Текст книги "Мировой кризис. Восток и запад в новом веке"

Часть вторая. Мировое первенство: на пути к финалу – основные сюжеты геополитической конкуренции

Пролог второй части штаты против федерации: геополитика в футбольном стиле

150 лет назад Соединенные Штаты победили в войне Конфедерацию. Победить Международную Федерацию Футбольных Ассоциаций у Штатов пока не получается.

Футбол – не самое важное, но одно из самых ярких проявлений борьбы за мировое первенство, которое ведут сегодня различные страны и объединения. Футбол – мировая светская религия, но, в отличие от других светских религий – коммунизма или всеобщей тоталитарной демократии, – он совершенно некровожаден. Фанаты могут побузить, их даже могут включить в состав какой-нибудь организации, но собственно к футболу это не имеет отношения. Футбольное поле от этого свободно. Миллиардная аудитория тоже. Футбол глобальней, чем самый глобализованный сегодня процесс – торговля и финансовая система. Он добился этого без войны.

Тем неестественней выглядела открытая война, развязанная перед выборами президента ФИФА в 2015 году. Представители США и их союзников сделали все, чтобы дискредитировать главного претендента на этот пост, ранее занимавшего его уже четыре раза подряд – Йозефа Блаттера. И все же он победил. 29 мая 2015 года Блаттер был избран президентом ФИФА на пятый срок. А спустя три дня ушел в отставку. Сам. Так, словно говорил: это мое решение, не ваше. А вам не удалось победить ни меня, ни мировой футбол.

Вмешательство США в футбол отвратительно не потому, что футбол якобы был вне политики, а теперь вот – усилиями гегемона – политизирован. Нет, футбол – сам политика. В отличие от ООН, действия которой в очень многих ситуациях сомнительны, хотя должны служить делу мира, направленность футбола на мир вместо войны очевидна. Поэтому мировая организация футбола, ФИФА, имеет полное право на суверенитет и независимость в своих делах, как и традиционная церковь.

Отчего в США так разволновались из-за переизбрания Блаттера? Причина суеты, кроме собственно самих выборов, очевидна. Продув «всухую» России во внешнеполитических противостояниях последних полутора лет – по Сирии, по Крыму, по Украине в целом, по санкциям, по Азии, по ядерному паритету, – США не могут ограничиться тем, что пошлют верхушку своей внешней политики договариваться с русскими. Нужен был, как говорят в футболе, «гол престижа».

Отобрать у России чемпионат-2018, а последнюю независимую международную организацию демонстративно подчинить себе – это тактически как-то компенсировало бы репутационные потери от состоявшегося буквально накануне выборов вынужденного визита Керри в Сочи к Путину.

Но конек американской «мягкой силы» – манипулирование выборами – ФИФА не осилил. Что же случилось? Это ведь область главной американской компетенции – демократия, всеобщая и управляемая. Так предстать перед народами планеты явно не входило в планы американской администрации.

Первое, что лежит на поверхности, – у США просто нет мирового большинства. Даже с учетом всего их теневого влияния, включающего запугивание, персональные и коллективные посулы, «включение» в нужный момент марионеточных «лидеров мнения» и, конечно, коррупции (ее наличие со стороны «судьи» мы обязаны предположить хотя бы по принципу «зеркальности»). Агентов спецслужб, раздающих взятки, ловить за руку сложнее, чем дилетантов из развивающихся стран. А на последних у самих гегемонов аж два десятка лет ушло, по их словам.

Отсутствие мирового большинства отражает уже не только собственно «футбольный» характер ситуации. Мы видим картину общеполитического глобального отношения к США, оценки их роли в общем деле, миролюбивый характер которого сомнений не вызывает.

Однако это не все. Налицо провал моральной позиции, которую пытались занять США в вопросе мирового футбола, проводя публичную кампанию против ФИФА в момент выборов ее руководителя.

Это неудивительно. Как может иметь какую-либо моральную силу упрек в коррупции со стороны страны и ее верхушки, которые сами исходят, и в теории, и в практике, из того, что власть над миром осуществляется через контроль финансовых потоков? Какая, собственно, моральная разница межу формально законной или формально незаконной покупкой за деньги того, что за деньги в принципе продаваться не должно? Да еще и при крайне сомнительных юрисдикции и правоприменении.

Третье – собственно кадровый вопрос. Действуя в практических вопросах влияния на принятие решений «независимыми» странами и организациями исключительно по-сталински («кадры решают все»), Штаты стараются расставить на ключевые посты своих людей, которые если и не смогут сделать и продавить то, что нужно, так хотя бы не допустят и не пропустят того, что не нужно. Та же практика показывает, что люди «на крючке» и просто марионетки качеством гораздо хуже тех, кто идет к своей вершине своим путем, становясь настоящим лидером и ресурсом демократически избираемой власти и управления.

Тут уже даже неважны политические взгляды. Во всем проамериканский политик, исходящий из национальных интересов своей страны или дела, а также и из своей личности, уже не годится для проведения в жизнь современной линии американских интересов, поскольку будет еще и защищать интересы дела, своей страны и себя самого. А марионетка или человек «на крючке» всегда исполняют действия, реально противоречащие их собственным интересам, не говоря уже об интересах тех, кого они якобы представляют, да и сами эти действия часто противоречат одно другому. С таким долго не живут – Саакашвили, скажем. А сколько «проживут» украинские «политики»?

При всем при этом людей «на крючке» и марионеток тоже не хватает, чтобы заткнуть кадровые дыры в американской «мягкой власти». Поэтому в качестве фона США вынуждены проводить политику зачистки на своих полянах всех сколько-нибудь стоящих, значимых или подающих надежды персон, способных что-то выражать и кого-то представлять, все равно в какой части политического спектра. Таков гуманитарный вклад США в дело развития демократии во всем мире, и особенно в Европе и международных организациях.

Йозеф Блаттер ушел в отставку, победив. На пороге 80-летия он сам прекратил свою карьеру. Но прекратить футбол вряд ли получится даже у самой влиятельной страны мира, которая к тому же его не очень любит. И влияние которой сжимается в том числе и благодаря таким операциям, как провалившаяся операция против ФИФА.

И относится это в равной степени и к футболу, и к другим проявлениям ожесточенного мирового первенства, которое разные команды с разными бюджетами ведут на разных полях и по разным правилам. В нашей книге и будут рассмотрены эти аспекты глобального соревнования.

Текущую ситуацию принято рассматривать как кризис существующего миропорядка. Этот кризис втягивает в себя и ООН, которая пока выступает в качестве основного механизма существования этого миропорядка.

Кризис усугубляется еще и тем, что в культурно-историческом опыте европейской цивилизации нет других способов преодоления глобальных кризисов и разрешения накопившихся проблем и противоречий, кроме военного. К сожалению, глобальная политическая рефлексия европейца следует за войной, а не предотвращает ее.

Все исторические реально действовавшие международные системы безопасности и системы реализации международного права являлись результатами масштабных (мировых) войн и одновременно делали невозможными такие войны как минимум на временном отрезке в 50 лет. Такова была система «Европейского концерта», возникшая после наполеоновских войн, когда на Венском конгрессе 1815 года была учреждена система международного права, которая несколько десятилетий уберегала Европу от больших войн. Например, Крымская война (1853–1856), развязанная Британией и Францией против России, разрушила принципы «Европейского концерта» и ввергла Европу в череду войн конца XIX начала ХХ веков.

После этих войн мировая система безопасности и международного права опиралась на постоянных членов СБ ООН (с их правом вето), которыми являются Британия, США, Россия (СССР) и Китай, а также включенная в состав держав-победителей по настоянию США и Британии – Франция.

Во время Ялтинской конференции в феврале 1945 года участники большой тройки Сталин, Рузвельт и Черчилль, проектируя послевоенное мироустройство, были едины в том, что оно должно принести мир на европейский континент как минимум на 50 лет. Недопущение новой большой войны – один из двух важнейших принципов, на которых строилась ООН. Кстати, напомним, что 50 лет Ялтинской конференции и послевоенному миропорядку исполнилось в 1995 году. До бомбежек Югославии и ее расчленения в обход вето СБ ООН оставалось всего несколько лет.

Вторым важнейшим принципом, который лег в основание проектируемого послевоенного миропорядка, было обеспечение невозможности мирового господства (гегемонии) со стороны одной из трех мировых послевоенных держав. Это прямо обсуждалось в ходе Ялтинской конференции и все три лидера были едины в том, что новый миропорядок должен содержать в себе механизмы, предотвращающие попытки установления мирового господства со стороны кого бы то ни было.

В последнее время мы наблюдаем участившиеся попытки «реформировать ООН». Например, ограничить применение права вето, или вообще отменить оное, или лишить этого права Россию. Различные западные политики и аналитики то и дело заявляют о том, что ООН недееспособна, что она не отражает существующего положения дел и не в состоянии решать возникающие проблемы. На первый взгляд все это весьма правдоподобно, но все же хотелось бы разобраться, что конкретно имеется в виду и какому именно положению дел не соответствует система ООН.

До 1991 года, т. е. до распада СССР, система ООН точно отражала двуполярный мировой порядок. Роль СБ ООН, право вето у постоянных его членов были зафиксированы по результатам войны и являлись продуктом жестких и тяжелых переговоров. Право вето зафиксировано в уставе ООН как единственный механизм, гарантирующий от узурпации кем-либо всю современную систему международного права.

США восприняли окончание холодной войны как свою победу в ней, а крушение СССР – как устранение препятствий на пути к американскому (англосаксонскому) мировому господству. В 1998 году, когда войска НАТО во главе с США бомбили Белград и окончательно расчленяли Югославию, единственное, что смогла сделать ослабленная Россия – бросок десантников на Приштину и разворот самолета Примакова над Атлантикой. США и НАТО действовали в Югославии без санкции СБ ООН, создав прецедент собственной исключительности и собственного превосходства над системой международного права.

Воспроизведение прецедента произошло в Ираке, где США свергали С. Хуссейна не только без санкций СБ ООН и открыто обманув мировое сообщество в отношении наличия химического оружия в Ираке, но и вопреки публичному политическому несогласию с военной операцией со стороны Парижа, Берлина и Москвы. После падения СССР сложилась так называемая однополярная система, а точнее, система с единственным мировым управляющим – США. Право вето у постоянных членов СБ ООН – это единственное, что сегодня противостоит международно-правовой легитимизации и легализации силового американского произвола.

Когда западные политики говорят, что ООН устарела, они стыдливо забывают указать, что именно стоит за этой фразой. ООН устарела, поскольку противостоит как конструкция международного права однополярной мировой системе. До тех пор пока существует нынешний СБ ООН и право вето в нем, американские действия в Югославии или Ираке не будут легитимными и законными, сколько бы они ни тужились это декларировать.

Целью реформ ООН, которые устроили бы США и которые исподволь навязывают США и их вассалы, является ее превращение в механизм легитимизации своего мирового господства. Именно для этого так активно обсуждается отмена права вето или его ограничение. В идеале, американцам нужна такая ООН, которая станет инструментом их гегемонии, а не механизмом, осложняющим ее, как это есть сейчас. Нам следует понимать, что «вопли» о том, что ООН устарела и не справляется, относятся не к тому, что рухнула биполярная система, механизмом международного права в которой и была ООН, а к тому, что ООН не соответствует «новому американскому порядку» – однополярному. ООН «мешает» ему.

Вместе с тем ООН как детище биполярного мира гораздо ближе к миру многополярному, так сказать, «новейшему мировому порядку», о строительстве которого заявляют Россия и Китай, чем к претензии США на мировое господство. Совместно с Китаем мы не против расширения числа постоянных членов СБ ООН с правом вето, например, в лице Индии и Бразилии, но это категорически не устраивает США, поскольку это укрепляет антигегемонистскую функцию СБ ООН, а не ослабляет ее.

Россия могла бы пойти на реформы ООН, которые будут закреплять, конституировать и легитимизировать многополярный мировой порядок, но никак не может пойти на реформы, которые будут делать это в отношении однополярного мира американской гегемонии.

Такова наша политическая цель. За нее мы и будем бороться. В любом случае, какие бы реформы ООН ни рассматривались, принципиально важным является неукоснительное следование двум принципам, заложенным в фундамент нынешнего миропорядка и мирового права его отцами-основателями – Сталиным, Черчиллем и Рузвельтом: система должна не допускать новой большой войны и быть надежной гарантией против любых проектов мирового господства.

Пока США считают себя носителем сверхвласти, они будут идти к своей цели, предполагающей уничтожение не только России, но и Европы, и Китая.

Мы возлагаем на якобы грядущий «многополярный мир» поистине идеалистические надежды. Якобы глобальный однополярный мир остался в прошлом. США уходят – мы сколотим «свою команду» (БРИКС, ШОС и т. д.), гармонизируем интересы в ее рамках и будем «влиять» глобально, определять «правила игры» регионально – и тем самым получим свою долю глобального распределения благ мировой экономики.

Есть несколько вопросов к этим оптимистическим ожиданиям.

Если меняется не что-то, а структура мира, все его послевоенное устройство, то на чем основаны надежды, что эта перемена возможна и тем более должна пройти без мировой же войны? Иначе – как без нее обойтись?

Что вообще мы имеем в виду под «многополярным» миром? Что такое сегодняшний, еще пока однополярный мир? Чем грозит его разрушение? Два (или сколько? три, четыре, пять) полюса должны будут делать то же самое, что сегодняшний один, то есть США? В чем тогда смысл перехода? А если качественно другое, тогда, может быть, дело не в «полярности», не в ее «множественности», а в самой этой новой деятельности? Но тогда надо говорить о ее содержании, а не о форме.

Мы уже жили в рамках биполярного мира. Был лагерь США и лагерь СССР. Механизмы всех мировых процессов обеспечивались их противостоянием. Новые «полюсы», которых мы ждем, означают то же самое? Может, мы безосновательно надеемся на некую «гармонию» центров «влияния», которые в то же время не могут не быть и центрами силы? Мы будем ядром такого центра или сателлитом?

Однополярный мир, управляемый США, несет нам гибель, представляя ее как безопасность, благо и желательное состояние. Дело не в сдерживании США. Это невозможно, они будут двигаться вперед, пока не остановятся сами.

Так что именно сам этот мир должен быть реорганизован, и мы в силах сделать это. Это политика нашего выживания. Но вот каковы при этом должны быть цели реорганизации: возможные, необходимые и достаточные? Общая риторика стремления к «многополярному миру» (или его «естественного наступления») не отвечает на эти вопросы.

В. И. Ленин был не прав. Империализм не стал высшей стадией развития капитализма. Точнее, он стал ею лишь на определенном историческом этапе, он стал венцом XIX века. Империи были еще государствами – при всем кризисе государства, проявившемся в буржуазных революциях и вызванном наукой и промышленным подъемом. Империи включали в свой государственный состав территории, на которые стремились распространить свою власть (отсюда термин «колонии» – то, что будет заселяться), несли за происходящее там фактическую политическую ответственность. Мир был разделен между империями. Баланс между ними означал ограниченность войны, что и являлось собственно международным правом, в чем и состоял так называемый «европейский концерт».

В ХХ веке весь этот порядок рухнул. Две мировые войны, собственно, были одной войной в двух отделениях с антрактом. Детонатором послужила Германия. Если вначале она добивалась лишь права на свою империю, то во второй раз немцы решили стать и хозяевами Европы в целом, что им реально удалось.

Однако Германия опоздала. Немцы все-таки мыслили еще по-ленински, считая империю, рейх высшей формой государства и цивилизации. Они не поняли, что сформировалась новая реальность, в которой государство как основной институт цивилизации перешло от внутренней и скрытой стадии своего кризиса – буржуазной революции (буржуазия захватывает власть, но не берет на себя политической ответственности государства) – к открытой и внешней стадии. Появилась внешняя власть над самыми сильными государствами мира – сверхвласть.

Сверхвласть принципиально не имеет государственной природы. Это не просто внешнее политическое влияние, это использование всех факторов нестабильности государств, включая внутренние: классов, политических партий, идеологий, светских религий, этнического сознания, терроризма. Термин и социологический анализ этого явления в русской школе мысли принадлежат Александру Зиновьеву как первому русскому постмарксисту.

Германия опоздала к миру сверхвласти. Нацизм был подражанием реальной исторической практике колониального расизма Британии. Но немцы перепутали причины и следствия: сверхвластное, непреодолимое, в том числе и техническое превосходство является основанием для объявления «превосходства» генетического и культурного, а вовсе не наоборот. Расизм – это всего лишь идеология, а не тайное знание о власти. Ненависть к евреям – не более чем политтехнология для ускоренной военно-политической мобилизации. Никакого исторически устойчивого эффекта солидарности она не дает. Ничего не даст в этом плане украинскому квазигосударству и искусственно созданная ненависть к русским.

Более того. Немецкий «дранг нах остен» оказался управляемым орудием в руках Британии, направленным против русских. Потом она еще и победно повоевала с уже ослабленным и почти уничтоженным собственным инструментом, заметая следы собственной политики. Бенефициантом и наследником этой политики стали США. Они стали хозяевами Европы вместо Германии, а модель войны с собственным инструментом прочно вошла в арсенал американского подхода.

Очевидно, что украинские товарищи этого не понимают, как не понимал Саддам Хуссейн, Усама бен Ладен и множество других персонажей, о которых на начальном этапе американский покровитель всегда говорил: «Он сукин сын, но ведь наш сукин сын».

Разумеется, все это делается «ради мира». Карл Шмитт предвидел, что «война за мир» (а не за конкретные цели воюющих сторон) будет самой жестокой, бесчеловечной и аморальной из когда-либо имевших место в истории. Однако в 1945-м сверхвласть была представлена двумя субъектами – не только США, но и СССР. Мир был поделен между двумя полюсами, которые, однако, уже не были империями. Империя останавливается на своей границе, она воюет для установления этой границы. А вот сверхвласть там только начинается. Она не собирается ничего завоевывать, ничего создавать.

Холодная война технически возникла как военное противостояние в условиях ядерного сдерживания (гарантированного многократного взаимного уничтожения) и превратилась в поиски других возможных способов противостояния, от локальных конфликтов и скрытого применения силы до массированного агентурного вторжения во внутренние дела с применением как традиционной, так и новой, классово-озабоченной агентуры.

Сверхвласть придала холодной войне свою сущность. Холодная война никогда не прекращалась, так как оба ее фактора – ядерное сдерживание и принадлежность сверхвласти – сохранились. В ней никто не выиграл и не проиграл. Последнее означало бы полное уничтожение, исчезновение противника. Ради этого ведется холодная война в ее специфическом назначении. Мы же пока не исчезли.

Разумеется, устранение государств не ведет к миру. Именно восхождение сверхвласти и умаление государств привели к мировым войнам. Сверхвласть политически безответственна. Создаваемый ею глобальный «порядок» есть тотальный хаос. Главная ее проблема – необходимость сохранять собственное государство-носитель, что сложно, и это «собственное» государство сверхвласть рассматривает как средство, эксплуатирует и переэксплуатирует.

Такова природа кризиса долговой экономики США. Показательные уничтожения таких исторических государств, как Югославия, Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия, Египет, Украина, должны нагнать страху на Европу и на Россию, но собственных проблем это не снимает. Разумеется, народы этих стран «заслужили» хаос, смерть и кровь, потому что «не доросли до демократии». Это лишь формула идеологии сверхвласти – расизма, это лишь объяснение и индульгенция, а не само основание сверхвласти.

Мы от сверхвласти отказались сами – ради сохранения государства-носителя, то есть собственно России, Родины и Отчизны. Россия была переэксплуатирована сверхвластью СССР. Думаю, нет нужды доказывать, что именно историческая Россия была ядром этого сверхвластного образования, без нее никакого СССР просто бы не было как политического проекта. Но это значит, что мы встали на путь исторической реабилитации государства в мире после сверхвласти. Мы должны воспроизвести и развить европейское государство совсем в другом смысле, нежели нам предлагают идеологи его деградации, преодолеть его затяжной кризис, совпадающий с Новым временем.

Мы должны способствовать падению сверхвласти США, возвращению их к статусу государства, ответственного в пределах своих границ (которые при этом могут и измениться – как и наши). Мы должны учитывать при этом, что субъект умирающей сверхвласти смертельно опасен и не может считаться стороной каких-либо договоренностей по самой своей природе – он в принципе считает существующим только самого себя. Пока США остаются носителем сверхвласти, они будут идти к своей цели, предполагающей уничтожение не только России, но впоследствии и Европы, и Китая, не говоря уже об арабском мире, невзирая ни на какие ограничения. Наши увещевания в адрес США для них никакого значения не имеют.

Мы должны заняться возрождением международного права на принципах явного описания и явного запрета сверхвласти, признания государств основной формой самоорганизации человеческих сообществ, обеспечивающих максимально возможную и действительную защиту каждому конкретному человеку, признания исторической природы конкретных государств на правовом уровне вместо правового доминирования любых «стандартов» и всеобщих норм как средств сверхвласти. Должен быть создан новый международный «концерт», но только не европейский, а гораздо более широкий.

Есть ли у нас шансы на все это, или сверхвласть на то и сверхвласть, чтобы ей покоряться? Последнее – выбор народов, исторически не имеющих своей философии, действительной (а не выдуманной идеологами) политической истории, государственного мышления (которое характерно не только для верхушки, но и для народа в целом). Это не про нас. Наша сила – в наших отличиях, а не в том, чтобы подогнать себя под «стандарты» сверхвласти. Наши отличия – это не морфология «русских», не мифический «характер», а исторически фиксированный способ воспроизводства и развития. Главное в нем – способность перенести кризис, выжить, измениться. Эти многообразные программы самоопределения у нас есть. И их существенно меньше у США. Достаточно сравнить пережитое нами и ими.

Мы решили нашу проблему XX века – перешли к фактической конституционной выборной монархии от самодержавия. Именно с этой темы государственного строительства начиналось для нас прошлое столетие. Россия все время менялась – и иначе, и дольше, и чаще, и радикальнее, чем США. Мы не должны впадать в главную естественно-научную ошибку обществоведения: рассматривать общественные системы без времени, без эволюции, как те, которые всегда были и всегда будут. Мы должны думать о том, как все изменится, как меняется каждый день.

Идеология коммунистическая, неолиберальная или псевдодемократическая – всегда уводит от реального момента времени. Необязательно в далекое будущее, но обязательно за пределы реальности.

Советологический ресурс США закончился. Американские кремленологи не понимают Кремль, американские советологи – русское население.

Русские – не славяне. Русские – не этнос. Русские – это историческая политическая мультиэтническая общность, как швейцарцы, только намного больше. Славянское понимание русского – путь в исторический регресс, добровольное превращение в реликт. Возможно, украинцы хотят остаться славянами, но это лишь приведет их в хаос и рабство. Так что нет смысла напирать на братство, на общность крови и даже культуры. Каину и Авелю все это не помогло. Надо помочь им разобраться в политических вопросах.

Мы не против демократии как формы правления, мы против псевдодемократии как средства разрушения государства.

Все это новый мир. Он опасен, некомфортен, но зато реален и перспективен.