Текст книги "Волшебные дары. Сборник сказок"

Колдун и сердце короля

На высокой горе, куда с трудом долетают птицы, стоит высокий каменный замок – Черный обелиск. На его башнях, с высокими шпилями, возвышаются каменные горгульи, а на самом верху, на ветру трепещет черный зловещий флаг с гербом Хелкунов потомственных волшебников. Вокруг замка высится каменная стена, и попасть туда простому смертному невозможно, так как это владения могущественного чародея Олжи Хелкуна.

Олжи Хелкун давно отошел от своей придворной деятельности и колдовал исключительно для собственного удовольствия. Он стал отшельником, но его не перестали бояться люди окрестных селений, и матери до сих пор пугали непослушных детей именем Олжи Хелкуна. Однако, колдун жил своей жизнью, пока до него не долетела весть о том, что молодой король хочет получить от него помощь. «Интересно», – призадумался Олжи Хелкун, – «Что же нужно от меня человеку, у которого есть все – власть, богатство, могущество»?

Тем не менее, на следующий день колдун вышел на балкон одной из своих башен и, повернувшись к каменной горгулье, дотронулся до ее лба своими длинными иссохшими пальцами. Крылатое создание сбросило с себя каменные оковы и, потянувшись, опустилось на одно колено перед колдуном.

– Принеси мне этого безумца, который решил поиграть со своей судьбой, – горгулья поднялась и, кивнув своей уродливой головой, взмахнула крыльями. С перил каменного балкона слетело несколько осколков гранита от острых когтей чудовища, и вскоре оно скрылось за высокими горами, окружавшими владения колдуна.

Молодой король Курасон был красивым юношей и отличным стрелком, а его доброе сердце томилось от неразделенной любви к принцессе Манзанилле, которая жила в соседнем королевстве. Отец молодого короля был в долгой ссоре со Стариком королем, и чуть было не начал очередную войну. Не помирились они и после смерти отца Курасона.

Надменный король (отец Манзаниллы) не упускал случая зацепить Курасона и память об его усопшем родителе. Молодой король не собирался развязывать войны, как, скорее всего, сделал бы его отец, у него были иные цели – процветание и благоденствие своей страны и народа, который боготворил доброго короля.

– Мальчишка, – злобно шипел Старый король отец Манзаниллы, – ему не нужна война?! Значит, он еще слишком молод для трона, или глуп! Надо придумать, как воспользоваться его неопытностью и верой в добрых людей, – король усмехнулся. Хотел бы я пасти свои стада на его пастбищах и выращивать сады не на моей каменистой земле.

Зависть и злоба правили сердцем короля, а Манзанилла, его единственная дочь, была полным отражением давно умершей матери королевы.

Она была мила, с добрым сердцем, а также умна и хороша собой. Они с отцом были как ночь и день, как огонь и вода.

Курасон знал о намерениях Старого короля и решил опередить события. Он отправил к соседу богатые дары и предложение о встрече. Было невежливо отказаться от подарков и Старику королю пришлось собираться со всей своей свитой в королевство Курасона. Дочь короля упросила взять ее с собой, она никогда не была за пределами своей страны, а королевство Курасона славилось своей красотой и гостеприимством.

Прекрасная Манзанилла влюбилась с первого взгляда в молодого короля, и ее сердечко учащенно билось при словах Курасона, что брачные узы между их семьями станут залогом мира обоих государств. Она видела, как побагровело лицо отца и как, опрокинув кубок с вином, он поднялся из-за стола. Красное вино разлилось по белой скатерти и полилось на пол, словно кровь. Кап-кап, капали красные капли вина в гнетущей тишине, а Манзанилла не отрывала глаз от молодого короля.

– Никогда моя дочь не будет твоей! – он оглядел гневным взглядом своих людей, – никогда! Что ты вообразил, мальчишка, ты хочешь, чтобы мои подданные подняли меня на смех?! – он посмотрел горящими глазами на него, потом на испуганную дочь. – Через три дня, на рассвете, ты примешь бой, чтобы мы разрешили вековой спор наших королевств. И его исход решит все!

Много сил потратил Курасон, чтобы сдержать свой гнев, но Старый король увидел его побледневшее лицо и, усмехнувшись, бросил.

– Курасон, ты еще хочешь руки моей дочери!

– Будет, по-твоему, Старый король, – процедил сквозь зубы Курасон, – но после этого поединка, я заберу Манзаниллу в свой дворец, и ты никогда больше не увидишь ее!

– Это мы еще посмотрим! Идем, дочь! – Король, резко повернувшись, направился к выходу, его свита последовала за ним.

Вечером, на закате, когда багровое солнце окрасило облака в кровавый цвет, горгулья принесла в замок колдуна молодого короля. Курасон не побоялся открыто посмотреть в покрытое сеткой морщин лицо Олжи Хелкуна, и это вызвало уважение в глазах старика.

– Любовь, любовь, – сухо рассмеялся Олжи Хелкун, выслушав молодого короля, который знал, что ему придется сражаться не со Стариком королем, а с его могучим воином Роком. Рок обладал огромным ростом и невиданной силой.

– Я обязан победить его, во что бы то ни стало! – горячо воскликнул Курасон, – Манзанилла должна быть моей, ибо я люблю ее со всей страстью, которая только возможна!

– А любит ли тебя Манзанилла? – спросил колдун, помешивая варево на огне, от света которого на стене плясали причудливые тени.

– Да, я видел блеск в ее глазах и трепет длинных ресниц. Я чувствовал ее сбившееся дыхание, когда танцевал с ней на балу. Боже мой, мне удалось даже сорвать с ее сладких губ мимолетный поцелуй. Она зарделась как утренняя заря, убежав прочь, но я всё понял, так как знаю женщин и мне понятно, как трудно им скрывать свои чувства.

– Хорошо, Курасон, – улыбнулся колдун, – я помогу тебе, но взамен ты должен отдать мне свое сердце, так хочется почувствовать вновь юношескую страсть, жажду любви и огонь желания, – колдун мечтательно поднял глаза к закопченному потолку, на котором плясали тени от свечей.

– А что будет со мной, Олжи Хелкун? – спросил молодой король, – разве может человек жить без сердца?

– Я отдам тебе свое могущественное сердце, – колдун зачерпнул из котла зелье и налил его в серебряный кубок. – Если захочешь, потом я верну тебе твое, но три года я буду жить с молодым, полным любви сердцем, а ты с моим напоенным мудростью трех сотен лет. Я не стану неволить тебя, выбор за тобой.

Колдун развел в стороны руки обращенные ладонями вверх:

– На одной чаше весов прекрасная Манзанилла, на другой твое сердце. Что выберешь, ты?

– Я согласен, Олжи Хелкун, – Курасон поднес к губам кубок, – но и ты сдержи свое слово.

– Ты не сможешь меня упрекнуть ни в чем, король, – Олжи Хелкун склонил голову набок и, прищурившись, посмотрел на Курасона, – у тебя будет две недели счастья, а потом мы завершим сделку, о которой договорились, по рукам? – Курасон встал из-за стола и протянул руку колдуну, тот больно сжал ее и король почувствовал жжение, словно его ладонь прокусила огненная змея.

Когда он отнял руку от рукопожатия, то увидел, как на ладони появился какой-то знак, кожа вокруг него горела и Курасон ощущал уколы сотни острых игл.

– Это печать нашего согласия, – сказал колдун, – а теперь выпей зелье и закончим на этом.

Казалось, он пьет раскаленный свинец, боль растеклась, заставляя все потемнеть перед глазами. Он выпил обжигающий напиток, который пронзил его до самых кончиков пальцев и проник в глубину сердца. Молодой король покачнулся и рухнул на пол, который покрывали каменные плиты.

Колдун не обманул Курасона, силу и сокрушительный дух почувствовал Курасон и полный надежд на победу отправился в назначенное место.

Старый король расположился на ближайшем холме чтобы наблюдать за схваткой, он был уверен, что Курасону не вырвать победу из пасти поражения.

Громила Рок, посмеиваясь, вертел перед носом Курасона огромным мечом и перебрасывал его с руки на руку. Курасон приготовился к битве, но ни тени страха или неуверенности не упали на его лицо. Рок сплюнул сквозь зубы и с ревом бросился на молодого короля, занеся над ним свой обоюдоострый меч. Курасон с легкостью отбил его удар, на его лице играла улыбка удовлетворения. Они бились, рассекая воздух, лязг мечей и возгласы воинов наполнили тишину долины. Рок начал сдавать свои позиции, и с каждым разом отступал все глубже к скалам. Наконец он пошатнулся, Курасон резким ударом выбил из его рук меч и приставил лезвие своего к пульсирующей жилке на шее соперника. Рок упал на колени и, обмякнув, опустил свою лохматую голову в ожидании решения Курасона.

Манзанилла спряталась в тени деревьев и наблюдала за поединком. Она молилась и надеялась, что победит ее любимый Курасон.

Когда меч поверженного упал, распластавшись на смятой траве, Курасон приставил свой меч к шее Рока и почувствовал, как счастье переполняет его душу. Это было словно любовь к Манзанилле, а кровь на его лице казалась росой с лепестков роз. Он облизал пересохшие губы и до боли в пальцах сжал рукоятку меча.

Манзанилла не смогла больше выносить это, она отвернулась, когда ее любимый взмахнул мечом над обезоруженным Роком.

– Смотри, Старик! – крикнул Курасон Старому королю, – я больше не буду милостивым, у меня осталось не так много времени, завтра же готовься, я засылаю сватов! Манзанилла будет моей!!!

Похолодело сердце Старого короля, задумался он о том, что напрасно затеял все это. Как-то странно начал вести себя Курасон, никогда бы он не отрубил голову побежденному и безоружному человеку. Однако, завтра пришлось ждать недолго, королевское слово – есть королевское слово.

На пышном торжестве собралось четыре королевства: тут были и подземные король с королевой, повелители гномов и король эльфов из заколдованного леса, а также королева Царства Грёз, которая почему-то так задумчиво смотрела на невесту. Невеста была словно ангел, ее ослепительная улыбка осыпала всех присутствующих счастьем. А блеск ее глаз затмевал самые дорогие и сияющие бриллианты.

– Какая чудесная пара, – улыбнулся король гномов.

– Манзанилла, как никогда красива, – согласился король эльфов.

Курасон и Манзанилла танцевали, не отрывая друг от друга глаз, их руки переплетались в танце, губы были так близко, а дыхание стало одним целым. Они ничего не видели вокруг, и только излишнее внимание гостей не давали им остаться наедине. Манзанилла смеялась, а Курасон все кружил и кружил ее в танце, забывая обо всем.

Прошла ночь и на следующее утро Курасон и его молодая жена отправились в его королевство. Старый король навсегда попрощался с дочерью, но его утешало то, что она счастлива.

Шли дни, и стала замечать Манзанилла, как начал меняться ее супруг, прежде ласковый и нежный он стал замкнутым и раздражительным. Нежные черты лица заострились, руки и поступки стали грубыми, не такого полюбила она Курасона. Прошло две недели, и Манзанилла перестала узнавать любимого. Он часто запирался в башне, занимаясь изучением книг, в свободное время он больше был не с некогда любимой королевной, а чаще за игрой в кости или собраниями, где отдавал приказы военноначальникам.

Манзанилла знала, что скоро ее муж поведет войска на запад, туда, где простирались земли ее отца, но не могла и слова сказать протестуя в душе против этого.

Однажды, когда они лежали на королевском ложе, Манзанилла прижала его холодную руку к своим губам и спросила:

– Любимый, что случилось с нами? Ты больше не любишь меня? Почему ты так переменился, ведь полюбила я совсем другого Курасона, а теперь мне кажется, что это вовсе не ты?

– Нет, Манзанилла, ты все преувеличиваешь, я все тот же прежний, – усмехнулся Курасон, – я все тот же…

– Нет! – Манзанилла вскочила на ноги, – нет, прежний человек, которого я полюбила, умер, вместо него появился бессердечный, жестокий, эгоистичный монстр, любящий только самого себя!

– Замолчи, жена! – гневно сверкнув глазами, проговорил Курасон.

– Я знаю, – она задыхалась от слез, – я знаю, тебя околдовали, только кто?!

– Ты стала много болтать! – он схватил Манзаниллу за плечи и швырнул от кровати к стене. Боль пронзила ее тело, с тоской и обидой посмотрела она в жестокие глаза любимого.

– Курасон… – ее губы дрогнули, она поднялась на ноги и, схватив свою одежду, выбежала из королевской опочивальни.

Не стала она дожидаться рассвета, а при свете луны покинула замок. Ее белая лошадь быстро несла ее в заколдованный лес, туда, где жили эльфы. Она бросилась к ногам своего дяди короля эльфов и умоляла помочь ей. Король эльфов выслушал рассказ несчастной и согласился, что тут дело пахнет сильной магией и только сам Колдун может снять проклятие.

– Зло все больше будет охватывать сердце Курасона и, в конце концов, он погубит и тебя и себя.

– Но что мне делать, дядя? – ее глаза наполнились слезами, а побледневшие губы задрожали.

Король эльфов велел придворным волшебникам прочитать все свои волшебные книги и узнать, кто мог наложить проклятие на Курасона. Никто ничего не мог сказать, пока, наконец, самый старый волшебник, которому было почти триста лет, не сообщил, что, скорее всего – это дело рук Олжи Хелкуна черного чародея, живущего за высокими горами в замке, который называют Черный обелиск.

– Туда не добраться простому смертному, – предостерег волшебник Манзаниллу, – ты пропадешь там, королева.

Тем не менее, на следующее утро молодая королева отправилась к высоким горам. Вера и надежда придавали ей силы, а ее лошадь быстро неслась по камням, к высоким горам. Вскоре Манзанилле пришлось спешиться, она видела, что ее любимица не сможет двигаться дальше по крутым склонам. Она погладила свою подругу по шелковой гриве и, поцеловав ее, направилась дальше. Лошадь верно смотрела на удаляющуюся госпожу и не сходила с места. Вокруг не было ни какой растительности, только можжевельник пылал красными ягодами. Лошадь медленно опустилась на камни и закрыла глаза.

Манзанилла чудом не сорвалась вниз, судьба или что-то еще вела ее к месту, откуда был виден замок Олжи Хелкуна. Срывая ногти, изрезав об острые камни нежные ножки, она оказалась над глубокой пропастью. Там вдали, в тумане, виднелся зловещий замок Черный обелиск. Манзанилла поднялась во весь рост и прокричала имя колдуна. Теперь она меньше всего была похожа на прекрасную королевну. Волосы спутались и были в беспорядке, прекрасная одежда в пыли, длинный шлейф, расшитый золотом, в дырах.

– Олжи Хелкун!!! Верни мне моего милого Курасона!!! – она упала на колени и разрыдалась.

Слезы душили ее, перехватывая дыхание, в бессилии королева сжала свои маленькие кулачки и вдруг… услышала голос.

– А ты и вправду прекрасна, даже в этом разодранном наряде.

Манзанилла вздрогнула и посмотрела на того кто говорил с ней, перед ней стоял колдун, но в нем было мало того чего следовало бояться.

– Никто не проходил этот путь, – он поклонился ей, – но не стоит торчать здесь среди скал.

Олжи поднял Манзаниллу и, притянув к себе, полетел ввысь, поднимая вокруг себя столб из песка и камней. Ни страха ни злости не испытывала бедняжка, силы покинули ее, и она потеряла сознание.

Когда девушка пришла в себя, то увидела, что находится в замке чародея. На ней была чистая одежда, а возле кровати стоял столик с вином и кушаньями.

– Ты проснулась, дитя? – ласково спросил колдун, – что привело тебя в мои владения?

Манзанилла сначала была так сердита на него, но теперь не понимала, как такой добрый человек мог сотворить нечто плохое с Курасоном. Она рассказала, что произошло с ними, и как изменился Курасон, как стал жесток и бессердечен. Тогда Олжи Хелкун поведал королевне об их договоре с молодым королем. Теперь все встало на свои места, и Манзанилла поняла, почему так добр и приятен в общении колдун и таким отталкивающим стал ее любимый. Она задумалась над тем, как вернуть сердце Курасону и предложила Олжи Хелкуну все вернуть на круги своя.

– К сожалению это невозможно, дитя мое, – улыбнулся колдун.

– А если я предложу сделку? – в ответ улыбнулась королева.

– Ты предлагаешь сделку мне? – рассмеялся чародей.

– Мы сыграем в одну игру, все просто, и если я выиграю, ты вернешь сердце моего мужа, Олжи Хелкун.

– А что будет, если ты проиграешь, Манзанилла? – колдун лукаво склонил голову набок.

– Тогда, сердце Курасона навечно останется твоим, – уронила королева.

– Я знаю все игры в целом свете, и никто не сможет сравниться со мной в остроте ума.

– Я хочу попробовать, – настаивала Манзанилла. – Есть такая игра – шахматы, – она склонила голову, изучающее посмотрев на колдуна. Она знала, что Курасон никогда не мог победить ее, ту, которая еще с детства играла с признанными мастерами королевства, отец сам обучил ее этой иноземной игре. Она выучила Курасона, но ему никогда не удавалось обыграть ее. «Раз у колдуна сердце Курасона, возможно, оно завладело и мыслями старика», – подумала Манзанилла. Уверенности в этом не было, но другого выхода она не видела.

Колдун задумался и вскоре скрылся в своих покоях, он просмотрел несколько книг по этой непонятной игре, но не мог вспомнить ничего. Найдя покрытую пылью шахматную доску в одной из кладовой, он сунул ее подмышку и направился в зал, где его ждала молодая королева. «Как же она прекрасна», – думал Олжи Хелкун, смотря в ее грустные глаза, и его сердце встрепенулось, словно от прикосновения теплого ветра.

Они расставили фигуры на доске и начали партию. Колдун кое-что понимал в этой игре, но не мог опередить ход соперницы, она будто думала на два-три хода вперед. Когда все было кончено, он в ярости сбросил фигуры на пол и с силой обрушил руки на каменную доску, отчего та рассыпалась на куски.

– Слово колдуна многого стоит! – Манзанилла поднялась со своего кресла.

– Хитрая бестия! – колдун схватился за сердце и покачал головой. – Ничто не помешает мне убить тебя.

– Убить? – невинная улыбка озарила ее лицо. – А как же твое слово Олжи?

– Слово-слово, – колдун не смог даже в мыслях причинить ей зло, сердце молодого короля сослужило ему плохую службу, он ушел в свой кабинет и вернулся с пузырьком мутной жидкости. Потом он взял Манзаниллу за руку и подвел к одному из зеркал. Дрожь пробежала по телу королевы, но она старалась не показать своего страха. Она посмотрела, как колдун отпил из бутылочки ровно половину и протянул ей флакон со словами, что Курасон должен выпить остальное и тогда все станет как прежде.

– Ты шагнёшь в зеркало и окажешься в своем дворце, хитрая девчонка, – он взмахнул рукой, и холодная гладь зеркала стала жидкой, как вода, – иди же!

Манзанилла шагнула сквозь ледяную гладь зеркала и оказалась в своей опочивальне, Курасон спал безмятежным сном и не слышал, как она появилась. Теперь Манзанилла знала, как появился у ее мужа странный знак на ладони, и как печать договора с колдуном выжигала его сердце. Она подошла к постели и влила в полураскрытые уста короля содержимое флакона. Курасон распахнул глаза, схватился за горло и побледнел, как полотно. Теряя сознание, он упал на подушки и забылся в беспамятстве.

Когда же наступило утро, и Курасон пришел в себя, то ничего не помнил с момента свадьбы. Манзанилле пришлось поведать ему о том, какие последствия случились от его договора с Олжи Хелкуном.

– Прости меня, любимая, – Курасон обнял Манзаниллу, – и спасибо тебе, что спасла меня, мое сердце и нас.

– Курасон, – Манзанилла прижалась к его груди, – теперь у нас будет просто сказочная жизнь. Теперь, когда все позади.

Их губы слились в поцелуе. Настали светлые дни в Государстве. Курасон и Манзанилла справедливо правили сказочной страной и жили долго и счастливо.

***

Олжи Хелкун сидел в огромном зале и переставлял фигуры на доске, горгулья задумчиво следила за его движениями.

– Чертовски интересная игра! – воскликнул колдун, – тебе шах и мат.

Багги

Падал крупный снег. В этот вечер было намного теплее, чем в последнюю неделю. Багги выносил свиньям ведро с помоями, а хавроньи, разжиревшие на хозяйских приготовлениях к Рождеству, были, тем не менее, недостаточно упитанны, чтобы мадам Фру-фру отослала их на бойню.

Багги – плюшевый медвежонок, слуга ведьмовского дома мадам Франкенштейн Фон Катарина Оберван Фру-фру. В ее привычку вошло заводить игрушечных слуг. Несколько лет назад она изобрела волшебное зелье, с помощью которого можно оживить любой предмет.

Любой, кроме умершего человека или животного, потому что воскресший становился похожим на чурбан, который не умел говорить, мыслить и выполнять простейшие поручения. Поэтому мадам Фру-фру бросила эту затею, решив повелевать игрушками.

Багги – большой толстый медвежонок коричневого цвета. Он был набит опилками и пропитывался влагой, когда ходил по двору, усыпанному снегом. Тот делал его движения тяжелыми, превращая владельца неуклюжих лап в неповоротливого увальня. Его второе рождение, после фабрики, состоялось летом этого года, когда маленькая ведьмочка Долли (внучатая племянница мадам Фру-фру) накормила своего плюшевого мишку зельем двоюродной тетки.

– Промокли лапы? – поинтересовалась Долли, встретив Багги возле двери.

– Да, – он неуклюже попытался поднять тяжелую лапу, – видимо, сегодня придется провести ночь в сушилке.

– Надо будет тебе купить резиновые калоши.

– А лучше было бы снова превратить меня в плюшевого мишку.

– Ты и так плюшевый мишка, Багги, – рассмеялась Долли, впуская его внутрь.

– Ну вот, опять натекла лужа с этого толстяка, – проворчала сова из папье-маше, сидевшая в гардеробной.

– Легко рассуждать, когда ты только ухаешь да глазами хлопаешь, – буркнул медвежонок и направился, оставляя мокрые следы, в сторону прачечной. Там, в теплой сушилке, можно было отлично провести время. Во-первых – просохнуть и сбросить пару килограмм, во-вторых – разжиться леденцами, которые так любит Долли, но никогда не делится с ним. Перекинуться в картишки с плюшевым Пони Минзуриком и Мимси. У фарфоровой куклы Мимси был отбит нос, а правую щеку покрывали уродливые трещины. Долли сменила ее красивое платье на старое, покрытое плесенью, а Мимси заштопала его неумелыми ручками в нескольких местах. Она тоже любила приходить в сушилку и угощать Минзурика и Багги конфетами.

– Я слышала, Долли оживила беднягу Карузо, – вздохнула Мимси, вспоминая умершего попугая какаду. Он обитал в доме мадам Фру-фру несколько десятилетий.

– Я тоже это слышал! – рассмеялся Минзурик. – Карузо молчал, а Долли кричала: «Бабушка Фру-фру, отмените свое заклятье»! Карузо неподвижно сидел на спинке стула и прожигал своим взглядом дыру в Долли, куда бы она ни пошла. Сегодня, когда я ночевал в ее комнате, ей приснился воскресший попугай, и она здорово кричала от страха!

Багги и Минзурик засмеялись, а Мимси укоризненно покачала головой:

– Бессовестные! Бедняжка Долли! Как жаль, что сейчас мое место на кухне, я бы с радостью утешила ее.

– Она обещала мне купить калоши, – сообщил Багги, – чтобы мои ножки не промокали.

– Болван, она купит калоши для того, чтобы ты быстрее двигался и не сидел часами в сушилке! – Минзурик раздавал карты, держа их в плюшевых копытах, и подмигивал Мимси, утверждая, что она настоящая красотка, несмотря на то, что у нее испорчено лицо.

– Когда-нибудь я убегу отсюда, – вдруг сказал Багги, – пусть я и плюшевая игрушка, но это не мешает мне мечтать, как человек.

– Мечтатель, – улыбнулась фарфоровыми губками Мимси. – Когда-то я тоже любила мечтать, а сейчас я рада тому, что у меня есть друзья.

Они проговорили всю ночь, ведь игрушки не ложатся спать. Багги проиграл Минзурику свой колпак из бархатной бумаги, а Мимси отдала красную ленточку с платья – единственное украшение на старом переднике. Минзурик обещал узнать о новых калошах для Багги, чтобы с легкостью ихвыигратьу него. Он был отличный игрок в покер.

– Зачем тебе калоши, Минзурик? – спросил Багги. – Ты не ходишь на задних лапах, да и неудобно будет как-то.

– Ничего, я их на «толкучке» продам! – заржал пони Минзурик, стуча плюшевыми копытами по полу.

Так они и просидели до самого рассвета. За окном падал снег, на дорожках выросли огромные сугробы, и утром Багги придется все убирать большой снеговой лопатой.

Рождество. Он мечтательно закатил пуговичные глазки. Его первое Рождество. О чем он мечтал, о новых калошах? Нет. Багги никому не говорил, что ему очень хочется стать мальчиком, настоящим живым мальчиком, и навсегда сбежать от ведьмы Фру-фру и ее капризной внучатой племянницы Долли. Багги подумал о Мимси и представил, какой бы она была красивой девочкой, если бы не покрытое трещинами лицо и отбитый нос.

Потом медвежонок спустился вниз и, открыв дверь, провалился в пушистый снег по самые плечи. Он был ростом с десятилетнего мальчика, и ему было очень сложно выбираться из сугроба. Пришло время чистить двор, дорожки и особенно веранду, куда столько намело снега. К десяти утра, когда ведьмовской дом начал просыпаться, Багги успел все убрать и направлялся к чуду, которое располагалось на заднем дворе. Прекрасное, душистое, покрытое иголками и украшенное разноцветными гирляндами и шарами дерево. Оно казалось таким огромным и чудесным, что Багги открыл от удивления плюшевый рот. Вокруг елки было множество следов, все они вели за ограду дома, в темный лес. Багги строго-настрого было запрещено ходить туда. Но Медвежонок подошел к каменному забору и увидел, что следы обрываются. Кто же их оставил, и куда они делись? Разве можно пройти сквозь стену, может, здесь были волшебники?

Он вернулся к елке и увидел, что на ее колючих лапах висит мешок, из которого выглядывает пачка писем. Багги знал, что в таких конвертах люди отправляют друг другу послания. Ему очень захотелось узнать, что это за письма, но дотянуться до мешка, висящего на ветке, он не мог.

Лес был за высоким забором, мешок с письмами так высоко, и Багги чуть было не заплакал. Чуть было потому, что плюшевые игрушки не умеют плакать. Их удел – служить своим хозяевам.

Вернувшись в дом, Багги решил уговорить Минзурика отправиться к елке. Он просил помочь ему узнать, что за письма пишут люди и для чего. Минзурик долго смеялся, назвал Багги глупым и рассказал, что есть такой волшебник – Дед Мороз, и волшебник этот исполняет желания.

– Дети пишут ему письма и складывают в мешок на елке, а в новогоднюю ночь старуха Фру-фру относит их в темный лес, где живет этот старик.

– Он исполняет все желания?! – Багги с надеждой заглянул в стеклянные глаза Минзурика.

– Еще есть время, – тот топнул плюшевым копытом, – я помогу тебе положить письмо, а ты пообещаешь накормить капризную Долли зельем, которое сделало нас живыми!

– А если она умрет, Минзурик?

– Одной злой девочкой станет меньше, – улыбнулся пони, показывая плюшевые зубки.

Весь вечер Багги пытался написать письмо, но в его плюшевых лапках не могли удержаться ни ручка, ни карандаш. Он пытался держать карандаш во рту, одной лапой, другой – ничего не выходило. Потом он решил обмакнуть свою пухлую лапку в краску и написать таким способом свое желание. Вышло ужасно! На белой бумаге красовались алые буквы, с кровавыми подтеками: «Памагите пажалуста мне стать мальчикам! Баги».

Вечером, после полуночи, когда Мимси не надо было мыть посуду, а Минзурику катать Долли, рассказывая самые дурацкие анекдоты, они собрались возле елки. Мимси протянула свое письмо, а Минзурик грустно пожал плечами, сообщив, что ему нечего просить у Деда Мороза. Багги и Мимси не могли понять, как это возможно, и пони признался, что он просто не умеет писать. Еще час они пытались совместными усилиями написать письмо для Минзурика. А потом медвежонок, забравшись ему на спину, пытался положить приготовленные письма в мешок для Деда Мороза.

– Знаешь, ты очень тяжелый, Багги, – на лице Минзурика было такое выражение, словно он сейчас лопнет по швам.

– Я опять промок, – виновато бросил Багги, засовывая письма в мешок.

Потом случилось неприятное, Багги назвал бы это огромной неприятностью. В какой-то момент ноги Минзурика подогнулись, и он завалился на бок. Багги повис на еловых лапах, а елка накренилась, грозясь похоронить под собой плюшевых героев и фарфоровую красавицу.

– Ой! – прозвучало сверху. Минзурик и Мимси посмотрели на Багги, болтающегося, словно мохнатая елочная игрушка, и не до конца поняли, что пришло время для паники.

Елка накрыла их быстро, не давая возможность сбежать. Стеклянные шары разбились, а на гирлянде с фонариками полопались провода. Багги почувствовал, что снежные сугробы и колючая елка станут для них могилой. Мимси. Он подумал о фарфоровой подружке и попытался выбраться. Что-то держало его. Ну конечно, это был мешок с письмами.

– На помощь! – простонал Минзурик. – У меня, кажется, перебиты ноги!

– У тебя не могут быть перебиты ноги, – Багги услышал голос Мимси, – ты же плюшевый. А мне холодно… на морозе я становлюсь хрупкой и могу совсем разбиться!

Багги снова попытался вылезти и, наконец ему это удалось. Веревка мешка сдавила шею, но Багги не чувствовал этого.

Он приподнял лесную красавицу с потухшими огнями и помог выбраться Минзурику и Мимси, которая дрожала от холода.

– Тебе нужно вернуть домой.

– Нет, Багги, я пойду с вами.

– С нами?! – непонимающе спросил Багги.

– В темный лес.

– Зачем?

– Чтобы доставить наши письма с желаниями, иначе они никогда не сбудутся. – Мимси стянула с елки мишуру, оборачиваясь ею, словно шарфом. – Так гораздо теплее. Идем, до полуночи осталось мало времени.

Снег падал и падал, однако плюшевым героям и фарфоровой кукле удалось перебраться через каменный забор. Они рухнули с другой стороны в глубокий снег, и Багги, подняв черный нос вверх, ощутил настоящий запах свободы.

В лесу пахло не так, как в доме, пропитанном старческими запахами и вонью от всяческих зелий. Луна освещала им путь, а натоптанная тропинка вела в нужном направлении. Все молчали. Даже шутник и шалун Минзурик осторожно двигался между темными деревьями, казавшимися такими огромными.

Снега становилось все больше, и вскоре впереди ничего не стало видно. Мимси дрожала от холода и была похожа на оживший сугроб, двигающийся рывками. Минзурик потяжелел, как и Багги, и еле шел, облепленный снегом. Медвежонок упорно пробирался вперед, неся на спине мешок с письмами к Деду Морозу. Усталость друзей его только подталкивала. Он торопился поскорее встретить этого волшебного старика.

Костер и множество разных существ заставили Багги остановиться.

– Вы видите?!

– Нет, Багги, – грустно пробормотала Мимси, – я ничего не вижу, у меня почти стерлись глаза.

– Это эльфы и лесной народ, – хрипло ответил Минзурик, – я видел их в книжках у Долли. Все они служат лесным духам, а может, и волшебному Деду?

– Не знаю…

Метко брошенный снежок заставил Багги подняться из своего укрытия. Маленький и шустрый эльф готовился начать настоящую снежную войну против плюшевых игрушек и почти ослепшей фарфоровой куклы.