Текст книги "Знак И-на"

18

Похороны назначили на шестое января, в канун Рождества. Задерживать еще больше не дали родители Морозова. Только приехав из Белоруссии, они тут же устроили скандал. Звонили в Тверь, звонили Мануйлову и Ивану, требуя немедленно обеспечить все нужные документы. И так задержали, говорили они. По-человечески – до третьего дня хоронят, но экспертизы, транспортировка, организация похорон – все это заняло много времени. Хоронили, как подобает, на Троекуровском кладбище, со всеми почестями, с отпеванием и прощанием в Большом прощальном зале на пятьсот мест.

Алиса Морозова была бледна и еще более печальна в длинном черном пальто с большими пуговицами в два ряда. В красивой черной шляпке, в блестящих перчатках и лакированных сапогах, она снова напомнила Ивану наследную принцессу на формальном выходе. Едва увидев Ивана в толпе одетых в форму людей, Алиса вздрогнула, и взгляд ее стал ледяным, как дымящийся огненно-холодный жидкий азот. Она плотно сжала губы и демонстративно отвернулась. Больше за все похороны она не удостоила Ивана взглядом. Иван знал: ей рассказали о том, что человека, ответственного за статью, уже уволили. Иван знал, что она знает – это был не он. Это не помогло, и Алиса Андреевна Морозова сознательно избегала Ивана, словно его вовсе не существовало, словно он был пустым местом. Держалась рядом с каким-то высоким тощим хмырем-сверстником, с которым пришла. Иван на общении не настаивал. Шестого января их оперативно-разыскной группе дали санкцию на организацию прослушивания и внешнего наблюдения за Алисой Морозовой. Руководство требовало результата – по горячим следам, и меньше всего Иван хотел привлекать к себе сейчас ее внимание.

Уже после того как долгая и мучительная официальная часть похорон была закончена, честь отдана, выстрелы разорвали тишину кладбища и все перебрались в поминальный зал, к Ивану подошел мужчина в штатском, лицо которого показалось Ивану смутно знакомым, и спросил, хмыкнув, сколько же это, должно быть, стоит – место на Троекуровском кладбище. Вопрос был интересный, и Ивану он тоже в голову приходил. Вряд ли Морозову выделили такое место бесплатно, от государства – все-таки не того ранга птица. Впрочем, может, из-за громкого дела…

– У Андрея тут жена похоронена, – услышал Иван женский голос, надтреснутый, с хрипотцой. Обернулся и увидел пожилую, лет под семьдесят, приятную женщину в черном платке и темно-синем вязаном платье в пол. В руках женщина держала тарелочку с бутербродами и бокал вина.

– Не знал, – удивленно кивнул Иван.

– Да, мало кто знает. Она умерла почти пятнадцать лет назад, тогда у ее отца было место на этом кладбище. Он его вообще-то для себя покупал, – добавила женщина, отпив из бокала. – А вот вышло, что он до сих пор живет, а Светочки нет.

– Светочка… это…

– Мама Алисы, – пояснила женщина.

– Ах да, конечно, – Иван улыбнулся одними кончиками губ. – Меня, кстати, зовут Иваном. Иван Третьяков. Работал вместе с усопшим. А вас, простите…

– А я – Екатерина Эльдаровна. Мы с Андрюшей дружим много лет. То есть дружили, конечно же, – поправилась женщина. – Господи, поверить не могу, просто не могу. Мы с Олечкой ведь его вот только видели, прямо перед отъездом! Веселый был, на охоту собирался.

– Вы с ним на даче виделись? – уточнил Третьяков. – А когда, не подскажете?

– Это было где-то в середине декабря. Мы с Олечкой поехали посмотреть, что и как, потому что потом мы уехали в Италию, на лыжах кататься. Знаете, я-то к лыжам спокойна, а Олечка страсть как лыжи любит. Я-то лучше бы на даче осталась. Хотя… как подумаю, что если б я там была, я, может, наткнулась бы на этого… на убийцу…

– Как бы вы на него наткнулись? – переспросил Третьяков.

– Ну я же часто к Андрею заходила, у нас дома на одной улице. Когда муж мой жив был, так мы вообще, считай, так друг у друга и пропадали. Да и сейчас он меня часто звал, мы с ним то посидим, то выпьем, то я ему котлет пожарю. Олечка-то к даче спокойна, только из-за меня и ездит.

– А вы, наверное, и есть тетя Катя Никитина, – предположил Иван, и женщина улыбнулась, ее щеки вспыхнули румянцем.

– Это меня так, наверное, Алисочка назвала? Так и привыкла – тетя Катя, тетя Катя. Ой, бедная девочка. Теперь и отца нет. Как же она теперь будет, бедная сиротинушка? – Екатерина Эльдаровна всхлипнула. Иван положил руку ей на плечо.

– Жалко ее, действительно. А она была сильно привязана к отцу?

– Алиса? Да она в нем души не чаяла. Буквально души не чаяла. Да и он в ней, – снова глаза у нее наполнились слезами.

– А я слышал, что Алиса с отцом мало общалась, никогда на дачу с ним не ездила, держалась обособленно, – подбросил наживку Иван, и глаза Екатерины Эльдаровны тут же просохли. Она посмотрела на Ивана так, словно обвиняла его в краже.

– Да кто вам такую глупость посмел сказать. Да Алиса об Андрее только и заботилась, звонила ему каждый день, и он ей – что до дачи добрался или что выезжает. Она ему с собой еду готовила. И вообще, глупости какие. Она никогда на его дачу бы не поехала!

– Да? Почему же? – уточнил Иван, отметив про себя момент про готовку еды.

Екатерина Эльдаровна помолчала, затем отставила бокал на ближайший столик и взяла Ивана под локоть.

– Андрей об этом не особенно любил говорить, вот никто и не знает, кажется, но после аварии Алиса же так в машинах ездить и боится. Знаете, до паники. У этого даже название есть – фобия. Она ведь до института – пешком, из института – пешком, в магазины – только в те, что рядом. Даже на лифтах не ездит. Андрей пробовал, нанимал психолога, к ним домой ходил какой-то мужчина из МГУ. Только пользы никакой, так Алиса и живет.

– После аварии? – нахмурился Иван.

– Так вы что, не знаете? – искренне изумилась Никитина.

– Нет, не знаю.

– Когда Алисе еще не было и шести лет, они все втроем попали в ужасную аварию. В ужасную, поверьте, я знаю. Я навещала их в больнице. Это была страшная катастрофа! Боковое столкновение! Какой-то пьяный отморозок летел по зимней дороге на сумасшедшей скорости, ну и вылетел на встречную полосу. Такие вещи, как говорил мой Олежек, происходят за доли секунды. Знаете, говорят, когда водитель видит, что авария неминуема, так он инстинктивно выворачивает руль, чтобы уйти от удара. Вот именно так все и произошло, Андрей пытался уйти от столкновения, и удар пришелся по передней двери справа. Светочка погибла сразу, а Андрюшу выбросило из машины на шесть метров в сторону, в кювет, можете себе представить, какая была сила удара. Ой, как он убивался, все себя винил в Светочкиной смерти. Если бы тот отморозок сам на месте не погиб, Андрей бы сам его убил. Он же ведь так больше и не женился, вы знали?

– Да, я слышал.

– Да, он всего себя посвятил дочери. Другой бы через год в дом другую привел, но не Андрей. Такой хороший был человек, какая потеря! – Никитина снова всхлипнула и откусила от бутерброда.

– А Алиса? – спросил Иван.

– Что – Алиса? – переспросила она.

– Что с нею было? – уточнил Третьяков, и Никитина кивнула.

– Ой, говорю вам, трагедия. Алиса же сидела на заднем сиденье, прямо за Светочкой, понимаете? Машину от удара всю перекорежило. Андрей был без сознания, а Алису зажало в машине. А у нее и нога была сломана, и бедро, и вообще, ее потом, считай, еще год по кусочкам собирали. Просидела в машине почти час, пока ее оттуда вынули. Так и не забыла, бедная девочка, хотя ведь была совсем крохой. Но помнит. До сих пор хромает.

– И не переносит поездок на автомобилях, да? – сказал Иван с неожиданной злостью. Екатерина Эльдаровна растерянно кивнула.

– Не только на автомобилях. Говорю вам, даже на лифтах не ездит… по возможности. Но автомобили – это для нее прямо табу. Ой, Олечка! – Женщина повернула голову и помахала рукой симпатичной светловолосой женщине в ярко-синей офицерской форме. Майор юстиции.

– Это ваша дочка? – присвистнут Иван. – Ничего себе!

– Да, это моя дочка! – гордо добавила Никитина, подзывая к себе молодую светловолосую женщину. – Олечка, ты к Алисе подошла?

Никитина-младшая грустно улыбнулась и кивнула матери. Екатерина Эльдаровна представила их друг другу. Иван – Ольга. Ольга – Иван… Простите, забыла вашу фамилию… Да-да, Третьяков. Представляешь, Оля, он работал с Андрюшей. Да, очень приятно. Да, трагедия. Не умещается в голове. Как вам Италия в это время года? Я? Нет, никогда не был. Лыжи с детства ненавижу, еще со школы.

Третьяков механически кивал, отвечал и смеялся в ответ – негромко, в рамках приличий, он пожимал руки, сочувственно хлопал людей по плечам, а сам вспоминал, как Алиса Морозова сидела в его машине всю дорогу до Твери, словно парализованная, и почти не дышала. Вела себя подозрительно, значит? Дурак ты, Третьяков.

19

– То, что она в детстве попала в аварию, вовсе не означает, что она невиновна! – стукнул кулаком по столу подполковник Мануйлов. – Ты хоть понимаешь, что у нас никаких других версий нет? Надо мной люди из Следственного комитета так и висят – с топором, того и гляди, голову отрубят, к чертовой матери.

– Прямо по Достоевскому! – усмехнулся Толя Бахтин.

– Только я тебе, Бахтин, не старуха-процентщица. Нужны нормальные версии, понимаешь? Дело же громкое!

– В этом-то и проблема, что нет никаких других версий, – пробубнил себе под нос Третьяков. – Расшифровка ноутбука Морозова показала, что он там держал личную переписку, фотографии дочери и прочие личные фотографии, видео всякие… я извиняюсь, в том числе не самого пристойного характера. Но ничего такого, все в рамках нормы.

– Расскажите-ка мне про эту так называемую норму поподробнее, Третьяков, – сощурился Мануйлов, а Толик Бахтин хохотнул.

– Никаких изысков, обычное «девочка и мальчики» видео, да и немного.

– Норма, значит… – фыркнул Мануйлов. – Что еще?

– Еще то, что связь Алисы Морозовой с Шестобитовым не подтвердилась. Наблюдение за Морозовой и прослушивание тоже не дали никаких результатов.

– Так-таки никаких? Ну не верю я в безгрешных людей. Даже в юных студенток, – сощурился Мануйлов, которому очень не хотелось расставаться с перспективой закрыть дело.

– Морозова большую часть времени просидела дома, – отрапортовал Бахтин. – Звонила однокурсникам, также связывалась с Ольгой Олеговной Никитиной.

– Интересно, зачем?

– Ольга Никитина – дочь Екатерины Эльдаровны Никитиной, с которой Алиса Морозова хорошо знакома с самого детства.

– С Ольгой?

– Нет, с Екатериной Эльдаровной. Но Ольга Никитина работает в Следственном комитете, в связи с чем Морозова и решила к ней обратиться – по старой дружбе, как говорится. Пыталась узнать, нет ли у той доступа к статистике по всем убитым. А конкретно ее интересовала статистика по людям, отравленным флунитразепамом, – зло ответил Третьяков.

Мануйлов посмотрел на Бахтина, тот кивнул и развел руками.

– И что? Узнала?

– Никитина обещала ей посмотреть, затем позвонила следователю, сообщила о разговоре, запросила инструкции. А уж следователь позвонил мне. В общем, все, как обычно, вот только… – Третьяков поднял голову и посмотрел в глаза начальнику.

– Что – только?

– Вы же понимаете, что именно она пытается сделать?

– Почему это я должен понимать? Ничего я не хочу понимать, – закудахтал Мануйлов.

Третьяков отвел взгляд, и Мануйлов только тяжело вздохнул.

– Да ладно, не отводи глаза. Значит, девочка решила самостоятельно найти убийцу отца? Хочет восстановить справедливость? А тебе не приходило в голову, что, может быть, она притворяется? Ладно, Ваня, что там у вас по Шестобитову?

– Шестобитов Богдан Витальевич улетел из Москвы в Патайю еще двадцать шестого, до настоящего момента не вернулся. Данные на границе мы проверили, – сухо отрапортовал Толик.

– По сведениям главного бухгалтера фирмы Нелли Лапиной, он не планировал возвращаться раньше десятого, – добавил Иван. – Купил путевку на две недели. Сказал, что акклиматизация такая, что на меньший срок и ехать не хочет.

– Не люди, а сплошные «турысты»! – возмутился Мануйлов. Сел в кресло, перелистал материалы дела, покачал головой. – Значит, у нас нет никаких версий? Вы это мне хотите сказать? Такая у вас оперативная информация?

– Николай Степанович, я сейчас проверяю информацию по флунитразепаму… – переключился Иван. – У препарата несколько производителей, а также достаточное количество аналогов, таких, как рогинпол или гипнодорм. В больших объемах выпускается израильской компанией «Тева», но есть и другие производители. Правда, химический состав у них отличается от того, которым усыпили Морозова, поэтому их можно отбросить. Сам по себе препарат, конечно, рецептурный, применяется в лечении бессонницы, неврологических расстройств, шизофрении, однако сегодня его назначают крайне редко. Старую же форму, без запаха и цвета, в России практически невозможно найти. Как я уже говорил, ее производство было остановлено еще в середине девяностых.

– Но кто-то же как-то нашел и использовал! Складские остатки проверяли? – воскликнул Мануйлов.

Третьяков сделал паузу и кивнул.

– Проверяли. Нет никаких остатков, за столько лет все давно уничтожено и заменено. Но я вчера запросил данные по трупам, в крови которых обнаружены следы флунитразепама. Эта идея мне сразу показалась правильной, хоть ее предложила и дочь убитого. Сами же говорили, препарат редкий. Сегодня мне прислали данные из аналитического отдела. Вы совершенно правы, Николай Степанович. Именно так – кто-то как-то нашел и использовал.

– Что? Что ты такое говоришь? – Мануйлов вскочил.

– Причем использовали не один раз, – невозмутимо продолжил Иван. – Допускаю, что то, что я накопал, это не все. Наши базы данных несовершенны. Не вся информация в них попадает – это раз. И не по всем данным можно вот так взять и отсортировать базу – это два. И потом – это же не отпечатки пальцев, многие протоколы в базу вообще не загружают, особенно если брать по периферии.

– А нам не надо по периферии, – прошипел начальник, расстегивая пуговицу под воротником. – У нас Тверская область, ну, на крайний случай, Москва и околоток.

– Тут уж, как говорится, что выросло, то выросло.

– И что? Сколько? – спросил начальник угрюмо, словно знал и не одобрял продолжения.

Иван опешил.

– Чего сколько? Флунитразепама?

– Сколько ты, Третьяков, нашел случаев? Ты же к этому клонишь, так? Ну, так и говори, не тяни кота за причинное место.

– Пять, – кивнул Иван. – Если с Морозовым – то всего шесть.

– Шесть трупов? И все шесть – именно с флунитразепамом?

– Шесть нераскрытых убийств, – уточнил Иван. Начальник покачал головой. Иван вздохнул и продолжил: – И не просто с флунитразепамом, а именно с тем самым – без вкуса и запаха, который производился в восьмидесятые.

– Может быть, какая-то группировка использует препарат? Замена клофелину? Нормальная рабочая версия. Может, они теперь таким образом заказные убийства устраивают. Их вообще редко раскрывают…

– Не думаю. Во-первых, флунитразепам ни в одном случае не был причиной смерти. Профессионалы так не работают. А во‐вторых, жертвы.

– Что – жертвы? – скривился Мануйлов.

– Все жертвы – обычные люди и ничего опасного для организованной преступности не представляют, – пожал плечами Иван.

– Ну и что. Можем же мы чего-то не знать, – процедил Мануйлов.

Иван помедлил, а потом достал из рюкзака стопку помятых ксерокопий, над которыми он просидел всю ночь. Мануйлов смотрел на бумаги, как на ядовитых змей. Толик Бахтин тоже склонился над столом, куда Иван вывалил бумаги.

– Я буду говорить о жертвах в случайном порядке, так как точные даты убийств установлены не везде. Личности, к слову, тоже. Итак, первый труп. Первый по времени обнаружения. Девятого октября две тысячи четырнадцатого года.

– Когда? – переспросил Мануйлов, скривившись. – Это же сто лет назад.

– Не сто, конечно, но согласен, давно. Труп нашли грибники, на тот момент вполне свежий. Убийство датировано четвертым октября, эксперты даже установили время смерти – вечером, с восьми до десяти часов.

– А где его нашли? – спросил Толик, делая пометки у себя в блокноте.

– Нашли его в лесу в Пензенской области, недалеко от шоссе Р209. Место помечено по методу Ципарского – на месте, где обнаружили тело, в области головы закопана банка с данными. Других привязок на местности не было. Только координаты. В нескольких километрах от деревни Лермонтово.

– И как он умер?

– Как я уже сказал, в крови обнаружен флунитразепам – и алкоголь, кстати, тоже. Опознать труп не удалось, возраст приблизительно около тридцати, плюс-минус пять лет. Печень сильно повреждена, мужчина, скорее всего, сильно пил и не имел определенного места жительства.

– Короче, бомж, – суммировал Мануйлов. Иван кивнул.

– Совершенно верно. Просто бомж с транквилизатором в крови и с четырнадцатью ударами острым предметом, предположительно ножом, в область грудины, – добавил Иван.

Бахтин присвистнул. Мануйлов склонился и просмотрел протокол. Иван подождал, затем достал следующий лист.

– Второй труп удалось идентифицировать, хотя это и заняло много времени. Дело в том, что убитый, некто Курланов Константин Николаевич, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, житель Подмосковья, был обнаружен в Новгородской области.

– А проживал где, какой район? Не Ленинградка? – уточнил Мануйлов.

– Нет, не Ленинградка. Проживал в Егорьевске. Заявление о пропаже было подано сразу после майских праздников в две тысячи четырнадцатом году, но найден Курланов был только в шестнадцатом – тоже летом. Опознали не сразу, так как родители, когда подали заявление о пропаже, не знали, куда Курланов уехал на праздники. Он жил отдельно и о своих планах им не сообщал. Вот и пролежал не менее двух лет в новгородских полях, а потом еще опознавали его почти полгода. Повезло, что вообще опознали.

– Почему?

– Вот тут мы подходим к самому интересному. Курланов увлекался исторической реконструкцией, в Великом Новгороде участвовал в так называемом съезде дружин – реконструкции военных событий времен Древней Руси. Найден он был в полной экипировке, то есть в кольчуге, металлическом шлеме и с мечом в руках. Меч, впрочем, не настоящий, муляж. Но остальное было подобрано вполне аутентично. Металлическая кольчуга, которая весит килограммов десять, наверное. Под кольчугой рубаха из грубого полотна, штаны там, кожаные сапоги. Понятно, что все современное, но сделано и сношено настолько натурально, что авиамоделисты, наткнувшиеся на тело, были уверены, что из-под земли на поверхность вышли остатки древнего воина.

– Это как – вышли? – уточнил Мануйлов.

– Ну, знаете, весной какие-нибудь пласты наверх вылезли. Может, землетрясение. А что им еще было думать? На запястьях у этого псевдовоина было по винтовому браслету с драконами-горгульями по краям. Даже, я извиняюсь, трусы из грубой мешковины. Вот они и решили, что там, под Новгородом, какое-нибудь «Куликово поле» нашлось. Думали, открыли новое «Рюриково городище».

– Городище?

– Под Великим Новгородом есть раскопка историческая. Считается, кстати, что именно с того городища есть-пошла земля русская. Камень заложен. Это, конечно, больше дань традициям и мифам, но городище – реальный исторический феномен.

– Ладно, феномен. Как именно убили вашего воителя, конечно, неизвестно.

– Как ни странно, известно. Умер от асфиксии.

– Задушили? Батюшки, уж не кабельной ли стяжкой? – обрадовался Толик, но Иван покачал головой.

– У него был кулон на кожаном шнурке – медальон на старинный лад с изображением черного ворона. Этим кожаным шнурком Курланов и был удушен. Следов сопротивления нет, в крови алкоголь… с флунитразепамом, конечно.

– Значит, тоже удушили во сне? – спросил Мануйлов.

Иван кивнул.

– Так, следующий труп – тоже, скорее всего, из бродяг. Убит приблизительно летом шестнадцатого года, убит чудовищно. Его повесили на дереве, вскрыли и выпустили внутренности, а также вскрыли вены на руках и перерезали горло.

– Господи! – вырвалось у Мануйлова.

Иван только кивнул.

– Судя по количеству вытекшей крови, все это было сделано еще при жизни. Скорее всего, конечно, во сне. – Иван пошелестел бумагами. – Найден он был приблизительно через полгода с момента смерти, зимой, неподалеку от местной дороги. Под тяжестью тела ветка обломилась, тело свалилось. Море крови, кишки на земле, за полгода зверье, конечно, разодрало труп, но многое осталось. Несмотря на весь этот ужас, стоящих улик найдено не было. Версий – ноль, минус один. Место тоже помечено банкой Ципарского – там вообще ничего не было. Республика Башкортостан, ближайший населенный пункт – деревня Ирсаево.

– Это просто не может быть связано, это же вообще другой конец страны.

– Я тоже думаю, что это может оказаться случайным совпадением. Действительно, слишком далеко. Однако – флунитразепам и алкоголь в крови.

– Ну и что! Башкортостан, Ваня. Ты серьезно?

– Я не делаю никаких выводов. Только факты.

– Где ты вообще эти данные взял?

– Из федеральной базы, по личному одолжению. Так мне продолжать? – вздохнул Иван. – Следующей была женщина. Шиткина Ирина Викторовна, шестьдесят пятого года рождения. Пропала девятнадцатого декабря утром. Ушла из дома в сторону остановки, где обычно ждала рейсового автобуса, и пропала. Найдена убитой двадцать пятого декабря. Там же была ее сумка, а в ней – паспорт. По данным экспертизы, была убита в тот же день, что и пропала, то есть девятнадцатого декабря. Флунитразепам в крови обнаружен, алкоголь – нет. Кстати, у Шиткиной фотографий с места преступления в деле нет. Не знаю почему. И официально дело до сих пор не закрыто. Висяк.

– Причина смерти?

– Скончалась от множественных ножевых ран, нанесенных, предположительно, обычным кухонным ножом.

– Тоже ножом?

– Да, ножом.

– Но не тем же самым ножом? – язвительно уточнил начальник.

Иван пожал плечами.

– Еще не проверял. Первым же делом проверю. Или вот Толик этим займется, – Третьяков кивнул на Бахтина, и тот шмыгнул носом.

– А где ее-то убили? – спросил он. – Тоже черт-те где?

– Даже не представляешь, насколько черт-те где, – Иван выдержал театральную паузу и повернулся к начальнику. – Пермский край.

– Да что ты мне голову морочишь! – разозлился Мануйлов. – Какой, к черту, Пермский край!

– Самый настоящий. Шиткина работала на почте в поселке Гайны. Места глухие, одна машина в час. Тело найдено в придорожной канаве.

– Дай-ка угадаю. Банка Ципарского?

– Да, – подтвердил Иван. – Там вообще крепить тело было не к чему. Леса, и все. О том, что она пропала, сообщила ее дочь, к которой она, собственно, и собиралась ехать в Пермь. Дочь живет там с двумя детьми и мужем. Больше ничего. И наконец, последний труп. Считай, вообще свежий. Обнаружен и опознан в августе. Юрий Михайлович Голованов, бизнесмен, имел в собственности магазин хозтоваров в Кирове.

– В Кирове? – хмыкнул Мануйлов.

– Да, в Кирове, – процедил Иван. – Автомобиль, принадлежавший убитому, был найден пятнадцатого августа на придорожной парковке у супермаркета «Копейка», сбоку от магазина, из-за чего машина и не привлекала к себе особенного внимания. Стоит и стоит. У автомобиля было помято левое крыло и разбита передняя левая фара, но где и как их разбили, установить не удалось. Сам же Голованов пропал в ночь на двенадцатое. Под вечер он выехал из Нижнего Новгорода, где был на деловых переговорах – это по показаниям жены – и не доехал до дома. Должен был вернуться к полуночи, но так и не появился. Найти Голованова достаточно быстро удалось благодаря данным локации его мобильного телефона. У его жены был доступ к поиску аппарата, так что, когда она проснулась и обнаружила, что муж так и не вернулся, она немедленно начала ему названивать. Он не ответил, тогда она побежала писать заявление, а также предложила данные его GPS-позиции. Видимо, она была очень убедительной – читай, денег, наверное, дала. Потому что на розыски Голованова поехали сразу же, утром его и нашли, через несколько часов после убийства. Эксперты установили время смерти – от трех до пяти утра тринадцатого августа. У него даже телефон не успел разрядиться.

– А странно, что убийца не выкинул телефон, – удивился Толик.

– Да, ни телефон не выкинул, ни документы. Деньги, правда, скорее всего, забрал.

– Флунитразепам и алкоголь в крови? – предположил Мануйлов.

– Нет, алкоголя в крови не оказалось. Флунитразепам – да, был. Но не это самое интересное.

– Надоело мне уже твое «самое интересное», – нахмурился Мануйлов. – Ну, говори уже.

– Вы понимаете, Николай Степанович, Голованов был найден глубоко в лесу, но так и осталось невыясненным, каким образом он мог туда попасть. Учитывая, что машина его стояла на парковке придорожного супермаркета практически на выезде из Нижнего Новгорода.

– То есть от города он не успел отъехать, – кивнул Мануйлов.

– Да, но непонятно, каким образом он попал в лес. От места, где была запаркована его машина, до места, где он был найден, больше двухсот километров.

– Может, машина сломалась, и его кто-то подвез? Убийца? Ограбил и выкинул из машины?

– Подвез на двести километров, ограбил и спрятал тело в нескольких километрах от дороги? Не слишком ли много мороки?

– А он, может, такой – методичный, – возразил Толик.

Иван кивнул и усмехнулся.

– Методичный – а телефон забрать забыл? Нет, не клеится. Вообще ничего не клеится. Причина смерти – множественные ножевые ранения. В общем, думали-думали, да и решили, что Голованов спятил, бросил машину и поехал с кем-то в лес по грибы. Хотя с этим тоже были проблемы. По протоколу осмотра рядом с телом Голованова были найдены все его вещи и совершенно чистые сандалии.

– Что значит рядом с телом? – вздернулся Мануйлов.

– Ах да, он был полностью раздет.

– Получается, его убил извращенец?

– Возможно, но необязательно. Могли быть и другие причины, – меланхолично согласился Иван. – Нужно выяснять.

– Выяснять? Что именно ты хочешь выяснять? – спросил Мануйлов с отчетливо читающимся раздражением.

– Ну, устанавливать возможную связь, – ответил Третьяков по возможности нейтрально.

– Просто связь? А дальше что?

– Ну, если это серия…

– Ты спятил? Какая серия? Пермский край? Егорьевск? Ты хочешь меня в гроб свести? Хочешь федерального расследования, в котором мы утонем на долгие годы? И ничего не добьемся, понимаешь? Пермский край!

– Николай Степанович, понимаете, кроме этих случаев, больше случаев применения флунитразепама не имеется. Ни до, ни после! – попытался возразить Третьяков.

– Да? – холодно улыбнулся Мануйлов. – А знаешь, почему? Да потому что просто плохо копали! У нас базы данных только начинают наполняться. Если копнуть поглубже, наверняка найдется еще миллион случаев употребления твоего флунитразепама. Нету признаков серии, понимаешь? И слава богу, что нету. Жертвы разные? Разные. Места разные? Вот. Способы убийства тоже разные. Одного за ноги подвесили, другого догола раздели, третью небось изнасиловали и в канаву бросили.

– Но Николай Степанович! – разозлился Иван. – Других версий нет.

– Слушай, Третьяков, а ты видел когда-нибудь глухаря, а? Между прочим, очень милая птаха. Хвост у нее такой… ну, как у павлина. И стучит, стучит и курлычет. И раз уж она есть, значит, она кому-то нужна. Глухарь – нормальная птица. А ты – нет, ты ненормальный. Пермский край ему. Командировку тебе оформить? Серии ему мерещатся. Так ты и до Таиланда доедешь – и там найдешь свой флунитразепам. Иди, Ваня, иди. И запомни: бывает в жизни ситуация, когда глухарь – это тоже хорошо.