Текст книги "Прошлое никогда не проходит"

15. Маленький каприз может привести к большим неприятностям

Они без приключений добрались до лагеря, и сразу приуныли, увидев, что их весёлое возбуждение вовсе не ко двору… Ребят встретил мрачный Николай и сообщил, что Фёдор горит и стонет от боли. Послушав их восторженный рассказ и осмотрев образцы, он заявил, что не может уехать, не посетив этот знаменитый разрез. Женя не отговаривала, понимая, как трудно делать работу по чужому материала. Она любила маршруты, кроме того, знала по опыту, что все ссоры и проблемы в отрядах возникают тогда, когда кончается работа: обитатели больших городов не умеют жить без суеты и устают друг от друга в таком маленьком коллективе. В этот раз остаться с Фёдором предстояло ей – ребята не смогут так помочь ему, как Женя. Зная непоследовательный и закомплексованный характер своего коллеги, её охватило недоброе предчувствие, но и запретить Коле или отпустить его одного она не могла. Вечером Женя отправила Николая с Денисом в «ночную» палатку, а сама осталась в «кухонной» с Фёдором.

Ночью у него ещё больше взлетела температура, он бредил и стонал так, что, в конце концов, не спал никто. Испуганные ребята собрались в кухонной палатке и стали ассистировать Жене. Они держали метавшегося в бессознательном состоянии Фёдора, пока полевой доктор снимала с его ноги бинт. Женя с ужасом увидела, что горящая рана затянулась и распухла, однако нагноения не прошло, и она решилась вскрыть её и очистить от гноя. Это было очень страшно, ведь ей не хватало элементарных антисептиков, но другого выхода не было. Когда «операция» заканчивалась, Фёдор неожиданно пришёл в себя, растерянно осмотрелся, не понимая, что происходит, а потом вдруг произнёс:

– Чую, пахнет спиртом… Неужто уже мои поминки?

– Размечтался! Не надейся, мы тебе спокойно умереть не дадим! Это твоя нога выпивает, и тоже без тебя, – устало сказала Женя и протянула ему димедрол и антибиотики, которые, к счастью, обнаружил в своём запаснике предусмотрительный Николай. Они ещё некоторое время посидели рядом с больным, а потом расползлись по своим спальникам. Утром рану на ноге Фёдора перестало дёргать, и он повеселел, а вместе с ним и остальные, но никто никуда не пошёл: сырость и бессонная ночь обострила у Коли боль в сломанных ребрах, и только через день ребята отправились в маршрут. У Фёдора опять возобновились сильные боли, и подскочила температура: видимо, не очень подошёл антибиотик, да выбора у них не было, как и хоть какой-либо вытягивающей гной мази, левомицитин закончился. Да и с бинтами проблема, приходилось их бесконца стирать Немножко выручал вкладыш, порванный на тряпки, но он был из грубого, плохо впитывающего материла, и использовался только поверх бинта.

Наступала ночь, а ребята всё не возвращались. Женя поднялась на ближайшую сопку, но, как не вглядывалась вдаль, никого не увидела, и сигнальная ракета не помогла ни им, ни ей. Всю ночь она не сомкнула глаз, волнуясь за пропавших ребят и понимая, что не имеет более никаких средств для спасения Фёдора от гангрены. Больше всего ей хотелось отправиться на поиски ребят, бездействие тяготило, но и больного страшно оставлять одного. Что же смогло случиться с ними, куда они подевались? Ведь Денис прекрасно знал дорогу. Под утро её подозвал Фёдор и тихо сказал:

– Женечка, с ребятами явно что-то случилось… Иди, поищи их, не мучайся со мной. Только до этого – умоляю! Миленькая, родненькая моя, ради Бога, отруби мне ногу, не могу больше терпеть! Ты сильная, я знаю, у тебя всё получится.

– С ума сошёл? Не выдумывай, я сейчас почищу рану как следует, засыплю её стрептоцидом, и станет легче, потом покормлю тебя, налью немножко водки как болеутоляющее и дам снотворного. Ты поспишь, Феденька, а я схожу за ребятами. Не бойся, я буду очень осторожной, а ребята живы, я чувствую. Да и что такого могло произойти!? Видимо, Николай что-то отколол, потащил Дениса ещё куда-нибудь, ты его знаешь, он может. Решил покомандовать вдоволь.

Женя промыла и осторожно почистила рану, почти физически ощущая боль близкого человека, сделала болеутоляющий укол, помогла опорожниться, а потом накормила и напоила его. Федя поцеловал ей руку и тихо сказал:

– Спасибо тебе за всё, Женечка, никогда я таких, как ты, не встречал, ей Богу. Не хотел я тебя подвести, да уж так вышло, прости, родная, и прощай, на всякий случай. Ты иди, не думай, мне стало легче, и я буду терпеть и бороться, только…

– Никаких «только»! Ты должен жить, смотри, не подведи меня, а то я со скандалом вытащу тебя с того света! Рану не должно так дёргать, по крайней мере, пока, а там видно будет, есть у меня одна идея. Не бросай меня, голубчик, многое зависит и от тебя, поверь. Держи иконку Николая Угодника, молись за себя и за ребят, он всегда выручает, вот увидишь. Я скоро приду, не скучай. С тобой остаётся Бренди.

– Нет-нет, возьми его с собой! Если бы он пошёл с ребятами, мы бы их не искали. Не волнуйся, медведь совсем ушёл отсюда, раз его не было столько времени. Будь осторожна, пожалуйста, обещаешь? Бренди, ну, что ты встал в сомнении? Иди за Женей!

Бренди положил лапу на живот Фёдора, словно прощаясь, и выскочил из палатки за Женей. Беспокойно оглядываясь на лагерь, они побежали к разрезу, по возможности сокращая дорогу, Женя внимательно осматривала окрестности, а пёс нервно обнюхивал всё, что находил необычным. В этот мрачный день видимость была нулевая: туман плотно окутал сопки; периодически накрапывал мелкий дождь, и их с Бренди одолевали комары. Дойдя до обнажения, Женя внимательно осмотрела его сверху. Никого! Всё разительно изменилось, будто она попала в другой мир: река и небо окрасились в тёмно-серые тона, как и Женина душа, сырость и резкие порывы ветра пронизывали тело насквозь. Она прошла вдоль берега мимо остатков костра, у которого так уютно сидели они с Денисом и лопали хариуса, щурясь от солнца. По опустошённой банке тушёнки было видно, что и ребята перекусывали на этом же месте, значит, они благополучно спустились вниз. Что же произошло потом!? В самом начале пляжа, в стороне от «дороги» к разрезу, она заметила пёстрый мешочек для образцов, выпавший из бокового кармашка рюкзака. Странно, ведь ребята не должны были там проходить… Неужели домой они пошли вдоль берега, через заросшее гнилое болото с тучами комаров? Но зачем, ведь поверху гораздо короче и приятнее! Эх, недаром они с Денисом предчувствовали что-то нехорошее… Вот как раз здесь он её обнял и шепнул об этом… Она подняла мешочек, в нём оказался маленький перочинный ножик Николая. В маршрутной книжке пишут карандашом, чтобы текст не пропал, видно. Коля точил его здесь, и забыл или выронил.

Женя направилась было вдоль берега, но тут же стала увязать в болоте, от комаров потемнело в глазах, Бренди жалобно заскулил и потащил её назад, с трудом вытаскивая из тины лапы. Тогда она попыталась шагать по реке, благо была в болотных сапогах. Но и это оказалось нереально: скользкие камни, холодная вода и кровососущие насекомые не давали продвинуться ни на шаг, да и у собаки соскальзывали и разъезжались лапы. Если идти таким темпом, хоть по воде, хоть по болоту, – и к утру не доползёшь до лагеря. Неужели ребята погибли в этой всепоглощающей болотной трясине!?

Прошло уже очень много времени, нужно идти домой, только отсюда к их «тропке» прямиком не подойдёшь – болото вокруг. Пришлось вернуться почти к разрезу, чтобы выбраться на вершину сопки, и только затем шагать навстречу усилившемуся дождю и порывистому ветру домой. Сердце болело и за Фёдора, которого пришлось оставить одного в таком состояние, и она произнесла вслух: «Федя, Феденька, миленький, держись, я сейчас приду!» – Приду? А чем я, собственно, смогу ему помочь!? Перед её глазами возникла глубокая гноящаяся рана… Что я скажу Феде о ребятах? Неужели их больше нет на этом свете!? Нет, нет, только не это, пожалуйста! Господи, сжалься над нами!»

Дождь уже не прекращался ни на минуту, злой холодный ветер бил в лицо, буквально сбивая с ног, мрачная погода лишала последних надежд на возвращение ребят. Женя старалась держаться поближе к берегу, шагая по самой кромке обрыва: вдруг она всё-таки увидит их…. ну, или хотя бы их тела. Они с Бренди напряжённо прислушивались к каждому шороху… Увы, вокруг – никого… Боль, отчаяние и ужас переполняли девушку, Бренди путался под ногами, словно боясь и её потерять. Женя буквально летела в лагерь, в глубине души всё-таки не веря в гибель ребят, и беспомощно повторяя: «Родненькие мои, только вернитесь!», – но недобрые предчувствия не покидали её. Выжить без вещей здесь невозможно, это не тайга, а вечная мерзлота. «Денисочка, мальчик мой, как же так? Коля, сколько полей мы провели вместе, сколько лет просидели в одной комнате! Где же вы, мои мальчики!?» – с болью думала она. Женя знала недостатки Николая, но ведь никто не идеален, она привыкла к нему и привязалась за месяцы полевой жизни и годы дружбы. Вспомнилось, как осторожный эгоистичный Николай бросился на медведя – многие ли, даже из опытных охотников, способны на такое!? И слёзы комком подкатили к горлу… Что делать, возможно ли смириться с тем, что их больше нет!? Только вчера они на этом самом месте помахали ей рукой, уходя утром в маршрут! Искать в болоте бесполезно, там следов не остаётся…Думать, нужно думать! Не могли они оба утонуть, не могли, и всё! Такие сильные, молодые, красивые… Вон за той сопкой вроде бы лагерь, так хочется обсохнуть и хоть на минуту согреться, зуб на зуб не попадает… Нет ещё, ошиблась, как бы самой не заблудиться! Какого же было ребятам, если даже они спаслись, но не смогли вернуться домой? Может, они уже там? Ах, если бы, полжизни отдала бы сейчас она за это!

Опустошённая и продрогшая до костей, Женя наконец-то увидела лагерь. Никого! Может, они в палатке, с Федей? Нет, ребята вышли бы ей навстречу, да и молотки не лежат в воде, куда их обычно кладут после маршрута… Ну, какие уж тут молотки, до них ли им, если они более суток бродили!? Но разум упорно твердил: «Не обольщайся, нет их там!

Как посмотрит она в глаза Фёдору!? Ему и так не сладко… Бренди первым влетел в палатку и тут же выскочил, беспокойно скуля. Боже, неужели он умирает? Дрожа от холода и страшного предчувствия, девушка откинула полы палатки и растерянно остановилась – Фёдора там не было. Сердце бешено заколотилось, и она уже в который раз за сегодня повторила лихорадочно: «Бренди, ищи!». Пёс подбежал к реке и, подняв голову, горестно заскулил, не подходя вплотную к берегу. Лодки стояли на месте.

– Бренди, ты что, обалдел!? Не мог же он так уплыть!

Женя тихонько подтолкнула пса к лодке, но поднятая лапа застыла в воздухе, шерсть на его спине стала дыбом, и он испуганно попятился назад, не давая и ей приблизится. Женя сердито прикрикнула на него, но Бренди зло зарычал, упорно не подпуская её именно к одной из лодок, хоть она и была совершенно пустой.

16. Один негритенок пошёл купаться в море

 
В неверный час тебя я встретил,
И избежать тебя не мог —
Нас рок одним клеймом отметил,
Одной погибели обрёк.
 

М. Волошин

Женя металась вокруг палатки и вдоль реки, надрывно звала Фёдора, да только всё бесполезно – как будто его никогда и не было здесь. Она обошла весь лагерь в радиусе 300 м, уйти дальше он и не мог – да туалета-то один не доползал – даже переплавилась на другой берег и осмотрела там всё, что возможно. Нигде никого! Измученная, насквозь мокрая, не замечая, что её колотит от сырости, холода и беспомощного отчаяния, она плюхнулась на спальник и из её глаз потоком полились слёзы, но она не замечала этого:

– Федя, Феденька! Где же ты, родненький мой, жив ли? Только позавчера мы так уютно сидели все вместе, а теперь – никого.

В памяти всплыло, как незадолго до отъезда Коля, не склонный к мистике, рассказал ей о своём нехорошем предчувствие, и она уткнулась лицом в ладони, всхлипывая, словно маленький ребёнок, и коря себя за то, что отпустила их. Вновь вспомнились и недавние слова Дениса, и их взаимное ощущение надвигающегося несчастья. Недолго же длилась её любовь, которую они упорно гнали из своего сердца, а та вдруг вспыхнула яркой звёздочкой, чтобы навсегда разлучить их… Бренди жалобно подвывал ей в тон, ласкался и трогал девушку лапой, пытаясь облизывать её мокрое лицо. Женя обняла его лохматую голову и произнесла, всхлипывая:

– Ты один у меня остался, всех я погубила! Нет, видно недаром столько лет никто сюда не ездил! А всё моя неуправляемая тяга к поездкам! Не хочу больше жить, останусь здесь вместе с ними! А Гриша думал, Виктора надо опасаться… Своих желаний нужно бояться, сам себе человек худший враг! Мало ли мест на Земле? Зачем я только попёрлась на этот чёртов Фомич? Кому сейчас это нужно? Кого интересует фундаментальная наука? Кто вспомнит о нас и наших лишениях? Чтобы мы ни сделали, чтобы ни открыли, всё ельцинская банда разворует! Правда, грант на поле дали именно сюда, как не крути… и всё-таки, за что они погибли? За Родину, которую разрезали на куски и все её богатства, найденные с колоссальными человеческими жертвами, распродали по дешёвке, набив деньгами собственные карманы? Нас воспитали на фильмах «Неотправленное письмо» и «Девять дней одного года», мы не привыкли себя жалеть… А потом практически лишили людей, отдавших всю жизнь ради будущего Родины, пенсии. Геолог Попугаева собирала бутылки по помойкам, чтобы выжить. Вспомнили ли о ней те, кто «приватизировал» открытые ей в Якутии алмазы!?

Она съёжилась от холода и замерла в изнеможении. Ничего более не хотелось, мысли сгинули, тело и душа превратились в гноящуюся пульсирующую рану. И тут перед ней возникла Алёнка, которая словно обняла её своими маленькими ручонками и погладила по голове. Женя села, перевела опустошённый взгляд на печку, и тут же заметила там маленький листочек бумажки, вырванный из маршрутного дневника Фёдора (по такой книжечке она выдала каждому члену отряда), и свою иконку с Николаем Угодником. Она лихорадочно схватила записку и прочитала: «Они живы, их спасла Фрези Грант. Жень, приходи скорее, пожалуйста. Моя нога пройдёт скоро, я знаю». Как это понять!? Значит, Фёдор не собирался никуда уходить? Не мог же он это в бреду написать! Ей самой не верилось, что ребята погибли. Но где же они тогда, почему бросили её одну? Нет, нет, они не могли уйти по своей воле! А может, их кто-то спас, но не отпускает? Бред какой-то, ведь в радиусе сотен километров никого… Видно, внезапную смерть близких, с которыми ты только что виделся, невозможно понять и принять. Ей вдруг вспомнился дедушка на Чистых прудах и его странные слова: «Главное не потеряй!», – только теперь она поняла, что такое главное, а рюкзак с документами и деньгами ей показались такой никчёмной малостью… Неужели он знал, даже предупреждал её? Да только хотим ли мы услышать предостережения? И она горестно и виновато застыла, вспоминая многочисленные «подсказки» сверху, которые не сумела или не захотела услышать…

– Ладно, поревела вдоволь, и хватит. Пора за дело приниматься. Спасибо тебе, Николушка, и за эту слабую надежду, и за то, что со мной остался, – сказала вслух Женя, перекрестилась, поцеловала иконку и приложилась к ней лбом. Потрепав завилявшего хвостом Бренди, моляще глядящего на неё, добавила:

– Мы с тобой их мёртвыми не видели, значит, есть надежда! Да уж, надежда… Как шутил Коля, Надежда умерла последней, это как раз обо мне, и моя участь стремительно приближается… Так что не стоит самой торопить её! Остановимся на этой оптимистичной ноте…

Женя вздохнула, и вспомнила, что с утра ничего не ела и только сейчас почувствовала на себе насквозь промокшую тяжёлую одежду и отсыревшие носки, её давно трясло от холода, только она этого не замечала. Подбросив дровишек в еле дышащую тлеющими угольками печь, Женя сняла тяжёлые сапоги, переоделась в сухое и выпила разведённый спирт, чтобы хоть немного приостановить дрожь. Как только вода закипела, она залила ей кубик – выпаренный рыбный бульон – в те дикие времена еду ещё делали не из отходов нефтепродуктов, всё было натуральное и вкусное, в том числе концентраты.

Немного согревшись, она, не отрывая глаз от Николая Угодника, помолилась за своих коллег, надеясь на чудо и не желая более предаваться никакой неоспоримой логики, доказывающий, что их нет на этом свете… Хоть и был давно на Святой Руси атеизм, люди по-прежнему – и Женя не исключение – прибегали в трудную минуту к Божьей помощи.

На ночь Женя ушла в «спальную» палатку и провалилась в небытие, без мыслей и сновидений: сказывалось моральное и физическое напряжение этих дней, да она уже и забыла, когда спала в последнее время. Бренди плюхнулся рядом, согревая её. Очнулась она только поздно утром, почувствовав на лице тёплое дыхание. Девушка бессознательно улыбнулась, открыла глаза и увидела перед собой мохнатую морду пса. Она машинально погладила его, и сразу всё вспомнила. Голова болела, всё тело ломило, её по-прежнему лихорадило. Женя взглянула на спальник, в котором совсем недавно лежала на плече Дениса, вспомнила его глаза, и слёзы опять подступили к горлу. С трудом пересилив себя, она встала, закипятила немного воды на печке, развела в чашке какао, и, согревшись немного, собрала лагерь и накормила Бренди. Женя решила оставить для ребят кухонную палатку, лодку и печь – мало ли что, вдруг они всё-таки вернутся. «Дурацкая», как она сама себе говорила, надежда всё ещё не покидала её. Женя взяла себе и Бренди немного тушёнки и круп на оставшуюся дорогу, остальную еду, сигнальные ракеты, котелок, нож и другую утварь первой необходимости она аккуратно сложила во вьючник. Ну, вроде бы ничего не забыла… Ой, нужно же им ещё спички и соль оставить! Что ещё!? Пожалуй, свечи – дни-то потихоньку сокращаются. Вот так, теперь, действительно, всё…

За снаряжение, оставленное здесь, ей придется расплачиваться по полной стоимости, ведь в Академии наук не существует амортизации, как не странно. (Видимо, у учёных самовосстанавливающиеся снаряжение и волшебные сапоги). С теперешней зарплатой это просто нереально, административные крысы в институте загрызут за шмотки любого начальника отряда, тем более, её. Кроме снабженцев и кладовщиков, с которыми ещё как-то можно договориться, наедет и малообразованная беспощадная бухгалтерия, получающая ныне в десятки раз больше учёных. Все они не представляют и не желают представлять те условия, в которых работают геологи. «Семь бед – один ответ!» – решила Женя. Ведь это какой-никакой шанс выжить ребятам в тундре, если вдруг доберутся до лагеря. Женя старательно укутала в целлофановые пакеты их спальники, сдула надувные матрасы и лодку, упаковала их в чехол, завязала старую солдатскую палатку на многочисленные верёвочки и тоже прикрыла её целлофаном. И пока она заботливо складывала скарб, рассуждая вслух, ребята вроде бы вновь были рядом. Закончив, тяжко вздохнула… и опять осталась одна. Теперь Женя особенно отчётливо осознала, насколько они ей дороги и как незаменим каждый из них. Да и что может быть важнее человеческой жизни!? Искать их далее самой бессмысленно, сейчас последняя возможность на вертолёт. Только бы он прилетел вовремя! Можно будет попросить лётчиков покружить над местом маршрута ребят, да и Фёдор не мог уйти далеко. Странная история с ним также оставляла ей какую-то отчаянную надежду: иначе – зачем эта записка? Почему так странно вёл себя Бренди и выл на реку, словно именно по ней Фёдор ушёл от них?

Женя собралась было приступить к погрузке лодки, но замерла от удивления: от неё осталась одна верёвочная петля на большом камне. Казалось, какой-то великан пошалил: кто бы ещё смог оборвать канат, рваные концы которого были словно откушены огромным динозавром? Не медведь же, а больше здесь никого и нет, если только Пасюк в кустах не прячется… Может, ночью, когда она погрузилась в беспамятный тяжёлый сон, кто-то приходил сюда? Впрочем, Бренди услышал бы. Да ведь сегодня утром, сдувая лодку для ребят, видела её! Или она сходит с ума? А ведь именно к этой лодке вчера Бренди не подпускал её. Женя вдруг отчётливо почувствовала, что кто-то наблюдает за ней, она напряжённо замерла в ужасе на мгновение, а потом гневно закричала, оглядывая окрестности:

– Ну-ка, выходи, трусливая гадина! – эхо гулко отозвалось по всей реке. Бренди громко заскулил куда-то вдаль, вторя ей. Это почему-то успокоило их обоих.

– Придётся забрать лодку у ребят…Чёрт! Как же они!? Но делать нечего, сразу полетим за ними, лишь бы вернулись в лагерь. Чтобы не произошло, я их найду! Вот что, нужно написать им!

И она, горестно вздохнув, неохотно расшнуровала палатку, достала упакованную лодку, и вновь надула её лягушкой. Наконец-то всё было собрано, упаковано и укреплено верёвками. Женя написала ребятам записку и прикрепила её к палатке, присела на дорожку, в который раз с надеждой всматриваясь в даль, и отчалила, уже не оглядываясь более. Усадив на носу своего единственного на много километров товарища, она беспокойно наблюдала за ним: вроде бы, он и к лодке давно привык, но в этот раз крайне неохотно, и только после Жени влез в неё, а теперь жалобно и нудно скулил. Что с ним, может, предчувствует несчастья? И тут Женя заметила, что она и сама напивает странную песенку-считалочку про десять негритят; мрачно рассмеявшись, она обратилась к Бренди:

– Ты у меня теперь вперед смотрящий, дружок. Будем жить! Ведь в этой считалочке последний негритёнок «там на берегу нашёл себе жену», может, и нам с тобой свезёт, встретим какого-нибудь принца с милой лайкой-девочкой, и появятся у нас с тобой много маленьких человечков и крошечных щенят, а, ты не против? – пёс с надеждой завилял хвостом, прислушиваясь к странно звучащему голосу хозяйки, и, грустно опустив голову, вздохнул совсем по-человечески. Нет, не поверил он ей…

– Нам нельзя сгинуть, нас ждут, и образцы нужно привезти. Кто знает, может, это последнее поле, и чем я без материала буду заниматься, когда выйду из тюрьмы? Олегу уж точно жена-зэчка не нужна! Мой дипломат не захочет мотаться с передачами по тюрьмам… Вот только если Гриня из Америки что-нибудь пришлёт, впрочем, до тюрьмы ещё нужно добраться, а то размечталась… Будем наслаждаться свежим воздухом свободы, прямо скажем, даже черезчур свежим, до костей пробирает, ведь не у всех же такая шубейка, как у тебя, мой единственный и последний товарищ! Представляешь, как мы с тобой будем тосковать по скупой и неотразимой северной природе!? Впрочем, тебя со мной в тюрьму не пустят… Может, лучше здесь останемся, а, Бренди? Только не думай, что я сбрендила, извини за каламбур. Нельзя, Алёнушку жалко…

Развлекая себя и лайку подобной лихорадочной болтовнёй, она ловко перегоняла лодку вниз по реке, стараясь больше ничего не анализировать, не перемалывать по новой все свои домыслы, и отключить страх и мысли о том, что её ждало в институте. Смешно сказать, человек на волоске от гибели, а больше всего боится… родной администрации, ворующей без страха и совести, но всячески щемящей тех, для кого, казалось бы, всё это и куплено… Полная победа либералов!

Полдня ей удавалось сплавляться без приключений, но чем ниже по реке, тем труднее становилось. Усиливающийся в долине ледяной встречный ветер и брызги, стекавшие в рукав с холодного металлического весла, студили руки, а лодка стояла, словно вкопанная, как Женя ни старалась сдвинуть её с места. Вокруг – топкие болотистые берега, где и хворостинки не найдёшь, да только за час усиленной гребли она не сдвинулась ни на йоту… Пришлось пришвартоваться и тащить лодку по воде, прикрепив к ней кое-как байдарочное весло, а рулевое нести в руках. Сжав губы и повторяя неустанно «Отче наш», Женя волочила против ветра нагруженную лодку, бесконца поправляя длинное байдарочное весло, норовившее развернуться поперёк, что делало лодку неподвижной, а то и стукнуть хозяйку в ногу. Раскрутить его на два висла не получалось – оно словно срослось. К ночи, как часто бывает в этих местах, ветер стих, но стало значительно холоднее, хотя белесое солнце пока лишь чуть-чуть пряталось за горизонтом, опуская на землю призрачные сумерки…

В тихой болотной заводи, слева от берега, Женя с удивлением обнаружила пропавшую утром лодку, на дне которой валялись длинная тряпка, измазанная в сукровице с кровью – это был их самодельный дополнительный бинт из вкладыша спальника – и трубку Фёдора. Она подняла её, с горьким упрёком посмотрела на украшавшую трубку летящую женскую фигурку, будто та и была во всём виновата, и засунула в карман штормовки. Женя давно уже не пыталась ничего понять или придумать объяснения происходящему, а только молилась за своих товарищей. Ветер потихоньку стих, птицы и даже комары замолкли. Сумрачную тишину прорвал глухой, тоскливый, щемящей сердце стон, жалобно прокатившейся по притихшей реке. Что это!? У Жени всё похолодело внутри, а на Бренди шерсть поднялась дыбом и он задрожал… Боже, да это пёс и издаёт столь странный, наполняющий ужасом звук, не открывая пасти, как чревовещатель, и словно призывая её бежать отсюда. Да только куда!?

Она вытащила найденную лодку на берег и за кусок оборванной верёвки привязала к камню. Может, кому пригодиться? Волочить за собой её не представлялось возможным. Пройдясь вдоль берега, Женя осмотрела всё вокруг и с надеждой звала Федю, но всё бесполезно – вокруг болото и глухая тишь. И она вновь продолжила сплав, делая всё машинально, не сосредотачиваясь на одолевавших её мрачных мыслях. Физическая усталость, холод и бесконечные препятствия помогали ей в этом; только ночью она смогла найти более-менее подходящее для стоянки место. Вытащив лодку на берег и разгрузив её, Женя поставила палатку, надула матрас, съела пару галет с ложкой тушёнки и кружкой речной воды, благо её здесь можно не кипятить, остальное мясо из банки отдала Бренди. Измученная девушка не имела сил для приготовления чая, хоть и очень хотелось горяченького – вниз по течению с дровами становилось всё хуже, да и физическая усталость, усугублённая горестными переживаниями, давали себя знать. Она забралась в спальник, свернулась клубочком, и ей показалось так хорошо и уютно без этого вечно дующего ледяного ветра, что Женя тут же погрузилась в тяжёлый беспросветный сон. Пёс, расправившись с консервами, отодвинул вылизанную языком банку в угол палатки и распластался рядом с хозяйкой, уткнувшись носом ей в бок. Последнее время Бренди не отходил от неё ни на шаг, облизывал ей руки или подсовывал под неё свой нос: мол, приласкай меня. Иногда он, как и его хозяйка, с тоскливым ожиданием вглядывался вдаль, словно высматривая бесследно пропавших ребят, а затем опускал морду вниз и задумывался.

Женя проспала недолго и уже в пятом часу подскочила, сильно замёрзнув – ведь под ней вечная мерзлота, и даже пёс и надувной матрац не спасают: заполярная осень вступала в свои права. Трясясь от холода, она вылезла из спальника и запрыгала на месте, стараясь хоть чуть-чуть согреться. Среди хилой растительности, Женя с трудом набрала немного хвороста, вскипятила воды, заварила геркулес и крепкий кофе, затем загрузила лодку и опять отправилась в путь. Она решила не терять времени, пока не «проснулся» ветер, тем более, что холод всё равно не давал понежиться в спальнике. Надеясь увидеть ребят с высоты летящего вертолёта, Женя всё гребла и гребла, скользя мимо мрачных болотистых берегов навстречу порывистому ледяному ветру. Напевая навязавшуюся ещё накануне считалочка про двенадцать негритят, она сама себя перебила с болезненной улыбкой: «А что, это своего рода медитация. По крайней мере, мозги и чувства отключены, а это сейчас главное, чтобы не сойти с ума».

Неожиданно ветер утих, течение словно застыло в широком заросшем травой плёсе, птицы и звери замолкли, всё вокруг погрузилось в звенящую тишину, разрываемую лишь нудно гудящими и совершенно озверевшими комарами, с остервенением атаковавшими их и забивавшимися в волосы, рот, глаза. Бренди сердито прикрывал нос лапой, тихо и жалобно поскуливая. Женя достала антикомариную брызгалку и облила себя и пса, но это не произвело на кровососов должного впечатления. Пока путешественники очень медленно скользили на лодке по широкой и неожиданно глубокой в этом месте реке, Женя развернула топооснову. Что за странное затишье, словно перед большим завалом!? Нет, здесь явно не тот случай: вокруг ни деревца, ни кустика, лишь кочки да болото… Такой плёс бывает и перед сильным сужением реки в результате прижима скал, за которым следует стремительный поток, да только впереди не видно ни единого холмика! Женю охватило безотчётное тревожное волнение, Бренди тоже как-то напрягся всем телом, и устремил на неё вопрошающий взгляд. Она хотела было причалить к берегу и осмотреться, но лодка, как назло, застряла в густой болотной растительности, да и пёс мешался, скуля и норовя перебраться к ней поближе, что не сулило для них ничего хорошего. Женя привстала и глянула вдаль: реки не видно, словно та куда-то сбежала. Что за наваждение!? Неожиданно, без её участия, лодку вырвало из трясины, закружило в водовороте и понесло со страшной скоростью так, что они едва удержались в ней. Впереди показался очень узкий проход среди двух громадных кусков диабаза, куда Женя и направила лодку. Ей одной, да ещё с собакой, будет трудно высвобождаться из каменных объятий, а лезть в ледяную воду так неохота, да и опасно: можно не удержать лодку, и тогда всё, конец. К тому же, неизвестно, какая здесь глубина…

Однако проскользнуть между глыбами не удалось – лодка упёрлась брюхом в камень и встала намертво, течение волокло её вперёд, а камни не пускали, при этом резина жалобно скрипела. Женя попыталась оттолкнуться рулевым веслом, но оно выскользнуло из её мокрых застывших рук, она осторожно нагнулась за ним, а пёс невольно придвинулся к ней и наклонил морду в ту же сторону, этого хватило, чтобы центр тяжести переместился. Лодка неожиданно дёрнулась и вновь двинулась вперед – а ведь стояла, как вкопанная! От резкого толчка Бренди выкинуло на выступавший из воды диабаз, его лапы расползались в разные стороны и он жалобно заскулил, чувствуя, что не удержится. Женя попыталась притормозить рвущуюся вперёд лодку, привстала и упёрлась руками в глыбы, между которыми застряла лодка, но та буквально вылетела из-под неё и остановилась в двух шагах, на другом конце одной из глыб диабаза.

Она оказалась по пояс в ледяной воде, но разве сейчас до этого!? Если лодку со снаряжением унесёт – всё, им конец! Крикнув жалобно скулившему Бренди: «Держись, я сейчас!», Женя стала осторожно подошла к лодке, ухватила её за верёвку, и попыталась подтащить поближе к Бренди, а уж затем влезть самой, но поскользнулась. Не удержавшись на ногах, она с бешеной скоростью пронеслась мимо лодки, веревка больно резанула ладошку, и пальцы невольно разжались, Женя вместе с потоком воды, стремительно полетела вниз. «Что это? Куда я лечу? Водопад!? Откуда вдруг!? Недолго резвился последний негритёнок…», – её сумбурные мысли прервались погружением с головой в воду. Она вынырнула, поражённо оглядываясь на мощный водопад, которого, по всем законом природы, здесь просто не могло быть. Неподъёмно тяжёлые, намокшие одежда и сапоги упорно тянули ко дну, из горевшей ладони лилась кровь..