Текст книги "Уроки Литературы"

Глава 29
Окулова

– Мы должны поговорить, – говорю я, прежде чем Максим закрывает за мной автомобильную дверцу. – Ты увозишь меня на глазах у всей школы. Не в первый раз, – добавляю я, когда он садится за руль.

– Тебя это беспокоит? – как-то равнодушно интересуется учитель.

– Судя по всему, гораздо больше, чем тебя.

Мой голос звучит тихо и совсем по-детски, словно я – пятилетний ребенок, которому мама не купила шоколадку в магазине у дома. Максим выезжает с территории школы, а потом бросает на меня обеспокоенный взгляд.

– Никто не обратил на это внимание, – уверенно произносит мужчина и переплетает наши пальцы. – Но, если ты хочешь, я могу забирать тебя где-нибудь подальше.

– Хочу, – улыбаюсь я. – Но я хотела поговорить еще и о другом.

Светофор на перекрестке издевательски моргает, и Максим вынужден притормозить. Несмотря на то, что до вечера еще далеко, Новосибирск начинает обрастать пробками – в последнее время подобное случается все чаще и чаще.

– Конечно, – после продолжительного молчания произносит учитель. – Моя жена. Что ты хочешь знать о ней?

Максим говорит это абсолютно равнодушным тоном, впрочем, как и всегда, когда дело касается его супруги.

– Она красивая? – выпаливаю я первое, что приходит в голову.

Максим, явно не ожидавший такого вопроса, хмурится и разъединяет наши руки.

– Да, – отвечает он, не глядя на меня. – Она красивая.

Это не становится для меня новостью, но подтверждение этого очевидного факта из уст Максима словно бьет меня наотмашь. Отворачиваюсь к окну, за которым вижу проезжающие мимо автомобили.

– Маша, – слышу я, когда закрываю глаза. – Посмотри на меня.

Когда наши глаза встречаются, я вижу во взгляде Максима тревогу.

– Она… – Второй вопрос еще глупее первого, но я чувствую, что должна задать его. – Я похожа на нее?

Максим со свистом выдыхает, как-то дергано выкручивает руль и съезжает по дороге вниз к новому микрорайону. Кирпичные десятиэтажные дома, огороженные черным забором, разбавлены белыми домами этажностью побольше. Учитель паркуется на свободном месте, прямо у самых ворот, выходит из машины и открывает передо мной дверь.

Взяв наши пробники с заднего сидения, Максим ставит автомобиль на сигнализацию и, отперев ворота ключом, пропускает меня вперед. Мой вопрос так и не получает ответа, и я думаю об этом, пока мы идем к дому.

В подъезде очень чисто и светло, как и в лифте, который поднимает нас на девятый этаж. Максим живет в двести сорок второй квартире, тяжелую серую дверь в которую он отпирает длинным металлическим ключом.

Три оборота, и я оказываюсь в длинном, но достаточно узком коридоре, отделанном в серо-черных тонах. Слышу, как позади меня Максим бросает ключи на тумбочку у двери, туда же, судя по звуку, он кладет и наши пробники по русскому.

Быстро снимаю обувь, расстегиваю куртку и разворачиваюсь, тут же оказываясь лицом к лицу с учителем. Его руки мгновенно ложатся мне на плечи, а затем освобождают меня от верхней одежды. Я не шевелюсь, чувствуя себя донельзя нелепо, и понимаю, что ответ на интересующий меня вопрос, скорее всего, окажется положительным.

Максим приподнимает мое лицо за подбородок, а потом накрывает мои губы своими. И этот поцелуй тут же сжигает меня дотла. Руки учителя хаотично скользят по моей спине, забираются под водолазку, будто бы опаляя обнаженную кожу огнем. Оттягиваю его нижнюю губу, одновременно с этим пытаясь снять его пиджак, который никак мне не поддается.

Максим отстраняется и бесконечно долго смотрит на меня потемневшими глазами. Водолазка на мне сбилась, волосы, не убранные в хвост, наверняка торчат в разные стороны, а губы опухли от поцелуя. Поправляю одежду под все еще пристальным взглядом мужчины и перекидываю волосы на левое плечо, надеясь, что теперь выгляжу не такой лохматой.

Губы Максима приоткрываются, словно он хочет что-то сказать, но я так и не слышу ни единого слова. Вместо этого мужчина снимает с себя пиджак, перебрасывает его через руку и кивает в сторону двери за моей спиной.

Это – гостиная, и в ней достаточно темно – цвет стен и плотно задернутые шторы делают свое дело. Я вижу высокий стеллаж, забитый книгами; провожу пальцами по корешкам, глазами цепляясь за обрывки названий. Большинство произведений я читала, а о некоторых даже никогда не слышала. Улыбка появляется на моем лице, когда между «Доктором Живаго» Пастернака и сборником стихов Осипа Мандельштама я вижу шестую часть «Гарри Поттера» и «Историю с кладбищем» Нила Геймана.

– Это одна из моих любимых книг, – признаюсь я. – Как и «Гарри Поттер».

Я отхожу от стеллажа и сажусь на краешек дивана. Максим подходит ко мне, бросает свой пиджак куда-то в сторону и опускается на пол. Сейчас наши лица находятся на одном уровне, и я снова хочу почувствовать вкус его поцелуя на моих губах.

– У моей жены серые глаза, – неожиданно произносит Максим, касаясь моей щеки. – Она блондинка и носит каре. Ее рост – на пару сантиметров ниже моего, в то время как тебе приходится вставать на носочки, чтобы поцеловать меня. Она ненавидит чай с бергамотом и называет меня Максом. По-моему, это звучит ужасно. – Он берет мое лицо в свои руки и без тени улыбки произносит: – Ты совсем на нее не похожа.

Что-то во мне словно возвращается к жизни, когда я слышу это. Две верхние пуговицы на рубашке Максима расстегнуты, и я берусь за третью. Через минуту стягиваю белоснежную ткань и касаюсь его плеча горячими губами.

Он рвано выдыхает, а когда кончиком языка я начинаю вырисовывать узоры на теплой коже, слышу отчетливый гортанный стон. Максим встает и тянет меня за собой. Совершенно не соображая, что делаю, я снимаю свою водолазку и бросаю ее к рубашке учителя. А потом прижимаюсь к нему, даже не покраснев от смущения.

Я чувствую, что все это – правильно и поэтому не отстраняюсь, как и Максим. Слышу глухое биение его сердца – учащенное, как и мое, и улыбаюсь, пряча лицо на груди учителя. Его руки исследуют мою спину, бродя по ней вверх-вниз, покрывая кожу мириадами мурашек. Когда ловкие пальцы добираются до застежки бюстгальтера, я почему-то напрягаюсь, что не остается незамеченным для мужчины.

– Этого не будет, – совершенно спокойно произносит Максим, опуская руку на мою талию.

– Никогда? – спрашиваю я, поднимая взгляд.

Он почему-то усмехается и, наклонившись, поднимает белоснежную рубашку. А потом одевает ее на меня, медленно застегивая пуговицы, начав с самой нижней.

– Я уже говорил тебе, – произносит Максим, помогая мне закатать слишком длинные для меня рукава. – Тебе не о чем беспокоиться. – Он поправляет рубашку. – Видишь, моя рубашка на тебе, даже не пришлось затаскивать тебя в спальню.

Я улыбаюсь и обвиваю его шею руками.

– Если ты меня поцелуешь, – шепчет учитель, – проверка пробников затянется до ночи.

– Очень соблазнительно, – отвечаю я, но все же отстраняюсь. – Так, проверять будем здесь?

Он кивает и, подняв мою водолазку, аккуратно складывает ее.

– Мне нужно переодеться, – говорит Максим. – И я налью нам чай.

– С бергамотом?

Без рубашки, со слегка взлохмаченными мною волосами, Максим улыбается мне, и я вижу маленькие морщинки в уголках его карих глаз. На мне – его рубашка, и поэтому я словно спрятана в коконе его запаха от всего остального мира. И я счастлива. И даже тот факт, болтающийся на границе сознания, о том, что ничего вразумительного о жене учителя я так и не узнала, больше меня не беспокоит.

Максим нежно целует меня в щеку и, прежде чем выйти из комнаты, отвечает:

– Другого у меня нет.

Глава 30
Рита

– Другого у меня нет.

Рита поставила перед Игорем Сергеевичем чашку зеленого чая, над которым витало маленькое облачко пара. Руки девушки тряслись, и несколько капель упало на белую скатерть, расплываясь по ней едва различимым зеленоватым пятном. Тяжело вздохнув, Рита села справа от учителя и тут же услышала тихое «Спасибо».

– Почему вы здесь? – спросила девушка, сцепив руки в замок.

– Рита, я не должен был говорить тебе этого в прошлый раз, не имею права делать это сейчас, но по-другому не могу. – Игорь Сергеевич сделал два больших глотка. – Я люблю тебя, понимаешь?

Она кивнула, чувствуя, как внутри нее словно сражаются два человека, две разные Риты. Одна хочет быть счастливой, поэтому от признания учителя все внутри нее сладко пело. Другая же понимает, что должна поступить правильно и задушить в себе запретную любовь к Игорю Сергеевичу.

– Каждый раз, – тихо начала Рита, – когда вы рядом, меня словно кто-то рвет на две части. Я чувствую аромат вашего одеколона в кабинете физики, но когда делаю вдох, этот запах оседает ядом на моих легких. – Она встала и подошла к окну. – Знаете, такое странное чувство… Будто я вся состою из тысячи осколков, наспех скрепленных дешевеньким клеем, и вот-вот рассыплюсь. Я давно вас люблю, но не понимаю, почему в последнее время мне так плохо.

Рита стояла спиной к учителю, поэтому не видела, как сильно он вцепился в хрупкую фарфоровую чашку после ее слов.

– Когда я увидела вас и Ольгу Александровну, то почувствовала сразу две вещи. – Рита вспомнила выходящую из машины Игоря Сергеевича медсестру, и сердце предательски сжалось. – Это было больно. Рядом стоял Егор, и я думала только о том, чтобы не расплакаться. Вы улыбались, совсем не обращая внимания на дождь, и прежде чем отвернуться от окна, я подумала о том, что это – правильно. Вы, Ольга Александровна, ваши улыбки – так и должно быть. И потом я смотрела на Егора, который продолжал что-то говорить мне, но я не слышала ни единого слова, потому что мечтала о том, что все-таки вы не станете ее целовать. – Девушка резко обернулась так, что волосы ударили по ее лицу. – Вот, что я чувствую, Игорь Сергеевич. Каждую минуту. И я никому не могу рассказать об этом. Никому, кроме вас.

Совсем рядом, всего лишь через две улицы, одноклассники Риты отмечали наступившие каникулы, а она стояла в своей квартире перед человеком, который мог избавить ее от боли, несмотря на то, что являлся ее причиной. Девушка обняла себя руками и услышала, что начался дождь. Холодные капли ударялись о стекло, и этот звук был единственным источником шума на кухне.

– Я не целовал Ольгу. Никогда.

Голос Игоря Сергеевича разрезал тишину, и Рита вздрогнула. По промчавшемуся в ее голубых глазах облегчению, учитель понял, что только что с ее души свалился огромный груз, который все это время она пыталась удержать на своих хрупких плечах.

– Она, наверное, хотела, чтобы вы сделали это, – тихо произнесла Рита, снова отворачиваясь к окну. – Сегодня в квартире Олеси мы отмечали конец первой четверти, и я, если честно, шла туда, чтобы… – Она выдохнула, тут же ощутив горечь вина на языке. – Я хотела забыться, а потом поняла, что мне нужно поговорить с вами. Поэтому я здесь. Можно было бы позвонить из прямо от Олеси, но я хотела из дома. Наедине.

– Что бы ты сказала мне, если бы я взял трубку? – спросил физик, смотря на девушку.

– Наверное, то что сказала сейчас, – протянула Рита, приложив ладонь к холодному стеклу. – У меня не было никакой заготовленной речи. Да и как тут можно подготовиться?

Игорь Сергеевич встал со стула и подошел к девушке, но не прикоснулся к ней. Плечи Риты опускались и поднимались в такт ее спокойному дыханию, светлые волосы были чуть взъерошены и струились по спине, а вокруг витал сладкий аромат ее духов.

– Знаешь, почему я здесь? – прошептал мужчина, склонившись над Ритой. – Потому что я люблю тебя.

Рита развернулась лицом к нему и ответила:

– И я. И я тоже люблю вас.

Она встала на носочки и, едва дотянувшись, коснулась теплых губ учителя своими губами, а потом резко шагнула в сторону, отстраняясь и густо покраснев. Рита бросила на него робкий взгляд и увидела, как расширились зрачки Игоря Сергеевича. Окинув девушку темным, внимательным взглядом, он положил руки ей на талию и притянул к себе.

Рита сделала рваный вдох и закрыла глаза. А потом почувствовала поцелуй учителя на своих губах, совершенно не зная, что делать. Девушка замерла в руках Игоря Сергеевича, словно ее сковало льдом. Отстранившись, он заглянул ей в глаза и спросил:

– Что такое?

Смутившись, Рита едва слышно прошептала:

– Я… Это… Первый…

Приподняв ее лицо за подбородок, физик констатировал:

– Это твой первый поцелуй.

Рита кивнула, отчаянно краснея. Игорь Сергеевич ласково улыбнулся и погладил ее по щеке кончиками пальцев. Потом, подмигнув ей, он подхватил девушку на руки и посадил на стол, чтобы их лица находились примерно на одном уровне.

– Повторяй за мной, – шепнул физик, снова склоняясь над ней.

И Рита повторяла. Губы Игоря Сергеевича были невероятно мягкими и отдавали сладостью после чая, а его руки, лежащие на талии девушки, обжигали кожу даже сквозь ткань платья. Тихое «ох», разрезало тишину, когда учитель укусил нижнюю губу Риты. Этой миллисекунды хватило для того, чтобы Игорь Сергеевич углубил поцелуй.

Стало еще слаще. Рита обвила шею физика руками, прижимаясь к нему еще крепче, чувствуя, как сильно бьется сердце в его груди. Ладонь Игоря Сергеевича соскользнула на ее бедро, то сжимая кожу, то нежно касаясь кончиками пальцев, пока их языки сплетались друг с другом в чувственном танце.

– Я больше не отпущу тебя, понимаешь? – хрипло произнес мужчина, опуская поцелуй на Ритину шею. – Никогда.

Это было еще лучше, чем тогда – в лаборантской. Игорь Сергеевич выцеловывал каждый миллиметр нежной девичьей кожи, чувствуя на языке горечь от духов, смешанную с терпкой сладостью этого момента.

Отчетливый стон вырвался из губ Риты, когда мужчина коснулся губами выпирающих ключиц, расстегнув две пуговицы на ее темно-синем платье. Игорь Сергеевич улыбнулся уголками губ, поправил сбившуюся на девушке одежду и, коснувшись ее губ легким поцелуем, отстранился.

Рита спрыгнула со стола и улыбнулась, сверкнув голубоглазым взглядом. Учитель смотрел на нее – хрупкую и до невозможности красивую, и понимал, как много времени они потеряли, пытаясь бороться со своими чувствами, чтобы угодить обществу.

– Весь мир будет против нас, – шепнула Рита, словно прочитав его мысли.

Игорь Сергеевич поймал ее ладонь и, поднеся к своим губам, поцеловал. Этот простой, но невероятно нежный жест помог мужчине выразить то, что не получалось сказать словами. Рита положила голову ему на грудь, полностью растворяясь в этом мгновении.

– Я не отступлюсь от тебя, – твердо произнес Игорь Сергеевич, гладя ее по волосам. – И больше не позволю тебе страдать.

Рита закрыла глаза, не веря, что ее самая заветная мечта становится явью прямо на ее глазах. Улыбнувшись, она взяла учителя за руку и, щелкнув по выключателю, провела его в свою комнату. Осторожно прикрыв дверь, она села в компьютерное кресло и, задорно рассмеявшись, крутанулась на нем, едва не упав на пол.

– Осторожно! – воскликнул Игорь Сергеевич, удерживая ее на месте. – Снова хочешь в больницу?

Рита кивнула, немало удивив его.

– Хочу, – она взглянула на себя в зеркало, пытаясь найти какие-то перемены в собственном отражении, – но не в больницу.

– Тогда куда? – Игорь Сергеевич присел перед Ритой на корточки, положив руки ей на колени. – Мы поедем в любое место, какое назовешь.

– Прямо сейчас?

– Конечно, – улыбнулся учитель, взглянув на часы. – Куда захочешь.

Рите хотелось назвать целую тысячу разных мест в Москве, но на город вот-вот должна была наступить ночь. Глаза Зуевой уже закрывались сами собой: сказались и усталость, и пережитые эмоции. Прикрыв рот ладошкой, она зевнула. Игорь Сергеевич, улыбнувшись, заметил:

– Ты уже совсем спишь. – Он встал и, протянув девушке руку, помог ей подняться. – Тебе нужно отдохнуть. Вечер был насыщенным.

Рита кивнула и подошла к шкафу с одеждой. Достав старые спортивные штаны и выцветшую футболку, она бросила на Игоря Сергеевича вопросительный взгляд.

– Позови, когда будешь готова, – попросил он, выходя из комнаты.

Быстро переодевшись, Рита несколько раз провела расческой по волосам, приводя их в нормальный вид. Откинув одеяло, она позвала Игоря Сергеевича обратно.

– Мы не должны никому говорить об этом, – неожиданно серьезно произнесла девушка. – Если об этом узнают, с вами случится беда. Нам нужно подождать хотя бы до моего дня рождения.

Игорь Сергеевич кивнул, соглашаясь с каждым ее словом.

– Я не хочу прятаться, особенно от твоих родителей. – признался он. – Но понимаю, чего ты боишься. – Его взгляд зацепился за кусок черного шелка, торчащий из-под подушки. – Я знал, что не мог потерять его, – сказал Игорь Сергеевич, вытащив свой галстук. – Зачем он тебе?

– Я хотела, чтобы у меня была какая-то ваша вещь, – пролепетала Рита. – На память о том дне.

– У тебя теперь есть я, – сказал мужчина. – Думаю, это лучше, чем обыкновенный галстук. Но его тоже можешь оставить, в конце концов, он перестал быть моим любимым после твоего подарка.

Рита забрала галстук из его рук и, аккуратно свернув, положила на прикроватную тумбочку. Ей не хотелось, чтобы Игорь Сергеевич уходил, но понимала, что попросить его остаться она не может – рано утром с ночного дежурства вернется отец.

– Ложись, – сказал учитель. – Я подожду, пока ты не уснешь, а потом поеду домой.

Рита забралась под одеяло и взяла Игоря Сергеевича за руку. Она слушала, как он рассказывал ей про свой первый год работы учителем, немного чудаковатом директоре, который любил устраивать еженедельные педсоветы, и понимала, что счастливее нее нет никого на всем белом свете.

Когда она уснула, Игорь Сергеевич нежно поцеловал ее в щеку, поправил одеяло и, погасив свет, вышел из комнаты. Оглушающая тишина, стоящая во всей квартире Зуевых, приносила ему удовлетворение, а от осознания того, что теперь он может быть с Ритой не только в качестве учителя, радость наполняла его до краев.

Он чувствовал, что отныне они будут счастливы.

Всегда.

Глава 31
Окулова

– Всегда. Всегда одна и та же ошибка.

Максим что-то зачеркивает ручкой с красной пастой и, отложив работу в сторону, снимает очки – мое сегодняшнее открытие. Мы занимаемся проверкой пробных работ моего класса уже около двух часов, изредка переговариваясь об ошибках и недочетах.

– Я, конечно не специалист, – говорю я, потирая виски, – но мне кажется, что шансы сдать ЕГЭ есть у всех, чьи работы мы успели проверить.

– Но не на тот балл, на который они рассчитывают.

– Это уже совсем другая история, – улыбаюсь я. – Я и не думала, что проверять работы по русскому – это так… интересно.

Максим, запрокинув голову, громко смеется. Поднявшись с кресла, он садится на диван рядом со мной и обнимает за плечи.

– Это редко бывает интересным, – авторитетно заявляет Максим, опуская легкий поцелуй на мою макушку. – Но сегодня, не спорю, все совсем по-другому. Из-за тебя.

Я, смущенно опустив взгляд, улыбаюсь одними уголками губ и закрываю глаза. Мне не хочется думать о том, что время за пределами квартиры учителя мчится с бешеной скоростью, и совсем скоро я должна буду уйти домой. Если я не попадусь родителям под горячую руку, то могу избежать очередного душеспасительного разговора, если же удача будет не на моей стороне, вечер закончится так же, как и всегда.

– Ты голодная? – задает неожиданный вопрос Максим, путаясь пальцами в моих волосах. – Мы уже долго сидим.

– А ты?

– Немного, – отвечает он и, к моему огорчению, убирает руку с моих плеч. – Вставай, мы идем на кухню!

Я поднимаюсь на ноги и иду вслед за учителем. Кухня оказывается достаточно просторной, но отделанной в таких же темных тонах, как и вся квартира, что делает ее мрачноватой. Максим распахивает дверцу холодильника и спрашивает:

– Что ты хочешь?

Я сажусь на стул и, опершись локтями о столешницу, отвечаю:

– Это зависит от того, что ты можешь мне предложить.

Максим как-то удовлетворенно хмыкает, бросив на меня немного удивленный взгляд.

– Мы можем что-нибудь приготовить, – бросает он таким тоном, словно в этом нет ничего особенного. – На днях я был в магазине, так что у нас в арсенале неплохой выбор продуктов.

Я опускаю руки на колени, ничего не отвечая. Максим закрывает холодильник и садится напротив меня, со скрежетом выдвинув стул. Мы молчим бесконечно долго, думая, как мне кажется, об одном и том же.

– Если мы начнем готовить, – нарушаю молчание я, – то не успеем проверить все работы. Тебе придется сидеть с ними полночи.

– Как будто в первый раз, – усмехается Максим. – Маша, что тебя беспокоит? И даже не думай говорить, что ничего, у тебя все на лице написано.

Он знает меня слишком хорошо, чтобы я смогла провернуть подобный фокус. Поэтому я решаю сказать правду.

– Так сразу все и не перечислишь, – с улыбкой на губах произношу я, несмотря на то, что внутри все отзывается монотонной болью. – Мы уже говорили об этом. Наши отношения… Они противоречат всем принципам этики, к тому же, балансируют на грани нарушения закона. Об этом думает моя разумная половина. – Я усмехаюсь. – А потом я вспоминаю, как моя кожа покрывается мурашками, когда ты целуешь меня. И мне хочется еще и еще. Ты – ходячая мечта Маленковой, но я сомневаюсь, что даже она бросилась бы расстегивать твою рубашку при первой возможности. А я сделала именно это.

Максим кладет свою руку на стол ладонью вверх, и я, немного помедлив, касаюсь ее кончиками пальцев. Он тут же перехватывает их и подносит к своим губам. Я вздрагиваю, когда невесомый поцелуй опускается куда-то в район дрожащих костяшек.

– Тебя пугает влечение ко мне? – спрашивает Максим, глядя в мои глаза. – Маленкова, может быть, и не стала бы расстегивать мою рубашку, но свою одежду она охотно сняла бы при первой возможности.

Я представляю раздевающуюся на глазах Максима Юлю, и что-то внутри меня начинает клокотать от злости.

– Сегодня я тоже почти разделась, – вспоминаю я. – Ты уже забыл, как я сняла водолазку?

Выражение лица у Максима меняется с какой-то поразительной скоростью. И это не сулит ничего хорошего

– Даже не вздумай привести это сравнение! – достаточно громко восклицает Максим и, обогнув стол, тянет меня за руку, чтобы я встала со стула. – Сегодня мы позволили себе сойти с ума. Ты была возбуждена и только поэтому сняла водолазку. Во-первых, это очень далеко от «почти разделась», а во-вторых, цель твоей жизни – не переспать со мной и рассказать об этом подружкам!

Теперь я вижу в его глазах неприкрытое раздражение. Делаю шаг назад, потом – еще один, и еще, пока не упираюсь спиной в темную стену. Я не хочу, чтобы Максим злился на меня, но его сбившееся дыхание, рвано поднимающее грудную клетку, говорит мне о том, что на этот раз я совершила ошибку.

Я закрываю глаза и чувствую, как прохладная слезинка скатывается по моей щеке.

– Я просто боюсь, – шепотом признаюсь я, когда взгляд Максима смягчается. – Боюсь показаться хуже, чем я есть. Мне не так важно, что обо мне подумают другие, но важно, что подумаешь ты.

Максим тут же прижимает меня к себе и успокаивающе гладит по спине, волосам, рукам.

– Прости меня, я не хотел тебя напугать, – говорит он. – Не плачь, прошу тебя.

– Максим, – сквозь слезы шепчу я. – То, что происходит между нами, очень мне нравится. Но я совершенно себя не контролирую. – Очередной всхлип вырывается из грудной клетки и прошибает все мое тело крупной дрожью. – И что мне делать с этим?

Максим подхватывает меня на руки и куда-то несет, что-то успокаивающе шепча по дороге. Я продолжаю плакать, со всей силы вцепившись в его плечи. Учитель ставит меня на пол, и я понимаю, что мы находимся в ванной комнате. Максим смачивает в холодной воде белое полотенце и медленными движениями проводит им по моему лицу, предварительно усадив меня на широкий бортик ванны.

– Ты испортил полотенце, – шепчу я, замечая черные разводы от туши. – Не нужно было.

– У меня их много, – небрежно отвечает Максим и опускается на корточки. – Извини меня, меньше всего я хотел, чтобы ты расплакалась.

– Это я виновата, – отвечаю я. – Ты уже говорил мне, чтобы я не сравнивала себя с другими девушками, но пока получается плохо. Я чувствую себя легкодоступной, понимаешь?

Он неодобрительно качает головой.

– Вспомни свои прошлые отношения, – неожиданно просит Максим и берет меня за руки. – Твой парень ведь был старше тебя?

Образ Виктора, прекрасного и всегда отчужденного тут же возникает в моей голове, напоминая о дыре в моем сердце. Мы много целовались: жадно и порой очень развязно. Пошло. Но мне никогда не хотелось большего. Поцелуи Виктора вызывали табун мурашек, бежавших по моей коже, но на этом всегда все заканчивалось.

– Каждый раз, когда я целую тебя, – тихо произносит Максим и проводит указательным пальцем по моим губам, – мне хочется опрокинуть тебя на ближайшую горизонтальную поверхность и показать тебе, что ты делаешь со мной. Но кроме физического желания ты вызываешь во мне целую плеяду эмоций, понимаешь? И я вижу, что ты чувствуешь то же самое. Именно поэтому ты сегодня сняла с меня рубашку и начала раздеваться сама. Это влечение. И оно слишком сильное.

Сначала я киваю, соглашаясь с каждым его словом. А потом чувствую, как сильно хочу поцеловать Максима. Влечение не просто слишком сильное – оно каждый раз меня побеждает.

Я подаюсь вперед, прижимаясь к губам Максима в каком-то ненормальном, жестоком поцелуе. Не хочу думать, не хочу ничего решать. Он ложится прямо на кафельный пол, утягивая меня за собой. Голову снова словно заполняет какой-то туман, и я могу думать только об этом поцелуе.

Максим неожиданно садится, успевая подхватить меня под спину, чтобы я не упала. Сдвинув ворот рубашки в сторону, он впивается в мою шею поцелуем, больше напоминающим укус. Я слегка отклоняюсь назад, чтобы Максиму было удобнее, и он улыбается, когда понимает это.

– Мы не проверили работы, – шепчу я ему в губы. – И не поели.

– Знаю, – тихо отвечает Максим, и в следующую секунду мы снова целуем друг друга. – Нужно остановиться, – шепчет он через несколько минут, когда, кажется, что в венах уже вот-вот закипит кровь. – Немедленно.

– Угу, – отвечаю я и припадаю губами к его шее. – Остановиться.

Я никогда не делала этого, но мне отчаянно хочется попробовать, именно поэтому я прихватываю зубами тонкую, горьковатую от попавшего на нее одеколона, кожу. Зацеловываю укус так же, как это обычно делает Максим, и слышу громкий, горловой стон.

Учитель хватает меня за предплечья, не позволяя прикоснуться к нему. Его глаза подернуты какой-то дымкой, губы опухли от поцелуев, а на шее наливается багровое пятно. Это вызывает у меня широкую, искреннюю улыбку.

– Ты, видимо, хочешь, чтобы я нарушил свое обещание? – спрашивает Максим, глядя мне в глаза. – Ты добиваешься, чтобы я все-таки отнес тебя в спальню?

Я вспыхиваю, как гирлянда на новогодней елке и, прежде чем как следует осмысливаю свои слова, интересуюсь:

– А ты давал такое обещание?

– Я говорил, что не собираюсь спать с тобой, – напоминает он, нахмурившись.

– Ну, – тяну я, ехидно улыбаясь, – это было совсем не обещание.

– Сумасшедшая, – шепчет Максим, отпускает мои руки и дергает за полы своей рубашки. Пуговицы с глухим стуком рассыпаются по кафельному полу, и этот звук отдается волной мурашек по моему телу. – Ты очень красивая, я говорил тебе?

Я киваю, пока он снимает с меня испорченную рубашку и бросает ее куда-то в сторону. Не сговариваясь, мы поднимаемся с пола, и я тут же оказываюсь прижатой к холодной стене. Максим, склонившись надо мной, покрывает невесомыми поцелуями мою истерзанную шею, постепенно опускаясь ниже. Мне кажется, что я умираю.

– Мне пора к психиатру – я окончательно и бесповоротно сошел с ума, – шепчет Максим.

Мои ноги предательски подгибаются, когда я чувствую его горячие губы на своей коже. Максим прижимает меня к кафелю сильной рукой, чтобы я не упала, не прекращая своей ласки. Когда я думаю о том, что он никогда не остановится, учитель снимает с себя домашнюю футболку и одевает на меня.

Я ожидала совсем не этого.

– Ты в порядке? – спрашивает он. – Маша?

– Не знаю, – хрипло отвечаю я. – Почему ты остановился?

Максим заключает меня в крепкие объятия, и я чувствую, что он улыбается.

– Тебе бы мало понравился первый раз у стены в ванной комнате, – объясняет он. – Когда это произойдет, хоть я и буду стараться избежать подобного исхода событий, ты будешь лежать в моей постели, и в нашем распоряжении будет вся ночь.

– У нас не получается бороться с этим, – говорю я. – Неужели ты не заметил?

– Вижу. А еще я вижу, что ты совсем ничего не боишься, – выдыхает Максим. – Как мотылек летишь на огонь, совершенно не думая о последствиях.

Я высвобождаюсь из его объятий.

– Я просто знаю, что ты никогда меня не обидишь, – честно говорю я. – С Виктором такого не было. Его я тоже не боялась, но и не хотела ничего, кроме поцелуев. С тобой все по-другому. Я верю тебе, Максим.

– Давай не будем торопить события, – просит он и заправляет прядь волос мне за ухо. – Сейчас мы вернемся на кухню, я покормлю тебя и отвезу домой. Завтра я заберу тебя после уроков.

– Правда? – улыбаюсь я.

– Конечно. – Максим почему-то хмурится. – К тому же, нам пора поговорить о Карине.

– Кто это? – не понимаю я.

Максим поднимает свою правую руку, показывая мне обручальное кольцо.

– Моя жена.