был выполнен один неписаный закон.
Как завещал пред сме́ртию Сверчок,
На холмике ему
Поставили шесток.
 

О мести, лести и чести

 
…Я сокроюсь от мира,
В мире дружба лишь лесть
И притворная честь;
И под видом зефира
Скрыта злоба и яд,
В райском образе ад…
 

А.П. Сумароков

Басня

 
Похоронит в прахе ничтожества
Забвенье врага – не месть!
Капля по капле множится
В чаше терпенья лесть.
 
 
Лесть – сука ручная,
Любит мягкую кость.
Месть – злоба цепная,
Плодит всюду чёрную злость.
 
 
Одомашнил эту скотину,
Вывел как вид человек.
Стелил ей в сенях рутину,
Шёл с ней из века в век.
 
 
Лесть и месть! Эта дрянь,
Собою бесплотна и нища.
Сегодня, куда ни глянь,
Мимикрия – её пища.
 
 
Не первый век – двадцать первый,
Друзья, за нашим окном.
Есть способ избавиться верный,
Забыли все об одном.
 
 
В селекции есть исключенье —
Ещё встречается честь.
Поставлена честь под сомненье,
Но есть она, точно есть!
 
 
Похоронит в прахе ничтожества,
Забвенье врага – не месть!
Капля по капле множится
В чаше терпенья честь.
 

Сила красоты

Притча

 
Не может быть?
Представь себе!
Бывает же такое!
Один и тот же
Вещий сон
Смотрели сразу двое!
 
 
Эдем в огне! Сады в дыму!
В заложники взят Змий —
Идёт Вселенская война,
Творец бдит: «Не убий!»
 
 
Но, честно говоря, Адаму
Плевать на атмосферу,
Адам воюет за идею,
Идёт в огонь за веру!
 
 
Но за какую, не решил…
Адик не помнит мать,
Адама хлебом не корми,
А дай повоевать!
 
 
Ну, например, звезда одна
В вечность глядит не так,
И содрогнётся невесомость
От яростных атак!
 
 
Или комета наследит
В пространстве серебром —
Её паденье в бесконечность
Не кончится добром!
 
 
На Млечный Путь наступит вдруг
Медведица-малышка.
Адам вопит: «Ах, твою мать!»
И факт! На солнце вспышка!
 
 
Намаялся Господь с подобным,
Дитя – ни дать ни взять…
Пересчитал Адаму рёбра
И начал вновь ваять.
 
 
Спасибо, отче, спохватился
И Еву-женщину создал!
А если б план твой провалился,
То б в космосе хаос настал.
 
 
Оставшись диким, существо,
Что мы теперь зовём мужчина,
Со звёздами сводило б счёты
За лишний грамм адреналина.
 
 
Не может быть?
Представь себе!
Бывает же такое!
Один и тот же
Вещий сон
Смотрели сразу двое!
 
 
До основанья Рай разрушен,
В садах плоды гниют.
А Искуситель снова крайний,
Его на казнь ведут!
 
 
И яблоко уже созрело,
И некому сорвать.
Его внутри червяк изъел,
Змий начал возражать:
 
 
«Пущ-щ-щай мне век космический
Свободы не видать!
Я-Я-Я-Я яблоко, в натуре,
Не дам червю сож-ж-жрать».
 
 
Что натурально, то и чисто,
Что чисто, то и свято!
Сорвал украдкой плод запретный
И у себя запрятал.
 
 
Источало яблоко
Вожделенья соки,
Искуситель Змий залёг
В зарослях осоки.
 
 
Рассуждал: «Я гадом буду!
Все ж-ж-же докаж-ж-жу,
Что я брат, товарищ, друг,
Наконец, Ужу!
 
 
На Земле законник Дарвин
Должен появиться,
Он на деле объяснит,
Кто есть зверь, кто – птица!
 
 
Грядёт естественный отбор
Не лиц, а душ!
Поприсмыкаться не позор,
Рождён раз ползать, Уж!
 
 
Просто воздух сотрясать
Лиш-ш-шь себе дорож-ж-же…» —
Прошипел на ухо Еве
И ушёл из кожи!
 
 
Не может быть?
Представь себе!
Бывает же такое!
Один и тот же
Вещий сон
Смотрели сразу двое!
 
 
Раскручен бренд на Небесах —
«В начале было Слово!»
Господь изрёк это ещё
До Рождества Христова.
 
 
А слово – это красота!
А бренд – страшная сила!
Что Змий на ушко ей шепнул,
Что Ева плод вкусила?!
 
 
Другую половинку
Вкусил кумир – Адам.
Так разделили двое
Грех с горем пополам!
 
 
Пало семя от плода
С Красотою рядом,
Змей-злодей его кропил
Ядовитым ядом.
 
 
Увидал Создатель наш
Змия злодеянье,
Все созвездия собрал
В Рай на совещанье.
 
 
Повелел он звёздам ярче
Осветить сады,
Водолею приказал
Не жалеть воды.
 
 
Звёздный пахарь воду лил,
Силы не жалея,
Труды даром не пропали
Парня Водолея.
 
 
А когда лучами жизни
Заиграл Восток,
Где таилось семя,
Про́бился Росток!
 
 
Сотрясает Твердь и Воздух
На Земле Кумир,
Но говорят, что Красота
Спасёт однажды Мир!
 

Во благо истины!

Притча

 
Суть страсти – Радость, что сто дев,
И Гнев, как разъярённый лев,
Но вот на самом деле
Нет царственности в теле!
Им в эйфорию только б впасть,
Бросаются со страстью в пасть
Тщеславию и прелести беспечно,
Тем бесхребетным дан порок навечно.
Бродячий Гнев – паршивый щен,
Гнев Истиной порабощен,
А чувственность – корень греха,
Но Истина? Она ж не сваха!
Та дрессировщица от Бога,
Держит пороки у порога:
Гнев, что на привязи козла,
Чтоб не принес он в пасти зла,
А Радость вовсе под крыльцом,
Чтоб не ударить в грязь лицом!
Взбалмошным бросит сути кость.
Добро – её программы гвоздь.
Во благо Истины диктует Доброта:
Не выпускайте Страсть за ворота!
Суть страсти – сице не изжить порок!
Добротолюбие страстям не впрок.
Суть страсти – Радость, что сто дев,
И Гнев, как разъярённый лев,
Но вот на самом деле
Нет царственности в теле!
 

О радости и беде

Пришла беда – отворяй ворота.

Притча

 
Беда и Радость рядом шли,
И были параллельны их пути.
Радость спешила по тропинке белой,
Беда пылила по дороге серой.
Повсюду не одна Беда бродила,
С собой на поводке Беда печаль водила.
Лицо понурое укрыв чёрным шарфом,
Беда с печалью заходила в каждый дом.
Печаль скулила жалобно и нудно,
А бессловесная Беда-зануда
Сжимала горло у печали всё сильней,
Чтоб становилось всем и горше, и больней.
Беда предпочитала по́минки застолью
И упивалась исключительною болью,
Ей наливали вдоволь горьких слёз
Беду, попробуй, не прими всерьёз.
Так странница брела от дома к дому,
И был визит её подобен грому.
Вот так, гремя, стеная и рыдая,
Беда бродила, Радость обгоняя.
А та за нею еле-еле поспевала
И, чем могла, несчастных утешала.
Кого – слезами радости в глазах,
Кого – весёлым смехом на устах.
Радость сердечную повсюду вечно ждали,
Пред нею окна настежь открывали,
Ей подносили вина и букеты,
Ей сочиняли гимны и куплеты.
То плакала она, а то смеялась.
Нечаянная Радость нечайно появлялась.
За то, что радость появлялась без печали,
Её, желанную, беспечная прозвали.
 
 
Беда и Радость рядом шли,
И были параллельны их пути.
Радость спешила по тропинке белой,
Беда пылила по дороге серой.
Жизнь – чёрно-белый полосатый зверь!
Но всё ж в ней больше белого. Поверь!
 

Про противоположности

Пришла в чужую клеть

молебен петь.

Словарь В.И. Даля

Притча

 
Пришла Хандра
В чужую клеть
Молебен петь
И засиделась,
Сирая, до ночи.
Голос осип её,
Слезились очи.
Слушать Хандру
Не стало мочи.
Для самобичевания
Имела плеть.
Без слёз на то
Нельзя смотреть.
Бороться с ней
Не представляло сил,
И кто-то из толпы
Её спросил:
«Ты чё, Хандра, тут
стонешь и стенаешь?
Ты ж, бесхребетная,
Повсюду всем мешаешь.
Счастье в борьбе!
Ты это понимаешь?
Прикинуться несчастной —
Плюнуть раз!
Мы говорим тебе, Хандра,
В последний раз!
В борьбе всё счастье.
Ну-ка, повтори!
А голову без дела не дури.
Не хочешь жить, тогда умри».
Дура Хандра взяла да померла.
Ну и дела!
Простились так
С Хандрою без истерик
Флегматик, Меланхолик,
Сангвиник и Холерик.
 
 
Пришла Хандра
В чужую клеть
Молебен петь!
 

О том, как расстались душа с телом

Притча

 
Душа, на миг покинув Тело бренное
(То дело для Души обыкновенное),
Взлетела к небесам.
И там!
В обетованных легко паря,
Судила да рядила,
Короче говоря,
Глаголом Тело жгла!
Тут видит Тело: раз такое дело,
Приподнялось
И было таково!
Оно бездушное,
Опустошённое ушло.
Куда? Туда-а-а!
Куда глаза глядят.
Бездушным легче жить,
Все говорят!
К утру Душа вернулась
И нечаянно,
На месте Тело не застав,
Бродила неприкаянно.
Долго скиталась одинокая Душа
Без Тела!
За душою ни шиша!
Куда податься?
И к кому вселиться?
Вдруг видит: пролетает кроха птица.
Душа за ней рванулась,
Но не рассчитала,
Что, Тело потеряв,
Вновь приземлённой стала.
И побрела Душа, поджав свой хвост.
Недолго шла,
Увидев мост,
Взошла на шаткий,
Как на эшафот,
И в воду канула!
Так вот!
Страшатся все то мутное пятно,
Тоску и жуть таит в себе оно.
Там одинокая Душа
Нашла себе приют
С тех пор ту заводь
Тихим омутом зовут!
 
 
Боятся омут все до смерти —
Там водятся…
Так точно – черти.
 

Тень и предмет

Притча

 
Плакала Тень безликая,
Дрожа всем своим отражением,
Её безмолвная призрачность
Заканчивалась падением.
Больна саморазрушением
И подчиненная свету,
Она равновеликая
Принадлежала Предмету.
Бежать, идти, прислонившись,
Стоять, замерев на месте…
Участь её – наложницей
Быть постоянно с ним вместе.
Валяться, в ногах ползать,
Взлетать, умирать, падать,
Принадлежав Предмету,
Всей Тенью навзрыд плакать,
Бояться своей прозрачностью
Разбиться, лишь утро наступит!
Её привилегия в том,
Что он на неё не наступит!
Любить отраженьем в порывах,
Сплетаясь с изнанки!
Чуть выше —
Метаться над ним в нервах,
Когда из игры он вышел,
Предав его измерение.
И в том сама виновата,
Ночное её удлинение —
За солнечный день расплата.
Зависимая от света,
И это ему лестно!
Она, словно раб, у ног его!
Знает своё место!
Плакала Тень безликая!
 

Скрипач, художник и поэт

Эпиграмма

 
Скрипач, художник и поэт
Спешили обслужить банкет.
Скрипач в свободные моменты
Шумно срывал аплодисменты:
Смычок то падал, то взлетал,
И зал ему рукоплескал.
Художник впитывал натуру,
Негласно изучал культуру.
Поэт задумчиво молчал,
Стих на салфетке сочинял.
К утру закончился банкет.
Ну, что сказать? Скажу, слов нет!
Поэт сложил в карман салфетку,
Взял на прощание конфетку,
Скрипач набросил куцовейку —
Талантом не сорвать копейку.
Да, заплатили, но не густо,
У троицы в кармане пусто!
Денег хватило на бензин,
И придорожный магазин.
Всю ночь художник пил, зевал.
То, что впитал, нарисовал.
Слава! Шедевр! Аукцион!
Цену натуры знает он.
С натуры наваял он тел
И в тот же миг разбогател.
Мораль:
Да! Не в культуре нынче дело,
Натура ценится и тело!
 

Кот в мешке

Басня

 
Намедни Ёкарный бабай
Узнал, что букву Ё
Похитил вор, сказав «гуд бай»
Что было ё моё!
 
 
Он смерил всё на свой аршин,
Он бросил сорок фраз.
Он глянул искоса с вершин,
Отрезал один раз.
 
 
Факт! Ночью тёмной сущность-вор
Ё букву поглотила,
А я внушал вам с давних пор,
Что в букве слова – сила!
 
 
Он сыпал бранью, ё моё,
Что гасли даже свечи.
А кто похитил букву Ё,
Лишились дара речи.
 
 
Он говорил про забодай,
Про комара и рок,
Про плод, Адама, змия, рай,
Беса, ребро и бок.
 
 
Про седину, башку и мёд,
Пиво, усы и пир,
Про красоту ту, что спасёт
Однажды бренный Мир.
 
 
Он горевал о букве Ё,
О горькой её доле,
Что обесчестили её
Не по еёной воле.
 
 
Что на безрыбье барин – рак,
Что нынче архимодно так.
Он помянул ядрёну вошь,
И ёмко чью-то мать.
 
 
Он словом выдал всё, что хошь,
И удалился спать.
Но не в руку ему сон —
До утра кошмарил он.
 
 
Не горит зелЕный свет,
Пешеходу ходу нет.
На перекрЕсток постовой —
Наплевал, махнув рукой. Ой!
 
 
Пробок вовсе нет зато,
Как шальные, мчат авто. А то!
Не горят огни на Елке,
Одолели его пчЕлки.
 
 
На реке не тает лЕд,
Дед Мазай пешком идЕт.
Курочка – брак налицо,
Снесла чЕрное яйцо.
 
 
Дядя СтЕпа – е-е-е скандал!
Великанить перестал.
С репкой что-то не срасталось,
Крепкая семья распалась.
 
 
Урожая нынче нет,
Словом обделЕнный дед
Вместо мёда выпил мЕд.
Сожрал букву буквоед!
 
 
Подозрительно живот
Гладил ночью чЕрный кот.
Вот!
 
 
Утро вечера мудрёней,
Утром та же вошь ядрёней.
Утром Факт попрал Закон,
Предъявил вещдоки он.
 
 
Вечно ты закон, как дышло,
Снова по-твоёму вышло.
По закону Ё твоё,
А по сути – Ё моё!
 
 
Разорвал рубаху Факт,
Бросил: «Подпиши контракт».
Говорит Закон: «Пардон!
Я неписаный закон».
 
 
Факт! Не брал я, ё моё,
У бабая букву Ё!
Потерял Закон дар речи,
Втянул голову он в плечи.
 
 
Честь отдал и вышел вон —
Вылитый Наполеон.
 
 
«Я фактически кимвал, —
Голый Факт кичился. —
Я Закон преподавал
Там, где ты учился.
 
 
И поныне я один,
Внаве перст единый.
Сам себе я господин,
Я неумолимый».
 
 
Факту вовсе не претит
Его эго самость,
Только круче аппетит
Суть его – упрямость.
 
 
Нет, Фемиды нет без «да».
«Да, – сказала, – господа».
В руки взяв орудие,
Госпожа Фемида – Леди правосудие.
 
 
«И во сне, и наяву,
И во время оное.
Испокон стою на букве
Строгого Закона я.
 
 
Факт! Сегодня ночью тёмной
Её вор украл.
А потеря буквы этой —
Мировой скандал.
 
 
Факт – завёлся буквоед,
Ёкарный народный сленг.
Пострадал известный дед,
Нанесён Бабаю вред.
 
 
Букву тотчас возвратить,
Ё Бабаю возместить!»
 
 
Тут Бабай процесс прервал:
«Бросьте словоблудие!»
Из мешка за хвост достал
Усатое орудие.
 
 
«Доказательство вам вот —
Букву слопал Ёшкин кот!
Ишь, зелёный глаз горит,
В кажном точка Ё блестит».
 
 
Вот и найден факт роскошный —
Суть неумолимая.
«Ё», – сказал Закон дотошный, —
Вещь неоспоримая».