Текст книги "Его изумительный поцелуй"

Глава 18

Зал взорвался криками, начался хаос.

В одно мгновение Эш стоял рядом с Фаруком. А в другое он оказался брошенным к одной из мраморных колонн. Одна рука Фарука прижимала его к ней, а другая целилась в его адамово яблоко острием драгоценного кинжала, полученного Эшем в подарок. Фарук двигался так быстро, что никто и не заметил, как он выхватил кинжал из-за пояса Эша. Верхняя губа султана изогнулась, из его груди вырывался почти звериный рык. Его широкая грудь вздымалась от ярости.

Гости вскакивали с мест и пытались уйти с дороги, их встревоженные крики смешивались с пронзительными воплями наложниц. Стражники Фарука с обнаженными ятаганами наперевес бросились вперед, чтобы окружить двух мужчин. Хотя и не было похоже, что их хозяин проиграет эту схватку.

– Пошли вон! – сквозь стиснутые зубы прорычал Фарук. – Если Эштону Берку суждено в этот вечер умереть от чьей-то руки, то это будет моя рука!

Стражники неохотно отступили, зато дядя Фарука подошел ближе. Тарик, без сомнения, был доволен таким поворотом событий. Он кивком головы указал на Люка. Двое стражников тут же грубо подхватили Люка под руки и рывком поставили на ноги, довольные тем, что могут сделать хоть что-то.

Кларинда успела пробежать половину зала, даже не замечая того, что ее ноги двигаются. Ее остановил Соломон: обхватив за талию своими огромными эбонитовыми руками, он оттащил Кларинду в сторону.

– Пусти меня, черт бы тебя побрал! – Развернувшись, но не вырвавшись из хватки евнуха, Кларинда вцепилась ногтями в его руку. Она должна остановить Фарука и не допустить, чтобы тот перерезал Эшу горло прямо у нее на глазах.

– Возьми себя в руки, женщина. Если султан увидит сейчас твое лицо, и ты, и твой капитан почувствуете укус его кинжала еще до окончания вечера.

Услышав этот сладкозвучный голос, Кларинда почувствовала, что ноги у нее подгибаются. И было от чего – оказывается, евнух не только не немой, но и говорит на королевском английском языке не хуже ее! Соломон бережно поставил ее на ноги и в ответ на недоуменный взор ее широко распахнутых глаз наградил ободряющим кивком. Он опустил руки, но Кларинда все равно чувствовала, что он стоит позади нее – прочный и неподвижный, как огромный валун.

Тут к ним осторожно подкралась Поппи. Кровь отхлынула от ее пухлых щек, и она стала бледна, как дрезденская статуэтка.

– Я не понимаю, в чем проблема, – холодно произнес Эш, словно струйка крови уже не потекла по его шее под смертельным острием клинка Фарука. – Ты сам сказал мне, что я могу выбрать любую женщину, которая мне приглянется. Я выбрал мисс Кардью.

– Мисс Кардью мне не принадлежит, чтобы я мог отдать ее кому-то. Она моя гостья!

– Нет, не гостья, – возразил Эш. – Это ложь, которую вы тут все рассказываете друг другу последние три месяца. Она принадлежит тебе – так же, как и остальные наложницы. Ты купил ее у торговца рабами. Заплатил за нее золотом из собственного кармана. И намерен вернуть себе весь фунт плоти, который она тебе должна, когда ты уложишь ее в свою постель. Да, ты можешь называть ее гостьей, даже женой, если тебе это придется по нраву, но мы оба знаем, что для тебя она не больше чем любая принадлежащая тебе шлюха.

Хрупкая иллюзорная гармония, которой Кларинда с Эшем добивались с таким трудом, в мгновение ока превратилась в пыль под натиском острого и безжалостного языка англичанина. Похоже, слова Эша поразили Фарука.

– Зачем? – хрипло спросил он, обводя страдальческим взором невозмутимое лицо Эша. – Зачем ты это делаешь? Я считал тебя своим другом. Братом…

– А я считал тебя человеком чести, – отозвался Эш. – Ты пообещал мне ночь с одной из твоих женщин. С той, которую выберу я. Неужели ты хочешь оскорбить память своих предков, отказавшись от своего слова? Нарушив свое обещание, данное на глазах у многочисленных свидетелей и самого Аллаха?

«Святой Господь!» – подумала Кларинда, прижимая палец к губам, чтобы сдержать охватившую их дрожь. Что хочет сделать этот безумец? Вынудить Фарука убить его? Даже Люк, который по-прежнему беспомощно висел на руках стражников, побелел под оливковым загаром, как бумага.

Тарик кружил возле двух мужчин, как бешеный шакал.

– Разве ты не видишь? Вот что случается, когда ты становишься настолько глуп, что приглашаешь голодного пса в свой дом! Он вовсю развлекается до тех пор, пока не подворачивается возможность ухватить зубами то, что принадлежит тебе. – Встав прямо перед Фаруком, Тарик пожал плечами. – Но неверный прав. Ты не можешь нарушить свою клятву. Эта женщина принадлежит ему – по крайней мере на одну ночь.

Фарук медленно повернулся к Кларинде, его пальцы с побелевшими костяшками, сжимавшие рукоятку кинжала, даже не дрогнули.

– Скажи мне только одно слово, – прохрипел он. – Одно слово – и я прирежу его на месте.

Не обращая внимания на острие клинка, все еще впивавшееся в его горло, Эш тоже повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Если даже его и волновало, что его судьба находится сейчас в ее хрупких руках, он и виду не подал. Кларинда видела лицо человека, положившего палец на курок пистолета, который он при необходимости нажмет без малейшего сомнения. А застывшую в его глазах стальную решимость, должно быть, видели многие его противники, вступавшие с ним в противостояние на поле боя.

«Ты должна будешь довериться мне», – сказал он ей в тот день, когда ему удалось проникнуть в гарем.

«Ты всегда имел обыкновение просить о невозможном», – ответила она ему, даже не представляя степень этого невозможного.

Переведя полный печали взор на Фарука, Кларинда тихо промолвила:

– Я не могу просить тебя об этом. Ты – человек чести, от которого я не видела ничего, кроме учтивости. И я не могу просить тебя нарушить клятву или хладнокровно убить человека.

Фарук медленно опустил руку. Кинжал выпал из его ладони и со звоном упал на выложенный плиткой пол. Уронив голову, поскольку ему было больно и дальше смотреть на Кларинду, Фарук сказал:

– Возьми ее, Соломон. Пусть женщины ее приготовят.

Евнух взял сзади Кларинду за предплечье, а Тарик с примиряющей улыбкой на своих тонких губах хлопнул племянника по плечу.

– Возможно, все это к лучшему, сынок, – проговорил он. – Девственницы иногда доставляют так много проблем. После того как ее оседлает этот скакун, английская сучка, без сомнения, окажет куда больше внимания настоящему мужчине.

Оба – Фарук и Эш – рванулись вперед, но именно огромный кулак Фарука, впечатавшийся в челюсть дяди, заставил того упасть на холодный пол.

Пока Соломон бережно вел Кларинду мимо Поппи, лицо которой от страха посерело как пепел, Кларинда решилась бросить через плечо взгляд на Эша. Она не знала, что ожидала увидеть, но взгляд, которым он посмотрел на нее, не был взглядом человека, которому удался тщательно продуманный блеф. Нет, он взирал на нее как победитель, который наконец-то возьмет то, что принадлежит ему по праву.

Выскользнув из-за мраморной колонны, Поппи увидела Фарука, стоявшего в одиночестве посреди руин недавнего празднества. Его гости разбежались, стражников и солдат он отпустил, а наложниц поспешно увели назад в гарем.

Пол был завален смятыми подушками и растоптанными цветами, нежные лепестки которых потемнели и уже начали увядать. Угасающие огни масляных ламп, висевших на стенах, отбрасывали мрачные тени, которые медленно расползались по полу, угрожая поглотить каждую каплю света на своем пути.

Поппи осторожно приблизилась к Фаруку. Если бы она была наемным убийцей, то в это мгновение смогла бы с легкостью вонзить ему кинжал меж ребер. Впрочем, у султана и без того был вид человека, которому только что проткнули сердце острым клинком.

Изнывая от желания хоть как-то успокоить Фарука, Поппи шагнула к нему и прикоснулась к его рукаву.

– Мне очень жаль, – прошептала она. – Я знаю, что вы ее любили.

Дернув рукой, Фарук резко повернулся к ней, его темные глаза пылали яростью.

– Что вам известно о любви? – вскричал он. – Вы всего лишь глупая девственница, которая прячется от мира за стеклами своих очков и за юбкой своей подруги! Единственное, что вам когда-либо станет известно о любви, вы, глотая слезы умиления, почерпнете из какой-нибудь дурацкой истории или поэмы, где мужчина находит ту самую женщину, которая способна унять страдания его сердца.

Несмотря на то что его жестокие слова нанесли болезненный удар ее самолюбию, Поппи стояла на своем:

– Уж лучше я буду верить в такие истории, чем искать любовь, переходя из объятий одного любовника к другому, и никогда не находить ее.

Фарук схватил ее за плечи и приподнял, так что их лица оказались на расстоянии нескольких дюймов друг от друга.

– Между страницами книги может быть только одна женщина для каждого мужчины, но в постели, между простыней и покрывалом, любая женщина способна удовлетворить мужскую страсть.

– Любая? – прошептала Поппи. – Даже такая, как я?

Взгляд Фарука на одно опасное мгновение упал на ее дрожащие губы, а потом он гортанно выругался по-арабски и отбросил ее от себя. Повернувшись, султан стремительно выбежал из зала, а длинные полы его кафтана так и бились вокруг его лодыжек при каждом широком сердитом шаге.

Глядя ему вслед, Поппи почувствовала, как за стеклами ее очков хлынул теплый поток слез. Подняв руку, чтобы снять очки, она подумала, что мир действительно кажется добрее, когда человек плохо видит.

Глава 19

В первый раз после прибытия во дворец султана Кларинда почувствовала себя пленницей. Соломон провел ее мимо стражников с безучастными лицами к дверям гарема. За предплечье он держал ее довольно нежно, но, как это ни парадоксально, его хватка была жесткой, как железный наручник. Двери с глухим стуком захлопнулись за ними, и этот звук показался ей знамением леденящего конца.

Едва они вышли из зала, Кларинде безумно хотелось засыпать евнуха вопросами о том, почему он вовремя предупредил ее. Однако, зная, что стены дворца пронизаны тайными коридорами и отверстиями для подглядывания, она не решалась сделать это и лишь бросала на него вопросительные взгляды.

Печальные мудрые глаза Соломона были устремлены прямо вперед, а его спокойное широкое лицо не выражало ровным счетом ничего, так что ей оставалось только сомневаться в собственных предположениях.

Когда евнух проводил ее по главному залу гарема, женщины молча расступались, как будто видели перед собой приговоренную к казни преступницу. Остальные наложницы еще не вернулись в гарем, но, как это обычно здесь бывало, слухи о том, что произошло во время празднества, как на крыльях уже долетели до обитательниц сераля. Кларинда так и чувствовала на себе их понимающие взгляды: кто-то смотрел на нее с завистью, кто-то – с сожалением; были и такие, чьи глаза удовлетворенно сияли. Без сомнения, некоторые из них считали, что она получила по заслугам – за то, что так долго отнимала у них внимание хозяина.

«Мы оба знаем, что для тебя она не больше чем любая принадлежащая тебе шлюха…»

Казалось, своими безжалостными словами Эш выразил их мысли о том, что эта ночь ознаменует конец ее особого положения в глазах Фарука. После того как ею попользуется англичанин, она навсегда будет запятнана и уже не подойдет на роль жены султана. Она станет не лучше Ясмин или любой другой наложницы из тех, что строем, словно табун породистых кобыл, выставленных на продажу, прошли перед гостями на празднике и выставили напоказ свои достоинства. Когда Фарук в следующий раз удостоит гарем своим визитом, возможно, именно ей велят развлечь его в бане или согреть его постель.

Кларинда бросила вопросительный взгляд на лестницу, ведущую в ее альковное поднебесье, однако решительные шаги Соломона даже не замедлились.

Евнух провел Кларинду вниз по узкому длинному коридору, в котором она никогда не бывала. Когда они подошли к двери в его конце, ее будто распахнули невидимые руки. Две женщины, одетые во все черное, стояли у входа в мерцающем свете ламп и ждали ее. Интересно, если бы Эш выбрал Ясмин, ее тоже привели бы к ним?

Угрюмо поклонившись Кларинде, Соломон попятился в темный коридор, а его глаза оставались отстраненными и безжизненными, как пластинки полированного обсидиана. Одна из женщин обошла Кларинду и осторожно закрыла дверь перед его лицом.

Несмотря на то что Фарук приказал Соломону отвести Кларинду к женщинам, которые ее подготовят, она знала, что ничто на свете не способно подготовить ее к целой ночи в объятиях Эштона Берка.

Кларинда застыла, как мраморное изваяние, когда женщины стали раздевать ее. Своими крючковатыми пальцами они снимали с нее один предмет одежды за другим, пока она не оказалась совсем голая. Вздернув вверх подбородок, Кларинда смотрела прямо перед собой, отказываясь дрожать от страха или стыда. У нее не было выбора, она должна пройти всю процедуру, чтобы не навлечь подозрения на Эша или на себя.

Одна из женщин сняла у нее со лба венец из чеканного золота и принялась расчесывать ее волосы щеткой с перламутровой ручкой длинными ласкающими движениями, а другая тем временем поливала ее кожу потоками сандалового масла и втирала его в ее застывшие мышцы. Их прикосновения были мягкими, но безразличными, как будто они готовились принести ее в жертву какому-нибудь языческому божеству.

Кларинда постаралась не поморщиться, когда одна из них принесла глиняный горшочек с алыми румянами и стала втирать их в ее соски. Кларинде и в голову никогда не приходило, что к румянам, которыми столь щедро пользовалась Ясмин, была подмешана какая-то травка с колючками. Соски закололо, и они сморщились, это было совершенно новое ощущение – не сказать, что совсем неприятное.

Кларинде пришлось закрыть глаза, когда одна из женщин опустилась перед ней на колени и провела расческой, украшенной драгоценными камнями, по серебристо-светлому гнездышку на стыке ее бедер. Открыв глаза, она увидела, что женщина сменила расческу на пузырек с маслом. Она налила немного масла себе в ладонь, а затем растерла его пальцами.

Однако когда ее костлявые пальцы потянулись к ее бугорку, чтобы раздвинуть волоски, Кларинда схватила старуху за запястье.

– Нет! – твердо сказала она. Такого унижения она перенести не могла, чего бы ей это ни стоило.

Морщинистое лицо пожилой женщины, казалось, сморщилось еще больше.

– Мы слышали, что англичанки иногда ведут себя как дикарки, – сказала она. – Масло поможет ему проникнуть в тебя, и тебе будет лучше.

Вторая женщина указала ей на горшочек с румянами.

– А это, – объяснила она, – укажет ему, какие места на твоем теле надо ласкать, чтобы доставить тебе больше удовольствия.

По телу Кларинды пробежала легкая дрожь, когда она представила себе, как колючие румяна ужалят самый чувствительный уголок ее тела. Однако, заглянув в полные надежды темные глаза прислужниц, она едва сдержала странное в создавшейся ситуации желание расхохотаться. Кларинда искренне сомневалась в том, что человек с таким опытом, как у Эша, нуждается в дорожной карте для того, чтобы проторить себе путь к женскому лону. Если хотя бы половина того, что писали о нем скандальные газеты, правда, то это он мог бы устроить этим женщинам путешествие по их телу.

Однако она продолжала отрицательно мотать головой и отталкивать их руки, на что женщины тяжело вздохнули, не скрывая своего разочарования. Впрочем, они быстро перешли к следующему пункту своих обязанностей, состоявшему в том, чтобы облачить Кларинду в такую же прозрачную рубашку, в какой Ясмин обычно разгуливала по гарему с таким видом, какой мисс Трокмортон напустила бы на себя, отправляясь на похороны какого-нибудь сановника.

Кларинда отчаянно храбрилась, пока женщины не взяли ее за ледяные руки и не подвели к огромному деревянному сооружению, занимавшему большую часть комнаты. Плюшевая тахта, накрытая шелковыми простынями, заваленная кучей подушек и валиков разных размеров, форм и цветов, была вдвое больше ее обычной кушетки. Тахта казалась такой роскошной и манящей, что было понятно: использовать ее можно только с одной целью.

И эта цель – вовсе не сон.

Кларинда медлила, ее колени подкашивались. Теперь, когда все знали о том, что произойдет на этой тахте, ей было уже нелегко напоминать себе, что все происходящее – всего лишь первая часть отчаянного плана Эша по ее спасению.

В то мгновение, когда Соломон выводил ее из зала, Эш показался ей незнакомцем, холодным и безжалостным. Хорошо ли она знала человека, в которого он превратился? Что, если за годы разлуки Эш изменился больше, чем она предполагала? Они с братом долгое время были в ссоре. Как сильна его ненависть к Максимилиану? Или к… ней?

Если у Эша есть хотя бы малейшее намерение воспользоваться ситуацией, в которой они оба оказались, никто не сможет его остановить. Здесь, в этих краях, где женщина существует только для того, чтобы удовлетворять страсть и желания мужчины, она находится в полном его распоряжении, как еще несколько минут назад находилась в распоряжении Фарука.

Кларинда помрачнела, от страха и сомнений ее охватила дрожь.

Пожилые женщины стали подталкивать ее ноги, чтобы она повернулась и села на край тахты. Когда одна из них налила из глиняной фляги какой-то жидкости в золотой кубок и поднесла его к губам Кларинды, та не стала протестовать. Возможно, немного вина поможет ей справиться с нервозностью и не давать волю своей фантазии.

Но как только жидкость из кубка стекла ей на язык, Кларинда поняла, что совершила ужасную ошибку. Густой отвар был одновременно тошнотворно сладким и очень горьким. Кларинда попыталась оттолкнуть кубок, но одна из женщин схватила ее за запястья своими жилистыми руками, проявив при этом недюжинную силу, а другая стала вливать ей содержимое кубка в рот, вынуждая пить или подавиться.

К тому времени, когда Кларинде удалось наконец отбросить кубок, отчего тот выпал из руки женщины и покатился по полу, он был уже почти пуст.

Кларинда сердито посмотрела на них.

– Что вы пытаетесь сделать? – спросила она – Убить меня? Что, черт возьми, было в кубке? – Едва сдерживая желание выплюнуть остатки жидкости, что было бы совсем не по-женски, она утерла рот тыльной стороной ладони. Горло Кларинды горело, ее глаза слезились.

Кларинда усиленно заморгала, силясь избавиться от слез в глазах, но фигуры женщин по-прежнему расплывались перед ее взором. «Странно», – пронеслось у нее голове. Она была готова поклясться, что всего минуту назад женщин было две. Или три?

Она из них ласково погладила ее по голове.

– Не пытайся бороться с действием эликсира, дитя мое, – проговорила она. – Он приготовлен по древнему рецепту, который мы получили от наших матерей, а те – от своих и так далее. Он поможет тебе не почувствовать любую боль. – Голос женщины звучал так гулко, словно раздавался со дна глубокого колодца, и Кларинде пришлось напрячь всю силу воли, чтобы понять, о чем она говорит.

По лицу второй женщины пробежала лукавая улыбка.

– А еще он заставит тебя изнывать по его прикосновениям, – сказала она. – Ты превратишься в настоящую дикарку и станешь умолять его делать с тобой все, что ему заблагорассудится. И еще тебе ужасно захочется делать то, что нравится ему.

– Нет, – прошептала Кларинда, чувствуя, что ее начинает охватывать возбуждение. Разве они не знают, что ни один эликсир в мире не способен смягчить ту боль, которую может причинить ей Эш? И уж совершенно ей ни к чему снадобье, которое заставит ее изнывать по его прикосновениям.

– Это очень редкий и дорогой эликсир, – зашептала первая женщина. – Именно поэтому мы бережем его для девственниц.

Кларинда открыла было рот, чтобы сказать им, что она вовсе не девственница, однако была настолько шокирована происходящим, что с ее уст сорвался лишь смешок. Она попыталась прикрыть рот рукой, чтобы сдержать смех, но рука стала тяжелой, как наковальня. Ей удалось приподнять ее всего лишь до талии, а потом она бессильно упала ей на колени, как будто больше не была связана с запястьем, отчего Кларинда засмеялась еще громче.

Обменявшись понимающими взглядами, женщины бережно опрокинули ее на гору подушек, словно она была всего лишь безжизненной куклой, сделанной только для их развлечения. Кларинда подумала о том, чтобы возразить против такого обращения, но оказалось, что так приятно лежать в полудреме на спине, лениво разглядывая эротические фрески на потолочной лепнине.

На картине прямо у нее над головой не женщина стояла перед мужчиной на коленях, а мужчина – перед женщиной. Темноглазая красавица с летящей гривой волос соболино-черного цвета откинулась чуть назад перед воином в тюрбане, ее бедра, которые она раздвинула в порыве страсти, покоились на высоких рубиново-красных подушках. Ее глаза были закрыты, а на лице застыло выражение чувственной истомы, да и вообще все ее существо было охвачено тем наслаждением, которое дарили ей его губы. Больше того, на соседней фреске был изображен мужчина, наблюдавший за парочкой любовников. В руке он сжимал свое восставшее естество, словно терпеливо ожидая своей очереди доставить ей удовольствие.

– Святой Господь! – пробормотала Кларинда. Картина была до невозможности неприличной, но, как это ни странно, вызывала у нее восхищение. – Как вы думаете, ей известно, что за ними наблюдают?

– Да, она это знает, моя овечка, – кивнула одна из женщин с понимающей усмешкой. И она повторила: – Знает…

Тончайшая ткань сорочки, в которую облачили Кларинду, почти не защищала ее от прохладного ночного ветерка, проникавшего в комнату через открытое окно. Ее плоть настолько жаждала ласк, что она почувствовала, как ее тело начинает извиваться, словно от прикосновений чьей-то руки.

– Успокойся, дитя мое, отдохни, – прошептала вторая женщина. – Этой ночью тебе понадобятся все твои силы.

Прислушавшись к ее мудрым словам, Кларинда вздохнула и стала вновь разглядывать изображение, не осознавая, что выражение ее лица постепенно начинает напоминать выражение лица женщины, изображенной на фреске.

Когда Эшу в последний раз завязывали глаза, он стоял перед командой стрелков, которые должны были расстрелять его.

«– Полагаю, меня уже не должно удивлять, что в твоем очередном маленьком приключении замешана женщина.

– Разве это не обычное дело?»

Презрительные слова Макса и его собственный учтивый ответ на них прозвучали в голове Эша, и на его губах промелькнула мрачная усмешка. Что ж, возможно, брат не стал бы осуждать его на этот раз, учитывая, что в деле замешана не просто женщина, а его собственная невеста.

Пока два могучих стражника гарема вели Эша в глубь дворца, равнодушно держа его за предплечья, ему оставалось уповать лишь на то, что султан – человек слова и что в конце пути его не поджидает палач в черном капюшоне.

Каждый размеренный шаг приближал Эша к его судьбе, какой бы она ни была. Он мог бы возразить против того, чтобы ему завязывали глаза, однако ему было известно, что ни один мужчина, кроме самого султана и его евнухов, не мог войти в гарем и остаться в живых. Ему было лишь дозволено приблизиться к этому священному бастиону женских чар.

Евнухам и в голову не приходило, что человек с повязкой на глазах считает каждую ступеньку и запоминает каждый поворот. Талант делать это не раз помогал Эшу, когда возникала необходимость в быстром бегстве или отступлении. Если повезет, они с Клариндой выйдут отсюда по тому же пути еще до окончания ночи.

Тяжелый запах ладана становился все сильнее с каждым его вздохом, дезориентируя Эша. Чувство потерянности в пространстве усугублялось еще и тем, что его в полной темноте вели вперед невидимые руки. Эш даже не знал, чувствовать облегчение или тревожиться, когда евнухи наконец резко остановились, отпустили его руки и сорвали с его глаз повязку. Эш быстро заморгал, привыкая к удивительно приятному неяркому свету.

Он стояли в конце коридора, упиравшегося в единственную дверь, окованную бронзой. Висевшая высоко на стене масляная лампа отбрасывала дрожащие тени повсюду, куда бы он ни посмотрел.

Вместо палача в черном капюшоне с ятаганом наперевес их встретили две сутулые пожилые женщины, которые вышли приветствовать их. Эш с подозрением смотрел, как они улыбаются ему, обнажая в улыбке беззубые челюсти. Они оглядывали его с ног до головы, при этом их темные глазки-бусинки наполнялись нескрываемым одобрением, из-за чего Эш пожалел, что снял национальное марокканское платье и оделся в бриджи для верховой езды с батистовой сорочкой.

Оглянувшись назад, Эш обнаружил, что его эскорт беззвучно растаял в тени коридора.

Возможно, султан решил отомстить ему, приведя его к этим двум безобразным похотливым старухам, вместо того чтобы уложить в постель к Кларинде. По телу Эша пробежала дрожь отвращения, когда он представил, как они взбираются на него, чтобы припасть к его съежившейся плоти.

Одна из женщин схватила его руку и потащила к двери.

– Пойдемте, добрый сэр! Она вас ждет.

Эш облегченно вздохнул. Судя по всему, эти женщины пришли сюда, чтобы проводить его к Кларинде.

Вторая женщина, бросив на него взор, полный притворной стыдливости, проговорила:

– Будьте с ней поласковее. Она нежный цветок.

Эш едва сдержал желание расхохотаться. Кларинда никогда даже не походила на нежный цветок. Нет, она всегда была пышной розой. Однако ее мягкие бархатистые лепестки всегда находились под надежной защитой острых опасных шипов. Богу известно, как часто они кололи его сердце.

Эш прижал раскрытую ладонь к груди.

– Обещаю быть безупречным джентльменом, – поклялся он, слыша скептическое фырканье и хохот брата.

Переглянувшись, женщины закивали головами, а затем распахнули дверь и подтолкнули его в комнату.

Не дав Эшу возможности как следует разглядеть то, что его там ждет, наиболее морщинистая из женщин железной хваткой вцепилась в его предплечье и прокаркала:

– Не бойся! Она не будет тебе сопротивляться – мы об этом позаботились.

Не успел Эш спросить, что означают эти непонятные слова, как обе женщины отступили назад и аккуратно прикрыли за собой дверь. А затем Эш услышал, как в замке поворачивается ключ, запечатывая его судьбу.

– Черт возьми! – воскликнул он, поворачиваясь к двери.

Дождавшись, пока в коридоре послышатся шаркающие шаги удаляющихся старух, Эш схватил ручку двери и несколько раз подергал ее, проверяя силу замка.

Если он чего не ожидал, так это того, что с ним самим обойдутся как с узником. Учитывая, что каждое окно в гареме скрывалось под прочной сетью железных решеток, их с Клариндой можно было бы с таким же успехом запереть в самой глубокой темнице крепости. Всадив кулак в толстую деревянную дверь, Эш опустил голову и тяжело задышал.

Где-то в тени у него за спиной раздался гортанный тихий стон. От дурного предчувствия по его затылку побежали мурашки.

Эш медленно повернулся. Углы прямоугольной комнаты прятались в таинственной тени, отчего слабые лучи лунного света, проникавшего сюда сквозь железную решетку, казались еще более театральными. Их нежный свет проливался на огромную тахту, стоявшую посреди комнаты, и создавал изысканный, как брюссельские кружева, узор на безупречной, цвета слоновой кости коже женщины, покоившейся на лавандовых простынях.

Хотя нет, это была не женщина, а скорее богиня – серебристая, неземная, неотразимая. Живое воплощение извечного мужского восхищения луной. Кларинда лежала поперек тахты. Блестящие ленты, перехватывавшие ее распущенные волосы, спадали с края ложа вниз. Ложа, которое вполне можно было назвать заколдованным будуаром богини.

– Кларинда? – прошептал Эш. От страсти, мгновенно закипевшей в его крови, его голос стал настолько ниже, что сам Эш перестал узнавать его.

Она не ответила, и тогда он сделал один шаг по направлению к ней, потом – другой. Если бы в нем имелась хоть йота того благоразумия, которым был так щедро наделен его брат, то он немедленно вернулся бы к двери и стал барабанить по ней кулаком, требуя выпустить его. Увы, останавливать его было уже слишком поздно.

Возможно, он всегда слишком поздно понимал это.

Приблизившись к тахте, Эш увидел, что на Кларинде нет ничего, кроме прозрачной полоски шелка, которая льнула к каждому изгибу, каждой впадине ее роскошного тела, не оставляя простора для воображения. Особенно для воображения мужчины, который почти десять лет мысленно исследовал каждый кусочек ее плоти.

Какой-то непредусмотрительный глупец вообразил, будто ее нежные манящие соски недостаточно хороши без приукрашиваний, поэтому подкрасил их алыми румянами, так что они дерзко приподнимались под прозрачным шелком. И, будто одного этого зрелища было мало для того, чтобы рот мужчины наполнился слюной от необузданного желания, одно ее колено отклонилось в сторону, отчего тонкая ткань приподнялась над ее лоном, открывая взору даже случайного наблюдателя волнующий вид покрытого серебристыми кудряшками бугорка. Каждый обнаженный кусочек ее кожи был натерт маслом до шелковистого блеска, заставляя мужчину думать о том, с какой легкостью его руки скользили бы по ней и проникали бы… в нее.

Пылающий взор Эша поднялся к лицу Кларинды. Ее пухлые губы были влажны и слегка приоткрыты – казалось, они так и жаждут поцелуев и более смелых ласк. Она смотрела на потолок, но взор ее был туманным и бессмысленным. Руки Кларинда раскинула в стороны, словно приглашая в свои объятия невидимого любовника.

Словно ощутив его присутствие каким-то новым, более глубоким чувством, чем зрение и слух, Кларинда медленно повернула голову и посмотрела прямо на Эша сонным, темным, как терновник, взглядом обольстительницы, которая знает, чего хочет, и сделает все для того, чтобы получить желаемое. Это была Далила, Вирсавия и Ева в одном лице. Женщина, избавленная от всего лишнего, живое воплощение женского начала, манившего к себе восставшую мужскую плоть, как манит мотылька яркое пламя.

Эш преодолел оставшееся между ними расстояние двумя большими шагами. Встав на колено между ее раздвинутых ног, он схватил Кларинду за плечи и приподнял, чтобы заглянуть ей в глаза. Ее голова скатилась чуть набок, а когда она нахмурилась, пытаясь сфокусировать на нем свой взгляд, одна ее бровь слегка приподнялась.

– О, дорогая, – хрипло прошептал Эш, оцепенело глядя на крошечные точки ее зрачков, плавающих в зеленом океане глаз Кларинды, – что они с тобой сделали, скажи мне ради Бога?

Кларинда наклонилась вперед, чтобы прижаться своими мягкими губами к его горлу, а от ее хриплого смеха внутри у него вспыхнул огонь страсти.

– Все это ерунда, не обращай внимания! – заявила Кларинда. – Вопрос в другом, Эштон Берк! Что ты сделаешь со мной?