Текст книги "Прошлое никогда не проходит"

– Может, вы завтра с Денисом сходите в маршрут, раз уж так вышло?

– Конечно, без проблем, всё сделаем в лучшем виде, как будто ты сам там побывал, и в Москве тебя не выдадим, не волнуйся. Ты, главное, выздоравливай, нам ещё нужно добраться до вертолёта.

Женя с грустью развернула свою палатку, разорванную мишкой.

– Спасибо, Женечка. Брось, не возись с ней, я её завтра зашью и заклею так, что лучше новой будет. Ложитесь с Денисом в нашу, а мы с Фёдором устроимся здесь, в кухонной палатке, а то боюсь, не дадим вам отдохнуть перед маршрутом, всё болит… Тем более, ты чутко спишь, от каждого шороха просыпаешься…

Действительно, она плохо засыпала во время белых ночей. Женя задумалась на минуту, вынула коробочку с лекарствами и, немножко порывшись в ней, достала необходимые из них:

– Это для желудка, Николай, проглоти его сейчас, запив небольшим количеством воды, а затем, минут через 30, выпей диклофенак, он болеутоляющий, но очень агрессивный для слизистой оболочки, ну, а это снотворное на ночь, и Фёдора угости. В случае чего, зовите, не стесняйтесь, а мы сейчас подтопим печку, и наутро дров приготовим. Федя, тебе лучше не вставать, и всё время старайся держать ногу повыше. Утром я её перевяжу по новой.

Пока они разговаривали, Денис принёс матрас и спальник Николаю, и расстелил ему. Тот с благодарностью посмотрел на него: только что с ужасом думал, как будет делать это сам, каждое движение становилось всё болезненнее:

– Да не волнуйся ты так, Женечка, я и сам смогу ему помочь, отдыхай, спасибо вам за всё, ребята. Спокойной ночи.

– Спокойной, гроза медведей. Сидеть, Бренди! Оставайся сегодня с ребятами! В случае чего, пошлёте его за нами.

Бренди уже было встал, чтобы идти за Женей, ласково трепавшей его по спине, но вновь, немножко растерянно оглядываясь, уселся рядом с Фёдором и пристроил ему морду на живот. Фёдор, бледный и измученный, с удовольствием положил руку на спину собаки и сказал:

– Спасибо, Женечка. У тебя, ой, то есть у нас, очень хорошая собака. Знаешь, если бы не он, неизвестно, чем бы закончился наш бой. А почему вы меня не расспрашиваете, что произошло до вашего возвращения?

– Ну, если захочешь, сам расскажешь, – тихо сказал Денис, – Лучше выпей ещё кагору: вон сколько крови потерял. Наверное, пока воспоминание не из приятных, а вот в Москве – другое дело.

– Есть такое, но я всё-таки расскажу. Так вот. Готовил я ужин, и вдруг чувствую, что кто-то сопит рядом со мною…, я сначала машинально, не оборачиваясь, протянул руку и стал трепать – думал, Бренди прибежал, да что-то чувствую, шкурка жёсткая, оборачиваюсь, и вижу медвежью морду! Глаза такие… ну, прямо звериные. Жуть! Вот мы с ним так, кажется, целую вечность друг на друга пялились, а я его всё продолжаю гладить, представляете? И вдруг, как прыгну на дерево, будто взлетел, ей Богу – вжисть не смог бы повторить! А он влез в горячий котелок, сволочь, и давай реветь! Вроде бы, это я виноват, а он не при чём. Я от страха стал орать, как бешеный: «Ты зачем ужин испортил, зараза? Сейчас тебе мой начальник покажет, паразит ты эдакий!» Ведь он же не знает, что мой начальник – хрупкая девчонка! Долго я так ругался, а он в ответ гневно ревел, дальше ничего не помню, как будто всё во сне было. Спасибо тебе, Николка, здорово ты меня выручил, знаешь, на море за такую секундочку вечным должником становишься, а я в этот момент как бы очнулся, испугавшись за тебя, да и вы, ребята, молодцы, и Бренди тоже… Прям, как будто всю жизнь медведей загоняли.

– А ты сомневался!? И всё-таки, следующий раз не гладь незнакомых медведей, и на меня не ссылайся: боюсь, я для них не авторитет. Другое дело, Коля, они его теперь надолго запомнят! – добавила Женя, вытирая глаза от смеха. Видимо, сказалось бешеное напряжение во время их рандеву с Михаилом Потаповичем, и сейчас наступила необходимая разрядка: они безудержно хохотали, буквально заливаясь слезами от смеха. Фёдор посмотрел на них и, поняв их состояние, добавил:

– Золотые вы ребята! Нет, правда, всё так слаженно у вас вышло, как у…, даже не знаю, с кем сравнить

– С цианобактериальным сообществом, – продолжая хохотать, уточнила Женя. А Денис сквозь слёзы сказал:

– Спасибо тебе, Степаныч, дорогой, уморил ты нас своим рассказом! Вот теперь я понимаю, чего нам не хватало – смеха!

Николаю стало так легко, хорошо и радостно, как давно уже не бывало, а, может, и вообще никогда, несмотря на усиливающуюся от смеха боль в сломанных рёбрах, и он невольно, со стыдом и брезгливостью, вспомнил историю с Пасикисом. Может, Женя и права, утверждая, что дружба дороже «нужных» людей, при случае готовых подставить ножку?

– Представляете, ребята, как наши предки осваивали все эти необъятные просторы с мишками, комарами, клещами, дождями и холодами? Ни железки, ни самолётов, только год, наверное, добирались сюда. А в Среднюю Азию? Тоже ведь, не на ГАЗ-66 ехали, как мы.

– Да уж, Жень, я тоже об этом не раз думал. У нас 300 кг груза на четверых на лето, но ведь не пешком же мы из Москвы топали…

– А я, мужики, всё западным морякам на уроках географии завидовал – вот, думал, герои! И только потом узнал, кем они на самом деле были. Романтиками, героями!? Отнюдь, жестокими ублюдками, жадными на чужое добро. Ни своих, ни чужих не жалели! Да и по сравнению с нашими, условия их жизни были намного комфортнее, хоть и тоже не санаторий.

– Знаменитые солдаты Киплинга, «рыцари удачи», тоже отменная мразь, – добавил Николай. – Однако из них слепили героев и прославили на весь мир, а кто оценил подвиг русских открывателей? Вот тут, Женя, я не могу с тобой не согласиться.

– Ну, зато мы с вами оценили, испытав всего лишь часть того, что наши предки, – оптимистично заметил Денис.

– Мы – это мало. Обидно, что русские писатели прославили Обломова, а не первопроходцев Земли Русской. И ведь не уничтожали наши предки местное население, а лечили да кормили в ущерб своим, и от воинской повинности освобождали. Если б не Русь Святая, никого бы из них уже давно не было бы на белом свете…

– И кто нам за это спасибо сказал, хотя бы через века!?

– Глупая у нас пропаганда, мы всё больше предпочитаем «разоблачать» Отечество, а не освещать его заслуги. Кстати, вот вы всё за Петра заступались, восхищавшегося великой Западной цивилизацией и осчастливившего нас сифилисом, развратом да куревом. А вот подвига соотечественников, присоединявших к России неведомые земли, он «не заметил». А теперь Запад нагло заявляет, что мы обязаны делиться с ними своими ресурсами. Увидели ли мы благодарность за то, что не превратили их в колонии за попытки уничтожить Россию, защищали и прощали им их подлость и предательство, ложь и коварство!?

– Может, и так, Женя, да только вся наша русская элита до революции, включая писателей да художников, тоже предпочитали жить комфортно на Западе. Значит, что-то не так в нашем доме…

– Заметь, Коля, с русскими золотыми рублями! Белая эмиграция быстро все эти восторги перед Западом похоронила.

– Браво, Женечка! – вскликнул Фёдор.

– Пойдём, Жень, нам завтра рано вставать, а то – знаю вас, вы с Николаем всю ночь проболтаете, больным нужен покой, а у нас с тобой завтра дел немерено.

– И то, верно, отдыхайте, мальчики. Спокойной ночи! Бренди, бди! – в ответ он поднял уши, привстал, и завилял хвостом.

13. Любовь – «в ночи негаснущий маяк», тем более, если ночь белая…

 
Если сердце горит и трепещет
Если древняя чаша полна… —
Горе! Горе тому, кто расплещет
Эту чашу, не выпив до дна.
 

Максимилиан Волошин

Выйдя из кухонной палатки, Денис, заметив, как Женя ёжится от холода, обнял её за плечи, и молодые люди направились в «ночную» палатку, где впервые оказались наедине. С первой минуты их знакомства у ребят сложились доверительные отношения, они часто делились общими впечатленьями и заботами, любили вместе посмеяться и поозорничать, оба всегда в хорошем настроении, они имели энергичный, общительный, устойчиво спокойный характер и никогда ни с кем не ссорились, одним словом, стопроцентные сангвиники. Кроме того, и Женя, и Денис – увлекались скалолазанием и конным спортом, а также прекрасно плавали и, как только попадали на какой-нибудь водоём, вместе уплывали далеко и надолго, наслаждаясь водой и общением. Вот так и получалось, что в поле они всегда были вдвоём. В прошлом году, в конце полевого сезона, отряд, после бесконечных высокогорных маршрутов, провел недельку на бирюзовом горном озере Киргизии – Иссык-Куле. Это были одни из самых счастливых дней: купанье при луне, конные прогулки по горам, поездка вдвоём на попутках в милый курортный городок, Чолпон-Ата, танцы в маленьком открытом кафе на берегу озера, устремлённые друг на друга глаза, слишком близкое прикосновение, долгое рукопожатие перед сном. Вот, пожалуй, и всё, не считая совместных заплывов, но и это не так мало, а, пожалуй, и дороже интима без любви. Да и как было студенту проявить какую-либо инициативу к начальнику, учёному, замужней женщине? А гордая Женя никогда не делала первый шаг, да и не думала о возможности романа между ними, хоть бессознательно поддалась влюблённости, как каждый человек в такой ситуации. Тем более, когда дома всё не так…

Бывает, что люди в поле устают от жизни в таком маленьком коллективе, начинают обижаться ни с того, ни с сего, либо замыкаться, хмуриться без причин, или, наоборот, надоедать другим своими поучениями, несдерживаемым раздражением и капризами. Но только не Женя с Денисом, они никогда не унывали, тем более, вдвоём. В поле им не хотелось и на минуту расстаться, но в Москве у неё была другая жизнь: семья, муж, дочка, рабочая текучка, и они виделись только тогда, когда он приходил к ним в лабораторию. Назначить Жене свидание было не просто: их разделяли и возраст, и окружение, и заботы молодой мамы, да и Денискина школярная среда была ей не интересна, она уже давно выросла из неё. Однако частенько по ночам, когда Женя одиноко лежала в кровати, не зная, где её муж и когда он явится, её мысли невольно возвращались к своему полевому другу, чувствуя, что их связывает какая-то незримая нить, заставляющая улыбаться при воспоминаниях о его взгляде и улыбке, заботливом внимание и бесконечных задушевных беседах. А Денис, поглядывая на своих сверстниц, видел, что они и глупее, и скучнее, и не так эффектны, как Женя. И потом, она учёная, кандидат наук, а эти – так, нескладные замухрышки. Он совсем забыл, что и Женя не с неба свалилась, и ещё вчера была такой же девчушкой, но она-то это прекрасно понимала!

Действительно, женщины в 30 лет могут быть гораздо интереснее, чем в 18, в студенческие годы они не умеют преподнести себя ни внешне, ни внутренне, и немногим отличаются от мальчишек-ровесников. Зато у них есть другая, увы, невозвратная прелесть – чистота распускающегося нежного бутона, но даже это часто незаметно у вечно невыспавшихся, бледных, прокуренных студенток. Все они «эмансипэ», и совершенно не оценивают своей хрупкой девичьей красоты, им хочется казаться таинственными и очень серьёзными, и у каждой за пазухой имеется для кавалера какая-нибудь слезливая романтическая история, причем обязательно с трагическим концом… Так хочется быть особенной, интересной, необычной! А когда женщине за тридцать, она подспудно чувствует – мужчину прельщает именно то, чего у него нет, то есть женственность, и умеет её преподнести, не отдавая себе в этом отчёта и не задумываясь об этом. И все они действительно сплошная тайна, хотя и демонстрирует свою открытость.

Впрочем, всё, о чем я говорю, относится к тому времени, когда жили мои герои. Тогда образование и самодостаточность играли огромную роль, и каждому хотелось быть умным и интересным человеком, а не денежной кадушкой. Не одна из девушек той, советской, истории, конечно же, не собиралась подороже продать своё тело какому-нибудь «папеньке», превратившись за деньги в крашеную куклу-подстилку, но мечтала о настоящей любви и интересной работе. Внимание гордых, независимых и скромных девушек того времени нужно было добиваться, они не навязывали себя и не лезли при первой же встречи в постель, поцеловать-то их парни решались только после долгих встреч и ухаживаний. Да и юноши были воспитаны в основном достаточно целомудренно, по крайней мере, студенты-романтики геологоразведочного института.

Как только молодые люди оказались наедине в палатке, всё, кроме взаимного притяжения, осталось за порогом их хрупкого дома. Денис осторожно притянул Женю к себе, и, осыпая поцелуями, нежно зашептал, касаясь губами её уха:

– Родная моя, единственная! Мне так хорошо и интересно с тобой, как бы я хотел засыпать каждую ночь в твоих объятиях, моя прелестная геологиня, выдумщица и фантазёрка, я обожаю твои песни под гитару, мне нравится и плыть с тобой рядом, и танцевать, ощущая твоё гибкое тело. Как ты прекрасна, какое счастье быть с тобой рядом! Женечка, милая моя, я не могу без тебя! Я люблю тебя, а ты, ну, хоть чуть-чуть, любишь меня? Можешь ничего не говорить, но я читал любовь в твоих глазах! Не думай, радость моя, я никогда ничем не скомпрометирую тебя, буду вечно жить в тени, лишь бы иметь возможность хотя бы изредка видеться с тобой, милая моя! Но если ты только захочешь, я смогу обеспечить тебя и Алёнку, вы никогда не о чем не пожалеете, клянусь! «А ты, не пожалеешь ли? Ведь я на девять лет старше! Сейчас незаметно, но что будет потом?» – с грустью подумала Женя, отвыкшая от ласк и слов любви, а вслух она лишь произнесла:

– Денисочка, мальчик мой, прости меня!

Слово «люблю» так и не сорвалось с её губ, хотя он его так ждал, устремляя на свою подругу горящие карие глаза. Денис неторопливо, осторожно и одновременно страстно осыпал поцелуями её руки, глаза, лицо, губы, шею, зарываясь в золотистых локонах девушки. Жене казалось, что она теряет сознание. «Что происходит!? Что я делаю!? Нельзя же..», и она ещё крепче и нежнее обнимала Дениса, отвечая на его ласки.

– Женечка, помнишь Иссык-Куль? Я целый год только и жил воспоминаниями о нём, родная, единственная моя… Как было там хорошо!

– И я, – слетело с её губ, но это было не совсем так, только в горестные минуты ночного одиночества в памяти всплывали его бархатные глаза и популярная тогда песенка «Горная лаванда», под которую они кружили в танце в ночной прохладе Иссык-Куля, не сводя друг с друга влюблённых глаз. Он замер на минуту, и, с благодарностью посмотрев на неё, ласково прошептал

– Спасибо, что хоть обманула…

Его терпимость растрогала её. Всё горячее и жарче становились их объятия, в голове у Жени промелькнуло: «Боже, как он красив, почему я этого раньше не замечала? Или замечала? Зачем мне так мучительно хорошо!?» В мягких сумерках августовских белых ночей она видела только его горящие любовью глаза на загорелом бронзовом лице, полуоткрытые губы и каштановые волосы, отливающие золотом то ли от того, что выгорели, то ли из-за ярко-жёлтой палатки.

Влюблённые утонули во взаимных ласках: казалось, время остановилось, и на всём белом свете существуют только они одни, слившиеся воедино в тиши этой удивительной белой ночи. Всё поплыло перед глазами. Ах, как много можно сказать друг другу, не произнося ни слова! Словно гурманы-лакомки, они неторопливо и осторожно, не поддаваясь до конца страсти, а паря в небытие, постепенно погружались в волшебную ночь любви… Их ежедневно тренированные молодые тела были красивы и гибки, северный бронзовый загар подчеркивал стройность, лица дышали одухотворенностью, любовью и бесстрашием. Женя и Денис видели и слышали только друг друга, почти страдая от неимоверного счастья и стыдясь своей грешной любви, неукротимо захватившей их. Видно, уж так устроен русский человек, испытывающий угрызения совести даже в самый сладкий миг своей жизни. Женя терзалась от того, что изменяет мужу, ей претила временная связь, полевой роман, ведь кроме Олега она никогда ни с кем не была близка, а Денис ревниво содрогался от того, что по приезду в Москву его единственная окажется в объятиях другого.

Они были в высшей степени грешны и ощущали это, но и настолько же счастливы и чисты, осознание мимолётности их отношений, страх потерять друг друга предавали чувствам ещё большую прелесть. Увы, все мы похожи на прародительницу Еву, и с удовольствием и болью вкушаем сладострастное яблоко любви, как бы не пришлось потом каяться. Прижавшись друг к другу, влюбленные забрались в один спальник, и не заметили, как заснули, не разнимая объятий и боясь хотя бы на секунду потерять ощущение близости. Все горести и заботы отступили, и они с улыбкой погрузились в волшебные сны.

14. Маршрут под небесами

 
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал,
Потому что если не любил —
Значит и не жил, и не дышал!
 

Владимир Высотский

Утром Денис проснулся первым. Он с наслаждением ощущал каждым нервом обнажённое тело Жени, прижавшейся к нему в тесном спальнике. Ему было так хорошо в этой солнечной палатке, в полной тишине раннего утра, что юноша боялся шелохнуться, зная, насколько чутко спит его подруга: хотелось как можно дольше удержать это чувство полной гармонии и безмятежного счастья. Женина голова лежала у него на плече, а рука на груди. Денис посмотрел на её разметавшиеся золотисторусые волосы, едва дотрагиваясь, провёл по ним рукой, и ему показалось, что он никогда не касался ничего мягче и нежнее, чем эта пушистая головка. Да разве можно было сравнить её с кем-нибудь!? Всё, что было у него до неё, показалось ничтожным и жалким. Никогда не чувствовал он себя таким счастливым, как сейчас. В этот момент Денис увидел, как её длинные ресницы вздрогнули и она по-детски, открыто и радостно, улыбнулась, почувствовав на себе его ласковый взгляд, и только после этого раскрыла глаза. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, осторожно поцеловались, и мир вокруг стал ещё прекраснее и многограннее в нежных пастельных красках зарождающегося дня, и они прониклись чувством любви и благодарности и к друг к другу за подаренную ночь любви, и к волшебному краю незакатного солнца.

– Смотри, Женечка, какое яркое солнышко тебя разбудило!

– Нет, милый, не солнышко, а ты меня разбудил. Накрапывает дождь, разве не слышишь? Это оранжевая палатка вводит тебя в заблуждение.

Денис прислушался, и понял, вздохнув, что Женя права.

– Ой, как не хочется вылезать из спальника! Всё твой упрямый Николай, а нам теперь переться Бог знает куда!

– Не ворчи, всё равно сегодня нельзя сплавляться, ребятам нужно очухаться от ран, так что считай, что нам повезло, прогуляемся вдвоём.

– Я бы лучше здесь остался с тобой вдвоём, родная. Как я соскучился по тебе!

И он вновь, словно котёнок, стал ласкаться к Жене, зарываясь в её волосы, она почувствовала, что ещё одна секунда, и не сможет оторваться от Дениса, уплывая куда-то. Неохотно высвобождаясь из его объятий, Женя с мягким укором произнесла:

– Но ведь мы не вдвоём, милый, нужно у ребят подтопить и покормить их. Сам знаешь, кухонная палатка дырявая, как только печь остывает, комары моментально заполняют её.

– Извини, родная, я с тобой всё на свете забываю…

Вздохнув, они ещё раз осторожно поцеловались и, зябко поёживаясь, вылезли из тёплого спальника, оделись и неохотно покинули солнечную палатку. Проскочив под нудно моросящим нескончаемым дождём и с тоской взглянув на мрачное серое небо, они на цыпочках зашли к ребятам. Бренди выскочил им навстречу, энергично стуча сильным хвостом по палатке и радостно приветствуя их. Они приласкали его, стараясь не разбудить ребят, и первым делом разожгли печку: за ночь дрова прогорели, стало холодно и сыро, и в палатку уже успели нагрянуть стаи жужжащих кровососущих, от которых наши больные запрятались с головой в спальниках. Печка весело затрещала, и комариный гул потихоньку затих, в палатке быстро становилось тепло и сухо. Затем они приступили к готовке какао и оладушек из блинной муки – можно сказать, королевского завтрака в поле. На вкусный запах стали вылезать сначала только носы, потом показались и сами больные, расстегнув молнии на спальниках. Ребята наслаждались теплом и полным избавлением от комаров: видно, эти заполярные жители не уважали русскую печку.

– Вот это да! Чуешь, Колян, запах, как в ресторане! Это же надо, завтрак в постель! Давно меня так никто не баловал!

– Бывает, Степаныч, и у котов, масленица!

– Какие ещё коты, теперь вы у нас настоящие медвежатники!

– Это те, что квартиры обворовывают? Нее, мы не потянем, тут специальное образование нужно и здоровье, а не стареющие инвалиды!

– Да ладно вам, не прибедняйтесь, герои вы наши!

– Чего бы стоило наше с Николаем геройство, если бы не ты и Дениска! Наверное, так бы и остались оба на полянке «все в крови, и такие грустные – грустные», как у Зощенко.

– Не валяйте дурака, мужики, без вас и мы с Женей ничего бы не сделали. Всё-таки, все мы – городские жители, аж внутри всё холодеет, как только он шикнет!

Женя решила приостановить этот нескончаемый поток комплиментов, заметив, как при последней реплике Дениса лицо Фёдора побледнело ещё больше, а Николай болезненно передёрнулся. Да, встреча с диким зверем включает у нас какие-то забытые рефлексы, как бы мы не пытались их перебороть, а внутри действительно все холодеет, независимо от воли человека. Воспоминание не из приятных, по крайней мере, сразу после такой встречи. Другое дело – в Москве, в безопасности, с друзьями за чаркой, тут можно и прихвастнуть, ради красного словца. А их спасла не столько смелость, сколько страх друг за друга.

– Фиг с ним, с этим мишкой, главное, чтобы он ещё раз не явился. Дениска, открой, пожалуйста, сгущенку ножом, а то она, бедная, так сплющилась – моей фирменной открывалкой не получается. Пейте, господа, горячий шоколад, как называют какао буржуины, это мощный тоник с гормоном счастья! Вы нужны нам весёлые, здоровые и, конечно же, счастливые.

Денис, рассматривая изуродованную банку, проворчал:

– Вот гад! Знаете что, мужики, держите-ка вы под рукой фальшфейеры и ракеты, пока мы будем шастать.

– Ага, а когда вы с Женей придёте, никакие ведмеди нам будут уже не страшны, так?

Все рассмеялись и приступили к трапезе. В палатке было тепло и уютно, горячие оладушки и какао на сгущенном молоке казались геологам, уже давно жившим без хлеба, изумительными, впрочем, это и было когда-то самое вкусное лакомства в мире. Ведь в Советском Союзе, видимо, по дикости и варварской наивности, сгущёнку делали из молока и сливок, а не из непищевых отходов с использованием химии и пальмового масла. Ныне эта наша отсталость ушла в прошлое, и теперь это уже давно не лакомство, а приторная ядовитая гадость, на которую и голодный медведь не польстится.

Женя с некоторым волнением посматривала в сторону Фёдора, наконец, когда завтрак был завершён, и Денис стал убирать грязную посуду, жестом приказав больным, уже приготовившимся к наведению порядка, не подниматься, она подсела к моряку и велела обнажить больную ногу. Рана не слишком сильно кровоточила, однако гной просочился сквозь толстый слой прилипшего бинта. У Жени всё похолодело внутри – в их обстоятельствах это было подобно смерти. Она достала новый, последний, бинт, промыла рану перекисью, обработала пространство вокруг неё зелёнкой, наложила на неё левомецитин, и вновь забинтовала. Использованный бинт замочила в воде – аптеки здесь нет. Женя вывела из палатки Николая под предлогом диагностирования его перелома – он не спорил, а сразу понял, что что-то не так – и тихо сказала:

– Дела плохи, рана гноиться, необходимых в таком случае антибиотиков у нас нет, Фёдора нужно было бы срочно эвакуировать.

– Ну, хорошо, Женька, раз так, давай сегодня же начнём сплавляться.

– К сожалению, это не поможет. Вертолёт прилетит только через 8 дней, а нам не больше 3–4 дней пути. Видишь, река далее идет в низину, практически, в болото. Там нас ждёт море комаров, ледяной ветер, промозглая влажность и отсутствие даже бедной тундровой растительности, то есть дров. Так стоит ли торопиться? Отдыхайте, главное, хоть ты вылечись, Коля. Только у меня бинтов более нет, придётся эти каждый день стирать. Пожалуй, нужно разорвать один из вкладышей для спальников. Они грубые, но что делать? На безрыбье и телефон соловей…

– Ничего, Женечка справимся, с тобой не пропадёшь…

– … Да горя хватишь, как добавляет мой папа.

Николай грустно улыбнулся, и ещё раз уверил её, что всё будет хорошо, лишь бы она не вешала носа. Но Женю это нисколько не успокоило, она с горечью подумала о своей полной ответственности за людей, которых затащила на край света.

После проведения медицинской процедуры, Женя дала им ещё несколько ц.у., и они с Денисом ушли в маршрут, уговаривая себя хоть на время забыть об угрозе гангрены у Фёдора, что не очень-то получалось. Опять она строго-настрого запретила Бренди идти с ними – вдруг медведь вернётся!? Пёс было заортачился, а потом, посмотрев на укоризненный взгляд хозяйки и на болящих, громко вздохнул, и улёгся рядом с Фёдором.

Как только они отошли от лагеря, дождь кончился, и небо, словно по заказу, прояснилось. Казалось, что идти очень далеко, впрочем, если бы ребята отправились вдоль берега, так бы и было, ведь даже по течению от разреза до их теперешнего лагеря день пути. Но по хребту они не прошли, а прямо таки пролетели, солнышко согревало, ветерок приятно обдувал, отгоняя комаров. Сверху открывался чудесный вид: река, причудливо извиваясь между разноцветной тундровой растительностью, блестела под ясным небом, отливая нежно-бирюзовым цветом. Строгая северная природа, где не так-то часто появляется всё разрушающий человек, дышала чистотой и девственной нетронутостью, и молодым людям казалось, что они одни на всём белом свете. Забылась суетливая шумная Москва, институт с его заботами, семья и дом – ничего более не существовало, только природа да дорога, и они с замираньем сердца смотрели вокруг, сливаясь с ней воедино. Влюблённость ещё более окрыляла их, они весело шагали, любуясь красотой заполярного края и радуясь жизни. Легко и комфортно геологи дошли до разреза, обнажающегося в высокой речной террасе, отработали его снизу до вверху, и без особых приключений спустились к реке и устроились перекусить. Погода подарила им редкие чудеснейшие мгновения уходящего заполярного лета: солнышко ласково пригревало, на ярко-синем небе – ни одного облачка. Высокие скалы, прелестный песочный пляж и прозрачные быстрые воды реки, в которой иногда, сверкая серебристой чешуёй и радужными плавниками, мелькал хариус – всё это, вперемешку с влюблённостью, создавало светлое радостное настроение и ощущение покоя и бесконечного счастья. Они не сводили друг с друга влюблённых глаз, и им казалось, что весь мир преобразился. А может, так оно и было, по крайней мере, для них. Встреча с мишкой, утомительно-страстная ночь, сегодняшние физические нагрузки и молодость брали своё: безумно хотелось есть. Да только, кроме пустого котелка, двух сухариков и чая, у них ничего не было: со всей этой суетой с больными ребятами они забыли взять пакетик супа, а последний кусочек сала Женя оставила раненым.

– Сейчас я поймаю эту рыбку для тебя, Женечка.

Денис достал из кармана леску, прицепил к ней первого попавшегося паута и бросил её перед носом хариуса. Словно по волшебству, эта незатейливая рыбалка тут же увенчалась успехом, и он вытащил и осторожно положил на камни бьющегося хариуса.

– Ничего себе! И леску с собой прихватил? Да ты, оказывается, великий рыбак! Можно, я тоже попробую?

И уже буквально через минуту Женя тянула следующего хариуса, сверкающего на солнце радужными плавниками. Денис снял его с крючка, и они тут же бросились в объятия друг другу: как мало нужно человеку для счастья! Едва рыбки заснули, наши удачливые рыбаки посолили их и с восторгом съели. Поверьте, ничего не может быть нежнее и вкуснее только что выловленной в искрящейся, прозрачной воде этой речной форели! Она буквально тает во рту, возвращает силы, вселяет бодрость и придаёт неповторимое чувство единства с природой, людьми и Богом. В такие минуты понимаешь, что мир прекрасен и удивителен! Не где-то и когда-то, а здесь и сейчас. Больше рыбы в этом «аквариуме» не было, но и этого вполне хватило, чтобы утолить голод и ощутить удовольствие от собственных усилий, увенчанных таким волшебным обедом. Увы – всё прекрасное быстротечно. Холодало, поднимался лёгкий, но леденящий ветерок, и ребята стали суетливо и виновато собираться, вспоминая раненых товарищей. Любовь эгоистична, подумали они. Денис притянул Женю к себе, и, целуя и горячо дыша ей в ухо, сказал с тоской:

– Родная, мне почему-то кажется, что мы с тобой последний день, нет, нет, последние мгновения вместе…

Женя горестно вздохнула – у неё было точно такое же предчувствие. Может быть, так всегда бывает, когда человек счастлив, и ему очень хочется остановить мгновение!? Молча собравшись, они натянули свитера, надели штормовки и рюкзаки, и, не разъединяя рук, медленно и мучительно неохотно побрели вдоль одинокого песочного пляжа, уже не с радостью, а с болью ощущая себя единственными на всём белом свете. Впрочем, так оно и было, не считая ожидавших их товарищей, страх за которых отступил ненадолго по дороге к разрезу. Неужели пройдёт всего несколько дней, и они опять окажутся в другом, меркантильном и бесчувственном мире, и только во сне будут вспоминать эти незабываемые белые ночи, дружбу, которая здесь действительно несопоставимо дороже денег, и поглотившую их тела и души любовь, обречённую остаться здесь вместе с частью ушедшей жизни? Но и без этого редкого драгоценного дара – любви, поле так непохоже на наше скучное обыденное существование с его мелочной суетой, эгоизмом и склочностью. Наверное, именно из-за этой простоты отношений и близости людей, незнакомой для горожанина, геолог навсегда остаётся чудаком-романтиком, бредящим до глубокой старости о дальних дорогах. Он вспоминает об экспедициях с придыханием, и в глазах загораются мальчишеские искры, несмотря на все сложности неустроенной и опасной жизни наедине с природой. Может, и незатейливо написал наш коллега, Александр Городницкий, да по сути верно:

 
Чтоб взрослым было нам завидовать нельзя,
Чтоб можно было нам завидовать мальчишкам.
 

Шагая навстречу ветру по вершине хребта, геологи забыли на время о летучих гадах, редко оставляющих их в покое. Как только впереди появлялось маленькое препятствие, Денис, опережая Женю, подавал ей руку, затем ловил её и заключал в объятия, и они прижимались друг к другу и целовались так, словно это было в последний раз. Денис вдыхал запах развивающихся волос любимой, пьянея от него, и ему казалось, что они впитали в себя все ароматы цветущей тундры и её родниковых вод. Женя заглядывала в его бархатные глаза, и забывала на мгновенье обо всём, пьянея от любви. Это были моменты обоюдного счастья и боли одновременно, предчувствия близкого расставания и понимание бесперспективности их отношений. Но, может быть, поэтому они и были так дороги и желанны друг другу, как всё несбыточное!? Иногда трудно разделить счастье и боль…