Текст книги "Хроники сталинградского детства"

В начале военных операций в городе нас часто перебрасывали на юг. В район хутора Собачьего. Сейчас это первый шлюз Волго-Донского канала. Все происходило в балках Чапурников.

Осенью 42-го немецкие войска подошли к Красноармейску. Они наводили свои порядки, не давали жителям ни днем, ни ночью покоя. Стояли наши войска в этом месте, обстреливали фашистских стервятников, но войну не развязывали.

– А почему, кого ждали? Как они нас убивают, это можно? – проговорил кто-то с обидой в голосе.

– Не было приказа Верховного Главнокомандующего. Цель противника – твердо обосноваться в городе. Как можно быстрее, до холодов захватить его. Каждый район города обстреливался противником, особенно центр. Бросали бомбы, уничтожали мирное население…

Зима в Сталинграде суровая. Фашисту было неуютно в степных краях. Затих враг к наступлению холодов, да и мы приустали от этой хаосной пальбы. Но нашему командованию не сиделось и не спалось. Решились пути уничтожения врага на нашей земле. Потом после такого временного затишья мы задали пришедшему врагу трескучего мороза с огоньком. Проучили его русские богатыри. Пожарился он в нашем морозном котле, и мы погнали фашиста с ветерком восвояси. Да, много солдатиков не стало, а иначе, как врага изгонишь, как проучишь? Только своим мужеством, силой. Эта земля вошла в жизнь каждого солдата. Она в памяти не только нашего народа. Ее знают люди во всём мире.

– А как это – во всём мире? – спросили ребята неожиданно хором.

– А так, что на Сталинградской земле закладывался фундамент Победы над фашизмом. Решались судьбы всех стран.

Удостоверение о награждении В. Н. Забелина медалью «За оборону Сталинграда»

Ребята постарше объясняли, какие еще страны были вовлечены во Вторую мировую войну. Вспоминали уроки истории и географии, пока отец перекуривал и прохаживался по дорожке около двора. Взрослые мужчины подходили к нему и вели разговор о международных делах. Но вот отец, быстро погасив «козью ножку», подошел к ребятам, сидящим в большой лунке старого уцелевшего дерева, и стал рассказывать следующую историю:

– Послали нас дорогу разминировать к одному городу, где должны были проходить наши войска к немецкой столице – Берлину. Прибыли на место, осмотрелись, окопались, наметили план начала военных действий. Крадемся, прислушиваемся к вражеским шагам, разговору лающему, а сами ползем. Одну, вторую, третью мину опустошили. Руки замерзают быстро на ветру. Кое-где мины покрылись корочкой льда, а где-то оказался порядочный слой снега и льда. Надо пробить, очистить мину. Найти концы было не так-то просто в зимнее время. Нужно было обезвредить – вынуть взрыватель. И все днем.

– Эх ты, как же немец не приметил?

– Да, так вот и не приметил, так мы научились работать. Большой участок прошли. Начались сумерки. Вражеские прожекторы побежали. Мы прижались к земле в ожидании, а в голове: пан или пропал. Ожидать на морозе с ветром – дело не из приятных. Нас выручала снежная зима, защищали маскировочные костюмы. Все мышцы в теле напряжены. Но вот тревога отступает. Ты расслабляешься на мгновение и вновь принимаешься за работу.

Ползком проходим поле. Щупаем, где она – эта немецкая гадость – лежит, притаилась. По расчетам должна быть, а ее нет. Ползу, руками снег с землей выковыриваю осторожно, штырем легонько прокалываю обледенения, а ее нет, и все… Ребята мои вперед ушли, а я ни с места.

Подошла ночь. Тихая, звездная. Передохнул. Продвинулся немного, да рукой вожу в сторону от определенного участка. Раздвигаю землю с ледяным снегом, а милая «красавица» вот где затаилась! В эту тишину звездную врезается ракета и зависает на несколько секунд. Осветила весь участок, а руки работают…

Освободил мину от верхней части, перед моими глазами вся изливается. Сам себе говорю: «Вот это «сюрприз», что делать?»

Мороз берет свое. Осматриваю ее ходы, руки замерзают, пробую вынуть взрыватель, он не вытаскивается. «Приморозило крепко», – подумал я тогда. Решил слегка затронуть ее сердце и…

Открыл глаза. Не пойму, где нахожусь и сколько времени. Повернуться, головой шевелить сложно. Все тело болит. Подходит сестричка, начинает меня кормить, что-то говорит, улыбается мне. Я свои очи на нее вытаращил и не могу понять, кто около меня? Так продолжалось несколько месяцев.

Только через некоторое время я стал понимать, что нахожусь в госпитале. Далеко-далеко от своего родного города. Солдаты по палате говорят, а я не слышу. Пишут, читаю и узнаю, что нахожусь сейчас в городе Фрунзе в госпитале. Была потеряна речь, передвигаться долго не мог… Вот оно, ребята, как бывает! Вот такая военная работа…

Отец передохнул после таких не совсем приятных воспоминаний. Прошелся и продолжил:

– Медсестра Аня учила меня ходить, а также – говорить при помощи стихов, песен. Когда организм пошел на поправку и улучшилась речь, то при помощи Анечки было написано письмо моей семье. Помню, назвал имя своей жены – Катерина, а солдатики в палате запели песню про Катюшу. Я тогда расплакался по-детски. Сестра меня успокоила. Мы дописали письмо.

– Вы за что получили орден? – поинтересовался белокурый мальчуган Лёва Иванов, продвигаясь вперед к папе, внимательно вглядываясь, трогая награды.

– В госпитале о наградах я и не думал. Когда приехал в Сталинград, узнал от командования, что награжден за боевой труд. Ко Дню Великой нашей Победы были вручены медали «За оборону Сталинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

Сегодня 23 августа 1947 года получил орден Отечественной войны II степени. Вот мой солдатский рапорт о пройденном пути, непростом фронтовом труде. Мы стремились быстрей освободить свою землю от фашистской грязи. Да, я до Берлина не дошел, но бойцы нашего города оставались в строю и вместе со всей армией нанесли окончательный удар по фашизму. Победа оказалась за русским солдатом-богатырем. Он защищал своих детей, любимую жену, мать, отчизну. Богатыри не просили никаких наград, не стремились к почестям. Было у всех одно на уме – отстоять родную землю. Да, награды получали солдаты разного возраста и звания. Вот она какая жестокая – разная фронтовая работа. Все герои и не герои вступили в мирную жизнь с надеждой, верой во все лучшее. Что вы, уважаемые ребята, сможете сделать для своего города и Родины?

Напоследок хочу подчеркнуть особо.

Не забывайте, какой ценой все досталось вашим дедушкам, родителям, старшим братьям и сестрам. Любите свою землю, свою Родину. Будьте в труде мирном – богатырями!

5 августа 1997 года

Лисичкин хлеб с начинкой

 
Я помню хлеб. Он черен был и липок —
Ржаной муки был грубоват помол.
Но расплывались лица от улыбок,
Когда буханку ставили на стол…
 

Евгений Винокуров

Шел 1947 год. Сталинград готовился к празднику 7 Ноября. На площади Павших Борцов собралось много военных, шла репетиция парада. Играл духовой оркестр. Улицы были многолюдны. Красочные транспаранты, плакаты, разноцветные гирлянды из лампочек – все это делало город нарядным и торжественным. Осенний, слегка морозный воздух казался необычно свежим, чистым.

Мы с сестрой Светланой гуляли по праздничному городу и под вечер, уставшие и продрогшие, но переполненные впечатлениями, зашли к маме на работу, чтобы вместе пойти домой.

Мама работала в Доме связи, что располагался на улице Гоголя, здание находилось в полуразрушенном состоянии. Когда-то, в начале XX века это был гвоздильный завод, а в послевоенные годы там разместилась служба связи.

Поднялись на третий этаж. В комнате, где работала мама, было много столов, на которых стояли «клеточные стенки», заполненные стандартными бланками, на некоторых из них краснела поперечная полоса. Мама нам объяснила, что это и есть самые важные телеграммы.

Нас посадили за свободный стол у окна. Из него доносилась музыка. Мамины пальцы перебирали ленту, намотанную на деревянную катушку. Раскручивая ленту, мама читала слова, написанные на ней. Лента напоминала серпантин, только тот – цветной, а эта – белая. Я, представив такие украшения на елке, рассмеялась:

– Серпантин в буквах, как интересно! Мама, этот серпантин используют во время празднования Нового года?

– Нет. Машинистки наносят слова на эту узкую ленту, которая называется телеграфной, потом ее клеят на листочек, и получается телеграмма.

Потом мама показала, как узкая ленточка проходит через специальный аппарат с интересным названием «Бодо», который принимает все сообщения из других городов и сел.

Здание бывшего гвоздильного завода братьев Серебряковых до…..и после Сталинградской битвы

Взяв стопку желтых листочков с надписью «Контрольные», она стала читать. В это время я увидела два небольших кусочка черного хлеба, которые виднелись из-за пачки зеленых бланков. Вытащив их, я поделилась с сестренкой.

– Как же к нам попадают слова? – с набитым ртом спросила я, с наслаждением уминая черствый кусочек черного хлеба.

– По проводам. Связисты печатают буквы при помощи специальной азбуки Морзе.

– А про что там пишут?

– Про все!

– И про хлеб тоже? – я посмотрела на оставшийся маленький кусочек хлеба. – И про этот тоже?! А как он попал к вам сюда?

– Лисичка прислала! – ответила мама.

Посмотрев на маму с недоверием, я переспросила:

– И этим хлебом ты нас угощаешь?

– Да, ну что, вкусный?

– Очень.

Разговор между мной и мамой привлек внимание сослуживцев. Одна из них протянула девочкам по кусочку черного хлеба, на которых сверху лежал порезанный лук, посыпанный солью.

– Угощайтесь, – сказала она, – это Лисичкин хлеб с начинкой.

Мы взяли хлеб, поблагодарив за угощение. Мама налила по стакану воды:

– С такой начинкой хлеб нужно запивать водичкой!

– А с водой он еще вкуснее, – сказала я.

Потом мы со Светланой часто получали от мамы Лисичкин хлеб с начинкой, который передавали нам женщины с ее работы. Это был праздник!

Письмо с фронта

Происходило все то, о чём я хочу рассказать вам, накануне праздника Христова воскресения, в преддверии 70-летия Победы в Великой Отечественной войне.

Приехала погостить ко мне троюродная племянница Татьяна из подмосковного городка Коломна. Раннее утро. Тишину города нарушает только вдали проезжающий транспорт. Во дворе прогуливаются солидного возраста соседи с мизерными собачками, которые изредка лают на прохожих своими пронзительными звонкими голосами.

Сидим мы на балконе за утренней трапезой, разговариваем, ветерок через открытое балконное окно взбадривает нас. Мысли сами по себе возвращаются в прошедший век, когда мы были детьми, молодыми…

– Смотрю, ваш дворик зеленеет, а мне, Татьяна, вспомнился на Хоперской ваш двор. Первый раз мама привела меня к вам весной. Мне тогда было четыре года. Мама открыла калитку, я вошла – весь сад в цветах. Говорю ей, нюхая у входа цветы: «Красиво, как в сказке!..» Залаял пес, мне его не видно, а в глубине этого цветущего сада домик и высокая полноватая женщина к нам навстречу: «Тосенька, да со второй дочуркой пришла. Проходите, проходите, как тебя, деточка, зовут?» – «Тата», – с гордостью сказала, подавая пухленькую ручонку. – «А меня, деточка, бабушкой Катей. Давайте сядем в беседке. Смотри, сколько в ящике игрушек, внучата приходят – занимаются, играют. Поиграй, а мы поговорим…» Я посмотрела на них, попросила разрешения походить по саду, а тетя Катя побежала, закрыла пса в доме. Я спокойно отправилась исследовать цветущий сад, который благоухал всей своей молодостью, цветами…

Знаешь, я привезла тебе то, что ты у меня спрашивала!

– Это хорошо!.. – сказала я, намереваясь спросить ее о внучатах, но она продолжила свои детские воспоминания:

– Второй раз мы были здесь в последний день августа 1962 года. Деревья сада были усыпаны плодами, и манили к себе яблоки, груши, кое-где оставшаяся вишня, слива на деревьях, абрикосы – как огоньки между зеленой листвой так и просились в рот, дорожка от калитки до дома радовала разнообразными цветами. На месте беседки высилось молодое дерево абрикоса, часть веток его свисала над дорожкой, а рядом сирень, розы – канареечного цвета, высокие гладиолусы, кусты пионов, а ниже – пахучая петунья с табачком, зарянка, далее виноградные ряды, вдоль забора малина. Мы тогда расположились за столом под яблоней рядом с качелями между вишней и сливой. Тетя Катя принесла большую чашку и попросила собрать фрукты для нас. Лестница стояла рядом с грушей, наверху летали пчелы и осы. Стою на лестнице, снимаю груши, говорю: «Меня пчела не ужалит?». – «Тата, смелей… но если какая ужалит, то это только для здоровья», – говорят мне. «А завтра в первый раз в школу… как я такой укушенной пойду!» – слезы хлынули из моих глаз. Взрослые уговорили, собрали удачно все плоды, я накаталась на качелях, поели разнообразных фруктов, почаевничали, походили по саду, срезали цветы для красивого большого букета в школу. Тетя Катя была тогда одна в красивом саду, и нам могла уделить много внимания. Таня, мне так хотелось тебя увидеть, а то все на телевизионном экране. Мама спросила о тебе у тети Кати, а она ответила, что ты на репетиции. Новый спектакль готовите…

На вечерней зорьке нас она проводила до трамвайной остановки. Нагруженные плодами, одаренные большим красивым букетом, мы приехали домой… Вот таким остался у меня в памяти ваш сказочный домик в саду.

Утро разгоралось, шумно становилось на улице. Громкие разговоры, обрывки песен, доносящиеся из подъезжающих автомобилей, плач капризных детей. Всё это вынудило нас перейти в комнату. Тата вынула из пакета фото своих родителей, сестры, письмо дяди, все рассказывала, объясняла, а в моей памяти оживало время моего детства, те далекие дни Победного 1945 года.

– Да, увела злодейка-война не только взрослых, но и детей в свой ад. Тогда мне было четыре с половиной года, когда познакомилась с твоей мамой Антониной Васильевной и сестрой Ниночкой… – ей, Татьяне, рассказываю и смотрю на принесённые ею реликвии. – Начало июльского дня было прохладным, тетя Рая с детьми Галиной, Машенькой и Светланой ушли после завтрака в центр города. Мы с мамой остались вдвоем. К обеду стало жарко, мы прикрыли окна старенькими детскими одеялками, из образовавшихся на них дырочек проникали в комнаты лучи солнца, в доме было прохладно, сумрачно, земляной пол коридора давал добавочную прохладу. Я в девичьей комнате занималась своими детскими делами, мама отдыхала. И вот сильно залаял пес Моряк. Я посмотрела в дырочку одеяла и позвала: «Мама! Мама! А там на дорожке женщина в шляпке и девочка с зонтиком!» Встала мама, поправила постель, привела себя на ходу в порядок и вышла открывать гостям дверь. «Катенька, мы к вам в гости…» – «Заходите, заходите, в доме прохладно, правда – темновато, но жары дневной нет». Я тогда стояла около печки, осматривала незнакомых гостей. Смотрю на тетю, девочку, красиво закрывающую свой зонтик, который превратился моментально в палочку с платьицем. Для меня это явилось впервые увиденным таким волшебством. Сестренка твоя была тогда в возрасте моей сестры Светланы. А мне очень хотелось потрогать зонтик и даже иметь его. «Это моя дочка Инночка. Детка, подай тете Кате ручку и маленькой Тате».

А. В. Гребенникова с дочерью Инночкой

Очаровательная Инночка застенчиво протянула ручку маме. «Очень приятно, Инночка!» Я подбежала, а мама сказала, улыбаясь: «Это моя кучерявая беляночка…» Я не дала маме договорить: «Меня зовут Тата», – взявшись за низ своего сарафанчика, который сшили на лето мама с сестрой, сделала приседание с поклоном. Гостья улыбнулась, а я повела Инночку в комнату, где на столе у стены восседала матрёшка Феклуша и лежали разбросанные книжки. Из ящика стола достала все журналы «Мурзилка» и стала рассказывать, что мне нравилось в журналах. Мы увлеклись красочными картинками и выбрали из одного номера игру. Пока играли в неё, наши мамы разговаривали об очень важных военных делах, читали солдатское письмо. Твоя мама тогда очень, очень плакала, показывая моей маме извещение о гибели брата Бориса, письмо из его военной части, что-то много говорила сквозь слезы. Инна, услышав сопение мамы, подбежала, прижалась, вытерла ей своим платочком слезы, укоризненно смотрела на тетю Катю, протирая мокрые мамины щеки, целуя, успокаивала. Она через рыдания на ушко дочери шептала: «Дочурка, поиграй с Таточкой, расскажи ей свои любимые сказки. А мы поговорим с тетей Катей». Пока тетя Тося разговаривала с дочерью, мама на хозяйственном дворике приготовила маленький бабушкин самовар.

Борис Гребенников.

1945

Вернувшись в дом, она продолжила разговор с гостьей, а мне Инна рассказывала интересные занимательные сказки. «Тосенька, дорогая, старшая моя – Таисия – в расцвете молодости осталась вдовой… – ставя на стол чайные приборы, говорила мама: – В молодые годы ребята, не знавшие даже поцелуя, погибали, а сколько без вести пропавших. В руках твоих есть адрес, где захоронен Борис, а многие и этого не имеют…» Ставя сушки, оладьи, сахарницу, нардек, мама спросила: «А брат Володя вернулся с фронта?» – «Мы вместе с его семьей в ожидании, и я тоже жду мужа». – «Видишь, хоть один мужчина в вашем родстве остался в радость тебе, семье и родителям! Тосенька, с дочуркой так и живете на квартире в Бекетовке?.. Извини, что в 44-м году так и не выбралась вас навестить на Тутовую, 46. Ученикам-связистам надо было уделить внимание, а по окончании работы торопиться на поезд домой…» Мама выбежала на хозяйский дворик, где шипел, возмущался самовар. Поставив кипящий самовар на кирпичи земляного пола, не прикрыв коридорную дверь, хозяйка вошла в комнату: «Вот так мы семейством устроились пока в кухне, а фундамент большого дома ждет наших рук…» – «Нашему ателье помещение дали на Рабоче-Крестьянской. Нашли заброшенное здание – в подвальчике. Мы, все мастера, приводили его в порядок, перевезли все оборудование и теперь работаем. Нам, нуждающимся, отделили комнаты в здании на улице Красного партизана, 16. Вот мы с Ниночкой ютимся в маленькой комнате с общей кухней для всех на втором этаже».

Мой рассказ перебила Тата, сказав:

– Впервые от тебя слышу, честно… Знаешь, мама не любила вспоминать, рассказывать про военное время…

– Вот так, роднулечка… Это история наших родителей, взрослых сестер…

За окном разгорался день, и стучали колесами трамваи, усиливался автомобильный шум, а гостья слушала историю моего детства.

– Мама нас пригласила за стол. Мы устроились возле своих мам и оказались друг напротив друга. На блюдце нам положили по оладушку с нардеком и по три сушки, а к пахучему чаю дали по маленькому кусочку сахара. «Девочки, пейте осторожно, не торопитесь, помешивайте, дуйте, чтоб чай остыл». Мы пили чай, мамы увлеклись своим разговором. Мы с Инной поедали скромные вкусняшки, улыбались, рассматривали друг друга. И вдруг моя мама говорит: «Тата, станцуй нам под наш народный аккомпанемент». Под мелодию «Барыни», напеваемую двумя хлопающими в ладоши женщинами, выбегаю и начинаю танцевать. Тетя Тося попросила поддержать меня свою дочурку, и нам веселей танцевалось. Мы импровизировали на ходу…

Письмо Б. В. Гребенникова.

1944

Свернутое в треугольник письмо

При закрытых окнах за весельем не заметили, что солнце шло на закат. Голос вдруг подал пес Моряк. Вбежали три девчушки, смеясь, довольные своим путешествием, а за ними вошла тетя Рая.

– Веселье в разгаре!.. Да у нас гости!.. – с улыбкой проговорила тетушка.

Взрослые обнялись, дети стали знакомиться… Светлана с Галиной открыли окна, в комнате стало веселей, радостней, праздничней…

Извещение о гибели младшего лейтенанта Гребенникова

Коротко обменялись новостями о житейских буднях. Вскоре гости засобирались домой и ни на какие предложения побыть в саду не согласились. Мама с Антониной срывали сливы, терн, а Светлана с Инной набирали букет из растущих в саду цветов. Гости распростились с девочками, тетушкой Раей, а мы с сестрой, мамой пошли провожать их до трамвая. Школьницы шли впереди, беседовали о школе. Я держала мамину руку, шагая, вслушивалась в разговор женщин, который был весь насыщен житейскими подробностями того времени. Так неспешно подошли к трамвайной остановке, находившейся около 4-го почтового отделения (на этом месте на улице Новороссийской напротив 12-й поликлиники в настоящее время стоит жилой дом. Мама объяснила, где лучше выходить, если гости надумают приехать к нам. Подошел трамвай № 5, мы распрощались. Отъезжающие разместились около окна. Трамвай зазвенел перед отправкой, а в окне были видны через цветы их улыбки…

Вот эти письма и это извещение мне суждено держать в руках теперь, в зрелом возрасте и вспоминать о героизме твоего дяди.

Извещение о его гибели пришло в июне 1945-го: «Ваш брат, командир огневого взвода в/ч 63138, младший лейтенант Гребенников Борис Васильевич… в бою за Социалистическую Родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, был убит 19 апреля 1945 года…»

Письмо из военной части, в которой служил Борис Гребенников

Позже твоя мама, а моя тётя получила письмо из части, где служил герой: «Ваш брат Борис Васильевич славно воевал, не щадя своей жизни, храбро шёл всегда впереди своего подразделения. В одном из боёв около местечка Кроушвир (Чехословакия), когда последние отъявленные орды гитлеровских палачей лезли на рожон, стремясь подороже продать свою поганую жизнь, вашего брата Бориса сразила вражеская пуля. Он погиб смертью храбрых, честно служа Родине, и не запятнал своего имени, имени офицера Красной Армии…

Крепитесь, Антонина Васильевна, работайте на благо Родины, берегите свою Инночку, воспитайте её так, чтобы она ненавидела всё гадкое и античе-ловечное так же, как её дядя Боря…»

Я смотрю на фотографию нашего дяди Бори и вспоминаю строчки из его письма, в котором не было ни слова о фронтовых трудностях: «Берегите своё здоровье… Нюра не пишет… От Володи и Галины ничего не получаю… Вы пишите, что скоро будете перебираться в город, но квартир, говорите, нет, разве его медленно восстанавливают? Опишите, как его сейчас вновь строят. Это очень интересно…»

Да, какой невозможно дорогой ценой досталась Победа нашему народу, каждой семье, нашей семье…