Текст книги "Знак И-на"

20

Ножи действительно оказались разными. К тому же через пару недель до Третьякова дошла информация из города Саранска еще об одном случае с флунитразепамом в протоколе – там тоже имелся труп, а вместе с ним и нож с сохранившимся отпечатком пальца. Убийство произошло двадцать первого января пятнадцатого года, а двадцать второго по горячим следам был задержан убийца. Им оказался коллега убитого, они вместе работали на частной стройке в одной из деревень. О том, что в день убийства оба фигуранта начали выпивать еще с утра, показали сразу несколько свидетелей. Отпечатки пальцев на орудии убийства принадлежали рабочему, нож тоже был его, он этим ножом всегда мясо резал. В настоящее время убийца осужден и отбывает наказание. Иван перечитал материалы несколько раз и пришел к однозначному и неоспоримому выводу. Конечно, Мануйлов был прав. Не таким уж и редким оказался препарат. Так что, хоть связующее звено, без сомнений, просматривалось, версию о серии следовало отложить до лучших времен.

К концу января дело подполковника потихоньку покинуло первые полосы газет и интернет-порталов, и в Комитет на совещания Иван тоже ездить почти перестал. Глухарь – птица нормальная, как сказал Мануйлов. Когда мобильный телефон Ивана зазвонил и на разбитом экране отразилось имя Алисы Морозовой, он стоял у высотного дома в Северном Бутове, около размазанного по асфальту трупа «прыгуна» и сквозь зубы интересовался у сотрудников «Скорой помощи», что именно в этом суициде криминального.

Увидев на экране имя, он помедлил, пытаясь угадать, что именно может услышать от Алисы Морозовой. Несколько дней назад Иван навестил Ольгу Никитину, уточнял кое-какие детали ее разговора с Алисой, а также наведался в ее альма-матер и поговорил с ее сокурсниками и преподавателями. Узнал много ненового и не особенно интересного о том, какая прекрасная, способная, образцовая студентка Алиса Морозова, что участвует в различных исследованиях и программах, говорит на двух языках, подает надежды и вообще.

Из интересного – что Алиса замкнутая, вернее, сознательно ограничивает свой круг общения. Так выразился ее однокурсник – тот самый тощий парень с похорон, один из немногочисленных друзей Алисы. Он сам, к слову сказать, был странным. Начать с того, что звали его Крисом Морганом, говорил он с ощутимым иностранным акцентом, но при этом был россиянином и вообще – обычным студентом. Даже жил он в общежитии МГУ. Несмотря на акцент, говорил безупречно, окончания не путал и слова выбирал правильно, вплоть до матерных. Выяснилось, что его родители – русская мать и американский отец – развелись, когда Крису было четырнадцать. В результате из солнечной Северной Каролины Крис прилетел в угрюмый зимний Саратов, заваленный снегом до второго этажа. Так началась его российская жизнь, приведшая умного и, как это свойственно американцам, инициативного Криса в МГУ. Может быть, именно это их и подтолкнуло друг к другу – они оба не чувствовали себя своими. Крис – в силу происхождения, потому что от природы он вообще-то человек довольно общительный. Алиса же просто потому, что это – Алиса.

Крис рассказал Ивану, что Алиса занимается организацией и анализом различных массивов данных, что бы это ни значило. Что она является членом шахматного клуба МГУ и даже выигрывала местные соревнования, но дальше этого не шла из-за нежелания (пиши, фобии) ездить куда-то дальше Юго-Западного округа города. Крис отзывался об Алисе так тепло, что Иван заподозрил за этой теплотой нечто большее, тем более что парень статный, симпатичный, хоть и в аккуратных очках без оправы. Одет тоже соответственно: джемпер с оленями, из тех, что снова, кажется, вошли в моду, под ним светло-голубой воротничок рубашечки в тонкую полоску. Не по-зимнему светлые джинсы, коричневые Timberland на шнуровке. Размер, кстати, не сорок третий – сорок пятый. Уж не сдал ли ты меня своей дорогой Алисе, милый ты мой человек? И не ждет ли меня очередная серия упреков и обещаний засудить меня на веки вечные?

Иван Третьяков почти не ошибся. Голос Алисы Морозовой был спокойный, холодный. Она спросила, помнит ли он ее.

– Разве можно вас забыть, – улыбнулся Иван.

– Мне нужно с вами поговорить, – сухо сказала – нет, потребовала, приказала она.

Иван удивился.

– О чем, если не секрет?

– Я не хотела бы обсуждать дела по телефону, – добавила она. – Это важно.

– Я могу приехать к вам домой, если хотите, – предложил Иван, памятуя об Алисиной фобии, но она предложила встретиться в ресторане неподалеку. На ресторан у Ивана денег не было, но и отказываться неудобно. Вот только окровавленный труп суицидника нужно было сначала сплавить по назначению, и протокол дописать, и соседей опросить. А то потом найдут у него в крови какой-нибудь флутримазол, а Третьякову отвечать. А он и так впал у начальства в немилость.

Так что до ресторана удалось добраться только через полтора часа. Попутно Иван освежил все, что знал и помнил по делу, и купил у метро какую-то ерунду – «мыльного котенка» в подарочной коробочке. Алиса сидела в уютном уголке на маленьком диванчике, перед нею стояла наполовину пустая прозрачная чашка с чаем.

– Здравствуйте, Алиса Андреевна, – сказал он вежливо и по возможности тепло. – Как вы?

– Что это с вами? – спросила она вместо ответа.

– В каком смысле – что со мной? Ничего со мной, – нахмурился он. Проследил за взглядом этой девчонки: она с интересом осматривала его заляпанную куртку. Вот черт, совсем забыл. – А, это ничего, не берите в голову.

– Вы что, одежду свою вообще не стираете? – поддела его она.

– Вообще-то стираю, – разозлился он. – Только эта кровь совсем свежая.

– Кровь? – Алиса подалась назад на диване. – Чья кровь? Ваша?

– Да нет, что вы… Просто пришлось помогать грузить труп. Не волнуйтесь, никого не убили. Суицид. Не важно. Вот, перепачкался. Я сейчас куртку сниму и руки помою, ладно? И потом мы с вами поговорим.

– Да, конечно, – согласилась она.

Через пять минут, умытый и пахнущий вишневым мылом, он вернулся к Алисе. Залез в карман, достал маленькую коробочку, завернутую в цветастую бумажку с помявшимся бантиком.

– А это вам.

– Что это? – вытаращилась на него Морозова.

Иван пожал плечами.

– А вы как думаете? Подарок вам. У вас же сегодня день рождения! Тридцать первого же января, да? Двадцать один год, не так ли? Ну, открывать будете? – Иван в нетерпении потер руки.

Алиса смотрела на коробку в нерешительности, затем отодвинула и покачала головой.

– Не нужно, – сухо бросила она. – Я хотела поговорить с вами о моем отце.

– Серьезно? А я думал, думал: о чем же она хочет со мной поговорить?

– Мне нужно… – Алиса запнулась, замолчала и принялась помешивать ложкой чай. – Скажите, есть ли новости? Что происходит, какие у следствия версии? Кто убийца?

– Вы же знаете, я не могу об этом говорить. Ни с вами, ни с кем-то другим. Дело еще в работе.

– Ни в какой оно не в работе, не говорите ерунды. Дело уже никому не интересно. Почти месяц прошел, а никого так и не арестовали. У вас ведь кроме меня и подозреваемых не было.

– Ну почему же не было.

– Был? Кто? – встрепенулась она.

– Сожалею, но это тоже не может обсуждаться, – кивнул он.

– Мне неинтересны ваши сожаления. Мне интересно поймать и посадить в тюрьму убийцу моего отца, – сухо отрезала Морозова. – И не надо говорить, что вы тоже всей душой этого хотите, потому что он был вашим другом. У моего отца не было настоящих друзей, и теперь это отлично видно. Никто о нем больше не вспоминает.

– Алиса, мне очень жаль, правда. Но что я могу сделать?

– Давайте лучше поговорим о том, что я могу сделать.

– Вы? – удивился Иван.

– Да, я, – Алиса отбросила ложку и отодвинула чашку. Посмотрела прямо Ивану в глаза. – Я могу помочь вам найти убийцу. Для этого мне нужна определенная информация, но я никак не могу ее получить. Если бы у меня была эта информация, я бы смогла проанализировать ее и, возможно, найти какие-то связи, параллели. Я умею работать с данными, так сказать, профессионально.

– А я думал, вы только студентка, – заметил Иван.

– Да, я студентка, – обиженно кивнула она. – По-вашему, только студентка. Как вы должны были выяснить у моих коллег – хотя бы у Криса – одна из лучших, если не лучшая. И работаю с тем, что модно называть словами Big Data. Правда, когда люди говорят об этом, они редко понимают, что именно это такое.

– И что же это такое, Алиса Андреевна? – с сарказмом бросил Иван. Официант подошел, но Иван только покачал головой.

– В сути своей, Big Data – так называют некий абстрактный объем неструктурированных данных – вал данных, если хотите, из которого путем приложения определенных техник и методов выявляют закономерности и прогнозируют определенные события. Это, конечно, не научное определение, а просто общий смысл. Иными словами, я могу использовать самообучающиеся алгоритмы, к примеру, хоть даже микрософтовский Ажур, чтобы протестировать на «рандом» некий объем первичной информации. Выявить распределения, ушедшие с кривых Гауза значения, понимаете? – Она невинно хлопала глазами.

– Нет, я все понял… в общих чертах, – ощетинился Иван. – Кривые Гауза особенно.

– Да поймите же вы, я как раз занимаюсь тем, что называется Machine Learning. Я разрабатываю самообучающиеся алгоритмы. – Алиса махнула рукой. – Не важно. Главное, я хочу найти убийцу отца, и мои навыки могут оказаться полезными. Но мне нужны данные. Те самые, первичные, неструктурированные.

– Это я понял. Но для этого, к сожалению, вам придется устроиться к нам на работу. Я другого способа использовать ваши навыки не вижу.

– А я вижу, – пожала плечами Алиса. – Просто для этого вы, Иван Юрьевич, должны пойти на нарушение вашей служебной инструкции. И передавать мне эти данные.

– Вот как. И какие же это данные? Уж не по флунитразепаму ли и трупам? – спросил он и отметил, что Алиса с недовольством поморщилась.

– Да, эти и любые другие. Иван Юрьевич, я прекрасно понимаю, что Ольга Никитина вам сообщила о моем к ней обращении. Я не удивлена и не разочарована. Просто еще минус один друг моего отца. С другой стороны, я не имею права ее обвинять. В конце концов, она не захотела, не стала рисковать своим положением ради папы. Это нормально.

– Вы считаете? А я, значит, должен рисковать? – холодно поинтересовался Иван. – Я, значит, ненормальный?

– Я считаю, что это вы виноваты в том, что убийца моего отца упущен. Вы затянули следствие, потратив время на то, чтобы подозревать меня и следить за мной, и упустили возможности.

– Значит, я сработал как непрофессионал и теперь должен еще и нарушить закон.

– Кроме того, вы пришли ко мне в Новый год – ночью и пьяный, – ровным тоном продолжала Алиса. – А это уже, считай, нарушение всех ваших инструкций. Но и этого мало: вы остались у меня на ночь.

– Вы сами мне предложили.

– Это вы сейчас так говорите, а я вот помню, что просто не смогла с вами справиться и испугалась. Просидела всю ночь без сна.

– Что же вы тогда полицию-то не вызвали?

– Так вы и были полиция.

– Хороший у вас был план, но шантаж не удался. Плевать мне на это все. Говорите, жалуйтесь, делайте все, что хотите.

Алиса разозлилась. Иван не был хорошим физиогномиком, но сжатые зубы и играющие от напряжения желваки говорили сами за себя. Она стала похожа на злую амазонку, вышедшую на битву. Ну и дочь у Морозова!

– И сделаю.

– Ага, значит, меня уволят. Такая, значит, месть. Я вас правильно понял?

– Правильно. Вы меня правильно поняли, – кивнула она.

– А вы не боитесь, что я наш разговор на диктофон записываю? – поинтересовался он. – Меня, может, и уволят, но вас… Угрозы в адрес представителя полиции, требования о передаче вам сведений из уголовного дела…

– Я не боюсь. Мне тоже все равно, – сказала она, и на какую-то короткую долю секунды ее темные глубокие глаза полыхнули огнем.

Иван улыбнулся.

– Надо же, как все интересно выходит. Нам обоим все равно. А с чего вы решили, что там вообще можно что-то обнаружить? Я проверял версию с возможным повторным использованием флунитразепама. Она не подтвердилась.

– Но это значит, – Алиса пристально посмотрела на Ивана, – что другие случаи есть, они существуют в природе. Я вас правильно поняла? – Иван не отвечал, и Алиса торопливо добавила: – Имейте в виду, у меня нет никакого желания доставлять вам неприятности. Я просто не могу так. Не могу сидеть сложа руки. Ну, что же вы молчите?

– Допустим, случаи были. И что бы вы стали делать, если бы у вас оказались такие данные?

– Я бы пропустила их через систему искусственного интеллекта, просчитала их на любые возможные отхождения от теории вероятности, на любые корреляции и распределения.

– А человеческим языком?

– Я бы сопоставила все со всем. И если в данных есть что-то, что вы не увидели, я это найду.

– Вы так уверены.

– Знаете, однажды мы с Крисом анализировали данные по одному событию, точнее, несчастному случаю, не буду уточнять, это не моя тайна. Но ситуация такая, что данных по этому событию было много, версий – еще больше. Официальная версия гласила – несчастный случай. И официальная версия была очень даже убедительной, к ней прилагались документы, заключения экспертов и свидетельские показания. Но мы не ограничились этими данными. Мы собрали намного больше. Мы нашли все записи всех видеорегистраторов того дня, мы нашли и пропустили через алгоритмы все данные со всех источников. Есть такое понятие – тройная верификация. Иными словами, если факт подтверждается в трех разных независимых источниках, то его условно можно считать достоверным. Если серия фактов подтверждается серией независимых и разных источников, то и цепь событий можно считать достоверной.

– И что вы обнаружили?

– Нестыковку. Все, что происходит в нашем мире, подчиняется теории вероятности. Чем больше типичных данных, тем точнее эта зависимость. А если факт или серия фактов отходят от теории вероятности по какому-то из критериев, в этом месте нужно искать искусственное вмешательство. В нашем случае данные из официального отчета никак не укладывались в кривые нормальных событий. Мы выяснили, что в отчетах переписали адрес события. Реальный адрес был буквально в ста метрах и с другой стороны дома, укладывался в верификацию любыми источниками. Мы доказали фальсификацию отчета.

– Звучит красиво, – пораженно кивнул Иван.

– И работает красиво. Я прошу вас. Ничего я вам не сделаю, но помочь могу.

– Я знаю, – пробормотал Иван. – Пожалуйста, возьмите подарок. Я выбирал.

Алиса протянула длинные, идеально ухоженные пальцы с нежными коралловыми ноготками к коробочке. Иван кивнул, встал и снял с крючка заляпанную кровью куртку. Помялся.

– Алиса, пожалуйста, ответьте мне на один вопрос. Только честно. Почему, когда мы ехали в Тверь, вы мне не сказали, что не переносите поездок на машине? И об аварии ничего мне не сказали. Почему?

Алиса удивленно вскинула брови.

– А почему бы я вам об этом сказала?

– Ну, чтобы я как-то… знал об этом.

– Вы же ничего не смогли бы изменить, верно? – пожала плечами она. – Мои… особенности не имеют отношения к делу, они несущественны.

– Я думаю, вы просто не хотите, чтобы вас жалели.

21

Несущественны. Алиса Морозова привыкла жить с этим, как люди привыкают жить без руки или глаза. Привыкла ловить на себе удивленные взгляды людей, когда проходила, прихрамывая, мимо. У Алисы не осталось никаких воспоминаний об аварии, но, как ни странно, она помнила больницу – может быть, оттого, что пролежала там больше года. Алиса помнила белый потолок и невозможность пошевелиться, помнила, как время вдруг остановилось, и она замерла вместе с ним. Лежала, затянутая в гипс, обездвиженная, и считала время, пока придет мама. Которая никогда не пришла.

От мамы у Алисы остались фотографии и папины рассказы. Она держала фотографии мамы рядом с собой. Везде – на столе, на тумбочке около кровати, на стенах, в школьной сумке, в кошельке, в потайном кармашке школьного пиджака. Алиса разговаривала с ними, рассказывала о том, что происходит в ее жизни, спрашивала совета. Она привыкла думать о матери как об ангеле-хранителе, считала, что мама незримо оставалась с нею все эти годы.

Потом, в институте, она поменялась. На свое восемнадцатилетие Алиса захотела поехать к матери на могилу – та была похоронена на Троекуровском кладбище. Отец, конечно, совсем не обрадовался такому желанию своей юной дочери, он хотел, чтобы она веселилась с друзьями, предлагал ей любой из своих ресторанов на весь вечер или даже на всю ночь. Вместо этого они с ним вдвоем долго стояли напротив могилы, припорошенной снегом, на фоне которого ярко-красные розы выглядели, как капли крови.

– Чего ты хочешь, дочка? – спросил он ее тогда.

– Я хочу понять, что ее нет, – ответила Алиса. – Я просто поняла, что я так и не осознала этого.

– Потому что она все равно с тобой. Она тебя так любила, Алиса… – начал было отец, но дочь оборвала его.

– Но ее нет рядом со мной, папа, – крикнула она. – В этом-то и дело, что ее нет. А я живу так, словно она жива. И я разговариваю сама с собой в пустой комнате, как делают… знаешь, кто так делает, папа? Психи, папа. Сумасшедшие верят в призраков, как в живых людей. А я – нет, я не хочу. Я выросла и хочу видеть вещи такими, какие они есть, понимаешь? Я не хочу обманывать себя. Я выросла без матери, только с ее фотографиями. Хватит с меня этого. Потому что вот она, лежит здесь. У меня ее отняли, понимаешь?

– Да, дочка, я понимаю, – ответил он, сжав кулаки. – Поверь, если бы я мог просто взять и убить этого поганого ублюдка, этого безмозглого скота, который тебе причинил столько зла, я бы так и поступил. Потому что он заслужил того, чтобы я его убил.

Алиса вдруг словно очнулась – увидела, как побелело лицо, как потемнели глаза отца, как задрожали его руки. Она перепугалась, замотала головой, бросилась к нему, обняла, принялась извиняться, объяснять, что это ерунда. Просто кризис. Просто она устала. И не думала, и не хотела. Но отец только кивал и смотрел куда угодно, но только не на нее. А вечером он страшно напился и ушел из дома, как ни пыталась Алиса его удержать. Вырвался, оттолкнув ее к стене, и ушел – расхристанный, без шапки, в невменяемом состоянии. Где он был и что делал, неизвестно. В конце концов, расцарапанный, с разбитым кулаком, он вернулся в дом, но до квартиры не дошел. Уснул – нет, не уснул, а потерял сознание в подъезде. Алиса не спала всю ночь, а он, оказывается, валялся на бетоне буквально в десятке метров от нее.

Они не говорили больше об этом случае, и отец не спрашивал, почему Алиса убрала почти все фотографии матери, оставив только общие семейные портреты на стене. Она и сама не могла сказать, почему ей так легче. После того дня рождения Алиса начала больше общаться с однокурсниками, соглашалась выходить в свет. Пошла в шахматный клуб. Встретила Криса, с которым они были словно разлученные в детстве близнецы. Они занимались вместе, гуляли, разговаривали, созванивались, из-за него Алиса увлеклась математическим анализом всерьез. К нему же пришел этот чертов полицейский за информацией о ней. Нет, это была не любовь – во всяком случае, не с ее стороны, – но нечто большее. Крис стал первым человеком из будущего. До него Алиса жила в прошлом, и каждый раз, попадая в замкнутое пространство – в лифт, в автомашину, в комнату без окон, – она снова оказывалась там, в больнице, в гипсе, неподвижной мумией, которую кормили с ложечки.

В коробочке оказалась маленькая флешка с колпачком в форме рыбки «Немо» из мультфильма. Алиса с удивлением повертела рыбку в руках. Дурацкая рыбья голова снималась, оголяя USB-порт.

– Серьезно? Рыбка? – нахмурилась Алиса, а затем пожала плечами и достала с полки ноутбук. К ее удивлению, флешка не была пустой. Там были фотографии. Много фотографий ее отца – на работе, с друзьями, с коллегами, на охоте – в камуфляжной одежде, сапогах от «Восток-сервиса», рядом с грязной «буханкой», смеющийся, серьезный, деловой, в форме. На совещании. Алиса в немом изумлении листала фотографии, затем молча закрыла ладонями лицо. Дежавю. Фотографии вместо человека. Алиса захлопнула крышку ноутбука, а затем, подумав, достала телефон.

– Откуда это все? – спросила Алиса у Ивана.

– Я собирал возможные материалы. Это все фотографии из разных источников – от друзей, от коллег. Знаете, кто-то на телефон фотографировал, где-то была официальная съемка. Я подумал, вы захотите это иметь – на память. У меня все в Облако было закачано, за месяц набралось.

– Спасибо вам. Да, я хочу… я…

– Алиса, вы в порядке? – спросил Третьяков.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Усталые, ввалившиеся глаза, спутанные волосы. Бессонница. Слишком тихо по ночам у нее в квартире.

– Я в порядке. Да. Я просто как раз и хотела уточнить, откуда такие разнообразные фотографии. И еще… Может быть, вы поможете мне определить, кто и где на них? Я многих людей не знаю по именам.

– Да, конечно. Давайте я к вам завтра заскочу, скажем, в обед. Вы будете свободны? Не учитесь?

– Я буду… Вы заедете ко мне домой? – загорелась она. – Значит, вы… привезете мне…

– Я к вам заскочу, и мы поговорим, – оборвал ее он.