Текст книги "Прошлое никогда не проходит"

Лёва недоверчиво взглянул, но не решился трогать крестик: «Виктор далеко, а этот рядом,» – логично рассудил он. И заискивающе предложил:

– Может, хоть фотки отдашь?

– Тебе-то они зачем? Ведь Виктор со мной уезжает, ты всё равно не успеешь передать ему альбом, зато я смогу прямо сейчас устроить тебя на 15 суток, и уеду спокойно. Достал ты меня, дальше некуда, а мне ещё вещи собирать. Да и нет там моей родни. Альбом этот нам в кафе родственница соседей сунула, сказала, что не застала их дома и попросила передать им.

– Ой-ёй-ёй, не трави ля-ля дяде Лёве, не на дурака напал!

– Кстати, совсем забыл из-за тебя о нём, а сейчас уже, наверное, поздно… Понимаешь, засунул его и крестик во внутренний карман куртки: не хотел, чтобы Женин ревнивый муж увидел, вот крестик, видимо, и завалился как-то случайно в альбомчик… Я уж думал, что потерял его, а он вот где!

– Слишком много накрутил! Врать-то не фига не умеешь!

– Я – не ты, мне врать не к чему! – Гриша сменил тон на повелительный. – Сегодня останешься у меня, а завтра при мне позвонишь Виктору и скажешь, что ничего не нашёл. Смотри, у тебя кровь выступила через марлю, а у меня бинтов больше нет, измажешь мне всё здесь своей жидкой кровью.

Гриша схватил телефон, набрал на одну цифру меньше, и стал делать вид, что оживленно болтает. Он извинился, что поздно, – мол, видел свет у них в окошке, – спросил, не разбудил ли и рассказал, что их родственница передала ему альбом с фотками, а так же попросил бинт.

– Ой, Гриша, не лечи мене голову, не нужно делать из рыжего клоуна. Мне этот чёртов альбомчик всего на полчаса нужен, пересниму и отдам. Да и что ещё за намёки на мою якобы жидкую кров!?

Гриша ещё активнее перешёл в атаку.

– Это не намёки, а факт. Просто жидейшая, всё льётся и льётся. Так, значит, ты знал, что я сегодня приду домой? И всё-таки припёрся? На что ты рассчитывал? Кокнуть меня надумал, а все бы решили, что я улетел в Америку? А, может, ты меня сегодня ночью и прикончишь? Нет, без ментов не обойтись! Да и надоело слушать твоё постоянное враньё!

– Ага, а будто ты мене не полощешь мозги! Кончай терзать Лёвины нервы, их и так есть кому рвать в клочья…

– Ладно, звоню в милицию, они тебя быстро утешат!

Лёва, немножко поколебавшись, решил, что лучше всё, ну, или вроде бы всё, открыть Гришке, тот и сам не заинтересован выдавать его Пасикису.

– Постой, паровоз, не стучи копытами. Я имею, шо тебе сказать, и такое, что аж голова беременная, щас разрожусь.

Лёва рассказал, что весь сегодняшний день один «фраерок» следил за Гришей с «евойной девчонкой». Виктор предупредил, что он может накануне отъезда с кем-нибудь встретиться и, возможно, ему что-то передадут, а что именно, он не знал. Кроме того, Пасикис требовал как следует порыться у Гриши, он не верил, что дома ничего нет. Но ведь они с Соней толком и не знали, что именно искать-то, и могли пропустить «по ихней врожденной бестолковости», как заявил деловой Виктор. Только Женька сразу же раскусила агента 001, и он вынужден был на время выпустить их из вида, а Лёвка не мог его заменить– они сразу узнали бы его. Он воскликнул сердито и нагло:

– Слушай, шо за бег с препятствиями вы на бульваре устроили? Морочите людям голову!

Они задумали прижать Гришу угрозой шантажа: рассказать Олегу про его лямуры с Женькой, но увидев, как те встретились с её мужем, поняли – номер не удастся! «Всё у вас, как не у людей!» – возмущённо вставил он. Одним словом, Лёва пошёл к Грише, а второй соглядатай остался ждать их у парадного. В конце концов, свет в квартире погас, из неё так никто и не вышел, он и сообщил по телефону Лёве, что Гриша остался на ночь у Леоновых. По окончанию своего повествования, Лёва поинтересовался, как же Грише всё-таки удалось проскользнуть мимо его фраерочка?

– Ну, Женька, та понятно, за ней вообще невозможно уследить, она совершенно непредсказуема, вечно шарится по проходным и лазает по заборам, а то вдруг разворачивается и идёт в противоположную сторону… Достала своими штучками!

Гриша не собирался рассказывать про чёрный ход и ответил вопросом на вопрос:

– Ну, хорошо, у меня, предположим, есть то, чего вы сами не знаете, но жаждете иметь, а Женя-то вам зачем?

Лёва смутился и объяснил, что эта Сонька, дура ревнивая, просила понаблюдать за ней, мол, не крутит ли она шашни с её драгоценным Гришечкой. Так эта Женя буквально на ровном месте пропадала, словно под землю проваливалась, он ни разу не смог сопроводить её даже от работы до дома. И не то, чтобы она замечала слежку, нет, просто всегда ходит разными путями. Вот то ли дело преподаватель сопромата, за которым как-то Виктор послал его проследить, так этот придурок даже в метро всегда лезет в одну и ту же дверь одного и того же вагона – третий от конца, вторая дверь с начала – вспомнил, смеясь, Лёвка. Через неделю наблюдения он знал об этом типе буквально всё и мог предсказать каждый его дальнейший шаг.

– Да уж, Женя не такая! А этот-то тебе зачем?

– Плевать мне на него, зато находка для детективов!

– Тоже мне, майор Пронин нашёлся! – хмыкнул Гриша, а про себя с улыбкой подумал: видно, недаром все мечтали заполучить Женю к себе в команду, когда играли в казаки-разбойники. Кому это удавалось, тот и выигрывал. С ней не соскучишься, это точно, она ещё до школы обожала проходные дворы, а к пятнадцати годам уже знала практически все хитрые проходы, соединяющие кривые переулочки Маросейки, Солянки и Сретенки.

10. Размышления у парадного подъезда

Ах, эти московские дворики нашего далёкого детства! Кто может сравниться с вами по обаянию и таинственности!? Увы, теперь вы уходите навсегда, оставив в сердцах давно повзрослевших детей добрые чувства, и самые дорогие и тёплые воспоминания. Иногда кажется, что главная и лучшая часть нашей жизни прошла внутри этого маленького и уютного мирка со своими законами, правдами и неправдами, и во многом определила дальнейшую судьбу её обитателей, научив общению и терпимости. Там мы узнавали, что такое дружба и верность, научились хранить секреты и держать слово, там же впервые столкнулись с предательством и встретились с первой робкой влюблённостью.

Во дворе тогда все были равны, дети люмпенов и вчерашних крестьян из далёкой глуши, москвичей «из бывших» и дворника-татарина, жившего в подвале дома и грозно покрикивавшего на шалунов, профессорских детишек и пухленьких малышей еврея-ростовщика – все ходили друг к другу в гости, будь то «коммуналка», где в каждой комнате жило по 5–6 человек, или шикарная квартира с антиквариатом. И любого из маленьких гостей соседи всегда сажали за стол и угощали, чем могли, хоть и жил он в том же дворе. Если вдруг у кого-то появлялись новые лыжи или санки, кожаный мяч или велосипед, все радовались за него, а он тут же объявлял драгоценность достоянием двора, с опаской поглядывая в сторону родителей. Если те вдруг оказывались рядом, то вовсе не сердились, а лишь добродушно и одобрительно переглядывались, радуясь, что у них растёт добрый отзывчивый ребенок. Родителям было всегда спокойно за своего малыша: старшие ребята ни за что не позволили бы обидеть его или увести незнакомцем со двора. Здесь впервые узнавались удивительные игры, впитавшие в себя народные традиции и поговорки, припевки и танцы. Жаль, до боли жаль, что теперь всё это уже практически ушло из жизни наших детей, и двор заменён компьютером, а настоящая жизнь – виртуальной.

«Двор» – это не кусочек земли, зажатый между домами, а совсем особый мир со своими удивительными традициями. Знаете, к примеру, как набирали игроков в команду? О, это был красивый обряд, который объединял ребят разного возраста, доходов и национальностей. Дети разбивались поровну, две команды вставали друг против друга, руки клали на плечи рядом стоящим и медленно шли навстречу, кланяясь до земли, затем одна из команд пела: «Бояре, а мы к вам пришли, молодые, а мы к вам пришли…» Далее следовали длинные песнопения, теперь уже навсегда позабытые. Но по смыслу они сводились как бы к сватовству одного из игроков соседней команды. Те отвечали такой же припевкой, ругая его и отговаривая «сватов». Они последовательно распевали, перечисляя его мнимые недостатки: «ах, бояре, он (или она) ведь глупенький (глупая) у нас. Вторая команда отвечала: «Не горюйте, образуем мы его». Затем говорилось, что он больной, ленивый и т. д., но и это «сватов» нисколько не смущало: они обещали и вылечить и выучить его. Во время пения команды по очереди подходили друг к другу, учтиво кланялись до земли и, делая правой рукой полукруг, отходили. Наконец, когда торжественная церемония заканчивалась, сосватанный игрок с разбегу пытался разорвать крепко соединенные руки стоящей напротив команды. И если ему это удавалось, он возвращался в свою команду, а если нет, присоединялся к победителям. Все эти обряды совершались весело, без каких-либо обид. И где только разнопёрые городские детишки научились этому!? Ведь они появились на свет спустя десятилетия после революции, когда уже не было ни бояр, ни сватов, а русские народные традиции жёстко уничтожались на корню, а коли и исполнялось что-то под названием «русская народная песня», к народу это не имела никакого отношения. Но только не от бабушек и родителей: первые росли во время революции, вторые – войны, им было не до игр. Наверное, можно было бы издать целую книгу о самобытных дворовых играх, читать которую было бы очень занятно всем. Вышибалы, колечко, барыня, казаки-разбойники, лапта – эта только часть из них, и у каждой игры были свои правила, поговорки, стихи да присказки. «Я была на балу, слышала про вас такую молву»., «Вам барыня прислала сто рублей, что хотите, то купите, да и нет не говорите, чёрное и белое не покупайте. Что вы купите себе?», и так далее, и так далее.

А когда они вырастали, не случайно из огромного многообразия эстрадной продукции распевали редко исполняемые «Полюшко», «Дубинушку», «Лучину», «Хаз Булат удалой», «Стеньку Разина», некрасовское «Средь высоких хлебов затерялося».. и т. д. – видно, человек, окунувшийся в народное творчество, всегда отличит настоящее от подделки. Может быть, именно поэтому тогда многие бредили поэзией серебряного века, отстаивали очереди за книгами, билетами в театр, на художественные выставки, и, пока «шестидесятники» кричали, что им колбасы не хватает, младшее поколение и старики упивались классическим искусством, а кому это теперь нужно!? Не было ребёнка, не знавшего чуть ли не наизусть многие арии из классических опер, ведь их регулярно передавали по радио и демонстрировали на экране телевиденья. Всех школьников в пятом классе водили смотреть фильм-оперу «Евгений Онегин», девочки бредили балетом, подражая исполнительницы Сен-Санса из знаменитой тогда хореографической миниатюры Михаила Фокина «Умирающий лебедь». С маленького голубого экрана в их дома врывался удивительный мир классики, и не было в стране ребёнка, не знавшего и не обожавшего солистов балета и оперы. Великая страна затихала, когда шли праздничные концерты, в которых блистали все жанры искусства высочайшего уровня. Тогда среди выступающих не было ни вульгарных «звёзд» эстрады, оккупировавших ныне голубой экран, ни блатных продажных юмористов с шутками ниже пояса. Но постепенно, ещё при социализме, блатные бездари стали вытеснять искусство с телевиденья, и так навсегда и оккупировали его. Ныне детей знакомят не с Лебединым озером и Иолантой Чайковского, а с криминальными авторитетами, крепко слившимися с властью, да с детьми так называемых поп-звёзд и их грязными историями. Вместе со страной поменялась и цель воспитания. Министр образования Фурсенко декларировал: «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других». Видимо, с этой целью и сократили «до нельзя» математику – лишь бы умели кое-как посчитать деньги в магазине – да и все прочие дисциплины преподаются по принципу «максимум усилий учителя для донесения минимума знаний детям».

Но пора вернуться к нашим героям, брошенным нами в не лучший для них момент. Гриша почувствовал, что ему нужно хоть немножко побыть одному, сосредоточиться и решить, что говорить и как поступать дальше. Однако, стоит оставить Лёву, как тот тут же позвонит Виктору, и, если у него и были сомнения насчёт Гришиного рассказа, то проныра Пасикис сразу всё поймёт. Он взял трубку телефона и пошёл уже было с ней к выходу, как она зазвонила. Гриша сообразил, что это может быть только Виктор, и передал трубку Лёве, предварительно наставив на него пистолет и сделав громкий звук в телефоне.

– Попробуй только сказать, что я здесь, прикончу на месте! – прошипел, побледнев, Гриша. Вот тут Лёва поверил ему, и жалобно запричитал в трубку, что ничего не нашёл, и Гришу не видел. Тогда наш герой полез в холодильник, достал бутылку сухого красного вина и открывалку и поставил её перед Лёвой, зная его чрезвычайную слабость к выпивке, тем более, что тот действительно потерял много крови и красное вино ему не помешает. Свадебный фотограф стал было ныть, что у него больная рука, но Гриша категорически отказался открывать бутылку: хотел занять парня хоть на какое-то время, и заявил, что торопится занести соседям альбом – мол, уже договорился с их сыном-полуночником, а завтра Грише будет не до этого. При виде вина, Лёва забыл про свое недоверие, добродушно буркнув ему вслед:

– Не крути мне мозги этим дрянным альбомчиком, я тебе его простил, лучше облагодетельствуй бедного раненого бинтами, не то я окровавлю твой буржуйский ковёр!

Неторопливо прогуливаясь по заснувшим дворикам и переулочкам, Гриша напряжённо соображал, что ему делать дальше. Правильнее всего было бы плюнуть на всё и улететь с ребятами на Анабар, да поздно, теперь у него нет ни денег, ни билета. Правда, есть доллары, но в то время официально валюту не меняли. Да и как потом их отдавать? Он ведь даже с работы уволился. Ну, а если и уедет, что потом? Навсегда остаться в Хатанге? Ведь, опять таки, нужны работа и жилье, и если Виктор настолько всемогущ, как говорит Лёвка, он его и там достанет. А и впрямь, откуда, к примеру, Виктор знал об их вроде бы случайной встречи с его таинственной бабушкой? Что ему известно о ней? А ей о нём? Сплошные вопросы…

Нет, нужно не убегать, а обыграть его, хотя бы сейчас. Во-первых, предупредить Женю, но как? Позвонить ей сейчас, посреди ночи, и сказать, что неизвестно от кого нужно беречь крестик? Подумают, псих, да и неудобно будить весь дом. Послать телеграмму до востребования? Навряд ли она до вылета в тундру пойдёт в Хатанге на почту. А вдруг рядом с ней шпион Виктора? Нет, видно, Жене сообщить пока не получится, хоть и болит за неё душа. Николай и Денис не могли бы предать её, а моряк, вроде бы, только объявился, его Виктор ещё не успел бы завербовать. С другой стороны, и Николай не так прост, как хочет казаться, и Денис достаточно скрытный – кто знает, что у них на уме, да и Фёдор – тёмная лошадка… А что делать с альбомом? Ну, сейчас он его спрячет, а дальше как быть? Дома не оставишь, сдавать в багаж опасно, взять с собой в самолёт – тоже не выход, в США, говорят, обыскивают с ног до головы, да и Виктор его увидит и заберёт, воспользовавшись ситуацией.

Он зашёл в дежурную аптеку за бинтом, а затем ещё раз полистал альбом, усевшись под тусклым фонарём. Незнакомые и для Гриши люди… Ну, зачем Виктору-то его семейные фотки!? Непонятно. Может, проще дать Лёвке переснять их и не связываться с ними более? Впрочем, с какой стати? К тому же, он уже и так связан с ним намертво. Только согни спину один раз, и уже более не разогнёшь её никогда. Да и неизвестно, чем это грозит ему и его родне, ведь не просто так Пасикис гоняется за альбомом! «Ладно, утро вечера мудренее», – подумал Гриша и стал внимательно рассматривать крестик, сняв его с шеи. Он заметил, что полупрозрачный камушек в нём какой-то необычный, почти чёрный снаружи и ярко-бордовый внутри, словно там сияет алый огонёк, как Лёвка и говорил. Наверное, какой-нибудь искусственный, сделан с помощью хитрых технологий, вот они и заинтересовались. Однако, бабушка тоже шутница, вручила им такой опасный подарок, а для чего он нужен – не сказала. Всё-таки, нужно было бы как-нибудь предупредить Женьку. «Ладно», – решил Гриша, – буду действовать по обстоятельствам». Крестик Гриша решил «спрятать» по хитрому способу Жени: она говорила, что если хочешь что-то «заныкать», положи на самое видное место. И не раз демонстрировала свою оригинальную гипотезу в детских играх, и почти всегда это срабатывало. Пусть красуется на груди, а там будь, что будет! Глядишь, крестик и убережёт его.

Когда он вернулся домой, Лёва уже выпил бутылку. Альбом Гриша спрятал во внутреннем кармане своего пиджака, поменял промокший от крови бинт на руке страдальца и наложил ему мазь: рана действительно здорово кровила. Лёва ныл, утверждая, что просто погибнет, если не смочит горло чем-нибудь более существенным, и клялся ему в вечной любви и дружбе. Гриша плюнул и достал из чемодана бутылку водки: в конце концов, и самому хотелось выпить, чтобы хоть немного снять напряжение, да и напоить Лёву, который и от легкого вина поплыл, было ему на руку. Такую жертву тот воспринял, как подвиг Александра Матросова, и тут же зло выдал про Виктора всё, что только было ему известно. Впрочем, это оказалось не так-то много, он только сообщил, что тот вроде бы всесильный масон, поэтому его и перевели в Москву. Он обещал обогатить Лёву и пристроить в ложу, только для этого…. А дальше последовала бесконечная череда всевозможных требований. Лёву ещё никто никуда не принял, а он уже живёт полностью под колпаком и шагу без его указки не может ступить. Он давно мечтает скинуть с себя это иго, но как только пытается порвать с Пасикисом, на него обрушивается просто шквал неприятностей, и Лёва опять попадает к нему в сети, а удавка на его горле затягивается всё сильнее. Что мог посоветовать Гриша, зная его как бесхарактерного ленивого выпивоху?

– Возьмись за ум, иначе Пасикис выжмет из тебя все соки и выкинет, – Лёва усмехнулся:

– Не делай понт на морде! А шо же ты сам не воплотишь в жизнь свой мудрый совет, умник? И много-таки тебе перепадёт с этой Америки, акромя кнута и пряника? Тут хоть пей, хоть не пей, всё равно получишь дырку от бублика, остальное скушает наш общий босс.

Гриша ничего не ответил, а лишь горестно вздохнул, выпил рюмку водки и отправился спать, оставив товарища по несчастью наедине с бутылкой. Действительно, он и сам был практически в таком же положении. Уже через три часа Гриша встал и заглянул в гостиную: на столе стояла на две трети опорожненная бутылка водки. Лёва развалился на диване в немыслимой позе, а голова, словно чужая, неловко свешивалась чуть ли не до пола. Он даже не соизволил снять ботинки. Запах перегара в комнате сопровождался громким заливистым храпом. Гриша открыл окно, выпил наскоро чашечку кофе с долькой шоколадки и отправился в аэропорт, размышляя, как бы ему всё-таки ухитриться предупредить Женю, ведь в то время мобильные телефоны были только у «мажоров», остальное население занималось поиском куска хлеба насущного.

11. Не имей сто рублей, а имей сто друзей

Когда Гриша вошёл в здание аэропорта Шереметьева, его тут же заключил в объятия Виктор Пасикис. Он рыскал руками по одежде юноши, а глазами по его вещам, беспокойно похлопывая Гришу чуть ли не по всем местам, куда только удавалось дотянуться. Растерявшийся парень вдруг резко оттолкнул его и, покраснев от возмущения, раздражённо буркнул:

– Может, ещё в мои штаны залезете? Неужто Вы со вчерашнего дня так истосковались, что норовите меня облапать, словно портовый грузчик гулящую девку, извините за сравнение. Прямо перед людьми неудобно, на нас аж оглядываться стали!

– Боже ш ты мой, какие мы мнительные! Не волнуйся, я на твою задницу не покушаюсь, а обнимаю по-родственному, как зятя. Что ты шарахаешься от меня, словно от прокажённого? Ну, действительно, рад видеть друга и помощника, что же здесь такого позорного? Ведь ты мне всё равно, как сын, Гришенька! Нет, больше! Божешь мой, сколько я для тебя сделал! И никакой благодарности… Цени мою привязанность, пока она не иссякла! Накрутила тебя эта белокурая бестия, а ты и развесил уши, лучше бы о жене да о сыне думал, чем об этой…

– Оставьте Женю в покое, Вы сами к ней подкатывались, да не вышло, вот и беситесь. Тоже мне, благодетель нашёлся, только я не Лёва, Вы меня своими завтраками не купите! – рассвирепел Гриша, понявший, что Лёвка успел таки ему всё доложить.

– Ой-ёй-ёй, какие мы щепетильные! Да уже купил, а ты и не заметил! Кстати, что это у тебя во внутреннем кармане пиджака такое квадратненькое? Не альбомчик ли с фотками?

– Что вы ко мне с этим альбомчиком привязались!?

Не отвечая на вопрос, Виктор продолжил наступление:

– А что там? Покажи! Гриша, какого чёрта ты православный крестик напялил? Забыл, куда едешь? Тоже мне, патриот за мой счёт! Ну-ка, покажи, или нет, отдай его лучше его мне, я…

– Я не обрезанный, а крещёный, к Вашему сведению, оставьте меня в покое, а крестик всегда носил и буду носить.

– Слушай, давай я его пока лучше спрячу, если ты действительно хочешь осесть в Бостоне.

– Уже не хочу. Ещё одно слово, и я разорву билет. Достали Вы меня, любезный дядюшка! Видно, Женя права, Вы и впрямь не собираетесь делать нас там равными, а только хотите использовать. Сами-то, милейший дядюшка, уже давно импотент как учёный, и без меня там будете никому не нужны.

– Не хами, родственничек! Ведь и ты там без меня никому не нужен, так что это обоюдно выгодно. Или хочешь прозябать здесь в нищенстве вместо Бостона? Ну, ладно, ладно, Гриша, давай не будем бодаться… Наслушался своей крали, вот и злишься. Хочешь, носи этот дурацкий крестик, я не против, США – страна свободная, хоть в козла верь, тебе никто ничего не скажет.

– В козла-то можно, только не в истинного Бога…

– А где он, истинный-то? Тоже мне, блуждающий монах нашёлся! Святой апостол!

Во время такой бурной разборки к ним приблизилась весело болтающая компания молодых людей в синий форме гражданской авиации. Высокий красивый блондин с сияющей улыбкой неожиданно отделился от остальных и крепко сжал нашего героя в своих железных объятиях, прогремев, чуть ли на весь аэропорт, раскатистым басом:

– Оцеоло, вождь семинолов! (Так называли Гришу одноклассники из-за смуглого лица, рыцарского характера и увлеченности Майном Ридом). Вот так встреча! Рад тебя видеть. Я только с борта самолёта. А ты какими судьбами в нашем болоте?

Это был одноклассник Гриши, Алексей, которого в школе прозвали Налётчиком из-за внезапности появления и быстроты действий и решений. Гриша обрадовался несказанно, рассчитывая, что случайная встреча поможет ему в самый отчаянный момент жизни, когда неприятности обступили со всех сторон. А, может быть, спас крестик и подарок Жени, иконка Божьего Угодника Николая, поистине Чудотворца!? Видно, его отчаянная молитва была услышана на небесах! Гриша шепнул приятелю:

– Алёша, дружище, уведи меня от этого типа, умоляю! Без твоей помощи мне хана, – и громко добавил, – Какой же ты стал красавец! Эту форма словно специально для тебя придумали. Небось, теперь все девчата твои?!

– Не скромничай, куда мне до тебя!

«Налётчик» сразу сообразил, как действовать. Одной рукой он обхватил Гришу за плечи, в другую взял его чемодан, и, весело расспрашивая друга о времени вылета и конечной цели, энергично куда-то поволок его. На жалкий протестующий лепет Виктора никто не обратил внимания, тогда тот попытался забрать у двухметрового лётчика хотя бы Гришин чемодан, причитая, что приглядит за ним, но тот даже не заметил или сделал вид, что не замечает его потуг. Виктор было потащился со своим огромным чемоданом вслед за ними, однако ребята вошли в какую-то служебную дверь, захлопнувшуюся прямо перед его носом. Тогда он стал стучать в неё и истошно кричать, выскочил раздражённый охранник и пригрозил сдать его в милицию. Виктор увидел сквозь открытую дверь, как друзья зашагали по длинному пустому коридору. Взбешённый, он стал кричать:

– Гриша, не опоздай на регистрацию!

Но тот даже не обернулся. Пасикис приуныл, пожалев, что так активно надавил на него.

– Эх, поторопился я, уж очень поторопился, только зря спугнул! А виноваты во всём эти идиоты Лёвка и его подельник, не смогли за бабкой в шляпке уследить! Ладно, в Америке разберёмся. Лишь бы сесть в самолёт, там я из него всё вытрясу!

Алексей и Гриша устроились в маленьком кафе, известном только работникам аэропорта. Не то, чтобы в него нельзя было пройти простым смертным, да найти его достаточно сложно, к тому же, удобнее и короче всего подняться в кафе по служебной лестнице, вот «летуны» и считали его испокон века своим: встретить там кого-нибудь из пассажиров было практически невозможно, если его не провёл работник аэропорта. Сидя за чашечкой кофе с ликером, друзья в двух словах рассказали о своей взрослой жизни, затем Гриша выложил Алексею всё, что с ним произошло. Он не стал вдаваться в подробности и предположения, но просто и откровенно объяснил о неизвестной опасности, грозящей ему и Жене. Приятель ненадолго задумался, а потом пообещал передать предостережение его геологине: пока она в самолёте или в аэропорту, это возможно, сегодня как раз работают его знакомые диспетчер и радист. Альбомчик Алёша взял на сохранность, уверив Гришу, что не боится никаких Викторов и его шаек-леек, а вместо него достал из «дипломата» какую-то книжку почти такого же формата, это оказался подарочный экземпляр произведения Гашека «Приключения бравого солдата Швейка». Грише нравилась эта книга, и поэтому он клятвенно пообещал вернуть её Алексею, когда вернётся из Америки. Тот только добродушно махнул рукой, сказав, что с удовольствием дарит её на память человеку, с которым просидел три года, нет, не в тюрьме, ха-ха, хуже, в школе, да ещё на одной парте! Гриша отправил книжку в тот же внутренний карман пиджака, где ещё недавно скрывался альбом, перекочевавший к Алексею.

– Ещё пять минут назад я был в отчаяние, а ты, Алёха, и впрямь, как в пословице, руками развёл мою беду, словно волшебник! Уж и не знаю, какими словами тебя отблагодарить!

– Словам не верю. За Женькой дашь поухлёстывать старому холостяку, пока тебя нет? Я её из Хатанги и встречу…

Гриша нахмурился, а Алёша громко и заливисто расхохотался:

– Вот она, твоя благодарность! Ни себе, ни людям… Ах, уж эти друзья детства, как говорит твоя Женечка, вот и выручай их после этого!

Алексей провёл Гришу на регистрацию, проводил до траппа самолёта и даже помахал ему рукой, когда тот грустно смотрел сквозь иллюминатор на высокую фигуру друга, искавшего его в окошке.

Лайнер вырулил на взлётную полосу, пробежался по ней и мягко взлетел над Москвой с её редкими сияющими куполами и «гнилыми зубами» – безликими длинными коробками «а ля Нью-Йорк», вырастающими во время перестройки, словно грибы после дождя. Самолёт набрал высоту, и, как только стало возможно передвигаться по салону, Виктор подошёл к Грише, намереваясь поставить его на место, «а то парень совсем страх потерял».

– Я уже два часа весь на нервах, твой демарш вылился мне чуть ли не в инфаркт! Можно подумать, у тебя есть деньги или имя на такое поведение! На регистрации так твоей персоны и не дождался, вот теперь и будем сидеть врозь, як неродные! А тебе напомнить таки, мой голубок, сколько денег и времени мне будет стоить этот полёт!? – вдруг заговорил он с одесским выговором.

– Ничего страшного, родной, я хоть высплюсь, а то ваши масонские шестёрки мне всю ночь спать не давали, да и у меня с собой есть замечательная книжка.

И Гриша достал из-за пазухи подарок друга-летуна. На лице Виктора невольно отразились одновременно и удивление, и разочарование:

– А я был уверен, что у тебя там семейный альбомчик, подарок бабули!

– Какой ещё бабули? Видно, вы с Лёвкой совсем спятили с вашими тайными играми, ей Богу! Мой семейный альбомчик твоя племянница, от своей вечной желчности, засунула на антресоли. А безденежьем, дядюшка, не советую меня пугать, я такой в Бостоне аттракцион устрою, что меня бесплатно в 24 часа выставят, оправдывайтесь потом у хозяев, и работать самому придётся, а Вы уж, поди, разучились, благодетель мой ненаглядный.

Раздосадованный Виктор, хоть его и трясло от такой наглости, промолчал и удалился на своё кресло, продумывая, как бы подавить этот бунт на корабле. Мало ему Лёвка с Сонькой нервы трепали, теперь ещё и этот туда же!

Но более разговора о крестике и альбоме он не поднимал, и это была маленькая победа Гриши.