Текст книги "Прошлое никогда не проходит"

5. Удивительные подарки: ворота в прошлое

 
Мне так близко обаянье
Их усталой красоты…
Это дерево Познанья,
Облетевшие цветы.
 

М. Волошин

По дороге они бурно обсуждали Прекрасную Незнакомку, как прозвала её Женя. Действительно, это таинственная особа непонятного возраста блестяще сложена, её осанке могла бы позавидовать и семнадцатилетняя девочка, костюм, шляпка были безупречны и современны, элегантны и одновременно напоминали давно минувший серебряный век – классика, одним словом. Шляпка закрывала волосы, вуаль лицо, а перчатки – руки, так что кожу незнакомки – эту лакмусовую бумажку возраста – они не увидели, прелестный гортанный голос мог принадлежать как юной, так и пожилой женщине, он в основном не меняется с годами.

А всё-таки, совершенно непонятно, откуда она их знает, почему вдруг решила наблюдать за ними, с какой стати сделала им подарки и куда так внезапно пропала, лишив их возможности поблагодарить её. Действительно, неудобно получилось, а Женя ещё с таким недоверием и раздражением с ней разговорила первоначально, за что ей теперь было мучительно стыдно. Гриша успокоил девушку, заметив, что своими милыми и искренними комплиментами она всё окупила, на что указывала доброжелательная улыбка дамы. Очень хотелось немедленно рассмотреть дары, но без ножниц ничего бы не получилось: они были плотно упакованы, да и темно становилось.

Молодые люди рассеянно брели по извилистым переулочкам и проходным дворам старой Москвы, без остановки обсуждая своё небольшое приключение, и как-то незаметно подошли к Жениному дому, пытаясь у её парадного хотя бы приоткрыть подарки.

– Ааа, вот они где, эти голубки! Ну что, попались!? – добродушно, хоть и немножко ревниво, произнес симпатичный высокий юноша, обнимая обоих за плечи. – А это что за сокровища? Во дворе раскопали? Может, наконец, свои секретики нашли, которые в 5 лет спрятали? Ну, ладно, хватит вам здесь флиртовать, пойдём домой, Женюша… Гриш, зайдёшь?

Гриша радостно и неприлично быстро согласился, они поднялись втроём на второй этаж, и, всё так же возбужденно болтая, вошли в квартиру, где их приветливо встретили Женины родители, а на шее у девушки с радостным криком повисла очаровательная четырёхлетняя девчушка в пёстрой пижамке. Лицо Жени осветилось тёплой счастливой улыбкой, она подхватила малышку и, нежно целуя её, отнесла в постель. Из детской комнаты раздались звонкий смех и шум возни, и тут же послышался строго – напускной голос Жениной мамы:

– Не разгуливай ребёнка, гуляка!

На столе в гостиной появилась бутылка домашнего черносмородинного вина и ужин для зятя – остальные от еды (но не от вина) отказались. Гриша с Женей занялись вскрытием своих подарков, аккуратно разрезая плотно облегающую целлофановую обёртку, что не помешало им наперебой рассказывать о своём приключение на Чистых прудах. Женя первой освободила из-под целлофанового плена шкатулочку, проведя пальчиками по резной поверхности, она вскрыла её и достала маленького очаровательного мишутку. Пока Женя выражала свое восхищение, призывая всех в свидетели, и уже собралась было похвастаться им перед истинным ценителем прекрасного – Алёнкой, Олег взял мишутку в свои руки, и, внимательно рассмотрев, заметил на его животике бегунок от молнии и показал супруге. Женя вскрыла этот тайничок, достала из него крошечный пакетик и выудила оттуда серебряную цепочку необычного плетения – она состояла из шариков – и гранатовый крестик в серебряной оправе. Камушек в нём был очень необычный, почти чёрный, но словно светящийся изнутри багрянокрасным светом, он так ярко сверкал, что Жене скорее напомнил чешское стекло, а не гранат. В это время Гриша раскрыл кожаный альбом с причудливым разноцветным рисунком в восточном стиле, и замер, увидев на первой же фотографии себя, совсем маленького, на коленях их таинственной незнакомки. Теперь можно было легко рассмотреть её привлекательное лицо с нежной улыбкой на губах и гордую благородную осанку, на причудливо уложенных волосах красовалась маленькая шляпка, кокетливо сдвинутая на бок, элегантное строгое платье облегало высокую грудь и тонкую талию. Казалось, она вся соткана из воздуха, и только Гриша – круглолицый пупс – настоящий. На следующей фотографии он был на руках красивого мужчины с восточным типом лица, нежно обнимавшего сидевшую рядом его маму. Ой, это, кажется, тот же самый, фотография которого висела у них в комнате! Да и на других семейных фотках он же… Листая альбомчик, Гриша всё больше понимал, что эти неизвестные люди не случайно оказались вместе: везде он и тогда его ещё совсем юная мама, и всё с тем же мужчиной, да ещё их новая знакомая Незнакомка. Вот почему мама теряла дар речи, когда Гриша спрашивал об этом человеке! На всех фотографиях он совсем маленький, лишь на одной, последней, сделанной в цвете, Гриша был сфотографирован уже подростком, в школе, у них дома тоже была такая. Под каждым снимком был подписан год и имя того, кто застыл на ней навсегда, буквы и цифры выведены тонким пёрышком, и трудно было отвести взгляд от изящного бисерного почерка с замысловатыми завитушками, невольно погружающими нас в прошлый век. Во второй половине альбома Гриша увидел каких-то иностранцев в необычных нарядах, на его последних страничках были уже рисунки, а не фотографии, с надписями под ними на русском и ещё каком-то незнакомом кружевном языке. Гриша с удивлением рассматривал гравюры, на которых пестрели индийцы и индианки в национальных одеждах, смуглые мужчины в сомбреро или в каких-то вязаных шапочках, различные женщины в элегантных шляпках или в пёстрых платках, аббат, офицер в наполеоновской форме, тоненькая длинношеяя блондинка в русском полушубке рядом со стройным усатым офицером. Все с любопытством заглядывали в его альбомчик, но никто не произносил ни слова. Глаза присутствующих вопросительно обратились к Светлане Алексеевне, с надеждой узнать от неё хоть что-то. Наконец, Женя не выдержала:

– Мам, что тебе известно? Почему молчишь? Может, нам лучше выйти, а ты всё Грише расскажешь?

– Да нет, не надо. Видно, и впрямь настало время узнать тебе всё о своём происхождении, Гришенька. С твоей мамой мы почти что от рождения были соседями по лестничной клетке и потом учились в одной школе, только я любила биологию, а она математику. Твои родители, Машенька и Изя, дружили с детства, как вы с Женей, затем они вместе поступили в МГУ, на физмат, специализация – астрономия, и там познакомились с твоим будущим отцом, дружок, Григорием, они называли его Григом. Маша и Григ влюбились друг в друга с первого взгляда, и более, кажется, не расставались ни на минуту. Это была очень красивая пара, вроде бы и веселые компанейские ребята, но иногда казалось, что они видят только друг друга. Через год они поженились и уехали в свадебное путешествие в Крым. Московские студенты тогда очень любили бродяжничать с палаткой по полуострову. Я как раз в то время познакомилась с папой, и мы втроём, вместе с Изей, отправились туда же, заранее договорившись встретиться с Марусей и Григом в узком длинном ущелье у подножия Кара-Дага: оно не проглядывалось со стороны моря, и луч прожектора, которым пограничники освещали берег Коктебеля, туда не попадал.

Мы, собственно, ничего не знали о твоём будущем отце, Гриша, кроме того, что он приехал откуда-то издалека. Он сам не рассказывал о себе, а мы и не расспрашивали. Как-то удалось раздобыть 2 бутылки одного из лучших вин Крыма – «Чёрный полковник», и мы решили устроить праздничный ужин. Летняя жара уже спала, а вечера в Крыму прохладные, они как-то внезапно опускаются на берег. Только солнце уйдёт за горы, сразу становится темно и свежо, в сентябре даже зябко. Вечер выдался каким-то особенным, море приносило запах странствий, а Кара-Даг с его причудливым силуэтом казался призрачным замком таинственного колдуна. Мы сидели впятером вокруг костра, который разводили между камнями – дров в Крыму мало, а так камни нагревались, и тепло зря не расходовалось. Уютный огонёк то разгорался, освещая наши загорелые лица, то затухал в незатейливом камине, а мы пели под гитару, читали стихи, любовались низким звёздным небом, философствовали, мечтали. Все мы были молоды, влюблены и безмерно счастливы в этом благодатном краю. Как-то невольно вспомнились удивительные герои Грина, его воздушные женщины и благородные моряки, и мы подняли бокалы за него и за его волшебный мир, как в том стихотворение, прочти, пожалуйста, Жень, не помню, чьё оно.

– Павла Когана, он молодым погиб во время Великой отечественной. Ну, если хотите, прочту, да к нему нужно особое настроение… Уж очень оно… гриновское.

– Вот ты нам его и создашь, заменив им крымское неба и шум прибоя.

– Трудновато, но попробую, слушайте.

Лицо Жени сразу преобразилось: казалось, что и она сама сошла со страниц одного из романов Грина:

 
Снова месяц висит ятаганом,
На ветру догорает лист.
Утром рано из Зурбагана
Корабли отплывают в Лисс.
Кипарисами машет берег.
Шкипер, верящий всем богам,
Совершенно серьезно верит,
Что на свете есть Зурбаган.
И идут паруса на запад,
Через море и через стих,
Чтоб магнолий тяжёлый запах
Грустной песенкой донести.
В час, когда догорает рябина,
Кружит по ветру жёлтый лист,
Мы поднимем бокал за Грина
И тихонько выпьем за Лисс…
 

Жене действительно удалось унести слушателей в сказочные дали: перед их глазами предстали уютные южные городки, трепещущие на ветру паруса, загорелые сильные мужчины и нежные удивительные женщины с раскрытыми навстречу чуду глазами. Даже показалось вдруг, что они слышат раскатистый шум прибоя и ощущают ни с чем несравнимый запах моря. Все притихли и задумались, Олег обнял жену, вспоминая с нежностью и их совместные путешествия по Крыму.

– Вот, вот, именно это состояние мы и испытывали. Нужно сказать, что молодёжь в те года была просто околдована Грином – его тогда только начинали публиковать, ведь долгое время этот писатель-романтик был под запретом: какой-то дурак решил, что «сказки» нам не нужны, ведь «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Правда, непонятно, как сотворить то, о чём не имеешь представления! Андрюха, помнишь, ты обратил внимание на необычный в свете костра, золотисто-бронзовый цвет загара смуглого Грига и на его иссиня-чёрные волосы? – обратилась она к мужу, – И ещё добавил, что он похож на синеглазого высокого индийца. Григ засмеялся, показав свои белоснежные зубы, и впервые рассказал нам о том, что Андрей поневоле угадал. Оказалось, его мама, Ирина Анатольевна, была балериной Мариинского театра, и совсем юной девочкой уехала на длительные гастроли чуть ли не по всему миру. Она была сиротой, и её опекали в театре. Вскоре в России совершилась революция, а затем и гражданская война, добраться до дому становилось всё труднее. В это время они находились в Индии, в Старом Гоа, где Ирина тяжело заболела, подхватив какую-то местную лихорадку. Артисты театра не могли более там оставаться: наступал сезон дождей, да и деньги кончались, и они вынуждены были уехать, пристроив больную девушку в зажиточную индийскую семью. Это были очень интересные и добрые люди, кстати, боготворившие русскую культуру, особенно наш балет. Они с нежной заботой отнеслись к больной и вскоре откачали её. Грация и красота Ирины покорили сердце сына хозяина дома, синеглазого Нилама (кажется, в переводе с хинди его имя означает сапфир), и она вышла за него замуж. Как вы, наверное, догадались, Ирочка попала в необычную семью: твой дедушка, Гриша, соединил в себе кровь разных народов, я не смогу пересказать его родословную, тебе лучше изучить альбом и подписи под портретами, но кое-что мне запомнилось. Так, его предками были и индусы, и португальцы, и французы, и русские, и он смог освоить все эти языки. Собственно, свободное владение русским и помогло ему покорить сердце твоей бабушки, Гришенька. Семья с удовольствием приняла милую добрую девушку, кроме того, взять белокожую невестку в Индии и до сих пор престижно. Вы догадались, кто она, эта девица-красавица? Ваша Прекрасная Незнакомка, которая до сих пор, видимо, ухитрилась сохранить необыкновенную привлекательность. Так, Женя?

– Ещё какую! Так сколько же ей лет? Старушкой её уж никак не назовёшь!

– Не знаю точно, но, видимо, уже под восемьдесят, если не более. Вот что значит осанка! Ну, а ведь её лицо и руки были прикрыты, ты сама говорила. У них долго не было детей, и только в 1934 году родился твой отец, которого назвали Григорием. Кстати, одним из его предков был небезызвестный вам аббат Фариа.

– Неужели из «Графе Монте Кристо»? А разве Дюма его не выдумал? – удивлённо воскликнула Женя.

– Нет. Оказывается, его очень впечатлила судьба этого незаурядного человека, вот Дюма и описал его в своём романе, немного присочинив. В столицы штата Гоа, в Панаджи, стоит своеобразный памятник аббату. Гриша, дай-ка твой альбомчик, я видела там его фотографию, нам Григ о нём рассказывал.

Светлана Алексеевна быстро нашла там искомый снимок. Все с интересом рассматривали фотографию скульптуры человека с распростёртыми над склонённым телом женщины руками. Под ней аккуратно была выведена красивыми буквами надпись на индийском, португальском и английском языках: «Хосе Кустодио (Жозе Куштодиу), аббат Фариа» и что-то там ещё.

– Какой странный памятник! – заметила Женя. – Кем же он был на самом деле, этот знаменитый аббат, так впечатливший Дюма, и кто его родители?

– Отец аббата – потомок индуистских жрецов-брахманов – тем не менее, он стал католиком, как и большинство крещённых силой жителей Гоа, тогда колонии Португалии, а его мама была португалкой. А кто не захотел отказаться от веры отцов, того добрые католики-иезуиты, с папского благословения, сожгли заживо. Он получил хорошее образование и был очень разносторонним человеком: доктор теологии, медик, талантливый оратор, автор трудов по гипнозу, а по совместительству борец за свободу. На этом памятнике он гипнотизирует женщину: аббат мог усыпить любого только одним словом: «Спи!». Он возглавил в Гоа заговор против португальских завоевателей, за что был отправлен в тюрьму в Лиссабон, оттуда бежал в Марсель, где, уже за связь с французскими заговорщиками, попал в замок Иф, но ухитрился смыться и оттуда, и вновь попал в тюрьму, свою жизнь он закончил в Бастилии. Кстати, там аббат изобрел стоклеточные шашки, использующиеся ныне в международных соревнованиях. В его бурной жизни был ещё один неосвящённый в истории эпизод – тайная связь с француженкой из Марселя, которая родила от него сына. Далее я не смогу вам детально пересказать родословную Грига, запомнила лишь, что у кого-то из его предков уже была русская жена, которую тот ухитрился каким-то образом найти в Коломне – кажется, учился в России, путешествуя по нашим просторам. Ну, а женщины у нас, как известно, самые красивые в мире, да и по независимому и весёлому нраву, терпимости и верности всегда были крайне привлекательны для иностранцев. Так? – строго спросила она мужа, взглянув на него лукавыми смеющимися глазами. И тот послушно кивнул головой, чмокнув в щёчку пышную миловидную супругу.

– Может, ещё и поэтому они так охотно приняли твою бабушку.

– Ничего себе, какой коктейль! А ты, Женечка, всё евреем меня кличешь, а как раз их-то у меня в родне и не было… Как же всё-таки мой отец попал в Москву и что с ним потом случилось?

– Знаем мы вас, вечно вы то индусами, то португалами прикидываетесь! Хоть вспомнить твоего любимого шефа, ещё недавно он литовцем был, – не растерялась языкатая Женя. – Ну, рассказывай дальше, мамуля, ты нас заинтриговала.

– Это было в советские времена, теперь они щеголяют своим еврейством, – заметил Олег, косясь на Гришу.

– Да Гриша-то здесь причём, что вы к нему привязались!? Так вот, его мама, Ирина, очень тосковала по Родине и переживала, что её единственный сын никогда не бывал в России. Григорий хорошо знал от мамы русский, и она настояла, чтобы сын получил образование в Московском университете. Юноша с лёгкостью поступил на физмат, а потом перевёлся на новый, только что открытый астрономический факультет, правда, с потерей года, так как туда был колоссальный конкурс. Вот там Григ и встретил Изю и твою маму, очень красивую и умную девушку, в которую просто невозможно было не влюбиться.

– Прямо какие-то арабские, ой, то есть, индийские сказки! Ну, а дальше-то что? Куда девался Гриша старший, и почему дядя Изя заменил его? – спросила Женя, беспокойно поглядывая на ошеломлённого Гришу, – они что, разошлись?

– Да нет, что ты, они были как один человек, знаете, у какого-то древнего народа, не помню точно, существовала легенда о том, что первоначально люди были совершеннее, чем боги, и тогда те из зависти разделили каждого из них на две части и разбросали по миру, так появились мужчины и женщины. И если вдруг две половинки найдут друг друга, получается полноценный, равный Богу, человек. Редко такое происходит, вот и маются по белу свету неприкаянные разделенные души и тела одного человека… А Маша с Григом как раз и оказались такими счастливчиками.

– А мы с тобой?! – обиженно спросил её муж.

– Насчёт вас, это уж точно, никаких сомнений нет, вы действительно одно целое. Да, Жень? – добродушно улыбаясь, заметил их зять. Женя и Гриша охотно согласились с ним, с удовольствием посматривая на эту до сих пор влюблённую, трогательно внимательную друг к другу пару.

6. Дежавю?

 
– Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
– Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного
 

А. Кочетков

– Так что же всё-таки произошло с моим отцом? – взволнованно спросил Гриша.

– Не просто ответить на этот вопрос. Может, ты продолжишь, милый? – обратилась она к мужу.

– Попробую, Ланочка. Твои родители, Гриша, жили тогда в коммуналке, в двух крошечных смежных комнатках вместе с матерью Машеньки. А тут вдруг появляется такая возможность – купить кооперативную квартиру, тогда это было в новинку. Они частично подкопили, частично заняли на первый взнос: квартиры стоили в то время реальные деньги, и сразу переехали туда. Вскоре Григу удалось пристроиться в астрономическую экспедицию, где можно было хорошо подзаработать и погасить стоимость жилья. Тебе, Гришенька, не было тогда и трёх лет. Мы вот так же сидели за столом и провожали Грига, как теперь тебя, Женька… Разве могли мы тогда предположить, что более никогда не увидим его!?

– А куда именно он уехал и что же с ним случилось?

Женин отец опустил глаза, и с трудом, почти шёпотом, выдохнул:

– На Анабар, Женюша, а вот теперь ты… А что, собственно произошло, никто до сих пор толком не знает. Он пропал, и чуть ли не у всех на глазах. Начальник экспедиции с Григом ловили рыбу с лодки на мелкой речонке, вдруг раздался страшный грохот, лодку закрутило и понесло, начальник вылетел из неё и потерял сознание, а когда очнулся, Грига нигде не было. Лодку вскоре нашли, она мирно прибилась к берегу.

– А моего отца?

– Даже тела его не нашли, Гришенька. Мы с мамой не хотели вам этого говорить. Теперь понимаешь, Женька, почему я так отговаривал тебя ехать туда, а ты обиделась: считала, что мы Олегу поддакиваем. Ведь до сих пор неизвестно, что же тогда произошло. Да разве тебя остановишь? Мама сразу сказала, что из этого ничего не получится, и действительно, наши с зятем объединенные войска оказались бессильны. Будь осторожней, доченька, очень тебя прошу!

– Жаль, что не знал этой истории, а то бы костьми лёг, но не пустил бы тебя, – сказал Олег.

– И ничего бы не вышло, я её знаю, будешь уговаривать или силой оставлять, только хуже получится, а бесполезное усердие, как известно, хуже лени. Такая уж она у нас независимая непоседа, что с ней сделаешь!? Во всем – покладистая милая девочка росла, но с этими поездками – просто никакого сладу не было. Мы раньше пытались не пускать Женю, так она обманным путем уезжала, и тогда вообще не знаешь, где её потом искать… Видно, затесался где-то у нас в роду цыган, – заметила Светлана Алексеевна, ласково поглядывая на дочку.

– Ну, что с ней делать? Женечка, солнышко мое, не бросай нас! – молитвенно сложив руки, произнёс Олег.

– Не валяй дурака! Может быть, мне что-нибудь удастся узнать о Гришином отце, кто знает? Ничего не бойтесь! Запомните: я обязательно вернусь, ведь у меня есть маленькая Алёнка, и я не имею права сгинуть. Я вас не подведу, правда, обещаю. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.

– Эх, Женя, Женечка, Гришин отец точно так же говорил. Просто дежавю какое-то… – грустно заметила её мама.

– Ладно, хватит меня заживо хоронить! Завели свою обычную шарманку… Всё будет хорошо, даже не рассчитывайте от меня отделаться! Гриш, теперь понятно, почему твоя бабушка шепнула себе под нос что-то про Грига!

– Верно, Жень, мол, всё повторяется, так?…Слушай, а почему она сказала: «удивится», а не «удивился бы», ты заметила, Жень?

– Да нет, Гриш, тебе показалось… Впрочем, для матери сын всегда живой.

– Пожалуйста, будь осторожна, доченька, моё сердце не выдержит, если с тобой что-нибудь случится! – тихо произнесла Светлана Алексеевна и украдкой вытерла слезу

– И мы с Алёнкой без тебя пропадём, Женюша, – добавил Олег.

– Не обобщай, кто-кто, а ты меня через неделю забудешь, – мрачно добавила Женя. Олег надулся:

– Хорошего же ты обо мне мнения! – и стал разминать сигарету.

– Действительно, не геройствуй там, я тебя знаю! И не обижай мужа, он тебя всегда очень ждет, – строго добавил отец.

Молодёжь вышла на балкон покурить. Женя тихо сказала:

– Олежка, извини, коли обидела, и никому не верь, если вдруг скажут, что я пропала! Знаешь ведь, я вещая Кассандра: чувствую, что что-то случится, но всё кончится хорошо. Обещаешь, что, в случае чего, разыщешь меня? Обещаешь? Ну, или хоть жди до конца… Если будешь верить, я вернусь, не сомневайся!

Гриша быстро ответил вместо него:

– Я тебя найду и спасу, чтобы не случилось.

Олег недовольно поморщился, затем хмыкнул и ехидно произнес:

– Из Америке? Насколько мне известно, билеты у вас в один конец, – Женя удивлённо подняла глаза на Олега, а он продолжил ещё более ехидно и даже немножко зло, вроде бы, не замечая пристального взгляда жены. – Или ты Соню мобилизуешь? – и добавил другим тоном, – Женюля, родная, у меня на тебя седьмое чувство, береги себя, – и он ласково и по-мужски крепко прижал её к себе. Но она резко отстранилась:

– Значит, это ты им взял билеты? А мне ничего не сказал, да!?

– Да как-то закрутился и забыл… Думал, тебе Гришка всё расскажет…Собственно, я для твоих друзей старался, чем ты недовольна?

Женя недоверчиво взглянула на Олега, но он смотрел в сторону непроницаемыми и пустыми глазами. Как она ненавидела этот его взгляд! Молодежь молча вернулась в комнату, каждый размышляя о своём.

– Я вам не всё досказал, ребята, – продолжил Андрей Сергеевич, – так вот, время проходило, все потеряли надежду на возвращение Григория, только Машенька твердила, что он жив. Трудно ей было одной, ни от кого никакой помощи: родители Грига далеко, её отец умер, а мать Маши не получала пенсии и жила на её деньги. Если бы ни Изя, уж и не знаю, как бы она справилась. Он всегда находился рядом с ней, и в тебе, Гриша, души не чаял, однако его мать была категорически против Маши. Они и раньше-то не одобряли их дружбы, а уж женитьбе на русской девушке противостояли, как могли, а теперь, когда у неё был ребёнок, тем более. Может, и Григ бы не появился в Машиной жизни, кто знает, если б его родители так упорно не вставали бы между ними. Но, видно, от судьбы не уйдешь, и, в конце концов, Изя своей заботливой любовью завоевал сердце твоей мамы, Григорий. Ну, а дальше ты всё знаешь, они создали хорошую семью, и твоя индийская бабушка, Ирина Анатольевна, всё поняла и не осудила, хотя после усыновления её внука она совсем лишилась возможности приезжать к ним, ведь тогда был железный занавесь. А Ирина Анатольевна ужасно тосковала по России, хоть и прожила большую часть жизни в Индии. Мужа её, твоего деда, мы с мамой никогда не видела, хотя он как-то приезжал, когда Григ был ещё студентом. Ну, вот и всё. Ладно, ребята, давайте посошок на дорогу, и баиньки, а то завтра самолёт проспите.

– С Гришей всё понятно, но почему вдруг его бабушка решила сделать подарок мне? И вообще, откуда она меня-то знает?

Светлана Алексеевна сказала:

– Ну, тебя она видела когда-то: мы ведь дружили с Машей и Григом, и малыши появились у нас с разницей в полтора года. Мы и друг к другу в гости ходили, и дачу снимали рядом, и на море ездили вместе. Нужно сказать, что тогда ваша Прекрасная Незнакомка часто и надолго приезжала. Но почему она решила сделать тебе такой ценный подарок, да ещё явно его заранее приготовила, я и сама не могу понять. И вообще, откуда она вдруг взялась и почему раньше не показывалась или хотя бы не писала внуку – не понимаю. Ведь сейчас не проблема встретиться.

– Да, странно, всё это, очень странно и непонятно… Самое удивительное, как неожиданно прошлое связалось с настоящим и даже будущим! – задумчиво произнес Олег.

– Между прочим, я где-то читала, что на хинди вчера и завтра обозначаются одним словом, – заметила Женя.

– Правда? Интересно. А это, наверное, потому, что они верят в незыблемость карны.

– Я только одного не могу понять – зачем всё было скрывать от меня? Это не честно по отношению к памяти отца! Да и должен же человек знать, кто его кровные родители! И потом, они лишили меня бабушки с дедушкой. Ведь мамина мать мало кого любила, а родители отца, ну, то есть, отчима, вообще не признавали меня. А что с моим дедушкой, где он? – взволнованно спросил Гриша.

– Этого мы, к сожалению, не знаем, я уже говорила тебе. А вообще-то, Григорий, знаешь, как в Евангелии говорится? Не суди, и не судим будешь. Ты совсем не помнил родного отца, а Изю практически сразу же стал называть папой и очень любил его. Зачем же создавать лишние проблемы в семье и травмировать дитя ненужными откровеньями? Правда тоже не всегда во благо. Вот как раз твоя бабушка это прекрасно поняла, хоть и очень переживала – ведь ты у неё единственный внук. Но она разумнее тебя, и знала, что так будет лучше в первую очередь для тебя, – с упрёком сказала Светлана Алексеевна, которая очень любила своих друзей и всегда стояла за них горой.

– А ты думаешь, попал бы на закрытую специальность, если бы тебя Изя не усыновил? Ведь твоя бабушка эмигрантка, а дедушка иностранец, – добавил Андрей Сергеевич.

– Ага, и сделали меня евреем!

– Женьку наслушался? Тогда, между прочим, эти вечно обиженные и недовольные все первые должности в стране захватили, впрочем, как и сейчас. Это потом, когда при поддержки Сахарова физики-евреи закрытых специальностей стали добиваться выезда из СССР, их немножко поприжали. Что ж, ты думаешь, в других странах сотрудников, имеющих отношение к государственной тайне, выпускают за границу? Когда, например, американцы Силиконовую долину осваивали, они своих учёных даже из городка не выпускали. Ну, а сейчас тебе, вроде бы, тоже не на что жаловаться, в качестве еврея едешь в Америку. И потом, они погибли молодыми, думаю, со временем всё бы тебе рассказали, да вот, не успели…

– Извините, тётя Лана и дядя Андрей, вы, конечно, правы, просто на меня столько сегодня свалилось, и я понял, что ничего не знаю о своей семье. Без родителей и так очень тяжело и одиноко, каждый день они мне снятся, а тут – такое…, вот я и разнылся… А отчим мне действительно был хорошим отцом, пусть и не по крови, да только ещё родных таких поискать…

– Ладно, я понимаю, Гришенька, знай, что чтобы они не делали – всё ради тебя и твоего блага, сынок.

Гриша неохотно уходил, простояв в прихожей дольше приличного и желая всему семейству вместе и каждому в отдельности всяческих благ, пока сообразительная Светлана Алексеевна не сказала, обращаясь к Олегу и Жене:

– Проводите-ка немного Гришу, только не вздумайте его задерживать! Ведь он завтра тоже улетает, да и ты, дочка, небось ещё не собралась толком, я тебя знаю.

Гриша смутился, но от проводов категорически отказался, ещё раз чмокнул Женю в щёчку и уже было пошёл, как вспомнил про чёрный ход – так он быстрее попадёт домой. Женя заметила, что там темно, они с Олегом его проведут. Гриша гордо достал из кармана фонарик-указку и объявил, что темнота ему не страшна. Олег и Светлана Николаевна переглянулись и рассмеялись:

– Всё-таки, вы действительно с Женькой похожи до безобразия, вечно таскаете всевозможные ножички и фонарики, будто в тайге живёте. Ладно, идите, дети, мы гасим свет и ложимся спать, не дожидаясь вас. Только давайте побыстрее, а то, действительно, проспите завтра.

Женя обожала московские закоулки, знала все проходные дворы и бесконца находила какие-то хитрые пути, нисколько не смущаясь необходимостью перелезать через забор или просалиться в какой-нибудь лаз. Это хобби заставило её ещё в детстве освоить все «тайные» проходы в радиусе двух – трёх километров вокруг дома. Так, через цепь проходных дворов, она построила свой, самый короткий путь к дому Гриши, одобренный им, при этом время на дорогу сокращалось с 15 до 7 минут. Вот и на этот раз, по старой памяти, Гриша решил «вспомнить молодость», нисколько не смущаясь причудливости прохода и препятствиям на пути его следования.

Они спустились по чёрному ходу в маленький тихий и уже спящий дворик, в который можно было войти через арку, закрываемую когда-то на ночь резными воротами. Нужно сказать, в прошлом вход в большинство московских двориков украшали такие металлические кружева, что придавало городу какую-ту особенную, ни с чем несравнимую привлекательность. Но после революции большинство из них куда-то подевалось: видимо, в стране не хватало металла, как шутила Женина бабушка, однако, их дому повезло, так как он находился в глубине маленького переулочка, и входили они во двор не с улице, а из другого, тоже небольшого дворика. Уже выпала роса, пахло свежестью и зеленью, и, хоть это был, увы, не поленовский дворик, но всё-таки и не совсем современный: он утопал в зелени и был украшен многочисленными кустами с «золотыми шарами», вокруг которых полукругом стояли скамеечки – осколки старой уходящей Москвы, уничтоженных ныне демократическими мэрами.

Женя присела на подвесные качели, а ребята встали рядом и закурили. Расставаться не хотелось, и Олег предложил сбегать за бутылкой. Гриша подумал, что Олег, конечно, очень симпатичный парень, но всё-таки удивляет, как тот может не торопиться домой – ведь завтра он с женой надолго расстаётся, та же мысль пронеслась и в голове у Жени. Она с горечью подумала: «Если случайно в магазине встретит знакомого, тут же забудет и про меня, и про мой отъезд, и про ревность к Грише, и отправится в ближайшую подворотню распивать. За рюмкой он расскажет, какая у него необыкновенная жена, и как он её боготворит, а вернётся, когда я уже буду в самолёте».