Текст книги "Лорд Адамс. Мистическая комедия"

Глава 11

Чем старательней лорд адаптировался к советской действительности, тем сильней росло в его душе ощущение нереальности происходящего. Бред накручивался на бред; парадоксальная реальность беспрерывно подбрасывала проблемы и «сюрпризы». Конечно, без проблем не обходится ни одно бытиё; жизнь британских аристократов – не один только сахар. Но проблемы английских пэров, по сути, логичны и даже возвышенны. Разве это сравнимо с мелочными и низменными проблемами советских простолюдинов!

Уму непостижимо, сколько времени и сил нужно, чтобы обеспечить себе мало-мальски сносное обитание в стране развитого социализма. Просто зайти в магазин и просто (без очереди) купить – для Страны Советов это что-то фантастическое. Товары, которые не являются дефицитом и всегда есть на прилавках, могут заполнить только донышко скромной потребительской корзины.

Говорят, что одну треть жизни человек тратит на сон. В Советском Союзе, похоже, другую треть жизни люди тратят на очереди. Но даже стояние в очередях не гарантирует покупку нужного товара.

– Я им говорю: вам же привезли импортные туфли. Мне знакомая сказала. Она видела, как выгружали товар. А они, представляешь, наглые: вы что-то перепутали, нет у нас таких туфель. Ну ясное дело, из-под прилавка всё продают, по знакомству.

Услышав этот монолог (Петровна жаловалась Лидии Кирилловне), лорд еле удержался от вопроса: «Что значит продать из-под прилавка?» Смысл этой фразы ему растолковал двойник. На этом знакомство со странными терминами и выражениями не закончилось.

Однажды, когда лорд был в кухне, туда влетела взбудораженная Петровна.

– Адамыч! Рядом в магазине выбросили сливочное масло. Надо брать, пока не расхватали!

– Значит, у него срок годности истёк, раз его выбросили, – сказал лорд. – Зачем его брать? Чтобы отравиться?

Петровна с подозрением нахмурилась:

– Ты пьяный, что ли?

– Я абсолютно трезв.

– Тогда чего ты надо мной издеваешься?

Растерянность лорда длилась до подсказки двойника, однако толкование всё же озадачило его. На Западе тоже выбрасывают товар на рынок… но в глобальном смысле, то есть если речь идёт о новой продукции или марке. Но чтобы к самому обычному продукту повседневно спроса применялся термин «выбрасывать»… Разве человек, впервые очутившийся в Советском Союзе, такое поймёт?

Другой курьёзный эпизод произошёл в коридоре, когда Петровна подклеивала отошедший от стены нижний угол обоев.

– Эх, помог бы кто достать новые обои, я бы сама всю квартиру обклеила, – ворчала она, смазывая клеем загнутый бумажный уголок над плинтусом.

Идущий в кухню лорд остановился и вежливо предложил:

– Вам помочь их достать?

Петровна фыркнула:

– Откуда? У тебя же отродясь нигде не было блата.

На сей раз лорд и сам понял, что к чему. Он уже знал: по блату – значит по знакомству, используя связи. Конечно, связи имеют большое значение. В западных странах нужные связи помогают и в бизнесе, и на хорошую работу устроиться. Но зато в магазинах можно купить всё, что угодно, и безо всяких связей. А здесь, в Советском Союзе, даже такой пустяковый товар достают по блату. Неудивительно, что у его русского двойника такая плохая мебель и одежда. Ведь блата, по словам соседки, у него никогда не было. А может, он аскет, равнодушный к материальным благам? Нет, скорей всего, он вынужденный аскет советского образца. Аскет поневоле, не умеющий обзаводиться блатом.

Правда, участи аскета можно избежать даже при отсутствии блата, если иметь доход посущественней и покупать продукты на рынке, а дефицитные вещи у спекулянтов с большой переплатой; но разве простому пенсионеру такое по карману?

Спекулянтов лорд ещё не видел – знал о них понаслышке, – а на рынке уже побывал… и был удивлён. Островок частной собственности (хоть и на советский манер) предлагал продукты гораздо лучшего качества, нежели магазины, да и продавцы здесь были намного любезней. Единственное огорчение – цены. Продукты на рынке стоили почему-то дороже, чем в магазинах, в отличие от Запада, где на рынках всё дешевле. Разумеется, лорд по британским рынкам не хаживал, но от прислуги кое-что слышал.

Изучая советскую действительность, лорд Адамс отважился прокатиться на общественном транспорте. Однажды, случайно, он даже сделал это в час пик. Промаявшись бессонницей, лорд с утра пораньше отправился на прогулку и на обратном пути сел в автобус на конечной остановке. А уже через две остановки салон был набит до отказа. Двери едва открывались и закрывались; то там то сям вспыхивали перебранки, но большинство пассажиров угрюмо молчали, некоторые дремали даже стоя. Лорд еле выбрался из автобуса на своей остановке. Протискиваясь сквозь толпу к выходу, он получил несколько пинков и услышал в свой адрес массу отнюдь не парламентских выражений.

Выйдя из автобуса, лорд сделал философское умозаключение: «Самый лёгкий и самый быстрый способ стать мизантропом – поездить на общественном транспорте в час пик».

В Британии, благодаря своему положению, он, к счастью, был избавлен от подобного «удовольствия» – поездок на общественном транспорте. Может, и там в часы пик творится подобное? Но зато многие британцы в семьдесят шестом году имели собственные автомобили. А в Советском Союзе семидесятых личные авто – большая редкость. И это в стране, которая уже почти двадцать лет бороздит космические просторы!

Incomprehensible country! Непостижимая страна! И как же трудно здесь жить, да ещё на пенсию простого советского человека. Надо что-то доставать-добывать, выстаивать в очередях, маяться в переполненном общественном транспорте.

Ну ладно, в конце концов, можно этого избегать – стать аскетом, подобно Ивану Адамовичу Британцеву. Обходиться без блата, довольствоваться тем, что есть в свободной продаже, дабы не томиться в очередях, а чтобы не душиться в общественном транспорте, ходить пешком. Но есть такое зло, от которого никакой аскетизм не спасёт. Это изобретение дьявола называется коммуналка.

Глава 12

Из всех тягот, выпавших на долю английского лорда в Советском Союзе, наиболее тяжёлым испытанием стало проживание в коммунальной квартире.

Интересно, какой враг человечества придумал эту злую карикатуру на гордо звучащее «мой дом – моя крепость»? Абсолютно чужих людей загоняют в этот архитектурный купейный вагон с длинным коридором и комнатами чуть больше купе. Нате вам на всех одну кухню, одну ванную, один туалет и одну прихожую. Толкайтесь, ссорьтесь, занимайте очередь в места общего пользования – как будто мало очередей в магазинах.

И что бы ты ни делал, любопытный соседский взор тут как тут: и в кастрюлю заглянет, и содержимое тарелок проинспектирует. Всё знает: и каким ты порошком стираешь, и каким мылом моешься; какие у тебя полотенца и даже бельё.

Натянутые бельевые верёвки под потолком в коридоре, ванной и комнатах лорд поначалу воспринял как странный декор… пока не обозначилась новая проблема: где сушить выстиранное бельё? Вот тогда-то он и понял: на этих верёвках развешивают бельё для просушки. Из этических соображений лорд сушил бельё только в своей комнате. Однако не все соседи были столь щепетильны в вопросах этики. Петровна, к примеру, безо всякого стеснения развешивала стирку над головами соседей в местах общего пользования, и лорда это дико раздражало.

Однажды, выйдя из своей комнаты, он увидел, что весь коридор увешан выстиранным бельём. Лавируя между простынями и пододеяльниками, лорд направился в кухню, однако, увидев кошмарный предмет, свисающий с верёвки возле кухонной двери, застыл как вкопанный… и очнулся только от громкого голоса Петровны.

– Ты чего торчишь, как пень, Адамыч? Всю дорогу загородил.

Потрясённый лорд, указывая рукой на растянутые трикотажные панталоны, висящие у входа в кухню, спросил:

– Что это?

– Рейтузы, – пояснила Петровна.

– Что-что?

– Рейтузы! Трусы!

– Чьи?

– Ну не Стёпкины же! Мои.

– Безобразие! – возмутился лорд. – Нельзя развешивать нижнее бельё над головами у соседей!

– А где же мне их сушить? – удивилась Петровна.

– У себя в комнате.

– Дык там всё занято. Я сегодня кучу белья перестирала.

– А это уже не мои проблемы! – с ледяным презрением бросил лорд.

– Скажите, какой нежный! – зло выпалила Петровна и демонстративно сдёрнула рейтузы с верёвки.

Лорд резко повернулся и ушёл в свою комнату.

Он был возмущён: эта глупая некультурная баба не имеет никакого понятия о приличиях. Но ещё больше он был потрясён. Какой ужас! Неужели все женщины в этой стране носят такое кошмарное бельё?

Неприглядная сторона коммунального бытия: скученность, постоянные мелкие стычки – кто-то не выключил свет, кто-то не вымыл плиту, кто-то бросил грязную посуду в мойке, кто-то не вынес мусор – с каждым днём наращивала раздражение в душе лорда.

Но самым тягостным было отсутствие личностного пространства – того, что на Западе называется privacy. Похоже, в Советском Союзе такое понятие напрочь отсутствует.

Лорд Адамс не считал себя замкнутым человеком. В нём гармонично уживались (точно культурные соседи в образцовой коммунальной квартире) общительность и потребность в уединении. Реальность Туманного Альбиона предоставляла ему возможность уединения в крепости, именуемой домом, где – и это было особенно ценно для лорда – никто не посягал на его личностное пространство. Да и вообще на Западе не принято вторгаться в чужую жизнь, нарушать «суверенность» личности.

Здесь, в Советском Союзе, отсутствует не только частная собственность, но и такой важный аспект частной жизни, как личностное пространство. А применительно к коммуналке само это понятие – нонсенс. Мало того что приходится жить бок о бок с чужими людьми, так от них не спрятаться даже в своей комнате. Ведь в любой момент туда могут ворваться соседи, которые даже понятия не имеют о личностном пространстве. Поразительно, что в стране, так ревностно охраняющей свои территориальные границы, не понимают, что существуют границы между людьми, которые тоже нельзя нарушать. Даже в отношениях между близкими людьми есть определённая дистанция, которая существенно возрастает при общении с чужими. Во всяком случае так должно быть в цивилизованном обществе. Но как быть, если эти чужие не признают межличностных дистанций; сплющивают их лавиной бесцеремонности, разметают нахрапом, сводят на нет – на то самое взрывоопасное «нет», которое даже английского пэра превращает в первобытного человека, готового для защиты своего личностного пространства колошматить дубиной эмоциональных агрессоров.

Определённо, коммуналка будит в людях звериные инстинкты. Это заповедник для разведения мизантропов и каменный полигон для обывательских войн.

Лорд Адамс никогда не был отшельником, а постоянное присутствие в доме чужих людей было ему не в диковинку: английских аристократов с детства окружает штат прислуги. Но, в отличие от соседей по коммуналке, слуги соблюдают дистанцию и знают своё место. К тому же, если хозяев не устраивает прислуга, её всегда можно уволить. А попробуйте-ка уволить соседа по коммунальной квартире!

Но даже если все жильцы коммуналки – воспитанные люди с безупречными манерами, всё равно это бред! издевательство! – сковать абсолютно чужих людей цепями коммунального бытия.

Иногда в порыве отчаяния лорд мысленно вопрошал: за какие грехи злобная мистическая сила приговорила его к такому тяжёлому наказанию? И когда наконец он будет помилован возвращением домой?

Каждый день в чуждой реальности начинался с заката надежды.

«Ещё один день в этой непостижимой стране!» – была первая мысль, а точнее, крик души лорда, когда он просыпался.

«Ещё один день!» – злорадно высвечивали солнечные лучи сквозь тюлевую решётку на окнах.

«Ещё один день!» – то стонал, то хрипел чопорный сноб, чертовски уставший наводить аристократический лоск на измочаленное самолюбие.

«Ещё один день!» – угрюмо констатировал практичный обыватель, набрасывая житейский бизнес-план.

«Ещё один день!» – испугано бормотал истинный джентльмен, которому никак не удавалось вписаться в отнюдь не джентльменские реалии советского бытия

И только параллельное сознание по утрам безмолвствовало. Очевидно, русский двойник – «Емеля на печи» – любил долго спать.

* * *

Сорок первый день в чуждой реальности начался с добычи хлеба насущного.

Увидев, что в гастрономе продают сыр, лорд Адамс немедленно занял очередь. Он так давно не ел сыра. Последний раз вкушать сей продукт ему довелось ещё в Англии. В отличие от творога, довольно частого продукта в советских магазинах, сыр был дефицитом и на прилавках появлялся редко. Разумеется, лорд не стал интересоваться, какой сорт продают. Не всё ли равно, если он только один.

До вожделенного сыра оставалось меньше половины очередного пути, когда – в первый миг лорд Адамс даже не понял, что происходит: потолок ли обрушился, или воздух сгустился до плотности бетонной плиты? – что-то тяжёлое придавило английского пэра. И в мозгу полыхнула мысль: «Это никогда не кончится!» Лорд Адамс понял: всё! Возврата нет! Он навсегда останется в этой чуждой ненавистной реальности. Лорд закрыл глаза, и перед ним возникла чёрная стена, словно душа, капитулировав от безнадёжности, выбросила неведомому противнику чёрный флаг вместо белого.

Черноту на экране мысленного взора неожиданно затянула тёмно-серая пелена – лорд почувствовал, что его закрытые глаза наполнились слезами. Он боялся, что, если откроет веки, слёзы брызнут из глаз, точно у плаксивой девицы. Украдкой промокнув глаза, лорд Адамс открыл их и направился к выходу. Ему уже не хотелось сыра. Ему не хотелось вообще ничего. «Сыр» – приманка – дешёвый особнячок – заманил его в мистическую ловушку, и она захлопнулась навсегда.

Глава 13

Надежда превратилась в дефицит. Жизненно важный товар испарился с нейронных полок, и отсутствие этого живительного кислорода для души сделало жизнь невыносимой. Не было сил утром подняться с постели. Титанических затрат энергии требовало любое пустяковое действие. Трудно было просто говорить, мучительно – с кем-то общаться. В груди появилось инородное тело – магнитная плита, что притягивает весь мрак, обитающий во вселенной чувств. Гнетущая лавина апатии заполонила всё тело и сознание. Лорд Адамс очутился в зоне колдовской иезуитской гравитации. Всё стало нестерпимо тяжёлым: тяжёлые ноги, тяжёлые руки, тяжёлая голова и тяжёлое-претяжёлое сердце.

Лорд недоумевал: что происходит? Надежда исчезала и раньше: на сутки, на полдня, на час, на минуту. Но всякий раз он обретал её снова или она сама возвращалась к нему – в сущности, это неважно. Главное, что надежда помогала ему держать удары, которыми парадоксальная реальность осыпала английского пэра. Он готов был вытерпеть многое, потому что верил: ещё чуть-чуть – и он вернётся в Британию. Каждое утро парадоксальная реальность безжалостными лапами рвала на мелкие клочки билет в обратный конец – веру снова очутиться на Родине. И каждый день надежда помогала лорду собирать и склеивать эти клочки, тем самым возрождая веру и давая силы жить.

Но вдруг надежда совсем исчезла; клочки разлетелись – рухнула вера; жить стало невмоготу.

Знать бы, где можно купить этот дефицитный товар, лорд ещё на рассвете занял бы очередь… стоял бы часами, сутками… и под палящим солнцем, и под проливным дождём… терпел бы грубость и надменные шуточки продавцов, безропотно сносил бы трескотню болтливых баб в очереди, хамские выпады скандалистов… – только бы купить хоть второсортную толику надежды.

Но такой дефицитный товар купить невозможно. И никакой блат не поможет его достать.

Освободившуюся «жилплощадь» в сознании после исчезновения надежды захватило беспросветное отчаяние, которое любезно предлагает лишь две перспективы: беспробудный сон или беспробудное пьянство. Сон устроил забастовку, оставалось одно…

Традиция five o’clock tea обогатилась на русский манер – чай заменила водка. Но мелькающие в пьяном тумане проблески надежды таяли быстрей, чем испарялись алкогольные пары. Даже водочный файф-о-клок не помог.

И тогда лорд понял: единственное спасение от этой беспросветной тоски – самоубийство. Надо просто вычеркнуть себя из этой чёртовой реальности, и дело с концом! Пусть злобная мистическая сила найдёт себе иную жертву и куражится над кем-то другим.

* * *

Утро последнего дня в чуждой реальности, как нарочно, выдалось ясным и солнечным. Казалось, неведомый спаситель пытается задёрнуть светлой шторой всепоглощающий мрак небытия. Но лорд Адамс лишь презрительно усмехнулся. Природное солнце уже не поможет тому, в чьей душе солнце погасло навек. Что толку длить это бессмысленное издевательское существование?

За время пеших прогулок лорд успел неплохо изучить город. Однажды, очутившись на окраине, он увидел протекающую за городом реку. Русло широкой лентой тянулось в низине между двумя возвышенностями: с одной стороны – город, с другой – лиственно-хвойный лес. Соединял два берега длинный мост.

Вот на этом мосту лорд Адамс и решил распрощаться с жизнью. Один прыжок – и конец мучениям. «A struggle more – and I am free!»99
  Ещё одно усилие – и я свободен! (англ.) – цитата из «Стансов» Байрона.


[Закрыть]

Стоящий посередине моста, лорд последний раз глубоко вдохнул и взялся за перила, чтобы перелезть через них… Внезапно створки невесть откуда взявшегося тумана сомкнулись и закрыли чуждую панораму. А через несколько мгновений туман исчез… и взору удивлённого лорда представилась невероятнейшая картина: вид на Лондон с моста над Темзой.

Безумно счастливая мысль засверкала в сознании лорда. Он вернулся на Родину! Он опять дома! Но каменную панораму города вдруг вытеснил сельский пейзаж. Потом на него наплыла узкая улочка старинного английского городка.

Лорд, с болью в сердце, понял, что это грёзы наяву. Неожиданная радость приглушила боль – пусть в грёзах, пусть ему это лишь чудится, но всё-таки Родина пришла к нему, чтобы в последние минуты жизни он почувствовал себя счастливым.

Затаив дыхание, лорд смотрел на сменяющие друг друга пейзажи. Тоска сменилась ужасом, когда лорд осознал, что больше никогда не увидит Британию наяву. Вырвав себя из парадоксальной реальности, он уничтожит, может быть, фантастический – один на миллион – шанс вернуться на Родину. Ему захотелось вцепиться в этот мизерный шанс и забыть о своём жутком решении, но в этот момент ненавистная панорама чуждой реальности снова затмила английские пейзажи. Родина ушла от него навсегда.

Лорд Адамс прошептал: «Farewell, Britain»1010
  Прощай, Британия! (англ.)


[Закрыть] – и подался вперёд… Но вдруг строгий женский голос произнёс по-английски: «John Adams, pull yourself together!» Лорд послушно взял себя в руки и сделал шаг назад – подальше от края моста, прочь от бездны.

Секунды, перемешанные с вечностью, текли мимо неподвижного лорда. Взгляд его был устремлён вдаль, где над кромкой горизонта протянулась гряда облаков, словно пушистый шлагбаум перед уплывающей в неведомое рекой. Этот шлагбаум, казалось, преградил путь в неизвестное лорду, точно говоря: «Не торопитесь туда, сэр. Ещё успеете».

Лорд судорожно вздохнул, как перепуганный шестилетний мальчуган, которого за шиворот оттащили от края пропасти.

«Джон Адамс, возьмите себя в руки», – эти слова лорд помнил с детства. Разная интонация: то строгая, то укоризненная, то насмешливая – сопровождала это наставление. Сейчас, на мосту, оно прозвучало в памяти неумолимо-категорично. Подобный тон как нельзя более подходит для самого жёсткого запрета. Этого делать нельзя! Без объяснений, без утешений, без осуждений. Просто нельзя! И всё! И, повинуясь тону, который давным-давно усмирял маленького Джона, лорд Адамс, шестидесяти одного года, послушно присмирел – не осмелился сделать то, что нельзя.

Более полувека он не слышал этот голос наяву. Голос женщины, которая тогда казалась ему пожилой, хотя она была гораздо моложе, чем он сейчас. Голос женщины, чью внешность он уже не помнил. Помнил только имя – миссис Тонсон. Гувернантка маленького Джона Адамса. Русская по национальности, говорящая на безупречном английском языке.

Это она была первой учительницей Джона, до того как он поступил в закрытую школу. Чтение, математика, письмо, немного истории и географии – можно сказать, своим начальным образованием лорд Адамс обязан ей, гувернантке миссис Тонсон, чьё настоящее русское имя он даже не знает.

Помнится (ему тогда было лет шесть), Джон очень удивился, узнав от родителей, что миссис Тонсон – русская. Да и кто бы, глядя на неё – безупречные манеры, сдержанность, уравновешенность – мог представить, что за этим невозмутимым британским «фасадом» прячется непостижимая – эмоции через край! – загадочная русская душа. Конечно, маленький Джон об особенностях и разнице менталитетов ещё понятия не имел. Просто в самом слове «русский» таилось что-то чужое, пугающе непонятное; и тем удивительней казалось это определение в отношении миссис Тонсон. А впрочем, думал Джон (это уже позднее, когда повзрослел) русской она была, скорее, только по происхождению. Из подслушанных в детстве разговоров Джон узнал, что миссис Тонсон ещё ребёнком вывезли из России. Звучали какие-то непонятные слова: революция, эмиграция, беженцы – смысл которых он понял, когда стал старше. А тогда шестилетний Джон – сам будущий граф – никак не мог уяснить: почему, если у миссис Тонсон отец – граф, а мать – графиня, то сама она работает гувернанткой?

Однажды, когда миссис Тонсон с экономкой пили чай и не видели Джона, притаившегося за дверью, гувернантка сказала, что её мать, графиня, в эмиграции первое время даже работала посудомойкой. Будущий английский пэр был потрясён. Графиня – посудомойка? И совсем уже поразительно, миссис Тонсон ничуть этого не стеснялась – наоборот, отзывалась о матери с гордостью и уважением: «Моя мама говорила: мне не стыдно мыть посуду, чтобы прокормить моих детей».

Почему голос миссис Тонсон, давно ушедшей из его жизни и наверняка уже покинувшей этот мир, удержал сейчас лорда Адамса от рокового шага? Почему из полувекового забытья в памяти вдруг зазвучали её слова: «Запомните, Джон! Главное в жизни – это не титул и не деньги. В жизни главное – это мужество». Лорд Адамс не был уверен, но, кажется, это слово «мужество» он впервые услышал от миссис Тонсон. И теперь, спустя полвека, в полувздохе-полушаге от бездны он понял: когда не осталось надежды, может спасти только мужество. Простое обывательское мужество, которое требует больше храбрости и духовной силы, чем героический одномоментный порыв.

Лорд почувствовал, что на него снизошёл могучий дух предков. Да, англосаксы потерпели поражение в битве при Гастингсе1111
  Битва при Гастингсе (14 октября 1066 г.) – решающее сражение между англосаксонской армией короля Гарольда Годвинсона и войсками нормандского герцога Вильгельма, произошедшее на южном побережье Англии, недалеко от города Гастингс, в графстве Восточный Суссекс. Армия англосаксов была разбита, и впоследствии (25 декабря 1066 г.) в Вестминстерском аббатстве состоялась коронация Вильгельма королём Англии. Уцелевшая англосаксонская аристократия вынуждена была признать права Вильгельма на английский престол.


[Закрыть], но разве те, кто остался в живых, «прыгнули с моста»? Да, они вынуждены были подчиниться грубой нормандской силе. Подчиниться и потесниться на своей тогдашней «жилплощади» – Британских островах, которые превратились в географическую коммунальную квартиру. Потесниться, много чего лишиться и выживать. Разве его предкам, англосаксам, тогда, в одиннадцатом веке, было легко? По сравнению с теми суровыми временами жизнь в Советском Союзе тысяча девятьсот семьдесят шестого года – не самое тяжкое испытание. В истории бывало и похуже.

Неожиданно в параллельном сознании зашумел поток обрывистых, путаных фраз. //«Октябрьская революция… Многие аристократы бежали из России… Представители высшего общества превратились в нищих бомжей… Ни денег, ни жилья, ни Родины… Богатые люди, ни дня до этого не работавшие, были вынуждены браться за любую работу… Самую тяжёлую, непрестижную, лишь бы прокормиться… Кто-то не смог переступить через гордыню, считал унижением и позором влачить существование простолюдина. Многие спивались, кончали жизнь самоубийством…»//

Сумбурный поток стих. Повисла тишина. Её прервала ехидная усмешка двойника. //«Между прочим, русским аристократам-беженцам за границей в начале двадцатого века приходилось куда труднее, чем английским пэрам в Советском Союзе семидесятых. Кстати, в прошлые века по британскому законодательству за покушение на самоубийство приговаривали к тюремному заключению. Теперь законы гуманнее, нынче во многих странах вместо тюрьмы отправляют в психушку. А вообще-то, кончать с собой – дело рискованное. А ну как не докончишь и загремишь в дурдом?»//

Шквал праведного гнева чуть не сбил с ног лорда Адамса. Ненависть к русскому двойнику окончательно вывела его из липкого транса апатии. До чего же нахальный и бесцеремонный этот гид! Просто гад, а не гид! Дать бы ему, как выражаются русские, в морду! Он ещё издевается, ёрничает! А ведь знал – конечно, знал! – что лорд собирается свести счёты с жизнью, и даже не попытался его остановить. Мысль: а куда подевалось бы сознание двойника, если бы, не приведи Господи… – лорд безжалостно оборвал: «Не мои проблемы! Нечего рыскать по чужим сознаниям!»

Шагая по мосту, который так и не стал для него трамплином в небытиё, лорд Адамс был исполнен мрачной решимости. Если бы только это было возможно, его инстинкт самосохранения скрутил бы жирный кукиш злобной мистической силе. Вот тебе, подлая! Ты отняла всё: титул, семью, деньги, благополучие. Уважаемый обеспеченный человек моментально стал бедняком без роду, без племени. Единственное, что у него оставалось: hope is the poor man’s bread1212
  Надежда – хлеб бедняка (англ.).


[Закрыть]. Но даже этот духовный кусок хлеба ты у него отобрала. Ты думала, что лорд Адамс – избалованный малодушный аристократ. Избалованный – может быть; ведь богатство изнеживает; но малодушными Адамсы не были никогда. Ты решила позабавиться и швырнула британского аристократа в чуждую реальность, отобрав у него настоящее. Наследный пэр вдруг очутился между прошлым и будущим. Прошлое – это жизнь обеспеченного британского аристократа. Будущее – та же самая жизнь… так должно быть… по крайней мере, теоретически.

Между этим прошлым-будущим вклинился парадоксальный метеорит – настоящее образца тысяча девятьсот семьдесят шестого года с умопомрачительной перспективой жизни советского простолюдина.